Ужасная тайна королевы Серенити

Усаги открыла глаза и зажмурилась. Из-за отдёрнутой занавеси в окно проникали солнечные лучи. Спустя минуту она поняла, что находится в спальне Мако, пребывая при этом в том же неудобном теле, к которому, наверное, никогда не привыкнет… А ведь ненадолго ей удалось стать собой! Почему же она снова парень? Неужели эти ужасные превращения так и будут продолжаться всю её жизнь? Нет. Уж лучше умереть. Невозможно жить в теле юноши, ощущая себя внутри девушкой. Это пытка почище инквизиторской. Горестные мысли прервал запах свежей выпечки, проникший в спальню, и Усаги мгновенно забыла обо всём. Она втянула носом ароматный воздух. В желудке громко заурчало, и невыносимо захотелось есть. Сбросив покрывало, Усаги обнаружила, что по-прежнему одета в брюки и свитер. И всё-таки как она попала к Мако? Спрыгнув с постели, Усаги заторопилась на кухню. Там Мако в кружевном зелёном переднике с прихваткой вовсю хлопотала у плиты. От дверцы духовки исходил тот самый волшебный запах, возбуждающий аппетит. Обернувшись и увидев Усаги, Мако весело улыбнулась, пожелала подруге доброго утра и пообещала в скором времени подать на завтрак яичницу, жареный бекон, кофе и круассаны. — Я… хотела узнать, — неуверенно спросила Усаги, — как я очутилась тут? Лицо Мако стало жёстким. Она яростно отшвырнула прихватку на стол. Но злилась Мако явно не на бессловесный предмет и не на Усаги. — Да потому что все мужики и земные, и инопланетные — бессердечные эгоисты! — воскликнула Макото. — Они замучили тебя, постоянно заставляя превращаться то туда, то обратно! Сами бы попробовали, каково это менять физический облик каждые несколько секунд! Вот я и забрала тебя сюда, чтобы ты могла отдохнуть. От обоих. Увидев ошеломлённое лицо Усаги, Мако вдруг покраснела, словно спелый гранат, выставила обе руки вперёд и торопливо поправила себя: — Я имею в виду, ты сейчас тоже конечно мужчина, но ты не эгоист. И ты вообще для меня не такая, как остальные, потому что ты моя подруга, и я тебя люблю. То есть, люблю как подругу, но не как мужчину, — поняв, что запуталась окончательно в своих пространных рассуждениях, Мако смущённо умолкла, пролепетав беспомощно. — Я глупость сморозила, да? — Давай лучше я помогу накрыть на стол, и мы позавтракаем, — слабо улыбнулась Усаги, уходя от прямого ответа. Мако мигом засуетилась, доставая посуду из навесных шкафчиков и тараторя что-то о том, как здорово угоститься на завтрак свежими круассанами и ароматным кофе со сливками. За завтраком они вспоминали о тех днях, когда учились в средней и старшей школе. Они перебрали самые забавные и радостные моменты прошлого, и настроение обеих значительно улучшилось. Правда, Усаги замечала, что Мако по-прежнему напряжена, и несмотря на непринуждённый смех и шутки, в мыслях её бродит нечто иное. Когда кофе был выпит, а круассаны съедены, в дверь позвонили. Макото ненадолго покинула Усаги, чтобы впустить гостя. Мамору медленно вошёл на кухню и застыл, не дойдя до стола, за которым сидела его жена. Усаги смотрела на него словно на чужого — отстранённо и недоверчиво, и у Мамору сжалось сердце. Он шумно сглотнул и неуверенно спросил: — Ты поедешь со мной? Усаги, недолго поразмыслив, кивнула и поднялась на ноги. Обняла Мако, поблагодарив за заботу и вкусный завтрак, и пообещала, что непременно позвонит, добравшись до дома. В машину они садились молча, но когда автомобиль тронулся с места, Мамору вдруг негромко произнёс: — Прости. Меньше всего на свете я хотел причинить тебе боль, но всё-таки сделал это. Мако правильно поступила, вмешавшись. Мне стоило одну ночь побыть одному и всё обдумать. Я заслуживаю любых обвинений с твоей стороны. Знаешь, Усако, нам нелегко будет наладить отношения после всего случившегося, однако я всё ещё надеюсь, что Сецуна придумает, как исправить… это. «Это! Он говорит о моём превращении, словно о болезни», — Усаги сжала на коленях дрожащие пальцы. — Да, Мамо-тян. Я тоже надеюсь на Сецуну, — через силу выдавила она. — Очень. Больше она не проронила ни слова до самого дома, зябко кутаясь в свитер, хоть в машине было тепло. *** — Я решительно не