Техподдержка для без вести влюблённых и по уши пропавших

Самое ужасное в ссорах с лучшим другом то, что это касается всей твоей жизни. Тебе надо объясняться перед родителями. Тебе надо придумывать уважительные причины для пропуска тренировок. Избегать его в школе. Избегать его по дороге домой. Избегать его дома, потому что он живёт по соседству и ночью приходит орать под твоё окно. Новообретённое чувство пустоты расползается вирусом по твоей ежедневной рутине, отравляет каждую её секунду. И тебе даже некому об этом рассказать. Куроо понимает, как много усилий приходится прикладывать Кенме, чтобы держаться от него подальше. И всё же он не прекращает попытки достучаться до него. Сидит под запертой дверью — той, что под смертельным напряжением и со сканером сетчатки. Скребётся провинившейся собакой, выставленной за порог. На третью ночь он готов разбить под окнами дома Козуме палатку и встретить в ней своё восемнадцатилетие. Может, Кенма даже сбросит сверху его подарок — ту самую дакимакуру, о которой он не должен был знать. Может, он даже не нафарширует её камнями, чтобы пришибить Куроо. Может, он даже буркнет что-то вроде: «С днём рождения, уёбок. Расти большим». Ведь он не может проигнорировать его день рождения впервые за двенадцать лет, так? И это последний черепок надежды, оставшийся в груди Куроо после того, как всё остальное разбитое и поломанное оттуда выметено и вычищено долгими днями молчания. Кенма не может вычеркнуть его из жизни. Это неправильно, просто… неправильно. Так не бывает. Такая дружба, как у них, не обрывается после одной ошибки. Нет, им суждено состариться вместе, чтобы спустя шестьдесят лет сидеть на крыльце, играя в бридж, смотреть на закат и бурчать: «Колено снова стреляет. К дождю». Такая дружба, как у них, с годами лишь крепнет, костенеет, бетонируется. У них ведь ещё столько всего впереди: и турне по Японии, и университетские попойки, и пьяные клятвы, и общая квартира на верхнем этаже, куда Куроо будет возвращаться после работы, снимая огромные наушники с Кенмы и впихивая ему в руки горячий чай: «Оторвись от компа, мне надо рассказать тебе про свой день». «Мне надо, чтобы ты был в этом дне. И в каждом следующем дне тоже». Они ведь обречены, попросту обречены друг на друга. Куроо знает это, потому что Кенма проходил на своём стриме тест на тип личности, и так уж вышло, что Тецуро тоже его прошёл, чтобы убедиться лишний раз: они идеально совместимы. Потом он прошёл тест «Кто ты из Винкс» (Стелла), «Насколько ты гей» (больше, чем на полпроцента), «Твоя эстетика по знаку зодиака» (чарующая, страстная, независимая) и «Кем ты был в прошлой жизни» (царствующей королевой). Тест «Насколько сильно ты облажался со своим лучшим другом по шкале от 1 до 10» он не нашёл, но уже готов создать самостоятельно. Вопрос первый: «Вы когда-нибудь создавали фейковый аккаунт, чтобы следить за своим другом в интернете?» Вопрос второй: «Вы целовали своего друга, влюблённого в вас, чтобы потом сбежать под утро и делать вид, что этого никогда не случалось?» Вопрос третий: «Притворялись ли вы другим человеком, чтобы встречаться с вашим другом, пытающимся забыть вас?» Вопрос четвёртый: «Вы реально это сделали? Ну вы и уёбок, конечно». Вопрос пятый: «Пытались ли вы подкупить общего знакомого, чтобы он похитил вашего друга и доставил в кладовку, где вы бы смогли объясниться?» Вопрос шестой: «Вы долбоёб?» Результат: «Вы долбоёб». Куроо не знает, существует ли справочник с советами для таких, как он. Не знает, как всё исправить и где та самая кнопка «Fuck Go Back», но у него нет выбора, кроме как продолжать искать её. Ждать Кенму утром под дверью и опаздывать в школу, потому что тот предусмотрительно покинул дом ещё до восхода солнца (наверное, вовсе не ложился, потому что ни один будильник не может его поднять). Бегать в его класс на каждой перемене, чтобы узнать: Кенма свалил куда-то до звонка. Писать его маме снова и снова, пока она, оставаясь верной сыну, невозмутимо уклоняется от ответа, предлагая взамен обсудить новый эпизод дорамы. Карабкаться к его окну и стучать, до тех пор пока не онемеют костяшки. Рано или поздно Кенме придётся его выслушать. И он его простит, конечно же, простит. Как простил в тот раз, когда Куроо случайно стёр его сохранение в «Stardew Valley» с идеально обустроенной фермой и одиннадцатью игровыми годами. Как простил его за последний кусок яблочного пирога, который голодный Куроо без спросу втихую схомячил. Как простил его за разбитую кружку ограниченного издания с каким-то парнем из «Final Fantasy», до странности напоминающего самого Тецуро… Ох. Он мог бы догадаться обо всём и раньше, не правда ли?.. Но это всё ещё так непривычно — знать, что Кенма в него… Что Кенма… Куроо никак не может сопоставить этот факт с реальностью, впихнуть эту сложную деталь в конструкцию их давно построенных отношений. Влюблённость Кенмы (произносить это даже в мыслях неловко и почему-то тревожно) ощущается чем-то новым, непонятным, неизученным, хотя умом-то Куроо понимает: она там давно, она впечатана в фундамент, она глубоко вросла Козуме под кожу. Она и есть его кожа, его броня и его обнажённость, его нервные окончания, которых Куроо неосторожно касался все эти годы. Он смотрит на себя в зеркало, пытаясь понять: почему? Почему из всех людей, окружающих Кенму, он влюбился именно в него? Где то самое, что заставило Кенму решить: да, это он, это тот человек, по которому стоит изнывать. Куроо трогает своё лицо, ерошит волосы, рассматривает радужку, близко-близко придвинувшись к отражению. Где оно? Или он ищет не там? Может, ответ кроется в его тупом чувстве юмора? В его голосе? В его смехе? Что такого есть в нём, чего нет в других? Что ставит его в глазах Кенмы выше объективно прекрасного Акааши Кейджи? Что превозносит его над атлетичностью и необъяснимой энергией Бокуто? Если Кенма запал на его страсть к волейболу, то почему не Хината? Если он ценит дружескую верность, то почему не Фукунага? Если у него фетиш на смешливые препирательства, то почему не Тора? Если всё дело в росте, то как же Лев? Если ему нравится непробиваемое упрямство, то почему не Яку? Почему он? Может, Кенма влюбился в него только потому, что Куроо был первым, кого он к себе подпустил? Может, он просто оказался в нужном месте в нужное время раньше всех? Думать об этом невыносимо. Удушающе. Подставлять на своё место других людей снова и снова, пока рёбра переламывает ревностью. Ямамото, перебрасывающий мяч с Кенмой на пустыре у канала. Кай, сжимающий потного и усталого Кенму после победы. Фукунага, валяющийся с Кенмой в кровати, хрустя чипсами и комментируя его игру. Лев на совместных стримах. Инуока и километровая переписка с Козуме-сан. Шоё, практикующий с Кенмой поцелуи. Шоё, который наверняка не сбежал бы после этого. Шоё, который поцеловал бы его снова утром. Который ходил бы с Кенмой за руку, и засыпал с ним в обнимку, и становился бы на носочки, чтобы дотянуться до его губ… Блять, этот проклятый карлик… Куроо сжимает челюсти так, что скрипят зубы. Он должен всё исправить. Через час наступит полночь, и шестнадцатое ноября официально сменится семнадцатым, и Кенме придётся поговорить с ним, потому что нельзя отказывать имениннику. Это священное правило. И Куроо ждёт. Смотрит на часы, отслеживая смену минут. Кенма всегда писал ему ровно в двенадцать. Что-то неловкое, скомканное, типа: «С др, чё». Так, будто ему плевать. Будто он не ждал полуночи, чтобы написать это. Но чаще он бормотал это вживую. Отвернувшись немного, процеживая слова сквозь зубы. А потом вздыхал и свешивался с кровати, чтобы достать из-под неё подарок. И какую невозможную ерунду Кенма бы ему ни вручал, Куроо всегда чувствовал себя Самым Особенным Мальчиком во Вселенной. Будь то тапки в виде рыб, или футболка с Робертом Паттинсоном в спортивках, или парик Леди Гаги, или трусы с принтом «I love Afganistan», или роликовые коньки для попугая, которого у него никогда не было, или рождественские бубенчики для бороды, которую он никогда не отрастит… Это всегда было чем-то их, чем-то локальным, чем-то, с чего они долго хихикали под одеялом в три часа ночи. Это всегда было куда важнее денег, что каждый день рождения протягивал ему отец. Это всегда было значимее мяча, подписанного всей Некомой. Даже неуместно дорогие подарки мамы Кенмы не могли сравниться с нелепыми глупостями её сына. А теперь… Что теперь? Получит ли он свой подарок в этот день рождения? Разблокирует ли его Кенма, чтобы написать своё: «С др, мудила»? Куроо ждёт. Куроо сверлит экран телефона взглядом, плавит в эктоплазму рябящие пиксели. 23:58 Ну же. 23:59 Ну же. 00:00 00:01 Кенма запаздывает.

