«Открывай все двери,
И стой до конца.
В жизни есть проблемы,
Но не бойся, верь в себя»
(Grandees – Open doors)
Чертыхнувшись пару тройку раз, стоило преодолеть еще один лестничный пролет, Ци Хэй остановился, всматриваясь в сумрак прямо перед собой. До подножия нескончаемой лестницы, идущей причудливой спиралью, опоясывающей скалу изнутри, оставались считанные ступени, плавно переходящие в навесной каменный мост, перекинутый над бурлящими, словно закипевший в кастрюле суп, темными водами. О геотермальных источниках в горах поблизости от грозовой деревни наемник не слышал, как и о подземных реках. Но вот его глаза ясно видели подтверждение обратному: холм, на котором гордо возвышалась усадьба семьи Ляо, был буквально пропитан изнутри грунтовыми водами, скапливающимися на разных ярусах природной возвышенности. И поток, что едва не настиг Яньцзина в узком тоннеле, казался лучшим доказательством того, что сель, якобы ставший причиной обрушения особняка, имел лишь косвенное отношение к трагедии. Как следствие чего-то, о чем умолчали все, начиная от обитателей ушедшего под землю дома, до жителей деревни и властей. Причина произошедшего, по мнению человека в черном, могла крыться в чем-то ином. Например, в разрыхлении или распаде грунта, или в избыточном скоплении воды у поверхности, или в любом другом природном явлении, связанным с водой, на самом деле. В подобном хорошо разбирался босс У, без умолку сыпля своими исключительно разносторонними знаниями на право и налево, но в итоге находя верный ответ. Однако ни его, ни тем более Яба Чжана (готового выслушать и промолчать, ограничиваясь парой коротких рубленых фраз, значащих намного больше, чем думали многие из нанимателей или вынужденных товарищей по команде) рядом не оказалось, чтобы поделиться своими догадками, а потому приходилось довольствоваться размышлениями вслух, тщательно пережевывая каждое брошенное слово в попытке уловить то самое, что приведет к разгадке тайны. Окончательно сбившись с курса после пятого или шестого витка лестницы, теперь Ци Хэй вынужденно полагался на интуицию и заданный неким неизвестным человеком маршрут. Каменный мост под армейскими высокими ботинками выглядел прочным, монолитным сооружением, но наученный горьким опытом нерушимого трио наемник продвигался по нему осторожно, выверяя каждый сделанный шаг. Поднимающийся от воды пар оседал на темных стеклах солнцезащитных очков капельками влаги, вынуждая человека в черном стянуть их с носа, убирая в карман. Жар и сырость проникали под одежду, впитываясь в нее, делая тяжелой и липкой. Повисшие сосульками волосы лезли в глаза, облепляя покрытое потом лицо. Фонарик, чей подрагивающий свет в облаках пара стал тусклым и рассеянным, норовил выскользнуть из пальцев. Словно отвечая на равномерный звук шагов незваного гостя, пространство вокруг Яньцзина нагревалось сильнее, повисшее в воздухе белесое марево смешивалось с фонтанчиками горячих брызг, превращая огромную пещеру в баню. Маячивший впереди просвет насмешливо поблескивал искрящимися в льющемся откуда-то сверху льдистом сиянии самоцветами. То, что еще мгновение назад в глазах наемника выглядело достаточно надежным мостом, пришло в движение, подчиняясь извращенной логике создателя. Поднимающиеся и опускающиеся в хаотичном ритме части конструкции походили на танцующих моаи*(1). Громоздким блокам, частично укрытым под водой, не хватало лишь громадных голов для полного сходства с всемирно известными истуканами, созданными предками современных рапануйцев*(2). Здесь и сейчас Ци Хэй ощущал себя вовсе не медведем, как говорили многие, а бешенной макакой, заполошно перепрыгивающей с камня на камень в отчаянной попытке не свалиться в бурлящее жерло гейзера. Цепляясь за острые выступы руками и ногами, наемник каждый раз опасно балансировал в паре жалких чи над озером на отплясывающих невообразимый танец болванах, буквально вгрызаясь зубами в фонарик. Последний рывок оставил в душе наемника неизгладимое впечатление: отталкиваться от резко ушедшего под воду блока, расположенного ближе остальных к спасительному берегу, пришлось на лету. Теперь Яньцзин верил, что фильмы о мастерах кунг-фу не врут, и достаточно слегка коснуться опоры носком ботинка, чтобы продолжить полет над пропастью. Позорно распластавшись на отдающих приятной прохладой камнях, человек в черном с трудом сдержался от цветистых выражений, рвущихся с языка, по-пластунски отползая подальше от кромки озера. Длинный извилистый коридор в разноцветных переливах самородков походил на освещенную софитами красную дорожку, упирающуюся в склеп. Количество гробов, установленных вдоль позолоченных стен на высоких постаментах, поражало воображение. Род Ляо представлял собой выставку усыпанных жемчугом скелетов. Благо, неподвижно возлежащих на своих почетных местах. Из общей идеальной картины выбивался лишь десяток гробов, девять из которых пустовало, а один занимал непропорционально маленький, словно принадлежавший ребенку, скелет. Впрочем, еще одна усыпальница, буквально до отказа заставленная крошечными копиями резных саркофагов, свидетельствовала о том, что и в роду Ляо складывалось отнюдь не все так хорошо, как казалось изначально. Поспешно свернув за угол, Ци Хэй направился прочь от обители смерти, стремясь скорее выбраться из опостылевшего подземелья. Приближающийся шум водопада вызвал со стороны наемника скрежет зубов и несколько нелицеприятных высказываний в адрес все тех же Ляо и господина Ху, впутавшего его самого, железное трио и полтора десятка юнцов в сомнительную и весьма опасную махинацию с проклятым особняком. Не зная, чего еще ожидать от преподносящего сюрприз за сюрпризом потайного лабиринта, он действовал осторожно, передвигаясь короткими перебежками, но едва ли предвидел незабываемую встречу с падающими ему на голову истошно вопящими телами.***
