Это произошло незадолго до Нового года. За окном уже который день подряд гремели фейерверки, до утра гуляла шумная молодежь, начиная отмечать приближающийся праздник издалека, в доме пахло елью и мандаринами.
В двенадцать лет этот праздник ощущался по-особенному волшебно. Зима в принципе несла с собой чудеса, которые не могло подарить лето, весна или осень. Атмосфера становилась совершенно иная и Харуна её обожала. Если чудеса не случаются с вами, то в Новый год им просто некуда будет деться. Сбудутся как миленькие!
В договоренное время, ровно в шесть часов, Харуна и Майки стояли у своих окон, поднимая тяжелые ставни вверх.
— С наступающим! — с счастливой улыбкой в случае преддверия Нового года поздравляет его Харуна.
— И тебя, — дарит скоромную улыбку в ответ Майки. Для него Новый год был таким же праздником, как и все другие, и ничем особо не выделялся. Но так как Новый год считался семейным праздником Майки он нравился больше остальных. — Ты тепло оделась?
— Да, — отвечает Харуна и отходит от подоконника, прокрутившись вокруг своей оси. На ней тёплый желтый свитер, джинсы и носки со снежинками. Возвращаясь обратно она нетерпеливо спрашивает, наверное, уже в сотый раз: — Так ты мне скажешь, куда мы идём?
— Сюрпризы так просто не разглашают, — уворачивается от прямого ответа Майки. Расколоть его было не так уж и просто, хотя Харуна долго и упорно пыталась. Безуспешно, как уже можно было заметить. — Да иду я! — кричит Майки через плечо кому-то в приоткрытую дверь, а потом оборачивается обратно к Харуно, прежде чем уйти по делам. — В общем, жду тебя внизу через десять минут.
Парень закрывает ставни и уходит по зову кого-то из членов семьи, а Харуна — к трюмо, приводить себя в порядок. Девочка расчесывает свои пшеничные волосы, пока они не станут словно шёлковые, закалывает чёлку симпатичной заколкой и, улыбнувшись своему нарядному отражению, бежит на первый этаж.
Усевшись на небольшую возвышенность, что отделяло татаки* от обычного коридора, Харуна в спешке натягивает зимние ботинки, как будто в противном случае Майки уйдёт без неё. Уж Майки точно будет ждать её до тех пор, пока ему не надоест, и даже после этого он не уйдёт, а напротив — сам зайдёт за копушей-Харуно, подгоняя.
— Не забудь надеть шарф, на улице мороз, — выглядывает из кухни мама, подсекая дочь, которая чуть не выбежала на улицу без него.
— Помню, — на ходу отвечает Харуна, хватая с тумбочки розовый шарф с помпонами. Небрежно завязав его на шее Харуна открыла входную дверь. — Я ушла!
— Чтоб к десяти у меня была дома! — успевает крикнуть женщина прежде, чем девочка оказывается по ту сторону двери.
Мама не соврала, на улице и правда стояла стужа, которая закусала щеки, стоило покинуть стены тёплого дома. С небес в медленном танце отпускаются снежные хлопья. Харуна доходит до дороги и видит стоящих около площадки Баджи с Майки. Они играют с дворовой собакой, что частенько забегала в их район. Многим взрослым это не нравилось, потому что они волновались за своих детей и наличие бешенства у пса, но он оказался добрым, хоть, возможно, и блохастым. Если родителей это и волновало, детей — нет.
— О, Харуна, и ты тут, — первым замечая её, говорит Майки. — Тогда можем идти.
Они втроём иногда выходили погулять вместе, но такое бывало редко. Тем не менее никакого дискомфорта рядом с практически незнакомым парнем — то есть Баджи — Харуна не испытывала. Она наоборот иногда чувствовала себя третьей лишней, потому что мальчишки то наперегонки побегут, то на турники взберутся, то за жабой погонятся... Харуна просто не поспевала за ними и часто дулась, из-за чего мальчишки с неохотой извинялись и начинали идти медленнее, подстраиваясь под темп девочки.
Дорога в секретное место Майки пролегала через небольшой лес, запрошенный сахарной пудрой. Баджи то и дело ударял ногой по столбам деревьев, вызывая снегопад, который засыпался за шиворот и вызывал дискомфорт. Если Майки подхватывал гогот и присоединялся к веселью, то Харуна недовольно бурчала и в спешке выбиралась вперёд, оставляя глупых мальчишек с их не менее глупыми забавами позади.
Кейске был чуть ли не единственным, кому под силу заграбастать себе Майки целиком и полностью, да так, что он забывал обо всём вокруг, в том числе и Харуно. Ей было до жути обидно и она на полном серьёзе ревновала Майки к Баджи. Хотелось быть на месте темноволосого и заменять Майки весь мир, а в их дурацких играх она заменяла разве что пугало, над которым можно было всячески издеваться.
Харуна стоит в стороне и разглядывает зимний пейзаж, как вдруг из-за дерева выскакивает та самая дворовая собака, которую они оставили на детской площадке. Харуна вздрагивает от неожиданности, ожидая какого-то медведя или волка. И не важно, что они здесь не водятся. Харуна оглядывается на двух парней, которые тыкали палками во всё подряд и весело хохотали. Правду говорят, что мальчики развиваются медленнее девочек...
