Настоящая мафия(тм)

Я сидел на кухне и читал какую-то мангу, не сказать, чтобы такую уж интересную, но для того, чтобы скоротать время, она вполне годилась. Нана влетела в дом, будто на крыльях любви, на ходу сбросила обувь в прихожей и ворвалась на кухню, размахивая сумками и подпрыгивая на одной ножке от избытка чувств. Я почему-то сразу подумал, что ничем хорошим её новости мне не грозят. — Я выиграла главный приз в лотерее! — возвестила она, почему-то размахивая при этом пачкой чая. — Здорово, — порадовался я за неё с некоторым облегчением, поскольку счёл, что это меня не особо касается. — И что же именно? — Два билета на тропический остров! — в восторге закатила глаза женщина. — Роскошный круизный лайнер доставит нас в тропический рай... — Нас? — удивился я, чувствуя неслабый подвох. — Ты ничего не перепутала? У меня вроде как учебный год только начался. — Не будь букой! — возмутилась Нана. — Я даже и не вспомню, когда мы с тобой в последний раз отдыхали вместе! И потом, ты пропустишь всего два или три дня: отплываем в пятницу, приплываем в понедельник... В её словах был резон, да и если мы действительно уедем вдвоём, то я смогу хоть немного отдохнуть от этого дурдома, в который Реборн неотвратимо превращает мою жизнь. Знаменитое «Покой нам только снится» впору провозгласить моим официальном девизом. — Вот только... — Нана как всегда внезапно переключилась с беззаботной радости на робкую неуверенность. Честно говоря, эти перепады её настроения меня несколько беспокоили уже довольно давно, как и количество потребляемых ею снотворных и успокоительных средств. — Я же не могу оставить детей без присмотра. — Не беспокойтесь, — сказала Бьянки, пришедшая на кухню, услышав весь этот шум. На носу её снова покоились очки, а в руках она держала блочную тетрадь с конспектами. — Спокойно езжайте на отдых, я обо всём позабочусь. Это был неплохой выход – поскольку девушка пока так и не подобрала себе жильё, она всё ещё жила у нас, и присмотреть за детьми она более чем в состоянии, если, конечно, ей не придёт в голову какая-нибудь особо гениальная мысль. Учитывая, что сейчас она гораздо больше внимания уделяла учёбе и попыткам наладить контакт с младшим братом, чем своей «работе», вероятность благополучного исхода этой затеи была достаточно велика. — Замечательно! — тут же воспряла духом мама и хлопнула в ладоши. — Пора собирать чемоданы! Я только вздохнул, глядя, как женщина буквально рванула в свою комнату – до нашего отъезда оставалась ещё целая неделя, если судить по дате, указанной в небрежно оставленных на кухонном столе билетах, и я даже не мог представить, зачем на сборы ей нужно столько времени. Женщины действительно странные создания, хотя некоторые странней других – помнится, сеструха умудрялась паковать чемодан за один вечер, а вот маман тратила на это, безусловно, занимательное занятие как минимум три дня. Нана же намеревалась справиться с таким сложным делом за шесть дней, а значит дело не в возрасте, как я до этого наивно предполагал. Интересно, сколько времени на сборы понадобилось бы Хару? Неделя прошла практически без происшествий, не считать же за таковые очередной спарринг с Рёхеем и выполнение обещания подраться с Хибари? Впрочем, мои запутанные отношения с последним медленно, но верно становились излюбленной темой школьных сплетен. Ещё бы, оказывается, тот самый «Хибари из Дисциплинарного Комитета» способен цивилизованно общаться не только с членами того самого комитета и Сасагавой Рёхеем, в боксёрском клубе которого состоял ровно один день, но и с «этим Савадой». Надо отдать должное сообразительности окружающих меня школьников – «Бесполезным Тсуной» меня не называли уже больше, чем полгода, хотя мне на это было откровенно насрать. Хибари, как, впрочем, и Ямамото, очень трепетно относился к всевозможным традициям, и, если спортсмен любил традиции ненавязчиво, отнюдь не стремясь выставлять эту сторону своего