Прежде чем всё разрушится

      Она шла по мокрому асфальту, без тени улыбки понурив голову, разглядывая серые прошлогодние листья, в которых, казалось, она видела себя — такая же пожухлая, принявшая сереющий цвет и намокшая от мокрого снега, нещадно посыпавшегося с тяжёлых туч, которыми было затянуто всё небо.       Как знала Гермиона, у Тома Риддла сейчас должно состояться его второе в жизни выступление перед кучей волшебников, заинтересованных политикой, последствиями войны или попросту спокойной и мирной жизнью. И как неудачно посыпались осадки — может быть, это будет где-то всё-таки в закрытом помещении?       Рядом с ней шагал парень, который нашёл её и любезно согласился проводить на предстоящее мероприятие.       Гермиона узнала, что его зовут Джонатан Эйвери — волшебник, сопровождающий Тома в его путешествии за пределами Великобритании в феврале 1947 года, когда сам Риддл меньше года назад устремился прочь из Лютного переулка после знакомой Гермионе истории с чашей и Хепзибой Смит.       Этого паренька с вьющимися соломенными волосами, спадающими на высоко поднятый воротник плаща, стальными глазами, взор которых был невозмутим и холоден, и бледным лицом, на котором виднелись хорошо очерченные скулы, Гермиона видела впервые, но уже заранее знала, что он представляет собой опасность для неё, обладая хорошим аналитическим умом, поразительной наблюдательностью и являясь, как говорил Том, его интуицией.       Встреча с ним казалась Гермионе удачной — она абсолютно уверена, что он её запомнил, судя по тому, как его пристальный взгляд просканировал её в первые пять секунд знакомства, выделив для себя очень примечательные детали, такие как странные по фасону платье и пальто, которые во всей Европе ещё не носили, и обсидиановые выразительные глаза, взгляд которых прожигал насквозь, отчего Эйвери в следующие пять секунд едва подавил желание отстраниться.       Она оставила неизгладимое впечатление, что и станет ниточкой, ведущей к Риддлу, правда, пока она даже не может приложить ума, как ей быть и действовать.       Аллея уводила куда-то слишком далеко от места, где появилась Гермиона, и половину пути Эйвери молчал, не находя уместным завести новый разговор, чего не предпочла сделать и она сама, понимая, что лишние расспросы могут привести к нежелательным вопросам, ответы на которые она совсем не подготовила.       Таким образом они пересекли зимний сад, свернули на какую-то непримечательную узкую дорожку, которая очень скоро привела их на вымощенную камнем площадку, где находилось, по меньшей мере, сорок, а то и пятьдесят волшебников. Казалось, они совсем не обращали внимания на крупные снежинки, которые увлажняли их торчащие из-под шляп волосы, лишь увлечённо переговаривались между собой, показывали деланные улыбки, внимательно вслушивались в слова собеседников, сжимали ладони, обтянутые перчатками, и украдкой поглядывали на пустой выступ, огороженный голыми деревьями и кустарниками, на ветвях которых виднелись только-только появившиеся блеклые почки, предвещающие скорую весну.       Гермиона и Джонатан не единственные, кто только что пришёл сюда, — количество присутствующих постепенно увеличивалось. Они выходили на площадь по другим ведущим сюда тропинкам, прозорливо оглядывали место и присутствующих, кого-то узнавали и вежливо здоровались, изучающе пересекали место и останавливались там, где им заблагорассудится.       И у Гермионы это вызывало странное ощущение признания и восторга: они все пришли послушать, как юнец собирается о чём-то им рассказывать. Воодушевлённые, заинтересованные и заинтригованные волшебники пришли сюда, чтобы неизвестный никому Том Риддл выложил им свои мысли, нашёл в их глазах поддержку и получил какую-то опору, чтобы двигаться дальше со своими сподвижниками, будущими последователями или просто полезными людьми, на которых можно надавить лишь потому, что они всецело разделяют с ним мнение и взгляды на мир.       Если на второй встрече оказалось достаточное количество заинтересованных, не значит ли это, что идеи Тома действительно были свежим глотком воздуха после окончания войны в магическом и магловском мире? Не значит ли это, что его помыслы действительно уже в таком возрасте были глубоки и заслуживали внимания собравшихся здесь господ, некоторым из которых было далеко за сорок пять, хотя их было мало, и в основном это было молодое поколение собравшихся, но всё же?       Гермиона ощутила, как мягкая улыбка появляется на губах при виде происходящего и в какой-то степени почувствовала и в себе ярое желание поподробнее разобраться в том, что здесь будет происходить, услышать ораторскую речь и проникнуться к ней, дабы в дальнейшем разделять ещё неизвестные ей взгляды в совсем неизвестной обстановке мира, ознакомление с которым было только в рамках книг. Атмосфера буквально располагала к тому, чтобы заранее знать, что поддержишь любую идею, высказанную здесь, потому что она не может быть глупой, ведь кругом столько волшебников, переживших невесть что за последние годы жизни и явно желающих покончить с периодом упадка, разрухи и последствий военных действий.       Это Берлин. Как ему в голову пришло оказаться именно здесь? По каким соображениям он решил ударить в сердце прошлых военных действий, где, судя по наблюдениям Гермионы, даже среди присутствующих были волшебники русского происхождения — о чём говорить, если в самом городе и мирных жителей хватало из нации победителей? Она слышала грубоватый говор незнакомцев, проходя мимо них и не отступая от Эйвери, решившего довести её до постамента, и с любопытством бегло окидывала их взором, подмечая меховые песцовые воротники, тёплые шарфы и пальто, длина которых, в отличие от европейской моды, была значительно ниже колена — деталь, по которой Гермиона смогла наверняка теперь распознавать русских волшебников. Они выглядели добродушно, а их выразительные глаза, в большинстве своём светлого оттенка, невзначай сканировали всё, что только захватывал кругозор. И только лишь их смех разносился по ветру, унося незнакомые слова куда-то вдаль.       Русские действительно выделялись на фоне других представителей магического мира, среди которых Гермиона могла разобрать британцев и парочку французов, пока проходила мимо них и услышала их язык.       