Карнавал

— Красный плащ, — бархатный голос на пьяной ноте то возвышался, то понижался на несколько тональностей, застывая где-то в глотке, а после мужчина вскрикивал, повизгивал, стонал или издавал глубокие вздохи, стараясь привлечь внимание стража порядка к своей персоне, — мне казалось, мы могли договориться, вместо того, чтобы заключать меня в клетку. Мужчина, выглядящий весьма свежо для своих тридцати двух, с острым взглядом темно-карих глаз, насыщенных, словно самый горький из всех горьких шоколадов, разъедяющих язык до мелких ранок. Каштановые волосы чуть вились у висков и небрежно были уложены сзади — когда-то великолепная укладка превратилась в птичье гнездо, но подобное лишь придавало чужому точеному лицу молодости, а развязному голосу азарта. Мерно тикали часы: большая стрелка остановилась на двух, а длинная едва сдвинулась с позиции «двенадцать», начиная отсчет нового часа. — Мы будем договариваться тогда, когда за вас внесут залог или хотя бы поднимут трубку ваши родственники. В худшем случае, — новенький «констебль» — подобный развязанному жеребцу, буйному, резкому, пищащему молодостью и энергией, окружил себя кипой бумаг и стаканчиком с кофе — бумажным, денег у мальчишки было негусто: он старался дослужиться до должности повыше, — будем решать вопрос о вашем освобождении через суд. — За вино? — Только ли за вино? — Там был еще коньяк… — смущенно протянул кучерявый мужчина за решеткой, к которой прижимался всем своим телом и цеплялся за прутья пальцами. — За погром и драку, за посещение нелегального подпольного клуба, который мы вскоре обложим штрафами и благополучно закроем. — Мальчик, я не в том возрасте, чтобы драться, — за решеткой, где в абсолютной пустоте, в тени, стояла лишь одна узкая скамейка и мужчина, что в пьяном виде говорил все увереннее и увереннее, распаляясь с каждым ответом недоросли с позывным «кролик» все сильнее. — Это было выяснение отношений, разговор, диалог. Понимаешь? — Вы говорили то же самое час назад. Тэхен нарочито громко вздохнул, протянув длительную гласную, и театрально развернулся к фараону спиной, скатившись по решетке на пол. — В этой стране проблемы не только у граждан, но и у должностных лиц. Вы глупите, сэр! — Имею наглость, мессир, — отозвался Чонгук с громкой усмешкой, и все внутри стен погрузилось в тишину. Тэхен молчал около трех минут, пока ему не наскучило, и, развернувшись, принялся наблюдать за деятельностью молодого стража. Тот что-то писал мелким и поспешным почерком от руки. — Что вы делаете? — Заполняю протокол. — Мое положение отвратительно? — Ваше положение не отвратительно, но вот дела не из лучших. Отоспитесь, Тэхен, и вас снова отсюда заберут. Стоит переварить алкоголь. — Раньше распитие вина было дело благородным, а сейчас все рыцари вымерли. — Рыцари благородством не особо славились. Также, как короли, — фоном ответил Чонгук, не отрывая пристального взгляда густо-черных глаз от листов бумаги, где мелким и еще меньше почерком был расписан протокол. Чонгук время от времени косился на настольные часы — обычно в это время Тэхена уже забирают, но на собственной ночной смене юноше удалось столкнуться с Кимом впервые. До этого он устраивал дебоши лишь днем или навещал его коллег под свет луны в состоянии алкогольного опьянения или вовсе с чьей-то ненарочно украденной сумкой или одеждой. Сегодня выдалась тихая ночь: шумел только Тэхен, хотя из всех скандалистов он являлся самым приятным собеседником, посещал обезьянник часто, уходил быстро. На этот раз сумма залога больше, и за Тэхеном никто не спешит. — Давайте обсудим это! — Тэхен… Прошу вас, ложитесь спать. Мужчина за прутьями