Понимая, что с ними нечего ловить, Харуна отдаёт всё своё внимание дружелюбному псу. Теперь-то и у неё появилась достойная компания. Нагнувшись к нему и упираясь руками в колени она спрашивает:
— Проказник, следил за нами?
Пёс что-то гавкнул в ответ и ринулся прочь, словно хотел показать ей какую-то интересную локацию. Без задних мыслей Харуна побежала за ним, последний раз взглянув на двоих друзей. Ничего ведь не будет, если она ненадолго отлучится. Вернётся — они и не заметят её пропажи.
Пытаясь поспевать за собакой Харуна бежит по скрипучему снегу, проваливаясь и вязнув в снежном море ногами. Пёс, что ему свойственно, был прытким и увёртливым, так что догнать его Харуно всё никак не удавалось, хотя бегала она на троечку.
Пёс петляет мимо растительности и юркает в один из проходов плотно прижатых друг к другу кустов. Харуна тормозит и мешкает, но довольно быстро принимает решение, становится на четвереньки, ощущая, как колени дубенеют и ползёт следом. Корявые ветки как когти цепляются за волосы, дергают за капюшон и пытаются выколоть глаза. Она чувствует себя Алисой из сказки «Алиса в стране чудес». Главную героиню тоже поджидали самые разные подлянки, от которых портилась одежда и волосы.
Зажмурившись и опустив голову подбородком к груди Харуно удаётся выбраться из тоннеля целой и невредимой. Не считая пару обломившихся веток, которые как бигуди теперь были намотаны на несколько прядей.
Взору открылся самый чарующий вид. Вокруг заледенелого озера стоят плакучие Ивы, сверкая от застывших кристалликов. Это, конечно, не Нарния, но всё равно выглядело как сказка. С разинутым ртом Харуна поднимается с колен и пытается впитать в себя всю эту красоту, которую было мало просто увидеть. Как она могла столько жить здесь и узнать об этом волшебном месте только сейчас?
Озеро было небольшим, круглым и смахивало на ледяную арену. Харуна представила, каким завораживающим представлением это могло быть, окажись выход на только замёрзший лёд безопасным. Тренер по фигурному катанию постоянно твердит, насколько это опрометчиво и чтобы Харуна даже не думала вставать на тонкий лёд, а иначе получит. Конечно она это знала и понимала, поэтому ослушиваться тренера, понапрасну рискуя своей жизнью никогда не станет.
От любования пейзажем Харуно отвлекает лай собаки. Где-то вспорхнул снегирь и дворовой пёс, раззадоренный чьим-то движением, безрассудно выбегает на лёд. Бежать ему по скользкой поверхности удавалось с трудом, поэтому его лапы то и дело нелепо разъезжались и подкашивались.
— Погоди, фу, нельзя! — вспоминая все вето-команды, машет руками Харуна. — Уйди со льда! — паникует, топчась на суше.
Собака весила куда меньше человека и вероятность того, что она упадёт была крайне мала, но Харуно не хотелось испытывать судьбу. Если она и понимала, что такое баловство может привести к печальным последствиям, то собака, естественно, нет.
Несмотря на своё барахтанье пёс добирается чуть ли не до середины озера, лая куда-то вверх. Птица наверняка уже давным-давно улетела или перепрыгнула с одной ветки на другую, игнорируя шумное животное, но разве ему это объяснишь? Он услышал раз и теперь не успокоится, пока не найдёт то, что привлекло его внимание.
Лёд, судя по всему, оказался достаточно прочным, чтобы по нему можно было ходить, потому что собака по-прежнему была на лапах. Харуно стала спокойнее и принялась ждать, пока он сам вернётся. В случае чего кинет палку и тем самым выманит его.
Спокойствие улетучилось, когда пёс прыгнул вверх, словно мог достать до самых верхних веток, и с треском провалился под лёд. Всё произошло мгновенно. Вот он есть и вот его уже нет. Сердце Харуно было готово выпрыгнуть и упасть на снег. Девочка бегала туда-сюда вдоль берега, но не могла подступить ближе — дальше был только хрупкий лёд. Раз он не выдержал легкого пса, то её тем более.
Слушать жалобный вой попавшего в беду зверя было слишком больно, и на это давила безграничная любовь к животным. Мозг Харуно с запаздыванием осознаёт, что они движутся по льду с какой-то палкой в руке. Девочка была предельно осторожна и рассчитывала каждый свой шаг, но, конечно же, в темпе. Медлить, как и спешить, тоже было нельзя, ведь в наихудшем случае собака захлебнётся.
Брызги от лап летят во все стороны, бедное животное всеми силами пытается удержаться лапами о скользкую поверхность, взобраться, но каждый раз плюхается обратно. Ближе к хрупкому льду Харуна опускается на живот и ползёт к лунке, не достигая её полностью вытягивает руку с палкой.
