Её самый надёжный советник

Люциус был на пути в свой кабинет, когда Драко присоединился и пошёл рядом, с розовыми бумажками под мышкой и подозрительно вежливой улыбкой на лице. Люциус говорил с ним всего один или два раза с тех пор, как вернулся из Парижа. Разговор получился сдержанным, и было ясно, что Драко не собирался обсуждать их прошлый спор снова, когда он сказал то, что хотел. Люциус был весьма благодарен своему сыну за то, что он твердо придерживался атмосферы нормальной жизни; они любили друг друга, но не проявляли чувств. — Добрый вечер, отец! — Добрый вечер, Драко, — ответил он, сузив глаза от бодрого тона сына, — Ты в порядке? — О, у меня всё хорошо, отец. А у тебя? Люциус толкнул дверь своего кабинета и отступил, позволяя сыну пройти вперед, зная, что не удастся сейчас избавиться от него, учитывая его утомляющее настроение. Когда Драко проходил мимо, Люциус увидел, что эти розовые бумажки были копией «Ведьминого Досуга», и приподнял бровь. — Да, я в порядке, Драко, — его тон был теперь сквозил подозрением. — Могу я чем-нибудь тебе помочь? Драко вошел в кабинет и откинулся на одном из своих стульев, хлопнув своей ношей по поверхности стола: — Я внезапно понял, что у меня не было возможности тшательно расспросить тебя о Париже. Я хотел бы услышать все о поездке. Закрыв дверь, Люциус подошел к своему сыну и посмотрел на него со скрещенными руками: — Все прошло хорошо. Удачные дни как для меня, так и для мисс Грейнджер. Ежедневный пророк несколько раз упоминал мое присутствие, а это именно то, чего я хотел. Сегодня утром я получил несколько очень вежливых приглашений на обед от сотрудников Министерства. Драко издал тихий звук «ммм», а ухмылка на его лице стала ещё шире, если это вообще было возможно. — Драко… — в тоне Люциуса слышалось предупреждение. — Я так понимаю, ты не видел последний выпуск журнала «Ведьмин Досуг»? Астория получила его сегодня утром. Должен сказать, я был очень зол на нее, что она сразу не показала его мне. — Драко, я не припомню, чтобы читал хоть один выпуск этого «Ведьминого Досуга», так что нет. Что с тобой не так? Взяв журнал, Драко лениво пролистал страницы, вызывая интерес к одной или двум, пока не нашел ту, которую искал, и протянул Люциусу. Глаза сузились и все еще смотрели на сына, когда Люциус выхватил у него журнал. Когда он наконец взглянул на неё, то обнаружил, разворот с фотографиями на две страницы. И прямо в центре, на самой большой фотографии, он увидел себя танцующим с Грейнджер. Это было неожиданно; Фадж никогда не появлялся в «Ведьмином Досуге» . С другой стороны, подумал он, Фадж никогда и не носил такого платья, которое было на Грейнджер. Люциус с интересом рассматривал движущуюся фотографию, довольный тем, что его мантия так хорошо сфотографирована. Он и Грейнджер пристально смотрят друг на друга, и Люциус с некоторой забавой вспомнил коктейль из гнева и беспокойства, который был так очевиден на ее лице. Она явно хотела врезать и убежать от него подальше одновременно, но этого не сделала. На самом деле удачно, что он мог рассчитывать на ее приличные манеры. Его заставили поверить, что этого грязнокровкам не хватало, но в данном конкретном случае он был рад ошибиться. Со странными эмоциями в животе, он смотрел, как его рука скользнула по спине Грейнджер. Кхм, говоря о приличиях. Осторожно прочистив горло, он вспомнил мягкий шелк ее платья и то, как оно приятно контрастировало с твердостью ее тела под руками. Затем он увидел, как наклоняется к ней и шепчет что-то на ухо. При виде широкой улыбки на ее лице он приподнял бровь. В то время она хорошо спряталась. Затем сцена зациклилась, и, снова наблюдая за происходящим более отстраненным взглядом, он неосознанно крепче сжал журнал. Они выглядели… интимно. Он смотрел, как Гермиона улыбнулась в третий раз. Он знал, что без контекста это могло вызвать сплетни. С выражением полного безразличия