Выбирая снова и снова

Сережа серьезно задумался. Наконец в его бешеной головушке стали появляться мысли не такие масштабные, более приземленные и рациональные. Они хотят семью? Они стремятся к полноценной семье? Как-то до него не сразу дошло, что, возможно, у Олега в планах появилась беременность. Он стал принимать прописанные Лерой таблетки, стал штудировать статьи и форумы по восстановлению этой части его здоровья и следовать указанным рекомендациям. В принципе некоторые из них и Сереже нравились, так как сексуальная жизнь стала более активной и разнообразной, но все равно, задумываясь, Разумовский стал немного напрягаться. Он не был против детей. Не был против семьи. Просто в череде многих событий эта тема стала далекой от него, что исчезла, стала чем-то вроде мифа. Сергей не врал Олегу, в далекое студенчество он хотел насильно обрюхатить Волкова, чтобы тот был точно привязан навсегда к своему альфе. А потом все пошло по наклонной. На вершине, на которую он взгромоздился, его мысли были далеки от семейного очага, даже пресловутое слово «наследник» не резало слух и сильно не напрягало. Он стремился к более высоким целям, к всеобщей справедливости. Ему было не до чего-то приземленного вроде семьи, детей, да даже отношений. Тогда ему уже было даже не до Олега. Сережа всегда был в полете. А семейная жизнь была приземленной. Сейчас она встала перед глазами, как камень, и Разумовский был потерян — что с ним делать. Олегу было проще в этом вопросе, потому что и омега был проще, а Сережа загрузился мыслями, оказываясь потерянным котенком. — Что завис? — спросил Волков, заходя в серверную. Сережа сидел на своем кресле, положив руки на клавиатуру, и прожигал немигающим взглядом свои пальцы. Он встрепенулся, услышав голос омеги, и посмотрел на него. — А? — переспросил, хлопая глазами, Сережа. — Есть идем, гений великий, — покачал головой Олег, тепло усмехаясь. Разумовский подумал, что его омега в принципе весь теплый, сотканный из уюта. И как он мог быть наемником? Может, стоило тогда настоять? Сережа запахнул халат и, шаркая по полу тапочками, поплелся за Олегом на кухню: в серверной ему запрещали есть. Подумав, Разумовский мог бы сказать, что за ним всегда следили, как за ребенком, но он был слишком занят самоанализом, чем пониманием всей ситуации в целом. На кухне было тепло. Сережа прикрыл глаза, глубоко вздохнув. Как-то стало спокойнее, расслабленность окутала и напряжение раздумий постепенно отпускало. Разумовский беззастенчиво забрался на стул с ногами, скрючиваясь в непонятную позу. Он уже не был таким хрупким мальчиком, он подкачался, стал сильнее и, откровенно, тяжелее, но все равно привычка по-птичьи сидеть, как на насесте, осталась. Когда у них была Марго Олег часто подшучивал, что чувствует себя в птичнике, но теперь у него осталась только одна пташка. Перед Разумовским оказалась глубокая тарелка. — Опять суп? — поморщился альфа. — Ешь и не кокетничай, — фыркнул Олег, кладя приборы, ставя еще тарелки с какими-то салатами, нарезанными овощами, сыром. Сережа закатил глаза, хватая ложку, начиная мешать суп в тарелке. Жаловался он только для проформы, потому что готовил омега вкусно, но такая система первое-второе-компот напоминала одновременно и о детдоме, и о тюрьме. — Горячий, — зашипел Сережа, высунув язык. Олег только головой покачал, садясь напротив со своей тарелкой. Разумовский обиженно нахохлился, что его проблему игнорируют, и продолжил есть уже в тишине, звеня ложкой о края тарелки. Но долго альфа молчать не смог — не его стиль — и снова заговорил, немного напугано глядя на омегу. — Слушай, Олеж, — позвал он тихо, получая в ответ негромкое мычание. — Ты правда считаешь, что нам стоит быть родителями? Волков замер, поднимая глаза на Сережу. Тому резко захотелось стереть прошлые секунд десять из этой жизни. — Ты против? — спросил хрипло Олег, все же решив заговорить. Разумовский повел неопределенно плечом. — Я не против, правда, — вздохнул альфа, трепля рыжие волосы на затылке. — Просто… Сейчас мы заняты Чумным Доктором, я… я не смог тебя уберечь, а если залетишь или уже будет ребенок… Не факт, что я смогу защитить