Вино и комната

Что ж. Пожалуй, прибыть в Безночный Город на срочное собрание было большой ошибкой. Потому что никаким собранием это не оказалось, и Вэнь Жохань побеспокоил главу клана исключительно ради веселья. Стоило сказать, что это выводило из себя, но особенно сильно злиться Цзян Фэнмянь не умел. Вернее, умел — внутри себя. Он предпочитал не уступать место гневу, поэтому решил мыслить благоразумно и просто показать недовольство. Но не такой реакции хотел Вэнь Жохань. Впрочем, ему и без этого весело. — Составите ли Вы мне компанию, глава Цзян, и выпьете со мной вина? — лукаво спрашивает глава Вэнь, вздернув бровь. Будто у собеседника есть выбор отказаться. — Конечно, глава Вэнь, — немного улыбается Цзян Фэнмянь, предчувствуя проблемы. Он идёт за мужчиной в отдельный зал, бесцеремонно покидая своих слуг, что пришли с ним. Впрочем, те уже должны отправиться спать. Завтра на рассвете выдвигаться в Юньмэн. Потому что не стоило задерживаться здесь, иначе могли быть слухи и проблемы. Этот зал оказывается меньше, чем тот, в котором принимают гостей. Но он не менее хорошо обставлен. Чувствуется власть и гордость в каждом изгибе доски, в каждом узоре кувшинов. Здесь всего несколько столов. За один из них, тот, что ближе к окну, усаживаются господа. Вид отсюда прекрасен: множество маленьких огоньков, которыми были окна ещё не спящих домов, словно светлячки, расползлись по всей долине. Они будто манят к себе, забирают все тревоги. Тело Цзян Фэнмяня расслабляется как-то рефлекторно, а прохладный ветер приятно щекочит лицо, неся за собой прохладу ночи. Воздух здесь не такой, как в Юньмэне. Главы двух кланов садятся друг напротив друга. Слуги робко и тихо приносят вино, а к нему вкусные и весьма дорогие орехи. Прекрасное сочетание, если вино подобрано правильно. А оно подобрано правильно — Вэнь Жохань не стал бы пить что-то, что не сочетается с едой и будет портить весь вкус — уверен Цзян Фэнмянь. Он ждёт, пока глава Вэнь нальет в его чарку вина. — Я думаю, эту чарку вина мы выпьем за столь тихую ночь, — усмехнулся Вэнь Жохань. — Трудно не согласиться, — лестно отвечает Цзян Фэнмянь и начинает пить вино. Неплохо! Оно и вправду хорошее не только по виду и запаху, но и по вкусу. Приятные нотки какого-то цветка мягко оседают на языке, оставляя приятное послевкусие. В голове сразу представляется поле посреди леса, что окутано цветами, такими яркими и разными, но одинаково очаровательными. Определенно, вино было одним из лучших, что пил глава Цзян, — это признать нестыдно. Вэнь Жохань знает, что вино вкусное. Потому что слугам дорога жизнь, а значит они всегда подадут все самое лучшее для своего главы. Он знает, какой страх наводит на всех, он знает, как сильно люди его не любят, но против воли уважают. Строгость и дисциплина — вот основа хорошего главы клана и сильного войска. Мужчины почти не разговаривают. Перекидываются парой слов, но в основном пьют и любуются красотой ночного пейзажа, что так манил в свои сети. За созерцанием ночного неба и долины незаметно опустошаются один кувшин за другим. Пока во время очередной краткой беседы Цзян Фэнмянь ненароком не засматривается на чужое изящное запястье. По-мужски тонкое, с голубоватой линией почти посередине тыльной стороны ладони. А ещё на этой ладони было много мелких шрамов, оставленных от меча ещё в детстве. Они были у многих, это нормально. Тонкие пальцы обхватывали нефритовую чарку аккуратно, не сжимая сильно. Острые ногти выглядели достойно, гордо, властно. Вэнь Жохань, кажется, с заботой подходил к своим