Приливы и отливы

      — Ты действительно собираешься просто так взять и заявиться туда?       Перед тем, как Чайльд произнес эти слова, случилось немало интересного, что и привело такому внезапному повороту событий.       На следующее утро после очередной не слишком удачной попытки примирения Чайльда с Люмин, произошел весьма странный инцидент, разбудивший путешественницу раньше положенного времени.       Марс, кажется, свихнулся и, вопреки всем хозяйским запретам, влетел рано утром в дом, пачкая всё и вся в непонятно откуда взявшейся глине и грязи. Пес сиял от радости и, видно, очень хотел поделиться ею с Люмин, которая уже полусонная вываливалась постепенно из своей комнаты.       Собака вертелась и прыгала по всей комнате, а когда заметила девушку, резко переключила внимание на неё. Марс покружил вокруг неё, виляя хвостом и часто дыша, а потом схватил за край туники и потянул куда-то из дома. Дмитрий, хозяин дома, попытался отругать собаку и выгнать на улицу, но только попав за дверь, Марс тут же начал жалобно выть и скрести дверь.       Чайльд, сидя на лавке возле печи, наблюдал за тем, как Люмин вышла через какое-то время на улицу и ушла куда-то вслед за собакой, ведущей её в тот самый лес, где в последние дни им приходилось часто бывать. Он хотел уже пойти за ней, но в руке остывала чашка чая и глаза всё закрывались, а потому Чайльд остался в своем укромном местечке. Основательно пригревшись, он все же заснул, предварительно поставив голубенькую чашку на пол.       Проснулся он лишь тогда, когда Люмин вернулась в дом, бахнув дверью невероятно громко, удивительно, как она вообще не слетела с петель. Девушка была отчего-то грязная, будто как и Марс вывалилась в глине и земле. Она что-то внимательно изучала в своей ладони, которая тоже была в грязи. Призадумавшись о чем-то на пороге, Люмин повернулась и вышла обратно, при этом опять сильно хлопнув дверью, да так, что чашка на полу чуть ли не завалилась набок. Посмотрев в окно, Чайльд заметил, что Люмин направилась на задний двор. Вставать хоть и не хотелось, лень напала на него совершенно внезапно, а любопытство всё же брало над ним верх.       Чайльд потянулся и резко встал с лавки, недовольный тем, что ему приходится покидать нагретое местечко. Как назло, левой ногой он всё же спихнул чашку и она теперь покатилась по полу, собираясь остановиться прямо возле двери. Пришлось кое-как нагнуться, удерживая равновесие лишь на одной ноге, благо можно об стену опереться.       Дойдя потом до заднего двора, Чайльд застал Люмин возле бочки, где она усердно отмывала то ли свои ладони, то ли то, что находилось в них. Затем она попыталась рассмотреть предмет на солнце, но только сощурилась, не добившись никаких результатов. А ещё она разочарованно оглядела свои ноги, на которые налипла глина и даже небольшие кусочки травинок. Она взглядом поискала место, куда можно было бы положить интересную вещицу, но заметила только Чайльда, который заинтересованно следил за ней. И, кажется, она не придумала ничего лучше и просто безмолвно вручила ему свою находку.       Чайльд несколько секунд удивленно смотрел на Люмин, которая уже смывала тонны грязи с ног, а потом наконец-то обратил внимание на то, что оказалось в его ладони. А в ней лежало поблескивающее на солнце кольцо, сделанное то ли из железа, то ли из стали, то ли из чего-нибудь другого. Повертев его на ладони, Чайльд заметил странную гравировку на внутренней стороне кольца. Это словно было похоже на язык, но не на тот, на каком он и остальные тейвайтцы привыкли изъясняться. Но это были явно какие-то слова или предложения. А если посудить по размеру, то оно явно принадлежало мужчине. Не удержавшись от соблазна, Чайльд надел его на свой указательный палец и подивился тому, как оно замечательно село.       Поиграться с кольцом подольше ему не удалось, Люмин уже отмыла всю грязь и приближалась к нему, приказным тоном заявляя:       — Снимай.       В принципе, Чайльд не собирался ей перечить, но перед тем как снять, успел задать вопрос:       — Где ты его откопала?       — Не я, а Марс. Я лишь достала. — она протянула руку, готовясь забрать кольцо. — А теперь отдавай.       — Это, получается, Марс тебя к нему повел спозаранку? — он снимает кольцо и отдает Люмин, которая тут же вновь начинает рассматривать его.       — Так и есть.       Кажется, Люмин не особо интересовало то, кто перед ней сейчас стоит, а потому она начала рассуждать вслух и обговаривать сама с собой кое-какие вещи.       — Оно явно древнее. — Люмин вновь пытается направить кольцо на солнце, редко выглядывающее из-за туч, чтобы что-то проверить, но свет загораживают простыни, развешанные тут и там. Пока она заходит за них, продолжает говорить. — Тем не менее, так хорошо сохранилось.       — Мало ли что ли таких колец? Знаешь, если в руинах хорошо поискать, можно и ювелирный открыть.       Чайльд облокотился об одну из палок, торчащих в земле, и чуть пошатнулся вместе со всей конструкцией, когда Люмин обратила на него внимание и взглянула на его худощавую фигуру. Она явно не собиралась обсуждать это с ним, но раз так вышло… Почему бы и нет?       — Не в этом дело, думаешь, что я просто так бы полезла в яму с глиной, чтобы достать какое-то кольцо? — конечно, некоторые детали можно было бы и не упоминать, но уж теперь Чайльд фантазирует себе, как Люмин пытается с своими короткими ручками достать это кольцо, а потом падает прямо в месиво из глины и земли. Он даже усмехается, когда зрелище предстает перед его глазами, словно он там был.       — А в чём тогда? — забавное видение всё ещё перед его глазами, но под тяжелым взором Люмин быстро теряет свою веселость. Теперь видение приобрело немыслимую серьезность, путешественница уверенно борется с грязью и не позволяет упасть себе прямо в яму, держась за сучки и кусты. А нет, всё ещё достаточно забавно.       Люмин смотрит на него как на редкостного тугодума и начинает своё пояснение. Если опустить множество деталей, которых наговорила девушка, то выходит вот что: кольцо обладает весьма странным элементальным следом, который она также заметила чуть раньше, но он был куда слабее, то ли из-за того, что находился на определенном расстоянии от неё, то ли потому, что также был закопан где-нибудь. Конечно, загадочный элементальный след интересовал Люмин намного больше, чем всё остальное. И поэтому…       — Ты собираешься поиграться в исследователя?       — Что значит поиграться? Я собираюсь лишь проверить источник второго элементального следа и, возможно, всё-таки узнать, отчего он такой странный. — у неё вообще не укладывается, как исследование может сочетаться с словом «поиграться». Это ведь всё потому, что он наверняка не понимает всю ценность подобных научных изысканий, а вот Альбедо бы…       Конечно, ход её мыслей был прерван:       — Ты прям прирожденный искатель приключений. Наверное, невероятно ценный член их Гильдии.       — Я просто хочу докопаться до сути.       — Значит, результат для тебя важнее процесса? — вырвалось у Чайльда, хотя он больше не планировал открывать рот.       Вопрос до нелепости неуместный, но раз у них завязался разговор, то почему и не спросить? Вот только Люмин лишь косо взглянула на парня и оставила его без ответа. Она также молча ушла к себе в комнату, всё ещё вертя в руках загадочное кольцо.       Опять Чайльд остался наедине с этим пейзажем. Он уже даже чуть полюбил его, ведь это всяко лучше, чем ненавидеть. Сегодня пасмурно и немного туманно, небо застилают серые облака. С виду они кажутся тяжелыми, возможно, чуть позже пойдет дождь, но вряд ли особо сильный. Всё также вяло бродят козы, махают хвостом собаки, пытаясь отогнать от себя налетевших с коров мух. Если так прикинуть, чуть склонить голову набок, то этот вид начинает напоминать те далекие снежные пустоши. Правда, коровы там покрыты густой шерстью, да и называются по-другому. Когда маленький Аякс впервые увидел стадо коров, он удивленно закричал:       — Лысые яки!       Помнится, удивлению не было предела. А ещё он тогда пообещал какой-то коровке привезти ей в подарок шерсти, чтобы она не мерзла в долгие холодные ночи. Аякс тогда не знал, что далеко не везде есть такие морозы, как у него на родине. Он, впрочем, вообще многого не знал в восемь или девять лет. Когда это было? Уже и не вспомнить точно.       И почему в последнее время воспоминания так липнут к нему? Раньше он вообще крайне редко придавался ностальгии и также нечасто впадал в объятия теплых и пахнувших молоком воспоминаний. Может дело в том, что это место напоминает дом? И чашки парного молока, и тепло печки, и запах хлеба, золотистого и хрустящего… И всё же так странно, когда в голове появляются новые мысли, которых раньше не было.       Сзади что-то резко захлопывается и Чайльд не может не поддаться рефлексам и не выглянуть из-за развешанного белья. Оказывается, это Люмин захлопывала форточку, закончив утреннее проветривание. Встретившись с Чайльдом взглядом, она со всей силы задернула шторы и исчезла за плотной тканью.       И ведь у них вышло поговорить! Можно было и не бросать такой злой взгляд сейчас. Эх, да и черт с ней! Она и так странно на него действует, да ещё и это!       Ещё пару секунд Чайльд рассматривал шторы, где-то внутри себя ожидая того, что сейчас из-за ткани выглядит светлая прядь волос…       Люмин не обращала никакого внимания на предостережения Чайльда, по-прежнему стоявшему около неё на одной лишь ноге. Она поглаживала лезвие своего меча и отмечала взглядом появившиеся зазубрины — видно, но к кузнецу обратиться так или иначе следовало. И первая и второй были одеты в свою обычную одежду, которую до этого, своим или чужим трудом, упорно приводили в порядок.       Они стояли где-то в глубине леса, намного дальше, где несколько дней назад происходила их схватка. Люмин внимательно вглядывалась в пышные заросли лиан, свисавших с веток деревьев тут и там. Чайльд в это время метался на своём костыле из стороны в сторону, пытаясь привести аргументы против того, чтобы Люмин прямо сейчас предпринимала какие-то действия относительно дальнейшего продвижения в лес.       — А если там опасность? Ты не в той форме, чтобы справиться со всем. — он делал жесты руками, указывая на многочисленные раны Люмин.       — Кажется, ты раньше не задавался таким вопросом. Почему ты не подумал об этом раньше, когда собрался убить меня? Ведь я тоже не в форме была. — Люмин смотрит на него просто и с прохладным беспристрастием. Привычная ей одежда вселяет в неё уверенность, а меч в её руке — тем более. — Тогда ты так за меня не волновался, когда наносил мне эту рану, — она указывает на перебинтованную правую руку. — И эту, — теперь обращает внимание на левую руку, тоже перебинтованную. — Или, например, эту. — Люмин тычет себе пальцем в щёку, где налеплен огромный пластырь-бинт, скрывающий не самый приятный видок.       