1521-1610
— Дилюк? Дилюк поднял глаза от книги, которую читал — «Великая перепись Мондштадта: как сказки Победителей превратили мифы в реальность». Сахароза стояла с другой стороны стола, вопросительно глядя янтарными глазами. Она была в пальто — возможно, собиралась домой. Осень в Мондштадте была суровой, особенно в округе винокурни «Рассвет», где находилась библиотека винодельни. — Ты звала меня? — наконец ответил он. — Ага. Просто, чтобы Вы знали, что я ухожу. Сегодня ключ не у меня, так что Вы не сможете задержаться после закрытия; мой коллега довольно строг в этом отношении, извините. Дилюк улыбнулся ей, надеясь, что это выглядит успокаивающе. Сахароза всё перемудрила и начала винить себя в том, где у неё нет никакого контроля. — Не беспокойся, я уже собираюсь уходить. У меня сегодня смена в баре. Кстати, прости за беспокойство; я действительно ценю, что ты позволяешь мне задерживаться допоздна. — Ничего такого. — Она немного подпрыгнула, чтобы поправить свой огромный рюкзак. На нём был нарисован котёнок. — Вам следует быть более осторожными на ночных сменах. Я слышала, что атаки приближаются к центру города. — Я слышал об этом, да, — сказал он, вставая и складывая свои книги в сумку, часы он засунул в карман, слегка сжав их на удачу. — Но моё обучение само себя не оплатит, так что. — Это не будет иметь значения, когда Вы умрёте. Дилюк фыркнул. — «Когда», а не «если»? Спасибо. — Я учёный, Дилюк. Я работаю с фактами. — Хорошо, профессор. Спасибо, что предсказала мою грядущую смерть. — Он надел пальто, а затем взял сумку. Её вес успокаивал — удовлетворял потребность в чём-то тяжёлом, чего ему не хватало, хотя он никогда в жизни не мог сказать, чего именно. — Я пойду с тобой, — сказал он, высвобождая свой конский хвост от ремня сумки на плече. — Конечно. Библиотека винокурни «Рассвет» не походила на ту грандиозную, изысканную библиотеку в центре Мондштадта. В прошлом её использовали как — надо же — винокурню, но с расширением города его окраины всегда отгрызали всё больше и больше земли, и винокурня превратилась в городок для студентов. С одной библиотекой, несколькими дешёвыми барами, круглосуточными магазинами, студенческими общежитиями и корпусом, в котором Дилюк проводил большую часть своего времени. Он познакомился с Сахарозой в день, когда был так поглощён чтением, что не заметил, как часы закрытия давно прошли. Вместо того чтобы потревожить его, Сахароза позволила остаться, сама используя дополнительное время для чтения. Он не назвал бы её подругой, скорее близкой знакомой. Она была такой же закрытой, как и он, так что он мало что знал про неё, кроме любви к книгам и специальности по химии. — Я недавно смотрела новости, — нарушила тишину Сахароза, когда они проходили мимо ворот библиотеки. Воздух снаружи был свежим, пахло соком и листьями. Улицы, вымощенные булыжником, были скользкими, покрытые мрачным осенним туманом. — Полиция нашла ещё два тела за неделю. — Это насчёт того серийного убийцы, м? — Его прозвали «Чудовищем с Драконего хребта». — Звучит забавно. Почему так? Сахароза поправила очки на носу — это означало, что она собиралась пересказывать всё. — Потому что трупы были аномально холодными. На самом деле предполагалось, что их хранили в морозильной камере, а потом оставляли в местах, где их уже находили, но первоначальные вскрытия не могут точно определить ни характер замерзания клеток, ни степень окоченения до самого трупного окоченения. — Ладно, это странно. А почему чудовище? — Ну, все жертвы выглядят так, словно на них напало какое-то животное: вцепилось в шею, вырвало горло, а затем пировало свежей плотью, как это сделал бы зверь. А ещё забавный факт: у всех тел недостаёт сердца. Дилюк вздрогнул. — Очень забавный факт, спасибо. — Не за что. Ещё один забавный факт: у убийцы нет никаких конкретных предпочтений. Обычно серийные убийцы выбирают определённую нишу, группу населения, на которую нацеливаются по какой-либо причине. Довольно часто секс-работники и бездомные, что хреново. Чаще всего женщины и дети — за счёт других зверств. Но на этот раз убийца, похоже, нападает наугад. — Около