решетки замолк. Часы продолжали отбивать мерную дробь, похожую на стук в крошечный барабан. Лампа над потолком — дешевая, скорее лампа для гостиной, выглядящая одновременно слишком праздно для маленького захудалого офиса, и казалась дешевой, если представить ее в гостиной. Электричество глухо шумело, изредка издавая звуки, похожие на короткое замыкание. Тэхен пялился на свет, который загораживала тень быстро летающей белой моли. Ким просидел в тишине добротных двадцать минут и три минуты сверху, после чего заговорил менее пьяным, но не менее серьезным тоном: — У вас был секс с мужчиной, Чонгук? — Ким Тэхен, я настоятельно прошу отдохнуть, пока вас не забрали. Голова будет болеть. — Я обещаю уснуть только, если вы ответите на все мои вопросы. Чонгук тихо вздохнул и замолчал. Вариант, в котором вероятность заполнения протокола в тишине, привлекал его куда заметнее того, где он тщетно предлагает Ким Тэхену заснуть без компромисса. — Хорошо. — У вас был секс с мужчиной? Полицейский растянул губы в глупой улыбке и осуждающе покачал головой, сопроводив глухие мысли коротким вздохом. — Нет, меня не привлекают мужчины. — А зря, — Тэхен с тетральной грустью кивнул сам себе, плотно сжав губы. — Вы многое теряете, Чонгук. Скажите мне, я красив? Юноша перевел взгляд на человека за решеткой. Тэхен был красив, как мужчина: его лицо горело пьяным румянцем, глаза смотрели из-под влажной пелены усталости и азарта, а искусанные губы пухлые и аккуратные, обрамленные крошечной родинкой; нос прямой, а линия челюсти подчеркнута как нельзя лучше. Растрепанные волосы придавали чужому лицу живучести и контраста, делая привлекательнее для женщин. — Вы не в моем вкусе, — ответил Чонгук с нескрываемым снисхождением и слабой, но милой улыбкой: его забавлял этот человек. Тэхен знаменит и богат, но при всех его шалостях всегда выходит сухим из воды, и даже сейчас, когда от него несет вином и харизмой, не затыкается и говорит сладостно-дерзким тоном. — Значит у вас все-таки есть вкус на мужчин. — Я не это имел ввиду. — Ах, молодость! — Тэхен вздохнул как можно громче и тоньше, отчего брови у Чонгука полезли на лоб: он неосознанно был вовлечен в разговор. Руки замерли над протоколом, ручка повисла над пустыми строками незавершенной песней исполнительных органов власти. — Ваша молодость, Чонгук, граничит с дуростью! Чонгук подавился воздухом. — Спешу напомнить, что вы находитесь в полицейском участке, Ким Тэхен! — Я нахожусь в полицейском участке наедине с идиотом. — Прошу вас… — Чонгук подскочил изо стола, приближаясь к решетке. Сухая ладонь легка на оружие, необходимости в использовании которого не наблюдалось, но так юный страж чувствовал свою власть кожей. Казалось, все его нутро светилось от этой вот власти, а на дне чернеющих зрачков плескалось буйство самозабвенной дерзкой юности и порой безумной неопытности. — Умоляйте меня. — Ким Тэхен! — Я. У меня чудесное имя, данное мне матерью, а у вас оно такое звонкое. Чон Чонгук — звучит. На языке катается, сладкое, но не приторное. Вероятно… Я бы сказал даже кислое. — Прекратите этот вброс и ложитесь спать. Иначе протокол прямо из участка отправится в руки вышестоящих вместе со всем вашим личным делом! Вы у нас частый гость — ваша папка полна. — Не думал, что мой послужной список так велик. Горжусь собой. — Вы до невозможности пьяный. Это омерзительно. — А вы отвечаете не по уставу. — По уставу я могу заткнуть вам рот. — Я хочу кофе. Позвольте испить вашего. Чонгук замер. Большие оленьи глаза воззрели на ухмыляющегося мужчину за решеткой с неприкрытым удивлением. Олененок, возжелавший себя волком, еще не сталкивался с