Выбирая снова и снова

Он не скучает. Точно нет. Он не тоскует по ощущению защиты и поддержки, не видит перед собой редкую теплую улыбку и растопленную нежность в темных глазах. Он не ищет его образ, не старается его воссоздать. Сережа тихо воет в свои ладони, стараясь не разбудить очередную пассию. Хотя, может и стоило бы выгнать этого омегу сразу после секса и забыть, как делал с остальными. Но Разумовский перепил и отключился раньше, чем успел что-то сказать и сделать, его партнер отрубился раньше, а теперь будет никому ненужная сцена утра после секса по пьяне. Чужие слезы, разбитые надежды на будущее вместе, проклятья и обиды. Сережа устал от этого, но все равно продолжал тешить свое либидо, находя одноразовых партнеров. Серьезных отношений не хотелось. Серьезные отношения пахли дикой малиной и пылью. Они давно не виделись. Разумовскому казалось, что в другой жизни, но воспоминания все равно яркими вспышками проносились перед глазами: серо-голубое небо белых ночей и долгие поцелуи на крыше, темные подворотни и горячие объятья после дождя, ленивые серые утра вдвоем на маленькой кухне с чашками в горошек. Он не чувствовал себя виноватым. Но все еще чувствовал жгучую обиду на Олега, что снова выбрал вместо них — его — очередную миссию в горячих точках. Это не отношения, Разумовский не собирается ждать и думать, умрет или не умрет на глупом бессмысленном задании. Сережа не скрывает — это его инициатива разорвать отношения. Потому что не хочет страдать, не хочет представлять растерзанный труп, окруженный воронами и падальщиками, не хочет бояться постоянно и трястись. Так проще. Без обязательств и клятв, без мыслей друг о друге. Встретились, повеселились, переспали, разъехались. Спокойно и ярко. Разумовский перестал себя заставлять запоминать очередное имя выбранного развлечения. Зачем, если не понадобится? Он не интересуется прошлым, не спрашивает о будущем. Зачем, если у них все закончится меньше, чем через сутки? Он живет простотой общения. У него великие планы. Наконец о Разумовском говорят, как о гении, как о человеке, способном изменить мир. Им восхищаются, его почитают, да, есть и ненавистники, но они лишь тешат самолюбие. У него появились деньги и возможности, получить все, чего не хватало и о чем мечтал, появился шанс — реальная цель! — осуществить все свои планы, концепции разработки, идеи. Зачем ему кто-то лишний, кто бы перетягивал ценное внимание с грандиозных планов на себя? Сергею никто не нужен, кроме деловых партнеров. Он встает с кровати, бросая хмурый взгляд на комнату. Вещи они вчера впопыхах разбросали по полу, а сейчас это раздражающе выделялось. Давно он к себе домой не водил. Своя территория была неприкосновенна и тайна, но вышла промашка, о которой он жалеет. Сережа поплелся на кухню, где в ящике должно было быть обезболивающее. А если и не было, то всегда было вино в холодильнике, как способ спастись от похмелья. Он здесь редко бывал. Не готовил — не любил и не желал — заменил чай покупным кофе и газировкой. Зачем ему здесь быть? Таблетки нашлись. Он потянулся на полку за чашкой, чтобы налить воды запить и его взгляд случайно наткнулся на задвинутую назад кружку. Черная, простая, без рисунка и надписи, из толстого стекла, матовая снаружи и глянцевая внутри. Сережа не знает, зачем ее взял в руки. Стоял на кухне, забыв о боли в голове и похмелье, забыл о парнише, спящем в его кровати, и просто держал в руках кружку, которую оставил Олег. Его Олежа. Сережа не заметил, как у него задрожали руки, осознал это только когда увидел движение посуды. Черт! Он ненавидит Олега! Ненавидит, что тот его предал, что не оправдал ожидания, что оставил в одиночестве, свалив в далекие дали! Ненавидит всем сердцем и душой, что пообещал, заставил поверить себе, а затем бросил. Ненавидит и эту кружку, которая вновь восстановила в памяти моменты. Моменты, когда смуглые пальцы обхватывали темное стекло, когда в задумчивости короткие ногти водили по поверхности. — Доброе утро, — послышался заспанный слащавый голос. Сережа поднял глаза и сильнее сжал чашку в руках, практически слыша треск стекла под пальцами. Он всегда выбирал любовников. Разных по внешности, комплектации, по голосу. Искал разные образы, разные стили и никогда не повторялся. Кто сказал такую глупость, что снаряд дважды в одну воронку не падает? На него смотрели преданно и наивно глаза цвета темного шоколада, в которых плескалась почти щенячья радость и надежда. Насыщенно-черного цвета волосы кудрями спутались и забавно-мило торчали в стороны, придавая счастливому сонному лицу обаяния и детского шарма. Золотистого оттенка кожа была усыпана родинками по плечам, а на шее цвели синяки от их ночи. — Ты не против позавтракать вместе? — спросил хрипло ото сна омега, ближе продвигаясь к Разумовскому. Тот встрепенулся, чуть ли не выгибая спину, как дикий кот, отпрянув на несколько шагов от парня. Тот удивленно захлопал такими знакомыми — но чужими! — глазами, разумно оставшись в стороне. — Пошел вон, — прошипел сквозь зубы Сережа, дрожа всем телом. — ВОН! Он взмахнул руками. Послышался звук разбитого стекла. Медленно опуская глаза, Сережа увидел черные, как лепестки умершей розы, осколки. Его колотило, как в приступе, оглушило и парализовало. Он не слышал торопливой речи и суетливых быстрых шагов, не видел уходящего омегу, который так некстати напомнил о другом. О том, который всегда был рядом. Который всегда слушал, не всегда понимал, но всегда поддерживал, вступая за него в любой ситуации. Вспомнил о том, который вступал в драки, а потом целовал разбитыми губами. Он вспомнил Олежу, которого пытался всеми силами забыть, отпустить, как отпустили его. — Ненавижу, — шептал Сережа, сжимая в кулаке несколько осколков. — Ненавижу тебя, эгоист чертов! Кровь закапала на пол, окропляя черное стекло. Ненавидит. Но не отпускает.