Фламинго с комплексом нужности

Уилл сжимает голову руками, пропуская пальцы между прядями волос. Боль накатывает волнами, зародившись незаметно и быстро окутав сознание. Он давит сильнее, и это лишь ухудшает ситуацию. Гул, как от сломанного кондиционера автобуса, подавляет мысли, все голоса меркнут, и остаются только эхо и угасающее понимание. Лампа над ним раскаляется, и невозможно яркий, болезненный даже для закрытых глаз свет поглощает все вокруг, сужаясь и подбираясь к нему. Он пытается взглянуть на это. На то, как свет затягивает его. Уилл вздрагивает, когда тот становится слишком близким. Секунда на затмение и вакуумную тишину. Он резко закрывает глаза и выдыхает. Уилл чувствует, что улыбается, чувствует волнение в заходящемся сердце и потных ладонях. Он это не он. Глаза распахиваются, и он видит чуть желтоватый частный дом, который, если бы не солнце, был точно белый. Уилл никогда не стоял напротив такой же белой хлипкой двери с зашторенным окошком, ожидая, пока появится широко улыбающийся мужчина. А за ним тонкая женщина. Он пришел ради нее. Она жмется и натянуто улыбается, пока мужчина ненавязчиво пытается скрыть ее от чужого взора. Для такой жары женщина слишком закрыто одета. Она, вопреки недовольному сопению мужа, скользит вперед и крепко обнимает Уилла, мягко приветствуя, но, будто ошпаренная, резко возвращается к мужу. Женщина снова стоит чуть позади него. В доме все расставлено так уютно, но ощущение неловкости и тяжелого холода внутри все никак не покинет его. Он не может слышать, что они так весело обсуждают, но он всегда отвечает. Ее муж смеется, пока женщина лишь кивает и скромно улыбается. Уилл на миг отвлекается, а в руках ее мужа уже зажата банка пива. Бессознательно смотря на нее, он понимает, что не пьет. — Пойдем потанцуем, — Ник весело плюхается на стул рядом с Уиллом. Он резко открывает глаза и потерянно смотрит на Ника, что легонько тычет его руку своим локтем. Уилл промаргивается, хмурится и всматривается в его широкую улыбку, затем резко переставая и вовсе цепляясь за полки с алкоголем впереди. Уилл, который может поклясться, что секунду назад, пока он окидывал взглядом извечно довольное лицо, стакана, полного янтаря, не было, совсем не рад появлению Ника. Но все же он здесь, и Уилл может с этим лишь смириться. Стакан слишком завораживающе переливается алыми и рыжими с золотой проседью волнами под теплым светом ламп над барной стойкой. Настолько слишком, что ему на секунду самому хочется стать призраком. Не первый раз. В отражении стакана даже так правдоподобно мелькают контрастные тени людей. Уилл спешит от них отвернуться. На вязаном узоре рукава, там, где Ник касался его, точно также естественно растекается мокрое пятно, через рубашку под ним касаясь кожи. Уилл пусто смотрит на темнеющую все больше коричневую ткань, но вскоре теряет интерес и к этому. В баре оказалось совершенно скучно. Он косо поглядывает на проходящих людей и на пустые сиденья рядом с ним. Могила Ника там, где сошла лавина, и поэтому его синяя куртка — застывшие изломы с узором из тонкой корки льда на воротнике и краях рукавов. На пуговицах рубашки под ней даже можно увидеть переливающийся иней. — Было бы весело, — пожимает плечами. Ненавязчивая музыка и галдеж людей за спиной совсем не мешают слышать его. Люди из темноты разговаривают громко и весело, но обволакивающая мелодия из колонок в углу над дверью с надписью «Только для персонала» глушит их. Все это сливается в раздражающий беспорядок, но Уилл может только терпеть и вслушиваться в слова Ника. Тонкие пальцы Ника обвивают искрящийся стакан, который тут же покрывается ледяными цветами. В следующую секунду их уже нет, точно так же, как и при их первой встрече пропали синие разводы на его коже. Сдержанные глотки, словно Ник пытается не дать себе опрокинуть все за раз, будто он может выпить бесконечный алкоголь в нереальном стакане. Уилл долго на это смотрит. — Было бы очень странно, — рядом с ним для других никого нет, он разговаривает со своим стаканом, который не переливается так красиво. Виски в руке Ника дрожит, норовя дойти в следующей волне до края и пролиться на бледную кожу. Он смеется заливисто и пьяно. Уилл на это кривит губы, закатив глаза. Сжимает тонкий стакан, и его пальцы естественно белеют, точно так же, как кожа Ника после смерти. Медового цвета алкоголь блестит в мягком свете, прежде чем скрыться в глубокой синей тени. Уилл делает мелкий глоток, не решаясь выпить все до конца. — Не плевать ли? — Ник отражает скептицизм Уилла раньше, чем тот его произнес, и это вызывает холодную дрожь по спине. — Как ты себе это представляешь? — Уилл спрашивает, хотя уже можно было этого и не делать, однако так он может посмотреть на Ника, но украдкой, ведь рядом с ним все еще пустота. — Точно так же, как ты сейчас разговариваешь со мной. Алкоголь обжигает губы, горечью оседает на языке и согревает горло. Уилл хмыкает, опуская голову и больше горбясь. Тепло устремляется вниз, растекаясь по телу, пока дрожь не заставляет чуть дернуть плечами. Ник смотрит на Уилла, пока тот делает вид, что узоры дерева под ровным слоем смолы на стойке имеют глубокий смысл. Рядом проходит человек, наваливаясь на стул и весело гогоча с барменом. — Завязывай с этим, — Ник затихает и, только когда Уилл поднимает на него равнодушный взгляд, продолжает: — Если уж видишь призраков, то пользуйся своей способностью. — Гениально, — закатив глаза, Уилл усмехается и делает последний глоток. В нем он прячет еще один смешок. — А то, — так Ник прокручивается на стуле ко всему бару лицом. Уилл косо щурится на то, как он цепляется взглядом к сидящим людям за столиками на мягких кожаных диванчиках и спокойно мелькающей между ними официантке. Бар совсем крошечный и проходной, для людей, что держат путь в город, лишь по случайности заехавших в этот пустой пригород. Старенький естественный бар, в котором, подобно ручному пиву, все натуральное и даже в какой-то степени родное. Ник мягко улыбается и с интересом следит за ними, скрытыми в тусклых отблесках переливающейся светодиодной ленты, обрамляющей шов потолка и стены. Она тем не менее так хорошо вплетается в антикварный вид бара. Все это, как думает Уилл, позволяет Нику еще раз ощутить себя видимым всеми. Уилл часто думает неправильно. Он предпочитает притворяться, что те люди растворились в тени за его спиной. Он жмется к стойке, на которую проливается ослепляющий свет. Уилл надеется, что тот окажется достаточно ярким, чтобы Ник стал настолько прозрачен, как призраки во всех сказках, что и вовсе бы исчез. Однако эта надежда — неправда, но Уиллу стыдно сказать даже про себя, что ему нравится в его одиночных путешествиях компания Ника. — Ты долго еще будешь ко мне липнуть? — Уилл смотрит на его профиль не дольше пары секунд, потому что он знает, что за непрозрачным телом Ника стоит реальный человек. Он задает этот вопрос сотый раз. Юбилей, который надо точно отпраздновать, именно поэтому он делает короткий взмах кистью, и вот уже алкоголь вновь ударяется о стенки и волнуется, оставляя затем лишь тихую гладь, неразборчивый силуэт потолка и яркий огонек лампы. Теперь виски блестит в стакане. В незамеченный момент это превратилось в его маленькую игру. Каждый раз задавать этот вопрос по-разному, другими словами и интонацией, но оставлять идею всегда ложью. — До тех пор, пока тебе это нравится, — на грани слышимости у самого уха, опаляя ледяным и абсолютно мертвым дыханием. На два слоя одежды Уилла ложится абсолютно живая рука со своими тяжестью и теплом, похлопывая по предплечью. Он вздрагивает, но не позволяет выразить это четче, чем прикрыть на секунду глаза. Лишь когда пальцы сжимают запястье, Уилл дергается от пронзившего сустав холода. Он выдергивает руку, и это вызывает новую волну напряженных взглядов, впивающихся в него. Они же растворились, а значит, их быть не должно. Однако Уилл всем своим нутром, смотря расфокусированным взглядом сквозь отражение черных фигур на столе, чувствует испепеляющее осуждение в каждом из них. Он ощущает себя загнанным, но предпочитает стирать каждого с очередным новым вдохом, пока весь бар вновь не опустеет. Загнанное сердце заседает в горле, стягивая легкие. Уилл хочет что-то ответить. Он захлебывается своим даже не придуманным ответом. Ник недолго смотрит на него, но, найдя в его лице лишь растерянность и злость, закручивающуюся ураганом в потемневших глазах, спрыгивает со стула. Уилл надеется, что то, как тот покачнулся и скрипнул, видел и слышал не только он. Отчетливее он слышит тихие шаги по полу, на который от Ника даже падает такая правдоподобная тень. Уилл лишь через минуту смог оторвать взгляд и проводить им Ника, игнорируя вновь поднявшийся страх увидеть нервозность на лицах людей. Ник скрывается в глубине бара, плавно огибая столы, будто ему это надо делать. — Нашелся тут экстрасенс, — Уилл буркает себе под нос придуманный ответ, но он уже никому не нужен. Он отворачивается, опрокидывая в себя весь виски в полном стакане. Это