***
Джулия тихонько постучала в дверь и вошла. Она много раз была здесь, но всё равно застыла на пороге, рассматривая нехитрое убранство комнаты. В маминой мастерской всегда пахло масляными красками. На вбитых в стену гвоздях висели подрамники, вдоль стены рядком разместились этюды и незаконченные работы, на многочисленных полках, на окне и на полу стояли баночки с красками, а кисти торчали из жестяных коробок, как иглы дикобраза. Синьора Марковальдо сидела у мольберта и дописывала портрет Луки. Она знала, что дочь сейчас стоит рядом, и Джулия знала, что мама знает — нужно было просто подождать, пока она закончит на сегодня. Поэтому Джулия присела на маленький трехногий табурет и стала смотреть, как мама расставляет влажные блики на чешуе нарисованного монстрика. Наконец донна Мария отложила кисти и повернулась. На её рабочем комбинезоне были видны свежие пятна зелёной и синей краски. — В чём дело, bambina? — спросила мама и чуть наклонила голову. Когда дело наконец дошло до разговора, Джулия стушевалась. Пытаясь успокоиться, девочка стащила с головы шапку и стала перебирать в пальцах её шерстяную ткань. — Я хотела поговорить насчёт Луки, — начала она. — Он не хочет нас расстраивать, но я вижу, что ему непросто пить кофе наравне с нами. Ей было неловко, но она взяла себя в руки и продолжила: — Эспрессо, который ты готовишь, слишком крепкий для него. Серьезно, мам, он запивает его водой, как будто это не эспрессо, а ристретто! Джулия так разволновалась, что вскочила с табурета и принялась ходить по комнате взад-вперед, размахивая руками: — Я убеждала себя, что это временно. Что он привыкнет и всё будет в порядке… но я вдруг поняла, что не хочу, чтобы Лука «просто привык»! — сказала девочка и посмотрела на мать. — Перебор?.. Донна Мария слушала монолог дочери с совершенно непроницаемым видом, но как только их с Джулией взгляды встретились, на лице женщины появилась понимающая улыбка. — Приготовь Луке капучино завтра утром, ему обязательно понравится, — посоветовала она и протянула руку: — Подай-ка мне trementino, там, на столе. Джулия молча подала матери флакон со скипидаром. Когда та вынула пробку, в комнате сразу повис маслянистый запах, похожий на хвою. — Но, mammina, почему я? — удивилась девочка. — Ты ведь тоже можешь его приготовить, верно? — Могу, конечно, — пожала плечами донна Мария, протирая руки тряпочкой. — Но ты сделаешь это лучше. Ты лучше его чувствуешь, лучше понимаешь. К тому же, Луке будет приятно видеть, что ты приготовила этот капучино для него, — добавила она с улыбкой. Лицо Джулии просветлело. Она успокоилась и снова опустилась на табурет. Но было ещё кое-что, что не давало ей покоя. — Почему я всё время думаю о том, чтобы Луке было хорошо здесь, с нами? — спросила она. — Он ведь даже не наш близкий родственник. Это так… странно? — В том и дело, Джульетта, — чтобы заботиться о том, кто тебе дорог, родственные связи не нужны. Я уже заметила, что вас с Лукой связывают не кровные, но духовные узы. Остальное не так уж важно, — сказала донна Мария и хитро подмигнула. От маминого хитрого прищура Джулия не знала, куда девать глаза.***
На следующее утро Джулия встала рано. Когда она умылась и прошла на кухню, её мама как раз допивала свой эспрессо. — Bon giorno, Джульетта. Завтрак готов, а мне пора в галерею. Кофе оставляю на тебя. Не скучайте. Уже в дверях донна Мария оглянулась через плечо и добавила: — И не поколоти сегодня никого. — Мама! — Шучу, — улыбнулась женщина. — Всё, я убежала. Входная дверь захлопнулась, и Джулия окончательно поняла, что этим субботним утром они с Лукой остались дома вдвоём. Девочка обвела потерянным взглядом стол. Ноздри щекотал запах свежей выпечки. Джулия моргнула и поняла, что на столе стоит блюдо с домашними пирожными. В коридоре послышались шаркающие шаги, и в дверях кухни появился Лука. Очевидно, он только что умывался, но явно забыл утереться полотенцем; в домашней одежде, с чешуйчатой головой и перепончатыми ладонями мальчик со дна морского выглядел немного забавно. — Доброе утро, засоня, — сказала Джулия и полезла в кухонный шкафчик. — Садись за стол, будем кофе пить. — Эспрессо? — уточнил