Чайльд отводит взгляд, но не прекращает попытки отговорить Люмин от опасной затеи:       — Почему ты так уверена, что справишься с Орденом Бездны или…       Не успевает он договорить, как Люмин перебивает его:       — Фатуи, да? Своими сладкими речами ты прикрываешь своих дружков, не так ли? — она задирает голову и заглядывает в его беспокойные глаза. — Какая забота.       — Нет, ты не права. — кажется, Чайльд наконец-то вспомнил, что и у него есть характер. — Я нахожусь в таком же неведении, как и ты. И скажу больше, если бы не твоя сила замечать малейший элементальный след, то я и подавно бы не догадался о чем-то таком.       — Неужели? И вообще, с чего ты за мной увязался? Не твоё дело, куда я хожу и зачем. — Люмин возвращает меч в ножны и тот пару секунд покачивается у неё на бедре. — Я совершенно тебя не понимаю.       — А если я скажу, что причины, по которым я «увязался» за тобой, это не твоё дело? — конечно, Чайльд ведь тоже бывает остр на язык. И, конечно, с Люмин такой способ устрашения может привести к самым неожиданным последствиям.       Люмин нервно хватается за рукоять меча и вытаскивает, а затем направляется к Чайльду, маячившему прямо перед зарослями. Он упрямо стоит и даже не шевелится, когда путешественница взмахивает мечом и обрывает позади него лианы. Девушка ещё пару секунд раздумывает, а потом переступает через опавшие наземь лианы и спешит в чащу леса. Чайльд смотрит на это действие через плечо и, поджимая губы, произносит:       — Я с тобой.       В принципе ожидая такого поворота событий, Люмин оборачивается к нему и приседает в полу-реверансе, будто приглашая пройти чуть дальше неё.       — Раз так, то милости прошу.       Чайльд приглашение принимает и, высоко задрав голову, проходит мимо неё на своём костыле без особых проблем, намекая, что он обузой не будет. Ну что же, по крайней мере, Люмин обзавелась живым щитом.       Она всё внимательней и внимательней вглядывалась ему за спину, но ничего вопиющего не замечала — одни бесконечные деревья и лианы, с них свисающие. И всё же, что-то здесь было явно не так. Люмин чувствовала чей-то странный элементальный след, но никак не могла определить его происхождение. И тем не менее, с каждой секундой нахождения здесь, Люмин ощущала его всё отчетливей и отчетливей.       Что может с ними случиться? Оба опытные путешественники, сильные бойцы. Люмин не доверяет ему от слова совсем, но что-то ей намекает, что просто так он на неё больше не нападет.       Какой бы враг не предстал перед ними, они, без сомнения, смогут справиться с ним на раз-два. Идут самоуверенной походкой, будто перед ними не темный лес, а родной дом.       Но, знаете ли, даже очень опытные путешественники могут ошибиться.       Войдя в это место, они подписали себе приговор. Смертельный? Возможно.       Впереди всё ещё лишь бесконечные свисающие лианы и старые деревья, целиком и полностью опутанные темно-зелеными лозами. Кроны пышны — сквозь них совсем не проникает свет. Редко видны слабые лучи, всё же с трудом пробившийся в лес. Видно, небо уже затянуто тучами.       Никакой дорожки нет, но Люмин иногда останавливается и куда-то внимательно вглядывается. Чайльд по-прежнему бредет впереди, трость постоянно цепляется за лозы на земле, да и сами ноги иногда проваливаются в неожиданные ямки и провалы в земле, скрытые за ковром переплетенных растений.       Что-то обоим здесь не нравится, но повернуть назад — значит показать свой страх. Упрямо идут вперед, доверяясь чувствам Люмин.       Лес дышит им в спину. Кожа ощущает прохладу и постепенно покрывается мурашками, особенно у Люмин, у которой постоянно открыты руки и ноги. Хотя даже Чайльд ежится, когда холодок проникает под рубашку и лозами опутывает всё тело. Если и дождь пойдет, то тогда они могут и повернуть назад. Так или иначе, а промокнуть никому не захочется, а если потеряются? Тут и одежду посушить негде будет. Здесь достаточно влажно, листья на земле чуть поблескивают от росы, а земля кое-где мягка и скользка.       — Не угодить бы нам в болото. — произносит Чайльд, когда в очередной раз проваливается по колено в какую-то ямку.       — Мы уже в болоте, только оно высохло, наверное, как лет сто назад. — отрезает Люмин, наблюдая за попытками Чайльда достать ногу. Сам виноват, что пошел за ней. Как он вообще собирается идти дальше с этой тростью и больной ногой? Ну если с ним что-то случится, то она не виновата.       Люмин оставляет засечки на деревьях. Она редко теряется где-либо, но перестраховка точно не повредит. Наверное, для таких дел неплохо бы было купить нож, иначе какой меч не затупится от такого использования… Но подождите критиковать её. Чуть раньше у неё уж был нож и не один, но вот только все они терялись, то ломались, то их уносило течением реки… Несмотря на всю аккуратность и осторожность, с которой Люмин обращалась со своими ножами, все они всё равно оказались непригодны или были утеряны в самых странных обстоятельствах. Однажды она даже стала свидетельницей того, как дикий кабан ночью утащил её нож в неизвестном направлении. Тогда она дремала и приняла происходящее за сон, а на утро-то ножа не было. Иногда Люмин ловила себя на мысли, что если бы кабанов не существовало, её жизнь стала бы намного лучше.       Вдали всё также ничего не видно. Чайльд вообще не представляет куда они направляются и это его раздражает. Вроде он ведет, а ничего не знает всё равно.       — Куда мы вообще движемся? — переступает через сваленное дерево, это был один из плюсов длинных ног и высокого роста.       — Куда надо, туда и двигаемся. — огрызается Люмин и тут же спотыкается об какой-то камень. Повезло, что на ногах устояла, а то плюхнулась бы прямо на сваленное дерево.       — Осторожнее что ли. — Чайльд отошел от Люмин уже на приличное расстояние, когда сказал это. Девушка только зло посмотрела на него и не стала упоминать о том, сколько раз он уже проваливался вниз. Ей приходится высоко задирать ноги, чтобы переступить через дерево.       — Следи за дорогой получше. — всё же подсекает его Люмин, когда Чайльд в очередной раз натыкается на яму и спотыкается уже сам. Он поворачивается к ней, но она уже что-то заинтересованно рассматривает на земле. Ну или делает вид, что рассматривает.       Дальше идти тяжелее. Внезапно ещё сильнее потемнело, лианы висят таким густым слоем, что Чайльду приходится разрезать их своим водяным клинком. Пробираться с тростью невыносимо, но деть её некуда, хотя, возможно, без неё и было бы полегче.       Внезапно Чайльд дергает плечом и удивленно наклоняет голову к нему, будто не понимая, почему оно зашлось короткой судорогой. Трудно сказать, что он почувствовал. Как током ударило, но не совсем. Его это сразу же насторожило, раньше с ним такого не бывало. Он здоров как бык, а тут какое-то подобие судороги в здоровом плече.       Когда Люмин проходит приблизительно в том месте, где Чайльда схватила «судорога», одна её нога внезапно подкосилась и она чуть ли не упала наземь. Будто кости из неё вытащили и она стала ватной, но это прошло достаточно быстро. Теперь уже Люмин серьезно напряглась, вспоминая и о странном движении Чайльда.       Люмин поспешила сократить дистанцию, образовавшуюся между ней и Чайльдом, ушедшем чуть дальше неё. Достаточно резво он передвигается для человека, которому мешает, а это заметно, костыль.       Неясные сомнения забредают в сердца. С одной стороны лес как лес, а с другой было тут что-то зловещее, проникающее в душу.       Люмин хмурится и останавливается. Она больше не видит элементального следа, за которым они следовали всё это время. А ведь чуть раньше они были почти возле таинственного источника… Так в чём же дело? Неужели Люмин не заметила, как прошла нужное место? Смотрит назад на засечку, оставленную чуть раньше. Её нет. Она вновь ставит отметку на том же месте, но только более глубокую и и заметную. Тропы, которую они недавно проложили, тоже нет. Лозы и лианы висят нетронутые, хотя несколько минут назад лежали на земле. Сзади лишь густой лес и ни одного следа человека.       Люмин проводит ладонью по засечке и убеждается в её материальности. Тем временем Чайльд, перестав слышать шаги, повернулся к девушке. Он хотел спросить, не чувствует ли она слабость в теле. Его уже несколько минут одолевает непонятная усталость, хотя спал он долго и крепко. Но пока что Люмин чем-то занята и он не хочет ей мешать.       — Отвернись-ка на секунду. — приказным тоном объявила она и Чайльд, не долго думая, подчинился и отвернулся. Он обреченно вздохнул, когда понял, что опять подчинился ей беспрекословно.       Люмин сделала ещё одну засечку, чуть выше первой, и также отвернулась. Конечно, когда она опять посмотрела на засечки, те уже загадочным образом испарились. Кора дерева была цела.       К этому времени Чайльд уже подошел поближе к Люмин и пытался понять, чем девушка так обеспокоена. Она хмурилась и бесцельно водила рукой по дереву.       — Что-то случилось? — спрашивает он неуверенно, пытаясь заглянуть в глаза Люмин и понять, зачем она остановилась и что пытается сделать.       Почему-то он ожидал ответа вроде «ничего» или «забудь», но вот только Люмин серьезно посмотрела на него и заявила:       — Можно и так сказать. В общем… Мне нужна твоя помощь. — она прикладывает ладонь к голове, будто та у неё болит. Видимо, подобные слова даются ей тяжело, но сейчас иного выбора нет.       — Моя? — он более чем удивленно посмотрел на Люмин, которая упорно не желала объяснять ему, что случилось.       — Да. — подтвердила Люмин и, увидев как Чайльд весь распрямился и даже чуть просиял, скривила губы. — Будь тут кто-нибудь другой, ты бы такой просьбы не услышал. Не будь последних слов, возможно, Чайльд и продолжил бы и дальше чуть сверкать глазами, но, услышав их, стал достаточно серьезным и приготовился слушать, показывая готовность помогать.       — В общем, просто оставь засечку на дереве и отвернись.       Конечно, он не совсем понял зачем это делать, но тем не менее не стал выкобениваться и подошел к какому-то дереву. Он видел, что Люмин отвернулась, когда он выбрал дерево, но не понимал зачем. Клинок без проблем оставил крупную засечку. Чайльд повернулся к Люмин, чтобы уточнить зачем ему отворачиваться, но та наблюдала за чем-то в гуще леса и он не стал к ней докапываться, а просто взглянул на засечку. Недоверчиво и удивленно глядя на нетронутое дерево, он повторил процедуру, но получил тот же результат.       — Что за чертовщина? — он напрягся как и Люмин. Все обрело внезапно гнетущую атмосферу.       Они стояли на разных сторонах небольшого лесного пространства. Люмин сложила руки на груди и вслушивалась в странную тишину. Чайльд попробовал обрывать лианы, но они возвращались в исходное состояние, стоило ему отвернуться на секунду. Тогда он взял отрезанный кусок в руку и отвернулся вместе с ним. И лиана из его руки также исчезла, как только он перевел взгляд в сторону.       