характера на всеобщее обозрение, но непреклонно, Кёя, напротив, любил всё традиционное откровенно демонстративно, тщательно подчёркивая это – взять хотя бы форму членов его Комитета. Он любил историю Японии, особенно период Сенгоку[1], любил традиционную музыку, литературу, стихи и театр Но, коллекционировал гравюры. Хибари казался человеком, попавшим в двадцать первый век по нелепой случайности и не оставляющим надежд переделать всё вокруг в соответствии со своими представлениями о правильном. Так что помимо хорошей драки с Хибари можно было очень интересно поговорить о самых разных вещах. Ямамото же, когда позволял себе чуть приоткрыть своё истинное лицо, любил традиционную кухню, что, в общем-то, было вполне объяснимо, умел проводить чайную церемонию, любил поговорить об идеологической составляющей различных боевых искусств, их сходствах и различиях, истории развития, о принципиальной разнице практиковавших их социальных классах, он читал мемуары знаменитых воинов, смотрел представления театра Кабуки. И только в отношении к периоду Бакумацу[2] эти двое были действительно единодушны, искренне полагая, что возвращение всей полноты власти Императору, это замечательно, но при чём тут все эти европейцы и открытие границ? Именно общаясь с этими двумя, я чувствовал, что всё лучше понимаю свою новую родину, логику поступков окружающих меня людей, исторические процессы, приведшие к нынешней ситуации. Временами я казался себе исследователем, пытающимся погрузиться в быт интересующей его культуры, а порой мне казалось, что я прожил здесь не год, а всю жизнь. Как давно, в прошлой жизни, начав заниматься боевыми искусствами, я начал интересоваться историей и культурой Японии, пытался учить язык? На самом деле, всего-то три года назад, если считать и проведённое здесь время, а кажется, что целую вечность. Порой мне казалось, что меня заносит совершенно не в ту степь, потому что мы же живём в двадцать первом веке, зачем углубляться во тьму веков, а в следующий же миг я чувствовал, что всё идёт по плану. Так и должно было быть. В пятницу я самым наглым образом прогулял все уроки, чтобы помочь Нане с её необъятным чемоданом, вызвал такси и ухитрился даже не опоздать к отплытию. Сплавив необъятный мамин багаж стюарду, я устало оттёр пот со лба и в очередной раз поразился её выкрутасам – ну вот что она могла туда напихать? Мы же всего-то на выходные едем! Купальник, полотенце, средство от загара и шлёпанцы – вот оптимальный список вещей. Ну ладно, учитывая класс лайнера, ещё туфли и вечернее платье, для торжественного выхода к ужину, ну и всякая мелочь типа украшений и духов. Но нет же, такое ощущение, будто эта женщина утрамбовала в чемодан весь свой платяной шкаф, «просто на всякий случай»! Лайнер и вправду был шикарный, как и говорилось в купоне, который Нана обнаружила в пачке чая. Я такие раньше только в фильмах видел – целый плавучий отель, с ресторанами, казино и зачем-то бассейном. Зачем нужно тащить с собой столько воды, находясь посреди океана, я не понимал абсолютно, но вряд ли проектировщика судна интересовало мнение какого-то школьника. Я бы и впрямь решил уже, что всё в порядке и наконец-то можно хорошенько отдохнуть, если бы на корабле не обнаружился Реборн, обрадовавший меня массой чудесных новостей: во-первых, это он подстроил мамин выигрыш. Во-вторых – не только мамин, но кто ещё с нами плывёт, он не скажет, потому что это сюрприз. А в-третьих, мы плывём на остров, называемый «Мафия-лэнд», предназначенный для отдыха исключительно членов преступных организаций и их родственников. А я-то надеялся на отдых, наивный, как же, дадут мне отдохнуть. От «сюрпризов» моего репетитора меня давно и основательно подташнивало, а вспомнить, какая-такая гадость мне предстоит, было совершенно невозможно – про тропический остров я не помнил ничего от слова совсем. Мне оставалось только принять свою судьбу со стойкостью христианских