Выбирая снова и снова

Сережа молчаливой тенью опять проскользнул в комнату, боясь разбудить Олега. Но опять, на протяжении уже недели, находил его бодрствующим старающимся самостоятельно передвигаться и даже — о, боже — делать упражнения. — Олежа, что творишь, тебе еще рано, — прошипел на него гневно Разумовский, глядя на блестящие от пота плечи. Волков тяжело дышал, выплевывая хрипы из груди, но упрямо продолжал отрабатывать на воздухе удары. Он повернулся лишь на миг, чтобы понять, кто пришел, а после снова продолжил делать привычные для себя движения, которые отдавались болью по всему телу. — Все, хватит, — буквально рыкнул Сережа, хватая Олега за больное плечо, намеренно причиняя боль. Омега зашипел сквозь зубы от боли, вздрогнул всем телом, теряя на мгновение всю силу и собранность. Разумовский на это и рассчитывал, для этого сделал больно дорогому человеку, чтобы на мгновение ослабевшего потянуть на постель, заставляя сесть. — Ты совсем о себе не беспокоишься, — угрюмо произнес Сережа, обходя постель, вставая напротив осунувшегося мужчины. — Только слегка раны затянулись, и сразу делаешь все, чтобы они открылись. Я, конечно, обожаю твое упрямство и настойчивость, но сейчас хоть немного притормози. — Некогда тормозить, — хрипло закашлялся Олег, сгибаясь в три погибели. Альфа запустил руку в черные волосы, ожидая, когда тот придет в себя. — Олежа, сейчас надо притормозить, чтобы нормально восстановиться, — терпеливо мягко произнес Сережа, когда кашель прекратился. Олег продолжал хрипло тяжело дышать, содрогаясь плечами. — Сереж, если я буду лежать и ничего не делать, я точно не восстановлюсь, — просипел Волков, прикрывая глаза, отдаваясь во власть поглаживающих рук. — Не надо стараться делать все сразу, — улыбнулся Разумовский, ласково поглаживая по спутанным волосам. — Лера подождет, я ее пока гоняю. — Мне ее искренне жаль, — усмехнулся омега, приоткрывая один глаз — другой еще побаливал. — Эй, я не так ужасен, — обиженно насупился Сережа, беря с прикроватной тумбы одну из мазей. Там лежал целый арсенал лекарств, в котором Олег ничего не понимал. Но, к счастью, у него были два Доктора, к счастью, которые его не собирались убить во благо справедливости, а наоборот залечить. Кажется, залечить они собирались до смерти. Сережа выдавил немного мази на руки, размазывая ее между ладоней, чтобы согреть, а затем принялся втирать ее в плечо, которое еще отдавалось синим цветом. Совесть немного кололо от того, что Разумовский использовал его боль, чтобы успокаивать, но с другой стороны, это было для его же блага. — Серый, не надо так со мной носиться, — произнес через какое-то время Олег, отворачиваясь, чтобы не видеть сосредоточенного лица с закушенной губой и крепких рук. — Бывало и хуже. — Я знаю, — напряженно ответил Сережа. Опять эта тема. Они вроде и пережили ее, но все еще оставалось много недоговоренностей и не раскрытых тем. Эта история оставалась с ними, не отпуская и не давая вздохнуть. Хотя они пытались ее обговорить и принять. Первое, что было решено — не извиняться. Тогда Олег сказал — никакие «прости» не излечат его и не исправят случившегося. Но Сережа иногда срывался, снова говоря бессмысленные извинения, просто потому что не мог молчать. Сейчас, по какой-то глупости, он тоже не смог держать язык за зубами. — Перелом ключицы и повреждение легкого, — произнес тихо Сережа, касаясь едва виднеющегося самого верхнего шрама. — Ранение мышцы, мимо плечевой артерии. Пробитое легкое. Повреждение большого сальника, предотвратившего проникновения глубже. Повреждение слепой кишки. Пять ранений от пуль, все чудом минули жизненно важные органы. Олег поднял мрачный взгляд, глядя в помутневшие голубые глаза, как будто погруженные в себя, в другое пространство. Но руки продолжали растирать лекарство по плечу недалеко от шрама от пулевого ранения. — Неудачная интубация, как следствие повреждение связок, — продолжил мрачный список Сережа, сильно жмурясь, явно до боли, а затем открыл глаза, с отчаянной тоской и твердым принятием глядя в лицо омеги. — Выкидыш вследствие кровопотери, и как последствие бесплодие. Они замолчали, замерев друг напротив друга. Олег смотрел с тянущей тоской