теперь единственное доступное ему занятие. Если же доходить до совершенной странности и нелепости, то можно вывернуть карманы и найти в пыли и фантиках от мятных конфет коробок промокших спичек. Их можно вытряхнуть и начать собирать из них башню. Уилл вовремя отмахивается от своей глупой идеи, когда пальцы уже нащупывают тот самый коробок в растянутом временем кармане. Он сначала не знает, куда деть руку, отчего неловко чешет затылок и в итоге находит ей применение. Уилл подзывает ею бармена. — Можно узнать, Вы кого-то ждете? — тот мягко подходит и впервые тихо с ним заговаривает. Для Уилла этот бармен, как и многие другие — немой призрак, что появлялся, только когда он нужен. Кто же знал, что призраки на самом деле не такие. Свое легкое удивление вперемешку с внутренним отчаянным смешком он скрывает за вежливой улыбкой и под стать атмосфере, обвившей его по пришествию бармена, мягко кивает головой. — Нет, не жду, — вздыхает Уилл, и размытое лицо бармена делается скептичным, — все уже здесь, — и отчего-то грустным. Бармен учтиво вздыхает. Уилл старается стереть из памяти интонацию, что пропитала все существо бармена, на которого Уилл теперь вовсе не смотрит. Он наблюдает, как самые обычные руки откручивают крышку угловатой бутылки, как наклоняют ее над забранным стаканом. Пока маленький водоворот закручивается в нем, Уилл спиной ощущает кольнувший его холод, и это несомненно была улыбка Ника. Уилл был еще не готов оборачиваться, а потому он пристально следит, как пара кубиков льда тонет, а затем всплывает на поверхность, прокручиваясь и дрожа. Тихий звон от их ударов о стекло успокаивает. — Почему же этот кто-то к вам не подошел? — Он подходил, но хорошо, что ушел, — шепчет Уилл. — Танцевать, — а бармен на это реагирует никак. Его руки не вздрагивают, они лишь пододвигают стакан обратно к Уиллу и достают под стать ему граненую пиалу с насыпанными в нее орехами. Вопросов больше не следует, будто этот ответ дал ему завершенность. Возможно, хмыканье Уиллу только кажется. Он забирает стакан. Бармен достает из-под стойки белую тряпку и бутылку рома, оставляя его. С тяжелым вздохом Уилл отталкивается от края столешницы, а стул с легкостью прокручивается. Тихий скрип старой мебели привлекает внимание. На этот раз Уилл поворачивается полностью, зажав меж пальцев граненый стакан. За секунду ему захотелось отвернуться. Люди пытаются скрыть свои взгляды, свою заинтересованность. Темные фигуры не исчезли, они смотрят на него, и теперь он это видит. Уилл прикрывает глаза, не в силах унять засевшее беспокойство в висках и наладить отяжелевшее дыхание. Он пытается фокусироваться на Нике, что танцует и не один. Что-то сродни обычному вальсу, круговыми движениями: два вперед, один вбок и поворот. Уилл в первые минуты следит лишь за Ником, но, когда на глаза попадаются расползающиеся мокрые пятна на куртке, на которой точно растаял весь снег, а затем розовеющая шея, будто ее ошпарили кипятком, переводит взгляд на партнера по танцам. Слипшиеся губы растянуты в безобразную улыбку, абсолютно белые глаза смотрят только на Ника, будто он ее спасение. Иссушенная и обугленная шея, подобно таким же тонким рукам и ногам, спрятанным под лохмотьями длинного платья прямиком из молодости матери Уилла, словно рефлексы ложится на бледную кожу Ника. Уилл видит нескрытый ужас и уродство за красивой оберткой, как той, за которой прячется Ник. Тяжелый ком распирает горло, закрывает пути дыхания, а проглотить его невозможно. Он разрастается ровно до тех пор, пока Уилл не видит лица Ника, что отрицательно кивает. Он наклоняется к слипшемуся с кожей и прядями черных волос уху, начиная что-то шептать. Женщина смеется, хрипло и гадко, выдыхая каждый раз гарь, что испаряется под потолком. Уилл молчаливо продолжает смотреть. Смех обжигает недрогнувшее лицо Ника, доходит стрекотанием до ушей Уилла. Руки сильнее обвивают шею, что Нику приходится сгорбиться навстречу чудовищу, пока она зарывается в его воротник. Он все продолжает ей шептать, устремляя взгляд в потолок, на котором начинает разрастаться чернота. Бар заполняется волнами жара. Уилл ощущает приливающую к своему лицу краску и скользящий по коже огонь. Кривой паутиной чернота перебрасывается на стены, обои начинают тлеть. Сердце ускоряется, когда первая лампа на миг гаснет. Люди начали оглядываться и ахать, пока Уилл смотрит, как под кожей женщины разрастается огонь, вырываясь трещинами, как рушащийся после долгой спячки вулкан. — Почему не пошли с ним? — сквозь тревожные возгласы людей и звон от первой лопнувшей лампы до него доходят тихие слова. Он медленно оборачивается и впервые поднимает голову, все же заглядывая в черты лица бармена. Затылок резко ошпаривает, а две черных дыры вместо глаз смотрят учтиво и с призрачным отображением той улыбки, что скользнула по его лицу. Уилл застывает, пока все холодеет ровно так, как описывал Ник. Кожа нещадно болит, но внутри бездушная ледяная пустыня. Все сжимается, иссыхает и умирает. — Потому что танец окончен, — ватные ноги норовят подкоситься, как только касаются пола. Стул падает, задевая второй, что своими ножками царапает и скребет по доскам. Уиллу самому сейчас хочется раствориться в темноте, подобно людям из его фантазий. Чем больше он уходит вглубь, в которой его обнимает зарождающийся пожар, тем легче становится дышать. Становится в какой-то момент настолько легко, что он набирается сил оторвать взгляд от будто бы еще сильнее залившейся светом барной стойки и самого бармена. — Отпусти это, — тихий голос Ника, после которого подряд лопаются лампы. Уилл вырывает его из объятий чудовища, покрытого лабиринтом из бессмысленных путей лавы. Расплавленная светодиодная лента падает пластмассой на диванчики и столы вдоль стен. Уши закладывает звон от трескающихся бутылок, рассыпающихся на сотни не стоящих и гроша алмазов. За барной стойкой плещутся языки пламени, весь бар наполняется криками людей. Он тянет Ника к двери бара, которая незаметно отдаляется. Отдаляется для них, но не для пробегающих мимо людей. Уилл пытается идти, но ноги вязнут в поедающем его болоте, а люди пытаются сбить с ног. Огонь касается его шеи, обнимает тощими руками женщины, чей крик застывает в ушах. Уилл дотягивается до тяжело закрывающейся двери, и это может говорить лишь о том, что болота нет. Щелчок, и свежий воздух опаляет привыкшую к жару кожу. Сноп красных светлячков успевает вырваться вместе с ними, но те тут же гаснут. Уилл тяжело глотает порывы ветра, только сейчас отпуская Ника. Вместе с хлопнувшей дверью все звуки резко стихают, будто он погрузился под воду и теперь вместо слов слышит запоздалое бульканье разбегающихся людей. Уилл упирается руками о колени, сгибаясь и откашливаясь, точно успел наглотаться черного едкого дыма. Ник стоит позади и не произносит ни слова. Уилл чувствует неутихающую пульсирующую боль на коже под затылком. Позвонки горят, их пронзает тонкими иглами, что тянут нервы. Рука ложится на шею, пальцы обнимают неровную кожу, что только сильнее начинает щипать и болеть, расползаясь тонкими нитями дальше. Под подушечками пульсирует ожившая плоть, уплотнившаяся и горячая. Он резко оборачивается на Ника, выпрямляясь, а тот стоит и смотрит слишком виновато, чтобы эта эмоция была реальной. — Что это, твою мать, было? О чем ты думал, и почему у меня этот чертов ожог?! — он кричит на пустую стену, перед которой видит Ника, но здесь нет никого, чтобы посмотреть на это. — Это была помощь, — его спокойствие, с которым эти слова слетают с губ, каждой клеточкой Уилла отторгается, но Ник продолжает: — И раз я мертв, то могу помогать беспоследственно и безнаказанно. Лицо Уилла искажается, и все мягкие черты изламываются, являя свету нечто безобразное. Он одним шагом преодолевает два и толкает Ника, подходит и снова толкает, парадоксально затем притягивая за куртку к себе. Уилл уводит их в темноту проема между баром и секонд-хендом, не доходя до помойки, спрятанной подальше от нежных глаз, но и чтоб их самих не видели. Хотя улицы пусты, он чувствует жжение от взглядов придуманных им зрителей. Уилл наваливается на Ника, ударяя его о стену и заведомо зная, что не услышит ни стона, ни даже тяжелого выдоха. Кулаки с зажатой в них курткой давят на грудь, не ощущая бьющегося от адреналина сердца. Ник с улыбкой поскромнее, чем в баре, смотрит на пыхтящего Уилла и кладет успокаивающе руки на его побелевшие от напряжения кулаки. Уилл скрежещет зубами. — Беспоследственно?! По-твоему, переход границы неживого и живого — это беспоследственное занятие? — он встряхивает Ника, но скинуть мертвые пальцы не выходит. Уилл видит, как заливаются темнотой по краям глаза, и чувствует, как бежит волна боли по позвоночнику вверх, застывая в висках. Ткань неприятно скрипит под еще сильнее сжавшимися пальцами. Он снова толкает Ника в стену, встряхивая. Он уверен, что тот специально будто бы ударился затылком о нее, но не проронил ни звука. — Мозги, плавая в реке, растерял?! — пока Уилл шипит ему в лицо, его