Фрагменты нашей маленькой жизни

      — Поцелуй меня, — говорит Ван Ибо, и чувственная улыбка на его губах притягивает взгляд Сяо Чжаня. Когда от него не следует никакой реакции, Ибо спрашивает: — Поцелуешь?       Это их любимая игра друг с другом — провоцировать до тех пор, пока один из них не примет поражение и не сдастся, выполняя чужую волю. Поначалу Сяо Чжаню она не нравится, но со временем он уже сам начинает подначивать и задирать Ибо, привлекая к себе внимание. Есть в ней что-то такое, что не оставляет равнодушным.       — Нет.       Если Ибо и удивляется, то виду не подает. Только улыбка превращается в его фирменную ухмылку, делая его в разы привлекательнее, и где-то внутри Сяо Чжаня, прямо под самыми ребрами, начинает сладко тянуть от предвкушения — сегодня игра будет совершенно иной.       На самом деле это даже забавно: они уже давно не снимаются вместе, промоушен Неукротимого закончен, и их ничего не связывает, кроме редких встреч на церемониях награждения. Но даже в такие моменты они умудряются провести совместное время так, что потом еще долго болят губы, тяжело дышать и покалывает кончики пальцев от невозможности коснуться снова.       Сяо Чжань думает, что когда-нибудь желание пойти до конца окажется фатальным и не оставит им выбора, выжигая мосты за спиной; когда-нибудь они отбросят условности и признаются друг другу в том, что это — куда больше, чем просто секс.       Но не сегодня.       Сегодня они поиграют снова, балансируя на грани, и отхватят очередную выволочку от менеджеров, потому что сами не могут решить, чего хотят — то ли быть вместе, то ли порознь.       От подобной мысли у Сяо Чжаня немного дрожат руки. Или от предвкушения. Или от всего сразу — казалось бы, куда уж честнее следует быть хотя бы пред собой, но честность и всю эту правильность затмевает все та же улыбка на пухлых губах.       Сяо Чжаню не устоять. Он уже давно разрушен, погребен под обломками собственной выдержки. И знание, что с ним не одним такое происходит, лишь бьется в сердце, резонируя с сильными ударами.       Пожав плечами, он подсаживается ближе, и Ибо в этот момент отрывается от своего телефона. В абсолютной тишине их общей гримерки отчетливо слышен тихий звук блокировки, заставляющий Сяо Чжаня на мгновение прикрыть глаза. Будто бы переключатель какой-то действует: Сяо Чжань делает вдох, а затем медленно выдыхает, чувствуя, как в груди тяжелеет от чужой близости.       Они слишком близко друг к другу. Непозволительно. Соприкасаются коленями, дышат в унисон почти — едва прерывисто, неуловимо, но жар опаляет щеки и будоражит кровь, заставляя ее бежать по венам сильнее.       Это точно куда больше — и серьезнее — чем просто секс.       Когда молчание между ними затягивается, становясь почти невыносимым, Ибо делает это снова — говорит. При этом склонив голову на бок и слегка съехав по дивану вниз, отчего футболка задирается чуть выше и оголяет полоску светлой кожи.       Сяо Чжань приказывает себе не вестись на явную провокацию. Он знает Ибо как себя самого, так что легко угадать, чего тот добивается; без толку — Сяо Чжань цепляет взглядом и судорожно облизывает нижнюю губу, высунув кончик языка.       У Ван Ибо розовеют щеки.       — А я вот хочу, — Ибо смотрит так пристально, из-под густых ресниц, забираясь Сяо Чжаню прямо под кожу. Там давно его место, он чертов хозяин, проникает все глубже, сильнее, где-то на генетическом уровне. — Безумно хочу поцеловать тебя.       Голос Ибо при этом звучит настолько тихо, нежно, что Сяо Чжань думает: к черту тебя, Ван Ибо, я не куплюсь. Только вот сам отчего-то тянется вперед, приближая свое лицо почти вплотную. Уже купился.       