Дочь Водяного

«Зачем тебе опять куда-то идти? А мы на что?» — обиженно глянул на него эхеле, отрываясь от трапезы и изящно помахивая зажатым в хоботе еловым стволом. «Чтобы от порождений Нави отбиваться», — пояснил Михаил, которого после схватки со Скипером слегка штормило, так что Семарглу пришлось по-собачьи подхватить в зубы его рюкзак. Эхеле еще раз посмотрел на своего шамана, нехотя положил на землю ствол, с которого объел не все ветви, протянул хобот и молча закинул Михаила на спину, а потом препроводил туда же и рюкзак. «Не выдумывай. Если ты упадешь от перенапряжения здесь и сейчас, то до Нави мы просто никогда не доберемся», — резюмировал мамонт, трогаясь в путь осторожной и совсем не тряской иноходью. У Михаила отпало всякое желание вступать в какие бы то ни было споры. Тем более что духи сейчас действовали фактически помимо его воли. Густая длинная шерсть оказалась мягкой, как накрытый пушистым пледом диван, покачивающиеся движения убаюкивали. Михаил сам не заметил, как погрузился в сон. Когда он проснулся, солнце стояло в зените, а на горизонте виднелись очертания какой-то крепости или укрепленного города, имевшего радиальное строение. Обманчиво ажурные из-за обильной резьбы, но при этом мощные башни соединяли высокие прясла, кирпичные у основания, бревенчатые возле боевого хода и бойниц. Вереи гостеприимно распахнутых ворот представляли собой целые скульптурные композиции, а на створках неведомые ваятели, явно доверявшие магии больше, чем технологиям, изобразили всю картину мироздания. Михаил успел удивиться, что в арку под надвратной башней спокойно прошел его эхеле. Но тут увидел и других мамонтов, мирно пасущихся на лугу возле стен или уплетающих сено и ветви деревьев у коновязи. Когда они, беспрепятственно пройдя мимо стражников, попали внутрь, в глаза также бросилась необычная организация этого поселения. Все дома соединялись между собой общими стенами, образуя как бы единый многоквартирный дом, возведенный в форме каравая. В части построек располагались гончарные и столярные мастерские, чуть в стороне находилось металлургическое производство. При этом богато украшенная вышивкой, обильно расшитая бисером и тесьмой одежда спешащих по своим делам рослых светловолосых жителей отдаленно напоминала традиционный наряд славян или финно-угров, но никак не костюм начала 20 века, в котором были запечатлены на снимках его прадеды. — Где мы? — спросил Михаил вслух, спросонья забыв, что общается с духами мысленно. «В Аркаиме», — не без гордости пояснил эхеле. «В том самом?» — уточнил Михаил, вспоминая вызывавшую в студенческие годы споры до хрипоты сенсационную находку. Роман Коржин, как и многие сибиряки, поддерживающий идею зарождения цивилизации на Урале или Алтае, с пеной у рта рассказывал о высоком уровне развития в Аркаиме и всей Стране городов технологий, ныне в большинстве своем забытых. Связывал эту культуру с ариями и Гипербореей. А Сергей Боровиков вообще как-то признался, что верит в инопланетное происхождение Аркаима. Андрей Мудрицкий, как и его коллеги из академических кругов, относился к этим теориям скептически, и Михаил был склонен с ним соглашаться. И вот теперь он не только лицезрел древний город во всей его красе с геометрической правильностью идеально прямых улиц и ливневой канализацией, но и имел возможность пообщаться с жителями. «А что ты хочешь? — с видом кошачьего превосходства усмехнулся, наслаждаясь растерянностью шамана, Семаргл. — В Чертогах предков собраны люди, жившие с начала времен. И каждый сюда приходит со своими воспоминаниями и представлении об устройстве жизни». Хотя Михаила разбирало понятное любопытство, в Славь он пришел явно не для научных изысканий. Тем более что по поводу Аркаима ему бы в людском мире все равно никто не поверил, кроме поклонников эзотерики, от которых он старался держаться подальше. А