Underground Stars

Только что приготовленный ужин остывал. Привычная аккуратность, выученная за годы самостоятельной жизни, с такой искренней любовью, на какую только был способен человек, которым я являлся. Человек, на руках которого не было ни единого чистого места — всё было залито кровью, прямо как в преследующих меня вечными спутниками кошмарах. Но спал я неплохо, всегда засыпал с лёгкой головой, затуманенной веществами, которые прописали мне врачи. И я всегда напоминал тебе о том, как важно посещать этих врачей. Как же я могу напомнить тебе о том, что каждый вечер жду тебя дома? Тошнота подкатывает к горлу от того, как каждый день ты намеренно задерживаешь ответы на мои сообщения. Я чувствовал себя идиотом, но, как бы ни старался, не мог заставить себя поесть. И сегодня... О, это чудное сегодня, когда я чувствовал себя на грани, я написал тебе больше сообщений, чем обычно. Я написал, что скучаю, я написал, что ты можешь прийти когда угодно... Какой же жалкий я человек. Я сам всё испортил, я навсегда запомню момент, когда всё, что я пытался сделать, чтобы только показать свои намерения, разрушилось к чёртовой матери. — Я люблю тебя, — сказал я, цепляясь за твою руку, сжимая её, даже не представляя, как больно я делаю. Ты смотрел на меня с непониманием, так мне казалось, а я ведь всегда был уверен, что понимаю тебя лучше всего мира. И я поцеловал тебя, желая скорее подкрепить уверенность. — Всё, что ты делал для меня, было из-за любви? — ты спросил бесцветно, не ответив мне, пытаясь скорее отстраниться. — Такого грязного чувства, как любовь, я не могу от тебя принять. — Не только поэтому, Ксено! — я не понимаю, что говорю, но мне кажется, ты хочешь это услышать. —Блять, послушай, я просто хочу, чтобы ты знал обо всём, что я думаю... Любовь? Что для тебя вообще это значит? — Это отвратительно, как ты мог так поступить?! — ты сильно стискиваешь зубы, смотря на меня так, словно я совершил нечто безумно постыдное. Я не понимаю, какую грань переступил, когда моё сердце впервые сказало, что ты мне не просто близкий друг. Я был надёжно рядом, я точно был близко к тому, чтобы всегда быть более, чем другом. Но я ошибался. — Лучше бы ты молчал, — процедил ты и, вырвав руку, ушёл от меня. И собственную спальню ты так возненавидел, что даже не смотрел в сторону двери. Я никогда не говорил тебе напрямую эти слова. Но мне было достаточно. Почему мне всегда не могло быть достаточно? Мой характер никогда не был покладистым и смиренным, но я только и делал, что мирился со всем, ради того спокойствия, которое я с самой первой нашей встречи чувствовал, смотря на твою улыбку. На твоё лицо, когда ты точно уверен в своей безопасности, когда ты знаешь, что тебя услышат, что тебя поймут. Ты стал преподавателем, потому что дети, бесконечно преданные знаниям, точно станут тебя слушать. Я знал это, я знал, что ты был так счастлив пройти этот путь, несмотря на сотни подводных камней. Жизнь человека можно упростить до той стабильности, которая ему нужна. И тебе нужна была надёжная должность... нет, несколько должностей. Моя уверенность в том, что я заслуживаю получить твою любовь не меньше, чем всё это чёртово оборудование, меня погубила. Я уже устал от этих мыслей. Я эгоист. — Что за дерьмо я себе, блять, придумал? За каким хуем мне всё это понадобилось? Я отложил телефон на стол у холодной тарелки с пастой, нашёл где-то рядом сигарету и сделал глубокий вдох, обжигая лёгкие неприятной мне мятой, смешанной с никотином. Ответ на вопрос был где-то рядом. Я могу дать его себе и успокоиться хоть немного. Мои желания были больше, чем он способен принять. Признать это и любить дальше — вот, что я должен был сделать. Но я зачем-то решил попытаться. И теперь тебя здесь нет. Это страшнее, чем всё, что я до этого переживал. Это выводит меня из себя, я словно закипаю изнутри. Любовь — это грязь, смешанная с бесконечным эгоизмом. Вот, что она для тебя представляет, а