the one i killed is me

Мучительно просыпаться от расплавляющей кожу и кости боли. Ещё мучительнее — осознавать, что источник боли тебе найти не суждено, ибо это не что-то в пределах твоего тела, это нечто в пределах твоей души. Ядовитый и колючий комок, не дающий покоя, увеличивающийся в размерах, раскидывающий свои сухие корни всё дальше, хватающийся всё крепче, проникающий всё глубже. Болезнь, ненадлежащая лечению. Большое несчастье, над которым и не погорюешь даже, потому что начни ты скорбеть — и сразу же душа решит, что её хоронят. После этого пути назад нет. Начинается необратимый процесс гибели в человеке человечности, надежды, мотивации, силы, всей его сущности, всего его духа. Юджи не горюет. Как бы не хотелось, но даже слёзы не затрагивали его глаз слишком давно. Юджи держится на ногах, под ногами — вязкое болото, которое затягивает всё глубже, но он стоит, раскачивается и задыхается, конечно, но всё это ерунда. Он правда не помнит, в какой момент стал относиться к своему телу так равнодушно. Всего лишь сосуд. Итадори безучастен. Задевает чашку с кофе — та звенит, разбиваясь, кипяток попадает на ноги, тут же пропитывая собою носки. Юджи не вздрагивает, не охает, даже, кажется, не моргает. Переступает лужу, не замечает, как наступает пяткой на стекло, идёт в комнату, не обращая внимания на мокрые следы, остающиеся после него. Посторонний наблюдатель. Всего лишь зритель. Ах, бедный парень, но его лицо мне кажется знакомым. Он теперь не всегда узнаёт себя в зеркале. Не пугается, не смеётся. Его не тошнит, у него ничего не болит. Иногда долго смотрит на свои руки. Дотрагивается до бёдер, проводит пальцами по плечам, ерошит волосы, щипает щёки. Ничего. Будто проделывает это с кем-то другим. Сукуна разочарован. Точнее, он убеждает себя в этом и прекрасно знает, что обманывается. Внутри глухо засела какого-то рода тревога. Непривычно настолько, что Король почти смущён. С той ночи прошло уже три дня, а у Ремёна до сих пор перед глазами пылающая кожа парня, усеянная его укусами, его метками, окрашенная кровью благодаря ему, горящая из-за него. Юджи смотрел на него, выстанывал его имя. Принадлежал ему. Всё было так жарко, липко, страстно, хаотично, что двуликий забылся, не заметил. Сейчас же не может сдержать рассерженный, едва ли не нервный смешок. Итадори желал не самого Сукуну, парень просто желал хоть чего-нибудь — кого-нибудь — чтобы забыться. Поставить точку, решиться на что-то. Двуликому интересно, весело. А ещё зло и не очень как-то хорошо. Увлёкся так сильно, что готов был не просто получить, но и отдать. Это королю здесь позволено играться со всеми, использовать кого угодно, и как ему захочется. Так почему в этот раз получилось наоборот? Сукуна от Юджи получил так много, что аж подавился — мальчик не побоялся распрощаться с самим собою в ту ночь, деля с ним ложе. Обманул ли? Нет, совсем нет. Ремён сам обманулся. Он существует уже боги знают сколько. Свирепствующий на воле и заточённый, наслаждающийся и вынужденный терпеть немыслимые неудобства. Сукуна ведь не был изначально тем, кем он является сейчас. Он существует, да. Живёт. Эмоции ему не чужды, он знаком с тем, что зовётся чувствами. Искажённые, непонятные, неправильные, но они есть. Были всегда и будут. Это, наверное, единственное, от чего он не смог полностью отречься. Ремён избегал и ненавидел, считая всё это невероятно жалким, отвратительным. Люди бились в истерике у него под ногами. Вопили и плакали, размазывая всё это по лицу. Зверь. Демон. Чудовище. Сукуна хохотал во всю силу, едва ли не до слёз. Лживые рожи, уродливо испещрённые всеми