жертвой, способной столь искусно обмануть хищника. — Я обещаю тихо спать, — игриво продолжил Тэхен, и уголки его губ подернулись в стороны, отчего его лицо приобрело хитро-обворожительное выражение. Чонгук развернулся на носках и, схватив бумажный стаканчик с уже почти остывшим кофе, протянул его за решетку задержанному, неправдиво играющего роль пленника. Тэхен сделал большой глоток, просунув стаканчик через широкие прутья решетки, и вернул его владельцу. Юркий розовый язык скользнул по пересохшим розовым губам, которые тотчас стали обретать пурпурный цвет, перерастающий в алый. — Вы очаровательны в своей юности и обворожительности в своей неопытности. — Несколько вопросов, Тэхен. Вы обещали всего несколько вопросов и сон, как у младенца. — Я задал всего один. — Тогда задавайте последний и замолкайте. — Я видел вас в клубе, — начал Тэхен, сминая губы в задумчивости, и пристальный взгляд светло-карих глаз впился в черноту очей стража порядка. Чонгук вновь замер. Кровь прилила к вискам, и глаза его заметно округлились. Тэхен не видел мальчишку в гей-клубе, и ни разу не встречал там никого подобного, но столь красочная реакция показалась ему интересной. Его мысль двигалась в правильном направлении, выбирая путь наименьшего сопротивления, к которому прибегали еще их предки — шантаж прекрасен в своей простоте и изысканен в своем подходе. — Тот мужчина заинтересовал вас? Вероятно, в душе вы желали, чтобы он сел вам на лицо. К чертам Чонгука прилила краска. Миловидное лицо, само со себе имеющее много круглости, резкое лишь в линии худой челюсти, вытянулось, и мальчишка сдавал себя с потрохами. — Я не понимаю, о чем вы говорите. — Я говорю о вашем желании вылизать зад. Или молодежь нынче интересует исключительно принимающая позиция? Тот мужчина был крупнее вас… — Тэхен прищурился, наблюдая за изменениями в молодом лице, и с каждым словом понимал, что попадает, куда надо; бьет в цель и лижет эрогенные зоны. — Вброс. — Прошу вас… Не обманывайте ни себя, ни меня. Мальчики с богатой фантазией и властью могут позволить себе иногда расслабиться в компании бесправных мужчин. — Разговор окончен. — Чонгук развернулся на пятках, чувствуя, как гнев и стыд подступают к его телу и растекаются по крови. Взгляд упал на рабочий стол, где смиренно покоился протокол на имя человека в клетке. — Нет, не окончен. Можно мне сначала еще кофе? — Никакого вам кофе! — взъелся Чонгук, чувствуя, что его голова сейчас взорвется от речей мужчины и его поспешной грязной правды. — Хотите я сяду вам на лицо? Парень замер, глупо засмотревшись в одну точку. — У меня чистый зад. — Заткнитесь. — Меня всегда хвалили за задницу. — Ложитесь уже спать! — последовал истеричный крик. — Просто откройте решетку и я уйду. Чонгук неосознанно бросился к решетке, и, отворив замок, выпустил из железного плена неумолкаемого менталиста. Тэхен покинул клетку неспешным шагом и, подобно жертве, обратившейся в хищника, сосредоточила пронзительный взгляд лисьих глаз на мягком нервном лице, искаженном испугом, стыдом и непониманием. — Глупый мальчишка, — голос мужчины прозвучал громогласно, на несколько тонов ниже предыдущих его фраз, куда более сладких. Пьяных нот в голосе не слышалось, а покров подлинной трезвости прозвучал невероятно отчетливо, отчего мальчишка впал в ступор. Он не спешил двигаться или предпринимать что-то, оказавшись во власти ставшего выше своего кажущегося средним роста Ким Тэхена. — Но свои слова я все же воплощу. Всякие обещания, данные даже косвенно, должны исполняться, а благородные поступки глупых мальчишек — поощряться. Длинные, на удивление сильные пальцы вцепились в ткань