я зачем-то спрашивал тебя об этом. И теперь всё, что бы я для тебя ни сделал, будет осквернено этим низким чувством. Что же это, жалость к себе? Я жалею себя, хотя поступил безрассудно, руководствуясь своими желаниями. Понятия не имею, как исправить всё это, но я буду пытаться. Даже если всё всегда будет таким жалким, я могу позволить это себе. Если дело касается тебя, я выверну себя наизнанку — у меня нет пути назад, я просто стану никем, если у меня не будет возможности видеть, что тебе со мной спокойно. Моё дыхание вновь стало ровным. Тем не менее, я поднялся и занёс руку, разом смахнув всё, что стояло на столе. Грохот нисколько меня не испугал, наоборот, я почувствовал, как стало легче. Легче, хоть немного. Больше шума — вот, что мне нужно. Пока собирался, сам не заметил, как надел всё самое вызывающее, что у меня было. Меня всегда забавляла эта моя привычка, ведь с тех пор, как я стал полноценным членом общества, я серьёзно занялся своим стилем. Мне всегда казалось, что одежда для людей подобна броне — чем привлекательнее она тебя делает, тем толще защита. У зеркала я поправил волосы, нанёс тёмный оттенок помады из моей скромной коллекции, а затем, проходя мимо кухни, я вновь взглянул на устроенный мною бардак. И убедился, что броня сработала, ведь я ничего не почувствовал. — Стоит сходить за продуктами. Ещё и гель для душа закончился, — я вздохнул, потому что обнаружил брешь. Терпеть не могу беспорядок. Я выбрал подходящий мне супермаркет, пока ехал в лифте. Честно говоря, не люблю покупать продукты в интернете. Это сильно связано с нашей прошлой жизнью в Дарктоне — я доверяю только тому, что могу самостоятельно проверить и увидеть своими глазами. Бестолково, но кто-то говорил мне, что главное — моё собственное спокойствие по отношению к чему-то повседневному. Адаптация и без того длилась годами, незачем мучить абсолютно всего себя, чтобы подстроиться под жизнь в Уайтоне. День за днём. Мне нравилась эта свобода решать, как всё должно выглядеть вокруг меня. Я был уверен, что решаю сам. — ...хэй, Стенли, — я вздрогнул, когда знакомый голос наконец дошёл до меня. Стоя у прилавка с молочной продукцией, я полностью погрузился в свои мысли. — Бьякуя... — я вскинул бровь, искренне удивляясь этому человеку. Бьякуя Ишигами смотрел на меня с неловкой улыбкой снизу вверх — я заметно обошёл его по росту, а сегодня у меня были ещё и каблуки. У него на груди был слинг с маленьким ребёнком. Ах, да. Это. — У тебя что-то случилось? — вдруг спросил он. — Ох, прости, я так сразу начал с таких вопросов... Просто, знаешь, меня встревожило то, что ты долго не отвечал. — Эм, — я просто стоял и пялился на его ребёнка, пытаясь вспомнить, насколько давно он появился. Год? Или меньше... Бьякуя абсолютно пропал из социума, так что сейчас он был словно призрак прошлого. — Хах, да, я понимаю, — рассмеялся Ишигами, — это Сенку. Мой сын. — Добрый вечер вашему сыну, — выдал я. — У меня ничего не случилось. Честно говоря, Бьякуя выглядел намного взрослее сейчас. Его волосы отросли и уже практически полностью побелели, голос звучал ниже и намного менее энергично, чем прежде. Не энергично, но и не упадочно — спокойный голос, вероятно, натренированный специально для его одинокого отцовства. — Стенли, Стенли~, давно я не видел тебя вот так близко. Но ты, кажется, против, потому что ты... очень высокий, — Бьякуя неловко потупил взгляд. — Не понял, — я чуть нахмурился. Что вообще значит эта шутка? Я против, чтобы меня видели близко, поэтому вырос? Абсурд какой... — Не бери в голову. Я рад тебя увидеть, дружок. Хорошо, что из всех возможных людей из моего окружения, я встретил того, кто меньше всего меня раздражает. — Вас не было видно так давно, в чём причина? — я убрал сыр в свою корзину и пошёл дальше, потянув ещё и тележку Ишигами. Не знаю, просто показалось, что стоит помочь. — Хах, ну... Я переоценил свои знания насчёт младенцев. Он родился раньше срока... Его