В этом городе не найти тебя

      Она всегда бегала за ним хвостиком. Пока другие девчонки играли в дочки-матери, салки, рисовали классики на асфальте и прыгали через скакалку, Харуна следовала за Майки по пятам. Мальчишеские игры выглядели занимательнее и прельщали её куда больше.       Дворовые ребята брать её в свои игры не хотели. Она была не такой проворной, сильной и слишком медленной, чтобы лазить по деревьям и скакать по обломкам заброшек. Но Харуна всё равно тайком, прячась за столбами деревьев, следила за ними. Вернее, только за одним. Майки был таким ловким, быстрым и сильным, словно подтянуться на руках ему ничего не стоило. Он всегда был во главе строя, потому что остальные мальчишки не поспевали за ним.       — Слышали о проклятом храме? — запугивая и шевеля пальцами, как червяками, спрашивает мальчик. — Говорят, если зайти туда, то будешь слышать голоса умерших, чьи молитвы так и не были услышаны!       — Бред да и только, — хмыкнул Майки, в то время как остальные несколько насторожились. Но если они старались скрывать тревогу (бояться было не круто), то Майки и впрямь был спокоен. В паранормальные явления он никогда не верил, оттого и страху появиться неоткуда.       — Тогда айда туда! — торжественно предложил главный заводила компании. — Встретимся у большого фонтана сегодня в пять.       На этом и порешали. Харуна прижалась к столбу спиной и для чего-то задержала дыхание, когда мальчишки стали разбредаться в разные стороны, как будто с такого дальнего расстояния его можно услышать. Как и многие дети она была впечатлительной, поэтому известие о неком проклятом храме заставила сердечко беспокойно забиться.       Харуна считала опрометчивым ходить в опасные места и подвергать себя опасности, причём намеренно, но Майки тоже пойдёт, а он ведь рос весьма рациональным ребёнком. И смелым. Девочка твёрдо для себя решила, что не будет отставать. Ей нужно стать более выносливой, чтобы мальчишки сами брали её с собой. Чтобы брал Майки.       В тот же вечер они собрались в назначенном месте в назначенное время. Харуна была маленькой, поэтому с легкостью скрывалась, юркая из угла в угол. Таким образом они добрались до того самого храма. Выглядел он также жутко, как представляла Харуна: краска на стенах облупилась, местами отсутствовали черепицы на крыше, свисавшие балки держались на соплях и вот-вот могли рухнуть вниз. Прямо на голову.       — Чума-а-а! — глаза парней заискрились восторгом, а Харуна совершенно не разделяла их радости. Первое, что ей захотелось сделать, когда она оказалась здесь, так это поскорее убраться отсюда. Ещё только смеркается, она успеет добраться домой до темноты. Зато если войдёт внутрь — пути назад уже не будет.       Пока Харуна мялась за деревом, мальчишки уже смело двинулись внутрь. Девочка занервничала, переступая с ноги на ногу. Идти было страшно, а отстать от них — ещё страшнее, поэтому, переборов себя, она ступила вслед за ними.       Когда Харуна взбежала по длинной лестнице мальчики уже, судя по всему, были внутри. Фонари не светили, вокруг была кромешная тьма. Харуно встретила гробовая тишина и эхо капающей воды откуда-то с крыши. Только яркий лунный свет, что пробивался сквозь приоткрытую дверь, не давал напороться на мусор на полу.       Харуна запрокидывает голову, разглядывая величественные, но весьма хлипкие потолки. Казалось, они могут обрушиться в любой момент. Что хуже: умереть под обломками или от рук призрака? Оба варианты кошмары до безобразия, поэтому Харуна не медлит и проходит дальше, практически на середину, когда сильный ветер захлопывает входную дверь, заставив девочку испуганно вскрикнуть.       Харуна крутится вокруг своей оси, как будто в данный момент какой-то мстительный призрак окружает её и собирается напасть. Как бы ей не хотелось, увидеть она ничего не могла — в прямом смысле этого слова. Освещением, как вы помните, служила Луна, а теперь она пробивается разве что через щели в стенах и крыше. Но этого недостаточно, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Здесь вообще невозможно чувствовать себя в безопасности. Не для Харуно.       