мыслимыми и немыслимыми пороками, так надёжно и аккуратно прячущимися за лицемерной добродетелью, всегда смотрели на него с ненавистью, страхом и непринятием. Прозванный чудовищем, он был самой квинтэссенцией самых ярких, на самом деле, черт рода людского. Ведь всё-таки нет в мире вещей более человечных, чем те, что приписываются самому дьяволу. Теперь же перед Двуликим разворачивается знакомая картина. Хаотично и медленно, но Юджи осмысляет. Он на пути к тому же умозаключению. И это прекрасно. Другое дело, что Сукуна не в силах предугадать, какова будет цена за эти знания, за эту мудрость, настойчиво стучащуюся к Итадори в сознание. Король безжалостен, силён и мудр, но даже так — не всесилен. И впервые за все эти годы, в нём закипает незнакомое желание. Желание облегчить боль. — Это слабость, — хмурится Ремён. Нехорошо. — Это огромный шаг назад, — поджимает губы и замечает, как Юджи тянется к книжной полке, хватая первую попавшуюся книгу. Какой-то сборник легенд и мифов. Мысли затихают, Сукуна внимательно следит. Пробегается взглядом по строчкам раз, второй, когда приходится перечитывать одну и ту же страницу уже который раз, он сдаётся, тяжело вздыхая. Итадори смотрит сквозь книгу, облизывает потрескавшиеся губы и снова пытается сосредоточиться на иероглифах, но опять не выходит. Дрожащее раздражение поднимается к горлу, норовя вырваться то ли в злом крике, то ли в бессильном плаче. Неожиданный звук у самого отвлекает, усмиряя поднимающуюся бурю. — Скучно и неинтересно. Людишки всё коверкают себе в угоду, как и всегда, — недовольно говорит Двуликий, — пару веков назад в этой же истории говорилось совсем о другом. Юджи долго смотрит на него, не в силах хоть как-то изменить безэмоциональное выражение на собственном лице. Он, заслышав голос проклятия, ожидал почувствовать привычное, хоть и едва заметное, движение у себя на щеке, но вместо это встретился лицом к лицу с сидящим на, видимо, полюбившимся Сукуне столе. Это всё ещё очень и очень странно. И то, что король может вот так материализоваться, и то, что тот, похоже, сейчас пытается сделать…сделать что-то, что при этом не вызывает никаких подозрений. У Юджи, честно говоря, сейчас нет желания не то что думать, а даже существовать, так что он только кивает, сползая ниже на подушки и прикрывая глаза. Ремён долго смотрит на него, перед тем как и самому закрыть глаза, припоминая. — В первых версиях этой легенды речь шла о воине, который служил славному правителю, — голос у Двуликого глубокий, гипнотизирующий. Парню приятно его слушать, он даже уже начинал вникать в сюжет, но по итогу окончательно окунулся в мир без снов, лишь на грани, уплывая, задумавшись о том, что Сукуна его, в общем-то, убаюкал, как ребёнка. И король сейчас, ну, не знает, что делать? Вздыхает раз за разом, не сводя взгляда с сопящего напротив парня, будто тот может в один момент просто раствориться, исчезнуть навсегда и так, что никто его найти не сможет. Будто и не было. Он и сам не раз задумывался, что его ждёт после того, как его время настанет. Это не страх и даже не любопытство. Просто…попытка понять. Сукуна не верит в рай и ад. Он знает, что их не существует. Точнее, не в том виде, не в том представлении. Он встречал на своём пути так много различных существ, включая тех, что давно уже скитаются на грани и немного за ней, и слова ни одного из них не смогли убедить Двуликого в чём либо. Он всё ещё не представляет, что будет там. До сих пор размышления на эту тему казались занятием, чтобы просто скоротать время. Можно ведь сколько угодно раздумывать о том, что до какого-то определённого времени