Прежде чем всё разрушится

      Антонин поднял голову к затянутому тучами небу, чтобы поймать крупные капли лицом — ему всегда нравилась пасмурная погода, и как здорово, что в Берлине уже который день с момента его приезда сюда сыпется то снег, то дождь. Может быть, поэтому в детстве переезд в Британию казался не просто вынужденной мерой избавиться от угрозы войны, разворачивающейся на границах Советского союза с рядом других европейских стран, а простым желанием жить под вечно пасмурным небом, редко радующим теплотой солнечных лучей. Во всяком случае, Антонин привык находить даже в мелочах что-то хорошее, и плохая погода была одной из тех деталей, которая могла поднять ему настроение. Хотя он и так довольно жизнерадостен, что не могло не бесить вечно скучающего Эйвери, каждый раз закатывающего глаза и скрещивающего руки при виде его плутовской улыбки.       — Сотри это безобразие с лица, — буквально вчера неожиданно произнёс Джонатан, вытянувшись на стуле и скрестив руки на груди.       Антонин посмотрел на вазочку, из которой минуту назад стащил по счёту девятую или десятую шоколадную конфету, и с видом знатока, разбирающегося во всех распрях Розье и Лестрейнджа, сожрал её, наблюдая, как двое спорят про реакцию Тома на выбранное для выступления место. После слов Джонатана Антонин откинул фантик, достал платок из кармана и поднёс ладонь к губам, полагая, что заляпал себя подтаявшим шоколадом.       — Слева или справа? — уточнил он, водя платком и там, и там.       — На губах, Тони, — закатив глаза, отозвался Эйвери и с насмешкой добавил: — Я про твою идиотскую улыбку.       Антонин всегда улыбался ещё сильнее, когда Джонатан в тысячный раз колко пытался поддеть его привычку быть весёлым, ранее полагая, что тот просто легкомысленный и простак. Но за годы дружбы, сложившейся ещё в Хогвартсе, Джонатан понял, что Долохова нельзя назвать ни тем, ни другим — его увеселительный образ жизни был обманчивым и просто скрывал детские травмы, которых, к слову, у всех собравшихся было в достатке. Они старательно на это не обращали внимания, и после случая на пятом курсе в Хогвартсе, — после некоторых с ума сводящих дней весны, когда каждому из них представился случай вылить друг другу душу, сгорая от потрясшей всех ситуации, — они никогда не говорили об этом.       С каждым из них что-то было не так, и эта общая черта являлась самой ключевой для того, чтобы отучиться, не разбежаться по разные стороны на пути во взрослой жизни и прийти именно к этому моменту — оказаться в Берлине и организованно подготовиться к выступлению Риддла.       Их задача, на взгляд Антонина, была проста: вычислить пришедших сюда волшебников из немецкого Аврората, распознать среди них Августуса Руквуда, а дальше Эйвери должен проследить за ним, чтобы выяснить поподробнее об этом человеке, в котором был заинтересован Том. И сейчас, когда обращение на площади подходило к концу, одурманивая слушателей куда эффектнее, чем рассчитывал даже сам Риддл, на лице которого читался восторг и рьяное воодушевление, Антонин бросил взгляд на Джонатана, стоящего позади всех волшебников и прозорливо наблюдающего за мужчинами, которые, несомненно, относились к аврорам. Он почти незаметно кивнул ему, тем самым сообщив, что нашёл мистера Руквуда, который как раз почти затерялся в центре толпы немецких волшебников, прекрасно сливаясь с ними, но Антонин зацепил его ещё тогда, когда мужчина подошёл к своей милой сестрице, чем по неосмотрительности помог обнаружить себя. На это и делал ставку Риддл, уговаривая мисс Руквуд прийти на мероприятие, и он как всегда оказался прав — закинутая удочка к его сестрице выгорела и привела к результату.       Для шпиона-новичка была непростительная оплошность общаться с близкими — на то он и новичок.       