центра города, говоришь? — Началось всё на окраинах, а затем переместилось ближе к центру, да. Но я думаю, что это тоже может быть случайным — как и выбор жертв. Рекомендуют оставаться дома. — Обязательно, если они оплатят мне образование. Сахароза улыбнулась. — Это верно, что правительство не помогает. — Это ещё мягко сказано. — Кроме того, как студент-историк, который любит совать нос в мондштадтские слухи о Великой переписи, Дилюк вряд ли заработал себе хорошую репутацию. Он был почти уверен, что именно поэтому его заявку на стипендию отклонили. Несмотря на то, что он никогда не объявлял этого публично — и никому не признавался, что считает перепись мифом, — было легко занести студента в чёрный список на основании книг, которые он брал или покупал. Дилюк никогда не задумывался об этом, если честно. Мондштадт гордился своим мирным прошлым, омрачённым только одной войной — войной семи народов, которая закончилась падением Каэнри’ах. Но ходили слухи, что вся война была переписана в интересах Мондштадта, нарисовали историю, в которой оправдали победителей тем, что они делали всё для защиты народа. Всё равно, что сжечь дотла целую страну. Это то, чему их учили в школе; Мондштадт просто защищался от жадности других народов, а не первый бросил камень. И всё из-за одного шпиона Каэнри’аха — катализатора войны, которого так часто упоминают в книгах по истории, но никогда не называют имени. Проигравшие войну не заслуживают, чтобы их имена передавались из поколения в поколение. Но Дилюк изучал историю другими глазами. Он хорошо знал, что глупо верить, что правительство не приложило руку к тому, чему учили о прошлом, — не тогда, когда каждый день учёные находили всё больше доказательств несогласованности последних соглашений, которые Мондштадт подписывал с Ли Юэ больше столетия назад. Было проще реализовать историю о культурной ценности в основе уменьшения налогов на импорт, чем историю, где жителям Ли Юэ запрещалось въезжать в Мондштадт, если бы договор не подписали. Иногда Дилюк задавался вопросом, не были ли эти полуправды, искажённые ложью, причиной смерти его отца. Он был учёным — то, что бабушка Дилюка громко презирала или к чему привыкла. Дилюк никогда не видел его, кроме нескольких фотографий, хранящихся у бабушки. Если бы она узнала, что он пойдёт по стопам своего отца, несмотря на её постоянное ворчание, то никогда бы его не простила. Слава богу, мёртвые не могут держать зла. А ещё они не могут ничего рассказать. Его отец не оставил ему ничего, кроме пустого дома, который он терпеть не мог, и этих карманных серебряных часов с выгравированной датой, совпадающей с временем войны. По крайней мере, когда он исследовал войну и её потенциальный ревизионизм, единственную зацепку по этим карманным часам, он чувствовал себя полезным. Чуть менее одиноким. Он провёл по цифрам, вырезанным на обратной стороне часов. Единственной другой отличительной чертой этих часов была резьба на передней панели — красивые завитки и арабески, образующую замысловатую снежинку. Он не имел ни малейшего представления, что это значит, — просто это что-то значило для него. — Хорошо, думаю, я покину Вас здесь, — сказала Сахароза, когда они дошли до перекрёстка. — Будьте осторожны на смене, хорошо? — Не беспокойся обо мне. Мне говорили, что я выгляжу так же доступно, как дверь тюремной камеры. Надеюсь, это сыграет в мою пользу. — Вы же знаете, что это неправда. Он пожал плечами. — Я действительно выгляжу немного угрожающе. Нет? Сахароза легко рассмеялась. — Нет, не совсем. Извините. Пушистые волосы всё портят. — Она ушла, робко помахав рукой, а Дилюк продолжил идти к станции метро. Станция была удачно названа «Винокурня «Рассвет». Обычно в такой час тут было полно народу, но не сегодня вечером. Вагоны были устрашающе пустыми, если не считать нескольких стариков с сумками с продуктами и учителей, направляющихся домой. Как неуютно. Дилюк так привык к шумной толпе с её грубостью и настойчивостью, что не рассчитывал увидеть перед собой пустые сиденья с грязными узорами, засохшие жвачки, прилипшие к стенам, телефонные номера, нацарапанные на окне, и карту метро. Он прижал к себе сумку, пытаясь успокоиться под гул поезда, но расслабиться было трудно, когда он знал, что его ждёт. Требовательные клиенты, нежелательные ухаживания, случайные тик-токеры, поющие пока делают заказ… И все стаканы, за которыми он следил, чтобы никто ничего в них не подбрасывал — особенно немногим женщинам, которые околачивались поблизости. Он не мог сосчитать, скольких он находил в зале, пьяных, одурманенных наркотиками и беспомощных, вокруг хищников, толпящихся вокруг в ожидании шанса наброситься. Он вздохнул. Сжал карманные часы. Надеясь, что эта ночь будет не такой.***
