Дочь Водяного

Хотя, ступая по тканой поверхности, Михаил поначалу испытывал неловкость, ощущая себя на ковровой дорожке где-нибудь в Каннах или Лос-Анжелесе, он не мог не признать, что скатерка вела его наиболее удобным и безопасным путем через лес. Она безошибочно отыскивала сухие тропинки и стежки даже в топких низинах, указывала на ягодные и грибные поляны, ближе к вечеру приводила к удобным местам стоянки у чистых родников. Для обустройства лагеря оставалось лишь собрать хворост для костра, наполнить котелок водой, поставить палатку, окружить место стоянки оградительным кругом на случай визита непрошеных гостей и спокойно варить кашу, заправляя ее диким чесноком и грибами. Тем более что днем он, не делая привала, обирал с кустов ягоды или на ходу подкреплял силы пирогами, которые дала ему в дорогу Таисья. Осенний лес в нарядном уборе источал тихое благолепие. Однако в пышности его золотых и багряных риз сквозила закатная печаль по уходящей красоте и тоска по не знающему увядания Горнему миру. И потому пурпурное великолепие кленов, осиновая киноварь и кумач рябин горели лихорадочным румянцем на щеках больного, парча и шелка истлевали на земле неприглядной рогожкой. А запах прелой листвы напоминал о том, что Чертоги Предков не просто мир прошлого, но светлое преддверье сумрачной Нави. Ее тлетворное влияние по мере приближения к реке Смородине ощущалось все сильнее. Не просто так жители Медного, Серебряного и Золотого царств без особой надобности не гуляли в Запретном лесу, хотя ветви яблонь там круглый год сгибались под тяжестью плодов, а переспевшие малина, жимолость и терн бродили и сохли прямо на кустах. Иных желающих полакомиться ягодами и фруктами не было. В Слави не водились даже сонные осенние мухи, а все птицы и звери, отжившие свой век, уходили по радуге в Ирийский сад. Зато мерзкие порождения темной изнанки исподнего мира выискивали лазы и прогрызали червоточины, пытаясь захватить новые владения, распространяя тлен, гниль и слизь. И самым опасным из этих созданий считался Скипер зверь, одно имя которого в древние времена наводило такой панический страх, что оказалось надолго табуировано, а потом и забыто. — Знаешь, каким страшным Скипер зверь уродился?! — наставляя в ведовских премудростях, рассказывал маленькому Михаилу дед Овтай. — Шерсть у него, говорят, имела оттенок темный, каждый волосок выковали из меди. Голову венчали два острых булатных рога, на ногах сверкали раздвоенные адамантовые копыта. А сам он был настолько велик, что одну его ногу два человека не могли обхватить. Одолеть такого — это тебе, внучек, не мутовку облизать! — Так это ж просто какой-то гигантский бык? — представив себе чудовище, разочарованно пожимал плечами Михаил, вспоминая бодливого Борьку из деревенского стада и кроткого Афоньку, который любил, когда ему чесали между рогов. Он-то себе представлял по меньшей мере многоголового дракона, вроде тираннозавра, или гигантского скорпиона с каменной чешуей. — А ты думаешь, бык такой уж смирный зверь? — качал плешивой головой дед. — Особенно если его разозлить. А Скипер хоть и родился от Небесной коровы Зимун, а хотел весь мир подчинить и обратить ко тьме. Потерпев поражение в битве со Сварогом, он создал армию каменных людей, принесших в мир ложь, клевету и навет. Затем, прикинувшись безвинным лесным зверем, пленил Ладу, Живу и Морану. Превратил в уродливых волосатых чудовищ, лишил памяти, подучив творить зло, из-за чего на земле перепутались времена года, и все живое едва не погибло. Даже Перуна почти одолел, заманив в яму и завалив камнями на три сотни лет, пока сам не оказался повержен и заточен в толщу гор. Хотя в те годы Михаил уже умел играть на дудочке и даже понемногу