Она идёт в сторону, куда, предположительно, могли отправиться мальчишки, несколько раз чуть не споткнувшись о валявшиеся деревяшки. Постоянно оглядываться заставляет паранойя, что ни на шаг не отстаёт. Позади вдруг послышался треск. Харуна вздрагивает и оборачивается, параллельно потянувшись к ветхой двери, что еле держалась на петлях. И из-за этой самой двери выскакивает мальчишка с громким:       — Ба!       Харуна вскрикивает и пятится назад, на этот раз цепляясь за балку. Не удержав равновесие она летит прямо на пятую точку, попутно задевая ногой ржавый гвоздь, что торчал из этой же балки. От испуга она не сразу чувствует острую боль. В лицо светит яркий луч фонарика, а смеющихся теней становится всё больше.       — Вы гляньте-ка, девчонка!       — Небось за нами увязалась, дура.       — Сколько раз тебе говорить, чтобы не таскалась за нами?       Поток жгучих комментариев щиплет глаза, застилая их мутной пеленой. Она вот-вот разрыдается на глазах у пятерых парней, а они наверняка потом расскажут это всему двору и поползут слухи, какая Харуна всё-таки плакса. Такое величание ей никогда не нравилось, а если это ещё и станут употреблять по отношению к ней — вообще вознегодует.       — Что происходит? — из-за спин выходит Майки и, судя по его выражению лица, увидеть здесь Харуно он ожидал меньше всего. Да ещё и сидящую на земле с окровавленной ногой. Тонкая струйка течёт по светлой коже, извиваясь как змея. Это вам не коленки разбить.       Харуна понимает, что не сдержится, если сейчас Майки присоединится к остальным и начнёт над ней потешаться. Слишком тяжело ей это дастся. И больно. Это вообще трудно, когда пример для подорожания высмеивает твои действия.       Но он этого не сделал. Обогнул толпу мальчишек и присел напротив.       — Встать можешь?       Харуна хочет ответить, но вместо этого по щекам начинают течь горячие слёзы, и все слова утопают в ручейках. Для Майки это становится своеобразным ответом. Он разворачивается к ней спиной и подставляет руки. Харуна ненадолго замолкает, не понимая, чего от неё хотят.       — Залезай, — велит ей Майки, терпеливо дожидаясь её в том же положении. Девочка неуверенно подползает ближе и со спины обхватывает его шею руками. Майки находит её ноги и убедившись в том, что она крепко держится, резко поднимается на ноги, отчего хватка Харуно в миг крепчает.       — М-Майки, ты что, уйдёшь? — растеряно спрашивает один из дворовых мальчишек.       — Тебя толкнул кто-то из них? — игнорируя прямо поставленный вопрос, словно ребята для него не существовали, обращается к Харуно Майки.       Девочка притупляет взгляд, как будто за правдивые показания её ждёт наказание, и лепечет куда-то ему в плечо:       — К-Кто-то напугал и я споткнулась... — тыкать пальцем она, конечно же, не стала, хотя прекрасно запомнила лицо несмотря на темноту. Это был главный заводила и тот, кто сейчас держит единственный фонарик на всю ораву. Но ябедничать Харуна не любила. И во дворе это не почитается.       Проницательность Майки позволила выявить виновника самостоятельно. Он не спеша подошёл к нему и без лишних объяснений дал ногой в живот. Тот согнулся пополам, а потом и вовсе рухнул на пол. Харуна испуганно ойкнула и спряталась за плечом Майки. Насилие она никогда не поддерживала, даже над такими дураками, как эти хулиганы.       — Ещё раз обидите Харуно — прикончу, — убедительно предупреждает Майки. Глаза его стали ну совсем злые.       Сунуться к Майки никто не посмел. Встали как вкопанные, даже не подали другу руку. А Майки без зазрения совести почапал к выходу с Харуно на спине. Он так ловко огибал весь валявшийся мусор, что девочка всерьёз подумала, будто он способен видеть в темноте.       — Просто я запоминаю расположение вещей, пока освещение ещё есть, и следую по памяти, — объяснил Майки.       — Ничего себе... Ты крутой, — на полном серьёзе восхищалась Харуна. Майки был её примером для подражания. Сильный, умный (хоть и предпочитает играть в дурочка), добрый, красивый... Ну, последнее добавилось как-то само собой. Это не было основной причиной восхищаться им. Почти.       — Спасибо, что помог, — по какой-то непонятной причине зарделась и промямлила Харуна.       — Ненавижу, когда обижают слабых, — выпуская мысли в воздух начинает рассуждать Майки. Он улыбнулся и добавил, покосившись на неё боковым зрением: — Ты не сможешь уложить тех ребят на лопатки, но сильнее их всех вместе взятых.       — Я слабая, — грустно отвечает Харуна. — Боюсь темноты, часто плачу, не умею драться...       — Дед говорит, что сильные сердцем — самые могущественные. Мышцы можно накачать всегда, а сердце — нет. И оно у тебя всегда такое было. Большое.       С каждым словом Майки внутри Харуно что-то пробуждалось, и она никак не могла дать этому внятную рецензию. Но чувство было приятным. Как будто в животе что-то порхает. Бабочки, к примеру. Красивая метафора... Пускай так и останется.       Когда они дошли до их района Майки усадил Харуно на площадке недалеко от дома. Вокруг не было ни души, все сидели в теплых домах за семейным ужином или телевизором. А самые несчастные делали домашку.       Майки снова садится на корточки и разглядывает ногу подруги. Кровь уже засохла и стереть её не получалось, выходили сплошные разводы, хотя Майки первое время пытался. Он обогнул лавку и пошёл чуть дальше, ненадолго оставляя Харуно сидеть в одиночестве. Вернулся уже с полупустой бутылкой воды, которая в итоге оказалась чем-то вроде антисептика. Майки полили её на рану, вымывая грязь и теперь уже полностью стирая следы багровой крови.       Закончив работу он сел на лавку рядом с Харуно и положил пустую бутылку рядом.       — Ты меня спас. Спасибо, — отчего-то нервно сминая юбку, протараторила Харуна.       — Я ничего не сделал, — слова Майки можно было назвать скромностью, но в его глазах добрый жест выглядел не более, чем обычной обязанностью. Видишь, что кому-то плохо — помоги, если сам в состоянии. Проходить мимо и делать вид, что ты ничего не замечаешь, было слишком инфантильно. Врать самому себе не входило в его привычки, поэтому он старался быть искренним не только с окружающими, но и с самим собой.       В Харуно что-то замкнуло и она, последовав неизвестному влечению, коротко чмокнула Майки в щеку, после чего приняла ту же позу столба. Она застыла, словно так на время могла стать невидимой. Майки удивлённо уставился на неё. Глаза были настолько чёрными, что, казалось, затягивали всё вокруг, как чёрная дыра. И её они тоже затягивали. Бесповоротно.       — Благодарность за спасение, — не выдерживая на себе пристального взгляда со стороны Майки, объясняется Харуна.       — Ты уже сказала спасибо.       — Для меня этого было недостаточно.       Он молчит, переваривает. Странная она всё-таки, эта Харуна. Сначала вытворяет, а потом думает. Но это даже весело. Никогда не знаешь, что от неё ожидать. Майки не любил неожиданности, но с Харуно ему это нравилось. Причины он не знал да и особо не копался. Зачем что-то разжёвывать, если можно просто принимать ситуацию?       Майки встаёт с лавки и снова собирается усадить Харуно себе на спину, чтобы вернуть её домой в целости и сохранности, но тут на площадку вбегает обеспокоенная мать Харуно. Она быстро замечает их на пустой местности и, выдохнув с заметным облегчением, бежит к ним.       — Харуна! Боже, как ты напугала нас с отцом! — она бросается к дочери и крепко, по матерински прижимает её к себе. Майки никогда не знал материнской любви, поэтому всегда с интересом наблюдал за взаимодействием семейства Мацумото. Она казалась ему если не идеальной, то счастливой. Полная среднестатистическая семья со своими проблемами и достоинствами. У Майки всё обстояло несколько иначе, но он тоже любил свою семью, и дефектной она ему не казалась.       Любил и брата, и младшую сестренку, и ворчливого деда, который разминался подзатыльниками — раздавал их с утра пораньше. Причём только ему, остальных не трогал. И чем Майки заслужил такое счастье?       