Диван: сборник

(pov Даня) Конечно, я сразу понял, что я "не такой", Снова не к месту, и я снова чужой везде. "Ты - не родной", - не приговор, Но словно набатом: "Тебя подменили". И, кажется, вот оно счастье моё, Новая жизнь, друзья и родители. Но я "не такой", я не к месту везде, И папа, и мама не знают, что делать со мной. А ещё он - совсем не родной, И вовсе не брат, и точно не друг мне. Смеётся как будто ничего не произошло, А я плакать хочу, так стыдно и больно мне. Что-то вновь говорю, огрызаюсь и вру, Ведь я не хочу быть здесь, я хочу вернуть прошлое. Пусть я "не такой", но там кем-то был. А тут я чужой, я не к месту везде, Даже если родной уже... И вдруг обнимает он, И слёзы вдруг высохли. И я плакать хочу снова, И, наконец, я реву. Дане было ужасно стыдно за свою драку перед родителями. Ну подумаешь, ноутбук. Это для Вани мелочь, и для Дани должно быть тоже. Но, живя в бедности всю жизнь, не так-то просто перестать чувствовать себя бедным, даже если вдруг получаешь на что-то право. Но, может, и право то выдуманное. Правильно мама говорит: "Надо уезжать и немедленно". Всё здесь чужое, и они здесь чужие. И неважно, что родные мама и папа тоже здесь. Даня ничего к ним не чувствует кроме странного чувства отверженности, появлявшегося в нём каждый раз, как он оказывался рядом со своими биологическими родителями. Почему это он должен называть маму - мамой Лидой? А маму Полину - мамой? Насчёт смены имени отца Даня был согласен. Он не питал особой теплоты к вечно пьяному отцу, который только и делал, что подставлял и обижал его и маму своими пьяными выходками и тратой денег из их общего мизерного бюджета. Что папа Лёша, что папа Антон - Даня, можно сказать, как жил без них, так и ещё проживёт. Но маму свою он любил. Поэтому, конечно же, он её не оставит. Так он ей и сказал, когда мама сказала, что лучше остаться жить в особняке Ивановых. - Нет. Я поеду с тобой, - заупрямился Даня. - Даня, - Лида нахмурилась. - Тебе придётся остаться. - Я поеду с тобой, - повторил Даня, тоже сведя брови. - Не возьмёшь меня с собой, всё равно я тут не останусь. Сбегу. На том и порешили. Лида знала, что её сын очень упрямый. Даже непробиваемый. И раз сказал, что не останется, то не останется. А бросить Даню на произвол судьбы она тоже не могла. Ну и пусть не родной, зато любимый. Её опора по жизни. Её вечный маленький защитник. Тем более, вдруг ещё передумает. И с этими мыслями Лида начала собирать сумки. - Ну что прощаемся? - с неловкостью пробормотал Алексей. Антон просто кивнул головой. Как и Полина. Дед первым залез в вертолёт. Лида задержалась. Её взгляд метнулся к Дане, что стоял чуть поодаль от всех. - Не передумал? - спросила она. - Нет, - ответил Даня и сделал шаг вперёд. А потом взял её за руку и сказал. - Давай уедем, мама. Ваню с первого взгляда зацепил этот ботан. Чудной, странный. Точно как инопланетянин. Но милый до чёртиков. Во всяком случае, пока не начал на Ваню гавкать. Ваня даже ошалел сначала от такой перемены. Сперва хлоп-хлоп глазками, голосочек невинный, руки по швам и еле слышное: "Здрасте". А потом вдруг: "Вся любовь достанется мне" и "Я взял зарядку в твоём кармане. Но не в том, где сигареты". Сказать, что Даня его тогда выбесил, значит, не сказать ничего. Нападения от ботана Ваня, конечно, не ожидал. И драться с ним было как-то стрёмно. Маленький, щуплый. Тронешь - рассыпется. И бил то Даня слабо. И поэтому не то что бы Ваня поддавался. Скорее, лишь отбивался. Но Дане и этого хватило с лихвой. Потому что, когда их разняли, губа кровоточила у Дани, а не у него. И синяк под глазом тоже ему достался. И неважно, что вслух Ваня только орал и ругался в сторону Данилы. А совесть как замучила его тогда, так и нет да ест его и сейчас. И, вправду, зачем он заклеил этот злосчастный ноутбук? Ни себе, никому называется. Но на мировую идти Ваня не хотел. Если кто и должен извиняться, то ботан. А он не станет. А теперь вот как всё повернулось. Ивановы решили уехать. А Даня останется. Или нет? Ваня нахмурил брови, когда Даня, взявший за руку свою маму Лиду - а по совместительству и его родную мать, вдруг сказал. - Давай уедем, мама. И мама Лида ответила. - Хорошо, Даня. Уедем. И обняв злосчастного, раздражающего задохлика, повела его к вертолёту. Ваня хотел крикнуть, остановить названного брата, но язык будто прирос к нёбу. Он на миг замер как статуя, хотя внутри него начался целый кавардак. К счастью, Антону и Полине тоже не понравилось решение Дани и его родителей. - Эй, вы куда это моего сына ведёте? - занервничал Антон. - Правда, - вторила ему Полина. - Алексей? Лида? Что это? - Даня! Данечка! Ну куда ты? Но прежде, чем Лида или Лёша, или даже дед успели что-то сказать, Даня смело поднял глаза на своих настоящих родителей и тихо, но твёрдо произнёс. - Вы - мои биологические родители. Но вы - не мои родители. Я не знаю вас. И не думаю, что хочу знать. Я хочу домой. Но мой дом не здесь. Даня бросил быстрый взгляд на Ваню и тут же отвернулся. Полина сразу спросила. - Это из-за Вани? Всё наладится, Данила. Вы помиритесь. Ведь так, Ваня? - Это не из-за него, - однако, голос Дани дрогнул. - Он вообще мне никто. Ваня на этих словах возмущённо рыкнул. Но Даня даже не посмотрел на него. - Это из-за вас. Вы лишаете меня моей семьи. Вы выгоняете мою маму. И после этого вы ждёте, что я останусь с вами? Да никогда! - Даня закричал. Его губы задрожали. И как он не пытался сдержаться, но слёзы сами покатились из глаз. - Лучше бы мы не приезжали сюда. Лучше бы я так и не узнал, что меня перепутали в роддоме! - Мама! Давай уедем! Давай уже уедем! - Даня совсем расклеился. Лида растерялась. Она и не подозревала, как сильно её Данечка переживал из-за перемен, возникших в его жизни. И только сейчас она поняла, что оставаться, и вправду, нельзя. Даня умный, а она работящая. У деда пенсия. А Алексей... Ну как-нибудь проживут. А как же иначе? - Хорошо, сынок. Не расстраивайся. Я больше не буду тебя отговаривать. Уедем. Вместе. Лида обнимала Даню, утешая, успокаивая как маленького. Поэтому пропустила момент, когда Ваня - её родной и такой чужой сын вдруг оказался прямо перед ними и сказал громко и ясно. - Нет. Никуда вы не уедете. Я не позволю. - Ты меня слышал, Данёк?!