Как убить Арсения?

      Повалили крупные снежные шары, устилающие всё земное перед настроенными на яркий праздник глазами. Город пел каждым переулком, в котором около витрин бутиков светилась разноцветными огнями стройные, однако толстые из-за лап, ели, гудели троллейбусы и мигали мягко-теплые внутри маршрутные автобусы, в которых на окнах висела блестящая мишура и дрожали мерцающие гирлянды. Шастун безукоризненно переставлял огромные ступы, а Арсений кое-как поспевал за его размашистыми шагами и грел покрасневшее лико собственным горячим паром. —Антон, постой! Не так быстро, — просил Попов помедлить буйного охотника, однако тот не спешил замедлять темп.       Цветовод упрямо цокнул, остановился и подхватил снег с забора, ограждающего проезжую часть от тротуара. Он примял бока белого тела и швырнул его прямо в спину молодого человека, отчего Антон, приняв снежок лопатками, остановился и легонько сгорбился, стеснив ладони в карманах грифельного пальто. Шастун скрипнул носком берцев, повернулся к гогочущему продавцу цветастых медуниц и, скривил гримасу презрения, побрёл дальше. Арсений, ощущая тоску, осевшую в рёбрах, поплёлся за ним и спустил голубые радужки очей к серому истоптанному обувью низу Питера, однако после того, как в его шатеновых прядях запутался брошенный снайпером безобразный комок из слипшихся снежинок, оступился и глянул на поджигающего сигару тонкой струёй пламени зажигалки Антона, невинно и радостно улыбающегося, как детсадовский ребёнок. —Опять промахнулся, — заметил он и выпустил с губ густой туман, который завился кудрей и испарился подле яркой вывески магазина кондитерских изделий, окружённой искусственными ветками древа хвойной породы, керамическими новогодними шарами с блёстками и оловянными подделками. — Зайдём? —Давай, — согласился Попов, обступая охотника, протянувшего громоздкую лапу к его причёске. Он заерошил тёмные локоны, скидывая в разные стороны снег, отчего хозяин магазина «Питерские стебельки» зажмурился. — Антон! Можно и по…ах, — дрогнул он и почувствовал надеваемую Шастуном раму оправы родных очков на переносице. —Не благодари, — отмахнулся молодой человек и откинул к урне волнующийся дымкой окурок. — Попов, всё нормально? Ты чего раскраснелся? Замёрз… —Не обращай внимания! — суетился Арсений, придерживая дверь и пропуская вперёд снайпера, устремившего подозрительный взор отмерцающих своё оливковых глаз и спущенных волосков бровей. —Хорошо, — оставил он позади себя и, игнорируя выдох цветовода, закрыл ладонью лицо от скоропостижно встретившего его жёлтого света вперемешку с изумрудом. — Блядь, как ярко… —Добрый вечер! — вываливаясь из-за спины, отчеканил звонко Попов, вдыхая грудью медовый аромат корицы и имбирных пряников. —Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — мило ответила девушка, широко улыбнувшись и спрятав за ушко светлый длинный локон, который выпал из-под алого колпака. — С наступающим Вас Новым годом! Чего изволите? —И тебя, дорогая Оксана, с наступающим! — проговорил Попов и шагнул к застеклённым стеллажам, на миниатюрных полочках которых располагались только что испечённые шоколадные фигуры, изображающие животных, слоённые и многоэтажные торты, горы мармелада и конфет. — Пожалуй, я хотел бы торт с глазурью из солёной карамели и арахисом. А ещё можно, пожалуйста, медовичков и стаканчики с белковым кремом. Антон, тебе что-нибудь нужно? Может, кислинок? — задал вопрос продавец колосьев дизайнерской пшеницы блеклых тонов, не отрывая по-ребячески восторженных глаз от сахара. —Да кто вообще любит эти ужасные кислинки? — кукожился Антон, прикусывая конец языка и смыкая веки, снизу которых стелились еле видимые морщинки. — Давай уж лучше сахарную трость или шоколадку какую… — отозвался он и посмотрел на празднично украшенное окно, задёргав ногой.       