Умирать от пули, насквозь прошившей сердце Ляо Эцзы, было больно, но, как оказалось, возвращаться из сна в реальность под скрежет потайного механизма, яркие всполохи неожиданно слепящей темноты, вспыхивающие перед глазами, и аккомпанемент шума в ушах, дробящего череп изнутри, гораздо больнее. Пока сам Цилин медленно приходил в себя после пережитого, с трудом осознавая не только окружавшую действительность, но и положение собственного тела в пространстве, до этого смиренно выступающая в роли стороннего наблюдателя звериная сущность действовала решительно. Не особо церемонясь с сжимающим в своих объятиях Сяогэ подрывником, развалившимся на пыльном полу, Чжан небрежно закинул друга на спину, бегом пересекая пришедший в движение коридор, намериваясь покинуть пропитанную тяжелым приторно-сладким ароматом западню. Бесцеремонно выбитая ногой дверь с громким треском ударилась о стену, пропуская воина в утопающую в насыщенно алом цвете комнату. Сердце Цилина пропустило удар, тем самым позволяя вернуть контроль над телом и мгновенно прояснившимся сознанием. С гораздо большей осторожностью усадив Панцзы у стены, он на внезапно ослабших ногах приблизился к безвольно лежащему у противоположной двери У Се, непроизвольно задерживая взгляд на размазанной по лицу кровавой корочке, небольшой бурой лужице, собравшейся под правой щекой потомственного расхитителя, и болезненно-сероватом оттенке кожи, контрастирующем с синевой, разлившейся вокруг приоткрытых губ и плотно сомкнутых век. Едва ли они с Юэбанем выглядели лучше – умом Сяогэ понимал это. Достаточно было взглянуть на грузным мешком восседающего за его спиной подрывника. Вот только никакие доводы разума не помогали унять дрожь в руках и восстановить размеренный ритм сердца. Панцзы однозначно относился к категории дорогих (важных и приоритетных) людей. Цилин, действительно, оценил стремление пуза и души Железного Треугольника защитить друга, поскольку отчетливо помнил, как отключился, едва вытолкнув их обоих в коридор, при этом придавив того своим весом. Однако никто не мог соперничать в приоритете для патриарха клана Чжан с У Се. Во всем, везде и всегда – только наследник семьи У имел для Сяогэ первоочередное значение. Мягко обхватив ладонями лицо любимого человека, Цилин усилием воли подавил нарастающую тревогу, стоило почувствовать под пальцами холодную, шершавую от высохшей крови кожу. У Се дышал, делая слабые частые вдохи, но и этого было достаточно, чтобы без сковывающего ледяными оковами все существо воина страха бережно приподнять мужчину, позволяя отяжелевшей голове неловко упасть на свою грудь. - У Се. Исходя из собственных ощущений после пробуждения, Чжан не сомневался, что двух самых значимых людей в его жизни ждет незабываемое возвращение в реальность, и вряд ли посетившие их призраки из далекого прошлого любезно пощадили хотя бы одного из железной троицы. Впрочем, отчего-то Цилину казалось, что наименее жуткое испытание досталось именно ему. Себя он, конечно, не видел, но чувствовал гораздо лучше, чем после получения смертельной раны, оставленной на память повелительницей мертвецов. Стон со стороны подрывника прервал череду размышлений, побуждая Сяогэ перебраться с У Се на руках ближе к постепенно приходящему в чувства другу. Широко распахнутые глаза Панцзы выражали ужас, при этом сохраняя остекленевший, неподвижный взгляд, направленный куда-то за пределы небольшого помещения. Хватая ртом воздух, подрывник издал беззвучный вопль, безотчетно расцарапывая горло. Заблокировав скребущие по воздуху руки пуза и души Железного Треугольника, Цилин практически невесомо похлопал того по заросшей щетиной щеке, привлекая к себе внимание и не позволяя выбраться из собственной стальной хватки. - Панцзы. Подрывник дернулся, пытаясь сбросить оковы, но потерпел сокрушительное поражение. Тело казалось слишком неповоротливым и вялым, и не желало подчиняться воле хозяина, походя на желеобразную массу. - Панцзы. Сосредоточиться на голосе тоже получилось не сразу. Давящий на уши шум превращал любой звук в монотонное скрежещущее жужжание, вызывающее тошноту и головную боль, плавящую мозг. Перед глазами стояла густая пелена из смазанных бордовых пятен, не позволяющая сфокусировать взгляд на странно зависшем в красном мареве смутно знакомом образе. - Панцзы. Кое-как совладав с запорошенными песком глазами, Юэбань моргнул, прищуриваясь. Голос звучал приглушено, с трудом пробиваясь через фоновый шум, транслируемый откуда-то изнутри разрывающейся на части черепной коробки, но плывущие в воздухе размытые очертания лица постепенно становились четче. - Сяогэ?.. Утвердительно кивнув на сорвавшийся с посиневших губ друга едва различимый шепот, Цилин, поддавшись неожиданному порыву, обтер пахнущими чем-то детским салфетками блестящее от холодного пота, отдающее меловой бледностью лицо подрывника, пальцами другой руки отбивая на массивном плече короткое сообщение. Блаженно прикрыв глаза под странно бережными прикосновениями к своему лицу, Юэбань расслабился, соскальзывая куда-то в бок, но, так и не достигнув желанного во многих отношениях пола, недовольно поморщился, взбрыкивая, и снова успокаиваясь, стоило гудящей голове найти подходящую опору в лихо кружащемся пространстве. Тяжесть на плече и размеренное