подушечки пальцев невесомо проходятся по грубой коже, и ладони, ставшие обманчиво теплыми, снова укрывают руки. — У тебя нет ожога, Уилл, — осторожно и ласково, пока его рука скользит по руке Уилла, конечно ложась на первые позвонки, связывающие тело и мозг. Уилл готов почувствовать пульс раны, ощутить края волдырей и контраст холода с жаром, но ничего из этого нет, только пробежавшая дрожь от самого прикосновения. Глаза широко распахиваются, метаются от одной голубой радужки к другой, но не находят подвоха. Ник улыбается шире, склоняя голову чуть вбок. Уилл с еще большим недоверием сам тянется к шее. Рука Ника спадает с нее, снова укрывая острые костяшки. Пальцы осторожно и боязливо трогают оказавшуюся полностью целой кожу лишь с еле различимой родинкой. Уилл ослабляет оставшийся висеть на куртке кулак, но не отпускает до конца. Потеплевшие пальцы Ника слишком приятно греют кожу. — Помощь? — напряженная поза все еще проскальзывает в ногах, поставленных как для драки, в нахмуренных бровях и следящих за любыми изменениями серых глазах. — Скажем так, теперь она сгорела до конца, — Ник смотрит снисходительно. Умиротворенность опускается так же естественно, как свет от вышедшей из-за облаков луны. Он падает на уставшее лицо Ника, будто тот имеет хоть какой-то кусочек плоти, не являя собой лишь застывшие последние желания человека, но которые отчего-то всеми принято называть душой. Уиллу кажутся они иногда полнее, чем его вроде бы целая. Он глубоко вдыхает и медленно выдыхает. — Еще раз такое выкинешь, и я, клянусь тебе, найду способ избавиться от тебя без решения незаконченного дела, — цедит слишком наигранно. — Не сможешь, — естественно отзывается Ник, пока его одна рука кладется на затылок Уилла, а другая стягивает во множество складок его майку с рубашкой, — до тех пор, пока… — Ты мне нравишься? — Пока я нужен тебе, — ледяные губы невесомо касаются губ Уилла, пока тот ответно смотрит в точно также открытые глаза Ника. В его бликах смешинка, которая потом скрывается за полной чернотой. Уилл закрывает глаза. Он не замечает то, как стал подаваться вперед к тускнеющему Нику. Слишком знакомый смешок в губы, и он глупо утыкается ими в шершавые кирпичи. Уилл испуганно отскакивает от стены. Ник исчез, впитавшись в стену, и Уилл не уверен, что ему не придется искать его следующие полчаса по ночным улицам пригорода. Ноги подкашиваются совершенно неожиданно. Ладонь скользит по шву между кирпичей, царапая тонкую кожу. Сердце пропускает удар, пока Уилл спешно приваливается к стене. Дрожащая рука касается лба, укрывает глаза и с нажимом проходится по щекам. После этого к ним приливает чувство существования самого Уилла. Словно тавтология, этот поцелуй выглядел неуместно и нуждался в замене. Первая встреча подобна стертым людям из бара. Уилл хотел бы забыть причину, почему Ник сейчас с ним, но в голове уже сменяли друг друга чувства с их первой встречи. Неспешное течение реки явило умиротворенное, укутанное не по погоде тепло тело с мягкими чертами лица и даже каким-то намеком на блаженную улыбку. Уилл захлебнулся до того спокойным вдохом и сначала отскочил от перил на два шага, замерев, но собрался и подошел к краю моста снова. По реке, практически по центру, плыл Ник. В голове роились тысячи мыслей, но ни одна из них не походила на надежный план, он лишь знал, что ему нужно быстрее бежать до конца моста и обогнуть его. По дороге с маленькой горки он слишком быстро пытался дойти до дрожащей реки, что споткнулся. По накатанной Уилл в секунду оказался в ледяной воде по пояс. Спокойный лес был тогда разбужен потоком совершенно некультурных слов. Нескооперированно и суматошно перебирая под водой ногами и разрывая водоросли, Уилл пытался доплыть до Ника и обратно. Тяжело развернувшись, все время скользя по ткани зимней куртки руками, он сопел и ругался. Вскоре ногами почувствовал илистое дно, когда до берега оставалось всего два шага. Уилл вытянул Ника на одеяло из мелкой травы и мха с проблесками песка и размытой грязью. Слабый пульс и отсутствие дыхания. С содрогающимся телом, представляя из себя слабого человека, Уилл собрался ритмично давить на сердце. Ребра ходили под его руками, а мышцы перекатывались вместе с кожей будто бы отдельно. Тошнота заполнила горло предупредительной кислотой и болью. Тогда он решился на искусственное дыхание. Замер, колеблясь, пока в его голове зародилось желание отменить свою причастность к тому, что этот человек оказался на берегу, а не в течении реки. Он несколько раз примерился, неуверенный, что хоть массаж сердца сделал правильно. Секунда на сбитые размышления, и Уилл решил отмахнуться от всех сомнений вообще. Он закрыл глаза. Уилл на этом возвращается в реальность, где он стискивает майку и прислушивается к свитым вместе мышцам, гоняющим признаки жизни по его телу. Он открывает глаза, упираясь взглядом в неразборчивое и почти стертое граффити. Прижимается затылком в чуть выступающий кирпич из стены бара. По телу бежит липкая дрожь, пока он снова закрывает глаза. Ник уберег его от заведомо известного провала. Он сел, тыкаясь своими губами в его. Уилл вздрогнул и тут же почувствовал руку на затылке. Ощущение кольнувшего смешка в губы, и вот Уилл оттолкнул оживший труп и вскочил на ноги. Рукавом он вытер губы и подбородок, по которому стекали капли речной воды. — Это было смело, мальчик, но боюсь, ты намочил свои сигареты, — Ник смеялся, вскакивая следом, совсем не дрожа от смешения мокрой воды и холодного ветра. Уилл только сейчас на это усмехается, и в голове воспоминание тускнеет, превращаясь в полную пустоту. Сколько же сил стоило Уиллу выпытать из Ника причину. Сколько времени он впустую выдавал разные комбинации, пока не понял, что Нику было просто скучно. Он поплыл по реке, потому что та съедала его бессмертное брождение по миру. Рука прежде мысли ложится на шею, растирая сжавшиеся в напряжении мышцы, и снова не чувствует ожога. Он тяжело выдыхает, сглатывает вязкий ком, все еще переваривая такой же липкий страх. В тот вечер только Ник решил, что им судьба быть вместе. Это сделал не Уилл, и будет ложью сказать, что не поэтому он хотел бы забыть. Он мотает головой и наконец покидает стену, готовый покинуть и переулок. — Хочу сок, — задумчиво тянет Ник, совершенно не озабоченный ситуацией, когда Уилл выходит на пустую улицу. Он вздрагивает и цепляется взглядом за него, приваленного к косяку закрытого секонд-хенда. Тот улыбается, будто зная, что вспоминал Уилл. Но в списке способностей призраков нет такой, Ник просто вечно улыбается. Однако Уилл прячет это воспоминание еще глубже, чем до этого. Он, не останавливаясь, проходит мимо, но слышит за собой тихие шаги. — Зачем? Ты уже мертв, — он хмурится, спрашивает, когда Ник ровняется с ним. — Я при жизни не купил его, так что вполне возможно именно это окажется моим незаконченным делом, — без попытки скрыть то, что это отговорка, говорит он. Уилл закатывает глаза, чувствуя его очередную улыбку. Так они быстро проходят один секонд-хенд и идут вдоль разнообразных кафе с сувенирными магазинчиками. Идут и не встречают ни одного человека, а от начавшегося молчания Уиллу становится смешно, ведь именно сейчас самое лучшее время для разговоров с невидимым другом. Он взъерошивает волосы, разглядывая темные окна и витрины. — Я вспоминал нашу первую встречу, — ему жизненно необходимо поделиться, даже если он и не хочет. — Забавно, — Уилл смотрит на него с немым осуждением и вопросом, Ник спешит объясниться: — Ты же был не первым, но остался я с тобой, а ты так и не догадался, почему. — Может, я не хочу догадываться, — парирует Уилл и не сразу понимает, что его левый глаз заливается белым светом от маленького круглосуточного магазина. Зрачки страшатся света, и Уилл отворачивается, всматриваясь в темноту на другой стороне дороги — туда, где лес начинает забирать свои права обратно. В этой темноте забывается бармен. Уилл решает, где именно таится вранье. Либо в его словах, либо в словах Ника, но так или иначе он ощущает гнетущую пустоту. Ник проходит вперед в разъехавшиеся двери. Те пищат, оповещая, что прибыли новые посетители. Уилл смотрит на них и решает, что они просто далеко видят. Он хочет отмахнуться от неудобной мысли, а потому заходит в теплое помещение, что точно его проглотило. Он мельком смотрит на немногочисленных людей, что нехотя, но обернулись в его сторону. На стеллажи и на пустующее место продавца. Между низких полок с готовой едой и теплыми напитками он видит светлую каштановую макушку Ника, который упорно смотрит куда-то вниз. Уилл на секунду мешкает, стоя между двумя рядами стеллажей, но затем спешит пройти к нему. Тот стоит напротив полок с различными запчастями машин. Тихий магазинчик так не походит на бар, и в его умиротворении Уилл чувствует всю усталость от нескольких бессонных ночей с особой отчетливостью. Глаза тяжелеют, а под ними он еще больше ощущает мешки недосыпа. Уилл вздыхает, ровняясь с Ником. Бледный зеленый свет от продолговатых ламп