Он отошел от дерева ошарашенный непонятным явлением. Воздух сдавил его со всех сторон, а чаща вдали стала совсем непроглядной, будто её окутал густой и темный туман. Подняв глаза к небу, Чайльд обнаружил лишь кроны.       — А теперь посмотри туда, откуда мы пришли. — она не поворачивалась к нему. Сейчас Люмин вслушивалась, но, к своему ужасу, ничего не слышала.       Чайльд без проблем определил направление, откуда они недавно вышли, но не увидел тропы, которую он так старательно проделывал. Всё цело и нетронуто. В груди что-то болезненно сжалось.       Люмин не понимала, как в лесу может быть настолько тихо. Не бывает такого, чтобы какой-нибудь листочек не упал, а червяк не перевернул травинку. Мышей, лисиц, зайцев и даже нелюбимых Люмин кабанов здесь нет. Пусто. Любые звуки исходили только от них двоих, а потому отсутствие лесной симфонии она заметила лишь сейчас. И всё же здесь было что-то другое. Чувство стихий больше ничего не подсказывало девушке и ей пришлось положиться на осязание и сердце.       Знаете чувство, когда на вас со спины смотрит человек, который вам неприятен или даже ненавистен? Так вот, Люмин чувствовала сейчас так, что на неё направлены сотни взглядов и каждый из них враждебен.       Не в силах больше выносить тишину, уже давящую на голову, Люмин спрашивает хоть что-то:       — У тебя нет чувства, что кто-то здесь есть? — Люмин не могла видеть, как Чайльд дернулся, стоило ей произнести первое слово. — Сколько я здесь стою, так мне всё кажется, что за нами кто-то следит.       Темнота, подкрадывающаяся со всех сторон, душила и пугала. У леса не могло быть глаз, но такое чувство, что они находились в центре толпы и все взгляды направлены на них.       — Если бы не сказала…       — Ты бы не заметил, да?       Что-то глядело на него. Сверху, снизу, справа и слева. Он пытается охватить взглядом все, что выглядит подозрительно или шевелится. Формирует в руках клинки, будто готовясь защищаться отчего-то неизвестного. Он слышит, как позади Люмин будто пятится к нему, но не понимает зачем.       У него начинает ныть тело и болеть голова, словно её сейчас кто-то раздавит. Плечи опускаются, а спина разрывается так, будто он весь день носил что-то невероятно тяжелое. Рана на ноге, похоже, раскрылась, иначе непонятно, отчего бедро пронзила резкая боль. Стоять на ногах тяжело, но пока что возможно.       — Слушай. — шепчет Люмин, но этот шепот разносится эхом по лесу.       Чайльд разминает плечи, пытаясь как-то расшевелиться и прийти хоть в какую-то боевую готовность, и слушает. Непонятно, что она имеет в виду. Тут вообще, кажется, нет звуков. Ни одного. Кажется, что их не было изначально, но вот только он этого не заметил. Лязг стали. Люмин вытащила меч из ножен. Здесь ведь действительно так тихо, что звенит в ушах и кажется, будто подрагивает. Стоп… Или это не воздух дрожит?       Глаза отказываются фокусироваться, на переносицу что-то давит. Он не чувствовал себя так плохо, даже после недавнего сражения с Люмин.       На своей коже Чайльд чувствует холодок как от ветра. Смотрит вокруг и видит, что редкие листья на земле тоже подрагивают, словно и на них дует ветер. Тяжело фокусироваться на чем-то маленьком и он переводит взгляд в неопределенную темноту.       Теперь уже он отходит назад, пятится, как и Люмин недавно. Случайно касается её плеча и чувствует какой-то ненормальный холод, исходящий от неё.       Тело наливается свинцом, он чуть сгибается под невидимой тяжестью, охватившей всё его существо.       — Что, черт возьми, здесь происходит?! — Чайльд чуть прикрикивает, пытаясь то ли заглушить растущий внутри страх, то ли странный звук, приближающийся к ним.       Туман, кажется, окутывает уже не деревья, а самого Чайльда. От влажности и сырости тяжело дышать, при каждом вздохе легкие будто прижимаются к позвоночнику, создавая отнюдь не приятное чувство.       — Я… — Люмин перестает говорить сразу же, как первое слово вырвалось у неё вместе с дрожью голоса.       Он поджимает губы и внимательно вглядывается во всё вокруг, пытаясь самостоятельно понять, что здесь происходит. Только сейчас замечает, что обронил трость, пока делал засечки и обрывал лианы. Она лежит совсем рядом — рукой подать. Он наклоняется, чтобы дотянуться до неё, но тут кто-то хватает его за рукав и одергивает. Возможно, если бы не это, то в следующую секунду он мог бы лежать на земле, раздавленный тяжестью собственного тела. Гравитация будто стремилась распластать его на земле. Чайльд не может разогнуться полностью и продолжает стоять в полусогнутом положении.       Это отдаленно похоже на то, что с ним делает использование Глаза Порчи.       Громкий звук пронзил лес. Непонятный, животный, дикий. Неизвестный, такой, какого не должно существовать. Не рев, не крик, не плач. Что-то иное, выходящее за грани понимания.       Земля под ногами задрожала или это его ноги?       Совсем темно, ничего не видно. Люмин всё ещё здесь? Он толкает её плечом. Да, она здесь. Не исчезла, как те засечки… Их словно накрыла чья-то тень. Смотреть в лес становится невыносимо.       До этого момента Чайльд не знал, что страх может захватить его целиком. Он даже не понимал, чего именно сейчас боялся, но испуг сковал сердце и легкие, подчинил их своему ненормальному ритму. Или это дикая усталость так мутит рассудок, что он начинает чувствовать того, что не должен?       Сейчас упадет. Стоять на ногах также тяжело, как и поддерживать форму духа. А что-то продолжает к ним приближаться и, кажется, это именно оно виновато во всем этом.       