понимаю происходящего! — Сецуна расхаживала кругами по гостиной Харуки и Мичиру, а обе хозяйки квартиры внимательно наблюдали за ней. — После беседы с девочками я даже не рискнула о чём-то спрашивать Усаги. Очевидно, что она глубоко травмирована, и любые вопросы о случившемся вчера между нею, Мамору и Сейей будут ей неприятны. По моей просьбе принцесса Какю запретила Сейе приближаться к Усаги и касаться её хоть пальцем, пока мы не разберёмся в причинах происходящего. В конце концов эти превращения уже начали отражаться на здоровье нашей принцессы, а это недопустимо! — Ох уж этот Сейя! — Харука в сердцах стукнула кулаком о собственное колено. — Это его выходка, я уверена. Только ему выгодно расставание Усаги с Мамору. И ведь какой удачный жезл соорудил: стоит Оданго прикоснуться к Сейе, и она снова девушка. Стоит коснуться собственного мужа — бац! — и вот она снова парень. — Я бы тоже подозревала Сейю, но мне неясно, каким образом он очутился в номере для новобрачных, минуя камеры, расставленные в коридоре отеля? — Сецуна вздохнула и развела руками. — Очень просто! — Харука не сомневалась в собственной правоте. — Телепортировался внутрь номера прямо с Кинмоку. — Это невозможно, — справедливости ради заметила Мичиру. — Для такого потребовалась бы звёздная телепортация. Они все четверо должны были туда попасть. Одновременно! — Ну, значит Какю, Тайки и Ятен тоже замешаны в этой истории и лишь притворяются невинными, — отрезала Харука. — Но чтобы телепортироваться в отель, они должны были точно знать, когда и где будут ночевать молодожёны после свадьбы. Да и вообще им необходимо было выяснить точное время бракосочетания, — продолжала возражать Мичиру. — Находясь на другом краю Галактики, как они узнали такое? — Сейя заставил кого-то следить за Усаги, — Харука не сдавалась. Она упорно продвигала свою версию виновности Сейи. — Если Тайки отдал один передатчик Ами, то почему Сейя не мог отдать второй передатчик кому-то из своих фанатов и пообещать, что однажды непременно вернётся, если ему будут докладывать последние новости об Усаги? И ему послушно эти новости докладывали, и он вернулся. — Нет, — нахмуренная Сецуна снова начала мерить шагами гостиную Харуки. — Не клеится ничего с этой версией, Уран. Я вижу много фактов, но они не связываются один с другим, — Плутон соединила пальцы рук и снова разняла их. — Хуже того, будучи Воином Времени, своим внутренним зрением я вижу странные чужеродные узлы, спирали и нити в пространственно-временных связях. Они возникли в ту самую ночь, когда Усаги впервые превратилась, их становится всё больше, и это меня беспокоит. Что именно произошло, мне неизвестно, но это похоже… — она замолчала. — На что? — не выдержали Мичиру и Харука. — Как если бы кто-то позаимствовал Ключ Времени и с его помощью что-то изменил одновременно в прошлом, настоящем и будущем Земли. Но это невозможно. Я точно знаю, что никогда и никому не доверяла Ключ Времени. И украсть его бы не смогли даже враги… Да никто, кроме меня, не умеет пользоваться этим прибором! По меньшей мере, нужно иметь силу сейлорвоина и королевскую кровь, чтобы управлять им. Тем не менее эти лишние связи в пространстве Земли, которых быть не должно, появились одновременно с первым превращением Усаги в юношу. — Кто же наш враг? — зло прищурилась Харука, поднимаясь с места и всем своим видом выражая готовность броситься в борьбу. — Где он? — Не знаю. Но я буду искать! — ответила Сецуна. *** Сейя понимал, что если уж они прибыли на Землю, то сидеть взаперти, надеясь, что прошлая слава накормит, как минимум глупо. Надо начинать возрождать группу, а для этого — записывать альбом. Но у него не было ни сил, ни вдохновения. К счастью, Тайки и Ятен заблаговременно подумали о такой вероятности. Они захватили с собой песни, которые Воин писала на Кинмоку, страдая от неразделённой любви, и, пока Сейя пребывал в печальной задумчивости, отнесли богатый запас бывшему менеджеру. Та немедленно вспомнила бывших подопечных. Поначалу, конечно, засомневалась, что распавшуюся четыре года назад группу можно заново представить слушателям, но, просмотрев вместе с Тайки и