вас. Да и в целом. Моя кукушка давно улетела, а некоторые психические заболевания могут передаться ребенку, я не хотел бы ломать ему жизнь из-за своих генов. Разумовский замолк, переводя дыхание. Он поднял взгляд на Олега, пытаясь понять, что тот думает. Но омега был внешне спокоен и непробиваем. С прямым взглядом, без боли и разочарования. Спокойно. — Я тебя понял, — кивнул Олег, немного нахмурившись. — Но, надеюсь, ты не будешь против, если я продолжу лечение? Это могло прозвучать упреком, но это был простой вопрос, на который ожидался ответ. — Что? Зачем ты спрашиваешь, это твое дело, твое здоровье, — недоуменно спросил альфа, начиная тараторить от волнения, постукивая пальцами по борту тарелки. Есть теперь не хотелось совершенно. Разумовский опять все начал портить. — Это касается и тебя, — пожал плечами Олег, продолжая есть. Сережа заметил, что ложку он держит твердо, даже слишком. — Олеж, послушай, я не… — вздохнул альфа, отодвигая от себя тарелку и подаваясь вперед, стараясь поймать свободную руку Волкова. Тот не стал убирать ладонь, но и не стал сжимать в ответ, как делал раньше. — Я люблю тебя. Ты — самое дорогое, что есть в моей бешенной и непостоянной жизни. — Я знаю, Сереж, — улыбнулся Олег, поднимая темные глаза. Они всегда были очаровательно-прекрасны, но после приема гормональных их обаяние и жалостливая тоска стали сильнее во стократ. Как мокрый котенок или скулящий щеночек хаски. Сереже повезло, что Олег не умеет своими глазками пользоваться. Волков встал, обходя стол и подходя к Сереже. Коротко чмокнул в висок, едва проведя носом по коже. — Уберешь со стола, ладно? — попросил Олег, погладив как-то мимоходом по плечу. Разумовский кивнул. Понимал, что все же облажался, что все же сделал больно, хотя не хотел и не планировал. Наверно, в этом была самая большая проблема — ребенок не в плане, Сережа не мог контролировать все, связанное с ним. А пускать на самотек он больше не хотел ничего и никогда. И отпускать сейчас Олега было неправильно, потому что вся ситуация могла уйти в тартарары, а потом будет не исправить. Сережа больше не хотел запутывать их отношения, хотел прямоты и ясности. Откровенности. Он поднялся. Хотел сразу пойти за Олегом, но остановился. Обоим нужна была пауза. Есть так и не захотелось, но Сережа все равно впихнул в себя оставшиеся ложки супа — выливать еду было преступлением, а уж тем более, если эту еду готовил Олежа. Хоть Разумовский и ненавидел убирать, но, раз пообещал, то поспешил сделать, к тому же не хотелось снова ругаться. По правде, и ругани не было, но все равно Сережа сделал больно своему омеге, хотя только-только все стало налаживаться. У них появился шанс. А Разумовский испугался. С Олегом он так часто познает страх, что не понимает, зачем продолжает снова и снова — страх отвратителен ему, но из-за него отступать не хотел. Он уже слишком много ошибался, а вот исправляться научился только недавно. Сейчас снова нужно было применить эти слабые навыки. Олег вытянулся на кровати, прикрыв глаза и сложив руки на животе. Он не переоделся, просто носки снял. Почему-то это казалось трогательно-забавным, Сережа улыбнулся, желая помять крепкие ступни с выделяющимися сухожилиями и венами — ничего хрупкого и нежного, но все равно очаровательно. Разумовский не стал себя ограничивать и сел на кровать, обхватывая ладонью щиколотку. Олег приоткрыл глаза и чуть поворочался, слегка приподнимаясь. Он склонил голову к плечу, с любопытством наблюдая, что будет дальше. Сережа усмехнулся и взял одну ступню в обе ладони, начиная массировать. Олег улыбался одними глазами, и у альфы сердце трепетало от этого. Он в порыве озорства чуть приподнял штанину и, склонившись, поцеловал высокий свод. Омега вздрогнул от прикосновения, но продолжал внимательно смотреть на мужчину у его ног. Сережа, окрыленный, продолжал гладить и массировать ногу омеги, изредка припадая к коже губами. Олег глубоко размеренно дышал, запрокинув голову, лениво поглядывая. — Если ты хочешь извиниться, то не стоит, — произнес он хриплым полушепотом. Сережа вздрогнул, припавший к чужой ступне. — Я не извиняюсь, — произнес негромко