белой рубашки, утянув подтянутый силуэт молодого тела на себя. Сразу после, с силой, мужчина повалил полицейского на пол, заставив неаполитанскую фигуру поджаться под его весом. Тэхен оседлал мальчишку, сдавив тому руками грудь и задницей крепкие бедра — юноша явно тренировался, дабы работать в этой профессии. Левая рука поспешно скользнула к ремню брюк, расстегивая его ловким и удачливым движением. Мужчина любовно вынул член из-под ткани белого белья, являя несопротивляющемуся, погрязшему в пучине собственного бессилия, глупости и крайнего удивления, розовую головку длинного изящного ствола, выбритого до очаровательной гладкости. — Что… — Чонгук дрогнул, а после болезненно захрипел, когда вес мужчины вдруг частично был перенесен на его грудь. Тэхен приподнялся на коленях, поднося к лицу юного констебля член, оголенный до основания ствола. Яички были спрятаны под резинкой пахнущего стиральным порошком белья. Тэхен, придерживая член левой рукой, скользнул им по кукольным губам, собирая со внутренней из стороны влагу. Чонгук вцепился в чужие бедра крепкой, болезненной хваткой, которую мужчина перехватил собственной свободной рукой. Чонгук удивленно взирал на ствол перед ним, будто из страха замерев под его тонким изяществом. Губы невольно зашевелились, и Тэхен широко махнул задней частью ствола по мокрому языку. — Нет, мальчик, — пожурил мужчина, лишив себя брюк, а вместе с ним и трусов. Чонгук смотрел на раздевающегося горе-пленника, оторвав затылок от пола, и ему даже в голову не пришло оказывать сопротивление, как верный страж порядка. — Здесь камеры… — неуверенно начал парень, запоздало реагируя на произошедшее. Юноша намеревался встать, но мужчина прекратил все жалкие потуги, перекинув через мальчонку ногу, а следом усадив на чужое лицо свой подтянутый мягкий зад. Чонгук тотчас забился, дергаясь под весом чужого тела. Затылок больно давил в пол, а теснота меж чужих ягодиц душила. — Не ври мне, мальчик, я знаю, что единственная здесь камера не работает уже как два месяца. Лижи, глупый неопытный амбициозный мальчик. Сильные руки впились в округлые худые бедра, и Тэхен ощутил всем, что ниже пояса, мальчишечью силу — Чонгук желал его скинуть, но Ким не имел притязаний на подлинную свободу: у него были планы на это хорошенькое лицо. Чонгук издал глухой стон, выдыхая горячий воздух и обжигая тем самым гладкую кожу. Тэхен приподнял задницу, давая мальчишку вдохнуть, и тотчас скользнул мошонкой по изгибам столь притягательных черт, отчего Чонгук зажмурился. Тело его сопротивлялось, ноги подгибались, а руки слабели с каждой секундой — голова теряла мысль о необходимости скинуть с себя лишний вес. Тэхен поддался бедрами вперед, скользнув задницей по лицу констебля, встречаясь с мягкостью небольших губ на своей расслабленной дырке. Движения мужчины обрели ритм, мешая слюни, размазывающиеся меж половинок, с редкими капельками собственной смазки. Чонгук заскулил, с новой силой оказывая сопротивление воздуху ногами: то сгибая то разгибая их в коленях, а руки окончательно потеряли свою силу на доли секунд, когда теплая мошонка задержанного за пьянство обворожительного мужчины терпко ощутилась собственной кожей. Чонгук чувствовал запах одежды и тела Тэхена, двигал губами в попытке поймать больше воздуха или сжать их плотнее, дабы не выпускать рвущийся наружу розовый язык. Но внезапно для него Тэхен приподнялся, дав Чонгуку возможность сделать глубокий вдох, но перед этим сладостным мгновением розовые губы с громким жадным причмокиванием оторвались от поджавшегося ануса, сопровождая потаенное удовольствие обрывком жалобного стона. — Как очаровательно