Кому: Кенма 11.17.2021 00:02 С др меня?

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 00:04 Нет?

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 00:09 Я знаю, что ты не спишь. У тебя свет горит в окне.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 00:13 С днём рождения, Тецуро, неебический ты засранец.

Сообщение не доставлено.

«С днём рождения, Тецуро», — говорит Куроо сам себе и выходит из дома. Он, блять, получит свою дакимакуру с Рикардо Милосом. Он драться за неё будет, если потребуется. Вырвет у Кенмы из рук, как вырвет из его груди прощение. Он ведь должен его простить. Он обязан. — Кенма! — орёт он, сжимая в кулаках холодный ноябрьский воздух. Ночь, как натянутое покрывало, складками собирается в его руках. В носу щиплет. Сердце бьётся, ненормальное, обиженное. — Открой окно! Тишина. Пристыженно гаснет свет. — Кенма! Да блять. Куроо подходит к стене, хватаясь за скрипнувшую трубу водостока и подтягиваясь. Он делал это тысячу раз. Его ноги помнят надёжные крепления, его пальцы сами нащупывают неровности в кирпичной кладке дома. Шторы задвинуты, окно закрыто. Куроо барабанит по стеклу, словно его преследует убийца. Словно смерть дышит ему в затылок, а спасение лишь одно, спасение — безразличная тишина по ту сторону границы. — Кенма! Открой! Куроо не сразу замечает москитную сетку, натянутую на внутреннюю раму. Ясно, Кенма считает его летающим паразитом, от которого можно отгородиться куском дырявой ткани. Прекрасно. Просто прекрасно. — Кенма! Ничего. — Открой. Ничего. Ничего страшного. — Открой, блять, окно. У него вся ночь впереди. Всё время мира. — Кенма. Пожалуйста. У меня же день рождения. И ты не можешь игнорировать меня вечно. Мы учимся в одной школе, мы живём в соседних домах, рано или поздно мы всё равно поговорим, так что хватит упрямиться и открой уже мне окно. Кенма… Я ведь… Я… Пожалуйста. Пальцы ноют от напряжения, и Куроо понимает, что долго так не продержится. Если он не хочет свалиться с высоты второго этажа, пора спускаться. Но он не может просто сдаться. Не сейчас. Не с Кенмой. — Кенма! Я сейчас ёбнусь! И сломаю себе ногу. Или шею. Отк… С хрустом поворачивается ручка, и окно резко распахивается. — Что? — огрызается Кенма, врезаясь взглядом в Куроо всего на секунду, прежде чем его отвести. Тецуро вдруг понимает, что не видел его слишком долго — дольше, чем когда-либо. А ещё понимает, что не имеет права существовать, потому что глаза Кенмы припухшие и красные, ресницы влажные, и щёки чуть блестят, и он шмыгает носом, упрямо кривя губы. — Ты плакал?.. — спрашивает он глухо, спрашивает в упор: так врезаются лбом в бетонную стену, так расквашивают нос и зарабатывают сотрясение. — Нет, — слишком быстро отвечает Кенма, а Куроо не может перестать думать о том, сколько раз подобное уже случалось. Как часто Кенма плакал из-за него? Как часто давился в темноте своими чувствами, чтобы утром встретить его у порога и вместе пойти в школу? — Что ты хочешь? Всего. Чтобы ты не плакал. Чтобы рассмеялся глупой шутке. Чтобы тебе никогда больше не было больно. Чтобы ты дал мне залезть в окно, и обнял, и простил, и чтобы мы всё забыли и… — Поговорить. — Ну, — сглатывает Кенма, смотря в сторону. — Говори. — Я сейчас упаду. Впустишь, может? — Тут сетка. — Я вижу. «Сними её, — думает Куроо. — Верни как было». — Слезь и зайди через дверь, — говорит Кенма и захлопывает окно. Так, словно он не собирается избавляться от этого барьера. Словно ничего уже не будет «как было». Куроо недоверчиво замирает, потому что… Вдруг это ловушка? Вдруг Кенма не откроет ему дверь? Но мышцы ноют так, словно сейчас порвутся, и Тецуро спускается на землю. К тому моменту, как он добирается до крыльца, Кенма уже ждёт его на пороге. — Можно? — спрашивает Куроо, делая шаг. Он не спрашивал разрешения войти лет с шести, и теперь слова горько оседают в горле, скапливаются в глотке остроугольным комом. Режут, дерут. Кенма медлит, сомневаясь, словно Куроо — какая-то нечисть, которой ни за что нельзя позволять проникнуть в дом. Нехотя он отходит от двери, и Тецуро облегчённо проскальзывает внутрь. Пахнет домом. Пахнет так, как никогда не пахло за его собственным порогом. Они молча поднимаются в комнату Кенмы. Застывают в центре, вместо того чтобы по-обычному завалиться на кровать. Всё не так. Всё поломано, искривлено, неудобно, как пытаться левой рукой делать то, что привыкла правая. Кенма молчит, настороженно подобравшись. Обняв себя руками, ожидая удара. Куроо мнётся, подбирая слова. Что ему сказать? Он столько слов задолжал, что