тебе не суждено будет узнать. А что потом? Разочарование. Потому что представлял что-то намного грандиозное? Или, наоборот, потому что утешал себя мыслями, что всё обойдётся. Сукуна принимал. Он не избегал, но и не уделял всё своё время обдумыванию этого. Неизбежность. Фатум во всей красе. Единственное, против чего Ремён даже если мог бы, не пошёл. Но сейчас, когда он смотрит на это хрупкое и одновременно такое сильное создание перед ним, после всех их сражений и просто перепалок, после всего того количества крови, пролившегося между ними, так доверчиво спящее перед ним… А что, если там пустота. А что, если там никого и ничего. Что, если там даже ты сам, на самом деле будешь ничем. Не пылью даже, и не воспоминанием. Бездна, окутанная бездной. Тьма во тьме и пустующая пустота. И от этого как-то…не по себе. Потому что, как бы это не было прискорбно, но неважно, кто и как, и сколько времени просуществовал, в конце концов, все и всё заканчивает в одном месте. А значит Юджи, неважно, раньше или позже, окажется там же. И это страшно. Потому что — Сукуна с горечью думает — это Итадори. И чтобы он из всех людей? Двуликому страшно однажды, пусть даже спустя миллиарды лет, осознать, что где-то рядом есть Юджи, а он даже не может обозначить своё присутствие. Ремён понимает, что не хочет пустоты. Но ещё больше он не хочет пребывать там, пока будет знать, что паренёк не рядом с ним. Ну, или рядом, но какой, чёрт побери, в этом смысл, если они не смогут взаимодействовать. Жизнь оканчивается смертью, но чем оканчивается смерть? Что будет после после? Злостью закипают внутренности, потому что у Сукуны голова кругом идёт от всех этих рассуждений. Так и с ума сойти можно, а это было бы совсем печальным концом для такого, как он. Неизбежность. Неизбежность. Неизбежность. Король делал всё, что пожелал и единственным, что он готов был принять без борьбы — свой конец. Такое негласное соглашение. Когда почувствует, что пора — сдастся без боя. А теперь он в этом не совсем уверен, это и бесит. Сукуна любит хаос, он его порождает и поглощает, он им наслаждается, он им живёт. Но хаос в собственной голове — другой разговор. Это запретно и опасно и всё-таки вот, поглядите на того, кто внёс в холодный и расчётливый разум шумящую и вспыхивающую тучу, разбросавшую всё в отвратительном порядке. Кутается в пуховом одеяле, утопает в подушках. Ремён смотрит на него задумчиво, тянется рукою к голове, но застывает. Юджи смертоносен. Абсолютно для Двуликого губителен. Сейчас уже не кажется, что парень может вот-вот исчезнуть. Это скорее Сукуна, дотронувшись до него, сгниёт в момент и развеется прахом. Ядовитый, но такой влекущий цветок. Это почти смешно, потому что Ремён чувствует себя тупой мухой. Единственное отличие в том, что он-то, в отличие от бедного насекомого, прекрасно осознаёт, что лезет в ловушку. Видимо, он глупее даже мухи. Итадори что-то мычит, переворачиваясь на живот. Его щека забавно сминается, приподнимая один уголок губ. Волосы взъерошенные, а ресницы порхают. Он причмокивает и хмурится, а Сукуна пытается не обращать внимания, когда его сердце, кажется, пропускает удар. Решается дотронуться, медленно впутывает пальцы в светлые отросшие волосы, массирует кожу головы и хмыкает довольно, когда хмурость окончательно сходит с лица Юджи. Твоя бесящая улыбка и твой дурацкий смех идут тебе намного больше. Кто бы увидел — не поверил, но у короля глаза алым горят, а в них впервые ни капли кровожадности, там не ярость и даже не похоть. Багрово и тягуче, глаза монстра наполняются новым для него чувством. Да, он определённо самый отбитый глупец.