Люциус взглянул на сына, закрыл журнал и бросил его на стол. — Там фотография, на которой мы с мисс Грейнджер танцуем. Это то, что я должен был увидеть? Драко кивнул: — Вы оба выглядите очень уютно, отец. Я хотел узнать, что ты сказал Грейнджер, что она так улыбнулась. Ты поставил ей хорошую оценку за танец? — Драко… — Я всегда знал, что она хорошо реагирует на похвалу… — Ради Мерлина, Драко, не будь таким ребенком. Я говорил с ней о глупом маленьком проекте, над которым она работает. Она думает, что я собираюсь помочь ей с ним, и, видимо, ей это очень понравилось. Драко выпрямился, выражение его лица стало более заинтересованным, чем насмешливым. — Что она собирается делать? Опираясь на стол, пожав плечами, Люциус медленно выдохнул, и закрыл глаза. — Она хочет сотрудничать с Хогвартсом, создать программу, которая позволит маглорожденным беспрепятственно познакомиться с нашим миром. Что-то о равенстве и изменении восприятия. — И ты согласился помочь ей с этим? — Я согласился. — Но ты действительно будешь? Люциус открыл глаза и увидел, что сын пристально смотрит на него; все следы веселья исчезли с его лица. — Нет, не думаю, что буду. Но я должен заставить ее думать, что сделаю это. По крайней мере, на время. Последовала долгая пауза, и Драко протянул руку, чтобы потеребить уголки журнала. — Если ты не собираешься по-настоящему помогать Грейнджер в этом, отец, я не вижу смысла, чтобы ты продолжал с ней работать. — Не будь смешон, Драко, именно ты в первую очередь подтолкнул меня к решению продолжить рабочие отношения. — Что ж, когда я поощрял это, я представлял себе несколько иной результат. Грейнджер не из тех министров, которые позволят тебе своевольничать, ты уже наверняка это понял; она заставит тебя помогать другим. Если ты не собираешься этого делать, это плохо кончится для вас обоих. И оба ничего не добьётесь. Когда Люциус открыл рот, чтобы сказать сыну, насколько он был неправ, камин загорелся и вспыхнул ярким изумрудный пламенем, заставив их обоих вздрогнуть. Люциус выпрямился и сильно нахмурился, когда в комнату вошел высокий худой мужчина с волосами цвета соли и перца и лениво смахнул пылинки пепла со своей мантии. — Добрый день. — мужчина повернулся к ним лицом, с вежливой, но очень холодной улыбкой на морщинистом лице. — Прошу прощения за вторжение, но я должен срочно обсудить с Люциусом Малфоем один вопрос. — Я вас знаю? — самым властным тоном спросил Люциус, не пытаясь выйти из-за стола. Незваные незнакомцы редко были хорошими новостями, и еще реже они заслуживали его хороших манер. — Меня зовут Филип Перкинс, мистер Малфой. Мы не встречались, но вы, кажется, слышали обо мне? Ноздри Люциуса раздулись, а губы сжались в тонкую линию. Не обращая внимания на любопытный взгляд сына, Люциус тихо сказал: — Драко, если ты не возражаешь, мне нужно немного побеседовать наедине с мистером Перкинсом. Я найду тебя, когда мы закончим. У Драко был такой вид, будто он собирался возразить, но при резком взгляде отца закрыл рот и направился к двери. Люциус дождался звука закрытия и удаляющихся шагов сына, прежде чем снова заговорить. — Мистер Перкинс, — сказал он, опираясь кончиками пальцев на стол, холодно глядя на человека, который поднял фигурку с камина и рассматривал её с притворной беспечностью, — Я полагаю, что, приятно познакомиться, но склонен отказываться от своего гостеприимства до тех пор, пока не получу объяснений, как вы только что вышли из моего камина. Его нет в общественной каминной сети. Перкинс осторожно положил украшение на место и повернулся к Малфою с улыбкой, которая не достигла его глаз: — Да, извините за это, Малфой. Один из моих знакомых на 6-м уровне связал нас на этот вечер. Это очень незаметно - по каминной сети, вы так не думаете? Глаза мужчины злобно блеснули, когда он посмотрел на Малфоя, который просто фыркнул в ответ и снова выпрямился. У Грейнджер