мама была крайне недовольна тем, что он так стремился к нам, что сорвал все её планы, — славно, он сам всё говорит, ничего не нужно спрашивать специально. Старый добрый Бьякуя. — Полагаю, не в его стремлении причина, — нашёлся с ответом я, усмехаясь. — Вот я тоже так подумал, однако, зная её подход к делам, она уж точно не сделала бы что-то не так. В общем, интересные у меня были восемь месяцев. Ишигами указал в сторону отдела специй, я тоже направился туда. Взгляд постоянно падал на это создание. Оно не выглядело как-то особенно, просто обычный маленький ребёнок, изучающий всё лёжа на плече отца. Он молча смотрел перед собой, интересуясь различными подсветками прилавков — яркие цвета сверкали в его рубиново-карих глазах. — Почему он не спит? Дети обычно всё время спят... — решил спросить я, раз уж Бьякуя вдруг решил помолчать. Он ждёт, что заговорю я, но я, разумеется, не стану. — Сенку-чан, почему ты не спишь? Тебе положено, дядя так сказал, — с улыбкой заговорил Бьякуя, склоняя голову так, чтобы заглянуть сыну в лицо. Дядя? Я? Какого чёрта, я ведь несовершеннолетний, а он заставил меня почувствовать себя стариком. — Сенку-чан — его полное имя? — О, нет, это такое японское окончание. Оно смягчает имя... Это как если бы я назвал тебя Стенни, типа того, — посмеялся Ишигами. Хорошо, теперь я чувствую себя пятилеткой. Можем ли мы вернуться к "дяде"? Ребёнок, с которым вдруг решили заговорить, протянул ручку и молча закрыл ей рот отцу, слышно хлопнув по нему. — Ему не нравится быть Сенку-чаном... — меня действительно это рассмешило. Ужасно. — Нет-нет, — заговорил Бьякуя в чужую ладошку, это заставило Сенку тут же её убрать, — он просто не любит, когда я говорю делать то, что ему не хочется. Спать он любит, но если я прошу — возмущается. — Как Вы можете знать что-то точно, он же... не говорит даже? — Так ведь я с ним всё время, как иначе? Ха-ха... Мы вместе закончили покупки. Разговор с этим человеком кажется мне самым длинным в этом месяце, а я даже не устал. — Хочешь подержать его? — сказал вдруг Бьякуя с очевидным интересом, словно ему в голову пришёл какой-то странный эксперимент. — Нет, — спокойно ответил я. — Ох, очень жаль. Мне интересно, как отреагирует Сенку, если кто-то посторонний возьмёт его на руки, — я не предполагал, что так хорошо понимаю Ишигами. — Вижу, Вы очень довольны своим приобретением. Вам интересно всё, — сказал я, хотя меня явно унесла волна непонимания этого странного поведения так давно знакомого мне старшего. Чужой смех заставил меня вновь вернуться вниманием к настоящему. — Что? — скрывая растерянность, спросил я. — Сенку-чан, Стен сказал, что ты "приобретение", что думаешь? — он вновь заговорил с сыном. Тот молча посмотрел на меня... будто бы что-то понимает! Ничего он не понимает, я уверен. На улице было оживлённо, однако не на пустой парковке. Я без особого интереса окинул пространство вокруг взглядом, посмотрел на сумку с продуктами и вздохнул. Вздох этот мимо Ишигами не прошёл. — Стенли, если у тебя есть какие-то трудности... — начал он, но нас обоих отвлёк… взрыв. На одной из станций ниже нашей магистрали что-то взорвалось. Хлопки оттуда понеслись в нашу сторону крайне быстро и всё, что пришло мне в голову — выйти вперёд и скрыть Бьякую за своей спиной. Я прекрасно понимал — магистраль не пострадает, даже если подрыв снизу будет действительно сильный. Тряска вызвала панику и практически все люди, что были поблизости, скопились у магазина, стремительно заполняя более устойчивые места. Я замер и принялся наблюдать, последует ли за этим что-то ещё, но всё стихло. Обернувшись, я увидел, как Бьякуя старательно прикрывает ребёнка, сильно склонив голову над его крошечной макушкой. — Что происходит?! — Что-то внизу! На станции что-то сломалось? — Там ведь Дарктон! Что, блять, они там творят?! Толпа раздражала мой чуткий слух, но сделать с этим нечего. — Вам нужно уезжать домой. Я проверю всё...