Смена Дилюка прошла блаженно спокойно. Никаких жутких людей, пьяных драк или разлитых напитков по всей стойке. С момента, как он надел униформу бармена, и до того, как сбросил, у него была дюжина клиентов. Самым интересным, как он запомнил, была сестра с острой ухмылкой и пронзительным взглядом из-под вуали. Это был первый раз, когда он видел женщину в одежде монахини, небрежно потягивающую алкоголь — и делая это с таким независимым видом — в его баре. Она была новым клиентом, но Дилюк не попытался завязать с ней разговор, как некоторые его коллеги — в основном ради бизнеса. У него была личная политика никогда не заводить дружбу со своими клиентами; они принимали его вежливое дружелюбие за романтические ухаживания, и это никогда не заканчивалось хорошо. Он шумно выдохнул, наблюдая, как его дыхание превратилось в маленькие облачка пара. Ночь была холодной и тихой, как он любил. Он срезал путь к станции метро через парк, вдохнул, с ностальгией вспоминая влажную траву и цветочные кусты, запах земли после дождя во время дороги в Спрингвейл с бабушкой. Не было ни души, ни единого прохожего, идущего навстречу, чтобы их пути пересеклись на долю секунды, уводя в жизнь, о которой он ничего не знал. Это было удобно — тишина нарушалась только животными. В такие моменты, как эти, он позволял себе забыть, как упорно он боролся — с учёбой и работой, постоянным шумом в голове, непредсказуемым будущим, ожиданиям того, кто осмелится подвергнуть сомнению историю. Собственным одиночеством. Он потянулся к часам в кармане, пальцы сомкнулись на холодной поверхности. Этого было немного, но оно помогало. В детстве он случайно приучил себя верить, что эти карманные часы были его другом. Дети всегда так поступали — разговаривали с неодушевлёнными предметами, словно у них было сознание. Просто так получилось, что его воображаемый друг был не плюшевой игрушкой. Впрочем, не имеет значения. Они в любом случае успокаивали его боль.***
Поначалу всё было идеально. Из-за облаков выглянула луна, бросая свой бледный свет на листья, усеявшие его путь. Дилюк планировал свои выходные. Нужно было закончить одно задание, но так как у него не было никаких обязанностей по выгулу собак, он был в основном свободен — а это значило возможность пройтись по библиотекам, разыскивая какую-нибудь неизвестную экзотерическую книгу, где может даже оказаться сноска о Великой переписи истории Победителей. Карманные часы в руке удерживали его на земле. Затем рябь на листьях заставила его замереть. Массивная тень перерезала залитый лунным светом путь, словно сгорбившейся фигура склонилась над силуэтом. После отвратительного хлюпающего звука — как будто плоть разрывается на части, кровь льётся через чьи-то последние глотки кислорода, — Дилюк втянул воздух, отступая в безопасность темноты. Воздух изменился — бутоны роз и осенние листья превратились в запах ржавчины. Что? На что, чёрт возьми, он наткнулся? «Его прозвали «Чудовищем с Драконего хребта».» Слова Сахарозы прокручивались у него в голове. Он взглянул на сцену, подавляя подступающую к горлу тошноту, когда ему стало ясно: зверь, вдвое больше человека, пирует человеческим сердцем. Его когти были красными от крови жертвы, лежащей на траве, горло и грудь были перерезаны. Нет. Нет, нет, нет, это должно быть шуткой. Может быть, декорации для фильма ужасов или какого-нибудь продуманного пранка для YouTube, который он прервал. Такого монстра просто не может существовать. С голым черепом, клыками и когтями, похожими на небольшие сабли и с этими сияющими золотыми глазами… Косплееры были достаточно умелыми, чтобы провернуть такую хрень, верно? Хороший визажист мог бы сделать много фальшивой крови, и… и, чёрт, даже это рычание, доносящиеся словно из могилы, могло бы быть созданным… верно? И всё же запах — опьяняющий, окутывающий его, как туман, — был слишком реальным, чтобы его можно было подстроить. И когда зверь поднял на него свои ужасающие глаза, Дилюк понял, что в этом нет ничего ненастоящего.***
