«Qīng qīng de fēng xiàng jiù mèng de shēng yīn
Bù shì wǒ bù gòu jiān qiáng shì xiàn mǎi tài duō jiāng yìng
Bī dé huí yì tài qiáng…
…
Yǒu jīn shēng jīn shēng zuò xiōng dì
Méi lái shì lái shì zài xiǎng nǐ»*(1)
(Richie Ren, Xiao Gui, Liu Yuning –兄弟 (Brothers))
Цилин не спал, прислушиваясь к дыханию друзей, с которыми вновь делил одну кровать на троих. В принципе, это было ожидаемо: количество комнат в гостевом доме не увеличилось, зато гостей, определенно, прибавилось. Сяо Хуа сдержал свое обещание и, спустя полтора месяца отсутствия каких-либо известий от У Се, направил несколько людей семьи Цзэ для надзора за перевалом Шимэнь и деревней. Более того, Юйчэнь забронировал весь гостевой дом на несколько недель вперед и оплатил больничные счета за оказание помощи экспедиционной группе. И, как оказалось, не зря. Уже на выходе из национального парка команда едва держалась на ногах от хронической усталости, выраженного истощения, переохлаждения и многочисленных травм. Изнуренные чередой последних событий расхитители буквально свалились в руки дежуривших тут же людей из семьи Цзэ. Даже Цилин чувствовал себя изнеможенным, хотя, в отличии от У Се и Панцзы, смог самостоятельно добраться до машины. Как выяснилось позже, сильнее всех опять пострадал наследник семьи У. Уже знакомый Чжану доктор Хуан ужаснулся столь плачевному состоянию пациента, всерьез намереваясь связаться с его ближайшими родственниками для получения согласия на перевод в реанимационное отделения. Благо, успевший немного оклематься Панцзы безапелляционно заявил, что он и Цилин – семья У Се, старшие братья с правом принятия решения о медицинском вмешательстве. И даже предоставил в качестве подтверждения копию электронного добровольного согласия, подписанного другом. Чжан не без удивления вчитался в текст, обращенный к нему устало ухмыляющимся подрывником: его имя, вписанное в одну из граф, стало новым открытием. У Се всецело доверял им обоим, как всегда. Перевод в палату интенсивной терапии, к счастью, оказался лишь предосторожностью и не имел под собой реальных оснований. Цилин плохо запомнил, что происходило в течении последующих пары суток, но когда проснулся в одной из больничных палат, ему сообщили, что жизни У Се ничего не угрожает. Оставалось лишь дождаться следующего дня, чтобы увидеть его. Неделю спустя всю команду выписали, в буквальном смысле слова открестившись от таких пациентов. Доктор Хуан с тяжелым вздохом даже согласился отпустить вместе со всеми своего самого проблемного подопечного, взяв с него обещание беречь свое основательно подорванное здоровье хотя бы в ближайшие несколько дней. И вот, лежа рядом с У Се и вслушиваясь в его неровное дыхание, Сяогэ никак не мог заснуть, разглядывая белеющий в темноте потолок. Волны жара, исходящие от наследника семьи У, были ощутимы даже через плотным коконом обернутое вокруг него одеяло. Как можно было выписать человека, стоявшего на ногах только благодаря поддержке друзей, продолжающего температурить и, в целом, выглядящего не лучше зомби, Чжан не понимал. Зато прекрасно знал, что переспорить У Се невозможно. Если он решил покинуть больницу, то остановить его не мог никто. Такое было непосильно даже У Эрбаю, чего уж говорить о неподготовленном к встрече с боссом У докторе Хуане. Радовало лишь то, что нынешнее состояние потомственного расхитителя вообще не располагало к каким-либо активным действиям – только сон с редкими пробуждениями. Такой беззащитный У Се вызывал в Цилине еще большее желание оберегать и заботиться. Хотелось не просто лежать рядом в тщетных попытках уснуть, а прикоснуться. И с каждым разом одергивать себя от таких мыслей становилось все труднее. Сбежать – идеальный выход, но Сяогэ запретил себе даже думать об этом, зная, что стоит ему уйти, как он потеряется во времени, а когда опомнится, то будет уже поздно. Он обещал быть рядом, значит должен выполнить хотя бы одно свое обещание из множества, брошенных впопыхах и между делом. Вспомнить, сколько раз им была произнесена одна и та же фраза, Чжан не мог, зато отчетливо помнил, как после этого вновь и вновь исчезал из жизни У Се. Неудивительно, что тот не воспринял его очередное заверение всерьез. Осторожно сдвинувшись ближе к краю кровати, Цилин решительно поднялся, собираясь прогуляться по ночному городу и привести свои мысли в порядок. Приятная ночная прохлада приносила с собой умиротворение, давая возможность осмыслить все происходящее и сосредоточиться на главном – чего