— сказал я, не чувствуя, что сильно хмурюсь. — Сенку-чан, не бойся, я здесь, — голос Бьякуи был настолько внушающим спокойствие, что я покорно замолчал, пока он пытался утешить испугавшегося сына. — Стенли, ты в порядке? Чёрт, меня, кажется, немного оглушило...— добавил он, игнорируя мою просьбу. — ... — только сейчас я почувствовал, насколько хмуро на него смотрел, ведь я ощутимо расслабился. Обернувшись к нему полностью, я коротко кивнул и он мне улыбнулся. — Не ходи, в этом районе работает отдел правопорядка... Улицы — не твоя головная боль, помнишь? — неловко посмеялся Бьякуя. — Да, но... Это ведь угрожало Вам, — в тот момент я нисколько не понимал, как близко к сердцу принял Ишигами эти мои слова. Бьякуя, гладя сына по спине, посмотрел на меня с благодарностью и уважением. Искренним уважением, я такого прежде не встречал. Я почувствовал, что не встречал. — Спасибо, дружок. Я не забуду этого, — сказал он и похлопал меня по плечу, лишь для этого оторвавшись от хныкающего Сенку. Сенку пленил Ксено своей жаждой познавать. Пусть сначала он смотрел на него, как на некое препятствие на пути к общению с Бьякуей, очень скоро он увлёкся преподаванием. Он стал возвращаться домой лишь для того, чтобы созвониться с ним. В первый полёт после декретного отпуска Бьякуя отправился, когда Сенку был ещё совсем мал. Я тогда думал лишь о том, какого будет Ксено без общения с нашим надёжным другом; я был занят наблюдением за ним. Мне и в голову не приходило, что Сенку долгие месяцы лишь выполнял свои учебные обязанности, что с рождения преследуют детей Уайтона. Ни единого друга, никого рядом с ним я не видел, пока не вернулся Бьякуя. Он приехал с внешней базы с ребёнком по имени Тайджу — его доверили ему на время адаптации, этого мальчика подобрали где-то на границах двух городов. Тайджу, несмотря на подходящий возраст, совсем не умел говорить. У него явно были задержки в развитии, но Сенку, как мне было заметно, усердно ему помогал. Рассказывал всё, что знал сам. И Бьякуя говорил, что счастлив, ведь Сенку назвал кого-то другом. Сенку абсолютно семейный ребёнок, его сильно ранили месяцы с чужими людьми, но он был слишком упёртым, чтобы признавать таких очевидных вещей. Возможно, он и признавал, ведь иногда я замечал, как его взгляд словно проясняется, когда он смотрит в серое небо. Я понял, что замечаю всё, что происходит вокруг выделенных мною людей. Не только Ксено. И порой мне было стыдно за это, ведь я понятия не имел, как мне вновь стать ему интересным. В основном это было не больно. В основном это не ранило меня. В основном это заканчивалось лишь тем, что я сглаживал углы и соблюдал правила, благодаря которым он снова ко мне приближался. Мне не больно. — Уходишь куда-то? — спросил неожиданно Ксено, когда я выходил из ванной. Я улыбнулся, когда заметил, что он ест приготовленный мною пирог с чаем. — Да. У меня встреча, — это было свидание с какой-то девушкой из мессенджера для знакомств. Я часто менял партнёров, ведь никому из них со мной не было хоть сколько-нибудь комфортно. Я понимал это быстро, слишком быстро, потому просто уходил. Мне ничего не нужно было, кроме человеческого тепла. — Вот как. И кто на этот раз? Хочешь перетрахать всех моих коллег? — он усмехнулся, глядя мне в лицо. — ... — я просто молча на него смотрел. Вероятно, я выразил как-то недоумение в тот момент. — Не нужно делать такое лицо. Мне просто противно находиться с человеком, который может хотеть моего тела, — он отвернулся, отставляя кружку. — Ксено, всё в порядке, если тебе неприятно, — сказал я спокойно, но испытывая сильное желание уйти наконец от этого разговора. — Прекрати это уродливое притворство. Ты лжёшь мне прямо в лицо. — Я никогда тебе не лгал. И никогда не буду, — я сказал это и ушёл. Я зашёл в лифт и неожиданно встретил там своё лицо. В этих чёртовых зеркалах. Я был так подавлен, что у меня от этого вида в один момент загорелось болью всё в груди. Мне было ненавистно