и загнанностью, Сережа же казался более твердым, хоть и трагично-мрачным. — Как… — запнулся омега, задыхаясь на первом же слове. — Как давно ты знаешь? — Как только получил доступ к интернету после выхода из того подвала, — ответил Сережа, беря с тумбы упаковку влажных салфеток и вытаскивая несколько штук, чтобы оттереть от ладоней мазь. — Найти и взломать базу больницы, в которой тебя оперировали, было делом двадцати минут. Перевести с итальянского на русский было более проблематично, но за время в тюрьме я немного поднаторел в этом языке. Он бросил использованные салфетки к лекарствам и взял свежую, подхватывая еще и капли для глаз. Пальцами альфа подцепил крепкий подбородок Олега, приподнимая его голову. Омега отказывался открыть глаза, несмотря на аккуратные прикосновения к скулам. — Ты просил не извиняться, — тихо произнес Сережа, продолжая мягко касаться любимого лица, на котором застыла гримаса отчаяния. — И я не буду этого делать. Хотя мне хочется упасть перед тобой на колени и вымаливать прощения, пока не сорву голос. Хочется сломать себе пальцы и ребра, чтобы ощутить хоть немного той боли, которая выпала из-за меня тебе на долю. Но понимаю, что тебе это не нужно. Что это не исправит моих ошибок. Олег приоткрыл глаза, глядя на серьезное мрачное лицо Сережи. Никогда он не был настолько решителен и тверд. Разумовский наклонился ближе, целуя в выпирающую косточку на переносице. — Я люблю тебя, — произнес тихо альфа, поглаживая легкими движениями печальное лицо своей омеги. — Мне никогда не искупить того, что я совершил. Но я не прекращу пытаться. Позволь сейчас тебе помочь. Постарайся мне довериться. — Я доверяю тебе, — сипло произнес Олег, сильно жмурясь. — Тогда, пожалуйста, открой глаза, и дай мне закапать лекарство, — попросил мягко Сережа, целуя морщинку между бровей. — Не хочу глаза открывать, — признался Олег, опуская голову, утыкаясь в живот альфе. — Открой, — снова попросил Разумовский, свободной рукой зарываясь в черные волосы, поглаживая их. — Будет немного больно. Возможно слезотечение. Волков насмешливо фыркнул в футболку альфы с очередной попсовой надписью. — Насколько сильное может быть слезотечение? — уточнил Олег, слегка отодвигаясь от Разумовского. — Это все индивидуально, — пожал плечами Сережа, вновь подцепив пальцами чужой подбородок. — Откроешь? Олег судорожно вздохнул, все же размыкая веки. Сережа предельно аккуратно и мягко провел большим под пострадавшим глазом. Почти не надавливая, он слегка оттянул кожу, несколько капель оставляя в образовавшемся пространстве. Олег зашипел от пощипывания в глазнице, снова хмурясь, но не дергался под чужими руками. Слезы все же выступили в уголках глаз, омега постарался сморгнуть их, но те все равно поползли по коже. Салфеткой Сережа стал их стирать с чужого лица, снова целуя горбинку на носу. — Почему ты молчал все это время? — спросил тихо Олег, закрывая спокойно глаза. Теперь можно было, теперь Разумовский не настаивал. Он отложил капли в сторону, кидая и салфетку. Затем пристроился снова перед омегой, расчесывая пальцами волосы. — Это была твоя тайна, и мне казалось, что я поступил неправильно, узнав об этом в обход тебя, — ответил также полушепотом Сережа, почесывая мужчину за ушами. — Почему решил сказать сейчас? — продолжил спрашивать Волков, вновь уткнувшись в крепкий живот альфы. Так было теплее, надежнее. Спокойнее. — Я чуть снова не потерял тебя, — сдавленно произнес Сережа, прижимая к себе омегу. — Не хотел, чтобы между нами остались недомолвки. Особенно… в таком вопросе. Они замолчали на некоторое время. Разумовский продолжал поглаживать Олега по голове, как большого пса, а сам Волков тихо млел под чужими руками, пытаясь прийти к внутреннему равновесию. Это было не так просто. Он ненавидел быть слабым, а сейчас после похищения беспомощность совсем его поглотила, а теперь еще раскрылась самая большая его боль. Которую хотел унести с собой в могилу, так и не раскрыв. — Почему ты мне не сказал об этом? — спросил тихо Сережа. — Если бы я сказал тогда, что… — начал Олег, но осекся, судорожно вздохнув, стараясь избавиться от кома в горле. — Если бы я тогда перед «Игрой» сказал тебе, что забеременел, это