дыхание Панцзы помогали сосредоточиться на дрожащем У Се. Уверенности в чем-либо воин не испытывал, но по очевидным признакам догадывался, что черед любимого расхитителя возвращаться в реальность настанет быстрее, чем их общий друг окончательно придет в себя и разразится отборным матом. - У Се. Спутанные каштановые волосы опутывали длинные пальцы, настойчиво захватывая их в плен. Даже во сне, больше похожем на кому, наследник семьи У, почувствовав присутствие Сяогэ, старался прижаться как можно ближе, рыская в поисках тепла и чувства защищенности, которыми Чжан охотно делился со своим сокровищем. Бай Хаотянь однажды рассказала ему о разговоре, состоявшемся между ней и У Се на одиннадцатом складе под фальшивыми зеленовато-пиксельными звездами, от одного вида которых у Цилина начинала болеть голова. Девушка честно призналась, что влюбилась в босса У еще до того, как смогла познакомиться с ним. Ей так хотелось стать ближе к своему объекту воздыхания, что идея притвориться кем-то незначительным на таинственном складе показалась удачной. Глупой, на самом деле. Вот уж за кем воин никогда не замечал чинопочитания, так это за У Се. Чувство уважения, да. Необходимость в подчинении для получения какой-либо выгоды, бывало. Но почитать человека только за статус или благосостояние, никогда. Даже Чжан Жишань не удостоился такой чести от босса У, смирившись со своим прозвищем, в устах потомственного расхитителя и с радостью последовавшего примеру друга Панцзы звучащим, как изощренная насмешка, а не прискорбный для многих жаждущих бессмертия людей факт. И поступок Бай Хаотянь говорил лишь о том, что, не смотря на свои знания, опыт работы на одиннадцатом складе и начальствующую должность, она всего лишь юная, романтичная идеалистка. Не самый худший набор качеств для двадцатилетней девушки, лихо взбирающейся по карьерной лестнице. Впрочем, как выяснилось, знакомство с У Се сильно повлияло на нее, как и осознание простого факта, высказанного потомственным расхитителем под тем фальшивым звездным небом: у него есть дорогой человек, рядом с которым он чувствует себя в безопасности. Тогда это звучало, как дорогой друг, без каких либо вариантов трактовки двух простых слов. Теперь, когда отношения между У Се и Сяогэ претерпели значительные изменения, выражение «дорогой друг» не утратило своей актуальности, вмещая в себя еще больше сакрального смысла. И тем забавнее смотрелась ревность, порой мелькавшая в глазах миниатюрной брюнетки, признавшей свое поражение давно, но так и не смирившейся до конца с отведенной ей ролью младшей сестры. Бай Хаотянь отличалась сообразительностью, но помощь Лю Сана в прояснении нескольких весьма щепетильных моментов оказалась весьма кстати. В конце концов, у каждого человека были свои идолы, однако судьба этих двоих сложилась таким образом, что их кумиры сами безмерно ценили друг друга, отринув остальных претендентов (кроме Панцзы) на свою преданность и искренность. Поэтому знать о том, насколько сильно У Се доверяет Цилину, полукровке и зверю, считая его надежным, буквально ассоциирующимся у потомственного расхитителя с оплотом безопасности – одно из самых неимоверных чувств, испытываемых воином каждый раз, когда тот находился рядом. - У Се. Наивность У Се в некоторых вопросах, к слову, поражала Чжана ничуть не меньше, заставляя влюбляться в наследника семьи У снова и снова. До начала отношений с ним Сяогэ не подозревал о собственных скрытых способностях в этой области, однако невинность и жертвенность самого невероятного человека в своей непомерно длинной жизни пробуждала их, делая из бесстрастного воина нежного и невероятно заботливого любовника. - У Се. Придерживая голову бьющегося в волнах судорог светлого ума Железного Треугольника, Цилин продолжал перебирать непослушные волосы, тихо напевая давно позабытую мелодию, так своевременно воскресшую из руин ненадежной на подобную мишуру памяти. Очищенное от крови лицо У Се выглядело осунувшимся, но, по крайней мере, перестало пугать своей мертвенной серостью и грубой бурой корочкой, равномерным слоем покрывавшей его. Вырваться из плена весьма реалистичного видения оказалось неимоверно трудной задачей. Удушье, вызванное ядом, эфемерной призрачной рукой продолжало сдавливать горло, не давая сделать глубокий вдох. В ушах стоял гул, сравнимый разве что с гулом от идущего на взлет истребителя. Перед глазами клубился непроницаемый туман, просачивающийся в лихорадочно скачущие мысли, отчего голова казалась распухшей. Пару раз судорожно сглотнув, У Се не без отвращения опознал на языке привкус раскушенной куколки шелкопряда, напитанной смертельным ядом, приторно сладкой горечью стекающим по подергивающему горлу в пищевод, а следом в желудок, обжигая и заставляя непроизвольно вздрагивать в скручивающих все тело конвульсиях. - У Се. По-прежнему поддерживая норовившего в непрекращающемся припадке соскользнуть с коленей на пол, надрывно скулящего расхитителя одной рукой, Сяогэ бережно растирал часто вздымающуюся грудь, переходя на сведенные судорогой плечи и руки, то и дело останавливая У Се от попытки задушить самого себя. - У Се. Отказавшись от набора никому не нужных слов, Цилин сосредоточился на повторении имени, с облегчением ловя на себе немногим более осмысленный взгляд, и с еще большим облегчением отмечая, как дрожь и непроизвольные сокращения мышц, сотрясающие безвольное тело, постепенно сходят на нет, позволяя тем самым У Се сделать первый глубокий вдох. - Сяогэ…, - тихий голос дребезжал от натуги, но босс У постарался придать ему уверенности, желая