Арсений подозвал поближе к себе девушку-кондитера и перечислил желаемые сладости: имбирные печенья в виде зелёных елей, покрытых кремом из мягкой карамели, новогоднюю трость и шоколадный кекс. Оксана кивнула и попросила подождать молодых людей, предложив им заполнить открытку с пожеланиями на предстоящий год. Пока она шелестела бумажным пакетом, складывала кондитерские изделия и выбирала цвет атласной ленты, Антон и Арсений делили ручку и плотный маленький листочек:

«Желаю счастья людям, Любви, добра и мира, Чтоб исчезли беды, Чтоб мягче были зимы. Желаю, чтоб не сдохли От сигарет и дыма, Чтоб души не страдали И не были ранимы»

—Что? — вопросил Шастун на удивлённый взор Попова, — у кого, что болит. Понял? Курить хочу… —Обойдёшься, — заботливо заметил цветовод и передал деньги в праздничном конверте Оксане, поблагодарив за угощение. —Как только выйдите из «Сахарного берега», то откройте пакет, хорошо? У нас для близких людей действует акция – купи товар на двоих и полу небольшой сюрприз, — засмеялась продавец лакомок и муравейников, конечно же, без муравьёв. — С наступающим Новым годом! —И тебя с наступающим Новым годом! Серёже передам «привет», — подмигнул он и вышел на яркую улицу, где, присев на извилистый забор и порычав на тыкающих пальцем на него ребятишек, пыхтел дымом снайпер.       Попов вскрыл тяжеловатую упаковку. Первым делом мужчина достал красно-белую блестящую трость, которой благополучно, содрав с губ сигару, заткнул ротовую полость снайпера, а затем – аккуратно, защемив палочки, вызволил бенгальские огни. —Так вот, что это за сюрприз. У меня такое странное чувство дежавю сейчас возникло, — признался Арсений, плотно примкнув очки к переносице и осмотревшись по сторонам Санкт-Петербурга. — Зажжём? Ну, или, может, дальше пойдём? Знаешь, я так хочу кота какого-нибудь погладить…       Антон прокусил отвердевший сахар, топя его на языке, пожал плечами и оскалился в ухмылке. Охотник подступил к продавцу цветиков-семицветиков и промурлыкал ему на мочку красного уха: «Меня можешь погладить», отчего Арсений вновь вспыхнул, как уголёк, потревоженный бруском дерева. Однако Шастун быстро перехватил огни и рванул по направлению к студии. Попов побежал за ним, улавливая выпадающий из горла ничем не сдерживаемый хохот, от которого дрожали губы и теплело где-то груди, откликающийся лёгкой ноющей и беспечной радостью. Они миновали озабоченных прохожих с переполненными пакетами, счастливых и весёлых, пока охотник впопыхах не остановился, чтобы подобрать на руки знакомого читателю уличного кота. —Вот засранец, — любезничал он с Люком, который обнюхал шастуновские уста, лизнул их шершавым язычком и прижался к плечу, поджимая рваные и острые ушки. —Откуда он? — переводя сбитое к чёртовому шиповнику дыхание, поражался разгорячившийся бегом цветовод, разбирая вдали вышедшего покурить архитектора, спину которого нежно накрывал своей одеждой скульптор. —По-видимому, из студии сбежал. Пойдём скорее, нас уже заждались, — поймав мерзлотную кисть руки Арсения и спрятав её в кармане пальто, проговорил Антон, ведя мужчину за собой и крича: «Эй, там, возлюбленные голуби, с наступающим Новым годом!». —Явились, не запылились! — ответно воскликнул мельком опьянённый и шмыгающий носом Позов и протянул Шастуну полуосыпавшийся умирающий ствол никотина. — Мы думали, уже не придёте. —Да конечно! И пропустим всё самое интересное? — отвечал снайпер, давя на холодные пальцы цветовода и одаривая жаром собственных фаланг. —Арс, что как оно? Вижу, что у вас, наконец-то, всё уладилось, — произнёс Матвиенко и глянул на соединенные конечности мужчин.       