Ещё одна примечательная деталь была в том, что женщин здесь практически не было, и Гермиона смогла различить здесь только несколько состоятельных леди, облачённых в чёрные мантии с вышивками на рукавах и воротниках, и молодую девушку, которой от силы было примерно столько же лет, сколько и Гермионе. Её жгучие тёмные волосы сливались с цветом шляпы, как, впрочем, и вся остальная одежда, и только воротник белой блузы ярко выделялся тонкой полоской над пальто.       Стоило ли говорить, как Гермиона мгновенно поняла, что выделяется среди толпы волшебников абсолютно всем, чем только можно? Мало того, что она была одной из максимум восьми представительниц женского пола, так ещё и её светло-серого цвета пальто выделялось на фоне тёмных одеяний и сгустившихся над головой туч.       Она закусила губу, коря Долохова за такую непредусмотрительность, что теперь каждый не ленился бросить короткий взгляд в её сторону, и посмотрела на единственную молодую девушку, которая, скрестив опущенные ладони к юбке, одиноко прохаживалась мимо вытянутого постамента у высоких кустарников, куда её, кажется, и вёл Эйвери.       Джонатан остановился неподалёку от одинокой девицы и повернулся к Гермионе, что заставило и её отвлечься от изучения присутствующих.       — Вы на месте, мисс, — едва заметно склонил он голову и отступил на шаг назад, избегая прямого контакта с её глазами.       — Благодарю вас, мистер Эйвери, — кивнула Гермиона и, не смея больше задерживать на нем внимание, обернулась, продолжая изучать обстановку.       Однако стоило ей только посмотреть в сторону, как издали послышался чей-то выкрик на русском, и взгляд тут же бросился к одной из тропинок, по которой прошёл на площадь высокий молодой волшебник с нараспашку расстёгнутым пальто, за которым виднелась батистовая рубаха с опрятно уложенным воротником и торчащими из-за рукавов белоснежными манжетами, идеально ровной шириной разделяющих черноту пальто и кожаных перчаток на обеих руках. На него обернулись многие волшебники, внимание которых он так же привлёк своим выкриком, как и Гермиону, — он высоко поднял руку и махнул ею троим мужчинам, один из которых махнул ему в ответ и даже присвистнул, чем вызвал недовольство рядом находящихся женщин, обернувшихся на группу русских.       Гермиона чуть сощурила глаза, цепко осматривая Антонина Долохова, у которого на губах играла беспечная улыбка, а сам он целенаправленно двинулся к толпе русских мужчин чуть старше его возраста, которых, судя по всему, очень хорошо знал. На нём не было пальто ниже колен, как у русских, наоборот, его одежда выражала всю чопорность британцев, но стоило ему оказаться в окружении тех волшебников, и без сомнения можно было причислить его к их нации.       Пока она рассматривала молодую версию Долохова и отдалённо размышляла, как показать ему себя, чтобы его поиски после прочтения пергаментов оказались несложными, Гермиона пропустила момент, как на людной площади появились трое британцев, разительно отличающихся от остальных наглухо застёгнутыми плащами и поднятыми воротниками, как у Джонатана Эйвери, что явно дало понять о моде англичан.       Гермиона едва заметно пошатнулась, полностью повернулась к ним и бегло оглядела каждого из появившихся, жадно заглядывая под козырьки их шляп, но среди них не нашла того, кого действительно хотела увидеть — на всей площади до сих пор не было и близкого присутствия Риддла. Зато, оглядываясь, она обратила внимание, как с разных сторон деланно невозмутимо в одно и то же время появились ещё несколько волшебников, шляпы на которых были опущены на глаза ниже, чем полагается в обществе. Их происхождение она не могла разобрать, но это явно были либо немецкие авроры, либо приятели Риддла.       И тут до Гермионы дошло, что подобные встречи, особенно в послевоенное время, были очень опасными и могли потерпеть абсолютно любой исход. Правительство немецких волшебников было расколото, в стенах Министерства вершились перевороты, и никто не мог выложить почву для выкладки нового мира, разделяя власть между и так разделённой на левую и правую Германию. Знали ли эти господа, что человек, собирающийся выступить перед ними сегодня, был британского происхождения? Хотя присутствие большого количества русских поддерживало странную иллюзию спокойствия и мирного общества, колоритно разбавляя нации других присутствующих, в большинстве которые явно были немцами, что можно сказать по тем же женщинам, увлечённо болтающими друг с другом, и задумчивой девушке, медленно вышагивающей вдоль постамента рядом с Гермионой.       Опасность для Риддла существовала, и довольно высокая, и она исходила не только от Министерства, но и от обычных жителей, которым досталось здесь больше всего после победы над нацисткой Германией.       Почему не Болгария? Почему не Франция хотя бы?       Так или иначе, Риддл умел рисковать, и, зная его, Гермиона была уверена, что эти риски оправданы и стоили того, чтобы оказаться здесь и попытать шанс вбросить им свои идеи.       В ожидании Гермиона не заметила, как небо перестало засыпать снегом, который не успел накрыть площадь тонким покрывалом, лишь намочив сильнее серые листья, стелящиеся под ногами. За всё это время к ней никто так и не подошёл, чего нельзя было сказать о её одинокой соседке, к которой подошёл на полголовы выше её молодой мужчина и заговорил о чём-то по-немецки, положив руку на плечо. Гермиона проследила за тем, как лицо девушки нахмурилось, а её собеседник, наоборот, улыбнулся и коснулся короткой щетины в задумчивом жесте, после чего та что-то ответила и показала улыбку, которая выразила сходство двоих волшебников. И в голову закралась мысль, что, кажется, Гермиона понимает, кого ей довелось здесь встретить.       Странно и даже забавно, но ей показалось, что именно в этом моменте история Тома впервые получила отпечаток в будущем — здесь собрались все те, кто так или иначе шагал с ним по пути плечо к плечу. И глядя на Августуса Руквуда и его младшую сестру — а Гермиона почему-то не сомневалась, что это они, — она задумалась над тем, а не стоит ли уже вмешаться в ход событий?       Она представления не имела, что будет после собрания, и, возможно, здесь юная мисс Руквуд поближе познакомится с Риддлом, но если Гермиона с самого начала хоть с кем-то из них заговорит и отвлечёт внимание на себя, то не это ли будет маленьким толчком, чтобы начать вить по-своему нити судьбы этого мира?       