ты целуешься, грязный плохой коп, — Тэхен улыбнулся, запрокидывая голову. Жар, исходящий от дыхания под ним, обжигал влажный от слюны зад и бедра, и хотелось вновь ощутить эту непередаваемую тесноту и круглый кончик крупного носа. — Законопослушный мальчик, мечтающий о члене, — мужчина облизнулся, удобнее усевшись на рельефе чужих черт, теперь уже не встречая видимого сопротивления. Чонгук заскулил, и Тэхен как нельзя лучше понял почему. Кудрявые пряди качнулись в воздухе, когда голова Кима повернулась в бок. Нежная ладонь скользнула вниз по напряженному прессу полицейского, останавливаясь подле бугорка, на коем ткань натягивалась и увлажнялась. Рука аккуратно обхватила внушительный для мальчишки член: коротковатый, но толстый, заметно пульсирующий даже под грубой тканью униформы. Чонгук дернулся, отчего сидящий на нем мужчина качнулся, будто в этот момент седлал быка на родео. — Вот как тебя не привлекают мужчины… — голос заботливыми нотами прозвучал сверху, и Чонгук напрягся, отчего крепкие бедра затвердели лучше прежнего. Стыд охватил парня — собственный член предательски стоял, так крепко, что от подобной тесноты в глазах рябило. Резко Гукки-младшего заключили в болезненные тиски крупной ладони, отчего Чонгук застонал неестественно высоким голоском. — Работай своим маленьким язычком, мальчик, иначе я лишу тебя удовольствия переспать с мужчиной, — Тэхен отстранил ладонь от налившегося кровью достоинства — Ким лишал себя удовольствия лицезреть столь желанный член, не высвобождая его от путов черных брюк. Чонгук послушно задвигал губами, пытаясь высунуть язык, но Тэхен до боли сидел на нем слишком крепко. Мужчина высоко оценил данный жест и приподнялся, давая мальчику не только доступ к кислороду, но и отличную высоту для тщательной работы языком. Неопытными, кривыми и хаотичными движениями, кончиком языка Чонгук старался ухватить то сжимающуюся, то разжимающуюся звездочку, но Тэхен дразнил его, поднимаясь все выше, в зону недосягаемости языка мальчишки. — Мгм… — Чонгук зажмурился, вытягивая язык, но хватая им только воздух. — Высунь язычок получше, мальчик, движения шире, — Тэхен чуть опустился, и тотчас Чонгук ухватился за округлые бедра вновь обретшими силу руками, располагая их на комфортную для него высоту. Тэхен смутился подобной инициативе, но никак не был против. Однако сладостная нега для полицейского окончилась также быстро, как и началась, ведь Тэхен встал с него на этот раз основательно, но, о, радость! Лишь для того, чтобы развернуться к юнцу спиной. Теперь Тэхен в полной мере лицезрел молодые сильные бедра, и с трепетом, будто разворачивает обертку хрупкого подарка, вызволил жадный до ласки член стража наружу. Мужчина наклонился к толстому достоинству, отлично смотрящимся в его изящной руке, и обхватил влажную головку пухлыми губами, тотчас всасывая ее с особым, упоительным усилием. Втянув щеки, Тэхен с наслаждением, прикрыв глаза, распробовал мальчишку, но тотчас выпустил член с громким причмокиванием, лишая парнишку удовольствия в ласке горячим ртом. — Маленький кролик, жаждущий секса, — Ким огладил ствол, зажав его указательным и большим пальцем, от основания к кончику выдавливая проступающую наружу смазку. — Как же крепко у тебя стоит… Какая умница, — Тэхен задвигал задницей, вновь встречаясь ей с влагой чужого лица, — мхм… Боже… Не жадничай. Тэхен прижал всю широту ладони к горячему члену, принимаясь усиленно и коротко надрачивать ствол, отчего Чонгук застонал под ним, задвигался и позабыл о своей работе, о которой мужчина напомнил размашистым шлепком по короткому возбужденному члену. — Постарайся для меня, крольчонок. Чонгук