усыпляет, отчего так сложно сконцентрироваться. Он копирует его позу. Перед взором предстают лампочки, как та, что перегорела у него в машине. Уилл усмехается, потому что он-то забыл про нее, да и не особо волновался даже в их ночные рейсы. Ник давно твердит о том, чтобы хоть где-то задержаться и подработать, чтобы наконец избавиться от этого корыта. Старая развалюха вся перегорает, но пока ходит, Уилл не готов с ней расстаться. «Оно когда-нибудь где-нибудь заглохнет, и вот что ты будешь делать?» — каждый раз, когда машина хоть немного скрипела, Ник не упускал момента поддеть. — Я в баре видел твое воспоминание, — пока он всматривался в полки с маленькими коробочками, тихо заговорил. — Да? — Ник не выглядит удивленным. — Да, — простой ответ, — как думаешь, почему? — Ну, — он взмахивает рукой, видимо, пытаясь так поймать правильный ответ, — возможно, ты слишком долго со мной. Уилл переводит от полок взгляд на Ника, что спокойно пожимает плечами и глядит в ответ. Он с секунду смотрит и еще раз, для пущей убедительности, пожимает плечами, вновь отворачиваясь. В этот же момент Уилл сдается в своих поисках нужной лампочки. Он выпрямляется и скрещивает руки на груди, поджав губы и в целом насупившись. Во всем немногочисленном разнообразии упаковок просто не было подходящей. Он хочет в этом быть уверенным, но продолжает хмуро вглядываться в стеллажи. Ник смотрит на них так, будто уже давно нашел нужную, но так как разговор не закончен, он не помогает в поисках Уиллу. Ничего нового. — Что ты видел? — Э-э-э, получается, что ты пришел к… подруге, там был ее муж и вы не очень хорошо поболтали, — теперь, даже когда лицо разгладилось и приняло лишь заинтересованный вид, Уилл чувствует между бровями складку, как если бы он хмурился. — И я отказался от выпивки, — кивает Ник, давая словам Уилла завершенность. Ник протягивает тонкие пальцы к одной из упаковок с лампочкой и выуживает вторую в ряду. Уилл вяло усмехается. Это действие кольнуло, а в мыслях выстроился образ его отца. Он всегда настаивал на том, чтобы не брать первый попавшийся продукт, а всегда второй или даже третий. С Ником это было так похоже на живое действие дышащего человека. Забавно, что Уилл правилом «второго предмета» никогда не руководствовался. Он протягивает ему упаковку, и Уилл, запоздало поняв, выхватывает ее и прижимает к ноге в попытке спрятать: — Хэй, не делай так больше! Люди же увидят! Ник безразлично пожимает плечами. Уилл же, лишь бы не почувствовать бегущую дрожь раздражения где-то внутри него, поспешно уходит. Ник идет следом. Так они минуют стены с навешанными инструментами «все для ручного гаража» и еще один стеллаж с небольшим выбором свежих овощей и фруктов. Над ними кружит мелкая мошкара, раздражая глаз. За чистым стеклом неуловимо растворяется в потоке холод, когда они проходят к холодильникам. — Стой, давай купим еще и алкоголя, — вдруг хлопает его по плечу Ник и кивает на полки с ромом, улыбаясь. — Надо же, однажды дорвался до алкоголя и теперь ко мне прилип призрак-алкоголик! — это тот самый тон, которым представляется ответ задирам. Обычно это получается только с выдуманными обидчиками в фантазиях на скучном уроке, но на выходе в реальность он обязательно рассыпается в неуверенности. От того еще смешнее, что у Уилла хорошо получается его имитировать сейчас. — Ха-ха, говори потише, тебя же могут услышать! — у Ника он звучит так, будто и при жизни у него это успешно получалось. Уилл не сдерживается от тихого смеха. — Ладно, я куплю одну… — посмотрев же на Ника и прикинув, что путь их займет минимум еще полтора часа, он добавляет: — Две бутылки. И он достает их, пока его лицо принимает охлаждающие пары. С чмокающим звуком того, что холодильник снова загерметизирован, дверь прилипает обратно. Уилл снова устремляет свой взгляд на Ника, а тот уже держит не пойми откуда взявшуюся корзину из железных прутьев. Он скептично смотрит на нее, на лицо Ника, но то выражает полное бесчувствие и подтверждается его простым: «Забей». — Да, двух будет достаточно, — сам себе еще раз говорит Уилл. Он впервые решает и вправду закрыть глаза, укладывая бутылки с ромом в корзину. Рука Ника даже не вздрагивает, хотя чуть-чуть по всем законам физики, но должна. Его же кожа под ручкой от корзины побелела, и эта выборочная реалистичность когда-нибудь доведет Уилла, но пока он закрывает глаза и на это. Проходя алкоголь, энергетики и молочную продукцию, наконец видя перед собой ряды ярких упаковок сока, он мирится с неровными ударами сердца. Руки дрожат, и он сжимает их в кулаки. Ручки корзины не смазаны, и при каждом движении та пронзительно скрипит, для всех здесь присутствующих левитируя в воздухе. Он старается в очередной за сегодня раз не обращать внимания. Уилл предпочитает отвлечься тем, чтобы рассмотреть полку за полкой, скользя взглядом по различным вкусам, скрытым за яркими ожившими ягодами и нереалистичными картинками на литровых пачках. Все они как на подбор фальшивые и скучные. В глубине души ему смешно от этого. — Какой сок тебе нравится? — не доходя до двух последних рядов, он решает спросить. Ответа сразу не следует, и это слишком странно. Уилл хмурит брови и переводит взгляд на Ника, словно выпавшего из своего нереального тела. Он бледнеет и еще более походит на того, кого много лет назад выкопали из сошедшей лавины. Уилл помнит, как странно было найти оцифрованную копию этой новости, потому что ему казалось, что это было слишком давно. Волосы свиты, покрывшись льдом, как на том единственном фото, а кожа на лице все сильнее становится прозрачной. — Хэй… что случилось? — Уилл говорит тихо, продолжая всматриваться в то, как лед разрастается пучками игл. Обертка продолжает спадать. Глаза стекленеют, будто слепнут. Холод медленно перебрасывается на другие предметы, убивая всю теплоту. Уилл ощущает покалывание на губах и костяшках, при следующем вдохе сухой ледяной воздух царапает горло. На периферии люди взволнованно озираются, выдыхая в атмосферу круглосуточного магазина пар. С его губ слетает точно такой же, заворачиваясь и волнуясь. — Ник, — его ладонь пронзает острая боль, но с ней он лишь сильнее сжимает плечо Ника. Уилл делает шаг ближе, и его нога тут же покрывается толстым слоем льда, что сдавливает тонкую ткань кеда. Он пристально смотрит на нее. Обморожение стало пробираться к костям, с болью сжимая мышцы и перекрывая нервные импульсы, что все меньше разносили чувства по телу. Он перестает ощущать кончики пальцев. — Ник! По воздуху волнуются комья снежинок, а свет без разбора пропадает то в одной лампе, то в другой. Стало давяще тихо, только холодильники продолжают негромко гудеть. То, как затрещало стекло на них, Уилл лишь чувствует. Боковым зрением он видит, как заклинило двери, и люди остались заперты с невидимой для них причиной всего этого. Они жмутся к выходу и смотрят на перебои света. — Ник, твою мать, очнись! — он резко кладет другую руку на второе плечо Ника и дергает на себя, оборачивая. Люди вмиг все оборачиваются на него. В следующую секунду одну лампу выбивает, и они уже склоняются на колени в попытке спрятаться. Люди быстро забывают о нем. Уилл и сам приседает, склоняя чуть пригнуться и Ника. Так волна проходится по всем лампам, погружая помещение в непроглядную темноту. Люди перешептываются, а кто-то уже не может сдерживать всхлипы. Резко свет спокойно зажигается, и даже выбитая лампа теперь работает, как прежде. Магазин снова стал магазином — любой намек на странности исчез. Тишина рухнула, и писк заработавшей двери привлекает внимание. Люди спешат оставить свои корзины и набранные продукты, выбегая из магазина. В нем теперь только один посетитель в лице Уилла. Он еще долго переводит взгляд с одной лампы на другую, но ничего так и не происходит. Сердце бьет легкие, и слабость расходится по их ветвям. Он боится сделать вдох. Пульс заходится страхом, делая звуки громче, чем они есть. Уилл потому снова приседает, когда дверь уборной неожиданно открывается. Продавщица безразлично проходит к своему месту. Ник все это время тихо смотрит на него, являя собой пришедшего в сознание коматозника. В его взгляде слишком много неуверенности и отчетливая потеря действительности. Губы сжаты в тонкую полосу, между бровей теперь глубокая складка, и весь он стоит напряженный. Уилл только сейчас это замечает, наконец, с волнением разглядывая его. — Что это было? Ты в порядке? Не пугай так больше! — тараторит Уилл, не видя, в каком замешательстве на него смотрит продавщица. — Эм-м… — слабый голос, пока на свой лоб Ник кладет дрожащую ладонь. Он это тоже чувствует и спешит спрятать, зарыв пальцы в волосы, — я потом расскажу. Бери вот этот. С этими словами он вдруг растворяется. Корзина падает на пол с оглушительным ударом и дрожью тонких прутьев. Две бутылки рома встречают свой конец, и теперь алкоголь растекается по кафелю. Уилл замирает с поджатыми плечами и вздернутыми к груди руками, когда слышит недовольный кашель. Продавщица смотрит на него долго и внимательно, стараясь