видеть себя, ведь в итоге я всё ещё покрыт грязью с ног до головы, в итоге, несмотря на все мои усилия выглядеть выгодно, я всё ещё не заслуживаю его. Я направил ладонь к поясной сумке, достал сигарету и она тут же упала из моих охваченных дрожью рук. Это была спасительная секунда, которую я упустил, и теперь по моему лицу побежали слёзы. Стереть их никак не получалось, я упал на колени лишь потому, что равновесия иначе мне не достигнуть. Слёзы охватили меня полностью, воздуха не хватало так сильно, что я силой вырывал из себя каждый всхлип. Мне больно. Мне всё время было больно. Почему ты просто не можешь появиться за дверями этого лифта и вытащить меня отсюда? Пожалуйста. Умоляю, спаси меня от этих чувств. Умоляю, Ксено. Я рефлекторно защищал всё надёжное, что нас окружало. Это моя роль рядом с тобой. Лишь вспомнив это, я наконец сложил пазл воедино. И я понял, что ты так сильно хочешь уничтожить этого мальчишку, Гена Асагири, потому что ты считаешь, что именно из-за него Сенку предал Уайтон. Нет, ты считаешь, что из-за него Сенку предал Бьякую. Это заставило меня остановиться сейчас. Это заставило меня вернуться. Ведь я должен защищать всё надёжное, что нас окружает. И я чувствую, что Сенку не ошибся, положившись на проводника, ведь он никогда, ни за какие страдания на свете, не предал бы своего отца. Не предал бы нашу и свою защиту в мире, который я не прекращал бояться ни на одно мгновение. Подготовка к операции завершена. — Я правда не понимаю, Ксено, — у Гена не было никаких сил сопротивляться, когда один из ассистентов потащил его в операционную. — Тебе уже не нужно ничего понимать, успокойся, — холодно сказал Уингфилд, наблюдая, как его пациента укладывают на стол и сковывают. — Если ты сделаешь мне больно... Ты знаешь, пути назад не будет, — на губах против воли заиграла улыбка. Проводник не сводил взгляда с Ксено, он мог делать это, несмотря на то, что тот ушёл в комнату управления. Широкое окно открывало ему обзор, но его стало значительно меньше, когда голову закрепили в одном положении, установив на неё какой-то прибор. Ничего из того, что Ген сейчас видел, не было ему знакомо и понятно... Это сводило с ума. Экраны перед лицом доктора Уингфилда загорелись, свет в операционной стал тусклее, а Асагири ясно ощутил странное давящее чувство в голове. — ПРЕКРАТИ ЭТО! — закричал проводник. — Я клянусь, Ксено, ты пожалеешь об этом! Ксено предпочитал не смотреть в сторону Асагири, всё внимание отдав процессу. Глаза бегали от панели к панели, а пальцы быстро набирали необходимые комбинации на сенсорной клавиатуре. — Кто ты такой, чтобы я тебя жалел? Глупый мальчик, ты бы надоел этому упёртому идиоту в ближайшие месяцы, ведь его внимание скачет из области в область на... сверхзвуковой, — усмехнулся Ксено, бубня это себе под нос. — Сенку-чан... Сенку-чан... Блять, я ведь не в фильме, никто не придёт, если я позову... — Ген тараторил это прямо в наушник Уингфилда, ведь операционная была изолирована. — Я не хочу тут быть, я не хочу, чтобы это происходило! «Впервые вижу такую нелепую болтливость», — подумал Ксено и поднёс руку к рычагу, он глубоко вздохнул, прежде чем легко толкнуть его. И тут же вытащил наушник, потому что крик был такой громкий, что даже шумоизоляция его слегка пропускала. Ген почувствовал боль. В голове будто что-то рвётся. За этой болью скрылись все мысли, все воспоминания. Вкус крови во рту тоже потерялся в этой боли, прокушенный язык был лишь каплей в океане мучительных ощущений. В какой-то момент исчезло прошлое, настоящее и будущее — была лишь россыпь уколов по самому мозгу. Это было бесконечно долго. Через три секунды Ксено вернул рычаг в исходное положение. — ... Тело охватил холодный пот. Доктор отшатнулся от панели и закрыл уши, тяжело дыша. «Что ты сделал?» — болезненно всплыло в мыслях, эхом отражаясь от стен сознания. «Зачем ты это сделал?», — дышать стало совсем невыносимо. — Доктор Уингфилд, что с