хотя бы хватило манер спросить. — Есть ли какая-нибудь особая причина, по которой вы стремились к осмотрительности, мистер Перкинс? — О, я думаю, это просто здравый смысл. Перкинс медленно подошел к столу Люциуса и его взгляд упал на розовую обложку журнала. Протянув руку, он поднял его и открыл на странице, которую Малфой просматривал всего несколько минут назад. — О, значит, вы уже это видели. Извините за дело с фотографией; это была идея Хьюберта Сникета. Что-то вызвало неприязнь у него? Он очень хотел сбить вас с толку, поэтому дернул за ниточки своими контактами в редакционной статье «Ведьмин Досуг». Он очень чувствительный человек, вам стоит об этом знать. Чертов Сникет, - подумал Малфой, - я должен был знать, что мой маленький удар обернется против меня. — Кроме того, — продолжил Перкинс, бросая журнал обратно, — в последнее время вы довольно сильно мешали, поэтому я был не полностью против этой идеи. — Кому именно я помешал? — Тем из нас, кто не хочет, чтобы Гермиона Грейнджер была министром магии. Люциус приподнял бровь. Вот и вся осмотрительность. — Понимаю. — Признаюсь, я действительно разочарован в вас, Люциус. Я считал: учитывая, что вы уже давно являетесь борцом за чистоту крови, то будете того же мнения, что и мы. Каково же было мое удивление, когда в коридорах Министерства я услышал, что вы помогаете нашему грязнокровному министру, а не останавливаете ее. Люциус прищурился. Он намеревался найти противников Грейнджер, а они сами пришли к нему. Как удобно. — Вы предполагаете, что моя единственная цель - помочь ей. Улыбка Перкинса стала бесконечно более искренней: — Понятно! Итак, игра в действии, не так ли? Долгое противостояние, да? Очень интересно. Мне нравится, как вы думаете, Малфой. Люциус не особенно уверен, что сейчас мог бы сказать то же самое. На самом деле он был довольно разочарован тем, что Филип Перкинс был большим врагом Грейнджер; Невыразительный человек, которого, по мнению Малфоя, легко обмануть. Он и Грейнджер довольно легко справились с его махинациями; и хотя Люциус был уверен, что Перкинс получит такую ​​же пользу от его помощи, как и Грейнджер, он сомневался, стоит ли тратить на него своё время. — Конечно же, думаю, вы понимаете, что я сомневаюсь в вашей искренности, поскольку вы ничего не делали, кроме как вставали на моем - нашем - пути. Дементоры были небольшой проблемой, но когда вы убрали с пути Стоммарта - да, я знаю, что это были вы, - то прервали более долгосрочный план, чтобы дестабилизировать ее. Малфой почувствовал мрачное удовлетворение; он знал, что Перкинс стоит за Стоммартом, он был в этом уверен. — Вообще, с нашей точки зрения, ты больше похож на Предателя Крови, чем на кого-либо еще. Человек, который заслуживает, чтобы его убрали вместе с ней. Малфой так сильно сжал кулак, что его суставы побелели. — Могу вас уверить, что я не такой, я… — Тогда, может быть, тебе стоит вести себя так же. — почти прошипел Перкинса, с блестящими глазами. — Мне не нужно ничего никому доказывать, Перкинс, — голос Люциуса снизился до рычания, — Я потомок дома Малфоев, и уверен, что моя кровь чище твоей. — О, я уверен, — легко сказал Перкинс, протягивая руку и глядя на свои ногти. — В конце концов, я всего лишь смиренный полукровка. Но я полукровка, и могу сказать, что привержен защите волшебного общества от маглолюбивых нарушителей спокойствия, таких как Грейнджер. — Перкинс снова посмотрел на Малфоя. — Вы можете это сказать? Все опасения Малфоя по поводу плана Грейнджер с грязнокровками всплыли в голове. Вероятно, это был его шанс. — Если вы так верны чистоте крови, как вы заявляете, — продолжил Перкинс, — то я надеюсь, захотите нам помочь. — Наш образ жизни очень много значит для меня, — сухо сказал Люциус, — я всегда хотел лучшего для нашего мира. — Видите, так я и подумал! — воскликнул Перкинс, хлопнув в ладоши и подходя к Малфою: — Знаете, хотя вы были