— Давай, хватайся! — говорит Харуна, вроде как осознавая, что собака не поймёт ни слова. И тем не менее он пытается ухватиться, стоит увидеть что-то похоже на спасение. Когда крепкие челюсти сжимаются вокруг палки Харуна потихоньку начинает тянуть её на себя. Было сложно делать всё на скользкой поверхности одной рукой, но её подпитывали мысли о том, что она почти справилась. Нужно чуть-чуть поднажать, выжать силы на максимум и дальше будет легче.
Перепуганная и полностью мокрая собака выкарабкивается на лёд и, как ни в чем не бывало, отряхивается, разбрасывая брызги во все стороны. Она трусцой направляется обратно к берегу, как будто не была в опасности секунду назад.
— Да-да, спасибо, что спасла, Харуна... — обижено передразнивает собаку девочка, хотя непонятно, какой благодарности возможно было ожидать от собаки.
Теперь-то можно спокойно выдохнуть и вернуться к Майки с Баджи. Интересно, они хоть заметили, что её нет поблизости? Навряд ли. Эти двое наверняка заняты тыканьем палками во все инородные предметы...
Стоит Харуно подняться, как под ногами слышится треск. Она сразу замирает. Слишком резко встала, особенно с учетом того, что рядом уже есть дырка, от которой пошли трещины. Медленно опуская голову вниз и боясь буквально каждого малейшего движения, Харуна видит расползающуюся паутину. Стоит поднять ногу в неутолимом желании убраться отсюда как можно скорее и не повторить судьбу собаки, как лёд предательски ломается, заглатывая Харуно с головой.
Ледяная вода заливается в рот и тысяча кинжалов вонзается в кожу через промокшую одежду. Харуна чувствует, как куртка и любимый шарф облепили со всех сторон и тянут на дно. Она в панике барахтается, позабыв о советах, которым учили в школе по правилам безопасности. Мыслить ясно когда ты на поверхности гораздо легче, чем когда ты оказываешься на месте тонувшего. Теперь Харуна понимает, что чувствовала собака.
Харуна выныривает и заглатывает воздух, которого стало катастрофически не хватать. Паника сжирала основные запасы ежесекундно. Девочка даже не сразу вспомнила о палке, которую всё это время сжимала в руке, как будто она была её спасательным кругом.
Отпустив бесполезную корягу в свободное плавание Харуна повторяет попытки пса ухватиться за скользкий лёд, но каждый раз оказывалась погружённой под воду. Ботинки становятся такими же тяжёлыми, как коньки, но сейчас эта тяжесть пугала до ужаса.
Если псу помогла Харуна, то для неё помощи поблизости не было. Докричаться до мальчиков невозможно, они не услышат, а пёс давно побежал по своим делам, позабыв о своей спасительнице, которая сама сейчас как никогда нуждалась в спасении.
Харуно приложила не мало труда, чтобы взять себя в руки и нормализовать дыхание. Его уже был избыток и начиналась кружиться голова. Такими темпами она никогда не выберется и придётся местным патрульным вытаскивать её со дна — окоченелую, синюю и мёртвую.
Первым делом Харуна, удерживаясь за края полынья, сбрасывает самую балластную одежду — куртку, ботинки и шарф, который только мешал. Незначительно, но стало легче, по крайней мере психологически. Её перестали мучать мысли о том, что она как булыжник, который по своей структуре должен пойти ко дну, но зачем-то сопротивляется.
Следующим шагом были неоднократные попытки навалиться грудью на край обломанного льда. Сначала ничего не получалось и с каждым провальным разом паника лишь разрасталась. Когда Харуно всё же удалось найти более-менее устойчивую позицию, она непромедлительно попыталась поднять и закинуть онемевшие ноги на твёрдую поверхность. Получилось тоже не с первого раза, но как только первая нога оказалась на льду, закинуть вторую оказалось намного легче. Со стекающими струями воды Харуна вылезает на холодный воздух и перекатывается от лунки с боку на бок.
Харуна тормозит в безопасном расстоянии от полынья и лежит на холодном льду с осознанием, что руки постепенно перестают чувствоваться. Только болезненное покалывание продолжает напоминать об их наличии. Её бьет крупной дрожью и только минуту спустя Харуно додумывается перебраться к наиболее безопасному месту — на сушу. Больше она не вставала, а ползком добралась до земли и упала в снег.
Нужно было подниматься и идти, чтобы не заработать охлаждение всего, что только можно, но у неё не осталось на это сил. Харуна была словно рыба, закинутая в морозилку.
И без того тихий лес стал ещё тише, а в уши словно залилась вода, которая не давала чётко слышать в полной мере. Щеку кусал снег, холодная одежда липла к телу и только ухудшала ситуацию. Перед глазами сплошная рябь, что и не поймёшь, в какую сторону вообще идти.
— Харуна! — она слышит своё имя с третьего или четвёртого раза. Кто-то поднимает её, придерживая голову и слегка хлопает по щекам, пытается встряхнуть, привести в чувства, получить хоть какую-то ответную реакцию. Харуна пытается сфокусировать взгляд, но видит лишь расплывчатый силуэт.
