Невозможное остаётся

Цзян Чэн медленно просыпается от ощущения духовной энергии, струящейся по его венам. Не только плавание. Пение. Наводнение. Он был наполнен этим. Он не знал, было ли это из-за того, что он так долго был без них, или Баошань-саньжэнь решил сделать его сильнее, но он никогда в своей жизни не чувствовал себя таким сильным. Это было великолепно. Было все. Он снова почувствовал себя живым. Весь. Лучше, чем целиком. Он должен был ее поблагодарить. Ему пришлось кричать от радости через гору. Он был так бесконечно благодарен. Он сорвал повязку с глаз, сел на одном дыхании, повернулся, чтобы осмотреться, похвалы и благодарность покоились на кончике его языка. Однако его взгляд остановился на лице, которое он никогда не ожидал увидеть. Его радость и благодарность мгновенно превратились в пепел у него во рту. Его глаза расширились от ужаса при виде, который его встретил. Его сердце заикалось в груди, и молния шока пронзила все его тело. Он хотел бы забрать все обратно. Каждая мысль, которая приходила ему в голову с тех пор, как он проснулся. Ему хотелось извергнуть их в траву рядом с собой. Он сделал это. Затем он испустил смущенный, тревожный звук ужаса. Он не мог поверить, что он здесь. Так все еще ... так ... почему он был так тих? Почему у него такие глаза? Зачем он здесь? Неужели он вместо этого решил подняться на гору, чтобы найти его? Но он сказал, что не может. Он сказал, что это единственный способ заставить Баошань Саньжэнь помочь ему. Что он должен был сделать все в одиночку. Если ему позволили быть здесь, какой смысл в повязке на глаза? Зачем он здесь? Почему… его грудь была такой… все еще…. Он протянул руку, чтобы напугать его. Чтобы он перестал его пугать. Заставьте его… дышать… вдохнуть воздух… он трясет его, но не получает ответа. Он толкает его, бьет кулаком по руке. Ничего такого. Никакого плаксивого голоса. Никакого сонного зевота. Никакого ответа. Как будто он был… У Цзян Чэна перехватило дыхание. Его усилия удвоились. - Вэй Усянь?… Вэй Усянь!… Вэй Усянь!!… Вэй Усянь?… - У него снова перехватывает дыхание, и он начинает паниковать. - Вэй Ин?.... Вэй Ин!! - он сейчас его трясет. Более жестоко. Щелкая пальцами перед остекленевшими глазами. Он даже сильно ударил его по щеке. Слезы текли по его лицу, когда он использовал последнюю доступную ему словесную мольбу. - Гэ?... Гэ? Гэ! Гэ!!! Гэгэ!!! Нет... НЕТ!! Вставай, засранец!! Гэ!! Ты не можешь! Ты не можешь! Ты обещал, что мы будем двумя героями! Ты обещал А-Цзе, что мы всегда будем вместе! Ты, черт возьми, обещал! Ты обещал!!!... Ге? Ге! Это не смешно! Если это шутка, это чертовски не смешно!! Вставай!! Вставай!!! Пожалуйста!! Пожалуйста, вставай!! Слезы текли по его лицу, и он всхлипывал от страха и паники. Он не мог понять, почему он такой. Что могло быть... Он взглянул на ткань, покрывающую его грудь, и что-то в ней заставило его вздрогнуть. Это было не одеяло. Это было слишком коротко. Было недостаточно тепло для одеяла. На нем также были темные пятна. Цвет бронзы ... или темно-красный. Почти отпечатки пальцев, но размазанные. Он вздрогнул, когда его пальцы протянулись к нему. Что-то в его разуме кричало, чтобы это оставалось здесь. Никогда не тянуть назад. Он не знал почему. Это будет просто грудь его брата... не так ли? Так почему это наполнило его таким ужасом? Его руки теперь дрожали, но он заставил себя отдернуть их. Он пожалел об этом сразу и до глубины души. Его брат был мертв. В его туловище была зияющая дыра, и он был мертв. Кровь не текла вокруг раны и не текла из нее ... он давно умер. Давно мертв, и он лежал рядом с ним, когда умер. Давно мертв, и Цзян Чэн никогда не слышал, чтобы он его окликнул. Никогда не слышал, чтобы он кричал. Никогда не слышал, чтобы он