Опять «рев», опять холод. И то и другое ненормальное. Разве холод может сковать разум? Его мысли будто замедлились, понимание происходящего притупилось.       Испытывает ли он страх из-за того, что неспособен сейчас на сопротивление? Или его всё же пугают неясные звуки и это пугающее место, ставшее вакуумом, в котором они застряли? Как там Люмин?       Повернуть голову оказывается непосильной задачей, но он всё ещё может ощущать холод, идущий от неё… Хотя, кажется, температура их тел сравнялась, либо её уже здесь нет. Хотелось надеяться на первое. Может она уже упала, не в силах сопротивляться ослабшему телу. Тяжело о чем-то судить, когда вокруг что-то ревет, голова отказывается исправно работать, а тело вот-вот предаст вольный дух.       Сейчас ему кажется, что этот звук похож на гул земли. Как земля воет… Он уже слышал подобное, но то ни в какое сравнение не идет с этим. Что там такое?       Он сжал кулаки так сильно, что клинки погрозились оставить на его ладонях кровавые подтеки. Руки у него похолодели. Пытается отбросить страх назад, освободить от тяжести сердце, дать легким свободу. Ничего не выходит.       Кто-то валит деревья вблизи от них. Грохот, с которым они падают, чересчур сильный. Из глубин чащи валит пыль.       Клинки в его руках теряют форму, а сам Чайльд — сознание.       Хочется сказать что-нибудь напоследок, но голос его не слушается. Эта смерть куда хуже той, которая была уготовлена ему Люмин. Он пытается сопротивляться страху, мыслям, крови, застывающей в жилах. Всё напрасно, бесполезно.       Остается только увидеть что-то и умереть?..       Люмин хватает его за рукав с такой силой, что на секунду Чайльд забывает, где он находится и почему по ладоням стекает кровь. Точнее последнего он вовсе не понимает.       Девушка силой оборачивает его к себе и что-то кричит, но в шуме, поглотившем лес, нельзя ничего расслышать. Наконец-то Чайльд приходит в себя и унимает страх. На него смотрят только решительные глаза Люмин и больше ничего. На её лице всё ещё не прошел испуг, глаза широко открыты, но горят той уверенностью, которая им двоим сейчас жизненно необходима. Это заражает, дарит минутное освобождение от того, что здесь творится.       Когда Люмин тянет его за собой и начинает бежать куда-то в сторону, Чайльд поддается и пытается поспевать за ней с своей больной ногой. Он не оборачивается назад, хоть любопытство, бывшее недавно страхом, сжигает изнутри. Усталость пропала, но в глазах всё ещё мутно и голова не «варит», но он продолжает слепо следовать за Люмин.       Непонятно сколько они бегут, в каком направлении и прибегут ли куда-либо в итоге, но Люмин не останавливается ни на секунду, а продолжает движение куда-то, где этого звука нет.       Как раз в тот момент, когда звук чуть отстает от них и начинает слышится их собственный топот ног, Чайльд спотыкается обо что-то и падает, случайно потянув за собой Люмин.       Приподнявшись, он сразу же пытается найти девушку. Та сидит на земле и что-то держит в руках. Звуки за спиной чуть поутихли, да и темнота, кажется, отступила. Он тоже садится на землю и пытается отдышаться, приводя рассудок в порядок. Это напомнило ему что-то, далеко захороненное в глубинах сознания. Но пока что Чайльд лишь судорожно дышит, прислушиваясь во все, что происходит здесь. А ещё он стал должником Люмин. Если бы она не потянула его за собой, он так и остался бы стоять там, не способный к движению, растерявший свою силу, испытывающий лишь страх и боль во всем теле.       Этот страх… Он не исходил изнутри, шел не из сердца, но в него. По правде говоря, Чайльд отнюдь не пугливый человек, далеко не пугливый. За свою жизнь он встречал немало страшных явлений, попадал в ужасные передряги, но подобное с ним случается впервые. Внезапно приходит злость на себя самого. Скребет пальцами землю, пытаясь не ударить себя в грудь или куда-либо ещё. Настолько беспомощный он стоял там, словно не было в руках оружия и горы сражений позади. Ещё и нога болит так, что встать почти нереально. Бьет себя в здоровое бедро и сжимает зубы от гнева. Ладони кровоточат, кажется, это сделал он сам, когда перестал контролировать форму воды. Слабак. Зубами стягивает одну перчатку и смотрит на глубокий порез. Заслужил. Опустился до такого, что бывший враг спасал его. Вытирает кровь об лицо. Он всегда окружен врагами и прежде всего сам собой. Да, Чайльд сам себе враг.       И почему ты так не бесился, когда умолял Люмин шантажом спасти тебя? Жалкий придурок. Злоба, всегда спрятанная внутри, вырвалась наружу и теперь сжирала Аякса. Он сидел, широко раскрыв глаза, и боролся сам с собой, где-то в ином месте, не в этом вакууме, в который они попали. Никогда раньше он не чувствовал себя настолько разделенным напополам.       Кем он сейчас был? Чайльдом Тартальей, одиннадцатым Предвестником Фатуи, или же Аяксом, похороненным где-то в глубине? Есть ли между ними различия? Существуют ли они отдельно или представляют собой симбиоз, разрывающийся из-за конфликтов? Кто из них ненавидит проигрывать и лучше умрет, нежели попросит о помощи, а кто способен на любые хитрости, чтобы выжить? Как это уживается в нем? Как это не разорвало его изнутри и почему он раньше этого не замечал? Кого нужно сдерживать, чтобы не захлебнуться в крови чужой и своей? Чтобы не умереть от гнева, переполняющего всё тело?       Голова разрывается, кто-то что-то бормочет в голове. Ничего не понимает, не способен разобраться даже в себе.       