фотоаппарат в тонких мирах был бессилен. К тому же увиденное в городе не очень соответствовало современным мифам о гигантской обсерватории и летающих колесницах. Разве что облик жителей выдавал в них индо-арийцев. Но говорили они на каком-то древнем праязыке, так что общение все равно вряд ли бы состоялось. Поэтому он спросил у духов, знают ли они, как разыскать его родных. «Если ты о родителях деда Овтая и предыдущих поколениях вашей семьи, то они обитают в стране Тонаши или Туони за рекой из мечей и копий. А Сурай и его братья вместе с детьми поселились в Красной слободе, которая находится в двух днях пешего пути от Аркаима. Но до вечера, думаю, туда доберемся», — со знанием дела пояснил Семаргл. «Я немного срезал путь, — стушевался эхеле. — Через Аркаим как-то удобнее». «Да ты просто перед сородичами хотел похвастаться, что служишь шаману и умеешь странствовать между мирами», — насмешливо фыркнул Семаргл. Михаил еще раз глянул на хрустящих ветками мамонтов, вспомнил коз и коров, которых видел в загонах на пастбищах у городских стен, сопоставил с Запретным лесом, где обитала лишь нежить, и обратился к духам за разъяснениями. «Лошади и другие питомцы не всегда хотят возвращаться снова мытариться в Явь или, как мамонты Аркаима, идти пастись на поля и в сады Ирия и остаются со своими хозяевами, — поспешил удовлетворить его любопытство Семаргл. — В Славь-то в основном попадают люди добрые и совестливые, которые о домашней скотине заботятся, как о членах семьи». «А коровы, свиньи, куры? — глядя по сторонам и вспоминая виденную по дороге сюда живность, уточнил Михаил. — Их, что же, не едят?» «Еще как едят. Разве ты сам запах жаркого не чуешь? — по-кошачьи облизнулся Семаргл. — Они, как и все постройки или утварь, созданы из воспоминаний обитающих в Чертогах предков людей. Но ты, если что, не чинись. Готовят тут так же вкусно и сытно». С едой, к сожалению, пришлось повременить. Расстояния внутри чертогов Предков оказались значительными. К месту назначения они прибыли уже на закате. В Красной слободе, где жили родные Михаила, в основном обитали строители советской власти, которые пошли по пути научного атеизма, но при этом прожили жизнь в целом почти праведно и явно не заслужили ужасов Нави или забвения в Обители Беспамятных. После диковинок Аркаима и архаичных изб и землянок Ярилина городища, где жили древние русы и славяне-язычники, двух-трехэтажные дома Красной слободы смотрелись обыденно и привычно. А украшенные ажурными наличниками фасады и резные деревянные ворота вызывали в памяти улицы сотен старинных городов, застывших в первой половине ушедшего века. Что же касалось жилища прадедов, то оно и вовсе отдаленно напоминало их деревенский дом на Мещере, только выглядело добротнее и намного просторнее. Все-таки оно дало приют нескольким поколениям семьи. Хотя дед Сурай и дядьки Кочемас и Атямас, случалось, въезжали в освобожденные города на белом коне, впрочем, не брезгуя и лошадьми других мастей, появление праправнука на мамонте их впечатлило. — Это что же, у вас в мире ученые сумели таких вывести? — поинтересовался дядька Кочемас, который в годы Гражданской был красным комиссаром, верил в образование и прогресс и к научным открытиям относился с трепетом. — А одежа такая необычная зачем? — поинтересовался дед Сурай, который, по рассказам отца, очень не одобрял стиляг и прочих последователей детей цветов, называя их клоунами или цыганами. — Это что там у вас, мода такая? Пришлось разочаровывать прадедов, объясняя про шаманское облачение. — Иначе я бы живым сюда не прошел, — пояснил Михаил. — Меня к вам дед Овтай направил. Примете на постой? — Как родного человека, да еще с той стороны, не принять, — улыбнулся дед Сурай. — Ты-то с родителями нас навещаешь, — кивнул дядька Кочемас, имея в виду могилы на деревенском кладбище и в Москве, которые они и в самом деле содержали в порядке.  — И при жизни тоже не забывал, — добавил дядька Атямас. Он был самым младшим из братьев, прожил достаточно долго и застал правнучатого племянника. Михаил тоже хранил в памяти воспоминания о дряхлом дедушке, который берег скрюченные заработанным еще при переходе Сиваша ревматизмом ноги и потому ходил летом в валенках. Родители приносили ему продукты и помогали по хозяйству. В чертогах предков он вновь преобразился в лихого вихрастого краснофлотца со старой фотографии. А его братья и их жены выглядели почти ровесниками погибших на фронте во время Великой Отечественной детей. — Проходи, внучек, не чинись, — словно преодолевая неловкость, засуетился дед Сурай, приглашая правнука в дом. — Только не обессудь, скотинку твою нам негде поставить. «Скажи им, что определил нас на подворье цариц», — подсказал Семаргл. «Там же и вправду есть стойла для мамонтов!» — обрадованно припомнил эхеле. Они обещали сами добраться и заодно разузнать, что творится в Трех царствах и есть ли возможность воспользоваться Радужным мостом, ведущим на остров Буян, или придется все же идти сразу в Навь. А Михаила встретило подворье, где собирали угощение и топили баню. Хорошенько напарившись и выгнав из тела даже воспоминания о стылой яме и сыплющихся сверху грудах земли, Михаил отдал должное супу с печенью и рубленым котлетам в панировке из ржаных сухарей, которые когда-то жарила бабушка. Духи не обманули. Еда в доме предков действительно насыщала и ощущалась очень вкусной, особенно после недели пути через лес на подножном корме и пустой похлебке. Сидя за столом, вспоминая имена умерших еще до его рождения родственников, Михаил с интересом разглядывал их жилище. С ностальгией смотрел на изящные венские стулья, круглый стол и резные комоды, которые стояли во времена его детства еще у них дома, пока не купили мебельный гарнитур. Радостно прислушивался к стуку ходиков, остановившихся лет двадцать назад. Узнавал самовар, который на даче топили шишками, давно разбитые тарелки и чашки, дожившую до нового века сберегаемую мамой и Верой стеклянную сахарницу с серебряным ободком. В этом доме единение с родом ощущалось сильнее, чем в избе деда Овтая. Впрочем, старый ведун, рассорившись с сыновьями и не найдя преемника, застрял на границе миров, в то время как его потомки обрели свое пристанище и ни о чем, кажется, не жалели. Узнав, куда и зачем Михаил направляется, прадед и дядьки всполошились и разом стали отговаривать его от такого опрометчивого шага. — Не ходи туда! На той стороне реки Смородины и сам пропадешь, и сына сиротой оставишь, — по-стариковски заохал дед Сурай. Хотя он и выглядел почти ровесником Михаила, ответственность перед родом, который он в этом доме возглавлял, и прожитые годы накладывали свой отпечаток. — И рад бы не ходить, — честно глянул на него Михаил. — Только не могу я выползня до скончания века в зеркале держать. Сил у меня на это не хватит. А игла, на конце которой он спрятал свою смерть, где-то в Нави находится. — Не по силам ты себе противника выбрал! — вздохнул прадед, переживая, что род совсем иссякнет. — Так я не выбирал, — пояснил Михаил. — Но мимо пройти не смог. — Вот то-то и оно, что все в нашем роду такие, — кивнул дядька Кочемас, глянув на сына, за штурм далекого острова Шумшу награжденного орденом Красной звезды посмертно. Михаил почувствовал неловкость. Он себя героем не считал, и оттого становилось в какой-то мере горько и обидно. Если он не вернется, только Вера и, может быть, со временем Лева узнают, что он не просто сгинул без вести. Впрочем, такие мысли от себя следовало гнать. Поэтому он глянул на прадедов, отказался от предложенной дедом Сураем самокрутки, а потом объяснил. — Я бы не ходил в Навь, кабы знал другую дорогу до острова Буяна и дуба, на котором сидит Ворон Воронович. Вроде бы туда из Золотого