теперь они толпятся в его голове, не находя выхода, бьются в панике, как истеричное стадо при пожаре, когда вот она, дверь, но каждый рвётся выйти первым, блокируя друг друга. Он был слишком озабочен тем, чтобы добраться до Кенмы, и не удосужился заготовить речь заранее. А Кенма… Кенма не собирается облегчать ему задачу. И Тецуро решает начать с самого очевидного. С того, что он должен был сказать ещё месяц назад. — Я мудак. Прости меня. Кенма издаёт странный звук: то ли выдох, в котором нет воздуха, то ли смех, в котором нет веселья. — Это всё? — Нет, — поспешно отвечает Куроо. Кенма не реагирует. Он будто вообще не здесь. Смотрит мимо, дышит мимо, живёт мимо Тецуро, в другой какой-то плоскости. — Я проебался, я знаю. Но я не хотел, чтобы так вышло. Просто… Помнишь, как ты писал про то, что иногда одно твоё неверное решение приводит к другому, и в итоге всё так сильно запутывается, что ты уже не понимаешь, как вырулить ситуацию без ущерба, и я… Я просто хотел узнать, что за приложение присылает тебе уведомления о подписках. Я не собирался… ничего такого. Кенма продолжает исполнять роль мебели. Куроо чувствует его напряжение, чувствует, как строятся стены, ряд за рядом, ряд за рядом. Непроходимые баррикады. Кенма закрывается от него, как от вражеской осады. Чего он ждёт? Объяснений? Мольбы? Ладно. Куроо и на колени встать может, если надо. Куроо может говорить всю ночь, пока горло не заболит, пока в японском не кончатся слова, и тогда он перейдёт на другой язык, тогда он придумает новый — лишь бы Кенма его услышал. — Я знаю, что всё это выглядит плохо, но я правда, правда сожалею обо всём. Если бы я мог вернуться назад… Ладно, это звучит глупо и банально, я знаю, просто… Скажи что-нибудь. Кенма. Он делает шаг, протягивая к нему руку, но Кенма отшатывается, сжимает свои рёбра, и Куроо не знает, он просто не знает, что ему делать дальше. Как вернуть доверие, как объяснить: «Я не причиню тебе вреда. Больше нет». — Это вышло случайно, понимаешь? Я не хотел. Я… — Нет, — Кенма мотает головой, линия его рта искривляется, дрожит. И голос… Куроо вряд ли забудет то, как он звучит — хрипло, отрешённо, вынужденно. — Это не было случайностью. — Ладно, — Тецуро сдаётся так быстро, как сдаются уставшие от войны солдаты. Как сдаются те, кому попросту больше нечего терять. — Ты прав. Не было. Но я не… — Месяц, Куро, — произносит Кенма, и Тецуро понимает, что он сейчас снова заплачет. Он заплачет — и Куроо не сможет обнять его, чтобы утешить. — Ты целый месяц смотрел мои стримы, слушал о моей тупой влюблённости, обсуждал со мной себя, а потом приходил ко мне домой и делал вид, что ничего не знаешь, — он замолкает, чтобы собраться, чтобы удержать разваливающиеся на губах слова. — И знаешь, что самое тупое? — он смеётся, страшно, коротко, задыхаясь и вытирая лицо рукавом. — Что мне, блять, даже некому об этом поныть. Я не могу пойти к лучшему другу и пожаловаться, что мой парень — долбанная фальшивка. Я не могу написать своему парню, что мой лучший друг — гандон. Ты забрал у меня их обоих. — Но я и есть они, — говорит Куроо. Он ненавидит свой рот за то, что тот не может сказать слов, которые нужны Кенме. Он ненавидит свои руки за то, что они не могут его коснуться. — Нет, — Кенма дёргает плечами, нервно и дробно. Он разваливается. Он распадается на части, а Куроо не знает, как собрать его воедино. — Что — нет? — Тецуро выдавливает из себя вопрос, протискивает его сквозь сжатую глотку-мясорубку, и слова уродливым фаршем сочатся из него. — Нет, ты не «они», — Кенма впервые за разговор смотрит ему в лицо, и его взгляд решетит Куроо, выворачивает наизнанку. — Ты не мой онлайн-бойфренд и ты… Он не может сказать этого. Не может. — Ты не мой лучший друг. Нет. Это ложь. Зачем Кенма врёт ему, глядя в глаза? Кенма не умеет врать. Когда он пытается, то лишь мямлит, и его уши краснеют до самых кончиков, и это очаровательно и забавно, а сейчас… Нет. Совсем нет. — Не говори глупостей, — уверенно осаждает его Тецуро. — Конечно, я твой лучший друг. А ты мой. Так было всегда. Кенма смотрит на него, как на сумасшедшего: с удивлением, с непониманием, со страхом. Он никогда не должен был на него так смотреть. — Блять, ты… Ты серьёзно? — Да. — Я… Я вообще не знаю, кто ты. — Знаешь. — Нет? — Кенма спрашивает это без своего обычного вызова в голосе, без язвительности. Будто он действительно не понимает. — У меня до сих пор… До сих пор не укладывается в голове, что это был ты. Что ты способен на такое. Так долго притворяться со мной. И главное… Нахуя? Я просто не