Самое разбитое сердце

Он подарил мне легкий поцелуй перед тем как выйти на сцену. Я проводил его счастливым взглядом. Мой мальчик. Такой жизнерадостный, не смотря ни на что. Я сел переписываться с Ролли на счет следующего выпуска шоу. Мы еще не придумали какие песни играть, хотя выпуск был близок. Я планировал наблюдать представление из-за кулис. На самом деле, никому из зрителей не следовало бы меня видеть. Ник был в ударе, а когда он в ударе, он барабанит как чертов бог. Я обожал его улыбку когда он играл. Иногда он пытался ее сдерживать, но безуспешно. Хорошие сбивки просто заставляли его губы растягиваться. Поскольку из-за интенсивной игры ему приходилось дышать ртом, он выглядел как будто смеялся от счастья. Ничто так не передает его любовь к музыке как это. Под конец третьей песни Поланд был мокрый до нитки, а Нику хоть бы хны. Я снова поднял взгляд на сцену. Ник лежал на басовом мониторе. Это совсем не было похоже на выходку, но группе так показалось. Я выронил телефон, когда Ник откинулся назад и упал за установкой. Я вскочил, забыв о скрытности. К сцене тут же подтянулись люди. Очень много людей. Я толкался и кричал "Я Марти Фридман!" чтобы меня пропустили, но никто не слышал. Я еле пробрался к нему. Люди прикасались к нему, массируя сердце. Он лежал на сцене, а я умолял его улыбнуться и засмеяться с того, как все повелись на розыгрыш. Все размазывалось. Десяток голосов смешались в одно странное месиво. До моих ушей долетали только отдельные слова: скорая, приступ, отойдите! Я находился в полуобморочном состоянии. Какая-то часть разума билась в панике, а остальная была парализована страхом и болью. Я опустился рядом с ним, касался ладонями его лица. "Ник, ты меня слышишь?". Я повторял его имя раз за разом, надеясь, что на какой-то из них он наконец вскочит и зальется своим детским смехом. Кто-то не сильно тянул меня за плечо, но я совсем не замечал ничьих движений или слов. Только нежно поглаживал пальцами его скулы, щеки, виски. Краем глаза, я заметил, как кто-то хватает его за запястье и ищет артерию. Я касался пальцами его шеи, но никак не мог найти. Это вводило меня в дикую панику. Боже, вот он. Я приложил всю ладонь к тому месту, где можно было почувствовать, как бьется его сердце. Появились люди в белом. Тогда чья-то рука на плече потянула сильнее, оттаскивая меня от него. "Нет..." - просил я. Но кто-то говорил: "Не смотри." Кажется, это был Крис. Он притянул мою голову к своему плечу, укрывая мои глаза от него. Я потянулся и на ощупь нашел его ладонь. Было так непривычно не получать ответного сжатия. Следующий час я провел молясь получить его. Крис всё не давал мне смотреть, я и не рвался, но звуки рисовали мне страшную картинку. Вспышка, гам, опять вспышка, чьи-то голоса, громкий треск. "Пойдем, постоим в сторонке." Но я не отпускал его ладонь. Иногда мне мерещилось, что его пальцы двигаются. Но это просто движения от толчков медиков, которые пытались вырвать его с того света. Его шершавые ладони были мне роднее собственных. С мозолями от палочек и струн, ладони, которые я держал все эти двадцать пять лет. Я начал сходить с ума еще на первых десяти минутах, а следующие пятьдесят были как в кошмарном сне. Я плакал, что-то мямля. "Пожалуйста, Ник, очнись, давай! Пожалуйста, не бросай меня, я так люблю тебя." В конце концов, Поланд с силой потащил меня вверх. Я пытался оттолкнуть его. Не было ничего хуже в ту секунду, чем почувствовать, как его ладонь выскальзывает из моей хватки. Как я пытаюсь снова найти и схватить ее, но она исчезла. "Пожалуйста!" - умолял я - "Я хочу быть с ним." - но Крис тащил меня на улицу. Десятки голосов постепенно приглушались. Ноги подкашивались. Он усадил меня на скамейку. Вскоре появились Дония и Роуз, сестра и мать Ника. Никого не пускали внутрь, и я был не единственным, кого вытащили наружу. Еще минут двадцать безумия и писка в ушах прежде чем его выкатили из здания. Толпа кричала: "Ты поправишься!" Я вдруг сорвался и побежал к машине скорой. Нельзя так делать, но я умолял и мне разрешили поехать, узнав, что мы состоим в браке. Я взял его левую руку и уставился на наши кольца. Одинакового оттенка, потемневшие от старости, золотые кольца. Никогда не забуду как он сделал мне предложение. Я совсем не ожидал. Расплакался от радости. И наш первый поцелуй никогда не забуду. Тоже неожиданный. Заветные слова дались Нику совсем не просто. Он принялся говорить о том, что надеется, это не испортит наши отношения. Но моим ответом было любящее прикосновение. Я всегда любил его, мы были абсолютно счастливы. Не без трудных времен, конечно. Но ведь трудности делают жизнь интереснее, не так ли? Таков был девиз Ника. Он никогда не сдавался. Даже после увольнения. Он был жутко подавлен, но он справился. Он подсел на наркотики, но он справился и с ними. Мы справились. За это время мы стали так близки, что могли бы поубивать друг друга, но за все девять тысяч дней и ночей, что мы провели вместе, мое отношение к нему никогда не менялось. Потому что я л... Писк. Я готов был закричать от того, с