ID работы: 10917438

злой

Bangtan Boys (BTS), BlackPink (кроссовер)
Гет
NC-17
В процессе
2
автор
Размер:
планируется Миди, написано 36 страниц, 2 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2 Нравится 0 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1: такой же, как ты.

Настройки текста
Примечания:
      «В чем по-твоему сила? Преданность, уважение, самоотверженность, любовь — все это конечно же является верным, но не основным. Это всего лишь составляющие силы. А что лежит в основе? Терпение, упорство и самоотдача. Но и это не фундамент. Семья. Вот, что является твоим началом и концом. Ты действительно силён только тогда, когда за спиной у тебя стоит твоя семья. Запомни это и никогда не забывай. В этом мире, доверять можно только своей семье.»       Намджун слышал эти слова все своё детство, впрочем, как и каждый ребёнок в его родном городе. Ким Гон, его отец, говорил это всем детям, прививал им любовь к своим близким, учил прощать их за любые ошибки и оставаться сильными. Но не смотря на это, семья Кимов во всем Мокдже была не только самой богатой и влиятельной, но и самой загадочной и отнюдь не самой дружной.       В их доме не царила атмосфера любви и уважения, о которой с таким большим трепетом говорил Ким Гон. Члены четы Ким скорее просто относились друг к другу с безразличием. В этом доме никогда не говорили слова любви, скорее о том, как не быть посмешищем за его пределами.       «Мы не показываем свою боль на людях!»       «Мы не будем пускать сопли, а займёмся делами!»       «Мы сильные, черт возьми. Никто не должен усомниться в этом!»              Вот что любила говорить мать Намджуна. По крайней мере эти слова он помнит. Чхве Хису, помимо своей исключительной красоты, всегда отличалась наличием брони у себя. И никому ещё не удавалось пробить ее. Намджун не помнит, чтобы мама сюсюкалась с ними в детстве. Она вообще редко улыбалась, только в компании посторонних и, может быть, в их с отцом спальне, когда они оставались наедине.       О, совершенной глупостью будет сказать, что Хису была абсолютной бесчувственной стервой, которой ее считали дети. Намджун однажды разбил старую вазу, оставшуюся матери после смерти бабушки. Хису его тогда наказала, оставив без ужина и тихо заплакала, отвернувшись к осколкам. Ночью Намджун спустился вниз, чтобы попробовать выкрасть на кухне одну из булочек, что испекла накануне повариха и заметил нечто удивительное, пробегая мимо гостиной: в креслах у камина сидели его родители, лица их были отвернуты друг от друга и они оба что-то читали. Они и раньше сидели вот так в своих креслах в полной тишине, погружённые в дела, и никогда не разговаривали, но в ту ночь все было по-особенному. Тонкая, изящная рука матери лежала на столике, который стоял между креслами, накрытая грубой отцовской. Он большим пальцем поглаживал тыльную сторону ее ладони и размеренно дышал, читая свою газету.       В тот день Намджун многое для себя вынес. Первое — лучше не разбивать любимые мамины вазы, иначе рискуешь лечь спать на голодный желудок. Второе — даже если разбил и надеешься перехватить что-нибудь съедобное ночью, лучше подольше ждать, потому что родители поздно ложатся спать. А самое главное — Намджун тогда лёг спать с четким осознанием того, что мать с отцом могут любить, просто не показывают этого. И чтобы узнать ещё какой-нибудь их секрет, мальчик был готов разбить хоть десяток ваз.       Родители были консервативными людьми. Они воспитывали детей в строгости, приучали к порядку и всегда наказывали за его несоблюдение. Мать всегда говорила: «Вы – продолжение своего отца. Вы ни за что его не опозорите. Вы с гордостью будете носить его фамилию!». Намджун, с братом и сестрой воспитывались в режиме. Учеба, репетиторы, спорт, дом — все проходило строго в определенное время. Конечно, немало важным было быть первыми во всем, ведь их отцом был Ким Гон — успешный бизнесмен, прекрасный семьянин и вообще хороший человек.       Вспоминая своё детство и юнешечтво сейчас, Намджун конечно жалеет, но только об одном. Сейчас, зачитывая свой последний куплет перед сотней человек в клубе, в свете софитов и бющимися в голове битами, он жалеет, что не сбежал из дома куда раньше. Это надо было сделать ещё лет в пятнадцать, так бы он успел познать больше радостей свободной жизни.       Намджун выходит из клуба к пяти часам утра, на ходу надевает куртку и хмурится от того, как резко оказался в тишине. Он останавливается в переулке, чтобы вытащить из кармана пачку любимых сигарет и сделать пару затяжек, похлопывает по карманам, но ничего не находит и от этого ругается сквозь зубы.       — Завязывал бы ты уже с этим дерьмом, — выдыхает Чонгук, который шёл все это время сзади, и протягивает другу никотиновую пачку.       Намджун на это только усмехается, принимая презент из чоновых рук. Он молча затягивается и так же выдыхает едкий дым.       — Как там Дженни? — спрашивает Чонгук, опираясь о бетонную стену бёдрами и складывая руки на груди. Он знал об исключительной любви Намджуна к младшей сестре и о том, как он сейчас переживает.       — Перевели сегодня в палату из реанимации, — выдохнул Ким и опустил взгляд на свои кроссовки, — Понятия не имею, что там произошло. Джин, словно издевается, ничего толком не объясняет, — Намджун снова хмурится. Давно он так просто не произносил имени старшего брата.       Чонгук молча буравит лицо друга взглядом. Они знакомы уже семнадцать лет. Познакомились когда Чонгук убегал от отчима, что в очередной раз собирался избить его. Намджун помог ему спрятаться в какой-то сырой заброшке. Позже Чонгук узнал, что это было тайным местом Кима, в котором он тоже прятался от своих родителей.       Семнадцатилетняя дружба научила Чон Чонгука трём вещам. Первое: если Намджуна нет в городе, значит он в своём месте и лучше оставить его одного. Второе: если Намджун злится, надо просто выслушать его. И третье, последнее, но самое важное: тема семьи для Ким Намджуна является больной, поэтому разговаривать на неё стоит очень аккуратно.       — Тогда, — начал Чон тихо, — ты поедешь в Мокдже?       — Придётся, — пожал плечами Намджун, — Сомневаюсь, что мне там будут рады, но ещё больше не уверен в том, что буду в порядке, если не увижу сестру в здравии. — он бросает бычок на землю и притаптывает его ногой.       — Ну, — протягивает Чонгук, следуя за другом, который уже шёл в сторону своей машины, — когда выезжаем?       — Сейчас, — выдаёт Намджун, открывая дверь и садясь за руль. На бубнежь Чонгука он только тихо хихикает и заводит тачку.       В дороге Намджун думает лишь о том, как отреагирует его семья. Он вспоминает день, когда ушёл из дома, крики матери и суровый взгляд отца. Его слова навсегда отпечатались в голове. «Если выйдешь в эту дверь сейчас, больше никогда не вернёшься обратно». Намджун и не хотел возвращаться, даже сейчас, он отдал бы все, лишь бы не переходить порог того дома снова. Но как бы он не ненавидел своих родителей, к брату с сестрой относился с особым трепетом и любовью.       Он вспоминает, как несколько часов назад ему позвонил Джин и рассказал о том, что Дженни попала в реанимацию, но сейчас все хорошо и ее уже перевели в палату, однако состояние ее описывал как слабое. «Она хочет видеть тебя. В истерике об этом кричала, пришлось колоть успокоительное. Приезжай. Она будет ждать».       — Хочешь поменяемся? — нарушает тишину Чонгук, — Ты всю ночь в клубе отплясывал, надо выспаться.       — Все нормально, я не хочу спать, — отмахивается Намджун и сильнее концентрирует взгляд на дороге.       — Да мне поебать, — цедит Чонгук, — Хватит вести себя как сопливая девка и в недотрогу играть. Твоя задница там нужна в здравом рассудке, так что останавливайся у гребаной обочины и меняемся блять.       — Ты мог просто попросить во второй раз, я бы согласился, — бубнит обиженно Намджун, сворачивая к обочине.       — Будь ты симпатичной брюнеткой с третьим размером, я бы ещё попытался, но ты всего лишь огромный, бесячий и некрасивый Ким Намджун, — ответил Чонгук, после чего они все же поменялись местами и продолжили путь.

***

      — Если ты сейчас же не откроешь рот, я размажу тебя по стенке, — цедит сквозь зубы Хису, крепче сжимая пальцами ложку с супом.       — Я вернулась с того света, — бурчит Дженни, отворачиваясь к окну, — мне уже ничего не страшно. - Она судорожно выдыхает и дерёт заусенец на большом пальце. Хису только цокает, ставит на тумбу чашку с супом, и выходит из палаты, зло бросив дочери: «Божье наказанье».       За матерью в палату сразу входит Джин. Он озадаченно смотрит в спину женщины и проходит дальше, к кровати сестры.       — Какой бы невыносимой она не была, — начинает он, присаживаясь рядом, — тебе действительно надо поесть.       — Сколько раз я должна повторить? — выдыхает Дженни, — Я ни крошки в рот не возьму, пока не увижу его. Я должна увидеть Джуна.       — Он не придёт, — срывается Джин, хватая сестру за руку, заставляя повернутся в его сторону, — Пять лет носа сюда не совал, думаешь сейчас станет?       Последнее, чего хотел Джин, так это кричать на Дженни. Он души не чаял в сестре, но сейчас был раздражён, как никогда. Глаза ее были наполнены злостью и обидой. Разумом она понимала, что от Намджуна не следует ждать чего-то, ведь это Намджун — ее старший брат, а ещё ходячая упрямая куча дерьма. Однако сердце ее все равно ныло, желая увидеть парня.       — Он придёт, — чеканит Дженни, глядя брату в гадала.       — А если нет?       — Значит я сдохну от голода, — она снова отворачивается к окну и прикрывает глаза от резко появившейся головной боли.       — Ты невыносима иногда.       Она и не отрицала. Дженни всегда была «самой». Самая младшая, самая милая, самая красивая, самая добрая, хитрая и любимая. Родители, со всей своей бесчувственностью, именно к Дженни относились трепетнее всего. Ее реже ругали и наказывали, ей не приходилось самой брать добавку за ужином, ей всегда доставалось больше сладкого, чем братьям. В городе ее знал буквально каждый. Она была принцессой Мокдже. Ее так и называли. Дженни пользовалась всеобщим обожанием. Даже их отец имел у себя привычку заходить ночью к дочери, чтобы почитать ей. Он думал, что в доме об этом никому не известно, но Хису всегда просыпалась, когда муж возвращался от дочери и ложился в постель, а Дженни хвасталась своим с папой секретом перед братьями всякий раз, как они ругались.       