прожечь дыру. Ее глаза сощурены, а губы поджаты. Уилл неловко улыбается, тут же спеша поднять корзину, но не понимая, куда поставить ее следом. С тонких прутьев стекает ром, глухо хлопаясь о кафель у ног. Он делает шаг назад, продлевая кривую дорожку из капель. На дне корзины лежат особо крупные осколки бутылок. Уилл неуклюже разворачивается, почти задевая стоящие продукты на полке, и быстрым шагом направляется к кассе. — Я... э-э-э… я случайно разбил две бутылки рома, — мельтешит он, а продавщица с тенью замешательства смотрит на него, откладывая газету вчерашнего дня. — Я заплачу, естественно, только мне нужно чем вытереть. Где у вас швабры? Он не находит, куда еще поставить корзину, поэтому теперь она покоится на стойке рядом с маленькой подставкой для наличных. Под прутьями сразу натекают мелкие лужицы. Продавщица встает с невыразительного деревянного стула и скрывается за дверью позади нее. Все это сопровождается неловкой улыбкой Уилла и мрачным напряжением в ее лице. Через минуту, что тянулась непозволительно долго, она возвращается. — Мне правда жаль, не знаю, как так вышло, — он безбожно врет, когда она обходит стойку и встает перед ним со шваброй и ведром. — Задумался слишком сильно. Продавщица ему тоже не верит, но предпочитает согласно кивнуть и отдать запрошенное. Уилл кивает, слишком резко выдергивая швабру и ведро. Он спешит вернуться к ставшей еще больше луже и немедля приступить к ее сдерживанию, потому что она все еще медленно расползается. Уилл вместе с ромом метет мелкие осколки бутылок, когда рядом с ним приседает продавщица и начинает помогать собирать мелкие осколки. — Еще раз извините, — с этими словами последний мазок шваброй проходится, может, и не по чистому, но точно сухому кафелю, однако запах еще долго будет неуловимо преследовать посетителей по магазину. Между тем один такой действительно заходит, но на него никто не обращает внимание. Продавщица забирает ведро со сваленными в него осколками и покачивающимся ромом, скрываясь вновь в той комнате. Уилл же отправляется обратно доставать уже одну бутылку рома и одну новую лампочку, потому что старая, вероятно, разбилась тоже. Вместе с тем он проходит мимо полок с закусками, выбирая орехи. Воспоминание из бара кольнуло в подсознании. Дело осталось за соком. Уилл решает от греха подальше поставить сначала все на кассу и только потом вернуться к холодильнику, где глаза разбегаются, потому что он совершенно забыл, на какую из них указывал Ник. Сердце сжимается, потому как тот все еще не вернулся, но, возможно, если Уилл найдет правильный сок, то все станет как прежде. Он вздыхает, облокотившись о колени и склонившись к нижним полкам. — Вроде что-то на них было, — с этими словами он забегал взглядом по пачкам перемудренных соков. В результате глаза цепляются за ту, где совершенно стандартно изображены искусственные фрукты, брызги оранжевого сока, начищенный стакан и пляж. Тропический вкус, который неоправданно сложен. Но Уилл цепляется не за это, а за нарисованного фламинго. Яркое розовое пятно с правого края пачки. Солнечное сплетение дрожит, и вместе с тем Уилл понимает, что это тот самый сок. Дверь открывается, рука обвивает литровую упаковку сока, дверь обратно закрывается с глухим ударом. Он выпрямляется, медля с тем, чтобы до конца отпустить ручку холодильника. Уилл пальцем проводит по покрывшейся конденсатом пачке. Мимо него проходит, шаркая еле передвигающимися ногами, старик, направляясь к кассе. Уилл теряет нить мысли, переводя взгляд на седой затылок. Уилл идет за ним обратно к кассе. Он чувствует себя некомфортно, следуя за стариком и ощущая себя преследователем. Тот же держит в руках готовый салат и банку джина, вместе с тем на пальце висит на черной нитке желтая елочка для машины. Одинокий, сгорбившийся и тощий — такой, каким Уилл видит себя через всего ничего, возможно, даже через двадцать лет. Таким же он в последний раз видел отца, из дома которого спешно забирал вещи. Тот стоял на пороге и печально наблюдал, как два чемодана и одна маленькая коробка, кривая и заклеенная наспех, погружаются в машину. Та чуть скрипела, не готовая к таким испытаниям. Уилл хлопнул крышкой багажника, последний раз мельком посмотрев на выцветшую фигуру отца. В машине было тепло и уютно. Так, как никогда не было дома. Отец хотел что-то поменять, возможно помочь, но делал это навязчиво, грубо, так, что Уилл отворачивался с каждым разом от него все больше. Отец не был психологом, Уилл это понимал, но не принимал. До этого он пришел домой взволнованный и злой. За окном били о землю крупные капли, выдавая начало дождливого сезона и холодов. Из приоткрытого окна проникал запах сырой земли и вместе с тем свежести. Его отец тогда сидел на кухне, печатая очередную статью. Мимо него прошел Уилл, не отрывающий взгляда от пола. Он шел прямиком в свою комнату, на второй этаж. Там одежда без разбора летела в чемодан, комкаясь и занимая больше места, чем могла бы, если бы Уиллом не двигал страх. Отец поднялся за ним, Уилл слышал протяжный скрип лестницы старого дома. Но, даже когда в секундном порыве он остановился, после того как защелкнул чемодан, он смотрел не на отца, замершего в дверях. Он смотрел на расписную раму двери позади него. Его отец тоскливо вздохнул, но даже тогда ничего не сказал. Уилл опередил его, сказав только, что уезжает. Отец ему ничего не ответил, безмолвно кивнул, скрываясь в проеме. Уилл прикрыл глаза от неунимающейся головной боли. Только что он уволился с работы. Видеть такого отца и жаль, и в тоже время совершенно безразлично. Старик расплачивается за свой ужин и уходит, открывая путь Уиллу, который тут же спешит поставить сок на стойку, чтобы уже самому не уронить. Воспоминание теряется в снова поднявшейся дрожи нервозности и смущения. Руки все еще потряхивает, и страх волнами накатывает из глубины сознания, заставляя содрогнуться и в панике захотеть обернуться. — Мне еще сигарет, — она ожидающе на него смотрит, пока Уилл хмурится и соображает, что же она хочет. Осознание щелкает, и он поспешно добавляет: — Одну пачку, любых… на ваш вкус. Он старается улыбнуться. Вышло, вероятно, криво, потому что она в ответ лишь поджимает губы сильнее. Продавщица всматривается в полки с сигаретами, затем выуживает одну. Уилл все это время наблюдает за круговыми движениями руки, что не может определиться, что же ей вытянуть, но потом находит пачку Parliament. — Aqua Blue, легкие, советую… Можно задать вопрос? — Уилл, помедлив, кивает. — Я видела, что это не ты уронил корзину, — пробивая каждую покупку и складывая в пакет, неожиданно заявляет она. Он изображает что-то, что должно было являться удивлением, но продавщица ему не верит. Она скептически оглядывает его лицо, облокотившись руками о стойку по обе стороны от кассового аппарата. Уилл не выдерживает долгого взгляда, утыкаясь в пол и рассматривая потертый кафель. — Она просто летала в воздухе рядом с тобой, не знаю, как это объяснить, может, ты это сделаешь? — она ставит пакет на стол. — Что это было? Она внимательно смотрит на него, пока он все больше теряет дар речи. Уилл лишь может открывать рот, из которого вылетает тишина. По позвоночнику проходится холодный пот и раздражение, тело тут и там неприятно колет, что хотелось расчесать. Его передергивает от того, как сощурены ее глаза. Ему хочется скрыться от ее цепкого взгляда. Дыхание сбивается, а он все смотрит на нее, но в глазах уже знакомо темнеет. Резко все заливается ярким белым светом. В голове тот самый гул, отчего Уилл закрывает глаза и горбится, упираясь рукой в край стойки. Продавщица что-то ему говорит, вскакивая с места, но он уже ничего не слышит. Лишь этот закладывающий уши знакомый звон. Как только глаза открываются, то он уже сидит в чьем-то доме, пока в реальности он держится за раскалывающуюся голову. Он смотрит на тонкую женщину из самого первого видения с заплаканными красными глазами. Она что-то ему говорит и говорит, а он покорно слушает. Он смотрит на нее и только на нее. Он просто знает, что ее голос срывается на плач, и она скрывает свое лицо в ладонях. Это заставляет сжаться его сердце, как если бы он правда там сидел. Ощущение, будто они так давно разговаривают, будто даже не один раз часы тратили на то, чтобы он вновь увидел, как она плачет. Смутное сожаление вьется под сердцем осознанием, что он ничего не может изменить и она тоже. Как будто у него слишком мало опыта, будто он взял непосильную для себя ношу. А ей стыдно за свое же горе. Он не знает это место, но все равно не глядя достает пачку салфеток, протягивая ее женщине. Она дрожит, вжимая голову в плечи, и плачет, не принимая его подношение. Он тяжело вздыхает, откладывает салфетки и трогает ее за плечо. Аккуратно и почти невесомо, ощущая, как покрывается мурашками кожа. Интимный момент слабости, и Уилл его свидетель, который сейчас пересаживается к ней на диван и обнимает ее. Она виснет на его плечах, тихо хныкая, будто даже за это ее осудят. На коже под ключицей расплывается