бы остановило тебя? Руки в волосах остановились, судорожно сжав пряди между пальцев. — Нет, — сухо ответил Сережа, глубоко вздохнув. — Тогда бы я не воспринял эту новость. Посчитал бы, что врешь, стараешься сбить меня с моей цели. Наверняка бы разозлился сильнее и навредил. В общем… ты был прав, что тогда решил не говорить. Разумовский ощутил, как дрожит под руками крепкое тело, и постарался сильнее прижать к себе, будто мог бы слиться с ним, впитать его боль. — Почему не сказал, когда забрал меня? — спросил альфа, стремясь окончательно разобраться в этом вопросе. — Зачем? — хрипло, почти неслышно сказал Олег. — Я хотел сказать, когда был в больнице и после… хотел сделать больно, как мне, но, когда нашел, забрал. Ты уже был так сломан, что я не смог сделать тебе еще хуже. — Зря ты меня пожалел, — покачал головой Сережа. — Я не достоин этого. Надо было это сделать. Разумовский немного отстранил от себя омегу, но только для того, чтобы присесть перед ним на колени, аккуратно обвить руками торс и поцеловать в висок. — Я допустил то, что ты снова пострадал в моих разборках, — произнес альфа, стараясь вслушаться в чужое сердцебиение сквозь хрипы в легких. — Я знаю, что тебе не нравятся мои извинения, но все же… Прости меня. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Позволь позаботиться о тебе. Ты всегда говорил, что надо доказывать действиями. Позволь сейчас стать твоей опорой, чтобы искупить хоть каплю моих грехов. Олег все же всхлипнул. Сережа не стал его разворачивать, только мягко направил к своему плечу. Омега спрятал свои слезы на нем, цепляясь пальцами за одежду на спине. — Я жалкий, — выдохнул Волков. — Нет, дорогой, это не так, — возразил Сережа. — Ты самый сильный человек, которого я знаю. Ты пережил такую потерю в полном одиночестве, опираясь только на собственную волю. Смог… принять меня после этого. Ты невероятно сильный, намного сильнее меня. Но сейчас тебе не нужно тянуть все в одиночку. Ты можешь мне довериться. Больше я не подведу тебя. — Я не могу просто лежать и принимать все, как есть, — судорожно вздохнул Олег. — Знаю, но нужно немного потерпеть, — произнес Разумовский, поглаживая по спине. — Скоро можно будет снова заниматься, и я, и Лерочка поможем тебе. — Можно без Леры? — тихо попросил омега, очаровательно тычась носом в шею. — Не хочу, чтобы она видела меня таким слабым. — Хорошо, тогда только со мной, — согласился Сережа, кивая. — Согласен? — Хорошо, — выдохнул Олег, немного отодвинувшись от альфы, стыдливо отводя взгляд. — Что-нибудь болит? — спросил Разумовский, ласково растирая запястья омеги, на которых еще виднелись следы от пут. — Нет, — покачал головой Олег, но стушевался под строгим Сережиным взглядом. — Не настолько, чтобы волноваться. Плечо отходит. Руки почти не болят. Швы немного тянет, но по ощущениям не раскрылись. — Дашь посмотреть? — спросил Сережа. Волков кивнул, поворачиваясь спиной. Руки Разумовского аккуратно подняли футболку, чтобы посмотреть на рану. Они ее уже не затягивали под бинтами, чтобы не запрела, но все еще промывали и смазывали. На перекрестье выступило немного крови и сукровицы. Сережа недовольно цокнул языком, на ощупь находя флакон хлоргексидина и ватные диски. Он не стал отчитывать Олега, потому что понимал, что и так для него сегодня вечер был слишком откровенным и болезненным. А он… Разумовскому нужно было делать больно, чтобы не забывать, что натворил и как виноват. Сережа аккуратно обработал рану, ласково поцеловав уцелевший нос волка. — Ложись и отдыхай, — тихо произнес альфа, опуская ткань обратно, слегка подталкивая Олега в плечо. Тот странно покорно подчинился, ложась на свою постель. Сережа собрал мусор, который остался от обработки, и вышел, чтобы выкинуть, но вскоре вернулся. — Можно лечь с тобой? — спросил Сережа, нависая со спины над Олегом. Тот молча кивнул, разрешая и отодвигаясь чуть ближе к краю. Альфа лег, приобнимая за талию, боясь прижаться к спине. — Сереж, — тихо позвал Олег. — Я простил тебя. — Я себя нет, — ответил Сережа, грустно усмехаясь, уткнувшись лбом в черный затылок. Олег решил не отвечать, что сам себя он тоже ненавидит. Но Сережу не может винить. И продолжает любить.