Дженни помнит ту ночь. Ночь, когда Намджун ушёл, даже не обернувшись назад. Она тогда поздно вернулась домой, так как задержалась у подруги. Крики отца и брата были слышны даже за воротами. Она помнит, как забежала домой и увидела разъяренного Гона и Намджуна, который на ходу застегивал рюкзак. Хису стояла в стороне. Лицо ее не выражало никаких эмоций. Казалось, она спокойнее чем обычно. Позже Дженни подумала, что мать наверное просто не восприняла всерьёз своего сына. Как и всегда, впрочем. Когда Дженни поняла, что происходит, Намджун уже был за забором и садился в такси. Она помнит, как попыталась выбежать из дома за ним, как Джин держал ее и просил остановиться и как злобно глянул на неё отец. О, она никогда не забудет этот взгляд. Он не был зол на дочь, даже на Намджуна не злился. Он злился на себя. На то, что позволил трещине появится в его фундаменте.       Дженни не знала, что у них произошло. Ни следующим утром, ни через день, неделю, год. О Намджуне не говорили. Запрещено было говорить. Жизнь в их доме была такой же, как и до ухода брата. Отец работал, Джин помогал ему и учился, мама следила за домом, готовила вкусную еду и рисовала. Однако, в рутине Хису все же появился новый пунктик. За ужином, она мельком бросала взгляд на пустующее место, а когда все расходились, запиралась в комнате Намджуна и тихо плакала. Как-то раз Дженни случайно услышала ее, когда проходила мимо. Она тихонько постучалась в дверь, словно боялась спугнуть мать, благо, никого кроме них дома тогда не было. Когда Хису открыла дверь, ее лицо выражало спокойствие. Тогда Дженни сделала то, что делать приходилось крайне редко. Она обняла мать. Прижала ее к себе, аккуратно поглаживая по волосам и спине. С тех пор, у Дженни был общий секрет не только с отцом.       Конечно, она знала, что мама тоскует. На то она и мама. Другие же члены семьи вели себя иначе. Отец молчал о Намджуне, словно он никогда и не рождался. Он не мог простить его и себя за трещину. Что касается Джина. Джин был зол. Зол на брата за то, что от его бросил. Они были непросто братьями. Они были друзьями, родственными душами, близнецами, чьи сердца были по-особенному связанны. Они обожали друг друга, были друг другу опорой и поддержкой. Сейчас, вспоминая Намджуна, Джин лишь ругается. Дженни разделяет его чувства. Она тоже зла. Но скучает безумно. И сейчас, в больничной койке, вспоминает, как на своём выпускном, в толпе, заметила пару знакомых глаз, но проследить за ними так и не удалось.       — Я чуть не умерла, — тихо сказала Дженни, глядя на замысловатой формы облако. Джина от ее слов передернуло и он бросил на неё взгляд, — Знаешь, там очень светло и тихо. Есть о чем подумать. Я думала о маме Хису, Председателе, о тебе. Но все мои мысли возвращались к нему. Я думала об упущенных моментах, о том, как мы ругались с ним, о той ночи. О том, что хочу наконец простить его и обнять. — ее голос дрогнул, она повернулась к брату и заглянула в его глаза, — Я очень хочу его увидеть. — она отворачивается, как только чувствует присутствие слез на своих щеках.       Джин после ее слов опускает голову. Не знает, что сказать. Злится до скрежета зубов. Руки в кулаках сжимает и выдыхает шумно. Пытается сдержаться, понять сестру, утешить хочет. Не получается. Слишком сильно злится на брата. Приходит в себя, когда слышит:       — Ты все ещё страшненькая, когда плачешь.       Намджун стоял в дверях. Дженни судорожно выдохнула, увидев брата и прикрыла глаза на несколько секунд, чтобы его образ успел отпечатается. Она боялась, что все это лишь плод ее фантазии. Что сейчас он снова уйдёт, не обернувшись назад. Но открыв глаза, она все ещё видела его. За пять лет он почти не изменился. Его волосы, теперь светлые, отросли и были уложены наверх, стиль в одежде стал более спортивным. Дженни потянула к нему руки и Намджун в три шага добрался до сестры, присел рядом с ней и крепко обнял. Он был тёплым и родным. Когда Дженни оторвалась от брата, чтобы взглянуть в его глаза, она увидела в них все то же. Намджун смотрел на неё с той же любовью и трепетом, с которыми смотрел и пять лет назад.       — Это правда ты, — прошептала она и снова обняла его, — ты пришёл ко мне, — она крепко прижимала его к себе, словно боялась, что он растворится в воздухе.       — Разве я мог не прийти? — усмехнулся Намджун, погладив сестру по волосам и поцеловав в висок. Он искренне был счастлив. Счастлив, что может ее обнимать, что она дышит с ним одним воздухом, хоть и плачет. Намджун отмечает про себя, что она все ещё пахнет собой, пахнет их общим детством и запах этот чувствуется даже сквозь аромат лекарств, — Я тоже скучал.       — Тогда тебе стоило появиться раньше, чем через пять лет, не думаешь? — наконец подал голос Джин, решив нарушить идиллию брата и сёстры.       Ему тошно. Тошно смотреть на человека, который спустя столько времени вот так просто заявляется, и говорит, что скучал. Тошно от того, что сестра так просто принимает Намджуна. Даже от самого себя тошно. Потому что где-то глубоко внутри сам счастлив, что увидел родные глаза.       — Прекрати, — отвечает ему Дженни, выпуская Намджуна из объятий и хватая его за руку, — Твои колкости сейчас ни к месту.       — А по-моему очень даже, — он складывает руки на груди, — Он пять лет не появлялся, а сейчас строит из себя непонятно что, словно ничего и не было!       — Джин! — пытается остановить тираду брата Дженни, сильнее сжимая руку Намджуна.       — Блять, да он даже не в курсе, почему ты тут находишься, он даже не спросил меня, когда я позвонил!       — Ты сказал, что все в норме, — говорит Намджун и непонимающе сморит на Дженни, — Это не из-за болезни?       — Сокджин! — срывается на крик Дженни, не обращая внимания на вопрос.       — Что?! — так же повышает голос Джин, — Он даже не в курсе, что тебя давно уже прооперировали, Боже.       — Скажите уже, что произошло! — не выдерживает Намджун.       Дженни напряжённо смотрит на Джина, который подошёл к открытому окну, чтобы сделать пару глубоких вдохов. Раздражён. Очень. А когда Ким Сокджин раздражается, стоит ждать какого-нибудь дерьма. Он поворачивается, опирается о подоконник и складывает руки на груди. Смотрит сестре в глаза, как бы предупреждая.       — Джин, не вздумай, — предостерегает его Дженни.       — В неё стреляли, — отвечает Намджуну брат.       — Что?! — парень шокированный взгляд переводит на сестру, — Стреляли?       — На благотворительном вечере у нас дома, — тихо сказала она, — Я заметила, как кто-то целился в Председателя с улицы. Хотела оттолкнуть его и попала под пулю сама.       — Господи, — выдыхает Намджун. Он смотрит куда-то сквозь сестру, — Это снова происходит. Из-за него это снова…       — Я в порядке, — перебивает его Дженни, привлекая к себе, — Серьезно, я уже в норме, так что… — договорить ей не дает медсестра, которая просит всех покинуть палату, чтобы она могла сделать перевязку.       Выйдя в коридор, Намджун думает о том, чтобы спуститься к Чонгуку, который остался ждать его в машине. Но только он делает пару шагов, слышит брошенное в спину:       — Как тебе вообще? — Намджун оборачивается и смотрит непонимающе на Джина, — Как это: пять лет не давать о себе знать, а потом заявляться, как ни в чем не бывало?       — Хватит уже, — грубо обрывает его брат, — ты ничего не знаешь, поэтому хватит.       — Мне хватает одного знания, — Джин смотрит ему в глаза и усмехается, — ты бросил свою семью. Это не забывается ни через пять лет, ни через десять, ни даже после смерти. — он проходит мимо Намджуна, оставляя его одного со своими мыслями.       Джин был прав. Намджун действительно поступил слишком импульсивно пять лет назад. Однако причина его поступка все оправдывала и о ней никто не знал. Ни Джин, ни Дженни, ни даже Хису.       Намджун скучал. По капризной Дженни, по самовлюблённому Джину, даже по строгой матери. Он скучал, несомненно. Но вернись Намджун снова в ту ночь, он совершенно точно поступил бы так же — ушёл, не обернувшись.       Намджун решает, что Чонгук подождёт. Он хочет снова зайти к сестре, после ее перевязки, поэтому спиной прислоняется к стене и, опустив голову, разглядывает свои ботинки. Из омута собственных мыслей его выводит звук разбившегося об пол стекла. Он поворачивает голову и встречается взглядом с парой родных глаз. Обычно, в них он видел только уверенность и непоколебимость. Сейчас, спустя пять лет, вокруг этих глаз появилось больше мелких морщинок, и наполнены они теперь усталостью и тоской. Хису смотрела на него в упор, не отводя взгляда. Словно, отвлекись она от Намджуна, он бы растворился в воздухе, подобно миражу. Она медленно подходит к нему, с каждым шагом все больше боясь, что он лишь плод ее фантазии. Когда между ними было около двух шагов, Хису про себя отметила, что за пять лет Намджун стал ещё выше. Он был одет в чёрные джинсы и футболку, а поверх – чёрная кожаная куртка. Она не любила этот стиль, но ему он так шёл. Женщина снова взглянула сыну в глаза. Он смотрел на неё с уверенностью, смешанной со страхом. Подумать только, такой здоровый лоб все ещё побаивался собственную мать. Она потянулась ладонью к его лицу, и с осторожностью коснулась щеки. Он настоящий. Он живой, тёплый и приятный. Хису плачет. Впервые она плачет, не скрываясь ни от кого, глядя в лицо своему ребёнку. Она внезапно крепко его обнимает. Так, как никогда прежде. Намджун от этого сперва дергается слегка, затем кладёт на спину жинщины свои руки и отмечает, какая она все-таки маленькая в них. Он решается поцеловать ее в макушку и прижаться к ней щекой. Его мама вздрагивает из-за нахлынувших слез. Она на секунду отрывается от его груди, чтобы снова взглянуть в лицо, а потом обнимает с новой силой.       — Это правда ты, — говорит она на выдохе, — ты правда мой Намджун. — ее голос дрожит так же, как и она сама. — Ты пахнешь так же. Ты правда вернулся, Джун-и, — последние слова она говорит, подняв голову и заглядывая в его лицо, словно убеждая в этом самого Намджуна.       — Я вернулся, мама, — говорит он, и Хису снова прижимается к его груди.       — Я скучала. Я так по тебе скучала.       — Я тоже, — он говорит это очень тихо, сам сомневаясь в своих словах.