Из-за темноты миссис Мацумото не сразу замечает внушительную рану на ноге дочери, а когда увидела — всполошилась и начала заваливать Майки вопросами. Он рассказал ей всё, практически ничего не утаивая. Вот только рассказ вещал так, чтобы закончить в их с Харуно пользу. Без домашних арестов и часовых лекций.       — Манджиро, какой же ты хороший мальчик! — мама Харуно не сдерживается, чтобы не потрепать его по голове. Он жмурится, выбившиеся из причёски пряди щекочут глаза.       Женщина забирает Харуно домой, а Майки ещё долго сидит на лавке и о чем-то думает. За ним никогда не приходили, разве что Эмма могла названивать со своей паранойей, и то редко. У Майки был свободный образ жизни. Никаких запретов, никакого режима, только одно правило — возвращаться домой живым и желательно со всеми конечностями на их изначальных местах.       Хотелось ли ему тепла и ласки? Нет, потому что он никогда её не знал, соответственно и скучать за ней не мог. Тем более ему хватало Харуно — нежной хрупкой девочки из соседнего дома. Она дарила ему всё то тепло, что не смогли подарить несуществующие родители.       Редкие лучи солнца прыгают по лицам прохожих, ветер играет с волосами, а внутри в танце кружатся лепестки сакуры. На дворе апрель. Пора, когда небо плачет чаще обычного, оставляя бассейны луж, в которые ненароком наступаешь, второпях несясь на учебу.       Сегодня впервые за всю неделю выдался ясный, но не менее прохладный день, что пришёл на замену пасмурным. Только Манджиро Сано погодные условия мало волнуют, он не привык подстраиваться, зато легко приспосабливается.       Рубашка с короткими рукавами небрежно заправлена в школьные брюки, о существовании галстука Майки предпочёл забыть, а руки как обычно томятся в карманах штанов — лучшем для них месте. Удобство для него превыше всего, а остальное, как приличия внешнего вида, — мелочи. Вот только униформу как на зло делают максимально душной и некомфортной, из-за чего приходится выкручиваться, вытаскивая рубашку из штанов и оттягивая галстук, который скорее задушит, чем придаст солидности.       Обеденные перерывы Майки привык проводить лёжа на крыше, когда закидываешь ногу на согнутое колено и смотришь в голубое небо. Сегодняшний день стал исключением. Он стоял в пустом дворе за школой, а напротив него пыталась собраться с мыслями одноклассница, которая его сюда и позвала. Зачем — он ещё не знал, но вот-вот до него дойдёт.       — Ты мне очень нравишься! — девушка низко наклоняет корпус, пряча красное от смущения лицо. Её глаза зажмурены в ожидании ответа, каким бы он не был. Она готова.       — Извини, — одно слово, но сколько горького смысла в нем хранится. Девушка была уверена, что подготовила себя ко всему, но в носу закололо, доказывая обратное. Она так и осталась согнутой углом под девяносто градусов, пока её не разделённая любовь шагала прочь.       Майки надоело в этом скучном здании и он больше не хотел заставлять себя тут оставаться. На сегодня хватит. Он даже сумку с собой никогда не носил, ибо ходил сюда выборочно, и на уроках учителя старались его не трогать — боялись. Чего, интересно? Что за обычный вопрос о решении теоремы он встанет и даст преподу в нос?       Репутация у Майки была пугающая, поэтому и друзьями в классе он не обзавёлся. Все сторонились его, рассматривая на расстоянии, точно как тигра в зоопарке. Внимание, кстати, он получал не только от женского пола. Парни считали его крутым, раз уж в свои пятнадцать — уже шестнадцать — лет он создал целую эпоху гопников. А у девушек срабатывал чувствительный переключатель на «плохих парней», которых так любят романтизировать в подростковых романах.       Домой Майки не спешит, там ему тоже делать нечего. Как и в целом. Только после роспуска Свастонов Майки понял, что у него больше ничего нет. Тосва была его всем, его полноценной жизнью. А теперь он всего лишился. Девушки, которая ему, оказывается, была симпатична, банды, которая была основной составляющей его жизни, частично друзей, общение с которыми поредело. Каждый нашёл или не нашёл новые увлечения, но всех их связывало одно — тоска по Свастонам.       