же на самом деле он хочет от У Се. Минувшие события, когда Цилин практически поверил в смерть друга, а после чуть было не убил его сам своей безучастностью, затронули в душе Чжана доселе ему неизвестные потаенные уголки. Пульсирующее в груди тепло при виде наследника семьи У, доверчиво продолжающего впускать в свою жизнь друзей, не смотря ни на что, стало лишь сильнее. Но разобраться в этом, безусловно, приятном, однако слишком неясном чувстве никак не выходило. Оно не походило на простой интерес к нетривиальной личности потомственного расхитителя, как в самом начале знакомства железной троицы. Нельзя его было сравнить и с внезапно вспыхнувшей привязанностью, настигшей Чжана во время их совместного приключения в подводной гробнице. Даже взаимная симпатия, царившая во взаимоотношениях Сяогэ и У Се еще с прохождения змеиного болота, не отражала постепенно разгоравшееся незнакомое чувство. Все, что происходило после потери памяти Цилином, стало финальным шагом к нерушимой дружбе Железного Треугольника. Вот только даже с потерей памяти совсем еще слабая искорка тепла, вспыхивающая от каждой искренней улыбки наследника семьи У, не исчезла, разрастаясь до невиданных размеров. Чжан, действительно, не мог представить себе дальнейшую жизнь без У Се: без его смеха, улыбок и совершенно нелепого в глазах окружающих особого отношения к полукровке. Поэтому требовать от человека, подарившего ему столько прекрасных и бережно хранимых воспоминаний – теперь никакой силе во всей Вселенной было не под силу отнять их у него – Цилин тоже не мог. Оставалось только быть рядом и попытаться вникнуть в суть собственных чувств. Делая уже третий круг по одним и тем же улицам Шаншаня, Сяогэ поймал себя на мысли о поцелуе, спасшем жизнь У Се. Памятуя о привычке друга искать объяснения происходящему, исходя из разных точек зрения, Цилин всерьез задумался об инциденте, проигрывая его в своей ненадежной памяти и прислушиваясь к своим ощущениям. Если откинуть все причины совершенного им действия, то Чжан вполне готов был признать, что поцелуй не вызывал в нем отвращения или иных негативных эмоций. Скорее, наоборот, прикосновение вышло довольно приятным… Цилин резко оборвал себя прямо посреди мысли, внутренне содрогаясь от неприязни к самому себе. Хотелось что-нибудь сломать, но новые ссадины на руках обязательно взволнуют У Се, который слишком болезненно воспринимает каждое ранение Сяогэ, особенно нанесенное собственноручно. И никакие доводы не помогали хотя бы немного сгладить чувство вины, читавшшеся в глазах потомственного расхитителя, стоило Чжану воспользоваться собственной кровью в очередной гробнице. Ускоряя шаг, Цилин чертыхнулся: он умудрился забыть телефон на прикроватной тумбочке, а кружа по городу, и вовсе забыл о времени. Ночная прохлада сменилась предрассветной дымкой, капельками влаги повисшей в воздухе. Спешно поднимаясь по ступеням в гостевой номер, Сяогэ совершенно не замечал обеспокоенный взгляд занявшей еще с вечера вахту за стойкой регистрации хозяйки домика. Его волновала лишь конечная цель устроенной из-за собственной невнимательности гонки со временем. Дверь в номер отворилась совершенно бесшумно, пропуская ночного бродягу в погруженную в легкий полумрак комнату, по которой разносились похрапывания Панцзы. - Сяогэ? Чжан был готов поклясться, что голос У Се дрогнул. - Гулял, - не задумываясь, выпалил он, отвечая на повисший в воздухе вопрос. - А, - неловко протянул потомственный расхититель. - Как ты себя чувствуешь? - Сонным? – прозвучало вопросительно и немного заторможено. - Почему не спишь? – Цилин мысленно укорил себя за столь глупый вопрос. Уже стоя у самой кровати, он окинул беглым взглядом завернутого в одеяло по самую макушку друга, отмечая неестественную бледность, растрепанные ото сна волосы и судорожно сжимаемый в одной из рук собственный телефон. Заметив повышенное внимание к тонкому прямоугольнику в своих пальцах, У Се всего на мгновение пристыжено отвел глаза в сторону, секундой позже уверенно встречаясь ими с глазами Чжана. - Я не знал, что телефон остался в номере. Не хотел будить звонком Панцзы. Цилин кивнул, принимая телефон из горячих рук потомственного расхитителя и возвращая его на тумбочку. - Можешь остаться до утра? Знаю, вас с Яньцзином ждут во Внутренней Монголии, но мне бы хотелось попрощаться с тобой перед отъездом. И не только мне, - совершенно неожиданно для Чжана, на одном дыхании проговорил У Се. Сяогэ медленно кивнул, не до конца