царства ведет Радужный мост. — Мост действительно есть, — обнадеженно кивнул дед Сурай. — Только, как и переход через Смородину, находится под контролем Цариц, — добавил дядька Атямас. — А у этих эксплуататорш снега зимой не допросишься! Называют себя ведуньями, а сами даже Хрустальную гору растопить не могут. Так Михаил узнал, что на соседнее Серебряное царство недавно обрушилась невиданная напасть. Гора из какого-то прозрачного, но прочного, как кварц или алмаз, материала возникла неизвестно откуда и, разрастаясь ввысь и вширь, уже скрыла под собой большую часть царских садов и так называемой Аркадской веси, в которой жили последователи Руссо и поборники идей Просвещения. — Я не спорю, люди там живут неплохие, образованные и воспитанные, — объяснял дед Сурай. — Немного странноватые со своими идеями про неделимый атом и единение с природой, вроде этих ваших нынешних экологов. Но не то, что разбойники из Ярилина городища, которые только и умеют, что щиты на воротах прибивать и чужое имущество умыкать. — Но одно дело добрососедские отношения водить, — пояснил дядька Кочемас, — а другое — брать чужих людей на постой. — Да еще всяких эксплуататоров и крепостников, которые Руссо и Вольтера, конечно, читали, но крестьянам вольные дать забыли, — добавил дядька Атямас. — И что, даже царицы не знают, что делать с этой горой? — удивился Михаил. — Да что они вообще знают? — пожал плечами Атямас. — Только как трудовой народ притеснять и разными податями облагать. Михаил подумал о том, что дядька в какой-то мере на сестер наговаривает. Духи и другие древние сущности в нынешнем мире материалистов выживали как могли, не всегда имея возможность получать подпитку из общения с людьми. Некоторые, вроде Ланы и прочих Хранительниц, жили в тесной взаимосвязи с природой, другие, как Великий Полоз, сами на время выходили в Явь в человеческом облике. А такие, как Константин Щаславович, наращивали силу и мощь за счет энергии разрушения и смерти. Впрочем, вопрос Хрустальной горы это все равно не помогало решить. — Если Ворону Вороновичу ответ ведом, я у него спрошу, — пообещал Михаил. Хотя, заговорившись с родными, он лег, когда ходики пробили второй час пополуночи, сон к нему не шел. Он ощущал, что вплотную приблизился к цели своего пути, и переживал по поводу встречи с царицами. Судя по рассказам прадедов и прапрадеда, правительницы Трех царств, заставшие еще начало времен, добро и зло понимали исходя из каких-то своих представлений, к тому же находились с Бессмертным в родстве. Позволят ли они перейти на остров Буян по Радужному мосту или придется пересекать реку Смородину и как-то пробираться через Навь? Заснул Михаил ближе к рассвету и наконец увидел не наваждения, пугавшие жутковатыми картинками из будущего, а нормальный ведовской сон, перенесший его к родителям и сыну. Кажется, из дома предков путешествие свершилось даже легче, нежели из Запретного леса или избушки деда Овтая. Вот только увиденное одновременно и порадовало, и вселило тревогу. Поскольку сейчас в Яви шла уже середина сентября, ночи стояли холодные, и живущие с внуком в их деревенском доме родители каждый день немного протапливали печку. Но в этот раз случилось что-то непонятное. Дым вместо того, чтобы уходить в трубу, густо повалил в комнату. Огонь потушили, дом проветрили, как-то переночевали. На следующий день отец позвал знакомого печника. Они смотрели и так, и эдак, даже лазали на крышу, хотя старшему Шатунову уже давно перевалило за шестьдесят, а печнику было и того больше, но ничего не нашли и причину устранить не сумели. — Придется возвращаться в Москву, — вздохнула мама, велев Леве, который до этого с неустанным вниманием следил за всеми манипуляциями дедушки, собирать игрушки. — Конечно, ребенку нужен свежий воздух, но это не повод его морозить. По ее интонации, в которой вместе с озабоченностью