уже был на пике. От стимуляции члена и столь извращенными движениями собственным ртом, жадным до поцелуев раскрывающейся перед ним дырки, от языка, скользящего со страстью по уздечке и анусу (обо всем этом юный полисмен мог только мечтать, подергивая член в тайне ото всех в защитных стенах своего дома), оргазм приближался невероятно стремительно — еще никогда ему не удавалось желать кончить так ярко! Тэхен чуть ускорил и усилил движения, с болезненным любопытством наблюдая за тем, как алеет и ощутимо дергаются чужие яички, покрытые жестким черным волосом — небрежный крольчонок. Наконец округлые бедра умилительно сжались, и Гукки обильно и влажно излился себе на живот. — Старательный умный мальчик, — щедро похвалил Тэхен, плотно усевшись на очаровательно мягком лице. Чонгук страшно нуждался в кислороде. Тэхен душил его, а мелкие разряды тока остро гуляли по его телу, от кончиков пальцев ног до макушку. Чонгук захрипел, чувствуя, как легкие его готовы разорваться, как вдруг мужчина поднял ягодицы с его лица, позволяя вдохнуть. Перед глазами сверкнула яркая белая вспышка. Это был сон. — Долго вы намерены спать на работе? — прогремел над головой глубокий бархатный голос. Чонгук подскочил на стуле, отрывая лоб от сложенных полочкой рук. Взгляд удивленных черных глаз впился в силуэт, стоящий по левое плечо: высокий мужчина со стройным станом, одетый в темно-коричневое пальто из жесткой ткани, глядел на него безотрывно пронзительным взглядом светло-карих глаз, обрамленных темными ресницами. Белый шарф, накинутый на горло, создавал контраст с благородно-медовой кожей. Меж распахнутого подола пальто виднелся темно-зеленый костюм-тройка, надетый поверх белоснежной рубашки. Изящные руки с длинными пальцами, украшенными по обыкновению одним лишь тонким золотым кольцом, были брезгливо скрыты под тканью таких же темных, как пальто, перчаток. Детектив был красноречив в своем молчании, осуждая Чонгука без слов одним своим тяжелым, пробирающим до самых холодных мурашек, лисьим взглядом. — Вы работаете здесь для того, чтобы видеть десятый сон? — чужой бас снял с плеч и головы негу подобострастного сна, накрывшую юношу с головой. Чонгуку приснилось, как детектив Ким Тэхен — человек, от оного вида которого он теряет дар речи от уважения, пропитанного страхом, и вожделения, пробудившегося грезами, пьяный сидел у него на лице, лизал и дрочил его жалкий жаждущий член. — Нет! Нет, детектив Ким, это недоразумение, оно больше не повторится. — Чонгук повернул голову в сторону решетки: там, на скамье, лежал и спал парень с темными вьющимися волосами, не самой привлекательной, но молодой наружности, а на столе, под локтями, лежал протокол на его имя. — Вам повезло, что камеры здесь не работают, — заметил Тэхен, и Чонгук ощутил безумный прилив стыда, окрасивший его щеки цветом. — Да, детектив Ким. Извините, детектив Ким. Данный полицейский участок, в котором работал Чонгук, находился в небольшом тихом, или, как говорят жители — Богом забытом городке на окраине вечно серого города, где часто происходят странные и неподдающиеся объяснению убийства, ведь здесь так тихо, что неоднократные убийства здесь будут замечены лишь через долгие недели, а то и месяцы. Выдающийся детектив, родившийся в соседнем городе, работал в таком захолустье по собственному желанию, из банальнейшего интереса к столь мистическому месту. Он действительно невероятный человек. — Почему вы здесь? Что заставило вас посетить это место? — Убийство женщины на Розовой улице, — бесстрастно отозвался Ким, переводя взгляд на клетку, а затем на протокол, лежащий под руками полицейского, — и кое-кто еще.