приободрить напряженно смотрящего в ответ Чжана. – Сяогэ, ты здесь, - перед глазами все плыло, смешиваясь в тошнотворную карусель, едва ли способствующую пониманию происходящего. – Панцзы? - Здесь. Мы все здесь. Где это здесь, Цилин сказать не брался, но они были снова вместе, а потому смысла подбирать слова, чтобы описать ситуацию, в которой оказалось железное трио, он не видел, предпочитая промолчать и дать У Се освоиться в пространстве, времени и ощущениях. У самого воина до сих пор кололо сердце, стоило сделать резкое движение, как в тот самый момент, когда застреленный Ляо Эцзы пытался ползти по земле в сторону какого-то переулка, оставляя за собой кровавый след. На самом деле, Чжан понимал, что борьба повзрослевшего монстра со смертью длилась считанные секунды, но для полноты незабываемых ощущений их оказалось достаточно. - Я знаю, как умерла та госпожа, - просипел У Се, утыкаясь лицом в живот Сяогэ. – И, кажется, я умер вместе с ней. - Ты жив, - мягко возразил Цилин, позволяя непривычно холодным рукам забраться под свою испачканную, местами порванную толстовку в поисках тепла. Пошевелиться он не мог по вполне объективным причинам: сбоку, положив голову ему на плечо, беспокойно похрапывал Панцзы, на коленях, слабо хватаясь за одежду, лежал У Се. Зато оставался способен на то, чтобы оба мужчины чувствовали себя в безопасности, пока последствия пережитого будоражили их разумы и тела, постепенно теряясь в переплетении связи нерушимой троицы и угасая. - Хах, - сдавленно выдохнул босс У, стараясь дышать глубоко и размеренно, не акцентируясь на прочно поселившемся во рту привкусе. Пускай каждый вдох причинял адскую боль, несравнимую даже с той, что преследовала его на пути в Город Грома, но от понимания простой истины – он, действительно, жив – становилось значительно легче. По крайней мере, это знание позволяло смириться с захватившей каждую клеточку тела агонией, стойко пережидая приступы в коконе надежных рук Цилина. - Отдохни, - Сяогэ не давил и не настаивал, просто предлагал оставить заботу обо всем Железном Треугольнике ему одному. По факту, спешить им было некуда. Они достигли еще одной закольцованной точки, оставаясь заточенными в некогда разрушенном стихией особняке. Два часа, четыре или десять – на самом деле не имели значения. Чего точно не мог допустить воин, так это продолжать поиски выхода, пока У Се и Панцзы не почувствуют себя лучше. В доме сохранялся невидимый барьер, удерживающий истинное зло внутри, но настоящую опасность представляло нечто иное, затаившееся снаружи. Поэтому немного повременить – лучшее решение из возможных. Цилин никогда не говорил об этом вслух, но рядом с двумя лучшими и самыми дорогими людьми в своей жизни он сам чувствовал себя в безопасности. Определенно, оставались привычки, укоренившиеся в нем на всю оставшуюся жизнь, однако сама мысль о том, что его готовы защищать буквально от всего (даже от собственного клана или злых языков) придавала уверенности и душевного спокойствия, не смотря на обстоятельства. И сидеть вот так, ощущая их горячее дыхание и беспрецедентное доверие, казалось правильным и таким необходимым.***
Железный Треугольник, практически не мигая, рассматривал уродливую статую золотого шелкопряда. Противного вида гусеница, выполненная из чистого золота, была единственным экспонатом в небольшой комнате, обнаруженной У Се. Гордо возвышающийся на постаменте идол, причудливо изогнувшись, нависал над расхитителями, хищно распахнув пасть (назвать иначе кровожадный оскал не поворачивался язык). С трудом стряхнув с себя липкую паутину наваждения, нерушимое трио столкнулось с не менее неприятной реальностью, где их ждала встреча с гигантским насекомым, благо отлитым из драгоценного металла, а потому не представляющим опасности. Впрочем, Цилин, успевший за пару часов вдоволь «налюбоваться» творением древних мастеров, предостерегающе отдернул подрывника, стоило тому протянуть руку к идолу. Соблюдая разумную осторожность, У Се поднялся на мелко подрагивающие ноги, едва не рухнув на лучшего друга от возобновившегося приступа головокружения. Комната покачнулась, немного расплываясь на периферии зрения, пол накренился, статуя пошла рябью, искажаясь, к горлу подступил горький раздражающий комок, словно в нем, действительно, успела свить себе уютный кокон личинка шелкопряда. - Где-то здесь должен быть выход. Вязкая слюна скапливалась в уголках рта с каждым произнесенным словом. Босс У без преувеличений чувствовал себя старым дедом, перенесшим инсульт, либо озабоченным подростком, решившим попробовать себя в роли сабмиссива. Так до конца не определившись в странных, угнетающих ощущениях, У Се неловко дернул рукой, вытирая губы. - Я видел эту комнату в воспоминаниях Ляо Цаньэ. - Тяньчжэнь, ты…, - неуверенно протянул Панцзы, осматриваясь, следуя примеру друзей. Кинув хмурый взгляд на идола, подрывник утвердился на ногах. – Ты был… женщиной? – икнув от осознания сказанного, с самым серьезным видом уточнил он. - Наша новая знакомая, Ляо Цаньэ, - ничуть не смутившись, кивнул потомственный расхититель. – Она умерла, раскусив куколку шелкопряда. А перед этим убила своего мужа и его любовницу, - обойдя комнату по кругу, продолжил босс У. Произошедшее напоминало один из ночных кошмаров. Вот только сны обычно прерывались, так и не доведя историю очередных злоключений до финала, и ему не приходилось проживать ничью иную жизнь, кроме своей собственной, изобилующей всевозможными сюжетными поворотами. Даже если дело доходило до неотвратимой по многим причинам смерти, то