осваивал общение с духами, в школе он увлекался естественными науками и потому воспринимал многие из рассказов деда просто как побасенки или мифы. Чай, история пленения Перуна и его сестер случилась в те далекие времена, когда нынешний хозяин Нави еще даже не выковал свою иглу. Впрочем, Михаил и в существование Молочной реки не до конца верил, и Калинов мост считал метафорой. Теперь многое изменилось. Михаил знал, что Скипер, как и другие монстры, служил Хозяину Нави. И потому предупреждение Таисии заставляло держаться настороженно, ожидая подвоха. Тем более что Скипер, как и его господин, предпочитал действовать не силой, а хитростью. Пока ничего, впрочем, не предвещало беды. Скатерть-дорожка бежала вперед, лес радовал глаз буйством красок и их оттенков. И только непривычная тишина звенела оглушительным набатом, призывая прислушиваться к перешептыванию листьев или журчанию далекого ручья. Клонился к закату четвертый день пути. Михаил, устраиваясь на ночевку, собирал валежник и хворост для костра, попутно высматривая в траве подберезовики и сыроежки. Пироги закончились еще вчера, и он прикидывал, на сколько хватит крупы. Впрочем, по всем расчетам до Медного царства, где обитали дед Сурай и дядьки Кочемас и Атямас со своими семьями, оставалось не более трех дней пути. Сказать, что он устал, Михаил не мог. Все-таки во время военных командировок ему случалось участвовать в пеших марш-бросках. Да и пресс-конференции различных официальных лиц, начала которых иногда приходилось ждать часами, изнывая на холоде или жаре, приучили к терпению. Другое дело, что тревога, вроде бы беспричинная, с каждым днем пути все возрастала, а ночи мучили переживаниями о родных. С первых ночевок в Слави Михаил использовал свой ведовской дар, чтобы хотя бы во сне повидаться с семьей. Навещал на даче родителей и Левушку. Наблюдал, как сын, наслаждаясь теплой сентябрьской погодой, помогает дедушке и бабушке собирать урожай, ходит с ними в лес за грибами, то и дело поглядывая в сторону знакомой тропинки, ведущей к домовине деда Овтая. К счастью, старый ведун отводил малышу глаза. Потом волны сновидения переносили в Москву к Вере. Усердная рукодельница, пользуясь одиночеством, засиживалась после работы допоздна, доводя до ума летние наброски или создавая новые дизайнерские шедевры. Сон к ней не шел. Приходя уже за полночь в спальню, в самом темном углу которой таилось зеркало, она еще долго листала страницы дежурного детектива, следя за приключениями бойкого порученца на службе Российской империи, а потом забывалась тревожным сном, прижав к груди мужнину рубаху. Этой ночью, однако, сон явил иную картину. Вера стонала от наслаждения в объятьях другого мужчины. Михаил толком не разглядел его лица, но точно знал, что это освобожденный вероломной супругой Константин Щаславович. Следующее видение показывало события еще более невероятные. Жена демонстративно паковала свои и Левины вещи, а свекор со свекровью, которые души в ней не чаяли, в гневе указывали ей и внуку на дверь. — Духу твоего чтобы здесь не было! Тварь неблагодарная! — возмущалась поведением невестки мама, прибавляя такие эпитеты, которых из ее уст Михаил в своей жизни не слышал. — И пащенка своего забирай! — прибавив еще несколько крепких выражений, категорично заявил папа. — Нагуляла, небось, а мы и поверили, что наш.  — Конечно нагуляла, — рассмеялась ему в лицо Вера. — Не от вашего же сына-неудачника с его безумными идеями и закидонами мне следовало ребенка рожать! Она подхватила чемодан, взяла за руку ничего не понимающего Левушку и спустилась вниз, где ее поджидал знакомый черный Гелендваген. Михаил проснулся в ужасе, не желая верить увиденному. Уже почти рассвело, и он отправился к ручью, чтобы хотя бы немного охладиться и утолить жажду: горло пересохло, будто туда набилась асбестовая пыль или песок. Однако, едва приблизившись к воде, он почувствовал на другом берегу какое-то движение. Возле излучины, пытаясь обломать верхние ветви разросшейся калины, стояла молодая обворожительная женщина. Подоткнутая рубаха, открывавшая взору крепкие икры и изящные стопы, подчеркивала достоинства ладной фигуры. Длинные золотистые волосы рассыпались по плечам роскошным каскадом, в глубоком вырезе виднелась наливная упругая грудь. В нежных чертах лица удивительным образом сочетались наивность и древняя изначальная мудрость, а румянец на белой упругой коже свел бы с ума любых производителей косметики. Михаил поймал себя на мысли, что незнакомка своей статью напоминает Веру, только выглядит более соблазнительно и маняще. А когда она повернулась, сходство сделалось просто очевидным. Другое дело, что скромница-Вера никогда не смотрела на него с таким откровенным вызовом и неприкрытым, отчаянным желанием. Да что там Вера! Пожалуй, красавица ничем не уступила бы даже Лане, как знойное пышное лето не уступит нежной весне. И когда внизу живота уже загорелось нечто не рассуждающее, темное и властное, призывавшее преодолеть ручей и отдаться на волю страсти, тем более что незнакомка явно его приглашала, шею и грудь предостерегающе обожгли обереги шаманского плаща, а в руках оказалась дудочка. Едва он извлек первый звук, лицо незнакомки исказила злоба, после пары фраз оно утратило всю прелесть, превратившись в жуткий оскал мертвеца, плоть иссохла и рассыпалась прахом, распространяя такой жуткий запах гнили, что Михаил едва не сбился с такта. Он все-таки перешел на тот берег и осмотрелся. Возле ручья на влажной почве отпечаталось огромное раздвоенное копыто, а к ветвям калины пристало несколько шерстинок, темных и жестких, похожих на медную проволоку. Как ни странно, находка немного успокоила, но вместе с тем заставила испытать жгучий стыд за то, что едва не поддался наваждению. Как он мог хоть на миг усомниться в верности любимой? Он ведь об истинности своего отцовства узнал еще до рождения Левушки, когда наследника рода признал дед Овтай! Конечно, не стоило сбрасывать со счетов коварство запертого в зеркале пленника. Другое дело, что и Скипер мастерски морочил головы не только людям. Но что этот монстр, считавшийся повелителем чудовищ Нави, делал на другой стороне Смородины реки? Неужто выследил и теперь пытался заманить в ловушку, чтобы таким образом Хозяина Нави освободить? Тогда, вероятно, лучше позвать духов и проделать оставшийся путь на спине мамонта-эхеле? Но хватит ли в таком случае ему сил на путешествие через Навь? Таисия щедро предлагала просить помощи у ее мужа, Великого Полоза. Этот хранитель подземных богатств во время человеческой жизни хотя и работал на аффинажном заводе, но, по словам супруги, Бессмертного не жаловал и его неумеренную жадность не одобрял. А вчера на берегу того самого ручья, который не могла перейти младшая из дочерей Великого Полоза Арина, и куда каждый вечер приводила скатерть-дорожка, Михаил нашел несколько золотых чешуек. День прошел без приключений, а ночью опять приснился дурной сон. Немного подросший, но удрученный и зареванный Лева шел с матерью из музыкальной школы, что-то объясняя про гобой, который так некстати сломался накануне важного конкурса. Успокоив сына, проверив с ним уроки и уложив его спать в непривычно пустой квартире, Вера еще раз осмотрела инструмент, потрогала злополучный клапан, заедавший уже в те годы, когда на нем учился Михаил. Потом открыла кошелек, на дне которого грустно позвякивала какая-то мелочь, выдвинула пустой ящик комода, где у них в семье