Её самый надёжный советник

Гермиона Грейнджер медленно, прерывисто вздохнула и впервые опустилась на стул за столом министра магии. Её стул. Это было не так удобно, как она ожидала. Нахмурившись, Гермиона вытащила палочку из рукава мантии и направила её на сиденье под собой, издав лёгкий удовлетворенный выдох, когда почувствовала, как действуют её смягчающие чары. Учитывая, как часто она собиралась сидеть здесь, неудобств не было. Сложив руки на столе, Гермиона повернулась и оглядела большую пустую комнату. Это был её первый день в должности министра магии, и ей, наконец, удалось выделить немного времени для себя, чтобы насладиться моментом. Хотя стул разочаровал, она не могла отрицать, что это был слишком большой офис, который она когда-либо видела, за исключением, пожалуй, кабинета директора в Хогвартсе. Её огромный стол из орехового дерева располагался напротив трех больших арочных окон с видом на улицу, каждое из которых позволяло свету самым приятным образом заливать её рабочее место. Тёмно-синий ковёр был толстым и мягким под ее ногами, и иногда, когда она двигалась под правильным углом, он мерцал, как ночное небо. Однако её любимой частью кабинета была стена из книжных полок в левой части комнаты, и она намеревалась заполнить все отвлекающие пробелы на полках, оставленные её предшественниками. Посмотрев вниз, Гермиона заметила копию Пророка, оставленного ей её помощницей Тессой, и небольшой листок пергамента с логотипом Министерства, на котором был изображён оживлённый рисунок лопнувшей бутылки шампанского. Отодвинув двигающийся пергамент назад, Гермиона обнаружила свое улыбающееся лицо, смотрящее на неё. Одной рукой она махала прессе, а другой прикрывала глаза от вспышек камер. Она бывала и раньше перед камерами, но это фото выглядело по-особенному непринуждённо. МАГГЛОРОЖДЁННАЯ МИНИСТР МАГИИ ВСТУПАЕТ В ДОЛЖНОСТЬ «Какой некреативный заголовок, - подумала она, - но сейчас я даже рада простому и правильному описанию Риты Скитер». Это утро было бурным. Хотя, на самом деле, весь год был сумашедшим. Как ни старалась Гермиона, она не могла поверить, что наконец-то оказалась на той работе, о которой только недавно осмелилась мечтать. Кампания была долгой, но она должна была признать, что она не была особенно упорной. Несмотря на то, что она была молодой для министра магии, Гермиона казалась естественным выбором, чтобы сменить Кингсли Шеклболта из всей части Волшебного сообщества Великобритании. В конце концов, она стояла за ним на протяжении всего его пребывания в должности, помогая ему очистить Министерство от коррупции и продвигая равенство по мере продвижения по служебной лестнице, в конечном итоге достигнув должности заместителя главы Департамента магического правопорядка Когда Кингсли однажды вечером в этом офисе сказал ей, что собирается уйти в отставку, Гермиона была опустошена. Она умоляла его пересмотреть свое решение, говоря, что их работа только началась, что он может ещё многого больше достичь. Затем он намекнул, что надеется, что она выдвинет себя в качестве его преемницы, и она была в ступоре. Тем не менее, её аргументы относительно того, почему она не подходит для этой работы, сводились к её молодости и отсутствию уверенности в том, что кто-нибудь даже проголосует за неё, и оба эти аргумента, озвученные вслух, звучали скорее как оправдания, чем аргументы. На что Кингсли сразу поспешил указать: — Я бы не доверил никому другому, чтобы они продолжали наше видение более справедливого и более простого волшебного мира, Гермиона. Я заложил основы, конечно, с твоей помощью. Теперь твоё время что-то построить на них. Каждый раз, когда Гермиона думала о Кингсли, говорящим эти слова над своим огневиски, она чувствовала, как в ее груди сжимается напряжение — смесь страха, решимости и гордости, достаточно мощная, чтобы вызвать слезы на глазах. Она хотела доказать правоту Кингсли, и она хотела доказать волшебному сообществу, что вера, которую они возложили на нее, была вполне обоснованной. Все, что ей нужно было сделать, это продолжить прогрессивный путь, который она уже начала вместе с Кингсли. Торопливо вытирая слезящиеся глаза с легким смехом над своей сентиментальностью, Гермиона отодвинула газету в сторону и поднялась на ноги; ей нужно встретиться с Кингсли, чтобы он мог представить её премьер-министру маглов. Дни, когда у нее было много времени, чтобы посидеть и поразмыслить над вещами, давно прошли.