***

      Ким Гон был жестким человеком. Так о нем скажет каждый житель Мокдже. Он всегда отличался зашкаливающим чувством справедливости и долга. Это точно. Ким Гон всегда возвращал долги. И сейчас, сидя на скамейке в больничном дворике и в очередной раз затягиваясь, он думал о том, кому же он задолжал.       — Председатель.       Его вывел из мыслей паренёк, который подошёл двумя минутами ранее и молча наблюдал. Гон поднял на него взгляд. Он поклонился, приветствуя, и вручил большой бумажный конверт.       — Полиция закрыла дело за неимением улик, указывающих хоть на кого-нибудь, — проговорил он, — но я подключил пару знакомых, — он вздрогнул, когда увидел, как Гон сжимает документ, в котором говорилось о закрытии дела, — в ближайшее время мы точно получим что-нибудь. Они профессионалы, так что можете быть уверены, — Гон взглянул ему в глаза, — мы найдём ублюдка.       Мужчина улыбнулся акту несдержанности парня. То, что он находил уместным ругаться рядом с человеком вдвое старше него, и будучи одетым в костюм, казалось довольно забавным. Его зовут Ким Тэхен. Славный парнишка. Гон знал его ещё ребёнком. Он помнил каждый этап жизни Тэхена, считал его своим сыном. Сейчас этот ребёнок выглядел совсем взрослым.       — Разве подходит секретарю ругаться рядом со своим начальством? — с подельной строгостью спрашивает Гон.       — Но я ведь не простой секретарь, — усмехается Тэхен и присаживается рядом, — Как Дженни? — спрашивает он.       Гон делает глубокий вдох. Ему сложно говорить о дочери. Да что там говорить. Ему даже думать о ней тяжело. Его убивает сама мысль о том, что все могло бы быть ещё хуже, чем есть сейчас.       — Она пришла в себя, но все ещё слаба, — отвечает он, — Но находит в себе силы ругаться с матерью и братом, — Тэхен тихо смеётся, — Эта девчонка, даже лёжа в больничной койке, никого не оставляет в покое.       — Я так и не навестил ее. Из-за этих поисков голова кругом, — выдыхает Тэхен, рассматривая свои туфли.       — Ты молодец, парень, — говорит Гон и хлопает его по плечу, — Все смотрю на тебя и думаю о том, как быстро ты вырос. — Тэхен лишь робко улыбается и вздыхает.       — Просто Вы слишком постарели, аджосси, — выдаёт он резко, за что получает подзатыльник и тихое «паршивец». Тэхен на это лишь смеётся и встаёт, — Я должен пойти к Дженни, — поправляет пиджак, забирает папку из чужих рук и уже собирается прощаться с начальником.       — Пойдём вместе, — говорит Гон, поднимаясь со скамейки, — я тоже не заходил к ней сегодня.       По дороге они ведут непринужденную беседу. Разговаривают о делах компании, о недавнем инциденте и немного о погоде.       — Как поживает твоя мама? — спрашивает Гон, когда они уже подходят к центральному входу больницы.       — Операция прошла успешно, — отвечает Тэхен, — сейчас она восстанавливается.              — Я зайду к ней на днях, мы давно не виделись.       — Она будет рада Вам. - улыбка сползает с лица Тэхена, когда он замечает знакомую фигуру. Их взгляды встречаются, и за секунду в его голове проходит стоня мыслей и воспоминаний.       — Председатель, — здоровается Чонгук, сложившись пополам, когда Гон с Тэхеном подходят достаточно близко. Мужчина заметно напрягается. Он сжимает губы и спрашивает отчужденно:       — Какими судьбами тут? — Чонгук напряжен и удивлён не меньше.       — Я, — тянет он, на секунду бросая взгляд на Тэхена, который тут же смотрит в другую сторону, — Мы приехали проведать Дженни. — говорит он, ожидая реакции Гона на его «мы».       Ким Гон смотрит на него тем самым взглядом. Взглядом, от которого мурашки шли по всему телу. Помолчав несколько секунд, он говорит:       — Ты говоришь «мы», но я вижу лишь тебя одного здесь.       — Н-Намджун уже поднялся к ней, а я жду его, — выдаёт Чонгук, слегка подрагивая, то ли от страха, то от стыда.       — А ты почему не поднимаешься?       — Сомневаюсь, что она будет мне рада, — Чонгук снова смотрит на Тэхена, который в этот момент разглядывает свои туфли, — поэтому я решил дождаться Намджуна. Он расскажет мне все.       — Ясно, — коротко бросает Гон, — ну удачи. — он похлопывает Чонгука по плечу два раза и проходит мимо него ко входу в больницу. Тэхен идёт следом за мужчиной, но останавливается, когда его окликают:       — Секретарь Ким, — он оборачивается и снова видит перед собой подбежавшего Чонгука, — Хён, как ты поживал? — с трудом подобрав слова спрашивает парень, сунув руки в карманы куртки.       — Прекрасно. — резко отвечает Тэхен и разворачивается, намереваясь уйти.       — Хен, погоди, — Чонгук хватает его за плечо, пытаясь остановить, но тот дергает рукой, освобождаясь.       — Не прикасайся, — злобно шипит Ким, — Слушай, мне плевать зачем ты вернулся в Мокдже, но будь добр: так же тихо, как пять лет назад, свали и сейчас. Не создавай проблем и не показывайся мне на глаза. — он поправляет рукав пиджака, разоварачивается на пятках и стремительно направляется в больницу, пытаясь не думать о том, как с каждым его словом взгляд Чонгука становился все мрачнее.