Проследив за тем, как Август сказал что-то сестре на прощание, опустив шляпу на глаза ниже, чем полагается, — Гермиона не сомневалась уже и в том, что показавшиеся одновременно с разных сторон площади мужчины в подобном прикиде были немецкими аврорами, — она неторопливо направилась вдоль постамента, не выпуская из поля зрения девушку. Тот отошёл и скрылся в толпе, и лишь спустя некоторое время девушка заметила приблизившуюся Гермиону, бегло окинула её оценивающим взглядом — её аккуратно очерченные чёрные брови совсем незаметно сдвинулись к переносице, а на лице отразилась тень заинтересованности и ожидания.       — Простите, мисс, вы разговариваете по-английски?       Та буквально на несколько мгновений замерла, встретившись с пустотой обсидиановых глаз, затем резко отвела взор и с заметным акцентом ответила на английском:       — Чем могу помочь вам, мисс?       — В самом деле, неудобно у вас спрашивать, но я рискну поинтересоваться: курите ли вы? Я торопилась оказаться в Берлине, но, к своему сожалению, не побеспокоилась об этой вредной привычке, будь она проклята.       Девушка в лёгком изумлении снова посмотрела в лицо Гермионе, не готовая ответить сразу же, однако очень скоро её тонкие губы изогнулись в слабой улыбке, а взгляд немного потеплел.       — Понимаю, мисс?..       — Гермиона Грейнджер, — вежливо отозвалась она, за секунду приняв решение не скрывать свою личность — всё равно о ней ничего не будет известно, ведь никаких магических корней за ней не прослеживается, а это даёт повод выстроить целую биографию.       — Мисс Грейнджер, — кивнула та и откинула назад прядь чёрных волос, выбившихся на бледное лицо из-за поднявшегося ветра. — Меня зовут Астрид Руквуд, очень приятно познакомиться.       Астрид протянула тонкую изящную ладонь, и Гермиона сняла свою перчатку и вежливо пожала, ощущая её ледяной и до невозможности хрупкой.       — И мне очень приятно, мисс Руквуд.       — Идёмте сюда, — с меньшим акцентом, словно много разговаривала на английском, вдруг позвала её Астрид, увлекая за руку за постамент и расцепляя пальцы лишь когда Гермиона отзывчиво последовала за ней. — Я тоже имею пагубную привычку, за которую, к сожалению, меня совсем не поощрят. Составите мне компанию.       Гермиона согласно кивнула, хоть её кивок и не был той виден, и поравнялась с Астрид. Она не сразу увидела, что за постаментом идёт спуск вниз, где протекала небольшая речка, тихо журчащая среди раскидистых ветвей деревьев. Первой спустилась Астрид, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть, затем за ней последовала Гермиона, смяв через пальто юбку, чтобы не заляпать о мокрую землю, и спустя некоторое время та обернулась на неё и осторожно заглянула ей в лицо, словно боясь обжечься об невидимый в глазах огонь, который явно должен скрываться в этой бездонной мгле.       — Простите за неудобство, — качнула головой Астрид, доставая из кармана портсигар, украшенный чем-то блестящим. — Здесь находится мой брат, и я не хотела бы, чтобы он знал о моей недавно зародившейся привычке.       — Не беспокойтесь, — отозвалась Гермиона, пристально вглядываясь в угловатые черты лица и ярко выступающие скулы, которые, казалось, буквально обтянули тонкой бледной кожей, но не смогли скрыть синеватые, едва заметные проблески вен. — Я с удовольствием составлю вам компанию — к сожалению, здесь мне никто не знаком.       — А откуда вы, мисс Грейнджер? — поинтересовалась та, протянув портсигар и зажав свою сигарету в тонких губах.       — В последний раз я была в Британии и оттуда направилась сюда, — украдкой взглянув на Астрид, ответила та, подкурила сигарету и затянулась тяжёлым дымом.       — В последний раз? Вы путешествуете?       — Да, если можно так выразиться, — кивнула Гермиона и посмотрела на речку, воды которой обтекали опущенные в неё ветви деревьев.       — Это интересно, — отозвалась Астрид, выпуская дым и складывая губы в слабой улыбке, обнажая маленькие ямочки на впалых щеках. — Мне всегда было любопытно узнать о других странах, их укладе...       Гермиона вернула взгляд к ней и, затянувшись дымом, спросила:       — Вы живёте в Берлине? Нигде не были?       — Не самое время было путешествовать по странам. Сами понимаете — война. Я осталась с братом на нашей родине, и только сейчас ощущаю, как жизнь более-менее манит какой-то стабильностью и надеждой на лучшие времена.       — Вы говорите, что только с братом остались — а где ваша семья?       Астрид посмотрела в сторону, а затем вознесла взгляд синих ярких глаз к небу.       — К сожалению, Богиня войны жестока и унесла всех к царству Бога мёртвых.       Гермиона удивилась от подобного сложения слов, ощутив любопытство к мировоззрению собеседницы.       — Извините, мисс Руквуд, я не должна была спрашивать вас...       — Нет, перестаньте! Прошёл не один год, поэтому это больше походит на принятие — я смирилась. Живём с братом в Берлине, даже никуда не выезжали, так что... — она запнулась и затянулась дымом.       — Зато вы поймали стабильность, как говорите. В такое сложное время это не может не радовать, — улыбнулась Гермиона, словно сглаживая неловкий момент.       — Вы правы, жизнь продолжается, и, к счастью, у нас всё получается.       — Я путешественница, а вы чем занимаетесь? — перевела тему Гермиона и поймала синеву взгляда, обращённую к ней.       — Если вы путешественница, то мой род занятий покажется вам неимоверно скучным, — усмехнулась Астрид. — Здесь неподалёку есть заведение, которое мы содержим с братом. Я там хозяйка. Если у вас будет время, то приглашаю на чашечку кофе — я восхитительно его готовлю. Любые сорта на ваш вкус.       — О, — протянула Гермиона, приподняв брови и расслабив лицо, — я с удовольствием загляну к вам. Люблю кофе. Думаю, там так же уютно, как и разговаривать с вами.       Астрид от неожиданности прозвучавшего комплимента потупила взгляд и тихонько засмеялась, что и сама Гермиона усмехнулась, не ожидая от себя подобных высказываний, тем не менее, она была собой довольна.       — Договорились, — снова с явным акцентом отозвалась сквозь смех та и щелчком пальцев сожгла окурок, мгновенно выпустив его из ладони.       Гермиона поджала губы, завела за спину руку и выпустила свой окурок, задумавшись над тем, что ей бы тоже следовало попрактиковаться в подобном, а доставать палочку уже было как-то неловко.       — Поднимемся? — предложила она, приняв равнодушный вид.       — Пожалуй, — согласилась Астрид и тут же стала подниматься к постаменту.       