могу понять. Зачем кому-то… Зачем кому-то поступать так? С лучшим, блять, другом. Это же пиздец как жестоко, ты знаешь? — Я не хотел, я ведь… Кенма, — беспомощно выдыхает Куроо, словно имя, словно это имя способно всё исправить. Словно он может просто позвать его — и Кенма вернётся. — Ты мог просто сказать, что тебе вообще не всрались мои чувства или… Я не знаю. Что-нибудь. Зачем было разыгрывать весь этот спектакль? Типа… «Ха-ха, любишь меня, ебучий неудачник? Ну, давай поиграем в отношения, чтобы я мог кинуть тебя дважды». — Всё не так, — Куроо снова тянется к нему, и на этот раз Кенма позволяет сжать свои плечи, и они так неправильно напрягаются под его пальцами, так отчаянно поджимаются в предчувствии боли. — Всё совсем, совсем не так. Я хотел помочь, я хотел поддержать тебя, хотел быть для тебя другом, с которым ты можешь открыто поговорить обо всём. — Ты согласился встречаться со мной. — Я не хотел, чтобы ты встречался с каким-то извращенцем со стримов! — Почему? — спрашивает Кенма с обманчивым спокойствием, с выверенной, вымученной холодностью. — Потому что ты должен быть единственным, в кого я влюблён? Тебе это так льстит или что? Это повышает твою самооценку? — Нет. Нет, я… Я не хотел, чтобы кто-то сделал тебе больно. — Потому что это, видимо, только твоя прерогатива. — Кенма, — Куроо ничего не может поделать с тем, как жалобно, как умоляюще звучит его голос. — Прости меня. Прости, ладно? Я знаю, что облажался, я знаю. — И? — Кенма сглатывает, слова даются ему с трудом. Слёзы скапливаются в уголках его глаз, стекают по переносице, и Куроо вытирает их рукавом своей байки. — Я не должен прощать тебя только потому, что ты осознаёшь свою хуеватость. — Должен, — говорит Тецуро и понимает, насколько глупо это звучит. — Ты должен, потому что… Это ведь мы. Всё не может так закончиться. Это ведь бред. Давай просто… Давай просто забудем это. Пожалуйста. — Что забудем? То, что я тебя… Забудем мои чувства, потому что они неудобные для тебя? Забудем, что я гей, а ты уёбок? Что ты хочешь забыть, Тецу? Куроо вздрагивает от того, как непрошено нежность просачивается в голос Кенмы, как бьёт под дых это обречённое, нежеланное «Тецу» из другого мира, другого времени. Незваный гость. Воздушный шарик на похоронах. — Я просто хочу, — Тецуро выдыхает, цепляясь за плечи Кенмы так, словно они могут выдержать всю тяжесть в его груди. Словно они могут выдержать небо, словно весь мир, весь мир Куроо всегда покоился на них, безмятежный и непоколебимый, а теперь они прогибаются, и всё рушится, рушится, рушится, — чтобы всё было как раньше. — Как когда ты ничего не знал, — тихо отвечает Кенма, кивая сам себе. Не выходит. Ничего не выходит, потому что это не разбитая кружка, не последний кусок пирога, не стёртое сохранение в игре. Ничего не выходит, а значит, надо менять тактику. Надо попытаться снова. Он не может проиграть. Если он потеряет Кенму… нет. Этого не случится. — Хорошо, — говорит Куроо медленно и осторожно, хотя ничего, совсем ничего хорошего тут нет. — Не будем забывать. Но мы справимся, так? Мы поговорим об этом. Обсудим всё и что-то решим. Кенма ничего не отвечает, кусает изнутри щёку, смотрит невидяще вперёд, и Куроо не уверен, что он вообще слушает. — Давай сделаем, как ты хочешь. Просто скажи, что именно тебе надо. Хочешь, найдём тебе настоящего парня? Кенма вздрагивает. Ладно. Ладно, это было ошибкой. Куроо торопливо поправляется: — Или нет. Что ты хочешь? Тебе нужно время? Окей. День? Неделя? Можешь ударить меня, если хочешь. Можешь… Не знаю. Всё, что угодно. Чего бы тебе хотелось? Кенма. Хочешь… Хочешь, будем встречаться? Можем за руки ходить, обниматься в постели, всем рассказать можем и… Эй. Эй, ты чего? Пожалуйста, не… Кенма! Он вырывается и отворачивается, и Куроо понимает, что снова сказал что-то не то. Снова ошибся. Сейчас Кенма выставит его за дверь и никогда больше не впустит. И они не поговорят до самой весны, а потом Куроо уедет в университет, и не будет больше ночёвок с фильмами, побед одних на двоих, не будет турне по Японии, не будет совместной аренды, не будет бриджа на крыльце и старческого ворчания. Ничего не будет. — Кенма, — он говорит так тихо, что едва слышит себя сам. Молчание в ответ колется, заползает под кожу холодом, заполняет лёгкие — неразбавленное, тягучее. — Повернись ко мне. Посмотри на меня, эй… — он тянет за рукав, поднимает опущенное лицо. — Не плачь. Или… Или плачь, если хочешь. Всё в порядке. Ты в порядке, и мы… Мы всё исправим, слышишь? Пожалуйста, просто… — слова выдыхаются, выветриваются