какой силой он ударил в мои уши. Внутри меня было что-то невероятно быстрое и сильное, рвущее мою плоть и мучающее разум. Но тело не двигалось. Что это за писк, заполняющий голову? Я стиснул челюсти так сильно, как только мог. Я сжал его ладонь, но она не шелохнулась. Крик сидел где-то в груди, норовясь вырваться. Я глубоко вдохнул, пытаясь его подавить, но напряжение только росло. Что-то как будто отрывало от меня кусок тела. В глазах немного потемнело. Что было дальше я совсем не помню. Ничего не помню. Мокрое лицо. Я как будто очень пьяный, говорю что-то без остановки, сам не слышу и не знаю что. Тело не слушается, мысли не задерживаются. Я просто хочу, чтобы это кончилось. Я вижу Донию. Она кому-то звонит. Потом другому. Я уже в каком-то помещении. Что случилось? Она так расстроена. А я все еще как будто пьян. Просто сижу и смотрю в пол. Не могу пошевелиться. Кто-то повесил мне на плечи плед. По правде говоря, хочется в туалет. Глаза сушит и слепит. Кожа лица сухая, как после слишком долгого сна. Чего-то не хватает. Боль такая, что я сложился пополам. Опустился на пол. Господи, как больно. Я сжал свои волосы в кулак, глубоко дышал, но ничто не ослабляло ее. Я готов был сделать что угодно, лишь бы это прекратилось. Я издал болезненный стон, пальцы сжимались сами по себе и царапали пол, стоило упереться в него руками. Кто-то звал меня, но я не мог ничего с собой поделать. Боль душила меня. В голове резко возник знакомый образ. Перед концертом Ник обещал мне, что после него мы зайдем в дом его родителей и поджемуем с его отцом. Я вскинул голову, как будто хотел притянуть образ к себе, но он растворился, снова стягивая все мои внутренности в одну точку. Слезы мешали видеть, но я никак не мог от них отмахнуться. И так без конца. Это не кончалось днями. Первую неделю я жил словно в кошмарном сне из которого я никак не могу выбраться. Я твердил себе - "Его больше нет.", но четкое ощущение, что он где-то в соседней комнате не покидало меня. Я мог просто бродить из комнаты в комнату, борясь с этим чувством. Я как будто все ждал, что еще немного и он выйдет из ванной, кухни или коридора. Мне мерещился его голос. Даже в абсолютной тишине. Я не мог без него спать. Было не на что опереться, холодно. Кровать казалась слишком большой. Я до сих пор иногда делаю по две кружки кофе сразу. Потом выпиваю одну и еще долго пялюсь на вторую, как будто не в состоянии вспомнить, почему она кажется мне лишней. Я не мог ничего есть. Я не мог играть. Я просто сидел на кровати и ждал. Не понятно чего. Может, чуда. Вот бы кто-то убедил меня, что оно не случится. В первый день я совсем не помню как оказался дома. Никто не сопровождал меня, это точно. Неужели, они отпустили меня одного в таком состоянии? Или, может, я сам ушел? Дом казался мне враждебным. Как будто я не имел права в нем находиться. Всю ночь желание спать и невозможность уснуть играли мной в пинг-понг. Возможно, какое-то время я проспал. Но сон мало отличался от реальности. Я часами лежал и смотрел на пустую половину кровати. Просто хотелось, чтобы это кончилось. Но это невозможно. Я заперт в этом. Увидев, что солнце встает, я нащупал телефон. Как он оказался на тумбочке, если я выронил его в баре? Может, кто-то передал его? В любом случае, я набрал Ролли. Он долго не брал, но, когда взял, сразу спросил что случилось. Было раннее утро, как оказалось. Я молчал, и он позвал меня. Произнести что-то стоило мне ужасных усилий. "Боюсь, следующего выпуска не будет." - сказал я, с горем пополам. "Господи, да что случилось? Ты в порядке?" Я молчал. "Марти?" Вдруг, я сполз на пол, упираясь спиной в спинку кровати. Я затрясся от плача, внезапно прорезавшегося после стольких часов отключки. "Марти?!" Его японская сущность почти полностью поглощала букву "р" в моем имени. Плакать было так хорошо. Плач заставлял меня глубоко дышать. Боль и апатия долго душили меня. "Хочешь, я приеду к тебе? Что случилось-то?" Я все молчал. Не мог сказать ни слова. Скалился, приоткрывал рот, но не мог разжать горло и издать звука. Плач был уставший, измученный. "Сейчас я приеду. Ты не сбрасывай." Тогда у меня не было сил осознать как мило это было с его стороны. Спустя пол часа, он застал меня в таком же положении, в каком я ему звонил. Он был в пижаме. Звал меня, встряхнул за плечи. Но я не мог, не мог отойти. "Где Ник?" Один вопрос и мои многочисленные старания стереть это имя разбились в дребезги. Слезы побежали быстрее. Возможно, он понял, что произошло что-то плохое по моему виду. Он прижал меня к себе, поглаживая по спине, что-то утешающе бормоча, но японская речь давалась еще сложнее английской. Я схватился за него. Так хотелось, чтобы это кончилось. Я не мог избавиться от ощущения, что я еще увижу Ника. Что все вернется на круги своя. "Ничего не будет как раньше!" - говорил я себе, но это мерзкое грёбанное ощущение не исчезало. Из-за него мне вечно приходилось испытывать боль утраты раз за разом, снова и снова. Я знал, что смогу получить утешение только в объятии Ника, но его я уже никогда не получу.