Ятеном будущие хиты, загорелась идеей и начала на ходу придумывать имидж повзрослевшим поп-исполнителям. Сейя не проявлял ни малейшего интереса к происходящему. Он почти не ел и не пил с прошлого дня, а напряжённо думал. В отличие от Харуки, тоже искренне желающей найти врага Усаги, у Сейи было преимущество: он точно знал, что не виноват. Он не телепортировался в номер отеля, не подкладывал жезл и не делал всех прочих гадостей, в которых теперь его подозревали сейлоры Земли. Однако перебирая возможных врагов Оданго, он не мог взять в толк, кто бы мог подстроить такое? Спустя несколько часов напряжённых размышлений, Сейя начал приходить к совершенно невозможному выводу: никто из врагов и не был способен завязать в один жезл одновременно его собственную энергию, а также энергию Мамору и Усаги. По всему выходило, что создателя жезла, скорее всего, надо искать среди друзей. Но для чего кому-то из иннеров, например, разрушать отношения принца и принцессы, перед которыми они буквально благоговеют? Сейя ощущал, как мозг закипает, готовясь взорваться. Восторги Тайки и Ятена, собравшихся возрождать группу, до него доносились, будто издалека. — Сецуна Мейо звонила. Она просит тебя держаться подальше от Усаги, — прорезался сквозь посторонние шумы голос Оливии. — А мне поручила внимательно проследить за тем, чтобы так оно и было! Сейя мигом очнулся от размышлений и подскочил на месте, будто ужаленный. — Это почему же я должен держаться подальше?! — вспыхнул он. — Твоё присутствие оказывает на принцессу Земли опасное воздействие, — на устах Оливии порхала лукавая полуулыбка. — Сам знаешь. — Сецуна так сказала? — голос Сейи прозвучал холодно. — Именно. — Я буду встречаться с Оданго, когда захочу! Или когда она захочет! Никто нам не помешает! — запальчиво произнёс Сейя. — Ну, знаешь… Я обещала передать слова Сейлор Плутон тебе, и я их передала. Но, конечно, я не могу следить за тобой двадцать четыре часа в сутки. Мы оба взрослые, кроме того, у меня будут теперь на этой планете и свои дела, — и Оливия величественно уплыла к себе в комнату. *** Всё шло из рук вон плохо. Мамору осознавал это. Было время, когда он прятался от откровенных бесед, потому что не знал, как общаться с парнем, которого воспринимал как чужого человека, но отнюдь не как жену. Разум ему говорил одно, глаза другое, а сердце молчало. Он хотел воспринимать Усаги как прежде, но не мог заставить себя это сделать. Он корил себя за трусость и чёрствость, но ему было страшно сознаться, что внезапно она стала для него чужой и пугающей. Такое признание обидело бы её, ранив до глубины души, и Мамору это понимал, поэтому долгое время предпочитал избегать общения. Теперь всё поменялось. Он хотел поговорить и рассказать о своих чувствах, но Усаги избегала бесед, бросив лишь лаконичную фразу о том, что в душе её отныне пусто. «Там ничего нет, выгоревшая пустыня, прости». Вот и всё, что услышал Мамору, и с этим признанием ему предстояло жить… Да, он заслужил такое, и всё же стало невыносимо горько. Пропасть между ними росла, становясь непреодолимой. Из самых родных людей они превращались в посторонних. Мамору не мог понять, откуда растут корни этого отчуждения, но изменения в их отношениях разрастались, словно опухоль или паутина, будто нечто незримое, но жуткое, чему невозможно подобрать названия, разделяло их… Сейя появился на следующий день после их тяжёлой беседы. Открыв дверь и обнаружив смазливого красавчика на пороге, Мамору вспылил и начал спрашивать, зачем бывший и будущий поп-певец притащился в дом к простым смертным, когда его не звали. Услышав разъярённый голос Мамору, Усаги быстро спустилась по лестнице и отчуждённым тоном попросила мужа не вмешиваться. К ней в гости пришёл друг, и прогнать его она не позволит! А затем она торопливо собралась и ушла на прогулку с этим парнем, не сочтя нужным даже уточнить, когда вернётся. Мамору сел на диван в гостиной и полчаса сидел, раскачиваясь взад-вперёд и стискивая голову руками. Очень хотелось выпить, но он мужественно боролся с неприглядным желанием. Усаги вернулась через три часа. В красивом вечернем платье, судя по