главной целью Сникета, я на самом деле надеюсь, что это маленькое изображение в «Ведьмином Досуге» нанесёт урон репутации Грейнджер. — Вы так думаете? — Малфой не смог избавиться от сарказма, закравшегося в его голос. Перкинс был утомительным - это всего лишь одна фотография; люди поболтают неделю и забудут. — Я имею в виду, такая… близость с бывшим Пожирателем смерти и другим мужчиной, кроме ее мужа, вряд ли понравится. Но, конечно, этого не хватит. Танца недостаточно, чтобы заставить большинство людей сомневаться в честности такой ведьмы, как Гермиона Грейнджер, не так ли? Для этого потребуется нечто большее. Я учился этому на собственном горьком опыте. «Учитывая, что у нее больше честности, чем у всех, кого он знает — на самом деле, досадное количество — это не так уж и удивительно», - подумал Малфой. Перкинс вообще не извлекает уроки, учитывая, что он работал с ней, не говоря уже о «горьком опыте». — Но это вызвало многообещающую рябь. Сникет сказал мне, что в течение дня пришло небольшое количество писем в Ведмин Досуг и Пророк от людей с хорошей памятью. Некоторые из них упомянули какой-то сентиментальный эпизод в подростковом возрасте, когда она, очевидно, играла с привязанностями Гарри Поттера и Виктора Крама. Они сказали, что так разочарованы, что она ни капли не изменилась, и надеются, что бедный мистер Уизли увидит на фотографии то, что на ней изображено: предательство. Малфой приподнял бровь - он ничего об этом не знал. Тон Перкинса был почти радостным, когда он продолжил: — Знаете, это действительно открыло мне глаза! — На что именно? Чрезвычайную ограниченность масс? — протянул Малфой, сузив глаза. — На тот факт, что нет ничего более разрушительного для репутации ведьмы, чем старый добрый сексуальный скандал. Совсем ошарашенный, Малфой моргнул и надел на свое лицо выражение вежливого интереса, и прижал язык к нёбу, пытаясь удержать рот закрытым. — Хьюберт и другие согласны со мной. Я сомневаюсь, что даже она сможет спастись от скандала - это такая непристойная вещь, в которую все захотят поверить о ней, не так ли? Такая чопорная и правильная. Никто больше никогда не воспримет ее всерьез. Перкинс рассмеялся искренним хрипящим смехом, но Малфой не присоединился к нему. — Я уверен, что твоя идея вдохновляет, — сказал Люциус, на этот раз не пытаясь сдержать сарказм, — но она никогда не сработает. Я не могу представить, чтобы министр магии оказался втянутым в сексуальный скандал. Он попытался представить Грейнджер достаточно расслабленной, чтобы заниматься спонтанным, наполненным похотью сексом, не заботясь о других своих обязанностях. Она не такая. Она была, как сказал Перкинс, чопорной и правильной, с аккуратной блузкой и юбкой, которая всегда была подходящей длины. Даже если её вещи действительно отвлекающе узкие. Она была одной из наименее безрассудных гриффиндорцев, которых он когда-либо встречал. По общему признанию, у нее правда была страсть, особенно когда ее провоцируют. На мгновение Малфой поймал себя на мысли, а направляет ли она её на что-нибудь, кроме гнева. — Это не обязательно должно быть правдой, чтобы люди поверили. — голос Перкинса вернул его в настоящее, — Все дело в восприятии. Конечно, это помогло бы, если бы в этом была доля правды - тогда она вряд ли сможет защитить себя. Вы должны что-нибудь узнать, за то время, которое вы проводите в ее компании; Я сомневаюсь, что она настолько чистоплотна, как ведет себя. Я работал с ней и Поттером в течение многих лет, но мне так и не удалось поймать их; я всегда подозревал, что там что-то происходит. Люциус сохранял нейтральное выражение лица, несмотря на все более неприятный привкус во рту. Поттер защищал его перед Министерством магии и обеспечил безопасность его сыну; это не тот путь, по которому нужно идти. — Проведя время в их компании, каким бы кратким оно ни было, могу заверить, что идти по этому пути не