умирал У Се, точно зная, что это именно его сердце перестало биться в груди, погружая мир в вечно холодную тьму. Но в воспоминаниях госпожи Ляо он разделил ее судьбу, не имея возможности воспротивиться этому. – Та детская принадлежала ее сыну, погибшему под селевым потоком. Что-то вроде последней весточки от неверного мужа. Ляо Цаньэ запечатала себя и все скопившееся в разрушенном особняке зло, приказав залить фундамент и колодец расплавленным серебром и тем самым прервав цепь перерождения идола. Она не просто была готова к смерти. Эта женщина хотела умереть. Жаль, похоже, ее потомки не оценили принесенной в их благо жертвы. - Ну, зато ее никто не убивал, - пожал плечами подрывник. – Неприятно, знаешь ли, постепенно лишаться частей тела… - Твоего персонажа убили? – вскинул брови босс У. – Кого? - Стремного типа, воспитавшего морального урода. Что, впрочем, неудивительно: Ляо Цзяцань подстроил аварию на горной дороге для своей старшей сестры и ее мужа. Кстати, Тяньчжэнь, ты дамочка, что строила тебе глазки – Ляо Дюэ, приворожившая себе богатенького мужа-министра. Ляо Минэ замочил своего дядюшку, даже глазом не моргнув. Сделал себе подарок на совершеннолетие. - Отомстил? - Похоже на то. На самом деле, пацан повелся на россказни какого-то путешественника родом из Тибета. Получается, Сяогэ, ты был прав насчет связи семьи Ляо с Пределом. Ту картину на стене намалевал Ляо Минэ после разговора с тибетцем. - Все семейные ценности рода Ляо строились на мести, жажде власти и денег, - прищелкнул языком У Се, адресуя вопросительный взгляд застывшему перед статуей Цилину. – Сяогэ? Качнув головой, Цилин провел пальцами по пьедесталу, вдумчиво обводя каждый выгравированный на нем символ – упомянутая Панцзы связь с Пределом, записанная в коротком послании, адресованном потомкам рода Ляо. Поклоняться первородной тьме, чтобы получить возможность возродиться в новом бессмертном теле – такое могло прийти в голову только тому, кто не просто знал о существовании тайны клана Чжан, а имел к ней непосредственное отношение. Вот только некто, соблазнивший Ляо Минэ, забыл сказать, что Предел сводит с ума, лишает воспоминаний и даже жизни взамен на сомнительную роскошь в виде дополнительной сотни лет безрадостного, скованного цепями обязательств существования, приправленного годами одиночества и боли. Сама связь с Пределом – проклятие, а в сочетании с гу-магией она обрекала любого на адские муки, что стало бы худшим наказанием за самонадеянность и алчность. Из всех Чжанов, способных на подобное пренебрежение правилами клана, на ум приходил только один, связанный с Тибетом кровавыми узами. Но он просто не мог оказаться в усадьбе Ляо времен правления династии Сун. Другие же веками соблюдали осторожность во всем, что касалось Предела и Бронзовых Врат. - Сяогэ? - Здесь сказано, что вход в Храм Совершенных духов Неба и Земли спрятан глубоко в горах, укрытых облаками и снегом, - пояснил Сяогэ, встречаясь глазами с У Се и Панцзы. - Бронзовые Врата в Чанбайшань? - Согласно этой надписи, существуют три Храма. - Три? – на лице подрывника читалось искреннее недоумение. - Второй Храм – Храм Нечестивых духов. - Чанбайшань, Сюэшань, - принялся за перечисление Юэбань, - тогда третий Храм – Лушань? Цзилинь, Медог и Мэйлин образуют треугольник. - Похоже на то, - кивнул У Се. – Вероятно третий Храм – усадьба семьи Ляо. Так решил Ляо Минэ, когда узнал о существовании Предела. - Айя, и как же эти Ляо назвали свой Храм? – недовольно фыркнул Панцзы, кривясь от вида статуи золотой гусеницы. - Храм Возрождающих духов. - Смотрите, - взгляд босса У оставался прикован к знакомому символу, выгравированному с противоположной стороны пьедестала. В нескольких переплетенных между собой плавных линиях было нечто знакомое, немного эфемерное и настораживающее, словно отголоски далекого, забытого прошлого. Благодаря воспоминаниям Ляо Цаньэ ему удалось выяснить, чем именно промышляли потомки министра Ляо, но знак, буквально преследующий У Се на каждом шагу, никак не вязался с общей картиной. – Сяогэ, знаешь, что это? - Чжуаньшу*(3). - Ляо использовали сигиллярную письменность? Зачем?! - Этот символ встречался мне раньше, - проигнорировав праведное возмущение подрывника, поделился с Цилином босс У. – В комнате с портретами, в коридоре с ловушкой. И я уверен, что видел его, когда изучал особняк для составления подробного плана. - Это символ гу-дао. - Гу-дао? - Айя, Тяньчжэнь, эти чокнутые Ляо практиковали гу-магию, - резко оборвав причитания, припечатал Панцзы. - Насекомые в сосуде? - Да. - Но последние Ляо бесследно исчезли полтора века назад, а знак, что я видел в особняке, совсем свежий. - Ляо Эцзы, - бросил Чжан, обходя идола. – Он отомстил обидчикам, убив всех родственников и слуг. - А сам сбежал? – недовольно буркнул Ван Юэбань. – Что за семейка?! - Сбежал, - подтвердил догадку друга воин, взламывая защиту потайного механизма, спрятанного в основании статуи. Пожалуй, Ляо вполне заслуженно могли гордиться собой: даже Цилину потребовалось немало времени, чтобы отыскать путь к спасению. - Думаешь, кто-то из потомков этого Ляо Эцзы решил посетить родовое гнездо? – проворно отскочил к стене Панцзы, демонстрируя свое одобрение хмыкнувшему в ответ Сяогэ поднятыми вверх большими пальцами. Сидеть взаперти в небольшой комнате в компании жуткого золотого истукана подрывнику изрядно надоело. Безвыходность сложившейся ситуации откровенно раздражала, и пустые разговоры едва ли способствовали разряжению витавшей в воздухе напряженной атмосферы. – И как он умер? Объелся