Гермиона последовала за ней, заметив, как та достала из кармана какую-то коробочку, от которой пахнуло фиалками и чем-то сладким, и притянула к лицу, очевидно, положив ароматную пастилку в рот, чтобы отбить запах. Обе оказались на площади, где так же находилась толпа волшебников из разных уголков мира, только с той разницей, что здесь стало довольно шумно. Оглядевшись, Гермиона заметила кучку русских, стоящих в кругу и над чем-то громко смеющихся, чуть поодаль стояла ещё группа волшебников, наблюдающих за ними и что-то со смехом выкрикивающих на своем языке вроде как в поддержку русским. Вся площадь была слишком оживлённой, отчего обе девушки пришли в смятение, пытаясь понять, что произошло.       — Что там у них? — выразила общую мысль Астрид, невольно делая несколько шагов к волшебникам.       Вдруг в воздухе сверкнул огненный шар, поднявшись над головами возбуждённых волшебников, а после опустился вниз, скрываясь за их спинами, после чего последовал шквал одобрительных криков и свист.       — Они играют! — не смогла сдержать улыбку Гермиона, завороженно наблюдая за происходящим.       Огненный шар снова поднялся в воздухе и бросился в сторону других волшебников, один из которых ловко словил его туфлей и пнул назад. Астрид усмехнулась, но продолжила дальше жадно наблюдать за увеселением русских, как вдруг Гермиона заметила, что её взгляд превратился в отстранённый, заставив исчезнуть вспыхнувшее озорство, а ладони невольно скрестились. Проследив за её взором, она сама невольно выпрямила спину и чуть подняла голову, сузив глаза, — слева от веселящейся группы волшебников проходил Том Риддл.       Он был одет в то же, в чём его встретила Гермиона впервые, когда разомкнулся повторяющийся день, только волосы были уложены, а не торчали вихрем, как в тот раз.       Вот он! Здесь! Всё получилось.       Гермиона внимательно проследила за тем, как взгляд тёмных глаз притянулся к огненному шару, а на губах мелькнула усмешка, исчезнувшая так быстро, словно её и не было. И пристально разглядывая черты лица волшебника, Гермиона ощутила, как по коже заструилась тёплая волна, пытаясь найти выход в открытое море чувств, должно быть, спрятанных внутри за грудной клеткой, но реки тепла упёрлись в высокие чертоги и не проникли вглубь, вздымаясь и разбиваясь над нерушимой стеной. Леденящий душу дракон даже не вздрогнул, прозорливо наблюдая за попытками тепла проскользнуть в сердце — он готов сторожить чертоги вечность, питая Гермиону лишь сквозящей тоской, защемившей душу.       Никакого трепета, жадности выразить эмоции или перелистнуть калейдоскоп воспоминаний, наполненных любовью и чувствами, — лишь душу протыкающая тоска о былом, холодом обволакивающая стенки лёгких, выдыхающих мёрзлый воздух снежного дракона.       Его здесь не знают — никто не обратил на его приход никакого внимания, разве что когда он обогнул русских, в числе которых Гермиона различила и Долохова, к нему подошли два волшебника, а ещё трое махнули издалека рукой, на что Том вежливо кивнул. Они увлекли его в оживлённый разговор, но вот, спустя несколько минут болтовни Том с извиняющимся видом кивнул, отступая на полшага назад, и направился к небольшому выступу, где, как поняла Гермиона, он будет говорить, обращаясь ко всем. В его руках не было каких-то бумаг или чего-то подобного, что значило бы о подготовленной речи. Он легко взобрался по ступенькам наверх, чем привлёк внимание половины собравшихся, подошёл к краю выступа и достал палочку, в задумчивости приставив её к сонной артерии.       Собравшиеся здесь волшебники уже все заметили присутствие Тома. Они стали возбуждённо подходить ближе, с жадной заинтересованностью рассматривая незнакомца, в то время как тот расправил плечи, обводя взором присутствующих, на мгновение прикрыл глаза, словно в последний раз собирался с мыслями, и спокойно на родном языке произнёс:       — Я рад и сердечно признателен каждому, что вас оказалось так много, отчего мне показалось это место слишком неудобным для подобного. Прошу меня извинить за то, что вынуждаю вас находиться здесь в такую не очень приятную погоду, но раз мы уже собрались, то не смею переносить встречу, на которой я, признаюсь, рад видеть каждого из вас.       Его приятный тембр голоса проникновенно разошёлся по всей площади, доходя до каждого из присутствующих так, словно он сам находился рядом с ними и каждому говорил это в десятке дюймов от лица. Краем глаза Гермиона заметила, как Астрид медленно подалась вперёд, потому последовала за ней, обходя волшебников, замерших на своих местах и внимательно смотрящих на Риддла, который в этот момент сделал паузу, услышав, как со стороны послышались аплодисменты.       — Поразительный молодой человек, — на английском донеслось до Гермионы справа, пока она обходила очередного волшебника. — Его выступление в Албании произвело на меня такое впечатление, что я...       Дальше она не услышала, потому что аплодисменты подхватили остальные, и площадь наполнилась гулом. Тем временем Гермиона догнала Астрид, оказавшись справа, рядом с выступом, где возвышался Риддл, и поравнялась с ней в тот момент, когда Том бросил взгляд на Руквуд с таким видом, как Гермиона знала, что он в этот момент отметил её присутствие и был этим доволен.       Гермиона посмотрела за спину Тома и вдалеке увидела обступивших помост двоих молодых людей в наглухо застёгнутых плащах — это были те самые ребята, которых она видела на площади до того, как подошла к Астрид, и точно сделала вывод, что это люди Риддла, занявшие наблюдательную позицию. После этого она осторожно осмотрелась по сторонам и заметила ещё одного волшебника, а с другой стороны Антонина, успевшего каким-то образом оказаться справа от неё — он, как и другие ребята Риддла, не смотрел на него, а прозорливо наблюдал за собравшимися. Поймав на себе беглый взгляд Долохова, Гермиона медленно отвернулась и снова обратила взор на Тома.       Когда аплодисменты стихли, и кругом опять повисла тишина, он тихо перевёл дыхание, на мгновение посмотрев себе под ноги, словно засмущался или, наоборот, потонул в предвкушении последующего, затем поднял взгляд на волшебников и тем же тоном продолжил:       — Благодарю вас, я счастлив оказаться здесь — это честь, что вы пришли и слушаете меня. Это честь хотя бы потому, что я обычный волшебник — ещё молодой волшебник, — явился сюда, чтобы рассказать вам о своих идеях, возможно, получить поддержку или, наоборот, углубиться в объективную дискуссию, но что важно для меня: высказать вам всё, что я думаю, без притворств, о происходящей обстановке в нашем международном волшебном обществе, обозначить важные проблемы и выразить домыслы об их решениях. С вашего позволения.       