Лука. Сонная благодушная улыбка медленно сползла с его лица вниз вместе с водой. — Нет. То есть это, конечно, тоже будет кофе, но не эспрессо, а кое-что другое, — ответила девочка, деловито перемалывая зерна в кофемолке. Сама Джулия божилась, что эта кофемолка — семейная ценность дома Марковальдо с незапамятных времён, но Лука с трудом мог в это поверить, потому что она всегда блестела, как новенькая. — А что, есть разные виды кофе? — удивился мальчик. — Ну конечно! — рассмеялась Джулия. Она отложила кофемолку в сторону и стала загибать пальцы: — эспрессо, лунго, ристретто, caffe latte, маккиато, латте маккиато, мокко, капучино... Кстати, ты ведь ещё не пробовал капучино? — как бы невзначай спросила девочка, параллельно накладывая молотый кофе в ситечко кофеварки. — Нет... — покачал головой Пагуро. Перечисление видов кофе произвело на него впечатление. — Вот и отлично! Сейчас ещё нет десяти утра, так что у нас будет превосходный капучино, — заключила Джулия и поставила кофеварку на огонь. — А ты сможешь его приготовить? — спросил Лука и тут же прикрыл рот руками: стала бы Джулия готовить капучино, не зная, как это делается! Ещё подумает, что он её не уважает… — Да проще пареной репы, — отвечала девочка. — Наливаешь в чашку эспрессо на одну треть, на одну треть — молока, а сверху — взбитую молочную пенку... Santa Fontina, я совсем забыла про молоко! — спохватилась Джулия и побежала к холодильнику. Она наполнила молоком маленький железный ковшик и поставила его на плиту рядом с кофеваркой. — Куда мы пойдём сегодня? — спросил Лука. — Хм-м, — Джулия потерла подбородок. — можно сходить в бухту Сан-Фруттуозо. Говорят, где-то там под водой стоит статуя Il Cristo degli Abissi. Кто знает, может, её поставили не люди с суши, а такие, как ты? — Не знаю... — Aspeta! — вдруг взмахнула рукой Джулия. Готовый кофе как раз начал наполнять верхний резервуар кофеварки, и по кухне поплыл пряный аромат робусты. Девочка выключила огонь под плитой, достала из буфета две большие чашки и принялась что-то делать, гремя посудой. Из-за её спины Лука не мог увидеть, что именно она делает, только слышал, что у неё в руках, что-то шипело, булькало, лилось и гудело. Наконец девочка закончила и поставила на стол две чашки, на которыми поднимался парок. Лука пододвинул свою чашку к себе поближе. Сверху в ней плавала белая, плотная с виду масса, похожая на матовое стекло. — Это что такое? — Это молочная пенка, — рассмеялась Джулия, — кофе под ней, внизу. Попробуй. Лука взял было чашку в руки, но спохватился и поискал глазами ложечку. — No, no, пей прямо так, — замахала руками девочка. — Сахар тоже не клади — пересладишь. Лука взял теплую чашку в руки и отпил глоточек. Он приготовился ощутить горечь на языке, но вместо неё во рту разлился приятный карамельный вкус. Горечь кофе буквально растворялась в молочной сладости. — Первый глоток более кофейный, а второй — более молочный, — сказала Джулия и кивнула. — Давай, не стесняйся. — Он... и правда сладкий, — заметил Лука. — Но я уже пробовал молоко, и оно сладким не было. — То молоко покипело при ста градусах, — пояснила Джулия менторским тоном. — Молоко для капучино до кипения не доводят — поэтому оно остаётся сладким. Бери пирожные, мама пекла, — она взяла с блюда одно и откусила сразу большой кусок. Лука тоже взял с блюда пирожное и попробовал. Оно показалось ему превкусным. Капучино в сочетании домашними пирожными донны Марии вполне мог сойти за завтрак. Когда Лука поделился этими мыслями с Джулией, она всё подтвердила. — В Италии это обычное дело, — сказала она с набитым ртом, — капучино не только вкусный, но и достаточно сытный из-за молока, и его часто подают на завтрак с пирожными или круассанами. Она проглотила еду и продолжила: — К тому же, я нашла способ, как улучшить вкус эспрессо. Если добавить в него чуть-чуть соли перед тем, как пить, горечь уйдёт… наверное, — закончила Джулия и немного смутилась. Лука посмотрел на девочку счастливыми глазами. Здесь были излишни замысловатые фразы и громкие слова. Он ощущал заботу Джулии в каждом глотке, в каждой капельке заваренного кофе. — Спасибо, — сказал он одними губами.