04:45
Лучи недавно взошедшего солнца неистово светили мне в лицо, отчего я, собственно, и проснулась, проклиная Дамиано всеми проклятьями мира за то, что перед сном даже шторы задернуть не удосужился. Моя нога по-хозяйски лежала на тазовых костях мужчины, а рука — на правом плече. Он лежал с прикрытыми глазами, его до одури пушистые ресницы, коим могла позавидовать любая девушка, и я в том числе, периодически чуть подрагивали, скулы, до неприличия выделяющиеся даже а таком положении, остро очерчивали лицо, а орлиный нос добавлял внешности яркой дерзости, которая вполне бы могла сойти за «миловидную» без него, ибо «губки бантиком, бровки домиком и глазища на полмордашки» в процентном соотношении явно одерживали победу. Его левая рука покоилась у меня на талии так невесомо и нежно, будто бы это было какое-то перышко, но явно не целая конечность. В принципе я поражалась его элегантностью, утонченностью и, как бы это странно не звучало в отношении него, чертовой нежностью, коей было насквозь пропитано практически каждое его движение. Прекрасный до ужаса, просто до невозможности, ему бы не меня во всей этой истории «спасать», как он сам же и выразился, а сниматься в гребаных сериалах Netflix, ибо его внешности мог бы позавидовать целый мужской каст абсолютно любого сериала. Его харизма буквально сражала наповал, хоть он и был редкостной противной сукой, которая ходит с вечно недовольным лицом, энергетика, от него исходящая, была просто бешеная — на грани фола. Просто смотришь на него и плакать хочется от красоты такой неземной. Хотя и цеплял он отчасти контрастом ангельского лица и демонического характера, странно, что он дитя вампира и демона, а не ангела и последнего, — тогда бы все встало на свои места. Я вовсе не заметила, как в таком любовании пододвинулась к его лицу настолько близко, что практически утыкалась носом в его. Вдруг он резко распахнул глаза, от неожиданности я чуть отпрянула назад, отталкиваясь рукой от его плеча и заметно вздрогнув. Его щеки чуть напряглись, сдерживая улыбку, а глаза самодовольно немного сощурились. — Тебе еще не надоело? — в своей манере редкостной суки спросил он, смотря на меня самодовольно, будто прямо специально выжидал момент, чтобы сказать мне это. — Агата, пять утра, ты могла заняться этим через несколько часов, к чему в такую рань? — Зашторь окна, пожалуйста, — закатив глаза, ответила я, подмечая, что после вчерашнего голова неприятно тяжелая. Интересно, как себя чувствует Дамиано? Он посмотрел на меня с вселенским непониманием, изогнув левую бровь вопросительно. — Я не могу спать, когда солнце в окно светит, — объяснилась я, на что котоподобный вдруг ухмыльнулся. — Ну, может, для начала ты с меня слезешь? — ехидно проговорил он, а я только заметила, что буквально сижу на нем; благо между нами было одеяло. Как только я выполнила его просьбу, он под мое немое удивление поднялся с кровати подозрительно бодро, словно не ему я вчера волосы держала. Однако, стоило ему совершить подобное телодвижение, подле него тотчас же оказался истерически орущий Ясон, требующий еды незамедлительно. Мужчина замер, тяжело вздыхая, переводя взгляд от кота ко мне и наоборот, что выглядело довольно-таки комично во всей этой ситуации, поэтому я непроизвольно рассмеялась. — Сейчас сама пойдешь его кормить, ясно? Изобразив «ну все молчу», я выбросила невидимый ключик от своего рта в неизвестность и положила голову на подушку, не прекращая улыбаться. Котоподобный первым делом отправился «подавать кушац представителю бродячих кошачьих кровей», ибо он орал настолько истошно, будто это не кот вовсе, а ведьма банши, а я, наконец поняв, что у меня есть уникальная возможность рассмотреть покои котоподобного воочию, поднялась с кровати и прежде всего подошла к новомодной книжной полке, которая была полностью забита бумажными изданиями. Мое внимание привлекла одна из самых старых на вид книг, на корешке которой было написано «Властелин колец». Но стоило мне чуть коснуться его с целью вытащить, как сбоку полки упал скетчбук в черной кожаной обложке, открывшийся на рандомной странице. Сию секунду я подняла его в надежде, что меня не запалят и не дадут люлей, мельком бросила взгляд на блокнот, в котором было написано что-то на незнакомом для меня языке, много раз исправленное и перечеркнутое.«…Parla la gente purtroppo