умолял о своей жизни или отбивался от убийцы. Давно мертв, а Цзян Чэн просто пролежал там, несмотря на все это. Ничего не делая. Внезапная неизбежная тошнота по телу охватила его разум, и его вырвало на лесные листья рядом с ним. Он продолжал это делать, пока не опустел. Пустой, как дыра в его брате. Пустой, как его глаза. Пустой, как его выражение. Отныне его жизнь была бы пустой. Он снова вздрогнул, но ничего не вышло. Просто жалкие удушающие звуки и такие же удушающие рыдания. Подавился. Он задушил его. Те слова, которые он выплеснул в его адрес... он планировал помириться с ним до конца их жизни... когда-нибудь извиниться. Теперь он не мог. А теперь... что он сказал ему в последний раз? Он даже поблагодарил его за то, что он нашел способ вернуть свое ядро? Он определенно не поблагодарил его за спасение... Как он вообще осуществил это спасение? Блядь. БЛЯДЬ. Почему он думал об этом только сейчас?! Теперь, когда он мертв и не может его спросить. Он не может его спросить. Он не может его отблагодарить. Он даже не может извиниться перед ним! Что он вообще сказал ему в последний раз? Вэй Усянь отправил его на гору... он сказал позаботиться об этом на этот раз. Он сказал... что он сказал? Что-то унизительное? Что-то значит? Боги, он надеется, что он не был жестоким. Вероятно, он был снисходительным. Надменный, раздражительный и неблагодарный, каким он всегда был, черт возьми. Его здесь даже не должно быть. Вэй Усянь должен был быть у подножия горы... он представлял его где-то в таверне, когда он поднимался. Представил, как он дружит с местными жителями, ест острую пищу и напивается. Он проклял его. Это были последние мысли, которые у него были до того, как он услышал колокола. Он проклял его еду, чтобы посрамить его, вино, чтобы сделать его идиотом, и местные жители, которые издевались над ним за его спиной. Он проклинал его с каждым шагом на этой долбаной горе. Каждый спотыкание. Каждая поцарапанная ладонь. Он представлял, как смех его брата преследует каждый его шаг, тайно хихикает за деревьями и смотрит, как он слепо чувствует. Он предполагал, что на нескольких шагах ботинка, внезапно промокнув в луже, и почти при каждом крупном падении, он предполагал, что все это была большая шутка. Что в конце он снимет повязку с глаз и обнаружит, что там стоит Вэй Усянь. Что он рассмеялся и объявил его идиотом за то, что он когда-либо поверил такой дурацкой истории, как эта. Но когда смех не раздался и все, что он слышал, были случайными подозрительными шарканьями, которые могли быть ногами, но также могли быть животным, он, наконец, предположил, что Вэй Усянь действительно оставил его у подножия горы. Что, как ни странно, не принесло ему такого комфорта, как он ожидал. Он чувствовал себя брошенным. Он чувствовал себя потерянным. Он чувствовал себя второстепенным по сравнению с комфортом Вэй Усяня. Вторичным в сознании его брата. Может быть, бесполезным... может обиженным... Из-за него он никогда не встретит свою бессмертную бабушку. Никогда не узнает единственного живого члена его семьи. Его трясло от чувства вины. Вина, проявляющаяся в гневе. Гнев, который заставил его проклясть Вэй Усяня за то, что он был в безопасности и тепле. За то, что бросил его в пустыню, пока он размышлял за столом какой-то таверны и кормился своим алкоголем. Как он сюда попал? Зачем он здесь? Почему... как он мог быть...? Кто мог...? Почему его не было в таверне? Почему он не был в безопасности, в тепле и пьяным? Теперь он отдал бы все, чтобы найти его таким. Он отдал бы что угодно. Перед видом Вэй Усяня, такого... этого... Он бы подошел и закричал на него. Вытащил его за ухо. Проклял его безрассудство. Пригрозил сломать ногу. Он не может поверить, что проклял этот... этот сон. Он отдал