На её плечи накидывают тёплую и, что самое главное, сухую куртку, а потом подставляют спину, собираясь тащить. Спасителю пришлось самостоятельно устанавливать руки Харуно на свои плечи и брать под ноги, потому что, как говорилось ранее, они онемели настолько, что не чувствовали ничего.
— Майки?... — словно только пробудившись, спрашивает Харуна, но не получает ответа, вместо этого уткнувшись в горячую спину, обрамлённую одной только кофтой. В нос ударяет знакомый запах, бровь щекочут чьи-то кончики волос. Харуна прижимается ближе, стараясь согреть их двоих. Дурак Майки, отдал ей свою куртку, а сам щеголяет почти голый. Тоже ведь простудится.
— Чт... ей?! — Харуна слышит отголоски ещё одного голоса, но ей тяжело даётся распознать, кому какой принадлежит. Наверное, это Баджи подоспел. Или нет. Она уже ни в чем не уверенна.
Они переговариваются между собой, передают из руки в руки, а Харуна даже не пытается вслушаться. Ей хочется поскорее вернуться в отчий дом, потому что сознание с каждой минутой всё мутнее и мутнее. Падать в небытие в чужой обстановке было куда страшнее, чем в родной кровати.
Больше Харуна никогда не пойдёт на замерзшее озеро, а уж тем более с собакой.
Девушка стояла напротив того самого озера и гипнотизировала себя тихой водной гладью. Наверху щебечут птицы, которые ещё не успели улететь в тёплые края на время осенней поры, грустные Ивы свесили свои кудри чуть ли не до самого пола. Только осенью здесь царило такое умиротворение, как будто ты единственный человек на этой планете. Жаль, что это не так. Будь ты один-одинёшенек у тебя бы не возникало большинство проблем, которые появляются из-за гнилого общества.
Если раньше один только вид озера вызывал в Харуно противоречивые чувства, сейчас она спокойно смотрела в глаза детским страхам. «Что произошло однажды не может произойти дважды» утешал её папа в тот стрессовый день.
Желто-рыжие листья за спиной Харуно захрустели, как вкусные чипсы. Майки поравнялся с ней и занял позицию с руками в карманах штанов. На нем была лишь белая футболка и куртка Тосвы, накинутая на плечи. В отличии от Харуно он закалён, хотя после того зимнего похода в детстве она тоже должна была перенять эту особенность... Как-то не срослось.
— Я хотел показать тебе зимние Ивы, — заговорил Майки. Это место вызывало у него те же воспоминания и ассоциировать с чем-то другим они уже никогда не смогут. В следующую секунду Майки смотрит на неё с искренним сожалением, жалобно сместив брови к переносице. — Прости.
— Ты здесь ни при чем, — не менее честно отвечает Харуна. Она не считала его виноватым тогда и не считает сейчас. — Это всё та собака.
— Хороший пёс был, — погружаясь в пучину воспоминаний, подмечает не мало важную деталь Майки. Эта собака пропала спустя какое-то время. Ушла и больше не возвращалась. Мама Харуно сказала, что животные делают это, когда чувствуют приближение смерти, но теории были самые разные: кто-то рассказывал, как видел похожую неподалёку, кто-то, что её сбила машина и дальше по накатанной.
В детстве Харуно хотелось верить, что она просто бесцельно блуждает Токио и предположение окружающих не больше, чем пустой трёп, но теперь понимала — того забавного пса уже давно нет в живых.
— Так непривычно стоять на том же месте, но уже повзрослевшими, — озвучивает свои мысли Харуно, предполагая, что Майки чувствует то же самое.
Прикосновение пальцев Майки к её отзывается электрическим разрядом по всему телу. Она замирает, а когда пальцы сплетаются воедино, смотрит на него. Наконец-то Харуна видела в этом взгляде то, о чем раньше могла только мечтать — осознанную нежность и далеко не дружескую.
— И я всё равно стою с тобой, — Майки улыбается ей, но потом что-то иное приходит на ум, вытесняя светлое пятно этого момента. — Я не смогу отпустить тебя, когда всё закончится. Не собираюсь.
— Майки... — Харуно горько опускать его с небес на землю, потому что она полностью разделает его чувства, но не успевает продолжить, как её перебивают.
— Не говори мне про родителей, я и сам знаю, — предугадав её оправдания, останавливает ту Майки. — Но как я могу добровольно тебя отпустить, когда ты стоишь прямо передо мной, — он разворачивает их лицом друг к другу и прикладывает свою горячую ладонь к её розоватой щеке. Поглаживает большим пальцем, словно успел забыть, насколько она гладкая и нежная, — живая.
— Я тоже не хочу этого, Майки, — опуская взгляд, Харуна накрывает своей рукой его, которая приятно лежала на щеке.
Она способна лишь буравить взглядом пол, в противном случае их ждёт сопливая сцена, где Харуна постыдно плачет прямо перед Майки, словно они вернулись в детство. Ему всегда приходилось успокаивать её и у него всегда это получалось, хоть порой он и был ужасен в правильных словах.