ядовитыми бабочками? - Был застрелен, - отступив на пару шагов в сторону, Сяогэ настороженно наблюдал, как статуя вместе с пьедесталом медленно вращается, издавая скрежещущий звук. - Кто-то из них? – У Се поспешно вытащил из кармана старинное фото. - Нет, - качнул головой Чжан, лишь мельком взглянув на предложенный снимок. – Они были убиты, как и три десятка слуг. - Цепь замкнулась, - задумчиво пробормотал босс У, пряча пропитанную духом смерти находку и возвращаясь к созерцанию надсадно скрежещущей статуи. Со щелчком встав на место, опора остановилась, в то время как золотая гусеница продолжила движение, походя на штопор, медленно, но верно выворачивающийся из тугой пробки до тех пор, пока не уперлась головой в потолок, задевая свисающую волнами алую драпировку. - Ого, да тут лестница, - присвистнул подрывник, перегибаясь через край полого пьедестала в попытке рассмотреть хоть что-то в простирающейся под домом бездне. - Похоже на мостик, - последовав примеру Панцзы, босс У заглянул в образовавшийся колодец, подсвечивая себе фонариком. – Ведет к скале. - Это замечательно, но что толку, если особняк ушел под землю, - разочаровано простонал Юэбань, упираясь взглядом в отвесную каменную глыбу. – Выход должен находиться в нескольких инях над нами. - Залезем на крышу, - поспешно перекинув ногу через бортик, предложил У Се, вскрикивая от неожиданности. Цилин держал крепко, не позволяя отстраниться, немного подавшись вперед и заблокировав потомственного расхитителя в нелепой позе, от которой начинала болеть спина. - Сяогэ, в чем дело? – поняв, что его все равно не отпустят, светлый ум Железного Треугольника уселся на край колодца, вопросительно поглядывая на воина. - Айя, Тяньчжэнь, как ты собираешься забраться на крышу, которой нет, а? - На то, что от нее осталось, - внес коррективы босс У. – Эй, мы не можем просто сидеть здесь и ничего не делать. Полости в скале образуют что-то наподобие лабиринта и ведут на окраину деревни. Глупо не воспользоваться шансом. Давайте, выберемся отсюда и вернемся домой. С остальным пусть разбирается Цзюмэнь. - Там что-то есть, - чуть ослабив хватку и позволив своему сокровищу устроиться на довольно широкой кромке, Цилин прислушался к шуршащим звукам, доносящимся снаружи и похожим на топот сотен крохотных лапок невидимых под покровом темноты существ. Возможно, Панцзы сделал верное предположение, и шорох создавали снующие где-то поблизости крысы, однако предчувствие надвигающейся опасности продолжало усиливаться, разгоняя кровь. - И что нам делать? – голос подрывника звучал, как голос обреченного человека, лишившегося последних крох надежды на спасение. - Не знаю. - Дом сильно просел, верно. Но подумайте, мы достигли дна жертвенного колодца, соединенного потайным проходом с особняком. Значит, велика вероятность, что здание опустилось до уровня цокольного этажа и застряло, поскольку образовавшаяся в скале воронка постепенно сужается книзу. Уцелел только первый этаж. Второй этаж обрушился, поскольку находился высоко над точкой опоры и сложился, как карточный домик. Цокольный этаж, скорее всего, представлял собой несколько переходов с лестницами или что-то вроде того, чтобы члены семьи и заклинатели могли передвигаться по лабиринту, где находятся их родовой склеп и запасной выход на случай непредвиденных обстоятельств. Если мои расчеты верны, то нам достаточно забраться на несущую балку, чтобы оказаться прямо перед входом в лабиринт. - Так себе план, - буркнул подрывник, переглядываясь с внимательно слушавшим рассуждения босса У другом. – Но я согласен, что стоит попробовать. Сяогэ? - У нас мало времени, - разжав руки на талии потомственного расхитителя, Цилин вслушался в давящую тишину, нарушаемую едва различимым шорохом, постепенно приближающимся и становящимся четче, и, перемахнув через край колодца, спрыгнул на рассохшуюся деревянную площадку, частично разрушившуюся от удара об острый скальный выступ. До несущей балки, о которой говорил У Се, оставалось чуть больше пары чжанов. Под ней простиралась пропасть, а гладкие отвесные стены каменной воронки не были предназначены для практики в скалолазании без надлежащего оборудования. Даже сам Сяогэ не чувствовал себя способным взобраться наверх, не рискуя окончить свои дни на дне бездны. О том, чтобы позволить карабкаться в неизвестность двум самым дорогим людям в его жизни, не могло идти и речи. - Давайте свяжем все это, - Панцзы указал на ворох алых и бордовых тканей, занавешивающих небольшое помещение, стоило Цилину озвучить результаты разведки и поделиться своими сомнениями. – Получится неплохой канат, прямо как в кино. - Согласен, - дернув на себя ближайшее запылившееся и потускневшее от времени полотнище, У Се выразительно посмотрел на скептически изогнувшего бровь Сяогэ, мысленно усмехаясь. При первой встрече он считал Цилина человеком с пустым лицом, не умеющим выражать свои эмоции, но сейчас при всей демонстрируемой воином отрешенности прекрасно видел в чуть заметном движении бровью, резковатом наклоне головы, немного прищуренных глазах и небольшой складочке в уголке губ живой интерес к задумке пуза и души Железного Треугольника с примесью иронии не сколько к отдельным словам Юэбаня, а ко всей ситуации в целом. - Айя, Сяогэ, не стой столбом! Беззлобно хмыкнув на замечание подрывника, Чжан сдернул с ближайшей стены тяжелую, пропахшую пылью и приторной сладостью драпировку, присоединяясь к светящимся энтузиазмом мужчинам. Озвученное Панцзы предложение, действительно, отдавало заезженностью киношного сюжета, но смогло на