понимая, о чем тот говорит. Уставший от вакханалии, творящейся в мыслях хозяина, мозг завис подобно старому компьютеру. - Тогда разбуди меня, когда соберешься уезжать. Чжан снова кивнул, слишком сосредоточенный на обработке полученной информации. Когда, наконец, до него дошел смысл странной просьбы наследника семьи У, друг спал, неудобно опершись на спинку кровати. По итогу то, что У Се решил, будто Цилин вновь собрался сбежать, даже не предупредив, ничуть не удивляло. Это было закономерным выводом из поведения, демонстрируемого Чжаном многие годы. Вероятно, потомственный расхититель настолько привык к подобному, что даже не пытался сопротивляться или надеяться на другой исход очередного приключения. Стоило вспомнить, как тот каждое утро украдкой, с хорошо различимым удивлением, плескавшимся на дне глаз, поглядывал на Сяогэ, оставшегося с друзьями в Ушаньцзюй после победы над Эрцзином, явно испытывая облегчение от понимания, что увиденное не было сном. И от этого Цилину становилось совестно и немного больно – У Се доверял ему без оглядки, совершенно безрассудно и искренне, но не верил в собственную значимость для Сяогэ. Осторожно уложить потомственного расхитителя головой на подушку так, чтобы наутро у того не затекли все мышцы от неудобной позы, труда не составило. Сложнее оказалось побороть собственное желание прикоснуться. И Чжан поддался. Совсем чуть-чуть. Ровно настолько, как позволяли рамки приличия. Но даже просто опустить холодную ладонь на пышущий жаром лоб друга было достаточно для усмирения вихря собственных мыслей. У Се рвано выдохнул, неосознанно потянувшись вслед за ускользающей приятной прохладой. Цилин поспешно отдернул руку, заслышав тихое бормотание. Но совершенно не ожидал, что горячее тело прильнет к его боку в поисках дарящего облегчение холода. Невнятные звуки стихли, стоило ему вернуть ладонь на свое место. Дыхание У Се выровнялось, опаляя открытую шею. Не решаясь пошевелиться и сменить позу, чтобы не разбудить друга, Сяогэ менял руки, каждый раз практически невесомо касаясь разгоряченной кожи успевшими поостыть пальцами. Легкую дрему прервало шевеление на другой половине кровати. Открыв глаза, Цилин убедился в своих подозрения – Панцзы успел проснуться и уже вовсю разглядывал прижавшихся друг к другу друзей, явно намереваясь запечатлеть момент в памяти своего телефона. - Ну, вот, - огорченно вздохнул Юэбань, встречаясь с практически черными глазами несокрушимой силы Железного Треугольника. – Сяогэ, что вы делаете? – полушутливый тон подрывника заставил губы Чжана дрогнуть в подобии улыбки. – Ладно, - протянул тот шепотом, заметив недвусмысленный жест, просящий соблюдать тишину. – И все-таки, почему ты одет? - Гулял. - Тебе повезло, что Тяньчжэнь не знает об этом. И мне тоже. А то пришлось бы бедному Ван Панцзы посреди ночи обыскивать все подворотни города. Цилин в недоумении приподнял брови на подобное заявление друга: слишком запутанно и абсурдно звучали его слова. - Да ладно тебе. Неужели не понимаешь, хутучун*(2) Чжан?! – едва слышно воскликнул Панцзы, обвинительно тыча пальцем в сторону изумленно замершего Сяогэ: уже давно Юэбань не называл его подобным образом. – Если бы Тяньчжэнь проснулся посреди ночи и не обнаружил тебя в комнате, то рванул бы искать по всему городу и меня с собой прихватил. Конечно, сейчас у тебя есть телефон, но если бы ты умудрился забыть его – даже не представляю, что мог навыдумывать себе Тяньчжэнь, еще и на больную голову. Помнится, он едва не утопился в море после твоего исчезновения на выходе из подводной гробницы. А после возвращения из гор Циньлина думал, что ты – глюк. Ведь Чжан Цилин никогда не остается! И так каждый раз! Ты исчезаешь, не сказав ни слова, а Тяньчжэнь винит во всем себя и пытается жить дальше, - устало завершил тираду Ван. Сяогэ отрешенно смотрел на распалившегося от обвинительной речи друга, обдумывая услышанное. Тот мог приукрасить, но сейчас Чжан знал наверняка – Панцзы говорит, как есть. Каждое его исчезновение лишь усиливало веру У Се в то, что он может больше не вернуться. - Я не собираюсь исчезать, - спустя какое-то время, все же проговорил Цилин, замечая, что подрывник ждет его реакции на свои слова. - Надеюсь, что это, действительно, так, - совершенно серьезно кивнул Панцзы. – Не знаю, что выкинет Тяньчжэнь в следующий раз, - Юэбань с тихим кряхтением поднялся с кровати. – Пойду, куплю что-нибудь поесть. Надо попытаться накормить У Се, а то снова загремит в больницу с истощением. Чжан кивнул, не пытаясь подняться следом. Панцзы ясно дал понять, что не простит, если он вновь оставит друга одного. Такой подрывник на самом деле походил на старшего брата У Се. Заботливого и немного ворчливого, готового на все ради неугомонного потомственного расхитителя.***