Антонин перенёс вес с одной ноги на другую, почувствовав, как отекает колено, машинально притянул пальцы к торчащим манжетам и провёл по ним невидимую линию, словно проверяя на месте ли они. Его взгляд упал на мисс Руквуд, которая совсем не отличалась от остальных присутствующих шириной улыбки и воодушевлением в глазах, жадно взирая на Риддла.       — ...найдут ниточки влияния на магловское правительство, то откроются новые широкие пути в будущее не только для нас, но и для всех... — разносилось над площадью так проникновенно, что сам Антонин не сдерживал улыбку, глядя в ошеломлённые восторженные глаза волшебников.       А затем его оглушили аплодисменты, и Антонин тут же поддержал шум, громко свистнув, как самый возбуждённый слушатель, и свист подхватили другие русские, наполняя площадь душераздирающим восторгом, который Риддлу, судя по слабой, едва сдерживаемой улыбке, ох как было в довольство.       Ему было радостно, когда радовался Том. Он так редко это делал, что малейшая восторженная или искренняя улыбка на тонких губах вызывала в Антонине желание улыбнуться в ответ, и он снова во всю мочь свистнул, чтобы остальные поддержали его свист и заставили эту улыбку задержаться подольше на губах.       Всё прошло лучше, чем они предполагали. Немецкие авроры, сощурив глаза, также сдержанно улыбались и аплодировали, перестав переглядываться друг с другом — в том, что Том сумеет привлечь и их внимание, Антонин даже не сомневался, свежо припоминая, как несколько дней назад подобная речь прозвучала в Тиране, что он сам целый день пребывал во вдохновлённом состоянии, и пусть не удалось уговорить сходить в местный паб отметить, но тогда выбил из Тома обещание, что после берлинской речи они просто обязаны развлечься.       Антонин снова обвёл взглядом всех собравшихся, мысленно улыбнулся от присутствия некоторых волшебников, отправившихся за Томом из Тирана в Берлин, чтобы ещё раз послушать его, как вдруг внимание привлекла неподалёку стоящая девушка в выделяющемся светлом из десятка тёмных пальто. Он уже успел ранее понаблюдать за ней — её профиль слишком выделялся в толпе собравшихся, и Антонину некоторое время даже интересно было поразмышлять, откуда она прикатила сюда, ведь на немку её прикид не был похож. За несколько минут анализа, пока Том выкладывал свои идеи, он остановился на мысли, что она русская, но как жаль, что она стояла не лицом к нему, поэтому однозначный вывод сделать он не мог. И вот сейчас, снова глядя на неё и гадая о её происхождении, Антонин уловил, как она странно пошатнулась вперёд-назад, а затем её ноги подкосились, и она устремилась лицом к земле.       Он поймал сменившийся на ничего не понимающий взгляд Тома, улыбка на лице которого исказилась и потухла, и Антонину тут же подумалось, что это мог быть какой-то номер от представителей немецкого Аврората, которые тоже не дурачки и, несмотря на то, что авроры прекрасно сливались с толпой, они прекрасно понимали, что их могут вычислить. Приметная девушка в слушателях, падающая в обморок, могла стать хорошим отвлекающим манёвром, чтобы Том и его приятели забыли об осторожности и отвлеклись на происходящий инцидент, а дальше чёрт знает, что они задумали.       Поэтому Антонин тут же бросил взгляд через площадь сначала на Эйвери, затем на Розье, бегло оценил обстановку и только после согласного, едва заметного кивка Тома спрыгнул со ступеньки и быстро помчался к девушке, которая была от него буквально в нескольких шагах.       Мисс Руквуд с ошеломлённым выражением на лице уже успела наклониться к бедняжке, нервно с акцентом призывая незнакомку по имени:       — Мисс Грейнджер! Мисс Грейнджер, очнитесь! Гермиона!       