великомучеников. — Этот курорт построен на деньги нескольких мафиозных Семей, чтобы можно было спокойно отдохнуть и расслабиться, не волнуясь о полиции, — решил просветить меня Реборн. — Здесь очень серьёзная система безопасности, так что нет причин нервничать. Последняя его фраза меня особенно насторожила, будто на самом деле причин для беспокойства масса, просто мне о них расскажут в самый последний момент, если вообще сочтут нужным рассказать, что, в общем-то, было вполне в духе чокнутого Аркобалено. Плавание прошло на редкость мирно, чего я уже и не ожидал – чинный ужин в ресторане, ради которого мне пришлось даже надеть галстук, живая музыка, несколько десятков столовых приборов и какой-то настырный мудак, пытавшийся пригласить Нану танцевать. Ничего особенного. Но только стоило нам сойти на берег, как начались проблемы – мама побежала на пляж, будто маленькая девочка, никогда не видевшая моря, раздеваясь чуть ли не на ходу, а вот меня Реборн послал регистрироваться в отеле. Хорошо хоть я додумался заранее взять у Наны билеты и документы, догадываясь, насколько она «ответственна», и не забыл поинтересоваться у своего репетитора, какие ещё бумаги могут быть нужны, и только после этого он, довольно хмыкнув, выдал мне пригласительные, без которых регистрация была бы невозможна. Гениально, а что бы я делал, если бы не догадался спросить? Доказывал бы свою «мафиозность»? Для того, чтобы описать отель, у меня нашлось бы только одно слово – «пафос». Всюду лепнина, позолота, красные ковровые дорожки, а посреди этого великолепия я, в обрезанных до колена джинсах и с вечным шухером на голове. К тому же мне было довольно непривычно говорить о себе, как о представителе преступной группировки, но, думаю, я неплохо справился, без запинки выдав девушке на ресепшен: — Моё имя – Савада Тсунаёши, клан Вонгола. Я здесь вместе с матерью, вот наши документы. Девушка всё оформила довольно быстро и, мило улыбаясь, выдала мне ключ от номера. Молоденький парень в униформе донёс до номера наши чемоданы, и я даже вспомнил, что нужно ему дать чаевые, так что я имел полное право быть довольным собой. Разговаривать с персоналом мне пришлось по-итальянски, но я не испытывал по этому поводу никаких затруднений. Это было очень непривычное ощущение – совершенно спокойно говорить на языке, который никогда не учил, так что я окончательно решил, что Особые Пули – это весьма полезно, если знать меру. Но отдохнуть мне так и не дали – стоило мне прихватить плавки и спуститься в холл, чтобы отправиться на пляж и присоединиться к Нане, как меня перехватил Реборн и велел идти с ним. Сначала мы спустились в подвал отеля, где обнаружилось нечто, весьма напоминающее метро, а потом мы куда-то ехали, пока не оказались на другой стороне острова, где я увидел ещё одного Аркобалено. В том смысле, что подозрительно выглядящий ребёнок со светящейся пустышкой на груди просто не мог быть кем-то иным. Даже я, со своими весьма скудными воспоминаниями о каноне, не мог не узнать светловолосого ребёнка в военной форме и голубой пустышкой, выдающегося снайпера. Первое, что сделал Колонелло, услышав традиционное «Чаосу» от Реборна, это схватился за винтовку и открыл огонь. Мой репетитор и не подумал от него отставать, наоборот, казалось, он только и ждал повода достать пистолет, так что мне оставалось только спрятаться за камушками и издали наблюдать за этой полной искренней радости дружеской встречей. Вот интересно, а если кто-то из них и впрямь другого грохнет, что будет? — Этот человек отвечает за безопасность Мафия-лэнд, — пояснил мне репетитор, не прекращая перестрелки, из-за чего мне пришлось изрядно напрячь слух, поскольку вокруг свистели рикошеты, крошились валуны, тарахтело оружие. Честно говоря, я не был до конца уверен в том, что к Аркобалено уместно применять понятие «человек», но, за неимением других вариантов, мне пришлось оставить своё мнение при себе. Ведь, чисто