обычно хранились деньги на питание и прочие хозяйственные нужды. Достала конверт с так называемым «неприкосновенным запасом». Там сейчас лежала пара-тройка купюр, которых явно не хватило бы не только на покупку нового инструмента, но даже на ремонт. Снова глянула на гобой и горько разрыдалась:  — И зачем я только его отпустила, — поглаживая клапаны, помнившие еще пальцы мужа, тихонько причитала она. — Зачем позволила впутаться в эту бессмысленную борьбу? Впрочем, как я могу его в чем-то упрекать? Я же обещала ему присматривать за зеркалом! Михаил не мог понять, что произошло. Хотя они не пробились в хозяева жизни, даже в самые лихие годы семья не бедствовала. И тут на стене он увидел портреты родителей в траурных рамочках, а рядом с ними свою фотографию, тоже окруженную печальной каймой, только явно более раннюю… Проснувшись в холодном поту, на периферии зрения в свете догорающего костра он увидел смутную тень удаляющегося гигантского зверя. И хотя, кое-как успокоившись, остаток ночи он проспал спокойно и без сновидений, утром мысли о семье снова вернулись. Он всегда много работал, но перед начальством не прогибался, особых высот, суливших материальное благополучие, в редакции не достиг. Между тем, его коллеги и ровесники, нашедшие покровителей и сделавшие карьеру, уже имели свои квартиры и ездили на приличных машинах. Они с отцом, конечно, поддерживали бедного Жигуленка на ходу и следили за кузовом, но в тех же поездках на дачу им бы больше подошел внедорожник, пускай даже отечественного производства. Но они же копили на квартиру! Может быть, стоило где-то проявить гибкость, когда-то смолчать, а вместо поездок на Кавказ, Балканы или в Африку чаще браться за освещение избирательных кампаний, делать заказные репортажи для крупных бизнесменов. Глядишь, и знакомства бы полезные завелись, и деньжат прибавилось. И в это время впереди в кустах что-то призывно заблестело. Михаил отказывался поверить своим глазам, но там стоял сундук, наполненный золотыми и серебряными монетами. Также там лежали украшенные изумрудами, рубинами и сапфирами кольца, серьги, броши, колье, нити крупного розоватого жемчуга, какие он прежде видел только в музеях, кино или при расследовании коррупционных дел. Настоящий пиратский клад или бандитский общак, выставленный напоказ. Подходи и бери. И именно эта доступность и нарочитость, конечно, насторожила. И обереги на куму опять нагрелись. Михаил достал дудочку и, начиная наигрыш, отошел подальше. И поэтому, когда при первых же звуках сундук взорвался, озаряя лес недобрым зеленоватым пламенем и разнося по всей поляне черепки да осколки стекла, в которые превратились драгоценности и монеты, Михаил даже не удивился. И только обрадовался, что его почти не задело. Вечером он сварил кашу из остатков дедовой крупы в надежде завтра добраться до Медного царства, а потом лег и заснул без сновидений. Сон приснился ему уже после полуночи и по своей изощренной мучительности превосходил предыдущие. Михаил снова видел сына, повзрослевшего, возмужавшего, но как никогда нуждающегося сейчас в помощи шамана-отца. С криком ужаса и отчаяния Лева падал с балюстрады упирающейся в черные тучи зловещей башни, у подножия которой находилась гигантская свалка. Битые стекла, консервные банки и горы промышленных отходов соседствовали с неряшливыми завалами строительного мусора. Прямо под балконом громоздились обломки бетонных блоков с торчащими из них прутьями каркаса и кусками ржавой арматуры. И именно на эти вздыбленные копья и пики Лева летел спиной. Сон растягивал падение, словно в апориях Зенона, деля секунды на десятые и сотые доли и продлевая эти частицы до бесконечности. Михаил видел, что, даже если Лева не погибнет