Игра все еще продолжается. Между ними снова натянут поводок обоюдного желания, соединяя прочно и надежно, оковы не разорвать; воздух исчезает из легких слишком быстро, чтобы можно было успеть сделать вдох.       Не задохнуться бы.       И так сладко тянет внизу живота от желания узнать, кто же окажется сломленным в этот раз? Кто потянется первым, наплевав на все?       Что-то подсказывает ему, что ответ на поверхности.       — Знаешь, если ты не хочешь, — хрипло начинает Ибо, — давай все закончим?       Он чуть приподнимает голову, его губы мажут Сяо Чжаня по губам. Мягкие, липкие от привычного блеска, нежные. Сяо Чжань даже не думает отстраняться, поймав себя на мысли: он целовал эти губы месяц назад — достаточно ли большой срок? Но повторить, ощутить их податливость и сладость вновь, хочется неимоверно. Все же он лжец, каких еще только поискать.       — Что закончим?       Переспросить кажется ему правильным решением. Не то чтобы он не понимает, наоборот, понятным становится слишком многое, но лишь от мысли о подобной перспективе просыпается дикая и неуправляемая волна. Не гнева даже или же ярости — нечто более сильное, первобытное, опасное. Оно прожигает Сяо Чжаня насквозь, расплавляет изнутри, и поводок в его руках слабеет, давая Ибо возможность потянуть на себя.       — Я устал, — честно звучит ответ. В глазах Ибо нет ничего, кроме правды, и она выжигает внутри Сяо Чжаня огромные дыры. Ибо пожимает плечами. — Скажи это: Ван Ибо, я не хочу тебя. Отношения с тобой меня не интересуют. Скажешь — прекратим тут же.       — Ван Ибо, — начинает Сяо Чжань, ощущая, как в кармане вибрирует телефон, — я не расслышал.       И наклоняется еще ближе. Игнорирует звонящий гаджет, решив все для себя уже давно. В тот самый момент, когда менеджер сообщает ему имя выбившего время для репетиции. Это ведь так просто — попросить двойной промежуток, потому что номер не отработан, лаобан, ему поверили, представляешь?       Сяо Чжань представляет: сам же верит, сам же знает, сам же… Так много чего этого «сам же», что и не перечислишь. Да и важно ли? Нет, нисколько.       Шепот в гримерке сливается с их общим дыханием, таким прерывистым, поспешным, будто бы после репетиции или многочасового марафона. Как после секса.       — Я сказал, — Ибо упрямо поджимает губы, а те снова мажут по губам Сяо Чжаня. Тот прикрывает глаза, слушая: — Если хочешь только секса, то лучше все прекратить.       — Хорошо, — кивает он, потянувшись наконец к карману. — Окей.       Глаза Ибо распахиваются, в них столько света и эмоций сейчас, Сяо Чжань устанет, пока будет сортировать их и давать названия. Может быть, когда-нибудь потом, пару часов спустя, после того, как прекратит целовать эти губы, срывая с них вздохи-стоны, и как восстановит дыхание. После того, как скажет:       — Только после тебя. Скажешь? — и, не дожидаясь ответа, втянет в новый поцелуй, понимая, что они в очередной раз опаздывают.       Возможно, когда-нибудь менеджеры перестанут злиться на них. Возможно, они сами когда-нибудь поймут, что счастье не измеримо словами, что счастье — все, что рядом, пока есть тот, кто скажет «Не опоздай, лао Сяо, я выбил репетицию не просто так, рассчитываю на награду, понимаешь?».       Сяо Чжань понимает.       Иногда ему кажется, что они с Ибо будто бы авиарежим в телефоне: по незримой команде, едва оказавшись вместе, переключаются друг на друга, игнорируя окружающий мир. Тот живет своей жизнью, нисколько не обижаясь, понимая, что людям иногда свойственно прикрываться глупыми отмазками, пряча истинные чувства под простым словом «игра». А почему же не понять, когда сами игроки при любом исходе получают призы?       Сяо Чжань решает, что игра никогда не закончится. Просто перейдет на новый уровень, становясь интересной. И Ван Ибо с ним абсолютно согласен.