бы все, чтобы это стало реальностью сейчас. Все, что угодно, лишь бы открыть глаза и обнаружить, что эта кошмарная версия его брата исчезла. Отнесена к его самым темным галлюцинациям, где ему и место. Это не может быть реальностью. Не может. Это был кошмар. Он, должно быть, еще спит. Он проснется, и у него будет ядро. Он будет на Пристане Лотоса. Он услышит, как его брат зовет его шиди. Он почувствует, как теплое солнце Юньмэна проникает в его окно. Он почувствует запах супа, который Шицзе готовит на кухне. Он услышит, как его мать спорит с отцом из-за какой-то тривиальной проблемы. Даже это сейчас было бы раем для его ушей. Так что добро пожаловать. Но даже когда он думает об этом, он чувствует, как холод лесной земли просачивается сквозь ткань на его коленях. Он не слышит ничего, кроме тишины и редкого птичьего шороха. Он знает. Он знает. Глубоко в своем страхе, свернувшись клубком там, где находится его новое ядро, он знает, что увидит, когда снова откроет глаза. Он не думает, что никогда не увидит это зрелище. Его невидящий брат с вечно застывшей полуулыбкой. Эта отвратительная ямка в его туловище прямо там, где... Прямо где... Его глаза широко распахиваются. Он заставляет себя оглянуться. Чтобы посмотреть, во что превратился его брат. Чтобы взглянуть на пустоту смеха брата и поддразнивающего голоса. Пустота в жизни его брата и... конечно же, пустота там, где должно быть его ядро. Его снова тошнит. Он слегка подползает к брату, он не ушел далеко. Он кладет пальцы на свои меридианы. Он заставляет себя чувствовать ... даже несмотря на то, что явное отсутствие пульса заставляет его хотеть вырвать свой собственный из груди, чтобы отдать его ему. Ему хочется кричать от ужаса. Отвратительный холод его кожи. Это такая же температура, как и на морозной лесной подстилке. Температура росы и лунного света. Его брат всегда горел, как солнце. Не солнце. Солнце может умереть. Как теплый костер и специи Юньмэна. Его никогда нельзя было потушить. Не жестокими словами, болью или водами Юньмэна. Почему его облили? Почему... как... как он может быть таким холодным? Это еще? Где был огонь внутри него? Он искал и искал, но ничего не было. Никаких намеков на духовные пути. Без остаточной энергии. Он был холоден и мертв, как обычный труп. Как водяной гуль. Это прошло. Его ядро ​​исчезло. Цзян Чэн поднялся на это место, чтобы найти исцеление. Чтобы вернуть то, что он потерял. То, чего его жестоко лишили. Он пришел сюда не для этого. Он не хотел этого. Он никогда этого не хотел. Он скорее умрет, чем получит это! Это была не та сделка, которую они заключили!! Она не предупредила о цене, которую нужно заплатить! Нет долга! Ничего о... ничего... Она сделала вид, что это подарок. Что это было бесплатно. Что он вернет свое... Не это. Пожалуйста, не это. Как она его заполучила? Как она его нашла? Наблюдала ли она за ними с подножия горы? Неужели он воображал себе ее следы по дороге вверх? Она схватила Вэй Усяня перед тем, как он ушел? Был ли он у нее, когда Цзян Чэн просил ее о помощи? Она улыбалась, как какое-то демоническое существо? Знала ли она об их обмане? Было ли это наказанием? Был ли это урок для ее обмана? Тогда разве она не знала, что это ее внук?! Разве она не знала, что это Вэй Усянь?! Почему это не он, зарезанный и брошенный как блюдо для хищников?! Почему его не наказали?! Зачем ей убивать его?!! Почему?! Она его пытала ?! Она насмехалась над ним? Наказывала его? Он проснулся, когда она... Боги... Пожалуйста, не позволяйте этому быть... Выжечь его ядро ​​одним выстрелом было агонией. Чтобы вырезать из него это? Он даже не мог начать... Боль, которую он, должно быть, чувствовал. Паника. Боль. Черт! ЧЕРТ! - ЧЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕРТ!!!! Он