с его губ, потому что в них нет смысла, нет никакого смысла, если Кенма их не слушает. И Куроо знает, что есть лишь один выход. Лишь один вариант, который он ещё не пробовал. Последняя спичка в коробке. Или он разведёт этот чёртов костёр, или сдохнет от обморожения в этой безжизненной пустыне. И Тецуро целует его. На секунду тёплые искусанные губы открываются под его собственными, и он жадно, изголодало вжимается в них, растворяясь в хаосе, становясь хаосом — первозданным, бесконечным, созидающим беспорядком. Внутри распаляется, распускается мягкой, тупоугольной болью что-то тяжёлое и большое, невероятно огромное — он и не знал, что в его груди столько места, он и не знал, что в его груди столько пустоты, которую можно заполнить так просто. Голова кругом, реальность мутнеет, сгущается, сжимается и разжимается, бьётся, пульсирует одной-единственной правдой, доверчиво распахнувшейся истиной. А потом Кенма отстраняется. Кенма отстраняется, а в груди у Куроо по-прежнему тесно, и больно, и странно… Так странно. — Не надо, — говорит Кенма. Просит, как просят пощады. Как просят милосердной эвтаназии. — Почему? — и это единственное, что Куроо необходимо знать. Почему? Почему это не надо, если всё внутри сворачивается мольбой обратного. — Потому что ты делаешь это из-за чувства вины. — Нет. Из-за чувства — может быть. Но не вины. То иначе называется. По-другому как-то. Слово есть, определённо есть слово для этого. Ёмкое, затёртое, как «спасибо», растратившее свою безмерную ценность. Куроо не может его сказать, вспомнить. Не может до конца осознать. — Нет, — повторяет он. — Нет. — А почему тогда? — Кенма смотрит остро, смотрит ножевым ранением, смотрит обоюдоострым лезвием, зажатым между ними. — Потому что вдруг влюбился в меня? — он смеётся над своими словами, раздавливая их, размазывая, втирая солью в развороченное кровоточащее месиво в груди. — И когда, Куро? До того как начал встречаться со мной или после? Тецуро не знает, что тут ответить. Знает только, что все варианты заранее неверны. Кенма продолжает, с мазохистским отчаянием пропуская через себя слова: — Если у тебя ко мне были чувства, — он так сильно не верит в это, что Куроо хочется взвыть, — то ты мог просто, ну, знаешь, сказать мне, как только узнал, что они… взаимны, — Кенма хмыкает, сам над собой насмехаясь, будто слово это настолько невероятно, что даже произносить его неловко и стыдно. — Но ты этого не сделал, так? Окей. Возьмём другую опцию, — говорит он, обретая шаткую уверенность, раскладывая всё по полочкам. Он всегда успокаивается, анализируя ситуацию. Таким собранным становится. Расчётливым. — Допустим, ты что-то почувствовал в процессе всего этого цирка. А это значит, что до его начала ты не был в меня влюблён. И тут напрашивается вывод: ты начал встречаться со мной, ничего ко мне не чувствуя. Ну, знаешь. Как мудак, играющий на чужих чувствах. Какой вариант выбираешь? — Никакой. — И что тогда? — Я не знаю. Кенма кивает, будто ничего другого и не ожидал. Он выглядит уставшим. Не разочарованным, но разбитым. Опустошённым. Оглядывается на дверь, и Куроо весь подбирается, потому что вот она, развязка. Разговор подходит к концу, а он словно ничего и не сказал. Всё не то, всё мимо. А потом Кенма спрашивает так тихо, что Куроо с трудом может разобрать слова, но он не в силах попросить Кенму повторить, потому что… Такое не спрашивают дважды. Такое вообще не должны спрашивать. — Ты влюблён в меня, Тецуро? Куроо столбенеет. Куроо — гипсовая статуя, внутри которой ничего, кроме дрожащей пустоты. Догнивающего воздуха, не предназначенного для дыхания. Он должен что-то ответить. Он должен вспомнить, как говорить, и выдавить из себя правду. Он должен сказать это. Это ведь так просто. Это ведь… Он бы понял, если бы это было правдой, так?.. Кенма ждёт ответа, но Куроо не знает правильного. Что если он скажет «да», но это будет ошибкой? Что если они начнут встречаться, но это будет неловко и неправильно? Что если он всё-таки натурал? Что если он просто хочет любить Кенму в ответ, потому что это сделает его счастливым? Что если он не сможет? Просто не сможет, потому что механизм внутри не сработает, ДНК так не извернётся? Что если одного желания будет недостаточно? Он не может так поступить с Кенмой. Не может обмануть его снова. Кажется, он молчит слишком долго, потому что Кенма перестаёт ждать ответа. Отворачивается, отходит к столу, возится с какими-то проводами, чтобы просто занять руки. Куроо слышит его слова будто издалека, слышит его треснутый, раскрошившийся голос: — Всё нормально. Можешь не отвечать. Я понимаю, что… Думаю, я бы заметил, хах. Ну, знаешь, если бы ты действительно был в меня… Ага. — Кенма, я… — Заткнись, ладно? Просто… Заткнись, — он не вздыхает, но Куроо кажется, что он вздохнул бы, если бы не задыхался, не глотал воздух так лихорадочно, болезненно. — Но я хочу… Я хочу быть рядом. Хочу видеть тебя каждый день, и говорить обо всём, и играть вместе, и смотреть всякое, и… Мне нравится быть с тобой. Я думаю, что это важнее всего, нет? Нам ведь хорошо вместе, а значит… — Тецу, — Кенма не перебивает его — нельзя прервать кого-то так тихо, дробно и мягко. Куроо никогда не слышал, чтобы Кенма так говорил. — Каждый раз, когда мы говорим, я пытаюсь не смотреть на твои губы, потому что боюсь вспоминать наш поцелуй. Каждый раз, когда мы играем вместе или «смотрим всякое», и ты сидишь так близко, касаешься меня, у меня… У меня внутри всё горит. Каждый раз, когда ты во сне прижимаешься ко мне, я молю богов, чтобы у меня не встал. Меня от твоего запаха выворачивает… в хорошем смысле. Каждый раз, когда ты обнимаешь меня, я думаю, что сдохну. Каждый раз, когда ты улыбаешься, я чувствую себя ёбаным извращенцем, потому что хочу тебя поцеловать. Каждый раз. Каждый раз меня переёбывает так сильно от любого твоего мелкого жеста. Это… Это сложно не заметить, Тецу. Ты бы понял, если бы… Ты ведь никогда не чувствовал ничего такого, правда? Если бы Куроо не знал этого открытого и уязвимого Кенму по долгим ночным перепискам от фальшивого имени, он никогда бы не поверил, что он может быть таким. Кенма никогда и не был таким с ним настоящим. И Куроо не может, просто не может соврать ему, когда он такой. — Нет, — говорит он, и правда заполняет его грудь свинцом. — Нет, я никогда не… чувствовал такого. Кенма чуть кивает. Он всё ещё стоит к нему спиной, и что-то подсказывает Куроо, что он сегодня уже не повернётся. Возможно, так даже лучше. Возможно, Тецуро не переживёт, если увидит сейчас его лицо. — Но мы ведь… Мы ведь можем остаться друзьями? Почему это звучит так жалко? Так убого, банально, ненормально? Почему Кенма молчит? Почему он молчит? Почему? — Ага. Как хочешь. Куроо проглатывает чудовищное, несуразное: «А ты? Ты всё ещё хочешь этого?» — Ладно, — говорит он. И это тот самый момент, когда ему надо уйти. Оставить Кенму в одиночестве, дать ему время оклематься, нарастить панцирь, надеть маску, которая встретит Куроо утром привычным угрюмым безразличием. Но Тецуро слишком хорошо помнит, как ушёл тогда, летом, когда должен был остаться. Когда Кенма хотел, чтобы он остался. Больше он так не ошибётся. — Будем… Будем спать? — спрашивает он, чувствуя себя неуверенно, неустойчиво, будто ходит по минному полю и немного, самую малость надеется наступить на мину. — Иди домой, Куро. — Но я… — С днём рождения, — говорит Кенма, поднимая с пола забытую дакимакуру и протягивая её Тецуро. — Можешь не делать вид, что удивлён. Куроо сжимает в руках подушку. — Спасибо, — отвечает он автоматически. — Мне точно не… — Точно. — А завтра?.. — Завтра мы увидимся в школе. — Мы не пойдём туда вместе? — впервые за время знакомства Куроо чувствует свою навязчивость. То есть нет, он всегда навязывался Кенме, но раньше это ощущалось иначе. Ощущалось так, словно Кенма не был действительно против. — Можем пойти. Пофиг уже. — И ты не будешь дальше избегать меня? — Не буду. Куроо кивает, глядя на москитную сетку. Кажется, он не вправе просить убрать её. Кажется, ему теперь придётся пользоваться дверью, как и всем нормальным людям. Но это же ничего страшного, так? Он всё ещё сможет приходить сюда. Он всё ещё желанный гость в этом доме? Гость. Куроо стоит среди комнаты и с каждой секундой становится всё более и более неуместным. Лишним. Кенма ждёт, пока он уйдёт. Может, впервые по-настоящему этого ждёт. — Ну… тогда я пойду? — Ага. Куроо идёт к двери, застывая на секунду, оборачиваясь и приглушённо, неровно спрашивая: — У нас ведь всё в порядке, да? Нет, конечно же, нет. Ничего не в порядке. Ничего уже не будет в порядке. «Скажи это, — думает Куроо. — Скажи, что всё хреново. Скажи, что я всё проебал. Признай, что никогда, никогда всё не было так плохо». — Всё как всегда, — отвечает Кенма. И Тецуро уходит, пережёвывая, перемалывая его последние слова. «Всё как всегда». «Ты всегда чувствовал себя так, не правда ли? — думает Куроо, закрывая за собой входную дверь. — Каждый раз, когда я уходил, ты чувствовал себя так?..» Он возвращается домой. Забирается в постель. Знает, что не уснёт в любом случае, так что достаёт телефон.