теоретически, я ещё не должен был знать, кто такие Аркобалено и с чем их едят. Впрочем, я и практически не мог похвастать особо полными знаниями о природе проклятия, лежащего на моём репетиторе. Дальше же они говорили уже между собой, каждым словом выражая искреннюю любовь и симпатию друг к другу: — Реборн! Только твои пули могут быть такими маленькими! — Противотанковое ружьё, Колонелло? Твои увлечения всегда такие идиотские. Но стоило им переключить внимание на меня, мне стало уже не так весело, особенно когда мне было объявлено, что этот остров используется не только как курорт, но и как тренировочный полигон. Я никогда не бегал от тренировок, но вот Реборн и его методы – это покруче всего, что мне доводилось пробовать прежде, а пробовал я разное. К тому же мне пришлось узнать, что Колонелло – бывший член Комсубин, что меня не очень-то порадовало, потому, как этот род войск, как мне показалось, отдалённо напоминает нашу морскую пехоту, и связываться с кем-то подобным у меня не было ни малейшего желания. Потом они снова спорили, на этот раз Колонелло заявил, что стал бы мне гораздо лучшим репетитором и что Реборн слишком слаб и мягок. Всё это так же не особо вдохновляло на подвиги, как-то меня не очень радовала перспектива рвать на груди тельняшку и прыгать в водоворот, на который мне столь любезно указали. Я уж даже не знаю, стоило ли считать удачей, что избежать столь суровой тренировки мне помогло нападение вражеской семьи. И вообще, разве не Колонелло должен отвечать за безопасность острова? Почему они вообще смогли к нему приблизиться? Сирена завывала над всем островом, толпы людей спешили, кто спрятаться, кто – вытащить из багажа прихваченное «на всякий случай» оружие. Оказывается, Семья Калкасса, не входящая в Альянс и не вкладывавшая деньги в постройку этого места, решила, что договор о «нейтральности» данной территории её не касается. А вот желания одним ударом прихлопнуть много влиятельных членов альянса, позволивших себе слишком уж расслабиться на отдыхе, у них было в избытке. Реборн и Колонелло решили, что среди нападающих есть Скалл, исходя из реакции своих пустышек, я же с трудом удерживал себя от мата – даже один Аркобалено, это слишком много на мой вкус, два – это откровенный трындец, а уж если их будет трое... Честно говоря, зрелище надвигающегося пиздеца заставило меня о многом задуматься. Например, откуда у мафиозного клана боевые корабли? Я понимаю, круизный лайнер, яхты всякие, частные самолёты, вертолёты и прочее. Но это? Броненосные корыта шаровой окраски вызывали у меня нервный тик и воспоминания разом обо всех книгах, посвящённых Русско-японской войне, которые мне доводилось видеть. Я как-то совершенно не специалист по кораблям и сказать, почему у меня возникла именно такая ассоциация, был не в состоянии. Ощетинившиеся оружием корабли приближались, буквально сравнивая с землёй пляжи и разнося в щепки небольшие строения вдоль береговой линии. Всевозможные бары, ресторанчики, беседки и павильоны просто перестали существовать. Люди носились в панике, женщины кричали, дети плакали, мужчины бестолково махали пистолетами. Но, что толку от сорок четвёртого калибра, когда по тебе лупят из корабельной артиллерии? С того места, где мы трое находились, открывался чудеснейший вид на откровенную бойню, и, в то время как Реборн выяснял у Колонелло почему большая часть боевых отрядов охраны острова отсутствует, я откровенно боролся с тошнотой, поскольку всё то, что мне доводилось видеть раньше, было просто детскими шалостями на фоне этого зрелища. А ведь это только артподготовка, что же будет, когда высадится десант? Мне было плевать, о чём там препираются эти двое, слишком увлечённые своим спором, чтобы обращать на меня внимание. Я беспокоился о Нане – она ведь всё это время была на пляже! Успела ли она добраться до убежища до того, как началась стрельба? Я обязательно должен был это выяснить! И плевать, что