Антонин обступил мисс Грейнджер и тут же помог мисс Руквуд перевернуть её лицом к мрачному, осыпающему дождём небу, открывая её взору собравшимся рядом стоящим обеспокоенным волшебникам. У неё были закрыты глаза, а рядом с виском виднелась рана, полученная при ударе о каменную кладку. Небольшая струйка крови устремилась вниз, пересекая бледный лоб и пачкая прядь выбившихся волос, а после резко начала омываться дождём.       В воздухе повис гул с примесью удивления и любопытства.       — Прошу вас, господа, дамы, не беспокойтесь, — послышался раскатистый голос Риддла, — юной леди сейчас окажут помощь.       Тем временем Антонин уже достал палочку и принялся перебирать заклинания, способные привести ту в чувства, но она лишь продолжала лежать тряпичной куклой и только на четвёртой попытке вздрогнула ресницами, а губы слабо приоткрылись, обнажая ровный ряд зубов, которые тут же сцепились. Послышался болезненный стон, и мисс Грейнджер поморщилась, но так и не открыла глаза.       — Она британка? — на неуверенном немецком спросил Антонин, обратившись к мисс Руквуд, на что та, продолжая находиться в ошеломлении, пожала плечами, взявшись за ледяную ладонь девушки.       — Она только сказала, что приехала сюда из Британии, — бегло ответила Астрид и обеспокоенно посмотрела на Гермиону, которая так и не собиралась открывать глаза.       Антонин приложил пальцы к сонной артерии и принялся считать пульс. Он не был опытным специалистом по приведению людей в чувство, но некоторые знания у него всё-таки были, вспоминая, как Риддл гонял их на исцеляющие заклинания, уверяя, что если они знают какое-то проклятье, то обязаны владеть и умением излечиться от него. Однако в случае мисс Грейнджер это, скорее всего, был обычный обморок: она либо перенервничала, либо была слишком сильно истощена, потому не могла найти сил прийти в себя.       — Что с ней? — раздался рядом голос Тома, который уже успел спуститься вниз и оказаться рядом.       Тот поднял голову, убирая пальцы с шеи мисс Грейнджер, и серьёзно на английском произнёс:       — Похоже на обморок, только заклинания не могут привести её в чувство.       — Позвольте пройти, — суетливо обступая других волшебников, произнёс Том, и толпа расступилась, пропуская его вперёд.       Он опустился вниз, приложил руку к бледному лбу, смахивая капли дождя, нахмурившись, замер на несколько секунд, затем направил палочку к груди и прошептал магическую формулу, которая заставила тряпичное тело вздрогнуть, а ресницы снова затрепетать.       Астрид почувствовала, как ледяная рука Гермионы крепче вцепилась в неё, а она сама шумно выдохнула и лишь на секунду приоткрыла веки, после чего зажмурилась от попадающих капель в глаза.       — Кто-нибудь подставьте зонт, — быстро проговорил Том, коротко обернувшись назад, и в тот же момент над ними появился навес, закрывающий от дождя.       Гермиона ещё некоторое время жмурилась, затем издала страдальческий всхлип и снова приоткрыла глаза. Трое волшебников жадно уставились на неё, ожидая, когда та наконец полностью поднимет веки, и как только мисс Грейнджер широко распахнула глаза, устремив взгляд сначала на Антонина, затем на Тома, её тело словно ударило током — она сильно вздрогнула и ошеломлённо посмотрела опять на Долохова, затем на Риддла.       Антонин и сам вздрогнул, как только увидел её чёрные как ночь глаза, взор которых был настолько глубоким, что вызывал чувство погружения в беспросветную бездну, из которой нет никакого выхода, а кругом воцарилась тьма, жёстко обхватывающая за плечи и сдавливающая грудь. Невольно отводя от мисс Грейнджер взгляд, он посмотрел на Тома, который тоже слегка отпрянул, бегло обратив к нему ответный взор, и сильнее сжал челюсти, позволив острым скулам выступить сильнее.       — Мисс, как вы? Вы можете говорить? — дрогнувшим голосом обратился на английском Том, неохотно переводя обратно на неё глаза.       