Ощущение схоже с выпуском из школы, когда вековая история заканчивается в один жалкий вечер, который не сможет уместить в себя и малую часть того, что довелось пережить выпускникам за двенадцать лет учёбы.       Колокольчик кафе звенит, оповещая о новом посетителе. Майки, лениво шаркая ногами по полу, выискивает нужный ему столик. Это занимает мизерное количество времени, когда из-за высоких спинок диванчиков виднеются макушки друзей.       — Привет, — говорит Майки и приземляется рядом с Мицуей.       — Школа ведь ещё не закончилась, не боишься огрести? — подколол того Доракен, наклоняясь вперёд из-за стены в виде Мицуи. Новость о возвращении Майки в школу была шокирующей и подготовила почву для бесконечного стёба.       — А вы, я погляжу, взрослые, сами-то школу уже окончили, — парировал Майки, отбирая у своего бывшего зама недоеденное мороженное.       — Какие планы на эту неделю? — опираясь щекой о кулак, спрашивает Чифую. — Снова зарубимся в приставку у Доракена?       Все разом призадумались. Во время существования Свастонов дел на выбор было гораздо больше, что не продохнуть. Все эти потасовки, возглавленное отрядов, собрания, а сейчас его стало слишком много, что не знаешь, куда себя деть. Школа не в счёт, о её существовании и вовсе можно забыть.       — Отпиздим кого-то? — без особого энтузиазма выдвинул своё предложение Баджи. Раньше его глаза загорались от одного упоминания о драках, а сейчас они словно потеряли смысл. Наверное, так и было.       Конечно, Баджи был бы не Баджи, если бы не нарывался на неприятности с левыми типами, но того же удовольствия от махания кулаками он больше не получал, что нагоняло тошнотворную тоску. Огонёк его азарта потух вместе с Тосвой.       — Я скучаю по Свастонам... — опуская грустный взгляд, не выдержал Чифую. Все знали, что поднимать эту тему было запрещено, особенно при бывшем главе, но держать это дерьмо в себе с каждым днём становилось всё труднее.       Взгляды устремились на Майки, который перестал есть украденное мороженное, а это дурной знак. От сладкого он никогда не отказывался. Майки таращился на таящий десерт, а в голове проносились болезненные воспоминания. Причина, по которой Свастоны прекратили своё существование. Он был обязан обезопасить оставшихся близких, пока не потерял их всех. И это до сих пор оставалось самым сложным решением за всю его жизнь.       Каждый за этим столом скучал за Свастонами, и каждый понимал, почему Майки это сделал. Тема чувств в принципе очень щепетильна, её лучше не затрагивать, особенно когда знаешь подробности. И они не затрагивали. До сегодняшнего момента.       Старые друзья посидели ещё немного и сошлись на варианте с приставкой — лучших кандидатур озвучено не было. Потом каждый разошёлся по своим делам (которых не было уже как год).       Когда глубоко погружаешься в свои мысли путь к дому всегда укорачивается. Вернее, так только кажется, а на деле ты просто не замечаешь, как достигаешь цели. Так произошло и с Майки. Стоило ему отвлечься, как он уже заприметил знакомый пейзаж.       Парень проходил мимо дома, который когда-то не оставлял без внимания. Он принадлежал Харуно. Майки зачем-то остановился. Там давно поселились новые жильцы, но он не перестаёт представлять, как сейчас позвонит в дверь и ему откроет Харуна с небрежной причёской и в домашней одежде. Как улыбнётся ему, впуская внутрь. Как поведёт на кухню, где они вели светские беседы, как запустит пальцы в спутанные от порывов ветра волосы, пройдётся по коже головы.       Она понимала его. Думала, что он закрытая книга даже для неё, но Майки уже признал, что Харуна была единственной, кто мог прочесть его полностью, и осознанно позволял это. Каждый раз делал ставки, сможет ли на этот раз обо всём догадаться. Каждый раз увенчивался успехом.       Важно уметь правильно понимать, и она это умела, даже не подозревая об этом. Майки не умел читать людей, плохо понимал эмоции, но яро жаждал проникнуться Харуно, разгадать её целиком и полностью. Ему хотелось играть для неё такую же важную роль, которую играла она для него.       