Parla non sa di che cosa parla
Tu portami dove sto a galla
Che qui mi manca l’aria…»
Быстро закрыв, видимо, ежедневник, я поставила его на место ровно в тот момент, когда котоподобный открыл двери в комнату, поэтому я под его непонимающий взгляд продолжила делать вид, что меня до глубины души поразила подобная коллекция книг. — То есть стоять разглядывать содержимое книжной полки ты можешь, а зашторить окно — нет? Он облокотился на стену чуть дальше закрытой двери и с поднятой наверх бровью смотрел на меня то ли с удивлением, то ли с раздражением, хотя тут, скорее, комбо. — Да, все верно, — ответила я, смотря в его сторону, на что он лишь шумно вздохнул и цокнул, как бы говоря «да что в твоей маленькой голове вообще творится». Примечательно, что душевой кабиной комната условно делилась на три секции, две из которой отделяла стена, — это, собственно, спальня, мраморная раковина, стоящая на столешнице из гранита, и ванна, которая по идее занимала место лоджии, ибо выходила за пределы видимости комнаты благодаря еще одной стене. Он вальяжно прошел к окну у раковины, будто бы специально задергивая его не полностью, и остановился у столешницы, облокачиваясь на нее, когда я со словами «да ты издеваешься» подошла к шторам, чтобы исправить этот беспредел, однако Дамиано меня отвлек. Даже несмотря на то, что он стоял, опершись о столешницу, он все равно был значительно выше меня, из-за чего и смотрел сверху вниз с отчего-то плохо скрываемой улыбкой. Его волосы, до безобразия красивые, блестящие, легкими волнами слегка касались плеч, а глаза с широкими кошачьими зрачками смотрели точно прямиком в меня, будто бы считывая все мои мысли. И назойливый лучик, светящий прямиком мне в глаз из расщелины между шторами, уже никак не беспокоил. И смотрел он совершенно необычно, разглядывал даже, словно каждую деталь моего лица анализировал, считывал, на что я подошла чуть ближе к нему, к чертям сокращая гребаное расстояние между нами. Не просто льдышка, просто, мать его, айсберг, ледянющий до дрожи и терпкий до невозможности. Но тут даже не нужно быть ясновидящим, чтобы заметить струйки кипятка, неумолимо стекающие вниз. Хотя какого кипятка, лавы, смертоносной субстанции, которая убивает все живое на своем пути, стоит только чуть коснуться. Но что происходит, если два вулкана извергаются бок о бок и их лавы сталкиваются? Ебаный взрыв, апокалипсис, конец… Или начало? Дыхание сбито, мурашки чертовыми армиями носятся вверх и вниз по моей спине, унося с собой какой-либо здравый смысл. Напряжение в воздухе равно напряжению в сто тысяч миллионов вольт, не меньше. Воздух буквально искрится, шипит, изнемогая от вакханалии, происходящей в наших головах. Хочется наброситься, вцепиться что есть мочи, чтобы вновь все ногти переломать, и плевала я на все «за» и «против». Хочется почувствовать его руки в волосах, чтобы до боли накручивал их на кулак, чтобы от экстаза глаза закатывались, а слов будто бы и не существовало. Лишь стоны. Хочется. Хочется. Хочется. Хочется. Хочется. Хочется. Внизу живота скрутился туго морской узел, когда он резко, но до изнеможения аккуратно взял меня под шею, невесомо скользя по ней пальцами. В его глазах — космос, в моих — будто бы выжженный одной из бесконечного множества комет сад райский, который готов сдаться аду без сопротивления. Его дыхание жарко обжигает лицо, глаза вновь подернуты дымкой, одурманены, и так до невозможности приятно осознавать, что причиной подобной химии внутри этого до безобразия вредного и самодовольного котоподобного является ни какая-нибудь демонесса, а я. Я. И так много сделать хочется, чтобы