У Се неохотно просыпался, вырываясь из царства сна, в котором пребывал большую часть времени. На самом деле, он даже не был уверен в том, сколько дней прошло с момента их возвращения из Хэйчжу. Воспоминания слились в сплошное марево из ноющей боли и жара, охвативших все тело, и вязких мыслей. А еще из череды мутных картинок, периодически возникающих перед глазами. Единственным четким воспоминанием была прошедшая ночь, когда он, распахнув глаза, не почувствовал присутствие в комнате Сяогэ, чья часть кровати была пуста и успела остыть. На ощупь найдя телефон, У Се с нарастающей тревогой понял, что тот принадлал Цилину. Первой мыслью было разбудить похрапывающего рядом Панцзы, но потомственный расхититель одернул себя, напоминая – друг тоже нуждался в полноценном отдыхе без забегов по улицам ночного города и тихой истерики самого У Се. Сколько он просидел, сжимая принадлежавшую Сяогэ вещь, наследник семьи У не знал, а очнулся от тягостных мыслей только от шелеста плотно занавешивающих приоткрытое окно штор. Полностью экипированный Цилин возродил в душе У Се страх потери, который вылился в совершенно нелепую просьбу остаться с ним до утра, словно это могло хоть что-то изменить. Подсознательно он был готов проснуться в полном одиночестве, зная, что Панцзы ждет Мэймэй (все-таки два с лишним месяца большой срок), а Сяогэ должен вернуться на оставленные раскопки. Но предполагать и встретиться с бьющей обухом по голове реальностью – разные вещи. Вероятно, стоило встать с постели и позаботиться о самом себе хотя бы минимально, но, ни сил, ни желания не было. Хотелось свернуться калачиком под одеялом и проспать всю оставшуюся жизнь. А в том, что от нее ничего не останется, если У Се не найдет чертову монетку и не вернет ее в подземное озеро, сомнений не возникало. Взгляд расхитителя упал на выглядывающее из-под рукава мешковатого лонгслива запястье, от которого черной змейкой спирали практически до самого локтевого сгиба поднимался узор из мельчайших символов, в окружении тончайших заостренных шипов. В целом, рисунок походил на модную молодежную татуировку, вот только от нее веяло куда большей опасностью, чем вероятность заработать какое-нибудь заболевание или банальное воспаление. Босс У усмехнулся: вся его жизнь походила на бесконечную драму с примесью экшена и совершенно однообразным сюжетом. Как там говорил великий Цезарь: вени, види, вици*(3)? Пожалуй, так, не считая постоянного нахождения на пороге смерти, причем в большинстве случаев из-за собственных глупости, самонадеянности и безрассудства. И вот, казалось бы, пора уже остановиться и задуматься, а стоит ли оно того, но вместо этого наследник семьи У вновь, не раздумывая, бросается в саму гущу событий, чтобы позже тщетно бороться с чувством вины, опустошения и одиночества, снова и снова выбирая сомнительные методы, вроде курения, алкоголя и, в конце концов, нового, похожего на другие, витка опасных приключений, результатом которых становится все то же гнетущее чувство безысходности. Предприняв новое титаническое усилие, У Се сполз с огромной кровати, обходя номер в поисках своего телефона, чтобы найти его на последнем издыхании в кармане висевшей на крючке куртке. Оставшихся процентов заряда гневно светившегося красным индикатора батареи хватило на короткое сообщение Цилину с пожеланием удачной поездки и извинениями за то, что проспал его отъезд. Писать Панцзы смысла не было: тот, при необходимости или просто из-за желания пообщаться, сам связывался с другом не реже пары раз в неделю. Выяснять, чем занимаются другие члены команды, не было желания. Все они были свободны и вольны покинуть Шаншань в любое удобнее для них время. Все живы и здоровы – это главное. С остальным босс У мог справиться самостоятельно. Хотя, пожалуй, стоило еще поблагодарить за помощь Сяо Хуа, но потомственному расхитителю становилось откровенно не по себе, стоило представить сумму долга перед Юйчэнем. Таких расходов он точно не мог позволить себе в ближайшее время. Где-то на самом краю сознания У Се понимал, что накатившая на него депрессия – ни что иное, как следствие эмоционального и физического истощения, и поддаваться ей глупо, но хотя бы раз