Кому: Кенма

11.17.2021 02:09

Ты разблокировал меня?

Сообщение не доставлено.

Видимо, ещё нет. Наверное, он просто забыл. Наверное, ему сейчас не до того. Завтра Куроо напомнит ему.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:11 Мы всё исправим, да?

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:14 Я не знаю как, но мы что-нибудь придумаем.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:16 Я просто хочу, чтобы всё вернулось в норму.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:17 Я хочу, чтобы ты был счастлив. Разве этого недостаточно? Разве это не то же самое, что влюблённость?

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:38 Я думаю о том, что ты сказал сегодня. Про то, что ты чувствовал всё это время.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:49 У меня не было такого. Ну, чтобы всё горело от одного прикосновения.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:54 Разве это нормально? Мне никогда не было больно тебя касаться. Мне было приятно, вообще-то. Мне нравится касаться тебя.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:56 И мне понравилось целовать тебя.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 02:57 Хотя это было по-другому.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:08 Да, совсем по-другому.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:11 На самом деле, это не было приятным.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:12 То есть было, конечно. Просто это не было тепло и уютно, как, например, объятия.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:15 Если честно, это было даже в каком-то роде больно.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:16 Но это была такая боль, которую хочется прочувствовать всем телом, знаешь?

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:17 И я хотел бы сделать это снова.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:19 И держать тебя за руку, думаю, было бы довольно клёво, понимаешь? Ты бы никуда не потерялся. И у тебя мило потеют ладони. У тебя руки такие мелкие, это забавно. Но сильные. Помнишь, мы держались за руки в детстве, когда переходили дорогу? Ты всегда так впивался в меня, хахах.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:19 И я люблю обниматься. Мы так не делаем, знаю, но мне нравится, когда ты близко и когда ты весь умещаешься в моих руках.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:20 Как тогда, когда ты завязал мой капюшон. Я не хотел отпускать тебя. Если честно, это было так приятно, что я чуть не заревел.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:22 Ну, как суровый мужик, роняющий скупую слезу на «Хатико».

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:23 Просто это и впрямь было приятно. Очень.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:25 И когда мы смотрим ночью кино, мне всегда немного хочется положить руку тебе на плечо и прижаться поближе.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:25 Не потому, что я боюсь ужастиков.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:26 Ладно, может, немного и поэтому.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:26 И мне нравится спать с тобой. Так тепло и удобно.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:27 И ты классно пахнешь.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:28 Блять, на самом деле, ты охуенно пахнешь из-за этого малинового шампуня.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:28 И не из-за него, наверное, тоже. Ты всегда пахнешь домом.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:29 И я уже люблю твою маму, а она любит меня, так что нам не нужно было бы спрашивать её благословения.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:30 Впрочем, я уже не уверен, что твой отец знает, кто я.

Сообщение не доставлено.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:32 И если бы мы могли каждый вечер целоваться, как тогда, это было бы не так уж и плохо, да?