прямо сейчас, прямо здесь, на этой чертовой столешнице, но из осипшего горла — отчего-то несуственого, неземного — вырывается лишь шепот робкий. — Дамиано, — его глаза моментально расширились, а дыхание приобрело рваный, буквально дрожащий характер. Шепот ведь действительно слышится громче любого истерического крика и режет изнутри лучше всякого ножа. — Я тебя сейчас поцелую. — Предупреждение или мольба остановиться и прекратить все это? Сама не понимала до конца. Он вдруг резко вскинул голову вверх, задышав еще глубже и чаще, глаза будто бы в немом блаженстве были слегка приоткрыты и сверлили меня неистово, прожигали. Когда я не в силах сопротивляться своему порыву пощупать-потрогать-схватить прижала руку к его грудине, за которой неистово билось сердце, странно, что не сломало ему ребра одним из бешеных ударов, он закатил глаза непроизвольно, а вместе с очередным рваным выдохом из его горла вырвался еле различимый стон. — Нет, — не открывая глаз, дрожащим шепотом произнес он, сжимая волосы на затылке своей рукой, улыбаясь отчего-то одурманенно, будто шутку рассказала ему какую-то. — Это сделаю я. — Слова отдались эхом в моей голове несколько десятков раз. Будто в замедленной съемке, он распахнул свои глаза с абсолютно черными угольками вместо радужки и резко прижал меня к стене, сзади меня находящейся, аккуратно переместив руку с шеи на голову, чтобы не ударилась, целуя влажно, периодически царапая мне губы своими выступившими клыками, в то время пока его вторая рука жадно сжимала ткань топа на пояснице. Собрав силы, перед тем как расплавиться и осоловеть окончательно, не желая сопротивляться подобному натиску, я вдруг поменялась местами с ним; жаль только, что руку на затылок его не положила, потому что он таки встретился со стеной, отчего чуть недовольно приоткрыл глаза, улыбаясь мне в рот. Почему-то, видимо приняв это за вызов, он, не разрывая поцелуй, резко взял меня под ягодицы, тем самым заставляя обхватить его торс ногами, и я вовсе не поняла, как оказалась сидящей на ледяной гранитной столешнице, прижимаясь к его разгоряченному телу. Его руки хаотично перемещались по моей спине вниз от лопаток, в то время пока я пыталась взять инициативу на себя, но ее жестко тотчас же обламывали оттягиванием моей головы назад. Расстояние между нашими тазовыми костями было практически незаметным, поэтому я резко проскользила лобком по его затвердевшему месту и в момент наибольшей уязвимости, обозначающейся секундным замиранием, обхватила его шею сзади рукой, царапая когтями кожу, и притянула к себе, перемещая поцелуи на новое место. Он чуть отклонил голову вбок, давая еще большее пространство для моих манипуляций, а я была только рада, потому что так лучше чувствовался его крышесносный запах. Вырисовывая узоры языком на его пульсирующей коже, я почувствовала, как вдруг резко моя майка трещит далеко не по шву по середине спины. Что за способ извращенский, можно ж нормально снять. Ладно, после предъявлю ему за это. А сейчас. Не могу. Избавившись от абсолютно лишнего предмета гардероба, он вновь подхватил меня на руки, влажно целуя губы и сжимая ягодицы до боли, — я невольно стонала ему в рот. Падение на кровать было сравнимо с падением в чертову бездну, и я будто уже не здесь, а на экране какого-то кинотеатра с идущим фильмом с пометкой «18+». Его волосы небрежно спадали мне на лицо, в то время пока наши губы были соединены влажным сплетением языков. Избавившись от оставшихся атрибутов женского гардероба более гуманным способом — просто-напросто снял — он вдруг возвысился надо мной, оттолкнувшись руками от изголовья кровати, разглядывая мое тело все тем же задурманенным взором. Он впервые видит меня без одежды. Я же, смотря ему прямо в глаза, будто бы инстинктам животным поддавшись, до ужаса, просто кошмарно вызывающе облизнула указательный и средний пальцы, одновременно проводя кончиками пальцев ноги по его животу и ниже, будто бы случайно касаясь, непреднамеренно. В миг в