от предстоящих сборов сквозило явное облегчение, Михаил понял, что она просто устала от деревенской жизни и хочет вернуться в свою квартиру поближе к благам цивилизации. Что бы там ни придумывали невестка и сын. Вера, встретившая Леву и свекра со свекровью прибранной квартирой, приготовленным обедом и яблочным рулетом по маминому рецепту, конечно, неподдельно радовалась встрече с сыном. Однако в ее взгляде сквозила растерянность. Особенно когда Левушка сразу прошел в спальню, чтобы посмотреть на зеркало. Михаилу показалось, что из-за видимой в семье только им двоим глади на малыша с торжествующим злорадством смотрел Константин Щаславович. В следующий момент Вера увела сына купаться, а Михаил проснулся, поскольку в окошко влетел Семаргл. «Вставай, соня! Мамонт ждет уже у ворот. За тобой царицы послали. Хотят видеть победителя Скипера». «Да какой я победитель», — засмущался Михаил, спешно одеваясь и накидывая куму, обереги на которой после знакомстве с зубным порошком сияли, как пуговицы на командирском кителе прадеда. Дед Сурай, будучи человеком военным, не терпел неаккуратности и правнука провожал придирчиво. Тетка Аглая, жена Кочемаса, когда-то успела постирать и погладить утюгом с угольями его рубашку и джинсы. А жена Сурая Вера, которую язык не поворачивался назвать прабабушкой, сварила на завтрак крахмальную лапшу. Конечно, Сурай и его братья взяли русских жен, а дети и внуки последовали их примеру. Однако традиционные мокшанские блюда в семье сохранялись еще до времен детства Михаила. А манные блины и домашние пельмени умела делать даже Вера. Хотя родные собирались проводить его, от этой затеи им пришлось отказаться: за широким шагом эхеле не успевали даже волшебные кони царской стражи. При том, что мамонт шел очень медленно и осторожно, не только не задевая за заборы, фонари и провода на тех улицах, где жители предпочитали пользоваться электричеством, но даже ухитряясь не раздавить замешкавшихся кур и уток. Собаки из подворотен внимательно следили за ним, но облаять не решались, оживляясь лишь завидев Семаргла. Чтобы их поддразнить, дух Верхнего мира временами складывал крылья и трусил по улице, особенно рьяных шавок слегка обжигая своим пламенем. Михаил помощнику не препятствовал, увлеченный созерцанием открывшейся ему необыкновенной картины. После безлюдного, почти стерильного Запретного леса улицы поселений в Чертогах предков выглядели шумными и оживленными. Люди, как и в прежней жизни, шли по делам, присматривали товары в открывшихся поутру магазинчиках и лавках, торговались или сетовали на дороговизну, спешили на службу и даже, кажется, опаздывали, хотя куда могли торопиться те, у кого в запасе вечность, Михаил не очень понимал. Впрочем, здесь прежний уклад сохранялся до мелочей, даже имелись аптека и больница, хотя кого и от чего там лечили, также оставалось секретом. Двух-трехэтажные незатейливые постройки Красной слободы вскоре сменились доходными домами с барельефами и лепниной. А дальше уже и вовсе появились особняки с колоннами и настоящие дворцы с анфиладами комнат и ливрейными лакеями у входа. Похоже, говоря о крепостниках, дядька Атямас не очень преувеличивал. Окруженная полями и пажитями, утопающая в зелени отягощенных плодами садов Аркадская весь выглядела так, будто сошла с полотен художников эпохи рококо. Украшенные барельефами и колоннами коринфского ордера дворцы соседствовали с изящно стилизованными деревенскими домиками, каменные стены и черепичные крыши которых указывали на немалый достаток их владельцев. Рядом располагались не менее кукольные, точно построенные архитекторами Трианона, водяные мельницы и маслобойни. Вдалеке виднелись античные развалины, возле которых босоногие пастухи в шелковых камзолах и пастушки в кринолинах и шляпках из итальянской соломки пасли явно напудренных овечек. Впрочем, над этой