— Если бы могла, осталась с тобой навсегда, но мне это не под силу, — понурым голос объясняет Харуна. — Не сейчас, не когда я всего-навсего шестнадцатилетняя девочка.
— Как насчёт будущего? — подгадав конец, спрашивает Майки. Харуна выдаёт удивлённый вид, теряясь в смысле его вопроса. Майки повторяет, сменив формулировку на более понятную: — Я могу забрать тебя, когда мы повзрослеем?
Осень — не сезон бабочек, но в животе Харуно они жили круглый год в любую погоду. Переливались ярким голубым цветом, и неважно, рядом Майки или далеко, она чувствует отпечатки его рук на своей коже, вплетенный запах в пряди её волос и до сих пор помнит прикосновение их губ.
Как бы Харуна не хотела, сдержать слёзы сегодня никак не удастся. Только сейчас они лились от счастья, а не печали по разбитому сердцу. С мокрыми глазами, которые сейчас больше всего походили на бескрайнее море, она смотрит на Майки, дрожащими губами растягиваясь в улыбке.
— Можешь, — тихо, чтобы голос не содрогнулся и не испортил важный момент, даёт согласие Харуна. Ей казалось, она слышала стук его сердца, который эхом разносился по лесу. Или же это было её собственное. Нет, не так.
Их сердца наконец стали биться в унисон, стали единым целым.
Майки аккуратно, как будто она была хрустальной, перекладывает руку Харуно на талию и притягивает к себе, заострив внимание на малиновых губах, которых нежно касается, стоит лицам достаточно сблизиться. Их первый поцелуй, которого осознанно захотели сразу оба. Теперь Харуна без стеснения обхватывает его за шею, зарывается пальцами в длинные волосы, прижимается ближе, желая выпить всю его любовь до дна и поделиться своей.
Майки без страха всё испортить блуждает руками под курткой, но пока что не находит в себе наглости пробраться ей под кофту. Тем более его руки на осенних улицах снижались в температуре, не хотелось портить этот волшебный момент и будоражить Харуно своими холодными ладонями на её спине.
Тело Харуно отзывается на настойчивые прикосновения, выжимая максимум из поцелуя. Сейчас тот редкий момент, когда они могут воплотить все свои желания в жизнь. Больше не нужно представлять и рисовать фантазии в голове, потому что несбыточные мечты стали явью в холодную осень.
Иногда Майки добавлял близости пикантность, прикусывая нижнюю губу до испуганных вздохов с её стороны. Колотящееся сердце начинало подступать к гортани, стоило услышать что-то похоже на тихий стон. Майки хотелось большего, хотелось слышать это как можно чаще, поэтому он осмеливался сдавливать чувствительные бёдра и запускать язык, переплетая с её. Харуна не всегда поспевала за энтузиазмом Майки, но старалась держать темп, сжимая пальцы на напряженных плечах.
Они с неохотой отстранились друг от друга, и Майки, не успев насладиться ею сполна, дарит ещё один короткий, почти невесомый поцелуй. «Теперь всё» говорили его губы, вкусив малиновый привкус в последний раз. Хоть они и остановились, выпускать тёплые тела из рук не спешили. Они грели друг друга на прохладном ветре, а без них контраст станет слишком заметен. Крайне неприятное чувство после забвенной близости.
— Ты украла мой первый поцелуй, а я украл твой второй, — прошептал Майки, довольно улыбнувшись. Кажется, он хранил свою сладкую (во всех смыслах) месть весь этот год. Теперь они квиты.
Он выглядел так забавно, что Харуна не стала останавливать себя от выдуманной за секунду шутки:
— С чего ты взял, что это был мой второй?
Майки резко посерьёзнел и его лицо оказалась на более дальнем расстоянии. Он хотел посмотреть в её глаза издалека, чтобы в случае чего распознать сарказм, но не хотел убирать руки с её спины и нашёл альтернативу.
— У тебя был кто-то ещё?
Харуно стыдно за свои открытые издевательства, но она позволила себе эту шалость. Как-никак, она сохла по Майки столько лет, неужто безобидная шутка окупит все её страдания? Несмотря на то, что сейчас у них всё налаживается, Харуна до сих пор с трудом вспоминает тот вечер и отчётливо помнит колючую боль после побега из дома Сано.
С чувством чмокнув Майки в губы ещё раз, Харуна поудобнее устроила руки на его шее. Она не могла в полной мере поверить в то, что вольна свободно целовать его, когда ей вздумается. Захочет — и вовсе никогда не отлипнет. Самое главное, что он не против и одобряет любые прикосновения.
— Нет, ты первый и последний, — развеивая все опасения Майки, отвечает Харуна. Мышцы его лица расслабляются, но за дурацкую шутку ему захотелось ответить чем-то похожим, вот только на ум ничего не приходило. Когда в твоих руках девушка, о которой ты мог только мечтать, ни о чем другом думать невозможно.
Теперь она полностью его и останется его даже через долгие годы. Их судьбы скреплены нерушимым обещанием, которое Майки обязательно приведёт в действие, когда они подрастут. Обязательно.