Вами? — обеспокоился ассистент. — Нечем дышать, — почти без звука ответил Ксено и рывком направился прочь из комнаты управления. За дверью он врезался в кого-то и испуганно поднял взгляд. — Ксено... Впервые за долгое время пришлось посмотреть Стенли в глаза. Этот ясный взор, направленный прямо в заполненное дёгтем сердце, мог стать спасением, стоило только позволить ему им стать. — Я опоздал. Прости меня, — произнёс Снайдер, не позволяя Уингфилду сбежать от него так быстро, как хотелось. — Что ты несёшь? — прошептал доктор, уставившись в пол и обнимая себя руками. — Ты знаешь. Он не был виноват. — Я так тебя ненавижу. Лучше бы ты там умер, лучше бы ты не приводил сюда эту мерзость. Ненавижу... Иди и умри, исчезни... Просто исчезни. — Эй, позови сюда врача. Быстро, — невозмутимо обратился к ассистенту Снайдер, придерживая дверь ногой, пока в его руках Уингфилд продолжал осыпать его пожеланиями смерти. — Да, одну минуту! — ассистент убежал, задевая чуть ли не каждую стену из-за собственной скорости. — Не важно, что ты скажешь, Ксено. Ты лжёшь мне с тех пор, как мы попали в это место. Можешь убить меня своими же руками, но я всё равно не поверю, что ты делаешь это искренне, — Стенли смотрел через едва открытую дверь в окно, что вело в операционную, — всё нормально, у нас всё равно не было выбора. Но ты считаешь, что у нас до сих пор его нет. Я разберусь. Ведь я виноват, что позволил тебе отнять чью-то жизнь. — Замолчи! Замолчи, блять! — вскрикнул Ксено. — Я здесь. Старый добрый Дарктон, привыкший к хаосу, сохранил в себе традиции тёмного мира прошлого. Выживание людей, что волей судьбы или по собственному желанию остались внизу, во многом зависело от одной из крупнейших организаций — SM, незыблемый авторитет которой утвердился благодаря Тараску. Человек этот смог собрать самых талантливых врачей и фармацевтов в одном месте и дать им в руки столько власти и денег, что им удалось поставить на ноги как медицину, так и бесчисленное количество людей. Именно SM занималась вентиляцией города, производством респираторов, лекарств и модернизацией тела. Однако, как показывает опыт, рано или поздно нечто огромное выходит из-под контроля. Мир бы не заметил угрозы прежде, сейчас этот мир сконцентрирован в одной точке земного шара и каждый может почувствовать на себе, как чья-то власть растёт. А интересы Тараска со временем изменились. Он оставил за собой кровавый след: опыты над людьми, торговля, чёрный рынок, на котором не было никаких ограничений, стоило лишь найти подходящего врача и иметь возможность расплатиться. Тараск выдвинул правило для всех крупных организаций: они обязаны иметь его благословение, прежде чем заниматься какой-либо деятельностью. Сначала лишь на территории SM, а затем и во всём Дарктоне. Не было ничего, что могло бы остановить его от идеи обладать властью над каждой жизнью внизу. Но ни одно "ничего" не бывает бесконечным. — Он нашёл нас, — спокойно сказала женщина, снимая с себя белый халат. Тараск лежал в резервуаре, что был наполнен жидкостью для поддержания и адаптации работы вживлённых в тело механизмов. Он уже не мог ни двигаться, ни говорить. Единственное, что продолжало функционировать самостоятельно — его мозг. — Ты просто сдашься? — удивился мужчина, что стоял над резервуаром и смотрел на их босса. — Тараск дал тебе возможность спокойно жить, ещё и подле него... — При всём уважении, меня кормили мои знания, выживать тоже помогли они. Я выбирала выгодное положение, теперь тут быть невыгодно, — сказала она, поднимаясь по лестнице к грузовому лифту. — Если ты останешься здесь, старый друг, отдашь этой живой консервной банке свою душу. — Не знаю, делаю ли я это из верности... Или всё, что мне хочется от остатка жизни — увидеть, как он умрёт, — со вздохом ответил врач. — Прощай. Выпью за тебя и за конец SM как-нибудь... Хотя нет, пожалуй, я не настолько сентиментальна, — её голос оборвался, когда дверь лифта закрылась. Рокот