рукам. Особенно к длинным ногтям. Поймав этот смазанный взгляд на своей руке, глава ухмыляется, ехидно и с каким-то нехорошим блеском в глазах. И как только он поднимает чарку к губам, Цзян Фэнмянь смотрит в окно. Крайне забавно. Он выглядит как мальчишка, которого поймали за воровством редиски. Вроде бы и смешно, но с другой стороны мило. Потому что нечасто встретишь такого главу Цзян. Вообще не встретишь, если честно, потому что он особо не любит появляться на людях. Этим обычно занимается его жена, сильная и властная, умеющая ставить всех на место. Красивая, но опасная женщина. Вэнь Жохань ещё какое-то время молчит, а потом осознает, что уже минуты две думает о том, как красиво могли бы царапать эту чуть загорелую кожу его ногти. Возможно, до крови. Интересно, возмутился бы Цзян Фэнмянь? Ох, конечно, возмутился бы. Очаровательно нахмурил свои брови, потребовал ровным тоном отпустить, пока сам стальной хваткой вцепился бы в чужую руку. Прекрасная картина возникает перед глазами так ярко, что Вэнь Жохань на секунду плывет. Он облизывает пересохшие губы, и лёгкая нервозность не ускользает от проницательного взгляда. От Цзян Фэнмяня ничто не ускользает. Никогда. — Что-то вас тревожит, глава Вэнь? — спрашивает он. — Скорее волнует, — хитро отвечает тот. — И в чем же разница? — О. Она огромна, — Вэнь Жохань ухмыляется, да так грязно, что все понятно. Но Цзян Фэнмянь не был бы собой, ежели не стал бы играть в наивного мальчика до конца. Ну, либо он правда настолько глуп. — Может, Вы расскажете, в чем эта разница? Как бы то ни было, это цепляет Вэнь Жоханя, и он не в силах противостоять порыву протянуть руку и подцепить подушечками трёх пальцев подбородок Цзян Фэнмяня, чуть задевая его ногтями. Тот поднимает свой взгляд и смотрит в самую душу, которая, казалось бы, давно прогнила. Но в ней что-то загорается от чужого любопытства, да так ярко и пышно! Прекрасное чувство. — К чему слова? Я покажу Вам, глава Цзян, — ухмыляется Вэнь Жохань. Все происходит буквально за секунду: свободная рука высвобождает чарку Цзян Фэнмяня из его пальцев и ставит на стол, а пальцы на подбородке вдруг незаметно и слишком быстро оказываются на затылке, путаясь в темных волосах. Эта же рука тянет Цзян Фэнмяня на себя, и тот, обескураженный этими действиями, невольно слушается. Губы сталкиваются в порывистом, властном поцелуе. Он немного грубый, но от этого не менее... Будоражащий? Цзян Фэнмянь не знает, как ему реагировать. Вернее, знает, но вспоминает не сразу, потому что абсолютно шокирован тем, как бесстыдно чужие мягкие губы касаются его губ. Глава Цзян потянулся руками к мечу, чтобы перерезать бесстыднику глотку, ибо что он себе позволяет?! Но вдруг затылок пронзает боль, Вэнь Жохань легконько царапнул кожу ногтями, заставляя остановиться. Боль неожиданно принесла за собой не только неприятные ощущения, но и какую-то дрожь. От этого Цзян Фэнмянь открыл рот, чтобы вздохнуть, и этим немедленно воспользовались. Горячий, словно огонь в руках клана, язык Вэнь Жоханя сплелся с чужим, захватывая в свой плен, заставляя повиноваться. И Цзян Фэнмянь, понимая, что сопротивляться смысла нет, повинуется. Повинуется и расслабляется, позволяя себе получить хоть какое-то удовольствие от происходящего. И вскоре это удовольствие действительно приходит, заставляет и требует быть ближе. Вэнь Жохань чувствует это, поэтому отрывается от чужих губ и улыбается, гордо и победоносно. — Вот это, — мужчина убирает руку с чужого затылка и тыкает указательным пальцем в трепещущее сердце главы