***
Храм Мусаши не всегда был местом сбора, а ещё чудесной площадкой для тренировок. Места много, ничего не мешает — идеально для независимых движений. Не нужно беспокоиться, что ты ударишься или заденешь что-то постороннее, сбиваясь. Маши ногами, сколько влезет.
Майки и остальные основатели оккупировали это место и подмяли под Тосву, поэтому кроме них здесь больше никто не ошивался. Посторонние просто боялись соваться в место, где прижились какие-то гопники. Кто знает, что у них на уме, им может не понравиться даже то, что вы просто посмотрели в их сторону.
Воздух свистел от ударов, разрезающих атмосферу, капли пота летели в стороны и блестели на солнце. Баджи стоял на месте и принимал удары Каори в руку. Если до этого у них был спарринг, где каждый учил друг друга новым приёмам, сейчас Кейске играл роль лап как для бокса.
«Узнаю, что поддаёшься — руки оторву», хоть Каори сразу убедительно дала понять, что недооценённое отношение грозит потерей конечностей, Баджи не мог перешагнуть через себя и бить в полную силу. Вбитые с детства в голову морали не давали ударить девочку, даже если она твой противник и машет ногами так, словно не боится выбить твою нижнюю челюсть с концами.
Вся лишняя одежда была снята для общего комфорта, а удобные майки не доставляли абсолютно никакого дискомфорта, их как будто и не было, потому что они совершенно не чувствовались на теле.
— У тебя удар чуть косит, — после очередного рукопашного элемента замечает Баджи, считывая движения оппонента.
— Так покажи, как надо, — отчего-то раздражённо отвечает Каори. Она и сама знала свои слабые стороны, но не было человека, который бы ей на это указал и помог исправить. Ей в принципе не нравилось, когда ей указывали, она сразу воспринимала всё в штыки.
Проигнорировав её выпад Баджи перехватывает руку Каори и делает пару технических бросков её же рукой — достаточно медленных, чтобы проследить за траекторией удара. Потом он выставляет ладонь своей второй руки, чтобы кулак Каори с ним соприкасался. Она не дотягивалась, между ними оставалось буквально пару сантиметров.
— Видишь? Из-за неправильной стойки плохо долетает до цели и поэтому тебе приходится наклоняться.
Баджи заходит сзади и давит во внутреннюю часть колена Каори своим, заставляя её подвинуться и принять правильное положение. Он ненавязчиво повернул корпус Каори в правильном направлении, еле коснувшись её бедра.
Баджи продолжает что-то объяснять, а Каори якобы невзначай пятится назад, прижимаясь к нему спиной. Через чёрную майку можно было прочувствовать практически каждую мышцу. Для своих лет Кейске был неплохо сложен. Странно, что девочки на него не липнут, как пчёлы на мёд, ведь по классике жанра женский пол без ума от плохих парней, а если ещё и внешностью вышли — цены им нет.
Неизвестно, заметил ли Баджи этот ненавязчивый жест и остался ли стоять на месте намеренно, и никогда не станет известно, потому что тренировке (конечно же не специально) помешала Харуна. Она шла со стороны ступенек, чем сразу привлекла внимание Баджи и полностью завладела им. За каких-то жалких две секунды.
Кейске сразу же обо всём забыл, отлип от Каори и пошёл к Харуно навстречу, чтобы помочь. Кажется, она пыталась кого-то или что-то найти. Каори же осталась стоять на месте. Она помнила эту девушку очень отчетливо. Считалась обычным информатором, но играла гораздо большую роль для главаря Тосвы. И для капитана первого отряда, как оказалось, тоже. И это жутко раздражало. Слишком много внимания для одной девушки, и если на предпочтения Майки ей было плевать, то с Баджи сердечко непривычно кололо. Лучше бы он уделял всё это внимание Каори, а не какой-то там Харуно.
Странно, что никто вокруг до сих пор не заметил взглядов Баджи, которые замечала Каори. Вот только адресованы они были не ей. Всё для чудесной Харуно.
Каори считала её абсолютно обычной и невзрачной. Почти. Она симпатичная, но не цепляет в силу своего скромного характера. Зато двоих, наперекор всем её убеждениям, уже зацепила знатно. Возможно, Каори просто стоит узнать Харуно получше, чтобы судить, но делать этого она, конечно же, не собирается. Не привыкла водить дружбу с кем-то вроде неё. Тихие мышки не для неё и особого впечатления Харуно не произвела.
Блондинка получает всю нужную информацию и даже немного больше, судя по тому, сколько Баджи с ней возится. Дружелюбно улыбнувшись она кивает в благодарности и уходит. Кейске провожает её взглядом слишком долго, хотя стоило вернуться сразу же, как разговор закончился. Но он этого не делал, поэтому Каори решила отвлечь его от личных размышлений сама:
— Ты правда на что-то надеешься? — вопрос выходит грубее планированного, но раздражение, поднявшееся от одного вида этих двоих, рубило все канаты тормозов.
— Чё? — как и ожидалось, отвечает в той же грубой манере Баджи.