за всю свою жизнь ему хотелось не просто предаться самобичеванию с последующим жестким контролем над своими чувствами, разумом и телом, а банально проявить хоть капельку жалости по отношению к самому себе. В конце концов, пока его никто не видит, можно было сбросить все маски, отринуть сросшуюся с ним личность босса У, и побыть просто наивным У Се, надежно запрятанным от чужих глаз в самые глубины подсознания и скрытым от тлетворного влияния окружающих его сил в недрах давно пошедшей многочисленными трещинами под беспрестанными ударами судьбы души. Вибрация от выключившегося в ожидании подзарядки телефона неприятной волной прошлась по руке, вынуждая пуститься на новые поиски зарядного устройства. Нигде не обнаружив искомого, У Се разочаровано отбросил бесполезный гаджет куда-то на кровать. Планы приходилось срочно менять – умыться и немного привести себя в порядок, чтобы спуститься к стойке регистрации и попросить помощи у сердобольной хозяйки или ее мужа. Настойчиво бьющаяся в голове мысль, что проще было бы постучаться в любой из соседних номеров, была задвинута подальше. По какой-то необъяснимой причине ему не хотелось пока встречаться с кем-либо из команды. Проще говоря, он не был к этому готов. Голова ощущалась слишком тяжелой, а мысли то и дело разбегались в разные стороны, чтобы подобрать подходящие ответы на все возникшие у товарищей вопросы. А в том, что они были и далеко не один-два, сомневаться не приходилось. Сотня, другая – в лучшем случае. Чего точно У Се не ожидал, так это столкнуться на выходе из номера с обеспокоенно поглядывающим на него Цилином. Отдающая приятной прохладой ладонь без предупреждения легла ему на лоб, замирая. - Ты еще не уехал? – выпалил первое, что пришло ему в голову, У Се. – Зашел попрощаться? – не дождавшись ответа, уточнил он. - Почему я должен прощаться? – убрав руку с его лба, хмуро поинтересовался Чжан. - Не должен, - потомственный расхититель мотнул головой, потерянно прикусывая нижнюю губу. Он совсем забыл, что на время сбросил все свои мыски, выпуская на свободу настоящего У Се. – Ты ничего мне не должен, Сяогэ, - собравшись, наконец, с мыслями, закончил наследник семьи У, отступая внутрь номера. Вернуть контроль оказалось непростой задачей. Озадаченный взгляд Цилина сбивал с нужного настроя, но У Се справился, усмиряя самого себя. Чжан продолжал оцепенело наблюдать за попытками друга скрыть свои переживания за одной из многочисленных масок. Сейчас У Се, как никогда, походил на того наивного парнишку, впервые вошедшего в гробницу вместе со своим третьим дядей. Всего чуть больше получаса назад Цилин покинул номер, чтобы поговорить с Яньцзином и наотрез отказаться от участия в новом деле, предложенном им буквально на следующий день после выписки из больницы. Возвращаться в пустыню Алашань смысла не было – там и без них все шло хорошо. Зато от предложений других археологических и экспедиционных групп просто не было отбоя. Снимая блокировку с экрана смартфона, Чжан предполагал увидеть очередную рекламную муть, присылаемую регулярно, но только не лишенное всякого смысла сообщение от У Се, телефон которого оказался выключен. Оборвав разговор с Ци Хэем, он направился прямиком в номер, где оставил досыпать наследника семьи У. Ушедший за едой Панцзы до сих пор не вернулся, вероятно, флиртуя с какой-нибудь хорошенькой продавщицей в ближайшей продуктовой лавке. Поэтому игнорировать тревожный звоночек, звучащий все громче в голове, Сяогэ не стал. И вот, столкнувшись прямо в дверях с потомственным расхитителем, явно спешащим куда-то, он никак не мог сообразить, что должен сказать или сделать, чтобы успокоить выглядящего взбудораженным У Се. Слетевшие с языка неуклюжие слова только усугубили ситуацию, делая ее патовой, в первую очередь, для самого Цилина. Хотя наследник семьи У продолжал настаивать на том, что Сяогэ ему ничего не должен – и с чего он только это взял – Чжан думал совершенно иначе, не зная как донести столь простую истину до пребывающего в возбужденном замешательстве друга. - Как ты себя чувствуешь? – решаясь, наконец, разрушить тишину, Цилин вопросительно посмотрел на У Се. - Нормально. Сяогэ бы поспорил со столь безответственным утверждением – лоб друга по-прежнему пылал – но предпочел сосредоточиться на более важных вещах. - У Се, я никуда не уезжаю, - предпринял новую попытку достучаться до вбившего в свою голову невесть что потомственного расхитителя Чжан. – Почему ты так решил? - Но разве вам с