***

      — Вот и всё, — говорит Хису, помещая цветы в вазу. Она поворачивается в сторону больничной койки, на которой лежит ее дочь: Намджун держит сестру за руку, пока ей ставят капельницу. Дженни шипит от дискомфорта, а брат гладит ее по руке, успокаивая.       Уголки губ Хису, впервые за долгое время, тянутся вверх. Вместо своих взрослых детей, она видит малышей. Она вспоминает, как однажды Дженни упала и разодрала колени. Хису обрабатывала ее ранки, ругая и обещая наказать. Дженни знала, что при маме лучше не плакать и держалась изо всех сил, а Намджун держал ее за руку и гладил по голове, чтобы успокоить.       — Я попрошу вас выйти, — говорит медсестра, — пациентке нужен отдых, она должна поспать.       — Конечно, — Намджун кладет руку сестры на кровать и двигается к выходу вслед за матерью, под обеспокоенный взгляд Дженни. Он легко ей улыбается и говорит, — Спи. Когда проснёшься – я буду рядом.       — Если соврёшь мне, — говорит медленно, а глаза ее слипаются, — я убью тебя.       — Хорошо, — кивает.       — Хорошо.       Намджун закрывает дверь палаты и шумно выдыхает. Он чувствует на спине взгляд Хису. Ему все еще некомфортно находиться с матерью наедине. Он помнит, как она смотрела на него в тот день. В тот последний день в их доме. Жестко. Словно пыталась напугать и заставить остаться. Она часто так делала. Намджун этот взгляд ненавидел всей душой, ведь именно ему было сложнее всего противостоять. Оборачивается и опирается спиной о стену. Вот они. Две пары черных глаз смотрят на него жестоко. Но теперь в них читается еще и непреодолимая тоска. Взглядом мать словно пыталась сказать: "Я скучаю по тебе!". Хису скучала. Скучала по сыну с той самой секунды, когда он перешел порог их дома в последний раз и до сегодняшнего момента. Все пять лет она думала об их встрече. Фантазировала, как обругает его, что ему скажет, как побьет его. Но вот сейчас, они стоят друг перед другом, и Хису словно дара речи лишилась. Она ждёт. Ждёт, когда он заговорит с ней. Но Намджун молчит. Даже не смотрит на нее. "Ну скажи же что-нибудь. Я так по тебе скучаю!".       — Ничего не спросишь? — обрывает тишину Намджун. Словно он прочитал мысли матери. Хису от этого дергается и взгляд ее на пару секунд теряет всю свою жесткость.       — Спрошу, — голос ее хриплый из-за долгого молчания, — хочу спросить, но не знаю что. — Намджун едва заметно усмехается, — Твои волосы. — она кивает на светло-русую копну на его голове, — Очень красиво получилось.       — Спасибо, — он рукой зачесывает челку назад, — но мой натуральный цвет смотрелся лучше, да?       — Не знаю, — сразу отвечает женщина, — не помню уже. Они молчат еще пару минут, затем Хису нарушает тишину:       — Мы с отцом очень скучали по тебе. — Намджун напрягается едва заметно, — Он не говорил об этом, но скучал, я знаю.       — На счёт отца, — Хису не даёт ему договорить, с предыханием говорит:       — Он должен был прийти сейчас. Ты же не уйдёшь? — она подходит к нему, берет за руки и смотрит с надеждой.       — Я...       — А зачем ему уходить? - его прерывает жесткий голос, что доносится со стороны.       В нескольких метрах от них стоит Ким Гон. Высокий, статный, в костюме. Мало что изменилось в нём, разве что морщин и седых волос на голове прибавилось. Смотрит на сына с той же строгостью и непоколебимостью. За спиной у него стоит Ким Тэхён - друг детства, которого Намджун встретить так скоро не ожидал. Внезапно становится тяжело дышать. Стены будто давят на Намджуна. Начинает чувствовать себя мальчишкой. Чувствует, как капля пота скатывается вниз по спине. Пытается взять себя в руки, встретившись с отцом глазами. Выпрямляется и ком в горле сглатывает.       — Дорогой, — Хису пытается разрядить сложившуюся обстановку.       — Почему стоите здесь? - смотрит то на жену, то на сына, сложив руки на спиной.       — Дженни спит, ей поставили капельницу. — отвечает Хису на выдохе.       — Ясно. — кивает ей, и снова смотрит на Намджуна, от чего у него внутри всё содрогается, — Ты уже ел?       — Ел. — отвечает сухо, смотрит прямо в глаза.       — Врешь же.       — Я уже поел. — говорит жестче и громче.       Гон смотрит на него так же, как и пять лет назад, из-за чего Намджун чувствует себя нашкодившим ребенком. Тем самым, который разбил когда-то мамину любимую вазу.       — Значит поешь ещё раз. — мужчина разворачивается, — Я голоден, пошли. — он идёт в сторону лифта, а Намджун с места не двигается, — Чего застыл? Я хочу есть, не заставляй меня ждать. — он бросает взгляд на Тэхёна, — Ты оставайся тут, я ещё вернусь. Намджун лишь на пару секунд пересекается взглядом с Тэхёном и тот ему кивает. Отец с сыном заходят в лифт. Намджуну жарко. Тяжело дышать в маленьком пространстве рядом с этим человеком.       — Как доехал? — спрашивает мужчина глядя прямо перед собой.       — Нормально, — коротко отвечает Намджун. Он тоже не смотрит на отца. Не хочет смотреть. Его напрягает, что с ним разговаривают так, словно ничего странного не происходит. Он от злости сжимает зубы и делает глубокий вдох.       — Погода сейчас хорошая, самое то для долгих поездок на машине.                     — Ты серьёзно решил поговорить со мной о погоде? — не выдерживает парень и бросает на отца раздраженный взгляд. Гон на сына смотрит строго, из-за чего Намджун тушуется немного. Черт, иногда этот человек выглядит действительно пугающе.       — Тебе не кажется, что для того, кто бросил семью на пять лет, ты слишком много возмущаешься? — теперь его голос звучит жёстко и он снова переводит взгляд куда-то вперед.       — Ты не оставил мне выбора, — отвечает Намджун, стиснув зубы, —Можно подумать я ушел просто так.       Они выходят из лифта на первом этаже и направляются к выходу. В паре метров от дверей Гон останавливается и Намджун вместе с ним. Мужчина через пару глубоких вдохов поворачивается к сыну и смотрит ему в глаза внимательно. Намджун взгляд не отводит. Ждёт, что же ему скажут на этот раз. Но вместо слов Намджун получает смачную оплеуху, что, в буквальном смысле, выбивает его из колеи.       — Ты так ничего и не понял, ребенок. — Гон складывает руки за спиной и наблюдает за тем, как парень выпрямляется. Намджун зол. Очень зол. Он думал, что больше не будет чувствовать этого. Надеялся, что больше не будет чувствовать себя мальчишкой ни перед кем, в особенности перед отцом. Хотя его он надеялся и не видеть больше никогда в своей жизни. Сейчас же Намджун действительно чувствует себя ребенком. У отца рука тяжелая. Удар остаётся пульсирующей болью в левом ухе. Он так же складывает руки за спиной и смотрит прямо в глаза Гону. Не поддастся. Он не сделал ничего плохого, поэтому не имеет смысла ему стыдливо опускать голову.       — Я всегда давал тебе право выбора. Даже в ту ночь. — Гон говорит это абсолютно спокойно, — Ты мог выбрать: либо защищать семью, в том числе и себя, — Намджун из-за всех сил сжимает зубы, потому что прошлое вспоминает внезапно, — либо уйти. И ты свой выбор сделал.       — Я сделал его не потому, что ты мне его предоставил, — смотрит Намджун злобно, едва сдерживается, — Я ушел тогда, пять лет назад, чтобы через десять лет не стать таким же, как ты. — ни один мускул на лице Гона от этого заявления не дергается. Они стоят посреди холла больницы и смотрят друг другу в глаза. Вокруг них напряжением веет невозможно. Казалось, они сейчас подерутся.       — Извините, — к ним подходит охранник, — Председатель, всё хорошо? — мужчина взгляд от сына отрывает и смотрит вокруг: персонал и пациенты от их стычки заметно напряглись. Он откашливается и возвращается внимание к Намджуну:       — Пошли отсюда, я всё еще голоден, — он идёт к дверям, а парень следует за ним.       — Езжай куда собирался, — говорит он, когда обгоняет отца уверенными шагами. Свежий осенний воздух заполняет легкие, когда они оказываются на улице. — у меня дела. Ни секунды не хочет ещё проводить рядом с этим человеком. Взглядом находит Чонгукову макушку и уже собираться направиться к ней, как его окликают:       — Постой-ка на минутку, — он разворачивается, а Гон подходит к нему со всё так же сложенными за спиной руками. — Мне вот что интересно, это каким же человеком ты так боишься стать?       — Правда так хочешь знать?       — Не хотел бы, не спрашивал.       — Не хочу отвечать, мне душно рядом с тобой. — почему-то вдруг захотелось по-детски себя вести.       — Ким Намджун! — Гон его веселье пресек. Непривычно спустя столько лет слышать своё имя от отца. Намджун вмиг становится серьёзным. Он прокашливается слегка и говорит:       — Ладно, раз ты так хочешь –пожалуйста. — Гон его колкость пропускает мимо ушей. Концентрирует внимание. — Моим самым большим страхом было стать таким же, как ты. Черствым, бесчувственном, мнимым из себя непонятно что человеком. Боялся стать человеком, запугивающим людей вокруг себя, чтобы получить власть и их уважение. — Гон напрягается заметно с каждым словом. Лицо его становится всё мрачнее и мрачнее. — Боялся стать лицемером, который всюду твердит о единстве, о важности семьи и любви, хотя сам лишний раз и взгляда на собственных детей не бросает. Вот каким человеком я всегда боялся стать. Чонгука сложившаяся обстановка не радует. Можно сказать даже пугает. Он слишком хорошо слышит весь разговор – от начала и до этого момента. Он подходит к злосчастной парочке и кладёт руку на намджуново плечо.       — Эй, хватит уже, — говорит тихо и жалобно, как никогда. Уйти хочет скорее.       — Всё хорошо, Гук-а, — Гон ему слегка уголком губ улыбается, — пусть продолжает. Не мешай ему излагать.       — Не указывай ему, что делать, это мой друг! — возмущается по-ребячески Намджун.       — Он был моим крестником еще в утробе матери! — парирует мужчина.       — Мне-то что? За пределы города он убегал со мной!       — Я ему подгузники менял! Знаете то чувство, когда земля из-под ног уходит? Такое наступает в моменты счастья или волнения. Потрясные ощущения, в какой-то мере. Важно не путать с "хочется провалиться сквозь землю", потому что это две абсолютно разные вещи. Чонгук это сокращенно называет ХПСЗ, и за всю свою многолетнюю дружбу с Намджуном он это чувство ощущал множество сотен раз. Когда друг пьяным полез к местной шпане на ровном месте, когда из-за разрыва с девушкой после попойки лег на тротуар и начал петь, если его завывания так можно назвать, их общую песню, когда разрыдался на ровном месте посреди лекции, потому что "я не понимаю эту ебанину!". И сейчас тоже. Чонгук, сдохнуть можно, как сильно хочет провалиться сколь землю. Он мог вытащить Намджуна из любого дерьма, но как ему избавить друга от стычек с собственным отцом?       — В любом случае, — после недолгого спора парень снова говорит серьёзно, — я уже удовлетворил твоё любопытство. Мой страх ушёл в ту ночь, когда я покинул это место. Поэтому долго я здесь не пробуду. Дождусь, пока Дженни не поправится и сразу вернусь в Сеул. А до этого момента, давай не пересекаться лишний раз?       — Как хочешь, твоё дело. — отвечает Гон, выдержав недолгую паузу, — Но, ребенок, ты упускаешь один важный момент. Я скажу тебе, мы ведь больше не увидимся.       — Скажи.       — Ты считаешь меня виновным в том, что случилось той ночью. Я уверен, что ты ненавидишь меня за это и не можешь простить. Но и себя тоже винишь. — парень зубы стиснул, — И это самое глупое из всего того, что ты мог сделать. — Намджун слушает внимательно, пытается понять, что же ему хотят сказать, — Ты тогда защитил свою семью. Поступил так, как поступил бы на твоём месте любой другой человек. Я должен был сказать тебе это тогда. Не сейчас. И ещё, — Гон улыбается, глаза его едва заметно добреют, — я правда горжусь тобой, Джун-а. В этот самый момент у Намджуна с плеч груз, который он пять лет таскал на себе, упал. Внезапно, словно легче стало дышать, но легкие из-за этого другое мерзкое чувство наполнило. Он хотел сказать отцу, как злился всё это время, как ему было одиноко, и как сильно иногда он хотел вернуться домой, чтобы пожалел кто-нибудь. Но вместо всего этого, Намджун лишь кивает коротко.       — Мы пойдём. — он пихает локтем едва ощутимо подохриневшего Чонгука, который после речи Председателя в шоке прибывает. Парень в себя приходит, когда Намджун уже направляется к машине. Чонгук кланяется Гону, получает от него прощальный кивок, и идёт за другом.       — Эй, — он дергает его за рукав, — немедленно поклонись отцу, придурок! — шипит это и между словами бросает взгляды назад, Намджун не реагирует.       — Не хочу.       — Совсем из ума выжил?! — Чонгук останавливает его, — Рожу ко мне поверни! — заставляет взглянуть на себя, из-за чего Намджун глаза закатывает. — Обиды обидами, но приличия то соблюдать надо! Тебя лесная живность воспитывала что ли?! — Чонгук иногда действительно выглядит, как мамочка Намджуна, хоть он и младше на два года. Парень молча смотрит на друга, что-то обдумывает и взгляд бросает на Гона, который всё-ещё стоит на том же месте, видимо в ожидании кого-то. Лицо его немного расслабляется.       — Ты свой нос суешь куда не следует из-за его размера? Ну конечно. Разве Ким Намджун может просто молча послушать и выполнить? Именно это Чонгук у друга и спрашивает, взорвавшись в гневе так, что Намджун аж дернулся от страха.       — Я тебе собачонка что ли, чтобы команды выполнять?! — возмущается в ответ.       — Да! Пёс сутулый!       — Что?!       — Что слышал!       — Так, всё, — Намджун делает глубокий вдох и выдох, — просто поехали уже. Я голоден и хочу спать, вернёмся сюда вечером. — он разворачивается, чтобы дойти наконец до машины, но его снова останавливают.       — Обязательно встреться потом с ним, — Чонгук устал просить, —поговорите нормально.       — Ладно, но поехали уже, я сейчас умру с голоду, — и вот, они наконец доходят до машины.       — Эй, а что не так с моим носом?!       — Ой, забей, — отмахивается Намджун, открывая дверь с водительской стороны.       — Знаешь, сколько девушек умирает по этому носу? — продолжает возмущаться недовольный Чонгук, обходя машину.       — Не по твоему носу, а по твоей мордашке в целом. — подлизывается, чтобы сдобрить.       — Потому что я красавчик. - у него получилось. Чонгук и дальше продолжает что-то бубнить себе под нос, но Намджун его уже не слышит. Смотрит на отца, который о чем-то разговаривает с подошедшим Тэхёном, по пути к их машине. Гон парню тепло улыбается и хлопает его по плечу. Становится грустно на мгновение. Ему так никогда не улыбались, по плечу не хлопали, вообще старались лишний раз не разговаривать с ним. Внимание привлекает черный тонированный мерседес, который подъезжает к зданию больницы. Намджун еще думает, что машина красивая очень. Улыбается своим мыслям и уже собирается садится за руль, когда Чонгук недовольно об их планах напоминает, но замечает, как из окна автомобиля рука высовывается. А потом выстрелы. Шесть выстрелов. В голове ультразвук, мысли отключаются. Слышны крики. Машина с ревом уезжает, оставляя после себя шквал дыма и два окровавленный тела. Ким Гон оседает на землю, схватившись за живот. Падает рядом с Тэхёном, потерявшим сознание почти сразу, образуя вокруг себя лужу крови. Намджун определенно не хотел возвращаться в Мокдже.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.