Жалкий, беспомощный Аякс.       Люмин вновь видит это лицо. Он сидит неподвижно, но губы его плотно сжаты и взгляд направлен в пустоту, нельзя сказать, что именно выражает его лицо сейчас. Что с ним такое происходит? Это влияние этого места? Ещё этого не хватало. Кажется, стоит ей прикоснуться к нему, как бомба, спящая в нём, разорвется в ту же секунду.       Они оторвались от демона, что был позади них, но внезапно встретились со своими. Люмин подозревает, что не будь за её спиной огромного и неизмеримого опыта, то она могла бы тоже поддаться влиянию этого места. Да кого тут обманывать, она была на грани.       Нужно что-то придумать… Можно бросить его здесь, но если Люмин сделает это, то перестанет считать себя человеком. Смерть, которая ждет здесь, слишком ужасна, чтобы пожелать её даже самому злейшему врагу.       Но что она может сделать сейчас, чтобы всё не стало ещё хуже?.. Что всегда приводило её чувство, даже в самые темные моменты? Она сама и приводила… Говорила с собой, долго говорила, пока слезы не катились из глаз градом или грудь не разрывало от боли. Слова обладают невероятной силой, так может начать с этого?       Остается сидеть на том же месте, сжимает очередную находку в руке и взгляда не сводит с Чайльда. Он не шевелится, смотрит в неизвестность, будто видит что-то, чего нет или то, что есть, но не здесь.       Сложно подобрать слова, ей кажется, что одно неверное движение и он вцепится в её горло. Одно слово, и она окажется мертва. Да сколько здесь демонов, с которыми надо бороться? Люмин пока что не слышит гула, но знает, что медлить нельзя.       — Чайльд? — может просто позвать его? Но он не реагирует. Пересиливая себя, Люмин подползает к нему поближе, на всякий случае держа руку на рукояти меча.       — Ты как? — вдруг услышит, вдруг ответит на вопрос. Как жаль, что ничего не происходит.       Ещё ближе к нему, сердце заходится. Он не в себе, может просто взять и проткнуть её своими клинками. Она даже среагировать не успеет, хоть и примерно знает чего ожидать.       — Тарталья? — его имя, не звание. Имена имеют волшебное влияние на людей. — Точно… когда приходишь в Фатуи, тебя же заставляют менять имя, да? Как будто стираешь свою жизнь… — она говорит спокойно и даже пытается придать своим словам тепло. — Знаешь, я не особо желаю знать твоё настоящее имя. — на такое неожиданное признание Тарталья не реагирует. Он вообще здесь?       Люмин уже совсем рядом, сидит напротив него. Пытается что-то прочесть в темнеющих глазах, потухших также внезапно, как они и недавно зажглись.       — Ты здесь? — напрашивается вопрос, а где это «здесь»?       Она говорит и говорит какие-то слова, лишенные всякого смысла. Знает, что не сможет бросить здесь. Отчасти от того, что чувствует вину. Он же предупреждал. Неужели он беспокоился о ней искренне?       Люмин закрывает глаза и вслушивается. Да, гул идет за ними. Постепенно, но он приближается и приближается. Она не хочет чувствовать это снова, возможно, в этот раз она не сможет противиться.       Туман окутывает её тело, но тьма всё ещё не подоспела.       Нет, она совершенно не хочет возвращаться туда.       — Может очнешься наконец? — отчаянно проговаривает Люмин. Стоит ли его касаться, попытаться «разбудить»?       Руки у неё чуть дрожат, когда Люмин кладет их на его плечи. Трясет, что есть силы, но это оказывается бесполезно… Слышится, как где-то падает дерево.       То ли со злости, то ли со страху, Люмин размахивается и ударяет его по лицу, как раз там, где он недавно размазал свою кровь.       Внутри всё сжимается, когда он хватает её за запястье и сжимает с такой силой, что ещё чуть-чуть и послышится хруст. Глядит дико, но прямо на неё.       — Ну… — собирает в силы кулак, чтобы голос не дрожал, чтобы не пискнуть случайно от боли. — Проснулся? — словно он уже здесь, хотя это не так.       Тяжело вздыхает и еле сдерживает болезненный стон, застывший на губах. Вот-вот и хрустнет…       — Как насчет того, чтобы прекратить? — пошевелится — станет хуже, точно сломает. — Молодец, хватка у тебя прекрасная. Но заканчивай давай…       Она вырывает руку, как только его хватка чуть ослабла. Дрожит не только спасенная часть тела, но и вся Люмин. Смотреть на него тяжело, но она находит остатки сил и опять произносит:       — У нас здесь, знаешь ли, большие проблемы.       Чайльд смотрит на неё испуганно. На её руку, которую она прижимает к груди. Жутко болит голова. Пытается сосредоточиться на её речи.       Люмин ведет себя как обычно, точнее совсем даже необычно, как-то добрее и благосклоннее.       — Гляди. — она не дает ему не минуты на раздумья, сразу протягивает что-то.       В руке у неё обычный камень. Сероватый и шероховатый булыжник, размером как раз с её ладонь. Нижняя часть удивительно ровная. Люмин переворачивает камень и Чайльд сразу же замечает на том самом месте странное углубление, такой же формы как и самое обычное кольцо. Она отдает ему камень и кольцо, которое чуть раньше висело у неё на шее, как кулон.       — Сравни их элементальный след, что-нибудь не кажется тебе странным?       Чайльд не успевает ничего понять, как две вещи оказываются у него в руках. Зачем он снял перчатку?       — Подожди, что-нибудь странное произошло? — горло болит, словно он выпил чересчур много холодной воды.       В этой ситуации вообще странно говорить о «странном», как бы странно это не звучало.       — Нет, ты просто потерял сознание. — не терять же им время и на самокопание Чайльда. Уже итак много воды утекло.       