система энергоснабжения была выведена из строя, поэтому метро стояло и мне пришлось бежать по тоннелю пешком. Я не думаю, что когда-либо боялся сильнее, и не думаю, что испытывал большее облегчение, чем когда увидел маму живой и здоровой среди столпившихся в холле отеля людей. Но вот то, что началось в холле после того, как все женщины ушли – кто помогать раненым, кто – позаботиться о еде, это было нечто: целая толпа мужчин разного возраста – от мальчишек, вроде нынешнего меня, до убелённых сединой стариков, радостно потрясали оружием. — Я так устал от этого скучного места, — кричали одни. — Надоело расслабляться! — Даже мысль о том, что я снова могу открыть огонь из пушки, делает меня счастливым! — вторили им другие. Слова «Мафия хочет драться!» звучали боевым кличем над разномастной толпой. Я не мог понять, что с этими людьми. Неужели действительно можно настолько жаждать крови? Но потом всё стало ещё хуже – эти милейшие люди принялись выяснять, кто же должен командовать! Сначала выступила Семья Неро, контролирующая Азию, но им возразила Семья Беччио, сославшись на свои древнейшие традиции, а затем в дискуссию влезли умники из Нью-Йорка – семья Нубо Ганг, впрочем, я всегда считал, что американцы лезут всюду, куда их не просят, и другой мир не оказался исключением. Все они принялись орать друг на друга, потрясая кулаками и автоматами, доказывая собственную невообразимую крутость, а время выходило. Сейчас даже не было важно, кто именно возьмёт на себя командование, главное, чтобы нашёлся хоть кто-то, иначе мы тут просто друг друга прибьём ещё до того, как до нас доберутся Калкасса. Но, только услышав посреди этого гомона знакомое «Джудайме», я вспомнил, что забыл одну очень важную вещь – Реборн же предупреждал, что дал билет ещё кое-кому из Семьи, но отказался говорить кому. На Лайнере я так и не повстречал никого, а потом слишком отвлёкся сначала на Колонелло, а потом на нападение, чтобы вспомнить об этом. Но теперь, Гокудера старательно работал локтями, пробираясь ко мне сквозь толпу, и не было ничего удивительного в том, что некоторым его манеры не понравились. — Напыщенный ребёнок, — фыркнул кто-то. — Навыдумывают тоже прозвищ... — Это не прозвище, — тут же возмутился Хаято. — Савада-сама – десятый босс нашего клана! — Да? — состроил презрительную гримасу один из Беччио. — И из какой это вы неизвестной Семьи? Такого Гокудера уже не мог выдержать, и его ответ гораздо больше походил на рычание, чем на нормальную человеческую речь: — Мы – Вонгола. У тебя с этим какие-то проблемы? Но эти слова просто поразительным образом изменили ситуацию – буквально все тут же повернулись в нашу сторону, я отовсюду слышал приглушённые шепотки: «Так это наследник Семьи Вонгола?». Беччио извинился за грубость, и даже представитель американских гангстеров заявил, что теперь проблема с лидером решена. — Традиций, законов, размера и силы – неважно чего, — сказал мне Беччио. — Ни у кого нет больше, чем у Вонголы! Шикарная новость! Нет, за клан я даже в некотором роде был горд, примерно в той же мере, как в прошлой жизни гордился прадедом, дошедшим до Берлина, и дядей, погибшим в Афгане – то есть горд, то я горд, но вот лично меня подвиги родственников не делают лучше, чем я есть. И становиться лидером этого своеобразного ополчения мне не хотелось, хотя выбора мне как всегда никто и не предлагал, как и времени на то, чтобы спорить с этими ненормальными. Плевать, что я про все присутствующие кланы знаю только самые общие сведения, плевать, что у меня нет оружия и мне всего тринадцать – все они решили, что я должен указать им, что делать. И мне пришлось это делать – делить их на группы, согласно имеющемуся вооружению, оставив всех, обладающих чем-то дальнобойным защищать здание отеля, буквально ощерившееся бойницами, и идти вместе с остальными через лес навстречу десанту. Мы старались идти тихо, перебежками, но топали и шумели так, что