стоит. — Что ж, тогда я хочу, чтобы вы нашли нам достойный путь, Малфой. Меня не волнует, придется ли тебе делать это самому. Мерлин знает, тебе удалось стать ближе, чем хотелось бы любому из нас. Скажите то, что вы ей говорили на этой фотографии еще несколько раз, — Перкинс тонким пальцем постучал по обложке журнала, — и я уверен, что у вас не будет проблем. Люциус слышал шум в ушах. Наверняка это была какая-то шутка. — Ты смешон, она почти вдвое моложе меня и… — Ну, почему вы не видите в этом положительного? Конечно, можно было бы возразить, что ты в этом нам обязан, Малфой. За последние месяцы она ни разу не ошиблась, и вы лишили нас шанса свернуть ее, когда она начинала на неровной основе и совершала глупые ошибки. Она может быть неподкупной, но не безупречной. Если вы хотите поддержать наше дело, я бы посоветовал вам найти способ заставить это работать. — Я думаю, что переспать с Грейнджер и рассказать Пророку - не будет ни чем иным, кроме как заставит меня выглядеть нелепо, Перкинс. Вы могли бы обратиться к горстке глупых людей с этой вашей глупой фотографией, но мало шансов, что большинство волшебников Британии поверит в такую ​​диковинку. Особенно, если я об этом скажу. С гораздо большей вероятностью я выйду из такого плана, как злодей, а не она. Перкинс медленно кивнул, соглашаясь с этим: — Вы явно терпеливый человек, мистер Малфой, учитывая проделанную вами работу. Почему бы не использовать ее в наших интересах? Мы определенно придумаем что-нибудь с этой «глупой» фотографией, как вы ее называете, я в этом уверен. Еще несколько историй, еще несколько фотографий - сплетням не устоять. Появляйтесь в ее офисе в непривычные часы; дайте нам больше возможностей для фото; делайте все, что вы должны делать, чтобы сделать это правдоподобным. Для этого нам не нужны никакие признания или громкие газетные полосы. Сплетни то тут, то там со временем, и повествование будет строиться - люди ужасно хорошо заполняют пробелы и делают собственные выводы. — А как насчет моей репутации? — Ну, они не все должны быть о вас. Мы бросим клевету о замистителе министра, на некоторых других мужчин в Министерстве. Внезапный уход Стоммарта определенно можно использовать в нашу пользу. И когда мы привлечем вас, то сделаем пассивной фигурой. Люди будут скользить по вам, чтобы сосредоточиться на ней. Мы с вами оба знаем, как это работает - главное оформить. Вы не женаты. Она - да. Перкинс сделал еще один шаг ближе к столу, так что его бедра прижались к его краю. Он протянул руку Малфою: — Мы договорились? Малфой посмотрел на протянутую руку и скривил губы. Самонадеянно. Он сжал руки в кулаки, прижимая их к бокам. — Я не имею привычки торопиться, Перкинс. Перкинс отдернул руку, его улыбка стала кислой: — Тогда я дам вам шанс проявить себя в действиях. Надеюсь, вы недолго, Малфой; У меня заканчивается терпение, и я бы очень не хотел, чтобы вы попали под перекрестный огонь. Перкинс повернулся на каблуках и, не оглядываясь, направился к камину, крикнув через плечо: — Мы еще поговорим. Когда он исчез в водовороте зеленого пламени, Малфой медленно опустился в кресло и откинул голову на спинку, закрыв глаза. Это совсем не то, чего он ожидал. Он был не только разочарован в личности оппонента Грейнджер, но и был совершенно сбит с толку той ролью, которую он должен был сыграть в действиях против нее. Малфой презрительно подумал, что Перкинс был из тех волшебников, которые думают, что он намного умнее, чем он есть на самом деле. Волшебник, чьи собственные заявления о том, что он гениален, по сути, единственное доказательство, которое у него есть. Но каким бы жалким ни казался ему Перкинс, Люциус задумался, что при наличии достаточного количества времени его новый метод нападения действительно может сработать. В конце концов, для того, чтобы взывать к низменным инстинктам людей, не требовался интеллект. Трудно было заставить