Он хотел поверить ей и, впрочем, обстоятельства вынудили его сделать это.       Пожалуй, стоит отодвинуть это в дальний угол.       Чайльд никогда не обладал острым чувством стихии и знал, что Люмин может сказать намного больше, чем он. Напрягая всю свою восприимчивость к элементам, он пытается понять, что имела ввиду девушка. Кажется, элементальный след кольца и этого камня в чем-то схож…       — Их следы не просто схожи, они идентичны. — будто читает его мысли Люмин.       — И что нам дает этот факт? — в голове всё ещё мутно, а язык не слушается его до конца. Люмин приходится напрягать слух, чтобы понять, что он там мямлит.       — Мне кажется, что эти вещи как-то связаны с тем, что здесь… происходит. — уточнять не приходится, да и не хочется. — Я не могу сказать, что это такое, но мы явно угодили в ловушку.       Она забирает странный камень и кольцо из его рук.       — Обычно ловят диких зверей, зачем нас ловить? Да и ловушка, знаешь ли, достаточно необычная. — пусть безумный страх останется нетронутой темой, пусть дрожь в руках останется в прошлом, как и помутнение рассудка. — Я не понимаю, как подобного «эффекта» вообще можно добиться. — «эффект», лучше и нейтральней слова в этой ситуации и не придумаешь.       — У меня столько же вопросов, как и у тебя. — она рассматривает его внимательно и, скрипя зубами и сердцем, произносит. — Полагаю, если мы хотим выбраться, то придется сотрудничать некоторое время. Ты же не собираешься умирать здесь, надеюсь?       Спокойно, так спокойно становится, когда она вот так сидит рядом с тобой и протягивает руку, чтобы помочь встать. Когда её глаза смотрят решительно и уверенно, когда в них нет презрения и жалости. Он встает с её помощью и вновь опирается на её плечо.       — Нет, только не такой смертью.       Земля под ногами пошла крупной дрожью, стоило им выпрямится и сделать первый шаг.       — Идём. — Чайльд даже не против, что Люмин командует. Кажется, она сохраняет самообладание получше.       — Как мы отсюда выберемся? Я не совсем понимаю, где мы находимся. Те засечки, да и лианы…       — Хочешь знать мои предположения насчет того, куда мы попали? — не обращать внимания на начавшийся грохот за спиной сложно, но они оба делают вид, что ничего не слышат. Нет уж, показать друг другу свои слабости так прямо, это уж слишком для обоих. — Но это лишь предположения. Или, может, у тебя есть что-нибудь на этот счет?       — Что-то вроде временной петли? — все кружится перед глазами, каждый шаг отдается в голове пульсирующей болью.       — Нет, не совсем. Скорее это место существует как подпространство… И ключ к возможному выходу из него у меня в руках. Я не могу быть уверена, что это вообще сработает, но я точно знаю, что иного пути выхода у нас сейчас нет.       Они идут быстро, стараясь смотреть под ноги и не обращать внимания на всякие «странные» вещи, преследующие их по пятам. Тьма подкрадывается и то, что находится позади, ускоряется в погоне.       — Надо просто вогнать кольцо в углубление? — Чайльду многого стоит удерживать ровный тон голоса. — Так делай это.       — Проблема в том, что, может быть, это ещё одна ловушка… — а вот Люмин слова даются тяжело. Она вообще считает, что шанс того, что у неё в руках ключ к их спасению очень мал. Зачем охотнику оставлять такую брешь для своей добычи?       — То есть, мы можем умереть от этого, а можем от камня… Прекрасно, я выбираю второй вариант. — улыбка выходит нервной и неровной, но вряд ли сейчас можно улыбнуться как-то по-другому.       Люмин поворачивает голову к нему. Расстояние между их лицами мало. Чайльд вновь замечает в её лице усталость. Брови расслаблены, решимость в глазах угасла, уголки губ опущены.       Она улыбается ему в ответ. Почему Люмин это сделала? Ответ тривиален. Она не хотела умирать с печалью на устах. Ей хотелось в последний раз улыбнуться кому-нибудь, пусть это и был Чайльд, к которому она питала ненависть. Улыбнувшись ему, Люмин почувствовала себя свободнее, а тепло, разлившееся внутри, позволило подержать улыбку чуть подольше, да и сказать на прощание:       — Солидарна.       Не успевает в Аяксе расцвести новое чувство, вызванное, несомненно, её теплой и грустной улыбкой, как раздается оглушительный грохот и вздымается поток ветра, заставляющий двух взрослых людей прижаться к ближайшему дереву, чтобы их не сбило с ног.       Пыль лезет в глаза, а когда Чайльду всё же удается раскрыть их, то видит, как Люмин смотрит в ту сторону, откуда идет звук. Он пытается перекричать ветер, но девушка уже застыла как вкопанная и перестала обращать на него внимание. Новая волна страха уже была готова захлестнуть его, но инстинкт самосохранения был сильнее.       Пока тело слушается его, приходится действовать.       Не смотря в ту сторону, он выхватывает из рук Люмин камень и пытается снять кольцо с пальца. Ему приходится на секунду схватиться за дерево таким образом, чтобы удержать от падения и себя и девушку, когда очередной порыв ветра вознамерился сбить их с ног.       — Я сказал, что выбираю второй вариант смерти! — подбадривает он себя, когда ему наконец-то удается снять кольцо с пальца девушки.       Кое-как вставив кольцо в углубление, Чайльд ещё пару секунд находится в сознании. Если отбросить последние полторы минуты, то можно сказать, что последним мгновением жизни стало теплое чувство в груди, появившееся вместе с улыбкой Люмин.       Всё заканчивается.