время развеять гнетущую атмосферу, щедро разбавляемую уличной бранью и пошлыми шутками. Созданный нерушимым трио «канат» выглядел неказисто, словно несколько первоклассников решили поиграть с мамиными любимыми шторами – Юэбань признавал этот факт, не скупясь на выражения, чтобы озвучить его. Зато стараниями Цилина, без труда связавшего воедино весь доступный материал, получившееся творение отличалось неимоверной прочностью, способной выдержать не то что господина Пана, а целого слона. Занимаясь крепежом под болтовню дорогих людей, Сяогэ надеялся успеть закончить подготовку до того, как нарастающая звуковая волна достигнет их. Спрыгнуть вниз, игнорируя лестницу, и прикрепить «канат» к нависающей балке оказалось минутным делом. Куда сложнее обстояли дела с тем, чтобы безопасно затащить У Се и Панцзы наверх. В их умении использовать не только голову, но и силу, он не сомневался. Однако не признать того, что падение У Се с моста на подходе к мертвому городу отразилось на нем самом, Чжан просто не мог. По итогу, Ру Инъюэ, затеявшая разговор на северном берегу южной провинции, правильно указала на причину резкой смены его образа жизни: страх потерять навсегда ядовитой змеей сжимал сердце всякий раз, когда любимому или другу грозила серьезная опасность, либо предстояла разлука с ними. Порой Цилин чувствовал себя еще худшим параноиком, чем У Се, упорно не желая ничего менять. Впрочем, Юэбань, продемонстрировав невиданную ловкость, словно в одночасье научившись читать мысли воина, в рекордные сроки забрался наверх, и с видом профессионального канатоходца принялся за изучение зияющего тьмой проема, уходящего вглубь скалы, усердно делая вид, что не замечает встревоженного взгляда Сяогэ и очевидную скованность босса У. Ползти по трещащему «канату», буквально зависнув над пропастью, все равно что вновь побывать в лабиринте Города Мертвых. Притупившийся страх высоты на мгновение взыграл с новой силой, заставляя замереть на полпути к заветной цели. Глубоко вдохнув, У Се тряхнул головой, вспоминая ту ничем незамутненную ярость, с которой он совершал куда более рискованные и смертельно опасные поступки, напрочь забывая обо всех своих страхах. Удирать от бумажных солдат, раскачиваясь на веревке, не зная, чем обернется перелет, или висеть на цепях, в любой момент рискуя сорваться вниз или задохнуться от газа – ничуть не лучше того, чем он занимался сейчас, вдумчиво перебирая руками и ногами. Висеть на раскачивающейся платформе, к слову, тоже не самое безопасное пережитое приключения, когда рядом находился только перепуганный Ли Цу и банда наемников босса Ма. - Тяньчжэнь, поторопись! Вопль Панцзы подействовал отрезвляюще. Не вдаваясь в подробности внезапной смены настроя друга, У Се в пару рывков достиг балки, подтягиваясь наверх, только здесь позволив себе издать недоумевающее ворчание. - Уходим! Схватив любимого за плечо, Цилин подтолкнул того к быстро сориентировавшемуся подрывнику, выхватывая из-за пояса нож. Источник шороха нескончаемым потоком тысяч крохотных лапок приближался к Железному Треугольнику. Россыпь рубиновых капель причудливыми росчерками украсила скалу, вынуждая миниатюрных преследователей остановиться, недовольно шевеля мохнатыми лапками. Пожалуй, пауки стремительно набирали очки в списке живых существ, раздражающих Чжана одним своим видом или появлением. - Уходим. Добравшись до ожидавших его мужчин, Сяогэ нырнул в промозглый сумрак, размазывая по стенам кровь. Многозначительно переглянувшись, нерушимая троица бросилась по коридору прочь от особняка, оставляя погоню далеко позади.***
Падать в кучу костей, из которых состояли скелеты, было больно – вот единственная мысль, внезапно посетившая Цзян Муданя, стоило жестко приземлиться в темной, сырой дыре, служившей погребальной ямой. Нелепо барахтаясь в клацающих о камни кальциевых составляющих некогда живых людей, любимчик главы У старался выглядеть солидно, но, судя по выражениям лиц товарищей по несчастью, едва ли преуспел в этом нелегком деле. Да и в принципе, как выяснилось пару минут спустя, все откровенно наплевали на самопровозглашенного лидера, вознося молитвы, перемежающиеся с отборными матами. Поиск выхода из западни занял немало времени, достаточного для переосмысления некоторых последних событий подчиненным У Эрбая. Пока все шло хорошо, команда вела себя смирно, прислушиваясь к словам взявшего на себя роль большого босса ровесника, но позорное падение в провал на корню изменило все то, что старался создать Цзян Мудань. Как бы он ни старался, а занять место босса У, умудрявшегося манипулировать даже своими противниками, у него не вышло. И с этим прискорбным обстоятельством пришлось мириться, поскольку настрой молодых расхитителей не отличался дружелюбием. В который раз пожалев о своем несообразном решении выпендриться, служащий пятой семьи вернулся к поиску выхода. Команда отделалась несколькими незначительными ушибами, в то время как отколовшаяся часть скалы перегородила путь наверх, едва не похоронив полтора десятка человек под собой. Сдвинуть многотонную глыбу вряд ли бы оказалось под силу даже известному своей сверхчеловеческой силой и ловкостью Чжан Цилину, не говоря о перепуганных юнцах, попавших в передрягу без видимой поддержки кого-то более старшего и опытного. Пожалуй, им всем крупно повезло, когда надежды на спасение уже не осталось – обнаружить потайную дверь, ведущую в длинный извилистый коридор, уходящий вглубь холма, стало настоящим чудом. Хотя идти приходилось практически вслепую, никто из команды не произнес ни звука. Жаловаться