и тряска. Взрыв выбил бронированную дверь. На ещё раскалённый металл ступили берцы тридцать шестого размера. Ицли присвистнул. Его голос сильно искажался из-за встроенного в шлем на его голове синтезатора речи, однако всем давно известно, что он ещё совсем мальчишка. — Я нашёл наше сокровище! — юноша запрыгнул на большой металлический стол, что был весь испачкан кровью Тараска, которая едва успела подсохнуть после очередной операции для поддержания его тела в, пусть и механической, целостности. — Ицли, да? — единственный оставшийся врач отошёл от босса и поднял руки. — О, свали. Я уже перерезал кучу ребят в белых халатиках по пути сюда. Ещё одну речь о величии вашей медицинской хуйни я не вынесу! — он спрыгнул со стола и подошёл к резервуару, лёгким ударом раскалённого ножа перерезав трубку, чтобы избавить тело Тараска от жидкости. — Ты, вероятно, думаешь, что ты хороший парень... — Начинается, — Ицли закатил глаза и вытащил другой нож. — Я не хороший парень, а вы все — ебучие монстры. Считай, я, типа, Ведьмак. Ха-ха! Геральт из... Откуда там? — Без его руководства наступит хаос. Ты знаешь, есть люди и... — Я убрал уже всех его "генералов", ха! Пусть власть будет у людей, окей? Меня конкретно парит то, что вы все уверены, что то благо, что осталось от SM, стоит всего того дерьма, которое оно покрывает, — не глядя в сторону мужчины, Ицли с замешательством смотрел на Тараска, что опустился на дно и тяжело дышал во вставленную в его лёгкие трубку. — Чё мне делать-то? Он какой-то бесформенный. Чё резать надо, док? — поинтересовался юноша, почёсывая свой шлем ручкой от ножа. — Сам разбирайся, гений. Нашёл, у кого спрашивать! — врача явно возмущало то, что его в итоге поставили в такое жалкое положение, что ещё и спрашивают, как нужно убивать механическое тело. — Ладно, тогда тем более свали! Придурок… — легко подпрыгнув на резервуар, Ицли встал куда-то в район живота Тараска. Под его весом что-то треснуло. Врач вздохнул и направился в сторону вежливо выбитой двери, скрывая довольную ухмылку. И в данный момент он не знал, улыбался ли тому, что Тараску пришёл конец, или же тому, что для Ицли остался ещё один маленький сюрприз. Тяжело вздохнув, подросток провёл по шлему, открывая своё лицо. Испорченная акне кожа и ужасная стрижка, сделанная собственноручно, только ради удобства — Ицли не находил время следить за собой, при том, что он и так разбирался в этом минимально. Переходный возраст его раздражал: бушующий внутри гнев ничто не способно было успокоить, в его теле было безграничное море пороха. Смотреть в лицо своего врага, стоя над ним таким, какой ты есть — дорогое удовольствие. — Ну, думаю, мне не стоит говорить тебе о том, что я тебя ненавижу. Месть тебе не вернёт мне мать, никому она уже ничего не вернёт, — юноша вздохнул и занёс руки с ножом над чужим лбом, — ту боль, которую мне пришлось пережить, уже замело сраными песками. Но-... Ицли замер, опустив взгляд в район чужой искусственной грудной клетки. Разум настойчиво сказал уносить ноги. — Блять, а вдруг я ошибаюсь? — дыхание участилось, он попятился и отчётливо услышал под ногами шум механизма. Вот теперь точно нужно бежать. Ицли выскочил из резервуара и побежал к выходу. Он успел перемахнуть через стол, когда прогремел взрыв. Желанный сон был нагло прерван звонком, который Наоки дал слово не игнорировать. Выползти из спальни удалось, путь к двери он постарался преодолеть быстро, а когда он её открыл, в коридор ворвался мальчишка с сияющими белым глазными протезами. Он, задыхаясь, схватил Уемуру за воротник и прокричал: — НАОКИ, ПОМОГИ БОССУ! — Мадо, тише, — абсолютно без эмоций ответил медик, — где Ицли? — Мы привезли его! Пожалуйста... Пожалуйста, помоги ему! Всё очень, очень плохо-о! — тараторил он, пока в коридор заносили тельце нового главы Эдема. — Что-то взорвалось! И он... Он был совсем близко! Остальные ребята суетились не меньше, весь дом наполнился гомоном. — В