Зарумянившийся Попов ловко выскользнул из пространства громадной и тягостной вещи и признался, что просто замёрз, а “Антоша” решил исправить проблему. —Я так и понял, — поддерживая кряхтящего Дмитрия за бок, ответил скульптор и пригласил гостей в помещение.       Продавец ласковых эустом пропустил товарищей вперёд, а сам задержался, чтобы затоптать в сугроб дымящийся бычок да откинуть голову на ночную гладь неба, которое кисть обрызгала газовыми телами, скрепленными невидимыми линиями, завораживающими и западающими за душу. Он видел уже такую картину, тогда, на выпускном вечере, где, перепутав мизинцы рук с Русланом, поклялся в верности предпринимательскому делу. Хорошее воспоминание. —Извините, Вы – Арсений Попов? — поинтересовался крупный мужчина с рыжей бородкой, держащий букет золотых мимоз. —Да, я. Что такое? — включил тревогу хозяин «Питерских стебельков», вглядываясь в знакомое цветковое ассорти. —Это Вам, — передал он растения в растерянные ладони и удалился, затаившись в бархатном и густом снегопаде. —«Жёлтые мимозы?», — встал в ступор Попов, разливая по сознанию первую всплывшую печаль, а после того, как услышал антоновское: «О-о, тебе пришли заказанные Ирой цветы. Она сказала, что жёлтый цвет обозначает радость и солнечное тепло, которого так не хватает в наши дни. Надеюсь, что ты простишь меня за твоих, ну, золотых рыбок», окончательно смутился. —Ха-ха, хах, — всматриваясь в содрогающиеся от дуновения снежного ветра головки, выдавил Арсений и обратился к вольготной физиономии охотника, — Антош, я же сказал тебе, что простил. А цветы и вправду чудесны, — проговорил цветовод, понимая, что пассия Шастуна прекрасно позаботилась о том, чтобы её возлюбленный не подцепил к своему сердцу новую любовь, ещё и преподнесла ярый на то намёк. — Спасибо Вам! —Угу. Пойдём, — искренне улыбался Антон, от которого веяло самым настоящим чудом.       Арсений потерял дар речи, когда ступил на территорию студии Сергея: всюду танцы фонариков гирлянд, создающих приятную очам полутьму и освещающих и высокий потолок, с которого свисали большие звёзды из фольги, мраморные скульптуры, окрашенные нежным золотом и перетянутые шерстящей мишурой, разбавляли уютом помещение и обступали со всех сторон пылающую искусственную толстую ель, держащей на своих ветвях стеклянных ангелов с нимбами, солдат на лошадях, шары и светодиодные свечки. У древа стоял четырёхногий широкий стол с угощениями, а подле – ранее пылившийся диван. Попов шёл за охотником и наполнялся чувством восхищения. Когда они дошли до мебели, то раздался визг детей, женский медовый гогот, басовые мужские голоса и борзое мяуканье. «Откуда у нас здесь дети?» – возник вопрос в голове продавца «Питерских стебельков». Ребятишки Воли вылетели из кухонной комнаты и закружились по творческой коморке, ничуть не стыдясь молодых людей. Они лишь поздоровались с ними и громко захлопали в ладошки, Попов отдал им пакет с печеньем и кексом. —А я? А мне?.. — провыл он, смотря на то, как младшие Воли уплетают за обе щёки кондитерскую стряпню. —Вот прохвосты! Шустрые какие. Уже сладкое едят, — пригрозил указательным перстом малым учитель русского языка и