— С этой девушкой, — Каори кивает вперёд, куда недавно ушла светловолосая. — Харуна, кажется, — делает вид, что не помнит имени, хотя оно плотно засело у неё в памяти. Настолько, что хотелось волосы драть. То ли свои, то ли её. Каори ещё не определилась.
— Сама себя слышишь? — Кейске идёт в нападение, как это похоже на него. За него говорила стадия отрицания. Каори знает его всего-ничего, но этого времени ей хватило, чтобы пропитаться им и разгадать большую часть непростого характера. Они были похожи, а таких людей Каори встречала катастрофически редко и в очень малых количествах, поэтому и вцепилась в Баджи с ногтями, стоило узнать его чуть лучше.
— Мне просто грустно, что ты крутишься вокруг той, которой на тебя плевать... Её сердечко уже занято другим, ты и сам это знаешь.
Каори казалось, что если сказать ему напрямую, больно полоснуть, то он послушает, но это было опрометчиво. Кейске крепко держался за свои убеждения и чувства, а потому плевал на всех. Наплевал бы даже на мнение авторитета, потому что своё считал приоритетным. Пожалуй, это была верная позиция, достойная человека со здоровой самооценкой, но сейчас она не играла Каори на руку.
— Завали ебало, Каори, — огрызнулся Баджи. Этот разговор ему не нравился, потому что бил по больному. Естественно он не глупый, всё видит и понимает, но тыкать его носом в миску со стеклом не обязательно.
— А не то что? Ударишь беззащитную девушку? — Каори надула губки и состроила самый невинный взгляд. Она постаралась, чтобы соответствовать своим словам.
За игрой одного актера Каори также скрывала смешную для самой себя обиду. Её невозможно задеть словами, но Баджи делал это с такой лёгкостью, что она начинала злиться. Такое сильное влияние на неё имела разве что только Ризу, и даже там Каори могла и умела дать отпор, а перед Кейске она становилась глупой влюблённой девочкой.
— Не такая уж ты и беззащитная, не прибедняйся, — продолжая быть неприступной крепостью отвечает Баджи и возвращается на их прежнее место. Уходя от неё он также уходил от разговора и тем самым давал понять, что тема закрыта.
Каори сощурившись смотрит в его рельефную спину, мысленно проклиная.
— Мы бы подошли друг другу куда больше, — говорит тихо, но недостаточно, потому что Баджи всё равно что-то услышал. К счастью, не отчетливо.
— Что? — оборачивается, переспрашивая.
— Ничего, — как ни в чем не бывало улыбается Каори и идёт по направлению к нему. — Продолжим тренировку?
Позориться и признавать свои не взаимные чувства Каори бы не стала даже будучи на смертном огне. Так опозориться и попасть после этого на тот свет, где над тобой из бурлящих котлов через гримасы боли будут смеяться грешники и тыкать пальцами она бы никогда не рискнула. Уж лучше умереть и забрать этот страшный секрет с собой.
***
Харуна не осмеливалась даже просто проходить мимо этого здания, но сейчас она стояла с ноющей болью в груди и настраивалась, чтобы войти внутрь. Каток ощущался как родной даже после года отсутствия, но Харуна теперь никогда не сможет вернуться сюда как спортсменка. Но сегодняшний вечер собирался стать исключением.
Девушка толкает стеклянные двери и заходит внутрь, вдыхая позабытый аромат спортивного комплекса. Он ничуть не изменился: всё те же стены с безликими фигуристами в разных позах, те же лавки, тот же питьевой фонтанчик, тот же стенд с коньками.
Харуна не могла пройти мимо миловидного охранника не поздоровавшись. Подумать только, он до сих пор здесь работает и, кажется, волосы стали только седее. Время не щадит никого. Насколько ей известно, в молодости он тоже занимался фигурным катанием. С возрастом выполнять сложные элементы стало затруднительно, поэтому с грузом на сердце он ушёл на пенсию, но даже после неё не смог расстаться со льдом и держался поближе к нему.
— Здравствуйте, господин Окадо, — улыбаясь миловидной, насколько это вообще было возможно улыбкой приветствует старого знакомого Харуна. Он отрывается от любимой газеты и его глаза становятся размером с пять копеек. Охранник даже приподнимает свои очки, чтобы удостовериться, что ему не почудилось.
— Харуна! Боже мой, ты же... О, господи, — он не может подобрать нужных слов, путаясь в нитях, которые являются началом совершенно разных предложений. Старик касается своего лба, видимо решив, что бредит. А может таким образом пытался удержать ломящийся поток слов.
Почему-то Харуна не может перестать улыбаться. Да уж, натворили её родители делов. Для всех токийских знакомых она уже как год делит почву с другими соседями и кормит червей. Их реакции при виде Харуно до жути однотипные, но ей нравится видеть их удивление. Нравится понимать, что за ней скучали, что хотя бы кому-то её не хватало. Если есть, кому тужить за чьей-то кончиной, значит жизнь прожита не зря.