смысла прятаться я особо не видел. Почему-то вспомнилось: «Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону, в засаду попался отряд…», но меня бы не поняли, возьмись я напевать эту жизнеутверждающую песню. Когда же мы, прорвавшись сквозь подлесок, вывалились на очередную полянку, то наткнулись прямиком на вражеский десант, лично возглавляемый странным ребёнком. Надо полагать, это и был тот самый Скулл – вряд ли на этом острове нашёлся бы ещё один ребёнок в защитном комбинезоне и шлеме, с фиолетовой пустышкой на груди. «Аркобалено», – послышался настороженный голос одного из бойцов, «Радуга – семь сильнейших и проклятых младенцев», – вторил ему другой. Впрочем, это совершенно не заставило их остановиться или отступить – чёрта с два! Они бросились в атаку, с искренней радостью и не меньшей яростью. Судя по всему, Скулла не любили. Впрочем, он весьма ловко отбил все выпущенные в него пули при помощи бронированного осьминога, заставив меня протереть глаза, а потом ещё и пару раз ущипнуть себя за руку. Мне как-то не очень верилось в подобное чудо природы, да ещё и на суше, но глаза мне не врали. Что ж, я должен был догадаться, что не только Реборн и Дино являются обладателями на редкость странных зверюшек. Уж не коснулось ли проклятье Аркобалено и домашних питомцев? Хотя появление Энцио эта теория никак не объясняла. И, в тот момент, когда чёртов кракен уже порвал на части своими тентаклями нескольких человек, а я заныкался в ближайших кустах и судорожно придумывал план действий, как всегда внезапно, объявился Реборн. — Так ты ещё не съел этого осьминога? — лениво поинтересовался он, восседая на ветке где-то над моей головой. — Уверен, он очень вкусный. Я с трудом отвёл взгляд от разорванных на части тел и судорожно сглотнул. Почему-то меня больше не тошнило от этого зрелища, зато начала кружиться голова. — Реборн-семпай? — почему-то по-японски спросил Скулл. — Что ты здесь забыл? — Мы не часто встречаемся, — не обращая внимания на его слова, продолжил мой репетитор и сделал жест, будто держит в руках сакадзуки или что-то подобное. — Почему бы нам не выпить по этому поводу? Думаю, из осьминога можно приготовить отличное сакана на закуску. — Не говори ерунды! — моментально вскипел Скулл. — У меня есть приказ, и я намерен его выполнить! Реборн только покачал головой: — Так ты опять мальчик на побегушках? Всего лишь шестёрка, слишком скучно. От этих заявлений Скулл разозлился ещё сильнее, принялся махать крохотными кулачками и подпрыгивать на месте. — Не стоит смотреть на меня свысока! — бесновался он. — Сегодня я наконец-то преподам тебе урок! Щупальце осьминога мелькнуло в воздухе, моментально скрутившись вокруг Реборна, хотя он и успел прострелить левую руку Скулла, но это ему не особо помешало. И, хотя его пронзительный вопль «Умри, Реборн!» неприятно напомнил мне о Ламбо, опасность явно была не шуточная, а я даже не представлял, что можно предпринять. Все прошлые выстрелы были этому осьминогу-переростку нипочём, разве что можно было бы попытаться убить самого Скулла, но... Оружия у меня при себе не было, да и я не был уверен, что смогу сознательно убить человека, тем более, если он выглядит как ребёнок, даже прекрасно понимая, что на самом деле он гораздо старше, да и меня самого прикончил бы, не сомневаясь ни секунды. Это было плохо, в тот момент я отчётливо понял, что если я и дальше намерен оставаться в живых, то мне следует поскорее избавиться от всевозможных сантиментов и прочих глупостей. Это ведь уже классика – решить для себя, «тварь ли я дрожащая, или право имею?». Тварью быть упорно не хотелось, а то, что вместо беззащитной старушки у меня богатый выбор всевозможных криминальных элементов на любой вкус, значительно упрощало дело. Но, пока я предавался классическим самокопаниям в духе российской интеллигенции, оказалось, что Реборн всё предусмотрел – пуля, попавшая в руку Скулла, оказалась Пулей Большого