Чтобы ты сдох так же, как она.

Лёша оглядывается, боясь сделать хоть один неверный или неаккуратный шаг, чтобы ничего не задеть и не сломать, он потом в жизни не расплатится. Одна ваза скорее всего стоит больше, чем вся его жизнь. — Че застыл? Иди сюда. — Гречкин хлопает по пустому месту рядом с собой, ухмыляясь, смотря на него снизу вверх. Макаров мнётся, пытаясь придумать пути отступления, но в конечном итоге сдаётся и садится рядом, стараясь держать дистанцию. Кирилл не перестаёт молчать и улыбаться, заставляя младшего нервничать. Он видит, как пальцы парня нервно мнут рукава изношенной толстовки, а глаза пытаются зацепиться хоть за какой-то предмет, лишь бы не чувствовать всей неловкости ситуации. — Мне кажется, — вдруг заговорил Леша, слегка прочистив горло. — В последнюю нашу встречу тут всё было по-другому. — он, обведя все пространство взглядом, остановился на огромной люстре, что казалась нереальной тяжелой, но в то же время почти невесомой. — Ага. Отец решил, что предыдущий фасад дома был «скуден и однообразен» — передразнил Всеволода Гречкин. — И заебенил тут ремонт. Теперь это дворец какой-то. Так-то это и так дворец. — рассмеялся он, раскинув руки на спинке дивана, всем видом показывая свое положение. — Даже свои картины сюда перевёз, видите ли этот дом слишком прост для людей с таким статусом. — Кирилл хмыкнул и приподнялся с дивана. — Чай, кофе, поебемся? Лицо младшего залилось краской. Гречкин громко засмеялся. — Сколько времени прошло, а ты так и не понимаешь моих шуток. Ладно, пойду чай сделаю, ты ведь только его и пьёшь. — сказал Гречкин, уже разворачиваясь и уходя на кухню. — Все равно кроме него жрать нечего. — прошептал парень. Лёша остался один. Он нервно мял край дивана, понимая насколько же ему хорошо в этом доме. Он казался мелкой букашкой в таком огромном дворце, но в то же время ему было тут гораздо комфортнее и роднее, нежели в стенах ненавистного детдома. Безумно противоречивые чувства смешивались в душе, образуя едкий коктейль, который поначалу дико сладок, словно плоды в саду Адама, а после следует горькое послевкусие, обжигающее и отравляющее весь организм. Макаров будто вернулся назад в прошлое, где Лиза ещё жива, они с Кириллом лучшие друзья, а его дни не превратились в гребаный день сурка. Гречкин даже помнит, что Лёша пьёт только чай, неужели ещё и — Две ложки сахара, как обычно. — таща кружки роняет старший. Он садится на диван и протягивает чай Макарову, слегка задевая его пальцы. Лешу передергивает, внутри все дрожит, но он старается этого не показывать. — Знаешь, — вдруг начинает Лёша, обхватывая обеими руками горячую чашку, стараясь найти в этом минутном тепле опору и поддержу. — Я тебя ненавижу. Вот именно сейчас и в настоящую минуту. — он аккуратно убрал чай на столик рядом. — Ты убийца, убийца самого близкого мне человека за всю мою жизнь, моего лучика света. Честно, мне очень жаль, что ты не сел. Я надеялся, так надеялся. — Эти слова лились нескончаемым потоком, копившемся всё это время. Кирилл молча слушал все, что ему говорят. — Мне больно от осознания того, что если бы не этот ебучий случай, то моя жизнь бы не пошла по такой пизде. Мы бы также вместе собирались, общались, как раньше. Я безумно скучаю по тем временам, но мне не даёт покоя то, что из-за тебя этот маленький ребёнок сейчас гниет в земле, Кирилл. — Лёша закончил и поднял свои глаза полные слез на собеседника. В душе старшего кольнуло, безумно сильно кольнуло что-то едкое, что-то нестерпимо жгучее. — Леш, — не найдя другого способа утешения, он касается руки младшего. — Не трогай меня, пожалуйста. — Лёша одёргивает руку, пряча ее в карман. Внутри все разрывается на части, в голове стоят два образа: прошлый Кирилл и Кирилл настоящий. Хочется прямо сейчас броситься в объятия к прошлому и забыть все. Снова почувствовать крепкие объятия и лёгкое вздымание грудной клетки при смехе, в затем приятные поглаживания по голове, словно от старшего брата. Но настоящий только отталкивает, заставляя ощущать лишь презрение. Не хочется ничего. Не хочется чувствовать его касаний, они будто омерзительны каждой клеточке тела, что отвергает их. Не хочется слышать его хрипловатый голос, царапающий слух словно зажёванная пластинка. Не хочется видеть эти зелено-серые пустоши в которых нет ничего. Слезы льют из глаз Макарова нескончаемым потоком, он буквально захлебывается ими, размазывая их по щекам как маленький ребёнок. Рукава толстовки вмиг пропитываются солеными каплями. Наконец все ужасные мысли и слова, что несколько недель роились в его голове, оказались на свободе, оставляя после себя гложущую пустоту. Непонятно только приятная ли эта пустота или уничижительна. Лешу резко дёргают вперёд, прижимая к груди, слезы пропитывают разноцветную рубашку Кирилла. Сильные тёплые руки словно обволакивают Макарова, одна из которых гладит его по голове, иногда ероша русые волосы, а вторая еле касается спины, придерживая. Гречкин молчит, понимая, что словами он сделает только хуже, ведь поддерживать он не умеет от слова совсем. Он не понимает как можно утешить этот комок эмоций в его руках. Что ему сказать? Что сделать? Его никто этому не учил. Вместо слов он крепче прижимает младшего к себе, иногда шепча на ухо: «тише». Кирилл не знает куда себя деть, глаза бегают по всем тем предметам, что он видел сотни раз. Снова те же картины, те же лампы, махровые ковры. Он чувствует как холодные кулаки сжимают его рубашку все сильнее и сильнее, но вскоре начинают расслабляться. Через несколько минут Лёша приходит в себя, мягко отстраняясь от Кирилла. Ему это было нужно. Ему это было просто необходимо. Гречкин кладёт руки на плечи парню, ободряюще поглаживая и сжимая. — Ты как? — спрашивает он, на что получает лишь тихий всхлип и вымученную улыбку. Он придвигается к Леше и целует его в лоб, вновь поглаживая волосы. Макаров резко дергается, смотря в глаза Кириллу, в них мелькает секундное замешательство, после чего тот обхватывает лицо старшего холодными ладошками и целует его, целует неумело, целует впервые, целует. Гречкин не отвечает, но и не отстраняется, позволяя младшему остановиться или же продолжить. Лёша целует его неумело быстро и рвано, иногда кусая губы, оставляя на них синяки. Принимая игру Макарова, он больше не в силах сдерживаться прижимает парня к себе за талию, углубляя поцелуй, аккуратно спуская руку с затылка на тонкую бледную шею.