Яньцзином не пора возвращаться в Алашань? - Яньцзин уезжает завтра утром, - кивнул Цилин, - в Мутоу. Я остаюсь. - Что? – У Се чувствовал себя глупо. Выработанный за годы знакомства с Сяогэ паттрен давал сбой. Снова. - Я обещал, - настойчиво продолжил Чжан, решивший идти до конца и добиться от друга понимания того, что он больше не уйдет и уж точно не исчезнет внезапно посреди ночи, вернувшись через пару тройку лет. - Сяогэ, - потомственный расхититель улыбнулся так мягко, как только мог, стоя посреди номера с сумбурно крутящимися в голове мыслями. – Если хочешь отправиться в Мутоу вместе с Яньцзином, то не стоит давать никаких обещаний. Это твоя жизни, тебе и решать. Цилин кивнул, принимая сказанное. Было бы глупо рассчитывать, что У Се так быстро поверит ему. - Я решил. Я хочу остаться, - на грани отчаяния находя правильные слова, просто, как само собой разумеющееся, и открыто – ведь только так и должно быть – заверил друга Чжан. - Как хорошо, что ты остаешься, Сяогэ! – в номер ввалился Панцзы, впихивая в руки несокрушимой силы Железного Треугольника сразу несколько пакетов. – Этим утром я разговаривал с Сяо Хуа и уговорил его отозвать своих людей обратно в Пекин. Он просил передать, что будет ждать твоего звонка, - подрывник выразительно посмотрел на У Се. – Тяньчжэнь, ты в курсе, что Яньцзин завтра уезжает в Мутоу? Все ему неймется! Только из одной долины чудом выбрался, так его в новое ущелье потянуло! - Где остальные? – под бойкую зычную речь Юэбаня наследнику пятой семьи удалось совладать с хороводом мыслей, успокаиваясь – ощущение собственной неразумности, никак не желающее покидать его, тоже немного улеглось, давая возможность взглянуть на вещи здраво. - Шастают по городу. Не знаю, кто кого выгуливает, но, по крайней мере, не мельтешат перед глазами. - Надо отправить Кань Цзяня домой, пока второй дядя не выставил мне шестизначный счет. - У этого старого лиса на уме ничего, кроме денег и власти, - фыркнул Ван, окончательно разряжая обстановку. - Я бы добавил к твоему списку молоденьких девушек, - в тон другу хмыкнул У Се, полностью расслабляясь. В конце концов, обо всех неурядицах можно было подумать в любой другой день, когда он снова останется один, а пока стоило наслаждаться обществом своих лучших друзей, оставивших на время все свои заботы ради него. - И кто был в последнем топе? – раскладывая еду, весело поинтересовался подрывник. - Хуан Мэнин и Мао Сяотун. - Ох, Сяогэ, только не говори, что не знаешь о ком речь? – с широкой ухмылкой подначил задумчиво переводящего взгляд между ними друга Юэбань. - Не знаю. - Сяогэ, не слушай его, - коротко рассмеялся У Се, погрозив Вану пальцем. – Это актрисы. Довольно популярные. - Старый лис хочет женить нашего Тяньчжэня на молоденькой красотке, - просветил Цилина пузо и душа Железного Треугольника, но заметив, как тот нахмурился, продолжил. – Правда, совершенно безуспешно. - А где был ты? – многозначительно изогнув бровь, Сяогэ нанес ответный удар смутившемуся под пристальным взглядом Юэбаню. – Больше двух часов прошло, - добил он обычно непрошибаемого друга. - Кто она? – опустившись на разворошенную постель, У Се окинул Панцзы лукавым взглядом, подыгрывая Чжану. - Все-то вы знаете! – с деланной обидой в голосе цыкнул Ван, мгновенно расцветая. – Ло Синсин такая приветливая. - Панцзы, тебя тоже на старости лет на молоденьких потянуло? - Что поделать – душа просит любви и ласки. - Тебя погладить, как кота? - Тяньчжэнь, неужели тебе не хочется того же? У Се фыркнул, отворачиваясь от друга. В самом деле, что он мог на это ответить? В любви, тепле и ласке нуждаются многие люди, но не все могут их получить так же просто, как Панцзы. Наследник семьи У осознанно отгородился от подобных отношений: доверия ко всем этим Синсин, Шаньшань, Хуахуа, Цзюаньцзюань и другим приветливым девушкам у него не было. Цилин смерил нечитаемым взглядом сидящего на краю кровати У Се, наблюдая за тем, как тот беззвучно шевелит губами. Вопрос Юэбаня пришелся очень кстати, однако услышать ответ на него не вышло – потомственный расхититель продолжал отфыркиваться от всех подначек Вана, игнорируя его все нарастающий интерес к своей персоне. Первым, как ни странно, сдался подрывник, пригрозив другу однажды выведать все секреты наследника семьи У и получая в качестве ответа несколько вполне доступных для понимая Чжана жестов. Этот раунд остался за светлым умом Железного Треугольника. Кое-как наглотавшись невесть где раздобытого Панцзы пресного куриного бульона, который желудок наследника семьи У то и дело грозился вывести наружу тем же путем, У Се забрался обратно в постель. От смены положения тошнота только усилилась, а лоб покрылся испариной. Хотелось немедленно избавиться от съеденной жидкой пищи, но нежелание расстраивать друга пересилило. Стараясь дышать глубоко и размеренно, У Се лег, с головой накрываясь одеялом. Так было проще скрыть от друзей свое плачевное состояние. Постепенно мерзкие ощущения отступили на второй план, на смену им пришел спасительный сон.***