Кулака, и его питомец изрядно растерялся, не понимая, как именно ему полагается реагировать на такую команду, да рукой в таком состоянии особо не пошевелишь без соответствующей практики, по себе знаю. Воспользовавшись этой заминкой, Реборн со всей дури, которой у него немало, вмазал Скуллу, да так, что тот отлетел к дереву, а его шлем треснул. Тем временем со стороны моря раздался просто адский грохот, услышав который, Реборн довольно улыбнулся: — Ну и что ты будешь делать сейчас, когда Колонелло потопил все твои корабли? Скулл на это никак не прореагировал, а спонтанные защитники острова быстро и дружно расправились с успевшими высадиться на остров противниками, правда, смотреть на это мне как-то совершенно не хотелось. Даже несмотря на то, что я всё-таки решил для себя некоторые вещи, лишний раз любоваться на откровенную мясорубку у меня не было никакого желания. Впрочем, даже после того, как всё это было закончено, отдохнуть у нас не вышло, и дело было даже не в том, что пляж всё ещё представлял собой весьма неприглядное зрелище, но и то, что у нас едва ли оставалось время до отплытия нужного корабля. Что ж, по крайней мере, Нана успела немного отдохнуть, и то хлеб, а я как-нибудь перебьюсь, не впервой.

***

Реборн почему-то считал, что нужно быть патриотом и поддерживать отечественного производителя, так что когда встал вопрос о выборе огнестрельного оружия, в руках у меня оказалась именно беретта, та самая, которую мне Дино всучил в больнице. Не знаю, какой чёрт меня дёрнул сказать этому психу, что я хотел бы научиться стрелять, но результат последовал незамедлительно – тем же вечером, вместо привычной уже силовой тренировки меня ожидал подвал какого-то подозрительного здания на самом отшибе, отлично приспособленный под тир. Целая гирлянда лампочек без абажуров, парочка криво нарисованных силуэтов, покосившаяся тумбочка вместо огневого рубежа, на которой было разложено несколько обойм и коробка с патронами. Ничего лишнего, всё дёшево и сердито, а также строго и функционально. Первые пару дней меня учили просто стоять, целиться, нажимать на курок, что было не очень-то похоже на обычные методы моего репетитора. Скорее уж я ожидал бы, что мне просто сунут пистолет и скажут «стреляй». Мои знания об огнестрельном оружии ограничивались стрельбой в призовом тире из пневматики в возрасте десяти лет и забавными историями из жизни нашего институтского тира в исполнении посещавшей его одногруппницы, но вряд ли информация о том, что за нарушение техники безопасности полагается приносить тортик, могла бы мне чем-то помочь. Стоять боком было очень непривычно, но логика была понятна – представлять собою как можно более маленькую мишень, возвращать пистолет точно в то же самое положение, что и до выстрела, тоже было не просто, а отдача даже такого компактного пистолета для тринадцатилетнего пацана была весьма неслабой. И как я только не засветил себе же по лбу дулом при первом выстреле боевыми, не понятно было даже мне самому, уверен, это бы прекрасно вписалось в образ «Бесполезного Тсуны». А ведь нужно было ещё правильно снаряжать магазин, ухаживать за оружием и моментально реагировать на малейшую угрозу. Реборн заставил меня таскать чёртову пушку везде и всюду, в конце концов, я сам признался, что на острове мне было весьма неуютно без этой железяки, так что сам виноват. Гокудера, как оказалось, помимо своего привычного уже динамита тоже всегда имел при себе пистолет, хоть и не любил пользоваться огнестрельным – слишком маленькая убойная мощь, на его вкус, а то оружие, что он счёл бы достаточно эффективным, слишком громоздко, чтобы таскать его повсюду. Но, хоть он и не особо любил стрелять, Хаято умел это делать, так что он присоединился ко мне чуть ли не со второго же дня моих тренировок, а от мысли пригласить ещё и Ямамото я отказался почти сразу же – я отлично знал, насколько он привержен традициям, а значит к хадзики[3] он