закричал так громко, что сто птиц, о которых он не подозревал, взлетели в небо, испугавшись его мучений. Это помогло. Это не помогло Вэй Усяню... но теперь ничего... он всхлипнул, и у него перехватило дыхание. Ничто не поможет Вэй Усяню. Ничто снова не поможет Вэй Усяню. - Аааааххххххххххххх!!!!!!!!! Он закричал от боли в ночи. Его слезы упали на слишком холодное, слишком безжизненное тело, которое он держал. Еще через несколько минут проявилась ясность цели. Эта сука все еще может быть здесь. Ее все еще можно убить. Теперь у него было ядро. Теперь у него был Цзыдянь. Месть не стоит на повестке дня. Он мог отомстить за всех. Начиная с Вэй Усяня. Начать с того, чтобы срубить гребаную бессмертную... по общему признанию, амбициозную... Но не попытаться невозможно. Он мог сделать это для Вэй Усяня. Мог бы похоронить его труп в последний раз. Он вздрогнул от аналогии. Плохая аналогия. Вэй Усянь был бы болезненно горд. Он всегда был немного болезненным. Черт. Черт, он скучал по нему. Черт, он всегда будет скучать по нему. Он всегда будет один. Нет. У него была А-цзе. А-цзе. Как он скажет А-цзе? Чёрт. Чёрт. Чёрт. Этот ублюдок... умирает и заставляет меня делать самое тяжелое. Какая ты сволочь, Вэй Усянь. Черт. Вернись. Я не могу сказать А-цзе, что ты ушел. Я не могу справиться с этим один. Мы должны были вместе встретить ее слишком нежный гнев. Ты должен был помочь мне. Как? Как мне это сделать? Эта сука. ЭТА СУКА. Я убью ее. Я клянусь. Я убью ее за это! Как она посмела забрать его у нас ?! Как она посмела взять больше у А-цзе?! Как она посмела забрать у меня больше ?! Вэй Усянь был для них всем! Он был всем, и он... он сказал... НЕТ. Она убила его. Она убила его. Может, замучила его. Убила его рядом со спящим братом. Кто не проснулся и не помог ему. Кто позволил ему умереть. Он не спас его. Он был рядом с ним, но ничего не сделал, чтобы спасти своего брата. Он был ответственным. НЕТ. Она была ответственна. Они бы не пришли, если бы это была сделка!! Это случилось бы с его трупом!! Не... не по сравнению с Вэй Усянем... Черт... но Вэй Усянь, он... он бы тоже выбрал это? Заключил бы он эту сделку? А он? Черт возьми, он бы... не так ли? Была эта полуулыбка. Это жуткое ебаное доказательство, что его сомнения могут быть правдой. Улыбался бы он, если бы это было пыткой? Если бы он этого не хотел? Нет да? Может быть... Он, возможно, не хотел этого, но, возможно, был бы счастлив, что... его снова вырвало... счастлив, что Цзян Чэн получил обратно свое ядро​​... даже если это было... он рыдал...... даже если он терял... Он ненавидел это. Он не хотел об этом думать. Других явных признаков смерти нет. Если только он не умер от чего-то нефизического? Яд? Какая-то техника, к которой имеет доступ бессмертный? Может быть, он воспринял это как шутку... может быть, она поймала его на смехе или, может быть, она убила его, когда он отворачивался от того, как его брат поднимался по тропинке? Может быть, это была последняя улыбка, которую Вэй Усянь когда-либо подарил ему, теперь застывшая на месте навсегда, как последняя маска, которую он наденет. Может быть, это было последнее, что он знал? Может быть, он не чувствовал, что его ядро ​​взяли. Может, он был мертв до этого. Может быть, когда Цзян Чэн проклинал своего брата каждым спотыканием и царапиной коленом, его брат уже был мертв. Он представлял, как весело смеется в таверне, когда ни один звук больше не срывался с его губ. Он представлял, как он улыбается и флиртует с красивыми работницами таверны, когда он, возможно, был всего в пяти футах от него, его последняя смертельная улыбка предназначалась для Цзян Чэна… Навсегда. Так было лучше? Было ли лучше, что его не пытали? Что он рядом с ним не кричал? Разве не истекал