Цзян, — волнение. А тревожность — это страх. Понятно? — Весьма, — смутившись, ответил глава Цзян, а затем встал на ноги. — Что ж, уже поздно. Нам завтра рано выдвигаться. Доброй ночи, — он кланяется, а потом торопливо идёт к двери. — Какой позор, глава Цзян. Вы сбегаете, даже не зная, где Ваши покои. Так сильно меня не уважаете? — чуть смеётся Вэнь Жохань, вставая и медленно идя следом. Цзян Фэнмянь останавливается у дверей, а затем оборачивается. На его лице недовольство, смешанное с лёгкой злостью. — Неужели? Не Вы ли, глава Вэнь, сейчас проявили неуважение, бесстыдно относясь ко мне? — спросил мужчина. — А комнату мне покажут слуги. — Не покажут без моего приказа. А ещё я никогда не говорил, что уважаю Вас. Да и разве Вам не понравилось? Тонкий, почти незаметный слой румянца накрывает чужие щеки, и это незаметно под тенью ночи. Вэнь Жохань подходит ближе и улыбается, открывая двери. Он жестом просит Цзян Фэнмяня выйти, и тот послушно выходит. В коридорах тихо, будто все вымерли. — Идём же. Я провожу Вас, — говорит вкрадчиво глава Вэнь и идёт дальше. Глава Цзян не имеет права отказываться, поэтому всё-таки послушно шагает за хозяином клана. Дорога выходит молчаливой и спокойной, пусть и немного долгой. За все время на пути не встретился ни один человек, что было странно. Они там по углам прячутся, что ли? Или тоже ушли спать? Но вот, они достигают покоев главы Цзян, и Вэнь Жохань открывает их, по-хозяйски заходя внутрь. Здесь приятно пахло благовониями, мягкий теплый свет от свечей неровно ложился на стены, подрагивач от любого колебания воздуха. — Добро пожаловать в мои покои, — хитро сообщает Вэнь Жохань, и Цзян Фэнмянь широко раскрывает глаза. — Я очень рад Вашим покоям, но что это за цирк, глава Вэнь? — спрашивает он, пытаясь обуздать нахлынувшие чувства. Это были страх, паника и... Предвкушение. Он уверен, что сейчас его утащат в кровать и вряд ли ради безобидного сна. Представлять это постыдно, но Цзян Фэнмянь ничего не способен поделать, вино всё-таки оказывает влияние на мозг. Его вдруг ловят чужие руки и притягивают к чужому телу. Цзян Фэнмянь сам не успевает понять, что происходит, как вдруг его губы снова оказываются в плену более напористых губ. На этот раз противиться не хочется, ведь, попробовав подобное удовольствие один раз, не хочется от него отказываться более. Посреди большой дорого обустроенной комнаты разгорается ещё одно пламя, которое сожжёт только двоих людей, создателей его. Руки обоих мужчин неторопливо исследуют тела, пока ещё накрытых слоями одежды. Но скоро, когда жар в груди заполняет все тело и противиться ему становится слишком тяжело, верхнее, а сам и нижнее ханьфу падают на пол. Мужчины ложатся в кровать, они целуют друг друга, а затем отстраняются. — Какой грязный вид, глава Цзян, — не удержавшись, ухмыляется Вэнь Жохань. — Так берите ответственность, — хитро отвечает Цзян Фэнмянь, улыбаясь в ответ. О, глава Вэнь готов брать эту ответственность. Днями и ночами готов брать, да кто ему позволит? Хотя, если наглым образом украсть Цзян Фэнмяня... О, нет, тогда это обернется проблемой. Что ж, придется ограничиться только этой ночью. Какая жалость. Вэнь Жохань ведёт ладонями по телу под собой, иногда царапая его. Взору открывается то, как глава Цзян выгибается навстречу этим касаниям, как громко вздыхает. Не любит быть шумным? Что ж, крайне досадно. Но ладно, пусть так. Вэнь Жохань долго изучает чужое тело, исцарпав его нарочно, где-то до маленьких капелек крови. Цзян Фэнмянь не против, по крайней мере не требует остановиться