альфа, отпуская одну ногу и начиная массировать вторую. — Просто хочу сделать приятное. Олег усмехнулся. По этой усмешке сразу было ясно, что ему не верят. Сережа обиженно фыркнул и прикусил косточку у большого пальца. — Мне казалось, что это волки должны кусаться, — сказал Олег, посмеиваясь. — С кем поведешься, — посмеялся Разумовский, массируя под коленом. Он тяжело вздохнул, прикрывая глаза, и уткнулся в голени лбом. — Олеж, по поводу того, что я говорил на кухне… — Серый, правда, не стоит, я все понимаю, — прервал его Олег, но Сережа ощутимо сжал руки на щиколотках, призывая к тишине. — Олег, я ненавижу беспомощность, страх, — продолжил Разумовский, поднимая голову, чтобы смотреть в чужие глаза. — Я переживаю за тебя. Немного за Леру. А с ребенком… я беспокоюсь, что, либо совсем буду к нему равнодушен, либо страх поглотит меня, и Тряпка станет главным. Я не хочу становиться им. Но я люблю тебя, и хочу быть с тобой. Быть… семьей. Сережа протянул руки, обнимая локтями колени омеги. Олег, подумав, все же вложил свои ладони в чужие. Альфа улыбнулся, сжав крепкие смуглые пальцы. Разумовский подумал, что было бы классно сделать им маникюр. — Меня пугает мысль о детях, признаю, — продолжил Сережа, поглаживая острые костяшки. — Я не могу это контролировать, от того мне только беспокойнее. Но бесконечно бояться тоже нельзя. — То есть?.. — спросил Олег, чуть сильнее сжав пальцы альфы. — Думаю, да, — вздохнул Сережа, серьезно-хмуро глядя в темные глаза. — Ты ведь понимаешь, что моя попытка лечения не означает, что я смогу забеременеть? — спросил омега, чуть сдвинув брови. — Это просто попытка. Ничего более. — Ага, — усмехнулся Разумовский. — Но ты же везучий чертила. Так что я уверен в тебе. — Сереж, я все равно не собираюсь срываться с места в карьер, — улыбнулся Олег, изогнув немного брови. — У нас может ничего не получиться, так что расслабься. — Когда нам в спину дышит чертов Дагбаев с твоим бывшим? — переспросил Сережа. — Ну да, самое время расслабляться. — Ты понял, о чем я, — рассмеялся Волков, отпуская ладони Разумовского. Тот вроде бы и хотел обидеться, но не стал — глаза омеги округлились и в них заплескались невысказанная просьба и отчаянная нежность. — После этих гормональных ты стал такой душкой, — умиленно произнес Сережа, погладив по бедру. — Такие мордашки строишь. Обычно это только я умел. — Я ничего не строю, — отвернулся Олег, смущенно поджимая губы. Разумовский рассмеялся, быстро подтягиваясь на постели, обнимая омегу, целуя в затылок. Может, Волков и пытался строить из себя гордость, но хотел — выпрашивал взглядом и телом — тепла и поддержки, а также вот таких вот объятий. Сережа готов был это предоставить, прижимал к себе такого сильного, но такого хрупкого любимого мужчину. — Мальчика хочу назвать Александром, — произнес Сережа, ближе притираясь к крепкому телу. — Чтобы был как Пушкин — Александр Сергеевич? — спросил, посмеиваясь, Олег. — Ну вот, ты все испортил, — наигранно обиженно вздохнул альфа. — А девочка будет Валерия. — Тебе старшей мало? — хрипло рассмеялся Волков. — Может быть, — хмыкнул Сережа, но затем поморщился. — Хотя, ты прав, Лерочка-машерочка у нас одна такая. Лиза? — А может Марго? — спросил Олег. Разумовский ощутимо вздрогнул, трогательно утыкаясь в чужие волосы. — Не хочу, чтобы ей тоже было больно, — тихо произнес он в ответ. Омега сжал чужие ладони, покоящиеся на его талии. — Не думай об этом, Серый, — прошептал Олег. — Вообще о ребенке и о моей ситуации. Знаю, тебе трудно пускать что-то на самотек, но просто об этом буду думать я, а ты обо всем остальном. Хорошо? — Хорошо, — вздохнул Сережа. — Это будет трудно, но я попытаюсь. — Думай о моем бывшем и плане мести за меня, — предложил омега, пожав плечами. Разумовский прорычал что-то невразумительное, сильнее прижав к себе Олега. — Не дам больше ему коснуться тебя, — пообещал Разумовский, целуя за ухом. — И Леру, — добавил Олег. — И Леру, — согласился, закатив глаза, Сережа. Волков рассмеялся, а Сережа снова таял, понимая, что ради этой легкости и радости любимого человека готов на все. Даже похерить все планы и рискнуть своим сознанием вновь.