мокрое пятно. Он сжимает ее сильнее, запуская пальцы в длинные каштановые волосы, но сердце волнуется, будто потом случится что-то совершенно плохое. Уилл вовсе садится на корточки, держась теперь за подставленную руку взволнованной продавщицы. Где-то позади суетятся люди, будто им так небезразличен Уилл, у которого в глазах размывается реальность. Он сжимает пальцами рукав ее толстовки и тянет вниз. Глаза изнутри сдавливает каждый раз, переносицу прокалывает, но он все равно продолжает моргать и ровно дышать с попеременным успехом. Получается скверно, но неожиданное знакомое прикосновение отрезвляет. Он резко поднимает голову и видит отражающего его позу Ника, что участливо улыбается. Тот совсем как раньше, оболочка снова создает иллюзию жизни. Уилл так рад его видеть, но он переводит взгляд на продавщицу, чтобы она ничего не смогла даже подумать. — Все в порядке? — она ему мило улыбается, придерживая, когда он пытается встать на слабые ноги, готовые в любой момент подкоситься и будто бы выгнуться в другую сторону. — Да-да, все в порядке, — неразборчиво на выдохе говорит он и всматривается в знакомые черты лица. Легкие выдыхают остатки адреналина, а продавщица не собирается спорить, напуганная мыслью, что это ее вопросы виноваты в этом. Она старается больше ничего не говорить. На маленьком экране высвечивается конечная сумма, когда она заходит за кассу и садится обратно на стул, возможно, от такого же шока кутаясь в толстовку чуть сильнее. — Тебе точно не нужна помощь? — робкий голос, понимающий, что вопрос глуп. С каждым новым стуком сердца и выдохом ему становится лучше. Видение навсегда застывает в памяти, и он знает, к кому обращаться за ответами. Ник же ожидающе подпирает закрытые стеклом три полки с различными мелкими сладостями и сигаретами, скрестив руки на груди. Выглядит, будто ничего не произошло. — Либо просто оплати покупку, либо поговори с ней, — Ник говорит тихо, кивая в ее сторону так, будто хочет, чтобы Уилл выбрал второе, но он не может. — Точно не нужна, все нормально, — сзади переговариваются люди, пока он спешно отнекивается и рыскает по карманам, доставая дрожащими пальцами карточку. Ник вздыхает, устремляя взгляд в потолок. Уилл, что-то промямлив, вертит карточку в руке, не в силах выдавить больше и слова. За его спиной очередь из трех человек недовольно бурчит и сверлит в нем дыры. Мысли путаются, ладони покрываются холодным липким потом, и он два раза промахивается по нужным кнопкам, которые к тому же залипают. Он тихо ругается и растирает руки, все же вводя правильный пароль. Продавщица предлагает чек, но Уилл от него быстро отмахивается и последний раз вежливо улыбается. Пальцы оплетают ручки пакета, пока второй рукой он придерживает дно. Уилл разворачивается к выходу, косо поглядывая на стоящих друг за другом людей. Они недовольно щурятся, и именно это заставляет его пулей вылететь из магазина. Болезненно бледный, с бегающим холодом под кожей он устремляется обратно к бару. Все дальше он уходит от света витрин магазина. Снова этот один секонд-хенд, снова закрытое кафе и никому не нужный магазин сувениров между ними. Уилл мельком опять окидывает их взглядом, но видит в стекле отражение своей сгорбившейся продрогшей фигуры. Он ежится от своего же вида и сильнее кутается в растянутую временем кофту. — Знаешь, это не так сложно, — Уилл игнорирует, Ник продолжает, — разговаривать с людьми, я имею в виду. Ты именно этим занимался с барменом. Наискосок он спрыгивает с бортика пешеходной дороги на парковку у бара. Черный асфальт кое-где покрыт трещинами, кое-где в них растут пучки травы. Расчерченные, уже почти все стертые белые полосы, разграничивающие места, но почти все свободные. Единственные живые здесь стоят у серой машины. — Бармен не человек, — шипит Уилл, потому что они как раз проходят слишком близко к этой группе. Лучше было бы переждать и не отвечать Нику, но что-то его всегда тянуло с ним говорить, даже если приходилось представлять, что тех или иных людей не существует. Эта пьяная компания почти не стала исключением. Он проходит мимо и видит неуверенно стоящих молодых людей и одну девушку среди них, которые при виде него чуть приглушают свои голоса, теснятся друг к другу еще сильнее. Возможно, это все потому, что он еще сильнее горбится и поджимает плечи, стараясь скрыться с их поля зрения, сжаться до крошечной тростинки. Ему не всегда удается стереть, как ластиком, вообще всех в своей жизни. Уилл фыркает, выпуская малую часть скопившегося страха в нервном сердце, и ускоряет шаг до своей машины. — Человек, — не соглашается Ник, — но это неважно, потому что в разговоре все очень просто. Люди любят, когда с ними искренны. Уилл сдерживает облегченный выдох, понимая, что где бы тогда Ник не шатался, он точно не видел его первую за месяц попытку установить контакт и поговорить хоть с кем-то. Можно даже с натяжкой назвать ее удачной. Скорее всего, продавщица его уже забыла. Он уже почти. Тем временем они подходят к машине. Уилл в шаге от нее резко останавливается, но в карманах, чтобы найти ключи, рыться не торопится. Он смотрит на Ника, желая закончить этот разговор до того, как они поедут дальше. — И какую искренность я должен был ей показать? — замешательство вырывается сквозь раздражение и некую досаду в приглушенном голосе, будто он только что ошибся. Ник проходит к двери на пассажирское сиденье рядом с водителем, но тоже останавливается. Он заглядывает ему в глаза, выискивая то самое замешательство, и Уилл прячет его в опущенном к асфальту одинокой парковки взгляде. Он слышит тяжелый вздох, но поднять глаза не желает, вовсе складывая руки на груди крестом и поджимая плечи. Холодный ветер метет пыль по парковке. — Какую захочешь, — тихо отвечает Ник, облокачиваясь о крышу автомобиля. Уилл шарит по карманам, сохраняя возникшую тишину, и достает связку из пяти ключей. Из них он пользуется только одним, но каждый раз, когда он смотрит на остальные, то вспоминает покинутый изначальный город и оставшихся там людей, которых, даже если надо, ему забыть не удается. Он особенно любит маленький потертый ключ от дома, где жил он с отцом. — Очередная твоя гениальная мысль, — усмехается Уилл, едва заметным движением снова проводя по аккуратному серебряному ключу большим пальцем и поднимая глаза. — Ты кем при жизни был, философ? — Это неважно, — спокойно отзывается Ник, но на его лице теплая улыбка, которой точно не может быть у призрака, но вот она есть. — Вот когда сам станешь искренним, тогда и будешь учить других, — Уилл подходит к машине и так же кладет руки с локтями на ее крышу, наклоняясь чуть вперед и шипя, но уже не от страха, что его услышат. Ник смотрит выжидающе, отталкиваясь от машины и выпрямляясь. Его руки складываются на груди, отражая предыдущую позу Уилла. Он смотрит строго и точно свысока. Уилл пытается играть с ним в гляделки, принимая заведомо свой проигрыш. Тишина неуместно затягивается. — Послушай, — ее, которую не захотел первым нарушить Ник, прерывает Уилл, — никому не была и не будет нужна ни одна из моих искренностей. Он с секунду мешкает, но потом решается на то, чтобы дотянуться до руки Ника и похлопать по ней. Растягивает губы в горькой улыбке, пока по одинокой парковке расползается писк от только что открытой машины. Ник перехватывает его руку. — Она была нужна твоему отцу, — говорит он, а лицо Уилла делается удручающим и болезненным. — Хватит! — Уилл выдергивает руку, хлопает по крыше машины, и та жалостливо скрипит. — Хватит… Давай просто выясним, какое у тебя незаконченное дело, и просто оставим эту тему. Ник усмехается, как усмехался его отец, когда Уилл не понимал очевидного. Уилл стискивает зубы. Он открывает дверь и спешно скрывается в машине на водительском сиденье. Глухой хлопок волнует опустившееся сонливое безмолвие на парковку. Ник чуть медлит, и Уилл легко по движению тела может понять, что тот сложил руки в замок и облокотился о них лбом. Вероятно, он устало прикрыл глаза. Пакет со всеми покупками летит на задние сиденья, выпуская на свободу край горлышка бутылки с ромом. Открытая дверь впускает далекое стрекотание кобылок, а хлопок их обрывает. Уилл просто заводит машину. Ник вздрагивает, он может видеть это боковым зрением. Уилл несколько раз дергает ремень безопасности, но тот не поддается. Он прикрывает глаза и сжимает руки в кулаки. Дергает еще раз и еще, но сработала система безопасности. Ник за этим наблюдает с непонятной эмоцией, застывшей в усталости под глазами и почти незаметной щетине. Уилл старается об этом не думать, закрывая глаза и чуть отпуская ремень. Он чувствует, как жесткая ткань впивается в кожу острыми краями, вызывая проколы боли. Наконец ему удается пристегнуться. Глухой щелчок, и руки ложатся на руль, сжимая шершавую поверхность. Ник смотрит на это участливо, все еще не говоря ни слова. Уилл долго не решается покинуть это место, но, возможно, он просто боится. Жужжащий комар, что упорно продолжает биться о стекло, раздражает. — Знаешь, было бы