***

Люциус Малфой откинулся на мягкую спинку своего большого кожаного кресла и сделал большой глоток чая. Чувствуя себя работоспособным, он потянулся за утренним выпуском «Ежедневного пророка» на своем столе и столкнулся с заголовком, который, как он знал, ждал его. МАГГЛОРОЖДЁННАЯ МИНИСТР МАГИИ ВСТУПАЕТ В ДОЛЖНОСТЬ Открыв небольшой ящик, Люциус вытащил свою на-всякий-случай фляжку с огневиски и налил ее в остаток чая. Он сделал еще один глоток и вздрогнул, когда жар от алкоголя с горячим чаем потекли по его горлу, как лава. Вот сейчас он был готов. Он не был уверен, почему ему так трудно было бороться с новостью о том, что Гермиона Грейнджер стала действующим министром магии. У него были недели, даже месяцы, чтобы подготовиться к этому дню, дню, когда маглорожденная займет высшую власть в стране. На каком-то уровне он предположил, что думал, что мир просто внезапно сгорит, прежде чем такое ужасное событие произойдёт. И все же он был здесь; это случилось и единственное, что горело, был его собственный пищевод. С момента окончания войны он знал, что времена меняются. Кингсли Шеклболт был безжалостным министром — реформатором и послевоенным обновителем. Но теперь Люциус Малфой чувствовал, что времена были не только менялись, они уже были изменены. И он не успевал за этим темпом. Люциус развернул газету дальше, чтобы открыть лицо Гермионы Грейнджер под заголовком, его глаза быстро пробежались по ее улыбке и мигающим глазам. Ее фотография подняла правую руку, чтобы помахать ему, а левая - чтобы защитить глаза от мигающих вспышек. — После стольких лет в центре внимания, можно подумать, что у нее появилось бы больше грации перед грёбанной камерой, — пробормотал он, складывая газету и грубо откидывая ее от себя. — Интересно, как бы ты отреагировала на это, моя дорогая? — Люциус обратился к фотографии Нарциссы, которая стояла в правом углу его стола. Она ничего не ответила, только трепетав глазами и улыбалась той сдержанной улыбкой, которая всегда доставляла ему легкую дрожь, когда он считал себя одним из немногих, кому когда-либо посчастливилось получить от неё это удовольствие. Бегло взглянув на газету, он заметил, что в улыбке Гермионы Грейнджер не было никакой сдержанности, она явно злорадствовала. Конечно, ему было нетрудно представить реакцию Нарциссы на эту новость, даже если её больше не было с ним. Она бы показала ту изысканную комбинацию разочарования и гнева, которая была так уникальна для нее; он всегда восхищался тем, как ей удавалось точно измерить каждое чувство, чтобы оказать максимальное влияние на свое неодобрение, как эмоциональный зельевар. Да, они дезертировали до окончания войны. Нарцисса помогла Поттеру в своих действиях, и Министерство помиловало их как за это, так и за готовность Люциуса предоставить информацию о своих товарищах Пожирателях Смерти. Но они не отказались полностью от своих убеждений. Ни один из них не мог отрицать, что был рад, что Темный Лорд ушёл навсегда — к концу войны они не хотели ничего, кроме как выжить со своим сыном, и вместе они понимали, что, учитывая их побег на светлую сторону, их лучший шанс на выживание был в мире без лорда Волан-де-Морта. Конечно, они также понимали, что любой шанс продолжить дело Чистоты Крови умер вместе с Темным Лордом. Конечно, это был болезненный компромисс, но не трудный. Люциус Малфой твердо верил в свои убеждения, но не верил в бессмысленную смерть за них. «Какой смысл в идеологическом труде, - думал он, - если он плоды не приносит?» Не то чтобы он больше не наслаждался плодами. Каким бы живым он ни был, Люциус Малфой не был особенно доволен своей жизнью. Возможно, было бы более терпимо, если бы он смог оплакивать упадок волшебного