литературы, переступая порог в центральную часть новогоднего помещения и встречая Антона и Арсения раскинутыми руками. —Точно "прохвосты”, — согласился снайпер и упал на мягкий диван, достав сенсорный телефон, завибрировавший от внезапного письма. —Антош, чего как маленький? — фыркнул Попов, оглядывая снайпера, окружённого усами да хвостами кошачьей живности. — С наступающим Новым годом! — уверенно и крепко пожимая руку вышедшему Павлу и аккуратно целуя пальцы его жены, отозвался цветовод. — Я удивлён, что вы здесь, однако в ту же минуту безумно рад. Юлька! — поймав налетевшую на него девушку в объятья, зазвенел он. — Будто сто лет не виделись. —Всего лишь сутки! И я скучала по тебе, — призналась она и растрепала локоны причёски Арсения в знак особого приветствия. —Ну, ну! Ручки свои утихомирь, — поправляя свалившуюся чёлку и слетевшую на конец носа раму стекла в оправе, серьёзно проговорил Попов. — Где Серёжа и Дима? —Дима греческий салат готовит, Серёжа бокалы протирает да со Станиславом разговаривает, — ответила девушка и поспешила к бутылкам с алкоголем. — Скоро уже закончат. —Сто пудов салат не из греков, — выдал шутку Воля, отчего Ляйсан засмеялась и поцеловала мужа в щеку.       Продавец глиняных горшков поблагодарил за информацию и улыбнулся на каламбур. Он столкнулся с Шеминовым у входа в кухонную идиллию, робко молвил «Здравствуйте» и побеспокоил тонко ощущающие этот мир души, одна из которых, та, что с густой бородой и армянской внешности, прижималась к коренастой спине другой, кашляющей и чихающей. Пока Позов сваливал с доски продукты салата в миску и шептал, мол, щекотно, Сергей тёрся о заднюю часть шеи и каждый раз желал ему здоровья. —Серё-ёжа, куда я могу букет поставить? — лукаво спросил Арсений, спугнув настрой возлюбленных, отошедших друг от друга и порозовевших, как лиловый закат над лазурным морем. —Арс, кхем-кхем, — откашлялся маковый скульптор и перенял хрупкие ветви с пунпушками, — иди в холл, я сам их в вазу поставлю. Однако постой. Почему жёлтые? Чей букет? —Девушка Антона подарила, — натянул улыбку на лице Попов и попятился, кивая и отмахиваясь изящной ладонью, исписанной синеватыми венами, на сергеевское: «Соболезную».       Праздник шёл в самом разгаре. Маленькая чёрная стрелка наручных часов замерла на без пятнадцати двенадцать. Дмитрий разливал в стаканы горячий глинтвейн на вине, малышам – шоколад, Сергей же принёс противень с курицей и картошкой, посыпанные запечёнными овощами. Блюдо помогла приготовить Ляся, так как Павел уверил скульптора, что нет на свете лучше человека, чем его жена, который мог бы создать из мяса аппетитную, тающую во рту плоть. Роберт с нетерпением ждал, когда уже, наконец-то, начнутся салюты и родители подарят коробки с игрушками и конфетами, а София внимательно рассматривала ёлочные украшения и прижималась к плечу отца. Воля поцеловал её в лоб, отчего девочка тихонько засмеялась. —Антон, покурим? — отвлекая Шастуна от забав с Люком, предложил Станислав и исказил лицо на кровоточащие кривые ссадины от пушистой, однако участками калеченой животины. — Ты, конечно, мазохист, — подытожил он, проходя мимо ели, лапы которой коснулись его тёмных волос, а у Антона и вовсе – оцарапали лоб тонкими изумрудными иголочками. — Ну, что планируешь делать дальше? —За границу поеду. Ближе к лазурному морю, переваливающемуся с синью небес, к жаркому песку и ракушкам, — рассказывал охотник, обегая уставшими очами переулок, в котором сквозь плотную стену падающих снежинок приметил кружашихся в вальсе двух