операционную. Живо, — Уемура глубоко вдохнул и выдохнул, прежде чем собраться с мыслями после сна. — Да! — Есть! — покорно отозвались незнакомые Наоки парнишки. Наоки Уемура был тем, кто знал Ицли ещё до того, как тот стал наращивать влияние. Он был совсем юн, когда ему пришлось увидеть, как ребенок горько плачет над телом матери, но... Каким бы тогда ни был Наоки, он видел вещи и страшнее, потому в тот момент он просто заставил ненужного свидетеля отправиться на воспитание в Бабл-Читос. Невозмутимо выполнил работу, которую в тот момент ему назначали верхушки SM, а затем сам попал в руки человека, который в итоге помог ему обрести столь желанную независимость. Вот, что их связывало — человек по имени Шую Юруши, неизменный авторитет среди "наёмных рабочих". Запутанные тропы, которыми они ходили, в итоге сошлись на единой дороге: идея оппозиции, к которой относилась мать Ицли, к которой волей случая присоединился и Шую, желающий лишь защищать Бабл-Читос. SM хотели завладеть властью над единственной организацией, которая не имеет в себе ни единого криминального направления. Оппозиция тех лет желала защищать от SM тех, кто в их власти никак оказаться не должны. Нынешние же идеи несут в себе одно — полное уничтожение старого лица SM, расформирование этой организации. Наоки всё готов отдать, лишь бы Дарктон стал чище за счёт силы будущего. И сейчас он поставил себе цель спасти жизнь Ицли, а если он сказал, что может это сделать — он сделает, несмотря на то, что только несколько часов назад закончил тяжёлую операцию. Ицли очнулся спустя сутки, его тело, скованное гипсом и капельницами, уцелело полностью. Едва он смог поднять руку к ингаляционной маске, он снял её с себя и тяжело вдохнул сквозь боль в рёбрах. Ещё спустя час разглядывания потолка он нашёл в себе силы сесть. — ... — место было ему незнакомо, потому он предположил, что его перевезли в одну из секретных лабораторий Наоки. Не было никаких сомнений в том, кто ему помог. — Надо же, этот кусок дерева с того света меня вытащил! — прошептал юноша. Потянувшись за костылями, Ицли мычал от боли во всём теле, но ничто не заставит его так просто валяться в кровати. — Блять, как же мне дерьмово, — ворчал Ицли, опираясь на более менее здоровую ногу. Голову нормально развернуть не получалось из-за фиксатора на шее. Мучительные, но удачные несколько шагов помогли ему выйти на середину помещения и первое, что привлекло внимание — огромный вертикальный резервуар, абсолютно прозрачный. Свет в нём был белым, из-за чего жидкость для адаптации механизмов была салатового цвета. Внутри в том же вертикальном положении плавал человек. Молодой парень со светлыми волосами и достаточно бледной в этом свете кожей. — Андроид, что ли? — Ицли вздёрнул скрытую бинтами бровь и с трудом подошёл ближе, стуча костылями по полу. — Полагал, что ты встанешь сразу, — Наоки заговорил после шума открывающейся двери, которая за ним тут же снова себя заблокировала. — Ну, да. Слушай, а что это? — опираясь на один костыль, Ицли указал вторым на резервуар, слегка ударив его. — Пациент. Оперировал до тебя. — А, так это человек, типа? Тараск был в похожей жиже, только не плавал вот так, а лежал, — усмехнулся Ицли. Уемура молча подошёл ближе, набирая что-то на панели у резервуара. — Повреждённый позвоночник пришлось заменить. Время вживления уже подходит к концу. Нужно выводить его, — бесцветно пояснил Наоки. — Ты говоришь пиздец тихо, давай погромче. — Слух и зрение у тебя испорчены, гарантировать восстановление нельзя. — Что?! — вскрикнул Ицли, а затем так громко рассмеялся, что Уемура даже стал выглядеть слегка напряжённо. — Наоки! Этот урод не стал меня недооценивать! Чёрт возьми, как я доволен, ха-ха-ха! — его радость могли остановить только боль в теле и внезапное головокружение из-за смены в частоте дыхания. Молча вернув внимание другому своему пациенту, Уемура вздохнул и произнёс: — Сенку, пора возвращаться к работе.