Панцзы и Сяогэ продолжали мирно заниматься своими делами, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Стоило их другу уснуть, осилив едва ли четверть миски куриного бульона и при этом выглядя так, будто его сейчас стошнит, оба расхитителя не сговариваясь перебрались на кровать, занимая свои места по обе стороны от него. Ведя неспешный тихий разговор о произошедших за последнее время событиях, они все сильнее убеждались в необходимости поговорить с У Се. С них причитались извинения, а с наследника семьи У – объяснения. Больше всего Юэбаня нервировала неизвестно откуда взявшаяся странная татуировка на предплечье друга. Чтобы отвлечься от нее, подрывник поинтересовался причиной задержки возвращения Сяогэ из сенота в паре со светлым умом Железного Треугольника, получая исчерпывающий ответ. Цилин рассказал абсолютно все, чувствуя себя неловко, но заверения Панцзы в том, что У Се точно не будет сердиться или обижаться на него, немного успокоили Чжана, придав уверенности. Следующее пробуждение У Се состоялось ближе к полуночи, когда Юэбань начал задремывать, так и не досмотрев фильм, а Цилин сосредоточено разглядывал знакомый до мельчайших трещинок потолок, пребывая где-то в своих мыслях. От еды потомственный расхититель ожидаемо отказался, но осторожное предложение поговорить, выдвинутое Панцзы как бы между делом, воспринял с энтузиазмом. Откровенно отвечая на вопросы друзей, У Се чувствовал зарождающуюся в душе безмятежность – все страхи и сомнения отступали под натиском искренних заботы и понимания, исходивших от сидящих близко, как никогда, Панцзы и Сяогэ. Те, в свою очередь, слушали внимательно, не перебивая и не торопя, когда наследник семьи У внезапно замолкал, продолжая говорить лишь спустя какое-то время, с явным трудом подбирая слова, чтобы описать увиденное или пережитое. Вся история, произошедшая с У Се, начиная с видения при взрыве тоннеля, выбора другого пути и падения, выстраивалась в последовательную цепочку. Цилин и Юэбань теперь знали, что пережил друг за время их вынужденного расставания, и отчетливо понимали, как и сам наследник семьи У – они разделили на троих один общий страх потери, преследующий Железный Треугольник. Если Сяогэ боялся навредить или просто причинить боль самому дорогому человеку и не хотел становиться врагом Вана, а Панцзы – предать безграничное доверие порой чересчур увлекающегося друга и хоть как-то задеть Цилина, то главным страхом У Се стала потеря памяти. Вероятно, мироздание сыграло с нерушимой троицей злую шутку – светлый ум Железного Треугольника никогда и ничего не забывал, в отличии от привыкшего к этому Чжана, и утеря самых важных и трепетно оберегаемых воспоминаний нанесла сокрушительный удар не только разуму и телу, но и душе потомственного расхитителя, лишая его самого главного – веры в близких людей и в самого себя. А холодная, агрессивная отчужденность сражавшихся с внутренними демонами Панцзы и Сяогэ просто добила У Се окончательно, не давая ни малейшего шанса избежать собственного краха – в тот самый момент, когда железную троицу настигло чересчур реалистичное видение, единственным его желанием было, чтобы все поскорее закончилось, и в сопротивлении он не видел смысла, принимая судьбу, как есть. Ван Панцзы никогда не извинялся, обычно исправляя ситуацию шутками, но на этот раз – в ответ на откровения друга – он решительно задвинул целую речь, заходя издалека и сбиваясь, но мужественно завершив ее под изумленным взглядом У Се. Цилин и вовсе обычно предпочитал промолчать, показывая свое отношение к человеку не словами, а действиями. И уж точно – по крайне мере до встречи с наследником семьи У – никому не приносил своих извинений, но слушая немного нестройный рассказ У Се, ощущая исходящие от него волны раскаяния, обиды, страха, отчаяния и множества других чувств, все это время обуревавших потомственного расхитителя и тщательно скрываемых ото всех, приправленных непоколебимым