всему, купленным только что, и самое главное, — в своём настоящем теле. Увидеть её снова такой прекрасной, с распущенными золотыми локонами, струящимися до колен, было неожиданно и волнительно. Мамору даже забыл о ревности. Его охватило неудержимое желание… Он шагнул к жене, но тут же отшатнулся, словно его ошпарили кипятком. Усаги смотрела испуганно и загнанно, как прежде могла бы смотреть лишь на демонов, нападающих из-за угла. — Нет! — вскрикнула она, вжимаясь в стену и защищаясь скрещёнными на груди руками. — Я не хочу! Нет, Мамо-тян! Мне так хорошо сейчас в моём теле! Я не хочу снова становиться парнем, поэтому не прикасайся, прошу! Он не посмел дотронуться. А она убежала на второй этаж и заперлась в спальне. Сунув в карман ключи от машины, Мамору решительно вышел из дома, хлопнув дверью, и отправился в бар с единственным намерением — напиться. *** Сецуна стояла в полной темноте возле Врат Времени, прикрыв глаза и сжав свой жезл. Она напряжённо разглядывала внутренним взором набухающий подобно нездоровой опухоли узел в пространстве. Этого не должно было быть, но он появился. Первый узел, некое центральное звено. Именно от него плелась вся сеть-паутина, исчертившая правильные исходы прошлых и будущих событий. Красная паутина с нарушенными причинно-следственными связями приближалась, словно накладываясь поверх золотых нитей пространства-времени. Известная ей схема событий, привычная, гармоничная, красивая была под угрозой, ведь сверху над ней кем-то плелась другая — чужая, незнакомая, кривая, изломанная. Кто плёл новую сеть событий, кто завязывал красные узлы среди золотых, Сецуна не могла сказать. Образ врага ускользал. Плутон злилась на себя и волновалась, но ничего не способна была поделать. Узлы плелись прямо сейчас, на её глазах, их становилось больше… Неужели другой Воин Времени вмешивается? Нет. Она единственная. Кроме неё никто не может манипулировать структурой времени! «Кто тогда?» — она даже не задала этот вопрос. Она будто вырвала часть своей силы, бросив её в пространство, желая получить ответ у вечности. И вдруг золотые узлы перемешались с красными, да так, что распутать эту непонятную для неё страшную вязь правильного и неправильного стало невозможно. А в центре паутины багровел опухолью самый главный, центральный узел-событие… «Покажись, какой ты! Что ты из себя представляешь?» — сила Воина Времени влетела в кровавую точку, набухшую так, словно та уже готовилась лопнуть. И Сецуна увидела. И она ужаснулась. *** Мамору понял, что сакэ подействовало должным образом, когда голова вдруг отяжелела, потянув тело за собой. Он мягко прилёг на стойку бара, и последним, что услышал, было: — Господин, господин! Вставайте! Эх… Зачем же столько пить? Сознание погасло. Дальше Мамору уже не видел и не слышал ничего. Он не видел, как молоденький неопытный бармен отчаянно бегал вокруг, причитая и пытаясь пробудить его от сна, ни того, как в помещение вдруг вошла красивая кареглазая женщина с длинными тёмными волосами, в облегающем тёмно-зелёном платье и в туфлях на высоком каблуке. Как приблизившись к стойке бара, она одним-единственным взглядом усмирила испуганного бармена и, указав кивком на Мамору, спокойно сказала: — Всё в порядке. Машина стоит снаружи. Я заберу мужа домой, только помогите довести его до машины. Обрадованный бармен часто-часто закивал. Да, конечно, он заметил, что у такой уверенной с виду женщины почему-то дрожат губы и пальцы, и на миг у служащего бара мелькнула мысль: женщина вовсе не та, за кого себя выдаёт. Но какое ему дело? Пусть забирает этого пьяницу и поскорее, а когда несчастный утром продерёт глаза, пусть сам разбирается, жена перед ним или не жена. В конце концов эта дама ему явно не чужая, раз заботится о нём, а дело бармена — сплавить проблемного клиента подальше, чтобы не получить нагоняй от хозяина. Да и полы мыть не больно охота, если сейчас этого спящего, будь он неладен, стошнит. Так что пусть уезжает. И лучше бы вовсе никогда не возвращался! Сгрузив клиента на заднее сиденье, бармен мысленно пожелал красивой брюнетке удачи и через несколько минут уже забыл о неприятном инциденте.