его глазах будто бы заиграли чертовы огоньки из самой преисподни, и в следующий момент мои бедра были абсолютно беспардонно раздвинуты. Хотя о какой пардонности может идти речь, если я прямо сейчас вновь его совращаю? Сердцебиение резко ускорилось при виде чуть блестящей упаковки шуршащей, после чего мои ноги быстро оказались на плечах котоподобного. Боже. Лицом к лицу, телом к телу, просто ужасно близко, до одури. Принять его целиком сразу, особенно в такой позе, было до блаженства тяжело, пресс непроизвольно сокращался, а глаза сами собой закатывались. Мои когти неистово царапали его спину, отчего он, будто передразнивая, кусал меня за губы, не смея разрывать поцелуй. Боже. Страстный на грани безумства, нежный, грубый, терпкий и просто до невозможности прекрасный, — одним словом, итальянец. Каждое его движение, каждый вздох, каждая новая эмоция на лице, — все излучало дикий секс. Он совмещал в себе несовместимое: вдалбливался как в последнюю суку и нежно шептал мне в рот «тише», когда я, не в силах сдерживаться, стонала; он до боли сжимал ягодицы и подставлял руку под голову, чтобы я не ударилась ненароком. Просто. Дикий. Секс. Боже. Его движения, его, сука, грация сводили меня с ума. Время летело как бешеное, толчки становились все более хаотичными, а в поцелуях было вовсе непонятно, кто кого кусает. Сегодняшнюю игру определенно выиграл он, потому что у меня не было ни малейшего желания как-то сопротивляться. Потому что то, что он делал с моим телом, — космос, а то, что с душой, — гораздо выше этого. Его томные вздохи, сдержанные стоны в мой рот и моя рука, невольно проскользившая на скопление нервных клеток, сделали свое дело. Пик. Космос. В порывах накатывающих волн блаженства я специально открыла глаза, чтобы увидеть его лицо. Я не хочу проигрывать. Сокращения внутри были настолько сильные, что я вновь чувствовала практически его весь рельеф внутри себя. И на этот раз я избежать ему участи неумолимой не дала, ибо впилась когтями в его спину и потянула на себя. Или он сам уже не хотел? Будто бы сдавшись, он вдруг наклонился к моему уху, его дыхание заметно участилось, а руками он сжал наволочку до белых костяшек, сдавленно застонав. Я снова победила. — Агата, ты… — произнес он, приводя корпус в вертикальное положение и откидывая растрепанные волосы назад. Он смотрел на меня с прищуром своим лисьим, шумно дыша в попытке восстановить дыхание. Его рот был чуть приоткрыт, но сейчас Дамиано излучал не недовольство, скорее, азарт. А я знала изначально, что в будущем мне это ой как аукнется. А мне этого и хотелось. — Как-нибудь в другой раз будет по-твоему, солнце, — шутливо перебила его я, дыша ровно так же, как он, и щелкнула его по носу, заливаясь смехом. — Это тебе за майку!***
После такого «доброго утра», которое действительно может считаться таковым, я украла футболку Дамиано взамен своей вусмерть разодранной, восклицая: «Я понимаю колготки, пуговицы на рубашках, белье нижнее в порыве страсти, но, Дамиано, майка?» Котоподобный определенно умеет удивлять. Досыпать свои законные восемь часов я таки решила в своих покоях, ибо саркастические шутки Арона в свою сторону терпеть я готова не была, поэтому через пару минут после самого интересного я в краденой футболке выбежала в коридор. Но не долго музыка счастливая играла, ибо в этом самом коридоре я врезалась прямиком в Арона, вальяжно идущего на кухню, который, улыбнувшись во все тридцать два, манерно помахал котоподобному, который не успел закрыть за собой дверь. — Агата, это ж надо так спалиться? — смеясь истерически, шепотом проговорил Арон, на что мои щеки залила красная краска, а Дамиано лишь ухмыльнулся. — А ты не радуйся, пупсик, ты давно раскрыт! — демон цокнул в сторону мужчины. — Ну а ты, девочка моя, завтра мне все расскажешь… — озорно произнес он, будто бы специально беся котоподобного. В следующий момент Арон подмигнул мне и быстрым шагом удалился, после чего я, в попытке не рассмеяться, сделала то же самое.