Как долго сможет бежать студент-историк после двадцати часов непрерывной работы? Как оказалось, довольно долго. Лёгкие Дилюка больше не могли чувствовать воздух, который вдыхали. Его бёдра горели, а икры сводило судорогой, но он продолжал бежать — потому что если он не сделает это, то никогда больше не побежит. Он бросил свою сумку у подножия дерева, пообещав себе забрать её, как только сбежит. Потому что у него было твёрдое намеренье выжить — хотя паника, поднимающаяся в груди, верила в это всё меньше и меньше с каждой секундой. Зверь позади него приближался — время от времени бегая на четвереньках или на задних лапах. Топот становился громче с каждым дюймом, на который зверь приближался. Его сердце сжалось — как от ужаса, от которого он отчаянно пытался убежать, так и от неизбежного изнеможения, постепенно охватывающего конечности. И всё же он отказывался сдаваться. Ему ещё слишком многое предстоит узнать — о мире и о себе. Он ахнул, не осмелившись оглянуться через плечо, чтобы проверить расстояние до зверя, — у него не было времени. Ему просто надо бежать. Сжав зубы, отдайся своему страху — и позволь ему направить твоё тело в безопасное место. Время от времени Дилюк звал на помощь, надеясь, что кто-нибудь поможет, предложит убежище или позовёт кого угодно, кого можно позвать, чтобы уничтожить монстра. На улицах наверняка кто-нибудь слышал его или нечеловеческий рёв зверя, но никто не приходил на подмогу. Вдалеке раздались сирены — но они были далеко, звук с каждым разом затихал. Пожалуйста, потерпи ещё немного. Просто беги. Выживи. Эта мысль, пронизанная отчаянием, известным только умирающим, пронеслась в его голове. Он вцепился в неё, крутя по кругу, пока она не стала одновременно топливом и искрой для его уставшего тела. Ещё немного, и он сможет проскользнуть между двумя домами в конце улицы; его тело было достаточно тонким, чтобы поместиться в щели, в отличие от зверя… Нога зацепилась за разветвлённый корень дерева. Дилюк вскрикнул, сердце упало, когда он рухнул на тротуар, воздух вышибло из лёгких, грудь и локти ударились с оглушительным стуком. — Чёрт! — завопил он, царапая кулаками землю, чтобы проползти вперёд, но его тело было таким тяжёлым, таким уставшим, таким болезненным. Он подвернул лодыжку, и боль пронзила всю ногу. — Нет, я не могу умереть так, — прошептал он сам себе, слова вырывались сквозь тяжёлое дыхание. — Не так, не сейчас, не… — Зрение превратилось в размытое пятно. Он не мог сказать, было ли это от усталости или слёз. Он не мог сказать ничего, кроме того, что всё кончено. Рычание приблизилось. Зверь бросился в атаку. Дилюк был близок к смерти. Один, без друзей, сирота. Сломанный и выброшенный на грязной улице в районе, который он даже не знал. Никто не будет скучать по нему. Никто даже не узнает, что он пропал, кроме Сахарозы. Он был бы ещё одним именем в некрологе — тем, которое с таким же успехом могло исчезнуть, как и все эти исторические рассказы, вырезанные и переписанные десятки раз. Рано или поздно он потеряется во времени. Серебристая искра сверкнула на тротуаре, единственное, что Дилюк мог видеть сквозь слёзы. Его карманные часы. Он потянулся к ним, баюкая их в своих ладонях. Это было глупо, но это всё, что у него было. Его единственный друг, единственное, что его успокаивало. И когда монстр набросился на него, когтями и зубами прицелившись в его горло, он почувствовал себя немного менее одиноким, прижимая артефакт к груди. Поэтому он закрыл глаза и крепче сжал карманные часы. И медленно выпустил из рук.***