Том замолчал и слегка поклонился, прижимая ладонь к груди и опуская глаза вниз, после чего его снова поддержали аплодисментами. Как только выпрямился и дождался тишины, он более решительно заговорил:       — Как вы уже поняли, я родом из Британии. Моё имя совсем ничего вам не скажет, но будет нечестно с моей стороны скрыть его от вас — меня зовут лорд Волан-де-Морт, я являюсь последним наследником рода Салазара Слизерина, одного из основателей британской школы чародейства и волшебства Хогвартс. Хочу отметить, что я стою здесь, перед вами, и не представляю какую-то министерскую кампанию, не являюсь представителем какой-либо политической и социальной организации, меня сюда не привело никакое поручение министра любой страны или Аврората — у меня нет ни официального поручения, ни статуса для такого рода выступления. Я говорю от своего имени, так что перед вами только то, что вы видите.       Повисла пауза, в которой Том тщательнее присматривался к волшебникам, затихшим как перед самой важной новостью в их жизни, затем сменившимся на более спокойный тон голосом продолжил:       — Поэтому я могу позволить себе поразмышлять перед вами о проблемах, осадивших нас ещё с начала Второй Мировой войны, поведшей за собой множество последствий, в которых нам приходится существовать. Я хочу, чтобы вы понимали, как мне изо всех сил хочется обеспечить сохранение того, что было добыто с такими жертвами и страданиями во имя безопасности всего волшебного сообщества. Сегодня я не буду говорить о натиске Геллерта Гриндевальда, который, к нашему всеобщему облегчению, оказался приговорён к тюремному заключению в Австрии, избавив нас от продолжения военных действий, от тягости жизни в страхе, постоянной опасности, боязни за себя и членов своей семьи, ведь многие из вас наверняка наполнены потерями в это жестокое и бесчеловечное время, плоды которых вот уже почти два года каждому из вас приходится пожинать и мириться с этим. Я и не хотел бы упоминать имена магловских диктаторов, которые, владея техническим холодным оружием, произвели как вторжение в ряд многих европейских стран, так и дали отпор царящему фашизму и хаосу, вовлекая в международные сцепки свой мирный народ, в часть которого входят и волшебники, в том числе и каждый из вас, привыкшие жить своим жизненным укладом и своим мировоззрением.       Том сделал короткую паузу и проникновенно, опустив взгляд вниз, с расстановкой произнёс:       — Это было с нами. И это было в прошлом, — затем он поднял голову и с ноткой воодушевления продолжил громче, чем прежде: — Сегодня же я вижу важным говорить только о настоящем, о том, что с нами осталось и какое будущее мы можем и должны выстроить, чтобы никогда в нашем мире не происходило то, что каждый из нас, к своему счастью, смог достойно переждать и пережить. Общая стратегическая концепция, которой мы должны придерживаться сегодня, есть ни что иное, как безопасность и благополучие, свобода от любого рода натисков, тирании и стремительный прогресс каждого из вас и всех волшебников из любых стран. Прежде всего я говорю о безопасности вас и других мирных жителей, дома и семьи которых раскинулись по всему белому свету, сосуществуя вдали или бок о бок с маглами, власти которых терроризируют на войну, влекущую потери, задевая нашу с вами жизнь и жизнь наших детей, родителей, предков. Каждый из вас стремится оградить домочадцев от превратностей трудностей жизни и лишений и воспитать свою семью, основываясь на этических принципах, которые часто играют в жизни важную роль. Чтобы обезопасить все семейные очаги волшебников, мы должны быть защищены от самой глобальной проблемы, от самого главного бедствия — войны. Всем известно душу щемящее потрясение, испытываемое любой семьёй, когда обрушивается проклятье войны, и мне слишком больно будет говорить и напоминать вам об этом ещё раз. Но мы не можем отвергнуть или проигнорировать то, что с нами случилось, и то, к чему это привело — из этого мы обязаны извлечь пользу и уроки жизни, понять, что с помощью постоянства ясного мышления, настойчивости в достижении целей и принятии смелых, твёрдых решений все мы должны направлять и определять наше поведение в мирное время, сосуществовать без конфликтов и стараться понимать друг друга, хоть и говорим мы все на разных языках. Использовать же уроки без пользы и растратить всю ценность произошедшего значило бы навлечь на себя упрёки грядущих времён и следующих поколений. Мы должны суметь оказаться на высоте этого сложного и жестокого требования — мы должны привести себя и мировое будущее волшебников к мирному времени. И сейчас, слушая это всё, в глубине души вы понимаете, что жаждете мира. Мы все слишком давно жаждем мира и спокойной жизни, в которой будем озабочены только мирскими делами, своими жизнями, достижениями, успехом, личными победами, воспитанием детей, которые отправятся в безоблачное будущее, почву к которому обязаны подготовить мы. Если не сделаем это мы — не сделает никто другой.       Том замолчал, медленно обводя взглядом волшебников, и Гермиона невольно повернулась, чтобы тоже посмотреть на них, и увидела, как многие, казалось, затаили дыхание, гипнотизируя взглядом оратора, — в их лицах читалось понимание и глубокое осознание сказанного; их тела замерли, не смея шелохнуться и нарушить шуршанием верхней одежды воцарившуюся над площадью тишину, отголоском символизирующую память об утратах и лишениях.       Берлин — многие здесь лишились всего или большей части того, что имели, и как вчера их глаза помнят ужасы пережитого, отразившиеся сейчас в остекленевших или пустых взорах волшебников.       