намного проще, если бы ты просто рассказал мне о своей профессии, — Уилл невнимательным взглядом шерстит по парковке, не находя ту компанию. Ноги изредка вздрагивают, сильнее давя на педаль газа, пока Уилл, вцепившись в руль, пытается не задеть одну единственную и почему-то именно стоящую рядом с ними черную машину. Он дергается каждый раз, когда судорога проходит вдоль напряженных мышц, но чудом они покидают парковку бара без столкновения. — Моя профессия не имеет значения в твоей жизни, Уилл, я нужен не для этого, — Ник отворачивается к окну. — Отлично, может, тогда поделишься соображениями насчет этого, — дрожь в ногах выливается сарказмом. — Зачем же ты здесь? Уилл хоть и купил, но так и не вставил лампочку, из-за чего теперь салон освещается только редкими фонарями. Он язвительно усмехается, смотря, как темнота впереди поглощает свет фар еще сильнее, чем вчера. Холод медленно опускается на их мир, укрывая в непроглядной тьме. Сердце боязливо бьется редкими ударами. Он прикрывает глаза, где вместо темноты видит мерцающие вспышки огня. Мысли роятся в черепной коробке скопищем мух над растерзанным бобром, коих здесь было слишком много. Подобные назойливо пытались влететь в глаза или за шиворот, когда лето доходило до дома, где он был ребенком, в отдалении от всего города. Узкая стена деревьев между их запрятанным от любопытных глаз жилищем и всем районом становилась в такую пору гуще, громче и страшнее. — Ты и сам знаешь, — безнадежно и с нотками сожаления, — именно по той же причине ты держался за отца до последнего. Уилл не смотрит на дорогу, хоть его глаза направлены прямо на нее. Полтора года в машине по идентичным дорогам, избегая дня. Уилл от многого отказался, потеряв в какой-то момент истончившуюся ниточку связи с живыми. Теперь ее уже не вернуть, остается только избегать. Его единственный второй голос — Ник, который его иметь не должен. Если бы все работало так, как должно, то не имел бы, но Уилл свидетель, как все точно работает неправильно. Настолько неправильно, что тот знает о нем слишком много из этих разговоров. Он всматривается в жмущиеся друг к другу полные стволы деревьев, между которыми проглядывают пышные, но тонкие кедры, скрывающие поворот дороги в еще большее отдаление от всего. Там фонарей становится все меньше. Какие-то просто не работают, но страшнее, когда те заканчиваются. Они съезжают с дороги, ведущей в крупный город, огни которого даже здесь над острыми зубами леса мерцают, как северное сияние. Он видит в Нике простой выход. Его одиночество все еще остается с ним, но тишина, которую он никогда не просил появляться в его жизни, заполняется каждым их разговором. Уилл может от всего отказаться, пока у него есть эта лазейка. — Нет, не знаю, но сейчас выясню, — уверенно заявляет. Не глядя на Ника, дергает его за куртку на плече и кивает на задние сиденья, — достань мне из пакета сок. Глаза всматриваются в еле различимую дорогу от непроглядной стены черного леса, которая подсвечивается лишь честной работой луны на безоблачном небе. Боковым зрением он видит, как Ник тянется к пакету, толкая своим плечом плечо Уилла. Тот недовольно на это ворчит. Он, все еще не отводя напряженного взгляда от пути, протягивает руку к Нику. Тем не менее пачка сока ложится ему на колени, рука тут же цепляется за него, прижимая. Ник тяжело вздыхает, открывая окно на двери. В эту же секунду холодный поток ветра втекает в машину, окутывая салон. Ник откидывается на спинку сиденья и подпирает лицо рукой, что была облокочена на опущенное до предела стекло. Уилл наконец отрывает глаза от прямой широкой дороги, но для того, чтобы вовсе закрыть. Всего на секунду, чтобы глубоко вдохнуть очередной порыв ветра, пока по телу бегут мурашки. Он чувствует, как внутри разливается умиротворение, позволяющее забыть об их пути. Он думает, что у него бы не было незаконченных дел, и он оставил бы Ника одного. — Зачем ты открыл окно? — спрашивает он, когда вновь открывает глаза, чтобы затем опустить их на сок. — Потому что здесь жарко, но если я не простыну потом, выйдя на холод, то ты вполне можешь, — просто отзывается Ник, а Уилл улыбается, чувствуя, как елейно забилось сердце. — Заботишься? — Что же мне еще делать, если больше некому, — Ник улыбается, прикрывая глаза, будто правда вымотался. Улыбка прячется в затянувшейся темноте, скорее всего, следующий фонарь совсем не скоро. С минуту Уилл смотрит на умиротворенного Ника, потом видит вспышку света и отворачивается. К ним едет серая машина. Она, вероятно, при дневном свете белая и с запачканным грязью брюхом, но сейчас это было почти незаметно. Она, подобно им, утопает в темноте. Дальний свет фар ослепляет, и теперь перед глазами Уилла пляшет переливающееся, как бензин, пятно. Он жмурится, пока машина проезжает мимо них. С приходом полной темноты он открывает глаза и хмуро вглядывается в удаляющуюся в зеркале заднего вида теперь уже черную машину с двумя яркими красными точками, словно она продолжала за ними следить. Глаза наконец спокойно опускаются на едва различимую розовую птицу с жуткими желтыми глазами. Он их никогда не боялся, но откуда-то этот липкий страх, пульсирующий в миндалине, должен был взяться. Уилл украдкой смотрит на словно уснувшего Ника, затем обратно на этот нелепый коллаж с фламинго. Все так несуразно и фальшиво, отчего он не представляет, что будет делать с этим соком потом. Уилл проводит пальцем по шершавой упаковке, затем, продавливая тонкую дорожку ногтем, пересекает картинку от клюва до глаза птицы. Он не замечает, как хватка второй руки, что все еще пыталась бессознательно управлять машиной, начала ослабляться. Первым всегда приходит гул. Он начинается с незаметного звона, что можно списать на недосып, но с каждым разом он становится громче и громче. Затем приходит свет, всегда появляющийся из ниоткуда, но поглощающий все. Он резко покрывает руку, незаметно коснувшись пальцев. Уилл не успевает ничего понять, как глаза снова слепит. Боль начинает давить изнутри на череп, заставляя зажмурится, перед тем как абсолютно все эмоции и осознание, что твое сердце бьется, а сам ты только что перестал дышать, вовсе пропадают. Неуловимо свет превращается в кромешную тьму, которая так много лет назад перестала его пугать, но сейчас он снова слышит глухие удары сердца и чье-то сбитое дыхание. Он открывает глаза с чувством тревоги и скорби. Это уже не он, но именно его ноги поднимают онемевшее тело с кровати. Глаза всматриваются из своего окна в окно дома напротив. Улица частного сектора мирно спит, а этот дом подобен надоедливому храпу. В не зашторенном пропуске в чужую личную жизнь, в этом окне нет никого, один теплый свет, перекидывающийся на неспящую фигуру. Затем в нем мелькает тень, и только потом чуть правее от центра застывает в страхе силуэт той тонкой женщины. Ее руки выставлены вперед. Он следит за ней, когда сердце болезненно сжимается, а по щекам, будто его, начинают катиться полные капли слез. Он словно уже знает, что дальше последует секундная широкая тень, похожая на монстра, которым пугали в детстве уже реального Уилла. Он просто знает, что это ее муж. Он не может пошевелиться, в темноте его ноги вросли в пол. Он не может уйти, но перевести замутненный взгляд на дворик перед крыльцом с ровно подстриженным газоном и высящейся над ним потрепанной фигурой фламинго — может. Женщина отшатывается и склоняется, ее руки все еще выставлены вперед, но это не сможет спасти от оглушительного выстрела. Уилл слышит его печальный звон, как если бы он выбирался за пределы всего, растекаясь на многие километры, доставая до его реальности. До Уилла долетает осознание. — Уилл, твою мать! Он дергает руль вбок, и оглушительный сигнал ударяется о тонкое стекло с его стороны. Стук сердца поглощает. Фура с тяжелым грохотом промчалась мимо, почти задев. Пакет сока теряется в щели между дверью и сиденьем. Машину заносит, и они мчатся к темному лесу, что поглощает свет фар. Черные ветви раскинулись, подобно безобразной пасти, листва походит на пену бешенства. Пальцы до боли сжимают руль, выкручивая его на этот раз влево. Педаль тормоза до упора вжимается в пол. Машина с визгом стирающейся резины останавливается поперек дороги. Она чуть шатается, будто хочет перевернуться, но потом замирает. Уилл теперь мог видеть черные кривые полосы от шин на асфальте. Фары освещают затягивающийся легкий туман. Вероятно, будет дождь. Он тяжело дышит, глотая воздух. — Ты сдохнуть решил?! — после секундного замешательства, делая глубокий вдох, кричит Ник. — Не лучшую смерть выбрал нахрен! Уилл вжимается лбом в костяшки рук, что больше не шевелятся. Подобно скульптуре, они теперь намертво обернуты вокруг руля. Дыхание сперто, а екающее солнечное сплетение разливает остатки паники, что все еще бьются в центре воспаленного мозга. Воздух с болью продирается сквозь сжавшееся горло. Он прерывается на то, чтобы вдохнуть и не выдохнуть, с теплящейся мыслью, что больше ему не понадобится и вдыхать. — Я… прости, не