Обжигающий свет. Пронизывающий ветер. Серебристый звук, похожий на маленький колокольчик. В одно мгновение Дилюк был один, избитый, в синяках и тихо плачущий, надеющийся на быструю и безболезненную смерть. А в другое мужчина стоял перед ним с ледяным мечом, пушистая накидка накрывала часть его спины. Он поймал клыки монстра своим клинком — но когти полоснули его по грудной клетке, и он выругался. — Спокойней! Я ещё не оправился от многолетнего сна, — воскликнул мужчина, почти без усилий парируя удар зверя. Он оттолкнул его быстрым, решительным ударом, меч пронзил грудь монстра с хлюпаньем — звуком, который вскоре утонул в жутком рёве боли. Дилюк опёрся на руку, его взгляд сфокусировался на человеке, который только что его спас. — Что? — пробормотал он, нервно сглатывая, дрожащая рука сжимала карманные часы. Крышка светилась голубым как маленькая звёздочка в его ладони — лунный свет приютился в резьбе, как река нашедшая своё русло. Зверь ударил ещё раз, но мужчина, прекрасный, какой только может быть ночь, легко удержался на ногах. Он уклонился от атаки, длинный хвост тёмных волос струился за его грациозными движениями. Он сражался как танцор — текучий, как вода, но острый, как кусочек льда, с меткостью иглы, зашивающей ловушку для монстра. Он знал, что делает, — в отличие от Дилюка, который просто лежал в шоке, его грудь сотрясали рыдания, потому что всего несколько секунд назад он думал, что станет ужином чудовища. — Беги в безопасное место! — крикнул мужчина, парируя очередную атаку зверя. Быстрым ударом меча волна льда заморозила окровавленную руку зверя, — а затем мужчина отрезал её, и монстр разразился ещё более болезненными криками. — Быстро, он чует твой Глаз Бога и не остановится, пока не укусит тебя! — настаивал он, повернувшись одним голубым глазом к Дилюку, второй был скрыт повязкой. Глаз Бога? Дилюк вскочил на ноги, слишком счастливый, что может оставить ситуацию кому-то другому, явно более компетентному. Но зверь почувствовал, что его добыча убегает. Он высоко подпрыгнул над рыцарем, оставшиеся когти стали размером с меч, и он бросился на Дилюка. Дилюк, прихрамывая, направился к промежутку между двумя зданиями, который заметил раньше, изо всех сил стараясь игнорировать боль в ногах, лодыжке, во всём своём грёбанном теле, которое пульсировало как одна огромная рана. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть когти зверя в нескольких дюймах от своего лица, исключительно на рефлексах наклонил голову, но в результате споткнулся. Когда он упал, зверь ударил снова. На этот раз Дилюк не закрыл глаза. Он не паниковал, не плакал и не кричал. Волна спокойствия захлестнула его — та, что боролась с его самыми чистейшими инстинктами. Не паникуй, сказала она. Я не позволю ему причинить тебе боль. Кто ты? хотел спросить он Просто поверь мне. И Дилюк поверил. В ту долю секунды, зависшую между жизнью и смертью, он доверился человеку, который пришёл из ниоткуда, чтобы спасти его, — в момент, когда тот бросился и проскользнул между монстром и Дилюком, прикрыв того своим телом. Когда когти зверя приземлились на спину рыцаря, пронзив его грудь, казалось, что они пронзили сердце Дилюка. — НЕТ! — закричал он, но мужчина поймал когти, торчащие из собственной груди, поймав зверя в ловушку, и жестом велел Дилюку успокоиться, пока монстр извивался, пытаясь вырваться. — Я разберусь с этим, — сказал он, кашляя кровью на Дилюка. — Прости… за рубашку. — Зачем ты это сделал! — завопил Дилюк. Он схватил меч рыцаря, лежащий рядом, и вскочил на ноги — боль внезапно отдалилась, потому что такое вывихнутая лодыжка, когда этот грёбанный рыцарь пронзил себя, чтобы спасти Дилюка? С оставшейся силой Дилюк вонзил меч в мускулистую шею зверя. Тот взревел, швырнул рыцаря, и тот застонал от боли. Дилюк вскарабкался на спину чудовища, сжал рукоять меча одной рукой, пока вторая, завёрнутая в его разорванную рубашку, держала лезвие. Он вонзил оружие ещё глубже в горло зверя, — пока его голова не откинулась назад под странным углом, — содрогаясь от тёплой крови, хлынувшей на костяшки пальцев. Монстр умер с последним рыком, его тело распалось пеплом, освобождая рыцаря от когтей. Тот пошатнулся, и Дилюк подхватил его до того, как