Грейнджер выглядеть неразумной или коррумпированной, но это было другое; он использовал в своих интересах образ мышления, глубоко укоренившийся в волшебном мире. Как давно замужняя женщина, не имеющая детей, она, несомненно, уже вызывала у некоторых подозрение. Добавьте сюда намек на роман или два, и она станет изгоем. Он видел, как чистокровные ведьмы подвергались изгнанию со стороны остального их круга по целому ряду причин, от повторного «слишком рано» вступления в брак - до разговоров «слишком долго» с мужем другой женщины на вечеринке. Дела были взрывоопасными. Нарцисса всегда была чрезвычайно осторожна в своем поведении с другими мужчинами, и он был ей безмерно благодарен за это. Он считал маловероятным, чтобы Грейнджер, будучи грязнокровкой, имела такую ​​же степень понимания. Без сомнения, у нее было видение, но нужно было повзрослеть в волшебной семье, чтобы понять, насколько глубоко это зашло. Потянувшись вперед, Люциус притянул к себе журнал и оставил его так, чтобы снова взглянуть на фотографию. Он видел, что для тех, кто плохо их знал, этот краткий случай физической близости мог показаться чем-то большим, чем есть на самом деле. Особенно, когда это повторялось снова и снова. Изображение приводило его в замешательство до появления Перкинса, но он планировал отмахнуться от этого как от единичного инцидента. Но теперь, когда он узнал, что это часть более крупного плана, он почувствовал себя неловко, как будто смотрел на первый снежный поток перед лавиной. Опираясь на локоть и прикрыв рукой рот, он смотрел, как она улыбается в шестой или седьмой раз. И обнаружил, что ему жаль, что он не потратил время на то, чтобы научить ее скрывать свои эмоции, вместо того, чтобы наслаждаться преимуществом, которое дала ему ее прозрачность. Она выглядела такой абсурдно счастливой. Кто будет так доволен работой? Но тогда то, о чем они говорили, было для нее не просто работой; это было частью проблемы. Позволив себе опустить взгляд туда, где его рука лежала низко — очень низко — на ее спине, Люциус неловко поерзал на своем стуле. Возможно, представленная ими сцена была не полностью ее ошибкой. Попросить ее танцевать был его — просто прекрасный — способ заставить её, наконец, поговорить с ним. Но он не мог критиковать ее за то, что она не скрывала свои эмоции, в то время как он, пожалуй, позволил своим рукам слишком много свободы. Но сидение рядом с ней на протяжении всего, казалось бы, бесконечного ужина, и игнорирование в пользу того австралийского придурка, который не говорил ни о чем, кроме своей персоны, заставило Люциуса неожиданно разозлиться, даже заревновать. Да, она была в ярости на него — он чувствовал, как это катится от нее волнами — но правда, зачем по этой причине подвергать себя буквально часам мелочного разговора? Вино, которое он пил, не помогло успокоить его чувства. Не помогло и ее платье. Неужели это неестественно - желать безраздельного внимания самой привлекательной женщины в комнате? Он так не думал. На самом деле, всё что касается Люциуса Малфоя - соответствующие и нормально. Было что-то в битве с Грейнджер, чем он скорее наслаждался больше, и что ему не хотелось признавать; чувство достижения было опьяняющим, которое он испытал, когда, наконец-то, заставил ее взглянуть на него во время танца. И в тот момент, когда он сказал ей, что поможет ей, он почувствовал, как напряженная ярость выходит из нее. То, как она расслабилась в его руках после этого, то, как она плавно двигалась с ним, было… изысканно. Люциус сжал руку в кулак - трудно было не пожелать, когда она так легко вела себя по-другому пути. Но тогда, если бы ею было легко манипулировать, она не была бы такой же приятной. Его настоящая ошибка произошла в конце танца, когда она отстранилась немного раньше, чем он ожидал, и инстинктивно попытался удержать ее подольше. При одной мысли об этом он почувствовал пожар на