Гермиона медленно отвернулась, немного опустила голову, взглянув себе под ноги на серую листву, и вспомнила прошлый день, в котором она с палочкой бежала рядом с Томом по разрушенным коридорам и залам школы, боролась не на жизнь, а на смерть, чтобы прийти к этому моменту — стоять здесь, в абсолютной тишине, в кругу разных волшебников, жаждущих мира, и слушать серьёзную, не лишённую смысла речь Тома. Она буквально вчера участвовала в магической войне, бросала проклятья и пронзала воздух сокрушительными лучами магии, воевала за мирное небо и надежду на безоблачное будущее, защищая себя, свои взгляды, братьев по оружию и детей, дальнейшая жизнь которых зависела от исхода страшной ночи, после которой многие не встретили очередной рассвет. Вспоминая тяжбы их долгого скитания по лесам, полям и гротам, где им приходилось прятаться от тирании, она сполна познала трудности и лишения обычной человеческой жизни, всех удобств и попросту мирного уклада, страшась быть пойманной, застигнутой врасплох и убитой. И чувство былого незыблемого ужаса коснулось груди, напоминая о том, как тяжело было проживать каждый новый день, как по утрам просыпалась и распознавала в себе надежду, что вот-вот это всё должно закончиться хорошо, как перед сном закрывала глаза и надеялась, что все сложности найдут решения, война подойдёт к логическому завершению и победе над враждующей стороной, а самая главная задумка, ради которой она стойко перенесла последние полтора года своей жизни, будет реализована и даст веру и силы на другое — лучшее и светлое будущее, которое ей выпал шанс свить.       И если это не сделает она — не сделает никто другой.       Гермиона подняла воодушевлённый взгляд на Тома, который так же, как и остальные, всё это время стоял неподвижно, и ей показалось, что в тёмных глазах за внимательным взором застыли глубокая искренность в сказанных словах, ощущение пережитого ранее страха и отголосок боли от лишений, которые ему не посчастливилось пережить, что вызвало в нём упорство и решительность быть здесь и говорить об этом открыто другим волшебникам, испытавшим точно то же самое.       Он был стойким и сильным — она гордилась им.       Том чуть приподнял голову, едва заметно выпрямившись, и тихим, проникновенным голосом продолжил свою речь.       — В этот тихий день, пусть и в мрачное, но мирное утро, стоя здесь перед вами, я содрогаюсь при мысли о том, что в это время происходит в жизнях сотен волшебных семей, ведь никто не в силах посчитать или определить вес всем человеческим страданиям. Поэтому наша главная задача состоит в том, чтобы оградить волшебников со всего мира от новых войн и несчастий, намёки на которые, к моему глубочайшему сожалению, уже есть, и они с каждым днём стремительно увеличиваются. Понимаю, что некоторые из вас, а, может быть, многие не с тонким чутьём разбираются в магловской политике или попросту пережёвывают в газетах лишь ту информацию, которую предоставляет правительство. Возможно, многие из вас не слышали и даже не знали о проходящих в том году конгрессах, заседаниях и ничего не слышали о фултонской речи мистера Черчилля, произнесённой в США в 1946 году, так я вам расскажу об этом. Я расскажу обо всём, что по-настоящему происходит в мире, пока вы живёте иллюзиями и надеждами на лучшее и мирное время, каждое утро взирая на нависшее над головами небо, в котором больше не раздаются свистящие звуки магловских истребителей с бросающими в ваши дома бомбами.       Он снова замолчал, давая возможность каждому осознать услышанную информацию, и через короткую паузу продолжил:       — Прежде всего я хочу начать своё выступление с самой важной проблемы, которая нависла над нами, как самое хмурое небо, готовое опалить наш уклад горящим дождём из огня и пепла. Пока мы все оправляемся от потерь военного времени, великие мировые державы, как США и Советский союз, стремительно развивают дальше военное вооружение, вследствие чего мы в очередной раз стоим на пороге новой, более жестокой и беспощадной войны, которая затронет нас самым прямым образом, ввергая в новую пучину страха, голода и разрухи, утрачивая все ценности нашего магического мира, и вы будете согласны, что мы занимаем далеко не последнее звено в цепочке народов и цивилизаций, чтобы позволить кому-то распоряжаться нашими жизнями и жизнями наших близких.       Слева от Гермионы послышался одобрительный шепоток, который подхватили многие, из-за чего Том остановился и посмотрел на особо возбудившихся волшебников. Он ловко подвёл их к мысли, что они чего-то стоят в этой жизни и имеют право распоряжаться ею сами, а не зависеть от политических и социальных общин магловского мира, который переживает не самые мирные и благополучные времена.       — Мы волшебники! — чуть надавив на голос, заговорил он твёрдо. — Пусть мы из разных стран, из разных городов и деревень, говорим на разных языках, но никто не должен заставлять нас отказываться от нашего мира, впутывая в международные конфликты мировых держав, которые не могут поделить территории, признать чужую силу и величие, заставляя нас жить демократическим или тоталитарным режимом. Мы особый народ, и у нас не должно быть наций, потому что все мы стремимся и должны всегда стремиться к сохранению наших традиций, нашей магии, текущей в жилах тысячи и тысячи волшебников, раскинувшихся по всему миру. Вспомните время, когда по Европе блуждала жестокая инквизиторская миссия, отлавливая и сжигая наших предков на кострах, десятками загорающихся за день. В них погибли сотни наших предков, на свет не появились множество детей, которые продолжили бы род каждого из нас — волшебников было бы больше, но в те ужасные времена пролилось слишком много крови и над реками было развеяно слишком много пепла наших собратьев, роды которых не стоят сейчас с нами и не взирают на этот огромный мир. Я хочу сказать, что, несмотря на то, что волшебники приняли ряд законов о секретности, мы всё равно оказались под новым ударом идущей эпохи, и град огня снова способен поглотить нас. Я говорю о новом магловском изобретении — ядерное оружие.       Волшебники громко зашептались, переглядываясь друг с другом, и Том снова остановился, чтобы перевести дух и дать им время высказать своё настроение от услышанного, после чего медленно и очень вдумчиво заговорил:       — Разработки ядерного оружия в невероятно масштабных производствах происходят в США, и Советский союз с Великобританией подхватывают эту эстафету. Над этим работает огромное количество маглов, стремящихся заполучить желаемый результат, и три мировые державы вступили в эту бессмысленную, опасную для всего человечества гонку вооружений. Ей уже дали название — «Холодная война», и она уже касается нас, будоража сводками новостей каждое утро. Наверное, мало из вас тех, кто имеет представление, что такое ядерное оружие, так я вам объясню: это то самое, что может уничтожить абсолютно весь мир. И я не преувеличиваю. Это огромная вспышка зла, состоящая из огня и оглушительного взрыва, жарящая волна которого уничтожит вас, ваших близких и родные дома буквально за несколько секунд, и весь мир погрузится в эпоху смертей, хаоса, болезней и массового вымирания...       