отнёсся бы исключительно с презрением. Дни мои были забиты под завязку, пробежка, школа, периодически дополняющаяся визитами в боксёрский клуб или общением с Хибари, уроки, а после тренировки по стрельбе. Я засыпал, падая лицом в кровать, даже не всегда успевая укрыться одеялом, мне ничего не снилось, и я был искренне уверен, что это хорошо, потому как догадывался, какую красоту моё больное воображение способно добавить к моим весёлым кошмарам. Я торопился успеть как можно больше, потому что чувствовал, что времени остаётся катастрофически мало и я ничего не успеваю. Я практически не заметил тот момент, когда от нас всё-таки съехала Бьянки, найдя себе подходящее жильё, я бы и про всех остальных обитателей нашего дома забыл, если бы Ламбо и И-пин не носились бы по дому с такой скоростью, а Фута не приставал ко мне то с просьбами помочь ему с уроками, то с рассказами о школе. Один раз мне даже пришлось пойти к его классному руководителю вместо мамы, поскольку ему было стыдно признаваться Нане, что он разбил окно. Случайно, разумеется, но мне сначала пришлось выслушивать нуднейшую лекцию о недопустимости подобного поведения, а потом ещё и оплачивать причинённый ущерб. В тот момент я совершенно не понял, почему нельзя было ограничиться исключительно вторым пунктом, зато потом оказалось, что моё пофигистичное выражение лица на протяжении всей этой экзекуции и то равнодушие, с которым я отвалил младшей школе Намимори не самую маленькую сумму денег, заставили одноклассников Футы пересмотреть их отношение к нему. Дети не любят тех, кто выделяется, но если у этих «выделяющихся» внезапно обнаруживается старший брат, способный запросто решить любую проблему, их жизнь становится гораздо веселее. Кое-что в той истории с островом не давало мне покоя, но я никак не мог понять, что именно. Не Аркобалено, со своими странностями, не разорванные главным калибром трупы по всему пляжу, и даже не военные корабли, стоявшие на вооружении Семьи Калкасса, и даже непонятное мне провозглашение меня лидером обороны острова, как только было заявлено, что я наследник клана Вонгола. Все знали, что у Вонголы есть наследник, но никто, кроме нынешнего главы, посланного им Реборна и Дино Каваллоне, не знал, кто это. Ну, ещё и Иемитсу, разумеется, уж он-то просто не мог не знать, но речь сейчас совершенно не о том. На Мафия-лэнд я впервые объявил о себе как о будущем главе клана Вонгола, впервые я, если так можно сказать, «вышел в свет». Счёл ли Реборн, что я уже достаточно подготовлен для этого? Когда было решено, что именно я должен занять эту должность? Непосредственно перед приездом Реборна или же много раньше? Фотографии погибших сыновей дона Тимотео, что в самый первый день показал мне Реборн, не были новыми, а Занзас всё ещё должен был быть вморожен в глыбу льда, если я правильно помню хронологию. Были ли другие претенденты, а если были, то что с ними стало? Иемитсу специально как можно реже появляется дома, явно не желая привлекать излишнее внимание к жене и сыну, даже учитывая, что до недавнего времени, никто не знал, что меня собираются пропихнуть на место следующего главы. Но после той истории с Калкасса, об этом будут знать все, кому не лень. И мне совершенно не нравилось, чем именно это чёртово палево может мне грозить. ----------------- [1] Период Сэнгоку (яп. 戦国時代 сэнгоку дзидай, «Эпоха воюющих провинций») — период в японской истории со второй половины XV до начала XVII века. [2] Бакумацу (яп. 幕末, буквально «конец сёгуната») — смутное время в истории Японии, завершающая часть эпохи Эдо, охватывающая период с 1853 по 1869 год: от прибытия в страну «чёрных кораблей» американского коммодора Мэттью Перри, до конца гражданской войны Босин. Итогом бакумацу стала реставрация Мэйдзи: упразднение сёгуната Токугава и переход власти к императору. [3] Хадзики – сленговое (употребляющееся среди якудза) название огнестрельного оружия, чаще всего, пистолетов.