мира вместе с Нарциссой, но её нет. И не было смысла выражать такие мысли сыну. Драко, который когда-то так усердно старался заставить его гордиться, копируя его взгляд на мир, полностью изменился после войны. Он женился на девушке Гринграсс, и вместе они собрались с силами, чтобы объявить, что больше не желают следовать доктрине Чистой Крови, что маглы и маглорожденные заслуживают справедливого обращения. Люциус усмехнулся, вспоминая тот вечер, когда они произнесли свою небольшую речь за напитками перед ужином, Астория схватила Драко за колено, как будто это был спасательный круг. Нарцисса быстро проглотила один из хороших бокалов с шампанским, а затем и другой. По общему признанию, теперь он оглядывался на тот момент с большим юмором, чем когда-либо. С того вечера произошло столько всего, что было трудно делать что-то ещё, кроме как смеяться над мыслью о том, что идеологический бунт его сына — худшее, что с ним случалось. Потеря Нарциссы из-за болезни была шокирующей, и ему потребовалось много времени, чтобы восстановить невозмутимость, полагаясь на поддержку Драко и Астории. Чтобы выразить свою благодарность за их доброту, он перестал настаивать на том, чтобы Астория подарила ему внука, зная, что роды станут ее смертью. Он не был уверен, что сможет быть свидетелем того, как Драко переживает горе, поскольку сам только что вышел из его глубин. Несмотря на то, что они больше не сходились во взглядах по вопросу чистоты крови, Драко и Астория продолжали поддерживать друг друга. После войны действительно не было других людей, которые так хорошо подходили друг другу. Хотя Люциус наслаждался обществом своего сына и, в меньшей степени, невестки, он часто обнаруживал, что скучает по жизни, которую он вёл до войны. Иногда ему нравилось сидеть в своем кабинете со стаканом огневиски в руке и просто думать о тех днях, когда он мог перемещаться по залам Министерства и Хогвартса, зная, что каждый человек скорее сойдет с его пути, чем осмелится усомниться в его праве там находиться. Эх, это были такие дни. Щедрые обеды, разговоры шепотом, полуправда и откровенная ложь — от одной мысли обо всем этом светлые волосы на тыльной стороне его рук встают дыбом. Но все это было не более чем воспоминанием. Сейчас ему повезло, если он покинул поместье. Оглядываясь на Пророк, Люциус задумчиво поджал губы. Драко, похоже, думал, что девушка Грейнджер станет хорошим министром магии. Люциус подозревал, что он даже голосовал за нее, но он не был полностью мазохистом, чтобы узнать правду. Сам Люциус всегда считал, что главные черты гриффиндорцев больше подходили для прислуживающих, чем правящих — из соображений самосохранения, против хитрости. Вспоминая густоволосую девушку-подростка, которая так глупо пыталась противостоять ему в Отделе Тайн много лет назад, Люциус Малфой был уверен, что независимо от её интеллекта, вполне вероятно, что Гермиона Грейнджер окажется ягненком в политической бойне. Люциус рассмотрел портреты предков, стоявшие вдоль его кабинета, большинство из которых все еще спали. Как и кабинет директора в Хогвартсе, портреты были в первую очередь размещены так, чтобы живой патриарх семьи Малфоев мог консультироваться с ними в случае необходимости. Это случалось редко; большинство из них были в постоянном бессознательном состоянии, и Люциус будет проклят, прежде чем он спросит у других мнение о его жизни. Его отец висел ближе всех к нему, нахмурив брови и злой даже в бессознательном состоянии; Арманд Малфой, основатель английской линии Малфоев, занял почетное место над камином; Он заметил, что Брут Малфой не спал, но по своему обыкновению напряженно строчил на куске пергамента, без сомнения сочиняя антимагловский