Снова раздались более громкие шепотки, превратившиеся в гул недовольства и ярко выраженного ужаса, и в этот раз Том не стал давать им возможность высказаться, потому громко продолжил:       — Я говорю это не для того, чтобы вас напугать, заставить бояться, а лишь затем, чтобы вы не обманывались и не верили статьям, подающим надежду на приход спокойных времён, где ваша жизнь будет полна изобилия всего того, чего только вам захочется. Пока в мире существует угроза настолько масштабного плана, никто из вас не может спать спокойно и погружаться в пучину мирного уклада, а угроза реально существует. Она развивается на ваших глазах. Мистер Черчилль в своём выступлении напрямую обратился ко всем гражданам британского и американского народа, призывая объединиться и совместно прогрызать путь по разработкам такого опасного оружия в надежде усмирить русский народ, по их мнению, напрасно возомнившим себя одной из сильнейших стран, одержавших громогласную победу над фашизмом. «Железный занавес» опустился между странами Европы, вновь сея семена зарождающейся неприязни и формируя новые причины, по которым назревающие конфликты снова и снова будут ссорить нас, выставляя по разную сторону баррикад. Отнюдь, каждый из вас может оставаться при своём мнении, негодуя или, наоборот, снисходительно относясь к другим нациям, но вы не можете отрицать одного, на мой взгляд, самого важного! Мы, в первую очередь, волшебники, мы — единый народ, хранящий драгоценные знания, непостижимые обычным людям, и разве вправе кто-то ссорить нас, заставлять выйти в открытые конфронтации и объединяться в общины против друг друга, в глубине души понимая, что мы одной крови, одной магии и сами без помощи маглов способны выстроить новый мир? — глаза у Риддла ярко загорелись и с нахлынувшим возбуждением он продолжил говорить твёрже и быстрее: — Разве вправе кто-то из маглов решать наши жизни и подвергать опасностям детей и магическое будущее? Нас очень мало в сравнении с простолюдинами, которые возомнили себя властелинами мира и всех земель, выдумывая любую угрозу, лишь бы их признавали владыками и господами по всей планете! И разве мы имеем право отдавать нас самих же в эти запачканные кровью миллионов жертв и жадностью нескончаемой власти руки?       — Нет! Нет! Нет! — послышались мужские голоса со всех сторон в ответ Тому, который ещё сильнее оживился и сделал шаг ближе к волшебникам.       — Разве мы имеем право отдавать наши жизни в руки тех, о ком даже не знаем? Мы не знаем, о чём они думают по ночам, какие тайны хранят в головах и что за интриги крутятся в парламентариях и политических партиях. Мы не знаем, как скоро может случиться непоправимое — разработки ядерного оружия приведут к новому колоссально мощному вооружению, и тогда, боюсь, нам не избежать войны. Сейчас я до сжатия сердца в груди верю, что у нас есть ещё время на то, чтобы выявить эту угрозу и предпринять какие-то действия. Я взываю к вам: будьте бдительны! Быть может, времени осталось очень мало. Мы не можем пустить всё на самотёк, пока не станет слишком поздно. Если вы хотите, чтобы всемирный союз волшебников, о котором я говорил до этого, являл дополнительную мощь и безопасность всему магическому миру, то давайте сделаем так, чтобы это великое дело стало известным повсюду и сыграло свою роль в укреплении основ мира! Давайте вместе выкладывать наше независимое будущее, в котором будут жить счастливо все, а грядущее поколение с благоговением будет вспоминать то, что мы сделали для магического народа!       Эмоциональная вспышка, гласящая поддержку и восторженное воодушевление, поразила всех присутствующих на площади: волшебники в один миг громко отозвались криком, свистом и аплодисментами, а Том перешёл на уверенный крик, раскатистым тембром обволакивая каждого.       — Наши трудности и опасности не исчезнут, если мы закроем на это глаза или смиренно будем ждать, что произойдёт дальше. Нам необходимо сплотиться и добиться урегулирования происходящего в магловском мире — взять под контроль власти и распространить своё влияние на них, дабы в их головах и сердцах никогда больше не вспыхнула жажда мщения или мания величия, потешаемая присваиванием новых земель! Ради нашей же безопасности мы должны встать на ступень выше магловского мира, взять всё в свои руки и выгрызать мирные времена в благополучии нашего народа, наших семей, нуждающихся в поддержке и помощи друг другу. Я призываю всех к объединению и союзу, потому что не верю, что каждый из вас хочет настигающей войны, несущей пока что локальный характер, которая в любой день может превратиться в открытое противостояние и вновь унести колоссальное количество жизней и магической крови. Мы должны сразу же подумать о предотвращении войны и создать условия мирного сосуществования во всех странах как можно скорее! Я уверен, что и ранее мы могли бы быть избавлены от несчастий, обрушившихся на человечество настолько стремительно и смертоносно, что привело к разрухе и разорению всего, что у нас с вами было! Но если мы не справились с этим в тот раз, то сейчас я полностью уверен, что мы обязаны предотвратить угрозу без единого выстрела оружия маглов, иначе, предвидь мы заранее эти ошибки и вмешавшись в это ещё до Второй Мировой войны, Германия оставалась бы могущественной и процветающей в изобилии страной, не покорённой натиском фашистов и Гриндевальдом, сплотившего ваши семьи для вражды друг с другом, проливая реки крови, уничтожая целые роды, искореняя с лица земли, обманчиво взывая за собой чистотой крови, которая должна быть сбережена вами. Он морочил головы и привёл за собой войну, разразившуюся по всему миру, втягивая как магловский, так и магический народ, но что вы делали, загипнотизировано следуя его убеждениям? Вы убивали и изводили друг друга, чистокровные и полукровные волшебники! Вы презирали маглорождённых, откидывая их из элит волшебства, вызывая в них дикую неприязнь к миру и врождённому волшебству, заставляя бороться на уровне тех же скотов, которые сидят в парламентариях и партиях и одним взмахом руки руководят дальнейшей жизнью целых народов, трусливо заседая в четырёх стенах и раздавая ума лишённые приказы. Из-за ложного гнёта мы совсем забыли, кто мы есть, — Том остановился и через короткую паузу тихо, почти шёпотом добавил: — И сейчас мы не должны позволить такому повториться.       