он упал, помогая лечь на землю дрожащими руками. — Я вызову тебе скорую, — сказал он, разрывая рубашку и прижимая ткань к груди мужчины. — Понятия не имею, о чём ты говоришь. — Я говорю, что отвезу тебя в больницу! Боже, какого хрена ты использовал своё тело, чтобы остановить эту хрень? — Боялся, что иначе не успею вовремя. Я только проснулся, поэтому у меня давно не было практики, — ответил мужчина, выдавив улыбку. Ручейки крови стекали по его подбородку, шее, обнажённой груди. — Я… Кэйя, кстати. Ты спрашивал, кто я такой чуть раньше. Дилюк ничего не спрашивал вслух. — Это действительно важно прямо сейчас? — Дилюк полез в карман за телефоном, но нашёл только карманные часы. — Чёрт, я выбросил сумку. — Он побежал по улице. — Я попрошу кого-нибудь позвать на помощь! Не двигайся! — Кстати об этом, мастер Дилюк… Дилюк не расслышал остальную часть предложения Кэйи — у него не было времени на замешательство из-за странного обращения, которое использовал Кэйа, или из-за того, что он знал имя Дилюка. Он постучал в дверь первого попавшегося дома, горечь захлестнула его, когда её открыли. Конечно, этот мужчина всё слышал, но ни разу не позвал помощь. — Сэр, извините за беспокойство, — начал Дилюк, его голос звучал немного более отчаянно, чем ему хотелось бы, но это играло на руку. — Не могли бы Вы, пожалуйста, вызвать скорую? На моего друга только что напали, и он истекает кровью. Мужчина оглянулся через его плечо. — Какой друг? На кого напали? Это ты кричал о кровавом убийстве последние минут тридцать? Гнев обжег затылок Дилюка. Он прижал кулак к боку. — Я… На нас напал… — Если бы он сказал «монстр», мужчина захлопнул бы дверь у него перед носом. — Нас только что ограбили. Моему другу плохо, а у меня нет телефона… не могли бы Вы, ради бога, позвонить в скорую? — повторил он, повысив голос, несмотря на то, что не хотел этого делать. Его руки дрожали — от страха или от ярости, он не мог сказать. Мужчина пробормотал что-то неразборчивое себе под нос. — Опять же, я спрашиваю, какой друг? Дилюк подавил желание заорать от разочарования и указал на Кэйю, который улыбнулся и помахал с того места, где лежал на земле. Дилюк сам прикончил бы рыцаря, если тот продолжил бы так шутить. — Прямо здесь, — настаивал он. — Пожалуйста, я… — Позову помощь, — оборвал его мужчина, захлопнув дверь прямо у него перед носом. Затем из глубины дома послышалось: — Возвращайся в кровать, Сара. Ничего важного. Просто какой-то ребёнок слишком развеселился. Минута, две. Дилюк стоял в шоке, а затем поспешил обратно к Кэйе. Его разум был гигантским клубком спутанной пряжи, который вот-вот загорится. — Я заберу свой телефон… он должен быть в нескольких улицах отсюда. Подожди меня… Кэйя поймал руку Дилюка, прежде чем тот встал. — Как я уже говорил, но ты, очевидно, прослушал, это бесполезно. Они не могут меня видеть. А я не могу умереть. Я в порядке, мастер Дилюк. — Что значит, не можешь умереть? У тебя кровь… — Дилюк моргнул, ошеломлённо наблюдая, как Кэйя сел и выдохнул. Дыры в его груди зажили. — Что. За. Хрень. Кэйя улыбнулся. — Я же говорил тебе. Просто поверь мне. Это были последние слова Кэйи, прежде чем он потерял сознание в объятиях Дилюка. Дилюк опустил Кэйю на землю, затем сел рядышком, его ноги дрожали. Ему нужен был перерыв. Минута, чтобы разреветься и сломаться, — но он был слишком вымотан, чтобы плакать. Он остался там надолго, наблюдая, как поднимается и опускается определённо живая и обнажённая грудь Кэйи. Шрамы от когтей оставались свежими на его коже — более светлый оттенок, чем его бронзовая кожа, тёплая в свете уличных фонарей. Дилюк уставился на фонари. Должно быть, наступило ранее утро, если их включили. Несмотря на усталость и раны, Дилюк встал, неся на спине храпящего Кэйю. Он прошёл несколько улиц вперед, забрал свою сумку и, наконец-то, поехал домой на метро. У него были все выходные, чтобы сломаться из-за произошедшего… и смириться с тем, насколько близок он был к смерти. Так близко, что теперь иногда он слышал, как над ним кружатся падальщики. Но каждый раз, когда он бросал взгляд на рыцаря, который спас его, их крики стихали.