и не хватается за меч. Единственное, что остаётся без внимания Вэнь Жоханя — возбужденное естество, и это вызывает череду недовольных вздохов. А ещё Цзян Фэнмянь приходит в недоумение, когда ему в руки суют баночку с маслом. — Или предпочтешь, чтобы я там расцарапал тебя всего? Неужели ты такой мазохист? — спросил Вэнь Жохань со смешком. Щеки Цзян Фэнмяня накрывает яркий румянец, он определенно смущён и ненавидит Вэнь Жоханя за его грязный рот. Заткнуть бы его чем-нибудь! Но спорить всё-таки бессмысленно: он действительно не сможет хорошо подготовить его. Поэтому Цзян Фэнмянь с гордым видом выливает на пальцы приятно пахнущее масло, а затем начинает подготавливать себя неторпливо, будто мстя за всё, что натворил за этот вечер Вэнь Жохань. И поделом ему! А тот, кажется, совсем не против. Он смотрит на это действие жадно, с удовольствием. Будто возбуждение не накрывает с головой. Будто оно не делает больно. Будто желание не сносит крышу. Будто они сейчас не к соитию готовятся, а к ужину. Вэнь Жохань терпеливо ждёт, а потом, когда считает, что растяжки достаточно, он убирает чужую руку и чуть смеётся, когда слышит недовольный вздох. Жадный какой. Вот потеха. — Без меня ты не справишься, — раздается над ухом шепот главы Вэнь, и Цзян Фэнмянь тихо-тихо стонет. Прекрасный звук. Вэнь Жохань обильно поливает маслом, чтобы было достаточно влажно, свой член, а затем нависает сверху, снимая с волос все заколки. Прекрасный вид на бледное тело, абсолютно нагое. Цзян Фэнмянь неловко его оглядывает и вдруг чувствует желание покрыть эти ключицы болезненными пятнами. Чтобы теперь он чувствовал лёгкую возбуждающую боль. Но любые мысли выбивает к чертям, когда Вэнь Жохань подаётся вперёд и мягко входит. Это немного больно, но не прям до того, чтобы просить остановиться. На удивление глава Вэнь сейчас... Заботлив. Он не резок, входит плавно, давая привыкнуть. Он терпеливо ждёт, пока Цзян Фэнмянь расслабится. Что ж, видимо он не такой уж и подлец. С чужих губ срываются тяжёлые вздохи, иногда, когда особенно хорошо, — стоны. Тихие, но абсолютно прекрасные. От них по спине бегут мурашки. Движения поначалу медленные и аккуратные, будто Вэнь Жохань разминался. А затем он вдруг как с цепи сорвался и с садистским наслаждением начал вбиваться в чужое тело. В какой-то момент поза сменилась на коленно-локтевую позицию. И сейчас удовольствия от каждого толчка было куда больше. Вэнь Жохань не позволял Цзян Фэнмяню себя касаться, он жадно припал губами к плечам, покусывая их до красных отметин. Одна из рук легла на шею, чуть сжимая горло, чтобы лишить воздуха. Стоны стали громче, вздохи чаще. Вэнь Жохань оказался садистом, и это прекрасно кружило голову. Цзян Фэнмянь знал, что долго не продержится. Потому что на него обрушилось слишком много: резкие толчки, точно задевающие точку наслаждения, болезненные укусы на плечах. Мужчина не знал, что оказался чертовым мазохистом. Плохо ли это? Ну, самому ему так не казалось. Финальной точкой оказались более грубые толчки и сжавшая его горло горячая ладонь. Удовольствие скрутило слишком неожиданно, и один из самых громких стонов заполнил комнату. Этот же стон и довел до разрядки Вэнь Жоханя. Заклинатели ещё какое-то время приходили в себя. А потом глава Вэнь сунул в руки расслабленного Цзян Фэнмяня талисман со словами: — В бочке уже есть вода. Иди мыться, а то я тебя запачкал, — в голосе проскакивает усмешка. И, как ни в чем не бывало, оделся, отправляясь в другие пустые покои. Просто иначе он не выпустит отсюда главу клана Юньмэн Цзян.