Он почти незаметно отступил на шаг назад и с осторожностью едва заметно покосился на своих приятелей, словно проверяя обстановку на возможность чего-то непредсказуемого, но кругом воцарилась необычная тишина, в которой спустя некоторое время раздалось хлопанье какого-то волшебника. Кто-то подхватил его, и постепенно площадь снова ожила и загрохотала аплодисментами.       Риддл внезапно стал спокойным и принял даже отстранённый вид, и когда всё смолкло, он негромко и неторопливо, вкладывая искренность, заговорил:       — Я гоню от себя мысль, что новая война неизбежна, тем более в очень недалёком будущем. И только потому, что я уверен, — наши судьбы в наших руках и мы в силах спасти наше будущее. До того, как начать вам всё это говорить, я считал своим долгом высказаться на этот счёт, и я очень рад и премного благодарен, что у меня появилась такая возможность и такой случай это сделать. Если все силы волшебников объединятся в братском союзе, найдут ниточки влияния на магловское правительство, то откроются новые широкие пути в будущее не только для нас, но и для всех, и не только на наше время, но и на много десятилетий вперёд.       Наконец Том показал слабую улыбку, с участием вглядываясь каждому присутствующему в глаза, и толпа волшебников снова заулюлюкала и загалдела, поддерживая прозвучавшие слова.       В этот момент с неба посыпался крупный дождь, но присутствующие не обратили на него внимания, полностью поглощённые в мысли и разговоры об услышанном. Гермиона шелохнулась и обнаружила себя с ослепительной улыбкой на губах, очевидно, которая очень давно замерла на её лице, так как мышцы словно одеревенели, а уголки губ не хотели сползать вниз. Воодушевление, с которым говорил Том о магическом народе, полностью пронзило её захлёстывающей волной жажды действительно осознать ценность магической крови и всеми силами сохранить всё то, что находилось под угрозой уничтожения. Завороженно глядя на то, как крупные капли дождя обтекают тёмные волосы Риддла и стремительно спадают ему на плечи, обтянутые чёрным наглухо застёгнутым плащом, Гермионе показалось, что она за одну минуту промотала свою жизнь и в миг переоценила её, прекрасно осознавая, как важно поддерживать мир и стремиться к изобилию волшебства, ведь волшебники обладают уникальным стержнем, помогающим им высокоорганизованно стремиться к светлому и мирному будущему, не желая делить земли, а лишь изучать тонкости строения мира, внутренних качеств человека, его душу и чувства. Они должны и дальше развивать себя, а не втягиваться в примитивные войны наций, главенствующие представители которых живут в погонях за властью, выгодными торговыми отношениями и жаждой забрать себе больше, чем они могут вынести. Обычные люди показались Гермионе жадными до одури, глупо расточительными на жизненные силы в погонях за ненужным и тем, что им по праву не принадлежит. Разве волшебники имеют право оставаться в стороне и подвергать свои жизни и жизни родных и близких опасности, если эта гонка вооружений никакого отношения не имеет к ним, но всецело задевает жизненный уклад? И призыв Тома к объединению магического народа и главенству над магловским миром показался вполне рассудительным, потому как на данном этапе человечество само вело к самоуничтожению, изобретая атомное оружие, которое уже имело применение, как знала Гермиона из истории, на Хиросиму и Нагасаки, уничтожая тысячи людей, в одну минуту свесив их кожу в ленты к земле, обугливая во всё чёрное тела и превращая жителей в месиво из-за воцарившегося на их территории огненно-белого пылающего существа, похуже чем адское пламя. Но волшебники умнее — они выше того, чтобы ввязываться в очередную тиранию и войну. И, конечно, никто из них не должен позволить истории повториться.       Медленно обернувшись на волшебников, Гермиона читала в их глазах точно то же, что и ей пришло в голову. Они абсолютно не согласны с тем, что происходит в мире, и вдруг до её сознания дошла следующая мысль, которая не была озвучена Томом, но буквально между строк его речи невозможно громко кричала: нынешние правительства ничего не предпринимают на этот счёт, так не значит ли это, что нужно протаранить путь к магическим властям и положить всем страхам конец?       Гермиона в неожиданном для себя замешательстве обратно повернулась к Тому, понимая, что начавшиеся его выступления по странам ведут не просто к объединению государств магического мира, а желанием выдвинуть себя, как самого амбициозного и рассудительного среди них, кто способен исполнить их желания и возглавить переворот, ведущий к выкладке нового мира и его устоев.       Выходит, в её ветке вселенной этого не произошло по каким-то причинам, приведя Тома к той самой личности, которую в её настоящем и здесь, в этом прошлом, он презирал. Значит, одна из перспектив изменения этого мира и жизни Тома имела очень масштабный фундамент — сохранить его ценности и мировоззрение, с которыми он, на самом деле, сейчас искренне обращался к волшебникам. Выходит, ей всецело стоит разделять его взгляды и поддерживать его, дабы он из-за каких-то обстоятельств не сошёл с пути? Помочь достигнуть того самого переворота, образующего союз магического населения стран, и привести к пьедесталу власти, которого в прошлый раз он сокрушительно не добился и озлобленный устремился в Великобританию наводить ужас и страх, решая таким путём добиться искажённых и потерпевших уже изменения целей, развязывая войну, — то, от чего в данный момент он решительно отрекался.       Что же случилось с тобой, Том, раз ты так резко свернул с начатого, причём довольно успешно, судя по глазам собравшихся волшебников, пути?       Его тёмные глаза наткнулись на её, и Гермионе от обрушившихся мыслей стало дурно. Голова закружилась, перемешивая цвет антрацитного неба в гущу разнообразных оттенков, и последняя мысль, которая эхом отдалась на задворках сознания, была о том, что она не спала уже целых два дня, за которые так много произошло критических событий, что сил удержать себя на ногах вдруг почему-то не осталось.       Последнее, что зацепил её взор, это исказившееся от ошеломления лицо Астрид, обращённое к ней, и весь восторженным гулом отзывающийся мир погрузился во тьму.