кровью и не плакал по Цзян Чэну? Да. Нет. В некотором смысле, когда это было не в его власти, было хуже. Меньше винить себя. Раньше чувство вины было покрывалом. Не утешительно, но обоснованно. С этими сомнениями он начал чувствовать себя раскрепощенным. Как будто он мог ускользнуть в потоке собственного сознания и сомнений. Как гнев и месть поглотили его. Проникает в каждую пору его существа. Как она посмела. Как она посмела ?! Он не знал, как это исправить. Ничего никогда не будет правильным. Он слишком много потерял. Это был слишком большой шаг. Не Вэй Усянь. Пожалуйста. Что угодно, только не он и А-Цзе. Что-нибудь. Теперь он понял отчаяние Вэй Усяня. Дерьмо. Он был негодяем. Он должен был жить для них. Он мог бы жить без ядра. Он не мог. Он должен был чертовски хорошо постараться!! Он не должен был позволять Вэй Усяню вселять в него надежду! Он не должен был позволять ему реализовывать этот гребаный план!! Они подали прошение к бессмертной затворнице, которая, как известно, не имела никаких связей даже с ее собственными бывшими учениками! Чего они ожидали?! Не это!! Это чертовски точно!! Он никогда не ожидал этого!! Не поэтому ли Цансэ Саньжэнь никогда не возвращалась на свою гору? Почему она никогда больше не пыталась встретиться с Баошань Саньжэнь? Она… Она убегала? Была ли ее бессмертная хозяйка чудовищем? Почему она ничего не сказала? Почему она, блять, не предупредила его отца?!! Почему не предупредила сына?!! Почему она вообще сказала ему, где находится гора??? Она действительно говорила ему избегать этого места? Чтобы никогда не приходить сюда? Помнил ли это Вэй Усянь? Может быть, его пятнистая память испортила этот момент. Возможно, он вспомнил только место, но не предупреждение. Он был молод. Было уже странно, что он это запомнил. Черт. Черт. Если бы только они не были такими чертовски безответственными, чтобы оставить своего ребенка одного, пока они отправляются на ночную охоту!! Плохо говорить о мертвых, но отчасти виноваты они!! Если бы они не умерли той ночью, Вэй Усянь не оказался бы на улице. У него не осталось бы россыпи полу-воспоминаний. Его отец не стал бы искать его годами. Его мать не становилась бы более отчужденной с каждым новым слухом! Он бы счастливо жил со своими собаками, сестрой, родителями и орденом... и у него никогда не было бы брата. Он был бы негодяем-практикантом, или что бы они ни выбрали, или… или сумасшедшая повелительница Цансэ Саньжэнь , возможно, выследила бы их… замучила бы… убила. Может быть, Вэй Ин был бы ее пленником. Может, он умер бы в детстве. Черт. Он никогда не предполагал, что эта неясная подробность жизни его брата может привести к такой большой опасности. Кроме. Кроме. Он никогда бы не отказался от него. К черту его щенков. Его мать была такой же жестокой до прихода Вэй Усяня. Его отец был таким же далеким. Единственная разница заключалась бы в том, что у них никогда не будет своего третьего, обожающего, доброго, внимательного, идиотского, шутливого, смеющегося, дразнящего, радостного, умного брата и сестры. Он бы все это пропустил. Так же, как он скучает по нему сейчас. Как будто дыра у него в животе. Как будто он всегда будет. Дыра в его жизни в форме Вэй Усяня. Отсутствие смеха и остроумных ответов и розыгрышей драки. Отсутствие брата. Теперь это было достаточно плохо. Он и представить себе не мог, что у него будет такая боль раньше. Даже если он никогда не знал, чего ему не хватало. Он бы знал. Также как он знал, что под этой простыней что-то не так. Он знал, что чего-то не хватает. Что-то не так. Это бы его съело. Заставил его всех ненавидеть. Всех. Заставил его возненавидеть мир. Так же, как он ненавидит это сейчас. Всех, кроме А-цзе. У кого он должен забрать. Он должен забрать у нее ее