Не с первого взгляда, но до последнего вздоха

      Это должно было быть жаркое июньское утро. Обычно в эту пору, в этот день в особенности, в Лондоне было достаточно солнечно и тепло. Но не сегодня. Видимость была плохая из-за окутавшего город тумана, дорогую обувь могло испортить изобилие грязи под ногами, а небо было затянуто чёрными тучами, как занавесом. Точь-в-точь как в душе у одного человека.       Когда-то высокий и статный мужчина, сейчас исхудавший и олицетворяющий лишь тень себя прежнего, в одиночку стоял, впившись взглядом в три слова на надгробии. В имя.       Пряча руки со сбитыми костяшками в карманы, ему было наплевать на то, что дождь, который уже холодил кожу, испортит его костюм. Он слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи.       Тяжелые времена тёмными синяками ложились под глазами, а уже не такие мелкие морщины покрывали всё ещё молодое лицо. Он стоял и смотрел. Прокручивал в голове каждый тяжёлый день, каждую секунду, проведённую, как в аду. Проведённую в агонии и ярости. В неуверенности в своём будущем. Не мог поверить, что всё закончилось именно так. Всё ещё не мог. Да и сколько бы времени не прошло, на пергаменте, где была написана история его жизни, стояла жирная клякса, как от чернил. Отпечаток того страшного вечера.       Он попытался проморгаться, ведь от изобилия воспоминаний в глаза словно насыпали песок, каждая крупица которого обжигала и царапала. Он бы с удовольствием заплакал, чтобы выплеснуть все эмоции, которые копились, лежали на плечах бетонными плитами. Но было нечем. Ведь каждый вечер, пока никто не видел, мужчина крушил мебель у себя в квартире, а потом собирал её по щепкам. Чтобы никто не знал. Он же должен быть сильным. Сильным для неё. Ради неё.       Стоя вот так, закрывшись в своей голове, мужчина даже не заметил, как к нему в кокон бесшумно пробрался кто-то совсем маленький и вложил в ладонь свои крохотные пальчики. Лёгкая улыбка тронула его губы, ведь он знал, кто это. И лишь перехватил ручку покрепче.       — Ты глусный. Почему ты глусный? — мужчина опустил голову вниз и увидел девочку с угольно-чёрными волосами, которая смотрела на него изучающими зелёными глазами. Она была одета в чёрный дождевик, но внимание привлекали изумрудного цвета резиновые сапожки, которые очень выбивались из образа.       — Сицилия, крошка, — ответил он ей, приседая на одно колено и пачкая брюки об сырую землю. — Я просто пришёл в гости к человеку, которого давно уже нет рядом. Это всегда грустно.       — Знаешь, когда я узнала, что тебя нет дома, — мужчина повернул голову на звук и увидел маму девочки, которая стояла неподалёку, — то сразу поняла, что ты будешь именно здесь. Предчувствие, что ли. Но, милый, это выглядит весьма странно, что ты встречаешь своё тридцатилетие на кладбище.       Пэнси Забини стояла у одного из надгробий и изучающе рассматривала Драко. Она была одета в чёрное платье, которое обтягивало её стройную фигуру, а наверх она накинула такого же цвета дождевик, как и у дочери. Вот только вместо сапожек были туфли на шпильках. И в дождь, и в засуху — прежде всего стиль. Это было так похоже на неё.       — Я не собирался торчать тут весь день. Просто хотел кое-что сделать, — ответил ей Малфой, поднимаясь с колен и беря крестницу на руки.       — Хорошо, тогда поторопись. Я думаю, что тебя уже все заждались, — сказала Пэнси и, развернувшись на каблуках, последовала в сторону тропинки, которая вела на выход с кладбища.       Драко развернулся к большому мраморному камню, задерживая взгляд на имени, протянул руку и бережно коснулся выгравированных букв. Прошептав «Спасибо», он прижал малышку покрепче к себе и пошёл вслед за подругой.       Добравшись до Малфой-Мэнора и отпустив девочку играть на поляну с остальными детьми, Драко на мгновение залюбовался обстановкой, которая царила между семьями его друзей. Дети Поттеров, Уизли и Забини резвились и бегали между кустами цветов, играя то в прятки, то в догонялки. В обычные времена это вызвало бы искреннюю улыбку, но не сейчас.       Кое-как засунув на дальнюю полку сознания мысли о том, что ему хотелось того же, и проглотив огромный раскалённый ком из накатывающих чувств, Малфой пошёл в сторону дома. Открыв двери, он увидел, что большой холл был украшен лентами и плакатами с разными надписями: пожеланиями в честь его дня рождения. Так по-маггловски. Где-то в углах взрывались игрушечные фейерверки и хлопушки, когда он проходил мимо. Где-то появлялись астральные проекции друзей, которые пели ему песни. И лишь предки сухо кивали головами с картин в знак признательности.       