молодых людей – мужчину, похожего очертаниями на Попова, роняющего листы с тёмными надписями, и студента, льнущего к губам кавалера и пережимающего металлом на пальцах красивые руки, перемазанные чернилами. Снайпер усердно протёр глаза, так как ему показалось, что это был именно он. — Мне определённо нужен отдых. Мы с Ириной уже забронировали билет…Илья и Журавль с нами. —Когда отчаливаете? —Через пару часов, — молвил Шастун и развеял табачную дымку. —Антон, Стас, возвращайтесь! Скоро часы двенадцать пробьют, — окрикнул мужчин голос Павла. —Надеюсь, что у вас всё получится. Будьте аккуратнее, хорошо? Пишите мне, и прости меня, — проговорил Шеминов, улыбнувшись, как отец, и взъерошил кудри взволнованного охотника. — Идём, идём!       Величественный бой курантов. Именная речь президента. Трёхкратное ура, сопровождающее взрыв бутылки шампанского, шипение градусной воды и дребезжание бокального стекла. Радостные возгласы Роберта и Софии, которые побежали что есть мочи открывать подарки под елью, разбрасывать блестящие обёртки и умиляться мягким игрушкам, поздравительные тосты и пожелания на бумажках, поджидающих своей печальной участи – быть сожженными и поглощенными, громко звучащая музыка из колонок, давящая на уши и заставляющая сердце биться в два раза быстрее. —Арсений, я хочу тебе кое-что сказать! Нам нужно выйти! — наклонив к себе не успевшего отпить шампанского цветовода, прокричал озабоченно Антон. —Что ты сказал?! Не слышу, — ответил он, заострив внимание на обеспокоенном взгляде молодого человека.       Снайпер нервно цокнул, отставил лебяжью посуду и грубо поволок Попова из студии, где Тополь уже лезла целовать Матвиенко, а тот, в свою очередь, отстранял её от себя и называл «нажравшейся головной болью». Мужчина скоропостижно облачил длинное телосложение в пальто, затянул натуго берцы и помог продавцу одеться, укутывая его тайком купленным шарфом из мягкой ткани. Оказавшись в ничуть не спокойном творческих хором пространстве, охотник поспешил щелкнуть и сверкнуть искрой зажигалки, поджечь тельца бенгальских огней и вручить одну полочку продавцу стручковой лаванды. Фонтан жёлтых, оранжевых, красных звёзд повалился и напугал снег, однако Арсений был околдован не им, а словами мужчины: «Арсений, я так и не смог…». Не расслышал он продолжения повествования, так как завизжал и хлопнул салют, рассыпавший по небесам десятками светящихся линий и шаров. Цветовод мог только читать по губам, насколько Антону тяжело осознавать ничтожность своего существования, потока мыслей о тех пострадавших, чьи жизни он безжалостно отнял, как ему трудно сейчас оставлять Диму, приютившего его, согревшего и сделавшего частью судьбы, и самого нежного, дающего надежду Арсения. —Я, сука, пиздец, как счастлив, что встретился с тобой, — улыбаясь и заполняя зелёные очи пеленой жидкой соли, прошептал он. Шастун прикоснулся к мягкой щеке продавца и поцеловал её, задевая устами родинку. — Спасибо за всё. Чёрт, мне нужно уже идти, — чувствуя, как дрожит телефон, проговорил Антон. — Под ёлкой лежит подарок Диме и письмо с объяснениями. Пожалуйста, позаботься о нём. Прощай и не пытайся что-либо вывернуть, Арсений. И знаешь, что, чёртов садовник с розами вместо мозгов, — признавался мужчина, подавливая желание ронять слёзы, — это ты убил меня. —Антон, — скатилось имя уходящего прочь убийцы, и Попов застыл в недоумении, вдыхая шастуновский аромат, идущий от шарфа, чувствуя полыхающий отпечаток поцелуя и накатывающуюся волной невыносимую скорбь. — С Новой жизнью, Антоша…