Первые недели Майки наведывался к Харуно домой, звонил в тот же звонок, ждал у той же двери, вот только открывала совсем не Харуна. Женщина лет сорока смотрела на него чуть удивлённо, явно пытаясь понять, знает ли его и каковы мотивы визита. Он молча смотрел на неё, пытаясь отыскать в совершенно незнакомом человеке знакомые черты. «Нет, не она», каждый раз думал Майки, а потом приходил снова и снова.       — Молодой человек, прекратите ходить сюда и трезвонить, — как-то раз разозлилась новая хозяйка дома. Это было первое предупреждение, но после продолжения визитов оно звучало всё более грубо, вплоть до угроз вызвать полицию. И Майки со временем перестал. Не потому что боялся легавых, просто понял, что от Харуно в этом доме ничего не осталось. Только воспоминания.       Досада затягивалась на шее мертвой петлей. Больше никаких душевных разговоров за кухонным столом с её любимым манговым чаем, никаких ночёвок и просмотров ужастиков, от которых Харуно всегда косило и ей чуть ли не весь фильм приходилось сидеть с закрытыми глазами. Она закрывала их на страшных моментов, а учитывая их количество, можно было закрывать вначале и открыть в самом конце.       Майки проходит мимо соседского дома, что делал раньше крайне редко, ведь теперь он стал для него чужим. Раньше нужно было зайти и поздороваться с Харуно, как бы сильно он не уставал, как бы сильно не хотелось вернуться к себе после насыщенного дня и завалиться на мягкий матрас. К ней ему хотелось сильнее. Иногда он даже мог остаться у неё и это было в разы лучше, чем спать у себя.       Весь дом был пропитан её личным запахом, который он обожал. В нем было что-то фруктовое и с нотками нежностями. Идеальное сочетание для идеальной девушки. Он прекрасно подходил Харуно.       — Я дома, — на всякий случай оповещает всех Манджиро, лениво снимая уличную обувь без помощи рук — ногами. Ответом ему была тишина, зато на кухне звенят кастрюли и хлопают дверцы. Эмма, видать, снова что-то готовит. И, кажется, разговаривает сама с собой, не слыша прихода брата.       Разговаривать с собой, — если проигнорировать мнение специалистов, свободно плавающих в этой сфере, — в порядке вещей, но разговор Эммы слишком наполнен смыслом для обычного монолога. Как будто она говорит с кем-то, а это уже тревожный звоночек. Но не для психологов, которые получат за это денюжку. Им выгодно, чтобы к ним приходили с подобными проблемами, ведь тогда можно будет назначить больше сеансов. Больше сеансов — больше деньжат.       Майки не спеша движется на кухню, прислушиваясь к контексту разговора, и только тогда понимает, что Эмма не одна. Он слышит ещё один женский голос, вроде знакомый, но уже позабывшийся. Видимо, этот человек был не таким важным, раз Майки его не запомнил.       Подобравшись ближе он замечает торчащее колесо, а чуть позже и остальные запчасти, указывающие на инвалидную коляску. Видимо, какая-то подруга Эммы, хотя он не припомнит никаких её знакомых с отклонениями. Не то чтобы он в принципе знал в лицо каждую подружку сестры, но иногда мельком слышал о них в её рассказах, даже не стараясь запомнить. Сочувствия к этой особе Майки не испытал. В жизни всякое бывает, кому-то везёт, кому-то — нет.       Майки доходит до прохода без дверей и смотрит в спину светловолосой девушке на инвалидной коляске. Её чуть закрученные на концах локоны достигают лопаток. Силуэт кажется ему знакомым, и на секунду даже вздрагивает сердце, допуская невозможные мысли.       «Это не она, Майки, хватит бредить»       — Майки, — Эмма с небрежным пучком и фартуке в порыве радости резко дёргает плечом и пару капель жидкого теста падают на пол. — не поверишь, у нас гости!       Невозможные мысли становятся возможными, когда таинственная незнакомка повернулась к нему в пол оборота, насколько это было возможно в сидячем положении. Любимая нежная улыбка, которую Майки не видел год с лишним, озарила кухню. Небесно-голубые глаза прищурились, оставляя в уголках морщинки.       — Привет, Майки.       Харуна.