доверием к друзьям и искренностью, Чжан понимал, что был не прав, и слова так же важны, как и действия. Извинения – это то, что он мог дать У Се помимо всего прочего. И, пожалуй, готов был использовать их несколько чаще, чем раз в двадцать лет. Совместные объятия, в которые втянул обоих мужчин расчувствовавшийся Панцзы, наконец, смогли в полной мере вернуть прежнюю особую взаимосвязь, царившую между железным трио. Едва не утерянную по их собственной глупости, но спасенную из загребущих лап темных сил общими усилиями. Неразрешенным оставался только один вопрос… - Тяньчжэнь, - не выпуская друга из объятий, начал Юэбань. – Ты совсем глупый, да? Ты, действительно, заключил сделку? Это был не сон и не одно из видений. - Зато все живы, - отстраняясь с тяжелым вздохом, глухо подтвердил худшие опасения друга У Се. - Какой же ты дурень, Тяньчжэнь. Когда ты, наконец, поймешь, что твоя жизнь не менее важна, чем любая другая? Нельзя каждый раз расплачиваться ею за всех, понимаешь?! У Се пристыжено опустил голову – самопожертвование было одной из его основных черт, и благо, в последние годы направлено оно было только на близких людей и друзей. Хотя эта установка работала не всегда. Взять, к примеру, тот порыв взорвать себя вместе с бумажными солдатами. Но он старался не поддаваться инстинкту всякий раз, когда кому-то грозила опасность, как это было раньше. - У Се, - сидевший совсем рядом Цилин настойчиво потянул рукав лонгслива вверх, обнажая черные линии и проводя по ним длинными пальцами. – У нас, - он выделил это слово, делая на нем акцент, чтобы привлечь внимание друзей, - не так много времени. Один лунный цикл. Если не найдем монетку в течение оставшихся двадцати дней, то проклятие мертвого города настигнет тебя. - Я так и знал, - горестно вздохнул Панцзы. – Тяньчжэнь, ты снова вляпался в неприятности. Ты еще даже не поправился, как тебе вновь предвещают гибель. - Я… Думаю, я знаю, с чего начать поиски. - Надеюсь, что это так, - кивнул подрывник, порывисто прижимая к себе охнувшего от неожиданности друга. Цилин лишь чуть крепче сжал так и не выпущенное из собственных пальцев запястье наследника семьи У, выражая свою поддержку менее тактильным способом. Над городом уже забрезжили первые ленивые лучики восходящего солнца, когда Железный Треугольник, наконец, погрузился в сон. _____________________________________________________________ Комментарий к 24 главе: Не будем много говорить об этой главе. Она получилась очень эмоциональной (по крайней мере, авторам так показалось). Как выяснилось, под покровом ночи железная троица не только снимает с себя повседневные маски, становясь собой, но и дает волю своим чувствам. ООС? Возможно, но зато теперь мы готовы вернуть настоящий Железный Треугольник и уверенного в себе босса У. P.S.: нечего необычного с У Се не происходит. Все описанное выше – нормальная физиологическая и психологическая реакция на продолжительный стресс (дистресс), хроническую усталость, вызванную недостатком сна, и многочисленные травмы. И да, авторы считают, что именно откровенные разговоры под покровом ночи лечат душу, сердце (не в медицинском плане, конечно) и, в какой-то мере, разум. Примечания: 1. Лёгкий ветерок похож на звуки ушедшей мечты. Это не я недостаточно силён, просто реальность слишком жестока, Навязывает слишком много воспоминаний... … Жизнь нам дана, чтобы быть братьями. Нет следующей жизни, но в ней я хотел бы увидеть тебя. (перевод строчек из песни в исполнении Жэнь Сяньци, Ван Линькая и Лю Юйнина «Братья») 2. Хутучун (糊涂虫 [hútuchóng] – является бранным словом, которое переводится, как «болван» или «тупица», то есть Чжан-болван. Авторы не помнят наверняка, но, кажется, Панцзы называл так Цилина несколько раз, когда тот тупил. Существует также менее ругательный термин – шагуа (傻瓜 [shǎguā]) – с тем же самым значением «болван», «глупец», «дурак» или «тупица». 3. Veni, vidi, vici! – слова, сказанные Гаем Юлием Цезарем в 47 году до нашей эры после легкой и быстрой победы при Зиле (в античности известной, как Зела), одержанной римскими войсками над Фарнаком, сыном царя Митридата Понтийского. «Пришел, увидел, победил!» - девиз римской империи под предводительством Цезаря. В современном языке выражение употребляется для обозначения быстро достигнутых успехов или ловко и скоро завершенных дел. P.S.: вероятно, все знают об этом, но мы все же решили напомнить. ---------- С уважением к читателям, Pushok Mandarin и Mandarinoviy Pushistic