буколической идиллией нависла угроза. Еще издали Михаил узрел очертания похожей на сказочный замок Диснейленда, ощеренной острыми пиками хрустальной горы, и по мере приближения эта громада росла, заслоняя собой небо. Другое дело, что солнечные лучи не только свободно проникали сквозь прозрачную толщу, но преломлялись в бесчисленных гранях всеми оттенками спектра, создавая ослепительное сияние, которого тщетно добивались огранщики драгоценных камней. Но одно дело любоваться невиданным зрелищем издалека или вблизи, другое — наблюдать, как гигантский кристалл, разрастаясь, подминает под себя поля и сады и медленно, но неотвратимо надвигается на твое жилище. Не случайно многие дома стояли уже пустыми, а жители других растерянно ходили, перебирая вещи, и думали о переезде. Царицы ждали Михаила в саду, вернее, на том маленьком клочке земли, который остался от некогда обширного и пышного вертограда. Поскольку хрустальная толща поражала прозрачностью, Михаил, словно за стеклом витрины, видел пасторальные домики аркадцев, грушевые и персиковые аллеи, апельсиновые и лимонные рощи, аккуратные шпалеры винограда и пестрый ковер самых разнообразных цветов. Впрочем, деревья и цветы, окружавшие цариц, тоже выглядели почти сказочно, словно сошли со старинного гобелена и казались продолжением изукрашенных золотой вышивкой и каменьями парчовых и шелковых облачений. В наряде младшей, чьи огненно-рыжие косы вызывали в памяти потоки лавы, преобладали малахит и медь. Тяжелый, от обилия вышивки почти стоячий сарафан средней напоминал серебристую чешую русалки или зеркального карпа. А любимыми цветами старшей были, видимо, императорский пурпур и золото, сливавшееся с ее волосами. Безмятежно-бесстрастные лица правительниц с идеально правильными чертами без единой морщинки выглядели словно маскероны и барельефы аркадцев. А в опушенных длинными, почти кукольными ресницами глазах плескалась бездна изначального хаоса, эти сущности породившего. «А вот и храбрец, не побоявшийся вступить в схватку с самым гнусным из порождений Нави!» — приветствовали Михаила царицы. Их голос, кажется, единый для всех трех, как и при общении с духами, минуя барабанные перепонки, прозвучал у Михаила в голове. «Знаем, за каким делом ты к нам пожаловал, но помочь тебе вряд ли сумеем. На Радужный мост, увы, нет хода живым, а путь к Калиновому мосту теперь заслоняет Хрустальная гора». «А как же Скипер и другие порождения Нави на эту сторону перебираются?» — по старой журналистской привычке задал неудобный вопрос Михаил. Он не боялся навлечь на себя гнев цариц, чувствуя профессиональный кураж, и просто пытался извлечь из этого визита максимум пользы, добывая хоть какую-то информацию. «Таким могучим сущностям, как Скипер, Калинов мост без надобности, — усмехнулись царицы. — Да и знающий шаман сумеет проникнуть на ту сторону, минуя заставы. Другой вопрос, зачем тебе проделывать этот опасный путь?» Михаил опешил, и хотел было ответить дерзостью, но вовремя придержал язык. «Я всего лишь хочу отправить в Навь то, что ей принадлежит», — нашелся он. «Не слишком ли много на себя берешь, самовластно влезая в старые дела нашей семьи? — величаво качнув убранными в жемчуга и самоцветы головами, недобро улыбнулись царицы. — Возможно, в Нави того, что ты ищешь, и вовсе нет. Впрочем, надеемся, Ворон Воронович сумеет ответить на все твои вопросы. Чтобы отблагодарить тебя за избавление окрестностей наших земель от Скипера, дадим два совета. Попасть на Неведомую дорогу, увидев ее под нужным углом, тебе поможет подземное стекло. А если соединишь его со стеклом небесным, сумеешь попасть и к морю Окияну». Михаил хотел спросить, как этим советом воспользоваться, но облик цариц уже померк, а сам он непостижимым образом оказался на спине мирно трусящего в сторону дома его предков эхеле, сжимая в руках фульгурит и осколок обсидиана.