лице. Он инстинктивно пытался удержать грязнокровку. Грязнокровка была самой привлекательной женщиной в комнате. Он был зол и ревновал, что Грязнокровка игнорировала его. — Грейнджер, — тихо простонал он своему пустому кабинету, закрыл глаза и зажал переносицу между указательным и большим пальцами. Что не так с ним? Резко вздохнув, Люциус взял себя в руки. Значит, его влечёт к ней. К грязнокровке. Отлично. Ну и что? Она молода, умна, хороша собой, и он проводит много времени в ее компании; с этим вряд ли можно как-то поспорить. И это не имеет значения. Он должен логически осмыслить свою ситуацию. Он должен взвесить то, что получил от из этого. Судя по тому, что ему только что сказали, с Перкинсом ему удалось сохранить свою репутацию и работать с группой людей, которые отдают предпочтение чистоте крови и магическим семьям. Две вещи, которые были для него очень важны. Но выбор Перкинса также включал в себя большую веру и доверие к человеку, который ничего не сделал для этого. Фактически, его неудачи показывали, что никому вообще нельзя доверять, и Малфой прекрасно понимал, что переход от врагов к союзникам не был простым и легким делом рукопожатия и оставления прошлого в прошлом. А Грейнджер? Ну, во-первых, с ней он должен быть рядом, как с министром магии. Его также приглашали на обед другие министерцы, что было хорошим знаком, что он, наконец, расширил свое влияние. Ещё у него сложилось впечатление, что она начинает ему доверять, потому что приобщает его к своим самым большим планам. Проблема заключалась в том, что он их ненавидит, и она более чем счастлива бросить его, если он будет сопротивляться. Трудно отрицать, что если и есть какой-либо министр способный на чистое кровопролитие, необходимое для того, чтобы вызвать изменения в волшебном мире, то это, вероятно, будет она. Но в то же время, если какой-либо министр и был особенно подвержен непоправимому ущербу, который может нанести кампания по клевете сексуального характера, то это тоже она. И если он все еще будет привязан к ней, то пойдёт ко дну вместе с ней. Он надеялся сразиться с ее врагами, и на самом деле он получил то, что хотел. Но если он был честен с самим собой, то это не тот метод, который он себе представлял. Он был не выше того коварства, которое предлагал Перкинс, конечно же, нет. Фактически, очень упорная часть его разума говорила ему, что, поскольку он был привлечен к ней. То, что предлагал Перкинс, было очень хорошим способом удовлетворить его любопытство и в то же время наказать за то, что она вызвала его. Однако Люциусу не больше нравилась идея осуществить план Перкинса, чем идея помочь Грейнджер и ее драгоценным грязнокровкам. Ещё был тот факт, что он не полностью доверял Перкинсу и его слову о сохранности репутации. Что-то в готовности Перкинса позволить ему просто безнаказанно перейти на другую сторону вызывало у Люциуса подозрения. Во-первых потому, что он сам никогда не позволил бы этого. Другой заключался в том, что Грейнджер уважал больше, чем Перкинса или Сникета, даже если иногда это было неохотно. У нее была компетентность, которой им не хватало. Фактически, все доказательства до сих пор указывали на то, что вместе он с Грейнджер были более чем ровней Перкинсу и Сникету. Проблема заключалась в отсутствии согласованности в других отношениях. Но Перкинс дал понять, что он и Сникет собираются продолжить свой запланированный маршрут независимо от его готовности участвовать, и если это так, возможно, лучше сейчас он перейдет на их сторону. Помощь им позволит ему спасти свою шкуру и, возможно, принять участие в том, что они запланировали дальше. Да уж, если бы это был выбор между помощью самому себе и спасением Грейнджер, Люциус Малфой хотел выбрать самого себя. Но тогда это означает предпочтение Перкинса, а не Грейнджер? Малфой вздохнул, поднялся на ноги и поплелся к своему огневиски. Ночь обещала быть долгой.