Засмотревшись на поющего Джеймса, Драко почти спиной вошёл в гостиную и не успел толком развернуться, как в его руках оказался весьма нелёгкий груз. Но самый важный и хрупкий в этом мире. Девушка, запрыгнув на него с руками и ногами, зажав в крепком обхвате бёдер и разбросав свои кудри по его плечам и лицу, начала покрывать его нос, лоб и щёки жаркими влажными поцелуями.       — С днём рождения, муж! — не жалея его слух, прокричала ему на ухо и продолжила неистово целовать.       И он улыбнулся. Не измученной улыбкой, как делал это почти пять лет, а тёплой и любящей. Он посмотрел на неё счастливыми глазами, увидел торчащий колпак на её макушке и сильнее прижал к себе, полной грудью вдыхая такой родной аромат. Она попыталась выбраться из кольца его рук, пыхтя что она ещё не закончила, что нужно помочь Нарциссе с гостями и что нужно проконтролировать готовность праздничного торта.       — Ладно, я отпущу тебя, — тихим голосом сказал мужчина, — но при одном условии, — она в согласии закивала ему головой. — Ты весь вечер не отойдешь от меня ни на шаг.       — Хорошо, милый. Я обещаю, — смеясь ответила девушка и напоследок чмокнула его в нос. — Садись на диван и ничего не делай. Я настаиваю.       Драко повиновался. Он сел на небольшой диван посреди комнаты и стал наблюдать за тем, как это прекрасное создание своими босыми ступнями бегало по мраморному полу, даже не задумываясь о том, что может заболеть. А этого допустить было нельзя. Он попытался сделать ей замечание, за что получил в свой адрес лишь обзывательство, что он теперь «бурчащий старикашка».       Опустив руку на бархатную обивку мебели и проводя по ней рукой, мужчина вспомнил, как в тот роковой вечер принёс бездыханное тело любимой женщины в Мэнор и положил на этот же диван. Он сидел на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону, и задыхался от собственного горя.       Воспоминания тех времён были весьма туманны, видимо, мозг пытался отсеять всё плохое, чтобы у мужчины была возможность двигаться дальше. Но Драко помнил. Помнил, как держал за руку и кричал на весь дом молитвы и просьбы, чтобы она проснулась. Умолял, чтобы она не бросала его. Помнил, как Нарцисса плакала вместе с ним, так неаристократично сидя рядом на полу.       И то, как спустя какое-то время медальон Гермионы озарился яркой вспышкой на всю гостиную, после чего тонкие нити под кожей, как змеи, поползли в сторону её сердца. Как она сделала первый хриплый вдох, выгибая до хруста спину и наполняя лёгкие воздухом. Самый громкий звук, который он когда-либо слышал в своей жизни. Малфой не мог вспомнить, что говорил сам, но помнил её тихие «Люблю» и «Я всегда буду рядом». Но она солгала. В какой-то мере.       В тот вечер мать рассказала ему, что украшение послужило спасающим оберегом и дало достаточное количество родовой магии, чтобы она окрепла и её сердце вновь забилось. На вопрос мужчины: «Почему сейчас?» мать лишь ответила, что это произошло лишь тогда, когда все члены рода Малфоев дали своё благословение. Драко не мог в это поверить. Двинувшись в сторону портрета отца, чтобы поговорить и всё выяснить, его ждало лишь пустое полотно, в котором на протяжении последующих пяти лет так и не появился человек. Поэтому Драко смог поблагодарить лишь его имя на надгробии.       Но этого оберега оказалось мало, чтобы сдерживать силу, бушующую в венах Гермионы. На следующий день её пришлось в срочном порядке транспортировать в больницу Св. Мунго, потому что от боли она срывала голосовые связки. Это были ужасные полгода. Зелья не помогали. Ничего не помогало. Она сидела, запертая в палате, и к ней никого не пускали, потому что, как только она видела кого-то из людей, её глаза снова чернели. Как-то раз она чуть не убила медсестру, которая вошла оставить еду. Грейнджер пыталась вытянуть из неё магию, но Драко вместе с врачами подоспели вовремя.       Она кричала и шипела, руки и ноги от припадков выкручивало в разные стороны, словно в неё вселился бес. Но со временем стало ясно, что помочь ей никто не сможет, если она сама не обуздает эту силу внутри себя. Ведь отнять её так же, как у Алисии, не получилось. От криков агонии Грейнджер лопались окна и стаканы, и, казалось, разорвутся даже барабанные перепонки её близких и друзей. После этого они решили, что не могут таким образом рисковать её жизнью.       Последующие два года были прожиты на автопилоте. Больница, дом, снова больница. Он водил её к разным целителям, которые специализировались на контроле магических выбросов. Но этого всегда было мало. Прямо посреди сеанса в ней могла проснуться вторая сущность и попросить назвать имя того, кого нужно убить. Это должно было быть самым ужасным. Но, к сожалению, нет.       