Memento Mori

Я вылечусь временем – лучшим из лекарей, И каждому Бог по заслугам воздаст. С одной стороны – мне довериться некому, С другой стороны – хоть никто не предаст.

Словно застыв, четырехлетний мальчишка смотрит в зеркало прямо себе в глаза, пытаясь поймать какое-то странное ускользающее чувство, будто у него есть какая-то важная цель, что он здесь не просто так, и, более того, что он здесь снова, словно не в первый раз. Но хрупкое ощущение исчезает сразу же, как только за ним сначала распахивается и со стуком закрывается дверь. Каблуки матери остро цокают по плиточному полу гардеробной семьи Малфоев. Идеальное место – пока весь высший свет в зале на приеме в гардеробной никто не появится, а значит можно хорошенько наказать старшего сына – младшего оставили дома на попечение домовиков – без лишних глаз. Сириус инстинктивно втягивает голову в плечи, но поворачивается к матери, успокаивая бешено бьющееся сердце и подавляя желание сделать пару шагов назад. – Как ты смеешь так ужасно вести себя на глазах у всех самых важных людей магического мира, поганый мальчишка? Как ты посмел ударить сына человека, который принимает нас в этом доме? Твое счастье, что Абракас Малфой так добр к нам, иначе нас бы уже давно с позором отправили домой, а я бы с превеликим удовольствием выбросила тебя, выродок, на улицу, как паршивую собаку! – Но мама, Люциус первый начал задирать меня! Он обозвал меня щенком, который не умеет себя вести, а когда я назвал его напыщенным павлином… – звонкая пощечина хлыстом рассекла воздух, не давая мальчонке договорить. Сириус прижал ладонь к горящей щеке, стараясь сдержать стремительно рвущиеся слезы, зная, что если он заплачет, будет еще хуже. Мать тем временем сузила глаза, став при этом невероятно похожей на змею, расправляющую кольца своего тела и готовящуюся к броску. – Ты назвал Люциуса Малфоя напыщенным павлином? Да этот парень – просто мечта любой матери, тебе никогда не стать таким, как он, так что будь добр, постарайся стать хотя бы отдаленно похожим на него! – Я не хочу быть таким, как Люциус! Ни за что на свете! – Тогда ты умрешь, потому что выживают только такие, как он! Сильные, смелые, властные люди с блестящими манерами, которые при случае смогут постоять за себя, но никогда не будут бросаться на человека первыми! Люди, которые умеют находить общий язык с теми, кто им сможет как-то помочь, люди со связями! А у тебя нет ничего, кроме крови! – Я никогда не умру! – Memento Mori, Сириус Орион Блэк. Помни, что смертен. – Ты была бы рада, если бы я умер, да? Скажи это! Скажи! – Ты не оставляешь мне другого выбора, несносный мальчишка. Почему ты никогда не прислушиваешься к словам? Круцио! – острая боль, разрывающая все тело, вонзилась в тело мальчишки так быстро и неожиданно, не давая даже вздохнуть, из-за чего Сириус даже не смог закричать, а лишь раскрывал рот в немом восклике, чувствуя, как по щекам катятся слезы боли, но не сумел бы остановить их, даже если бы захотел. Пытка прекратилась также неожиданно, как и началась. Блэк не видел лица матери, но отчетливо представлял брезгливое и разочарованное выражение ее лица, которое точно подходило под слова, которые буквально выплевывали ее тонкие бескровные губы. – Ревешь, как девчонка. Да что с тобой не так? Ты – Блэк, понимаешь? Блэки не плачут! – Напиши мне список того, что не делают Блэки, чтобы я наконец запомнил, – на самом деле Сириус сам не ожидал от себя такой дерзости, поэтому зажмурился, страшась нового наказания и того, что эту боль он уже не сможет выдержать, и Круциатус не заставил себя ждать, но пытка прекратилась буквально через мгновение, и Сириус услышал почему. Стук двери нарушил их одиночество, а Блэк с трудом поднялся на ноги, почему-то не желая представать перед вошедшим лежащим на полу, чем заслужил – а не показалось ли ему? Таким мимолетным был этот взгляд, – одобрение в глазах матери. Сердито сморгнув пелену слез, Сириус видит мальчишку примерно такого же возраста, как и он, и даже удивился, что лицо матери не дрогнуло, хотя стоило бы ему заявиться в таком же виде, с него бы уже давно три шкуры спустили. Волосы неизвестного спасителя стояли торчком во все стороны, словно он не расчесывался минимум месяц; бабочка сбилась на бок и уже повисла одной стороной вниз, словно ее кто-то постоянно теребил и дергал – Сириус понимал его, Блэку самому не нравились ни галстуки, ни бабочки, но его быстро отучили их дергать; на пиджаке отсутствовала пара пуговиц, а на рубашке красовалось какое-то пятно, но самое главное и неприемлемое в аристократическом обществе была его широкая улыбка, быстро меняющаяся недоумением на живом лице. Немного неловкая пауза затягивается, но Вальбурга Блэк снова быстро нарушает тишину своим ледяным высоким голосом: – Детям нельзя находиться здесь без сопровождения взрослых. Прошу вернуться Вас в зал, мистер Поттер, – Поттер? Кажется, он уже где-то слышал эту