на то, что им удалось выбраться, было глупо. Здесь и сейчас их собственные жизни зависели от них самих – в ожидании помощи могли пройти дни, и допустить подобное казалось равнозначным подписанию приговора для всех и каждого по отдельности. Миновав образовавшуюся в скале расщелину, команда выбралась на берег грохочущего мощного потока, берущего свое начало из-под громадного валуна, превосходящего размерами тот, что едва не свалился молодым расхитителям на многострадальные головы. Всего в ине дальше по каменистому выступу, похожему на мыс, поток резко обрывался, каскадом срываясь вниз, в непроглядную, затянутую влажной дымкой темноту. Единственная сигнальная ракета, сброшенная в клубящийся мрак, фонтанчиком зеленоватого света высветила ряд выступов, образующих скользкую лестницу без перил, спускающуюся вдоль с шумом падающих струй. Под рев водопада полтора десятка человек нестройной вереницей медленно перебирались со ступени на ступень, прижимаясь спинами к холодной, насквозь пропитанной влагой отвесной скале. Достигнув широкой площадки, окутанной веером брызг от разбивающегося об острые края стремительного потока, молодые расхитители разочарованно уставились на последний разрушенный выступ, насмешливо маячивший в чжане под ними. Лестница обрывалась, так и не достигнув водоема, о котором грезил каждый из членов команды, опасаясь сделать неверный шаг во время рискованного спуска в неизвестность. Реальность оказалась намного более жестокой, лишая дрожащих от холода и страха выходцев из Цзюмэнь последних крох надежды на спасение. Ни продолжить путь, ни вернуться обратно – новая западня приготовила для искателей приключений настоящее испытание на прочность. Цзян Мудань никогда бы не сказал об этом вслух, но страх погибнуть вот так, без возможности быть однажды найденным и погребенным по всем правилам, парализовал. Он бесчисленное множество раз слышал от Кань Цзяня истории о невероятном умении Железного Треугольника выпутываться из любых ситуаций, вновь и вновь возвращаясь из гробниц живыми. Среди которых падение босса У с моста, перекинутого над пропастью, и его возвращение казалось самой впечатляющей, пускай и отдающей некоторой надуманностью сюжета. Цзян Мудань точно знал, что при всей ребячливости и некоторой зависимости от своего обожаемого босса Кань Цзянь не лгал, если только его не просил об этом сам У Се. Закинув а-Сина себе на спину, любимчик главы У осторожно приблизился к самому краю площадки, напряженно вглядываясь в подвижную, словно живую тьму. Пути назад не существовало, зато полет в мрачную неизвестность имел свои преимущества: либо выжить любой ценой, либо погибнуть – третьего не дано. Иначе говоря, либо шанс на спасение, либо блаженное забвение – лучше, чем страдать от безысходности, протирая штанами стылый камень. Полет длился вечность, за которую Цзян Мудань успел попрощаться со всеми и даже извиниться перед боссом У и всем железным трио за хамство. Окруженный нарастающим шумом водопада, ледяными брызгами и воплями последовавшей его самоубийственному примеру команды, молодой расхититель приготовился к последней в своей жизни вспышке неминуемой боли. _____________________________________________________________ Комментарий к 70 главе: Эта глава переписывалась несколько раз. Авторы старались передать мысли и чувства всех ключевых персонажей, что, надеемся, у нас хотя бы отчасти получилось. И теперь нам важно узнать мнение читателей, поскольку написание шло не слишком гладко и породило грандиозный спор в нашем авторском коллективе. Такого еще не случалось. И хотя мы все пришли к некоторому консенсусу, но взгляд со стороны все-таки не помешает. Будем рады узнать мнение каждого, кто захочет им поделиться с нами! До скорой встречи! Примечания: 1. Моаи (от гавайского – «статуя, истукан») – каменные монолитные статуи на острове Пасхи в Тихом океане, в количестве 887 истуканов, вырубленных из вулканогенных осадочных пород и магматической горной породы вулкана Рано-Рараку. Считается, что статуи были созданы аборигенами острова (рапануйцами) между 1250 и 1500 годами. Моаи выполнены в виде огромной головы или головы с туловищем до уровня пояса. Идолы разбросаны по всему острову и часто объединены в группы. Размеры статуй варьируются от 3 метров до 21 метра и весят порядка 10-20 тонн. 2. Рапануйцы – коренные жители острова Пасхи, так же известные, как рапануи. Согласно статистике 2010 года численность рапануйцев составляет примерно 5750 человек. Часть народности проживает в континентальном регионе Чили. Говорят рапануйцы на рапануйском и испанском языках. Основной род занятий: земледелие, скотоводство и рыболовство. 3. Чжуаньшу (篆书 [zhuànshū]) – древний стиль каллиграфического письма, распространенный во второй половине первого тысячелетия до нашей эры, развивавшийся из бронзового письма династии Чжоу (ритуальные надписи на изделиях из бронзы). Известен также, как сигиллярная письменность или письменность печатей. Является прародителем канцелярского шрифта – лишу (隶书 [lìshū]), сложившегося в конце Периода Воюющих царств – Чжаньго (403-221 гг. до н. э.), а в дальнейшем – основой для созданий скорописи – цаошу (草书 [cǎoshū]) в период правления династии Хань (202 - 9 гг. до н.э., 25-220 гг. н.э.) и, как следствие, системы упрощенных китайских иероглифов (с 1956 года). ---------- С уважением к читателям, Pushok Mandarin и Mandarinoviy Pushistic ---------- С уважением к читателям, Сюньлу ---------- С уважением к читателям, Хико Сэйдзюро и Изабелль ---------- С уважением к читателям, Енот и Панда