Перекинувшись ещё парой слов с охранником Харуна берёт на выбор коньки и шагает в сторону катка. Свои она оставила в Хамамацу. Они покоятся на са-амом дне са-амого дальнего ящика. Больше она ими не воспользуется, но выкинуть их не поднималась рука, как и отдать. Смотреть на них без нервных срывов Харуно не удавалось, но она продолжает питать надежды, что через время удача повернётся к ней лицом и при взгляде на коньки будут всплывать только светлые воспоминания.
Издалека уже слышен мороз, обволакивающий чувствительную кожу. Харуна предвкушает воссоединение каждой клеточкой тела и ускоряет шаг.
Её родной лёд. Каток в Хамамацу уже давно перестал излучать то домашнее тепло, перестал практически сразу после её отъезда. Хамамацу в принципе больше не чувствовался домом. Всё было слишком чужое. Даже друзья, с которыми Харуна раньше делила и горечь и радость. Она по-прежнему поддерживает с ними связь и любит их, но не так, как Майки, Эмму или тех же Свастонов. В Токио Харуна обрела новый дом.
Она обувает коньки и ковыляет к выходу на арену. Не медля Харуна выбирается на лёд. Такое странное и непривычное ощущение. Вроде и твёрдая поверхность, но не такая устойчивая. Скользкий пол под ногами сначала застаёт врасплох, из-за чего Харуна чуть не падает, но быстро вспоминает позабытое чувство лёгкости и свободы.
Когда она плыла по льду весь мир как будто лежал у её ног. Харуна не вспоминала об этом целый год, но теперь, кажется, припоминает. Она даже слышит восторженные авиации на затворах разума, которые до травмы считались как должное. Сейчас это стало настоящим сокровищем, которое Харуна навсегда закопала в своём сердце.
Они кричат её имя и зовут на бис, кидают под ноги пышные букеты. Харуна кланяется и покидает лёд, вдоволь насладившись похвалой, а её встречает довольный тренер, который говорит ей: «хорошая работа».
Этим нельзя было напиться сполна, как будто ты в пустыне с одним стаканом воды. Харуно хотелось стоять там вечность и слушать выкрики восторженной толпы. Хотелось, чтобы прожектор слепил её, как будто он солнце. Хотелось ощущать мороз на коже, словно это дерзкий ветерок в середине осени.
Харуна накатала несколько кругов, разогреваясь, и встала в позу на середине катка. Самая старая и самая любимая программа. То ли дело было в песне, то ли в ностальгии, но сейчас она тормошила вдвойне. Два понятия смешались, создавая идеальный микс-коктейль.
В голове, как и раньше, заиграла та самая песня, которую Харуна заслушивала до дыр. Когда карьера фигуристки подошла к концу она ни разу не включила эту песню. Красивая мелодия неприятно резала, как лист по коже. Мазохисткой Харуна не была, поэтому довольно быстро оставила попытки вернуть прежние эмоции от одного только мотива, которые накрывали с головой.
И всё же песня не забылась, никогда не забудется. Харуна до сих пор отчетливо слышит каждый бит у себя в голове, её ритм, повторяет губами каждое слово.
Сначала она плавно выводит рисунок руками, отталкивается задней ногой и ласточкой плывет вперёд, выполняя подзабытые повороты. Конечно, всё выглядело далеко не идеально, даже криво, но Харуна старалась не терять равновесие. Основы она не забудет, сколько бы времени не прошло. Все элементы стали её полноценной частью и вырвать их можно было разве что вместе с сердцем или вырезав участок мозга, что отвечает за память.
Приходит время легендарного прыжка. Харуна заходит на разгон и чувствует, как ладошки вспотели от волнения. На пару секунд она прикрывает глаза, пытаясь совладать с нервами, что нагрянули так не вовремя, и готовится к прыжку.
Харуна доезжает до нужной точки, прыгает, делает два полных оборота и ещё один наполовину, неустойчиво приземляемся и летит вниз. В такие моменты говорят: «вся жизнь пролетела перед глазами». Харуна быстро группируется, закрывая голову руками.
Проехав чуть дальше Харуна так и остаётся лежать, игнорируя холодное покалывание на коже. На лице появляется горькая улыбка. Глупо было надеяться, что получится. Целый год без тренировок дали о себе знать. Фигурное катание это вам не хухры-мухры — здесь одного таланта мало, нужна постоянная практика.
Харуна вдыхает запах мороза полными лёгкими в надежде, что его осадок останется тонкой плёнкой на лёгких. Это последний раз, когда она вышла на лёд. Слишком частая и сильная нагрузка на ногу плохо скажется на шатком состоянии. Если бы семейный доктор узнал, что она так резко усилила нагрузку на больную ногу, то получила бы звиздюлей. Это было противопоказано, но Харуна не смогла устоять перед соблазном прокатиться на родном катке ещё хотя бы раз.
Как ни странно, провал ничуть её не огорчил, наоборот, прокат программы зарядил уверенностью перед завтрашним днём.
Харуна поднимается на предплечье и упирается другой ладонью о лёд. Её пронзает сотня мелких иголок. Девушка смотрит куда-то впереди себя и если бы она увидела эту серьёзность у кого-то на лице, пожалуй, испугалась бы.
«Завтра я не упаду, Сабуро. Я готова. Давай наконец поквитаемся».