сразу, его растерзают жуткие чудовища, скрывающиеся между блоками и плитами. Также он знал, что, если достанет дудочку, то падение замедлится, а сын, ловко перевернувшись в воздухе, благополучно приземлится и сумеет отразить атаку притаившихся внизу монстров. Но руки не слушались, легкие никак не могли расправиться для вдоха, будто в них внезапно высох сурфактант, и они, слипшись, атрофировались, и только в ушах звенел отчаянный зов сына: — Отец! Помоги! Но в таком случае, почему его большой и взрослый Лева кричит тонким голосом ребенка? Михаил разлепил склеенные слезами веки и, кое-как продышавшись, огляделся. Нет, отчаянный призыв о помощи он сейчас слышал не во сне, а вполне наяву. Его сын, только не взрослый, а по-прежнему маленький и как никогда хрупкий и беззащитный, находился сейчас совсем рядом. В неверном свете костра Михаил видел крохотную фигурку, из последних сил цеплявшуюся за тонкие верхние ветви растущей на краю поляны старой и очень высокой березы. Маленькие ручки еще кое-как держались, но коротенькие ножки отчаянно и безнадежно сучили в поисках опоры, не могли добраться до ствола и только еще больше раскачивали сведенное напряжением хрупкое тело. Михаил даже не подумал о том, как Лева оказался здесь, в Слави, почти у самого Медного царства, каким образом прошел сквозь границу миров, когда его догнал. В тот момент все мысли в голове свелись к единственной — добраться до злополучной березы до того, как сын сорвется вниз. В том, что он сумеет Леву если не снять, то хотя бы поймать, как шесть лет назад поймал его мать, Михаил не сомневался. Он не сразу почувствовал, как предостерегающе нагрелись обереги на шаманском плаще, и только на середине пути, который преодолел в один безумный бросок, вспомнил про дудочку. В самом деле, почему он раньше не догадался прибегнуть к помощи ведовства? Испугался, что, как во сне, не сумеет извлечь даже звук? Или все это время его морочили, заставив в конце концов покинуть границу охранительного круга? Едва мокшанская флейта издала первые звуки незатейливого наигрыша, морок исчез, образ Левушки развеялся туманом. А из ночной темноты выступил не просто огромный, но чудовищный зверь, отдаленно похожий на быка, но с совершенно разумными человеческими глазами, темной мордой, поросшей жесткой, точно и в самом деле металлической шерстью, и отменно острыми длиннющими рогами. Дед Овтай и поколения мокшанских и славянских волхвов, от которых он перенял древнюю легенду, ничуть не погрешили против истины. Зверь Скипер выглядел впечатляюще даже без адамантовых копыт. Хотя, возможно, это была как раз метафора. Вот только и предок-тотем, к чьему образу решил обратиться на этот раз Михаил, обладал силушкой и размерами, невозможными даже для доисторических предков нынешних медведей. Призывать духов уже не хватало времени: Скипер несся с хорошим разгоном, в твердом намерении противника растоптать. Да и клокотавшая в груди ярость требовала выхода. Михаил сумел, в прыжке завершая обращение, избежать смертоносных рогов и запрыгнул на загривок Скипера, пригибая зверюгу к земле и пытаясь добраться до скрытой толстой кожей и медной шерстью яремной жилы. Скипер заплясал на месте, тщась противника скинуть, и это ему почти удалось. Медвежьи когти, в которые обратились пальцы, поначалу не слушались, а клыки с противным скрежетом проскальзывали по медной шерсти, сдирая эмаль, будто на железной терке. Но едва обращение завершилось, и тотем-предок обрел свою силу, Михаил крепче сжал челюсти, исхитрившись прокусить шкуру и раздирая когтями плоть. Рот наполнился черной тошнотворной жижей, которую не до конца получалось отплевывать. Хорошо, что медведи почти не восприимчивы к трупному яду. Михаил