фамилию. Память услужливо подкидывает образ семейного древа, но Сириус отгоняет эту мысль также, как отогнал бы назойливую муху. Он только недавно закончил учить собственное древо наизусть, и поэтому любое воспоминание о нем вызывало у мальчишки только рвотный рефлекс. – Простите, миссис, мне просто нужно встретить кое-кого… – Я не могу оставить Вас тут, – Вальбурга взяла младшего Поттера за плечо и уже собиралась провести в зал, как мальчишка вывернулся из ее вроде бы стальной хваткой и с громким счастливым криком «Папа!» бегом направился к появившемуся в дверях волшебнику, кидаясь ему на шею. Сириус видел, как на щеке Вальбурги дернулся желвак, видел также и презрение в ее взгляде, – конечно, вот так совершенно неправильно бегом и с громкими криками направиться к отцу, игнорируя замечание ее самой, – но сам Блэк смотрел на Поттеров лишь с завистью. Он и представить не мог, что когда-нибудь вот также счастливо бросится в объятия к отцу, а тот засмеется и подхватит его на руки, покружив в воздухе. Орион Блэк был совсем не таким человеком. Блэк с интересом разглядывал этих людей, подмечая, что мистер Поттер явно не был молодым человеком и скорее был близок к роли дедушки младшего Поттера (к сожалению, Сириус еще не знал, как зовут мальчишку). Карие глаза мужчины – совсем такие же, как у его сына – смотрели на самого Сириуса с теплотой, и молодые солнечные зайчики плясали где-то в глубине этих глаз. Молодые глаза. Живые глаза. Совсем не такие потухшие и сухие, как у Вальбурги и Ориона. Сириус закусил губу, чтобы не разреветься от зависти. Почему он родился в семье Блэков, а не Поттеров? Он тоже хотел бы так широко улыбаться и бегать, а еще любить родителей и точно знать, что тебя тоже любят. Он всего лишь хотел чувствовать себя нужным. Но вот мать рядом стоит, положив сухую, но тяжелую белую руку на плечо сына, и держится так, будто они намного лучше этих двоих. – Здравствуй, Флимонт. Это твой сын Джеймс? Я бы посоветовала заняться его воспитанием, – так значит мальчика зовут Джеймс? Нужно запомнить. Сириус четко видел смешинки в карих глазах мужчины, словно он насмехается над его матерью и ее взглядами на жизнь. – Добрый вечер, Вальбурга. А это, как я понимаю, Сириус? Красавцем будет. На тебя совсем не похож, – даже четырехлетний мальчик, пусть и, увы, рано повзрослевший, смог уловить легкую насмешку в голосе мистера Флимонта Поттера. К тому же, ему помогла реакция матери, ведь женщина сжала губы в тонкую линию, как делала всегда, когда была чем-то недовольна или на что-то зла. – Да, это он. Он будет не только красавцем, но и невероятно сильным магом. У него недавно в первый раз проявилась стихийная магия, и он разнес половину нашей гостиной, – мать заставила себя улыбнуться, но ее рука чрезвычайно сильно сжалась, угрожая оставить на детском плече отметины от ее ногтей. Ох, Сириус отлично помнил этот день. Тогда он опять повздорил со своим учителем фортепиано и случайно разнес не только рояль, но и пару шкафов, которые стояли прямо за ним, после чего все это занялось огнем, и лишь вовремя подоспевшие домовики успели спасти дом Блэков от катастрофы. – О, у Джеймса тоже недавно проявилась стихийная магия. И тоже довольно сильно, так что я лелею надежды на его талант. Они же вместе пойдут в школу, да? Вашему же тоже четыре года, верно? – Все так, – Сириус думал, что сжать губы сильнее невозможно, но мать умудрялась. И чем ей так не нравились Поттеры? Они же тоже чистокровные, крутятся в высшем обществе, а значит мать должна была относиться к ним хотя бы с почтением… если честно, Сириус уже ничего не понимал и мечтал лишь о том, чтобы оказаться дома в своей комнате, куда тупой Кикимер принес бы ему теплое молоко, которое мальчишка ненавидел. Но сейчас он был готов даже на теплое молоко, лишь бы подальше отсюда. И от матери. Атмосфера накалялась, и он чувствовал это. И знал, что это также чувствует Джеймс. – Джеймс мечтает о факультете Гриффиндор. Но это и понятно, большая часть семьи окончила Гриффиндор, за последние годы исключение составляет только Юстиния, но она стала Поттер только после замужества, так что мы ее не виним. – Все Блэки учились в Слизерине, Флимонт, разве могут быть еще вопросы? Мой большой привет миссис Поттер, а сейчас, прошу прощения, но нам пора. Сириус, подай мне пальто, – Блэк заметил, как скривился Джеймс, услышав «Слизерин», и неосознанно повторил этот жест, потому как и сам не особо горел учиться на факультете змей, точно также мечтая о красно-золотом знамени. Мальчик не сразу услышал просьбу (скорее приказ) матери, поэтому немного замешкался, вызвав незамедлительную реакцию – мать пребольно сжала ему плечо, чуть не вывихнув его. Сириус поморщился и быстро принес матери пальто, после чего помог ей его надеть, оделся сам и вышел вслед за Вальбургой на улицу, уловив, однако, вопрос, заданный почти что молчавшим до этого Джеймсом: – Пап, а что такое «Круцио»?