Кому: Кенма 11.17.2021 03:32 Или как сегодня.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:39 Блять, вообще-то, это было бы охуеть как чудесно.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:40 Я тогда, кажется, немного увлёкся, хах? По-моему, я даже залез тебе под футболку, но мне показалось, что тебе это не понравилось.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:45 И я старался не думать об этом всё лето, но теперь не могу перестать. Что было бы, если бы ты тогда не вздрогнул?

Кому: Кенма 11.17.2021 03:49 Как далеко бы я зашёл?

Кому: Кенма 11.17.2021 03:53 Не знаю. Наверное, я бы продолжил касаться тебя. Это было приятно. У тебя нежная кожа.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:54 Ну, для парня.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:54 Не то чтобы я трогал девушек под майкой… Или других парней.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:55 Не то чтобы мне хотелось трогать кого-то, кроме тебя.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:57 Да, я бы продолжил касаться тебя. И я бы хотел попробовать поцеловать тебя куда-то ещё. В шею, например, или в плечо. Это было бы интересно. И, может, ещё куда-то.

Кому: Кенма 11.17.2021 03:59 Много куда, если честно.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:07 И если бы ты поцеловал меня куда-то тоже, мне бы понравилось.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:09 Мне бы очень это понравилось.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:12 И мне нравится то, что у тебя на меня встаёт.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:16 Это смущает, не спорю, но не в плохом смысле, понимаешь?

Кому: Кенма 11.17.2021 04:16 Просто становится жарко и странно, и щёки горят, и шея, и внутри всё сворачивается в узел.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:19 Блять.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:19 Я так хочу поцеловать тебя снова.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:20 4:20, лол.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:22

Хорошо, что ты не читаешь это, иначе бы сказал, что у меня чувство юмора пятилетки.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:23 Хотя у тебя тоже чувство юмора пятилетки, так что ты бы поржал.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:25 Но всё же хорошо, что ты не читаешь это.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:27 Потому что я написал в самом начале, что хочу, чтобы всё вернулось в норму. Но это не так.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:31 Ты сказал, что я бы заметил, если бы был в тебя влюблён.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:36 По-моему, ты ошибся, Кенма.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:37 По-моему, я тоже ошибся.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:39 Я пиздец как ошибся.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:41 И я только что заметил, что ты разблокировал меня час назад.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:43 И ты молчишь.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:46 Напиши что-нибудь.

Кому: Кенма 11.17.2021 04:48 Кенма?..

От кого: Кенма 11.17.2021 04:48 ты дебил

Кому: Кенма 11.17.2021 04:49 А дальше? «Ты дебил, но…»

От кого: Кенма 11.17.2021 04:49 нет, ты просто дебил

Кому: Кенма 11.17.2021 04:50 Дебил, которому ты дашь второй шанс? Кому: Кенма 11.17.2021 04:51 Или дебил, которого ты успел разлюбить за пару часов?

От кого: Кенма 11.17.2021 04:53 дебил, из-за которого я пытаюсь оторвать ебучую сетку с окна в пять утра От кого: Кенма 11.17.2021 04:54 она хуёво отрывается, если тебе интересно

Кому: Кенма 11.17.2021 04:55 И это значит, что я могу прийти к тебе?..

От кого: Кенма 11.17.2021 04:55 нет, блять, это значит, что я проснулся среди ночи и решил, что комары — это здорово, и я хочу пожертвовать им свою кровь

Кому: Кенма 11.17.2021 04:56 Просто скажи, приходить мне или нет.

От кого: Кенма 11.17.2021 04:57 а если я скажу нет?

Кому: Кенма 11.17.2021 04:58 Тогда я останусь дома и буду ждать семи утра, чтобы поцеловать тебя.

От кого: Кенма 11.17.2021 04:59 я бы поверил, если бы не наблюдал прямо сейчас, как ты выбегаешь из дома, обуваясь на ходу От кого: Кенма 11.17.2021 04:59 и ты наебнулся, лол От кого: Кенма 11.17.2021 04:59 какой же ты додик, господи — Хватит печатать, открой окно! — Да открыл я, открыл, не ори… — Я влюблён в тебя! — Куро, блять, пять утра, ты можешь просто… — Я ВЛЮБЛЁН В ТЕБЯ, КЕНМА! — Боже, заткнись и залезай, ты всех разбудишь. — Я влюблён в тебя, и я поцелую тебя прямо сейчас, и мы будем встречаться, и снимать квартиру, и играть в бридж на крыльце, и… И… — Тецу, милый, не мог бы ты признаваться в своих чувствах чуть-чуть потише и чуть-чуть не в пять утра? Мы тут пытаемся поспать. — Ой, здрасьте, Козуме-сан! — Можешь звать меня мамой. — Мам, блять, что ты… — Сына, не выражайся. И вообще, почему ты не спишь? Вам обоим скоро вставать в школу, какой ещё бридж на крыльце?.. — Дорогая, что происходит? Кто это лезет к нам в окно? — Доброе утро, Козуме-сан! Это я, лучший др… Парень вашего сына! — А, Тецуро, ты, что ли? — Любимый, возвращайся в постель. Тецу, заберись ты уже в это окно, ноябрь на улице, ты почему в одной байке? — Я спешил! — Бля, а можно я просто сдохну тут от кринжа? Да? Спасибо. — Кенма! Я влюблён в тебя, ты знаешь? Оказывается, я очень сильно в тебя влюблён. — А, то есть теперь ты шепчешь. Ну, конеч-пф-м… М-м…

Конец.