***

      Он бредит? Может, спит? Логичным путём происходящее объяснить может только сумасшедший или фантазёр. Харуна. Живая. Прямо перед ним. Стало горько от того, что он не смог узнать её голос с самого начала. Парень почувствовал себя настоящим предателем. У него не осталось видео, чтобы освежить память, и воспоминания стёрлись о другие, более новые.       Майки с трудом одолевает желание броситься на неё с объятиями, прижать к себе до хруста в рёбрах, но почему-то одёргивает себя и остаётся стоять на месте, даже не улыбнувшись в ответ.       — Давно не виделись, — Харуна оглядывает его с головы до ног, констатируя: — Ты не изменился.       Из её уст это звучало как комплимент. Наверняка это он и был.       — Как? — единственное, что сейчас пришло ему на ум. На самом деле это отличный вопрос, который ответит на все вытекающие.       — Родители, — короткий вопрос — короткий ответ. К счастью, Харуна не планировала мучить Майки и утаивать детали. Его ждало продолжение, которое не радовало от слова «совсем». — Договорились с главврачом, чтобы соврал о результате операции. Не хотели больше подвергать меня опасности из-за общения с тобой. Сам знаешь, им никогда не нравилось то, чем ты занимаешься и что среди моих друзей есть такие... знакомые.       Майки трудно задеть, но тут сердце скрутилось в неприятный ком. Конечно же, родители. Наверняка они думали, что он не замечал их косых, неодобрительных взглядов, когда он приходил в гости. Непонятно, что и кому он пытался доказать, но Майки назло только крепче обнимал их дочь, как будто так мог отплатить им той же монетой. Желание выбесить их чуть сильнее обычного преобладало в такие моменты.       И всё же о таком не врут. Родителей Харуно можно понять, они волновались за дочь, но этот поступок слишком жесток и бесчеловечен. Харуна для Майки не чужой человек и извещение о её смерти стало переломным моментом в его жизни. Всё это время Майки думал, что потерял её, как потерял Шиничиро и чуть не потерял Эмму, и страдал. Сильно страдал, хоть другим и не показывал. В этом была его вина. Он потерял дорогого человека по собственной глупости, потому что втянул в посторонние дела своей группировки. Нет ничего хуже душераздирающего исхода, чем когда он произошёл по твоей вине.       Хотелось лезть на стену, рвать на голове волосы, хотелось делать всё, что поможет унять саднящую боль в груди. «Почему судьба продолжает испытывать меня и кто следующий на очереди?» был единственным вопросом, который Майки задавал себе на протяжении долгого года.       Сглотнув горькую слюну Майки спросил ровным голосом.       — Почему не позвонила?       Улыбка с девичьего лица потихоньку сползла. На кухне воцарилась тишина. Эмма стояла у плиты, боясь случайно задеть венчиком стенки металической миски и нарушить гнетущее затишье. Стало ясно, что именно её присутствие продлевает молчание и удерживает Харуно от раскрытия подробностей, поэтому она с понимаем стягивает с себя фартук и оставляет на столе.       — Я позже подойду, — она уходит, оставляя ребят наедине. Им есть, о чем поговорить. На её вопросы Харуна уже ответила, теперь настала очередь Майки. Он этого заслуживает. Эмма видела страдания брата и хотела перенять хотя бы часть его боли себе, но это было невозможно. Оставалось только стоять в стороне и протыкать ногтями кожу ладони.       — Не хотела, — наконец выдала правду Харуна, стоило Эмме скрыться из виду. Майки захлестнула досада на пару с возмущением. В смысле «не хотела»? Как это понимать? Он был с ней, дарил заботу... Конечно, это всё было до того, как её похитили и подстрелили по его вине. Та пуля предназначалась ему, а Харуна просто оказалась не в то время не в том месте.       Было вполне ожидаемо, что после такого Харуна и сама не захочет продолжать общение в силу сохранения своей безопасности, но крупицы надежды таились в Майки до сегодняшнего дня. Теперь же от них ничего не осталось. Он жил в призрачном уповании, которые разрушила, кто бы мог подумать, сама Харуна. Живая Харуна.       — Мне было тяжело, — продолжила объяснять Харуна, пытаясь донести до него свои чувства. Она хотела, чтобы он смог понять её. — Когда очнулась узнала, что о фигурном катании могу забыть, если не хочу стать настоящим инвалидом.       Из-за возникшей озадаченности во взгляде Майки она попутно объяснила, кивая на инвалидную коляску под собой.       — Это временно, чтобы лишний раз не напрягать ноги. Через неделю снова смогу свободно ходить, — она расправила складки на юбке и продолжила, ведь это был ещё не конец. Новостей за год отсутствия накопилось будь здоров. — Родители понимали, что я встряла во всё это из-за твоей группировки, поэтому приняли решение ограничить общение с тобой. Лучшим способом был переезд в родной город. Там я проходила реабилитацию и разрабатывала план.       — Что за план? — из всего выше перечисленного Майки вырвал из контекста именно это. Если всё остальное и вязалось с общей картиной, то не это. Ему всё никак не удавалось уловить смысл, который витал где-то поблизости.       Харуна чуть склонилась вперёд, хоть между ними и было метров три. Взгляд небесных глаз, до этого неведомый Майки, стал ледяным.       — Я собираюсь отомстить Сабуро за всё, что он сделал.