брата. Разрушить ее мир. Также как разрушили его. Может, ему стоит лечь рядом с Вэй Усянем. Пусть хищники заберут их обоих. Это было бы проще. Легче, чем видеть ее слезы. Ее разбитое сердце. Этот Лань Ванцзи будет счастлив. Он всегда ненавидел Вэй Усяня. Хоть кто-то из этого что-то получит. Хотя как только эта мысль закружилась у него в голове, она вызвала бурю тошнотворной ярости в глубине его живота. Иррациональное отвращение к этой белой мраморной колонне. Как он посмел так с ним обращаться. Как он смеет получать от этого удовольствие. Хотя он остался с ним в пещере. Они вместе убили зверя, которому десять тысяч лет. Он не дал ему умереть от лихорадки. Может, он не будет так счастлив, как думал вначале? Хватит думать о Лань Ван-гребаном-Цзи. Оплачет ли он кончину Вэй Усяня или нет - не его проблема… Хотя Вэй Усянь плакал бы наоборот. Наверное. Тошнота и горе снова захлестнули его кишки. Достаточно. Достаточно. Единственные мысли, которые ему следует пощадить, - это А-Цзе. Это они знали его лучше всего. Только они имеют значение. Хуайсан тоже будет расстроен… и, вероятно, Вэнь Нин. Хотя он может прыгнуть в гребаное озеро с водной бездной, ему все равно. Хотя были и другие. У Вэй Усяня было так много гребаных друзей. Всегда общительный, кокетливый, добрый, внешне крутой, собранный, красивый. Четвертое место в списке молодых мастеров. У него будет так много оплакивателей. Или он? Было много людей, которые знали о нем. Были с ним знакомы. Проходя мимо, хихикали. О нем говорили в кабаках. Хотя сколько на самом деле его знали? Кто из вас знал, какой у него любимый суп? Или, как далеко он может выстрелить стрелой? Или на какое дерево он залез, когда заблудился в лесу? Или, что его самым большим страхом были собаки? Или, что он действительно усердно учился, когда хотел? Или, что он всегда пытался ладить со его матерью, хотя она никогда не позволяла это делать? Или, что он любил острые специи, которые на несколько месяцев пережигали бы вкусовые рецепторы любого человека? Или, что он пошел стрелять в фазана, когда у него на уме было что-то, над чем он пытался работать? Или, что он как минимум раз в год притворялся мертвым в воде для шутки? Боги, как ему хотелось, чтобы это была шутка. Он хотел, чтобы Вэй Усянь просто моргнул и посмеялся над ним. Он бы даже не рассердился. Просто с облегчением. Рад, что ему не придется говорить А-Цзе, что она больше никогда не услышит этот смех. Его снова тошнило при мысли об этом. Он положил голову на неподвижную грудь Вэй Усяня, пытаясь остановить вращение мира. Он рыдал. Вот и все. Плотина прорвалась. Вскоре он вопил и выл в грудь Вэй Усяня, выкрикивая его имя. Жирные капли падали с его глаз, а сопли просачивались в и без того отвратительные мантии Вэй Усяня, и он сжимал их, пока его руки не свело судорогой. Он жалобно крикнул. Умолял брата проснуться. Умолял. Умолял. Желал, чтобы его сердце начало биться. Чтобы его грудь была целой. Умолял вернуть его. Вернуть это ядро, которого он никогда не хотел. Отмените эту ужасную сделку, на которую он никогда не подписывался. Он кричал далеко в ночи. Хищники не подходили к трупу его бедного брата. Хорошо. Он пообещал защитить его от собак. Это распространялось и на волков. Даже если он ушел. Он защитит его тело. Тогда он знал. Он не мог оставить тело там. В конце концов он взял себя в руки. Хотя только после того, как выкрикнул свои угрозы в мутную сырость вокруг него. - БАОШАНЬ-САНЬЖЭНЬ!!! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ??? Я НИКОГДА НЕ ПРОЩУ ТЕБЯ ЗА ЭТО !!! НИКОГДА!!! Бегите, куда хотите! СКРЫВАЙТЕСЬ ГДЕ ВЫ МОЖЕТЕ!! ПОТОМУ ЧТО В ОДИН ДЕНЬ Я НАЙДЮ ТЕБЯ И ЗА ЭТО, ЧЕРТ, УБЬЮ ВАС!!! ДАЖЕ ЕСЛИ Я ДОЛЖЕН ДОБИТЬСЯ БЕССМЕРТИЯ, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ !! ЗАПОМНИ МОИ СЛОВА!!!! Я НИКОГДА НЕ ПОЗВОЛЮ ЭТОМ ОЦЕНКАМ ОСТАТЬСЯ БЕЗНАКАЗАННОЙ!! ОН БЫЛ МОИМ БРАТОМ!!! ВАШИМ СОБСТВЕННЫМ ВНУКОМ!!! КАК ВЫ СМЕЛИ НАЛОЖИТЬ НА НЕГО РУКИ??? !!! ЭТО НЕ ДЕЛО!!! Я НИКОГДА НЕ СОГЛАСИЛСЯ БЫ С ЭТИМ, ЕСЛИ БЫ ВЫ СКАЗАЛИ ЭТУ ЦЕНУ!!! Верни мне моего брата! ТЫ, ЧЕРТОВА ЗАКЛИНАТЕЛЬНИЦА!!! ОТДАЙ ЕГО, ВЕРНИ!!!! ВЕРНИ ЭТО!!! НЕ ХОЧУ!!! НЕ ЕСЛИ ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ОН УШЕЛ!!! ЕСЛИ ТЫ НЕ ПОЯВИШЬСЯ ПЕРЕД МНОЙ, ЕСЛИ ВЫ НЕ ПОМОЖЕТЕ МНЕ ВЕРНУТЬ ЕГО ВЕРНУТЬСЯ В ЭТОМ МГНОВЕНИИ, ТО ЗНАЙТЕ, ЧТО ЭТО ЖИЗНЕННЫЙ ДОЛГ, ПРИВЯЗАННЫЙ ЕМУ, БУДЕТ ОПЛАЧЕН ТОЛЬКО ВАШЕЙ КРОВЬЮ !!!!! И Я БУДУ ИЗВЛЕЧАТЬ ЕГО ИЗ ВАШЕЙ БЕССМЕРТНОЙ ПЛОТИ!!! ИЗ-ЗА ВАС Я ПОТЕРЯЛ ЕДИНСТВЕННОГО БРАТА В ЭТОЙ ДЕНЬ !!! БУДУ УБЕДИТЬСЯ, ЧТО ВЫ ВСЕ ПОТЕРЯЕТЕ !!! ТОЛЬКО ТОГДА Я УЗНАЮ, ЧТО МОЙ БРАТ МОЖЕТ ОТДЫХАТЬ В МИРЕ !!! ВЫХОДИ СЕЙЧАС И СМОТРИ НА МЕНЯ ИЛИ СБЕГАЙ ДАЛЕКО !!! ВЫБОР ЗА ТОБОЙ, ТЫ ТЩАТЕЛЬНЫЙ!!! ПРИДУ К ВАМ В КОНЦЕ КОНЦОВ!!! Я НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ ЭТОГО, НЕ ПРОЩУ ЭТО, И НИКАК НЕ ОТКАЗЫВАЮСЬ ОТ ВАС !!! ПОМНИТЕ МЕНЯ БАОШАНЬ-САНЬЖЭНЬ !!! Мое имя - ЦЗЯН ЧЭН, ЦЗЯН ВАНЬИНЬ. Я И БРАТ ВЭЙ ИНА, ВЭЙ УСЯНЯ, ИДУ ЗА ВАМИ!!! Я ОТОМЩУ ЗА ЕГО УБИЙСТВО!!! ОТ МЕНЯ ВЫ НИКОГДА НЕ БУДЕТЕ В БЕЗОПАСНОСТИ!!! НЕ ДЛЯ ВАШЕЙ БЕССМЕРТНОЙ ЖИЗНИ!!!! К концу он тяжело дышал. Он стоял, Цзыдянь развернулся, кружился и метался, глаза метались между стволами деревьев и тенями, прицеливаясь любой намек на звук. Нервы съедают его. Дрожь при мысли об этой неизвестной сущности. О том, чтобы сразиться с существом, которое могло бы разорвать его собственного исключительного брата. Лицом к нему в темноте. Без меча. Он почти не тренировался с Цзыдянем. Он едва поправился после перенесенных побоев. Каждая фибра его существа кричала, что он был глуп. Безрассудный. Что он вместе с собой подвергал опасности сердцевину своего брата. Что, если он упадет сейчас, его А-Цзе никогда не узнает, что с ними случилось. Волки съедят его брата. Его А-Цзе будет одна. Никого из них нельзя оставлять в покое. Но когда еще он получит возможность противостоять этому врагу? Когда он снова будет рядом с ее домом? Когда он вообще узнает о ее местонахождении? Тысячи ее искали. Тысячи потерпели неудачу. Никто не знал, где она жила. Никто не знал, где это могло быть. Он даже не видел, как она выглядела. Он слышал только ее голос. Он не мог просто так продолжать. Он не мог выследить каждую женщину в стране и заставить их говорить. Кроме того, она была бессмертной. Вероятно, она могла бы изменить свой голос. Она знала, как он выглядел. Он был в невыгодном положении. Он всегда был в невыгодном положении. Вэй Усянь мог это сделать. Вэй Усянь мог выследить Баошань Саньжэнь. Мог бы найти ее. Он бы не дрожал, когда его глаза бродили по темному лесу. Он не стал бы втайне надеяться, что она ушла. Что она никогда не слышала его вызова. Что ему никогда не придется сталкиваться с ней лицом к лицу. По крайней мере, пока. Он бы выстоял. Использовал бы свой интеллект, чтобы спровоцировать ее на нападение. Использовал бы свои превосходные навыки уклонения, чтобы увернуться от ее клинка, ее когтей? Что бы она ни использовала, чтобы разрезать Вэй Усянь. Он использовал бы эту раздражающую технику секса, которая у него была, и встал у нее за спиной, схватил ее руками за спину, зафиксировал на месте, чтобы она не могла двигаться. Затем он угрожал ей, пока она не вернет Вэй Усяня. Может быть, рассердить ее на грани смерти. Он бы что-нибудь придумал. Он справится. Он добился бы невозможного. Невозможное всегда было чертовски невозможным для Цзян Чэна. Он мог попробовать все, что хотел. И все же он каждый раз терпел поражение. Он никогда не был так хорош, как Вэй Усянь. Никогда не достаточно