Самое страшное, что когда-либо слышал Драко за эти пять лет, было то, как его любимая женщина, смотря на него такими родными глазами, назвала его Эдрианом и сказала, что сделает всё ради его блага. Вот тогда выдержка полетела к чертям. Поттер нашёл Малфоя спустя два дня в Ирландии. В том самом замке, где жили эти проклятые дети Морганы. Но замком это было уже трудно назвать. Мужчина оставил от него лишь развалины.       А когда он вернулся, то увидел, как его хрупкая девочка, когда-то именуемая Львицей, забившись в угол их спальни, сидела с кинжалом в руках и пыталась вырезать свои чёрные вены. Мерлин, было столько крови… Он за долю секунды оказался рядом с ней, чтобы прошептать исцеляющее заклинание своего крёстного, но она пыталась отбиться, умоляя не делать этого.       — Не нужно исцелять меня, прошу! — кричала Гермиона и пыталась выбить палочку из рук Малфоя. — Не исцеляй меня. Не нужно! Я так больше не могу! Я не могу, не могу, не могу… — рыдала она на его руках, и вот тогда Драко решил для себя, что будет сильным ради них двоих. Пообещал себе, что вытащит её. Что убережёт.       Он сделал для неё помещение, очень похожее на Выручай-комнату в Хогвартсе, где появлялись любые нужные для неё вещи. Но служила она в дальнейшем лишь для крушения мебели. Чтобы она могла выплеснуть лишнюю энергию и жить несколько дней спокойно. Он приходил к ней и учил медитировать, находить баланс внутри себя и подчинять многовековую магию древних волшебников себе. А иногда был просто бойцовской грушей. Лучше он, чем кто-то ещё. На это ушёл ещё год.       И вот когда они прожили три месяца без единого прецедента или её выхода из себя, Драко сделал ей предложение. Но, чтобы получить «да», пришлось подождать. Ведь она боялась. Очень боялась навредить ему или не оправдать его надежд на счастливое будущее. На что мужчина ответил:       — Ты глупая женщина, Гермиона Грейнджер, если думаешь, что я ещё хоть раз дам уйти тебе из моей жизни.       И вот они уже стояли у небольшой арки в саду Малфой-Мэнора и произносили клятвы друг другу в кругу родных. Обещали быть опорой и поддержкой, любить и защищать. И в здравии. И в болезни. Особенно в болезни.       К сожалению, без последнего так и не обошлось. Ведь спустя пару часов, во время танцев в шатре, что-то вызвало у Гермионы новый приступ. Когда она проснулась от двухдневной комы, то сказала, что услышала его. Что он умолял спасти его. И это разрушило все выстроенные стены в её голове. Разнесло их к чертям. И теперь им с Драко приходится учиться всему снова. Ещё один длинный год. Медитация, тренировки. Контроль.       — Милый, у тебя всё в порядке? — Драко вынырнул из воспоминаний и посмотрел на любимую, которая стояла напротив него и держала в руках стакан с огневиски. В его рубашке и с растрёпанными волосами она была такой чудной, что нельзя было не усмехнуться.       Он взял её за руку, на которой ещё виднелись чёрные витиеватые рисунки, и притянул к себе, утыкаясь носом в её живот. Хотелось верить, что эти последние полгода без единого приступа или выхода из себя будут длинною в целую жизнь. Хотелось верить, что вселенная наконец остановит свои пытки и перестанет подкидывать всё новые испытания на его пути. Перестанет загонять иголки ему под ногти и прекратит истязать его Гермиону.       — Да, девочка моя, всё хорошо. У нас обязательно всё будет хорошо, — он поднял на неё серые глаза и всмотрелся в улыбающееся лицо, когда обещание слетело с губ так легко. Будто что-то подтолкнуло сказать ей это. — Ты ведь всегда будешь рядом?       Гермиона наклонилась, оставила сладкий поцелуй на его губах и, потеревшись носом о его щеку, прошептала на ухо:       — Всегда.       Одно слово. Шесть букв. Но разжигали пожар в душе мужчины, словно на спичку вылился водопад из бензина. Сердце трепетало в груди, а в глазах плескалось счастье. Надежда. За окном, как по волшебству, сквозь тучи начали пробиваться лучи солнца, освещая дальние уголки души мужчины, даруя веру в завтрашний день.       Поднявшись на ноги и закидывая себе на плечо девушку, Драко помчался на улицу, чтобы вновь начать смеяться над Поттером, вновь выводить из себя Уизли, вновь соревноваться с семейством Забини в пикантности пошлых шуток и вновь утопать в искренности и теплоте объятий своей жены.       Но из-за весёлого визга Гермионы, что пронесся по дому, он так и не услышал, как с картины, висящей у него за спиной, раздалось:       — С днём рождения, сын.