усилил хватку, и в это время Скипер дико взревел, а потом повалился на бок, прикрыв глаза и тяжело переводя дух. С его морды вместо пены стекала черная слизь. «Одолел ты меня, кудесниче! — проникла в мозг чужая мысль. — Проси, что хочешь, только не губи!» Из-за несовершенства речевого аппарата Скипер, похоже, освоил телепатию и пользовался этим искусством, узнавая слабости врагов и умело прибегая к манипуляциям. «Назови хоть одну причину, по которой я должен тебе верить! Ты трижды пытался заманить меня в ловушки, ставил препоны на моем пути!» — также безмолвно, поскольку и медвежья пасть не очень способствовала членораздельной речи, отозвался Михаил. Он на миг ослабил хватку, чтобы отплеваться, но бдительности не терял, впиваясь когтями в одетые медной шерстью крепкие плечи быка и продолжая вжимать его в землю весом своей медвежьей туши. «Но ты же избежал всех ловушек, — издавая жалобное мычание, мысленно отозвался Скипер. — И, я бы сказал, успешно. Не польстился на девицу и богатством моим пренебрег. Считай, что я тебя испытывал и предупреждал о том, что произойдет, если ты продолжишь путь». «Обойдусь без твоих предупреждений», — сердить отфыркиваясь, отправил ответное послание Михаил. Если бы не безумие ситуации, то это напоминало СМС-переписку или общение на популярной платформе «Я ищу тебя». А еще закралось подозрение, что предыдущая схватка — не более чем игра в поддавки, тем более что зверь-телепат мог предугадывать его действия. «Не мог, — простонал в ответ Скипер. — В тот момент, когда ты обратился, ты действовал и думал, как медведь, а над звериным рассудком я не властен». «Допустим, — продолжил диалог Михаил, хотя понимал, что идет по опасной дорожке. — Но ты так и не ответил на мой вопрос, почему я должен тебе верить?» «Просто потому, что у нас с тобой, как ни странно, общие цели, — с охотой пояснил Скипер. — Если ты отпустишь меня, я помогу тебе одолеть твоего пленника». «С чего бы такая забота?» — не поверил ни единому слову Михаил. «С того, что я сам хотел бы занять его место», — беззастенчиво признался Скипер. «И вывести на землю орду чудовищ?» — зажимая зубами загривок, напомнил Михаил. Ему все меньше нравился этот мысленный диалог, отнимавший немало сил. «А можно обойтись без дешевой пропаганды и вульгаризации? — обиделся Скипер. —  Разве ты не проходил информационные технологии и не знаешь, как создается образ врага? Я всего лишь хотел отведать яблок из Ирийского сада, а на меня ополчились все обитатели Верхнего мира, объявили чуть ли не источником зла. У всех у нас есть свои цели и слабости. Я же не спрашиваю, зачем ты с таким маниакальным упорством пытаешься защитить от неизбежного чужую жену, к тому же принадлежащую к тонкому миру. У тебя есть прекрасная семья, верная подруга, родители, очаровательный малыш. Ты мог бы, в полной мере используя свой дар, обеспечить им всем безбедную жизнь. Но, коли ты уж ломишься напролом через тонкие миры, я готов посодействовать в твоих поисках. Я много лет живу в Нави и знаю, где находится заклятый дуб». Всего на секунду Михаил засомневался: а может быть, все-таки Скипер говорил правду — насчет дуба он ведь точно знал. Но как принять помощь лжеца, для которого не существует клятв и обещаний? «Мое дело — предложить, твое — согласиться или отказаться! — неожиданно бодро отозвался Скипер. — Именно из-за неумения договариваться и идти на компромиссы такие, как ты или Андрей Мудрицкий, никогда не придут к власти, а мы будем править всегда!» Он сделал неуловимое движение, поднимаясь, на ноги и одновременно сбрасывая противника, и Михаил, который в миг сомнения ненадолго ослабил хватку, не удержавшись, полетел куда-то вниз в разверзшуюся под ногами бездонную яму.