хорош, чтобы захватить орден. Он сомневался, что даже А-Цзе будет счастлива видеть только его. Он чувствовал себя таким одиноким. Так невозможно разоблачить. Такой хрупкий. Такой нежный. Он чувствовал, как сила снова течет по его венам, но она была не его. Ее украли у его брата. Это должен был быть Вэй Усянь. Это никогда не предназначалось для него. Он не хотел превзойти своего брата в этом. Он не хотел этого... обмана... этой трагедии. Он хотел одобрения брата. Он хотел, чтобы Вэй Усянь смотрел на него как на равного. Он хотел, чтобы он гордился тем, кем стал Цзян Чэн. Теперь у него этого никогда не было. Его украли у них обоих. Он стоял, нервный, нервный, взволнованный, потерявший близких, хрупкий, такой усталый. Холод разъедал его кости. Но ядро ​​Вэй Усяня поддерживало его. Как печь. Как специя Юньмэн. Утеплен изнутри. Прошло несколько часов с тех пор, как он выкрикнул свой вызов. Однако никто не ответил на него. Не было даже шороха листвы или легких капель дождя. Там ничего не было. Он был одновременно счастлив и взбешен. Он хотел использовать эту ярость, чтобы отомстить. Может, если бы он сказал А-Цзе, что убил того, кто это сделал… может, это облегчило бы ей задачу. Нет. А-Цзе никогда бы не заботилась о таких вещах. Она никогда не заботилась о мести. Их брат никогда не вернется домой. Ничто не могло помочь А-Цзе. Что бы он ни делал. Он сдался. Баошань Саньжэнь не приходила. Ее давно не было. Она убила его брата и ушла. Убила его и заставила Цзян Чэна нести это бремя внутри себя. Это напоминание на всю оставшуюся жизнь. Вынудила его нести ответственность. Горе. Стыд. Если бы он никогда не просил ее о помощи. Никогда не лгал о том, кем он был, возможно, она бы пощадила Вэй Усяня. Может быть, Вэй Усянь был бы жив. Может быть, это ядро ​​и есть его наказание. Наказание за обман. Напоминание: будьте осторожны в своих желаниях. Напоминание о том, что он должен был быть доволен тем, что у него было. Напоминание о том, что он заставил бы своего брата пройти через это. Позволил бы себе исчезнуть. Хотел быть обиженным призраком. Он хотел умереть вместо того, чтобы остаться без ядра. Теперь у него есть ядро, но его брат мертв. Все потому, что он ее спросил. Все потому, что его гордость не позволяла ему быть приземленным. В конце концов он вернулся к телу своего брата. Теперь сквозь деревья струился свет. Утро цвело по всей горе. Становились видны едва заметные стволы деревьев. Новый день, просачивающийся сквозь навес. И все же Цзян Чэн сомневался, что когда-нибудь уйдет из этой ночи. Он почувствовал, как холод и тьма проникают в его душу. Он сомневался в чем-либо, кроме яркого смеха брата, который его прогонит. Однако это было невозможным, с которым не мог справиться даже его брат. Он решил, что пора уходить. Хотя как привезти брата стоял вопрос. Он подумал о том, чтобы сделать сумку, достаточно большую, чтобы его можно было перевозить, но он не мог вынести мысли, как его лицо исчезает в ней. Наблюдая, как его брат исчезает в безвоздушной, безветренной пустоте. Это было слишком реально. Слишком уж окончательно. Нет, он понесет его. Теперь у него было ядро ​​Вэй Усяня. Нет ничего невозможного. Он наклонился, чтобы заправить пряди волос за уши брата. Затем он снял верхнюю одежду и накрыл ею Вэй Усяня, плотно обернув ее вокруг него. Взяв его на руки, он нахмурился, увидев, насколько он легок. Было ли это ядром Вэй Усяня? Или секрет, который Вэй Усянь скрывал от него? Если только они не пробыли там дольше, чем он думал? Он внезапно стал очень беспокоиться за свою А-Цзе. Он должен поторопиться. Хотя эта мысль заставляет его сердце сжаться. Будущие рыдания и крики его сестры, звучащие в его ушах, были гимном, которым он задал свой темп. Худшее путешествие в его жизни.