хотел, — его голос невозможно слабый и хриплый. — Я снова видел твою жизнь. Ник не находит, что ответить. Его глаза округляются, губы разлепляются, затем сжимаясь в тонкую полоску, а брови тяжело сводятся домиком. Уилл наблюдает молча за сменой его эмоций, которые кончаются тем, что он молча открывает дверь, выходит и громко ею хлопает. От этого Уилл вздрагивает, резко закрывая глаза. Он не хочет оставаться в машине один. Звенящая пустота окутывает его и давит тяжестью понимания. Чуть впереди мерцает свет фонаря. Его тусклый свет еле дотягивается до машины, упорно пробиваясь сквозь уплотняющийся туман. Уиллу нужно вдохнуть свежего воздуха, хоть тот и затекает во все еще открытое окно, но в замкнутом пространстве и его становится недостаточно. Он пытается разжать пальцы, что в судороге сжимаются только сильнее. Сознание без ведома самого Уилла кричит об опасности. Уилл глубоко вдыхает, закрывая глаза. При выдохе он тянет руки на себя, отдирая их от руля. Пальцы сжимают воздух, согнувшись в кулаки. Они холодные, бесчувственные, на их кончиках колюще играет страх. Кожа истончилась на костяшках. Уилл их с усилием разжимает, сглатывая вязкую слюну, что тут же возвращается, залепляя горло. Он цепляется за ручку на двери и тянет. Щелчок, и Уилл толкает тяжелую дверь. Сок падает на асфальт, но пачка не лопается. Уилл пусто на нее смотрит, пока слабые ноги чуть дальше от нее касаются дороги. Он поднимается, в глазах моментально темнеет. Пальцы цепляются за верх двери, пока Уилл пытается согнать накатывающую темноту и слабость, шаря взглядом в поисках Ника. — Я чуть второй раз не умер, придурок, — Ника нигде нет, но когда Уилл не смотрит, то он появляется снова, облокотившись о машину и складывая руки на груди. — Мне было также страшно, когда ты сначала чуть всех в магазине не заморозил, а потом вовсе сбежал, — усмехается Уилл, поднимая сок. Тот немного помят, сильно запачкан, а один край опасно растрепан. Ногтем поддеть, и образуется дырка. Он все еще не знает, что будет с ним делать. Уилл кидает его на сиденье и с раздражением захлопывает дверь, привалившись к ней спиной. Пальцы растирают ледяную кожу, подушечки застывают на дрожащих веках. Он мельком смотрит сквозь разведенные пальцы на Ника и думает, что хочет закурить. Рука сама нащупывает пачку сигарет. Ее час здесь. — Знаешь, — Ник со вздохом начинает, — одно дело убедить человека, что все поправимо, и другое — убедить, что все уже поправлено, — Уилл поднимает на него взгляд, тот долго молчит, сжимая губы, но потом смотрит в ответ, — я сделал второе. Уилл не находит, что ответить. Ник смотрит с ожиданием и застывшим с самой смерти сожалением. В нем уже давно Уилл видит сжигающую пустоту, что сворачивается черной дырой. Уилл молчит, хотя знает, что надо бы ответить. Он не может себе позволить говорить что-то ободряющее. В груди бьется волнение. Он смотрит на асфальт, на Ника, теряясь и чувствуя, что все вдруг стало неправильным. — Но ты же ее не нашел… возможно, у нее нет незаконченного дела, — он позволяет себе только это. Он знает, что врет. Слышит в смешке Ника ответ. Уилл чувствует укол совести, ощущая себя чертовски неполноценным. Он теперь больше походит на привидение, чем Ник. Это не может не пугать, а путь, который они держат, заставляет содрогнуться под гнетом этого страха. Их маленькая остановка — убежище. — Понял? — Ник смотрит на него, печаль медленно расползается по всей радужке, что ее уже нельзя найти. Уилл кивает. Целлофановая оболочка пачки скрипит, нарушая тишину. Пальцы небрежно открывают ее и выуживают тонкую длинную сигарету. Он не хочет курить на самом деле. Уилл все равно зажимает ее конец губами, покачивая. Понимание причин и следствий пришло так просто и незаметно, что ни облегчения, ни плана, которые он думал, что обретет, не появились. Мысли все также бьются о незнание. — Куда мы отправимся после? — Уилл хочет малодушно растянуть время, всматриваясь в затягивающийся туманом лес. — Еще рано об этом думать, мы не закончили этот путь, — легко пожимает плечами Ник, он ему явно подыгрывает. — Ну а все-таки? — Может, заглянули бы к твоему отцу? Не скучаешь? — задумчиво тянет Ник, а по телу Уилла бежит дрожь. Он замолкает на бесконечно много времени. Ник закрывает глаза и будто бы становится еще нереальнее. Его лицо еще более побледнело, но Уилл смотрит на это безучастно и спокойно. Он знает, что это не имеет значения. Сердце заходится ударами, затем резко останавливается и продолжает биться уже спокойно. Легкие вдыхают разряженный воздух, в котором уже пахнет сыростью. — Не скучаю, — просто говорит Уилл, а Ник также просто принимает. Медленно над их головами темное облако затягивает небо без звезд. Первая капля падает на уголок его губы, после чего Уилл устремляет взгляд в небо. Еще одна падает на щеку, отчего содрогаются веки. Еще одна разбивается где-то за ним о крышу машины. Глухое безмолвие прерывается быстро набирающим силы ливнем. Крупные капли бьются о ветви деревьев, создавая жуткий шелест, будто в лесу все время кто-то ходит. Асфальт чернеет, и каждый шаг по нему теперь сопровождается хлюпающим звуком. Уилл раздумывает над чем-то очень очевидным. Ник теперь легко улыбается, запрокидывая голову. Уилл бы хотел сделать так же. — Я выкину сок? — он жует конец сигареты, снова открывая дверь водительского сиденья. Ник непонимающе смотрит на него, вновь сжимающего в руке пачку сока. Он пожимает плечами, пока весь так правдоподобно мокнет. Черные вьющиеся пряди укрывают уставшее лицо. Он зачесывает их назад, всматриваясь в грузное облако, медленно совершающее свой безвольный путь, и совсем не реагируя на падающие на лицо капли. Он переводит взгляд на Уилла. — Ты не хочешь его попробовать? — Ник вглядывается в него, что уже проходит мимо, чтобы оставить на обочине этот невразумительно усложненный сок. Он отрицательно кивает, но замирает в сомнении. Уилл щурится, каждый раз содрогаясь, когда из леса вновь слышится будто бы хруст веток и шелест из кустов. Высокие папоротники шатаются, будто они только что были покинуты чудовищем темного леса. Рукавом он вытирает лицо, с которого щекотно бегут крупные струи грязной воды. — Деньги зря потратил, — тянет Ник, поворачиваясь к застывшему Уиллу и складывая руки на крыше машины. Уилл на секунду оборачивается, но ответов Ник не дает. И снова условная тишина, которой нет. В ее условности мешается шелест веток и завывание ветра. Уилл все-таки кладет сок на сырую почерневшую землю с пригнувшейся к земле травой, представляя, что через несколько лет он укроется одеялом мха и будет принят хотя бы лесом. — Зря, — соглашается, — но больше такого не будет, — он отворачивается от пачки сока, возвращаясь к машине. — Возможно, не потому, а поэтому я остался с тобой, — Ник приоткрывает дверь, всматриваясь в смазанные дождем черты лица. Уилл хмыкает и улыбается, последний раз смотрит на еле различимую за стеной дождя крохотную пачку сока, забывая о ней, как только снова отводит глаза. Он садится за руль, ежась от холода и того, что он промок насквозь. Пальцы зачесывают короткие вьющиеся пряди назад, пока ключ проворачивается, и машина снова заводится. Как-то раз он заглянул в подвал, когда ему только-только исполнилось тринадцать лет. Там, одиноко прислонившись к грузной с подтеками стене, стоял на одной ноге фламинго. Неуклюже сделанная фигура с кривым окрасом, но ухудшали его вид старые потертости и почернения плесени. Изогнутая шея печально склонила голову к земле, но видимый глаз смотрел на него. Бездушный с искусственными бликами. Уилл смотрел на старое украшение дворика и думал, что, возможно, когда он был новым, то выглядел куда привлекательнее. За разглядыванием одинокой птицы он забыл, зачем сюда спустился. За его спиной раздались скрипы ступенек лестницы, а вскоре возле него уже стоял его отец. Тусклый свет делал его лицо на пару лет старше, отяжеляя мешки под глазами. Отец положил руку на Уилла плечо, несильно сжимая и ненавязчиво уводя из подвала. Уилл не сопротивлялся, лишь через плечо продолжая смотреть на покинутую фигуру. — Почему мы его не выставляем на лужайку летом? — последняя ступень скрипит как обычно, громко и протяжно, что он вновь морщится. — А зачем? Он никогда не имел смысла, и его должна скоро твоя мать забрать, — голос его был печальным. Они прошли на кухню, где стояли пакеты с едой. Отец только что вернулся из магазина, но Уилл не слышал его приезда. Он бездумно сел за стол, тут же находя свой пустой стакан и начиная его вертеть. Ему нужно было занять руки, возможно, потом это перерастет в то, как его отец неосознанно достает сигареты, но даже не курит их, а просто мнет в руках, в конце ломая. Фламинго был призван что-то значить для других. Его мать всегда хотела выставлять эти значения, которые не отзывались в ней самой. Так ему всегда говорил отец. Дворик украшают для себя, но она делала это ради незнакомцев. А если матери нет, то и фламинго ничего не значит. Он становится ненужным, не выполнившим своих обязанностей.