трактат, который никогда не будет прочитан. Медленно, Люциус перевёл взгляд на его нарядного тёзку, в дальнем углу комнаты: Люциус Малфой I. Люциус Малфой первый, по мнению историков, не ценивших свою жизнь, чувствовал себя довольно комфортно среди высших эшелонов маггловского общества. Он даже пытался ухаживать за королевой маглов Елизаветой I, в конце концов проклял ее, когда она ему отказала. Люциус все еще помнил свой ужас, когда он натолкнулся на эту информацию в библиотеке Хогвартса на первом курсе. Быть названным в честь такого человека было похоже на пренебрежение к его отцу, человеку, который всегда говорил ему, что Малфои были чистокровными насквозь, что они никогда не имели и никогда не будут общаться с магглами или маглорожденными любого уровня. Люциус наклонился вперед и оперся локтями о стол, глядя на своего спящего предка поверх сцепленных рук. Иногда он задавался вопросом, что случилось бы с линией Малфоев, если бы брак с Елизаветой I состоялся. Будут ли все они такими же рыжими, как Уизли? Мерлин упаси, Люциус выкинь эту мысль из головы. Несмотря на то, что отец настаивал на обратном, Люциус Малфой не сомневался, что его семья смешалась с могущественными магглами до того, как Статут секретности заставил их совершить величественный переповорот, чтобы сохранить свою власть. Инвестиции в маггловские компании, которые он унаследовал после кончины Абраксуса, рассказали ему все, что ему нужно было знать о неизменной изворотливости семьи Малфоев, когда приходят деньги от маглов, даже если сами маглы больше не допускались. Взгляд Малфоя снова скользнул по заголовку. Маглорожденный Министр Магии. Нобби Лич был последним из них, и отец Люциуса позаботился о том, чтобы он продержался недолго. Да, Грейнджер должна провести немного времени там, независимо от того, насколько сильно она верила, что очистила Министерство чистокровных консерваторов своими маленькими действиями и законами. В конце концов, не все, придерживавшиеся консервативной точки зрения, были верны Темному Лорду. Большинство из них вообще не считали себя консерваторами; они считали ее безрассудно прогрессивной, и он знал, что Шеклболт довел многих из них до предела. И его в том числе. Когда-то давно Люциус знал, что он будет активно участвовать в предотвращении ее избрания. Хотя она победила с таким большинством, что ему, вероятно, пришлось бы позаботиться о том, чтобы ее убили. Но это был уже не тот мир, в котором он жил, и теперь маглорождённая занимала высшую власть в стране и была его единственным шансом иметь хоть какое-то подобие влияния на эту власть. Он подумал, что ей может понадобиться, чтобы кто-то время от времени давал ей дружеский совет; кто-то, кто укажет на змеиные ямы и предателей. И, возможно, в свою благодарность она позволила бы этому кому-то сделать несколько предложений, которые были бы полезны ему лично. Это оставило неприятный привкус во рту совершенно отдельно от чая с добавлением виски, но Люциус Малфой задался вопросом, не пора ли семье Малфоев еще раз сменить направление, чтобы сохранить близость к власти, тем более что внука у него не было в поле зрения. а Драко ничего не делал, кроме как читал эти дурацкие учебники по алхимии. Гермиона Грейнджер не будет легкой добычей, как Фадж, он это знал, но Малфой не мог не почувствовать легкий трепет, обдумывая способы, которыми он мог бы обойти ее защиту. Это было так давно с тех пор, как у него были проблемы. Подняв чашку с ложным тостом за спящего Люциуса Малфоя Первого, он залпом выпил остатки уже остывшего чая и поморщился. Любой хороший слизеринец знал, что в каждом правиле есть исключения, и он отказывался быть Малфоем, который позволил семье уйти в безвестность.