Мисс Грейнджер зашевелила губами, но ничего не произнесла, а её взор бегло принялся оглядывать обстановку, замечая накрывший её зонт, обступивших волшебников и, наконец, мисс Руквуд, с мольбой остановившись на ней. Та отзывчиво наклонилась ближе, из-за чего Том выпрямился, уступая место волшебнице, и поджал губы, осторожно заглядывая в неестественные глаза, заглатывающие любого в пучину мрака. Антонин также заставил себя снова посмотреть на мисс Грейнджер с таким видом, словно боялся обжечься обо что-то невидимое, но, сфокусировавшись на обсидиановых глазах, к счастью, уже не смотревших на него, он более-менее преодолел желание отвернуться, однако непонятный и несвойственный ему страх обступил где-то за спиной, вызывая необычное ощущение тревоги и дискомфорта.       Находиться с мисс Грейнджер было совсем неуютно, но непреодолимое любопытство, заинтригованное чем-то необычным и до ужаса мистическим, чем веяло теперь от неё, казалось, за милю, заставило никуда не уходить и загипнотизированно разглядывать черты незнакомого лица.       — Мисс Грейнджер, вы потеряли сознание, — с сильным от взволнованности акцентом зашептала Астрид, наклонившись к ней. — Вы можете говорить?       Та наконец пошевелилась в попытке приподнять голову, и мисс Руквуд тут же просунула руку, подкладывая ладонь под растрепавшиеся каштановые волосы, распушившиеся от влаги.       — Нужно помочь ей встать, — вынес вердикт Антонин, прикоснувшись к плечам мисс Грейнджер, и та почему-то закатила глаза, а губы то ли в презрении, то ли от бессилия скривились.       Антонин замер, невольно бросил взгляд на Тома, чувствуя себя до безобразия странно, словно всё время сопровождавшая его по жизни уверенность куда-то смоталась, помахав на прощание ручкой. Тот настороженно посмотрел в ответ, явно испытывая точно то же самое, выпрямился в ногах и со сцепленной челюстью как-то глухо произнёс:       — Нужен колдомедик.       Некоторые волшебники засуетились и вышли из толпы, как вдруг к ним протиснулся на вид лет двадцати пяти - двадцати семи мужчина, в котором Антонин сразу же узнал Августуса Руквуда. Он сдвинул чёрную, обтянутую фетром шляпу со лба, обошёл мисс Грейнджер, подступая к изголовью, и опустился на корточках со словами:       — Не нужен колдомедик, считайте, он уже здесь.       Как же! Антонин точно был уверен, что в Аврорате пристальное внимание уделяют специальности лекаря, поэтому отшатнулся от мисс Грейнджер и внимательно принялся наблюдать за действиями мужчины.       — Отойдите отсюда все, вы мешаете ей дышать, — по-английски приказал он низким тоном с практически неслышным акцентом, затем обернулся к мужчине, который держал зонт и добавил на немецком: — Вас, господин, прошу остаться.       Все начали расступаться, и, заметив, как Том тоже собрался отойти, Август обратился к нему на том же почти идеально чистом английском:       — Помогите мне, приподнимите её повыше. Астрид, отойди.       Та неохотно разжала ладонь мисс Грейнджер и с по-прежнему ошеломлённым взглядом медленно выпрямилась и сделала пару шагов назад, однако та вдруг распахнула глаза и снова бросила на неё странный, полный надежды взгляд, отчего мисс Руквуд остановилась и по-немецки быстро проговорила, обращаясь к брату:       — Что с ней? Её жизни что-то угрожает?       Под пристальным взором Антонина Августус уже успел исцелить рану у виска, применить какое-то заклинание, что позволило мисс Грейнджер значительно ожить, и теперь она попыталась сама подняться, но сил всё равно не хватало.       — Успокойтесь, мисс. Сейчас мы поможем встать вам на ноги, только дайте себе минуту перевести дыхание. Дышите глубже, — твёрдо произнёс Августус, глядя не ей в глаза, а куда-то в сторону, нащупывая пульс, затем поманил пальцем Риддла, и тот тут же схватил мисс Грейнджер за плечи, и вместе с Августом осторожно подняли её над землёй, придерживая с двух сторон так, чтобы она нащупала под собой почву и не упала. Зонт возвысился над ними высоко, огораживая от дождя теперь уже троих.       Сначала мисс Грейнджер заметно качнулась, затем её веки словно сами собой опустились, а губы тихо прошептали:       — Мне плохо...       Её тело мгновенно повисло, и Риддл бросил взгляд на Руквуда, словно доверившись ему в этом вопросе, как неожиданно мисс Руквуд быстро и достаточно громко проговорила на немецком:       — Август, давай заберём её к себе. Ты же сможешь ей помочь? Она приезжая, вряд ли у неё здесь кто-то есть.       Если Антонин неплохо понимал немецкую речь, то Том едва заметно нахмурился, ничего не понимая из обращения девушки, поэтому снова выжидающе взглянул на молодого мужчину.       — Вы поняли, что с ней?       — У меня пока есть только домыслы, — игнорируя сестру, ответил Августус по-английски, в большей степени перенося вес девушки на себя. — Скорее всего, недавно ей пришлось пережить огромный выброс магии, поэтому она бессильна. Ей следует очень хорошо отдохнуть. В чувство сейчас её невозможно привести.       — Тогда мы могли бы помочь, если ей требуется только отдых, — предложил Антонин, тоже заметив, как Августус проигнорировал предложение своей сестры.       Том обернулся на приятеля и посмотрел на него непроницаемым взглядом, однако Антонин понял, что тот выразил ему недоумение и, возможно, недовольство.       — Не стоит, — уверенно отказался тот и крепче прижал к себе до конца размякшую в бессознательном состоянии мисс Грейнджер, полностью заставив Тома выпустить её из рук. — Мы заберём её к себе. Можете не беспокоиться о ней, уверяю, что у нас ей станет лучше. К тому же и вам следует отдохнуть после настолько эмоционального выступления.       Его осознанный и полный серьёзности взгляд остановился на Риддле, после чего покрытое щетиной лицо озарилось приветливой улыбкой.       — Вы произвели неизгладимое впечатление, — добавил он и, не дождавшись ответа, резко наклонился, чтобы поднять мисс Грейнджер под коленками на руки.       Под непроницаемыми взглядами Тома и Антонина, не замечавших, как их омывает дождь, Августус поднял её над землей, круто развернулся и направился сквозь расступившуюся толпу с площади. Тем временем мисс Руквуд бросила на них лишь короткий взгляд, вежливо кивнула Риддлу, наклонилась, чтобы поднять спавшую с головы мисс Грейнджер шляпу, и побежала за братом.       Это не было представлением от Аврората — девушка действительно почувствовала себя очень плохо и потеряла сознание. Хорошо, что по окончании речи, а не в середине, а то Риддл, наверное, был бы слишком недоволен произошедшим.       Антонин посмотрел в тёмные глаза приятеля и машинально прикоснулся к торчащим манжетам.       — Отправляй Джонатана, — почти неслышно проговорил Том, на что тот кивнул и направился к другому концу площади.       Он сразу же нашёл взглядом копну распушившихся от дождя соломенных волос, быстро прошёл к Эйвери и обратился к нему:       — Обстановка спокойная, вон Руквуды, — Антонин устремил взгляд к подступу тропинки, ведущей из сада, — проследи за ними, куда они понесут её.       Джонатан даже ничего не ответил, лишь цепко посмотрел на уходящих Руквудов, чуть сузив глаза, немного опустил голову, зарываясь в высоко поднятом воротнике, и устремился за ними. Долохов обернулся, пристально оглядел площадь, выискивая остальных ребят, и передёрнул плечами, остановив взор на Риддле, который, невзирая на дождь, увлёкся в дискуссию с другими волшебниками, обступившими его.       Том любил содержательные беседы с незнакомцами, жадно вызнавая их мировоззрение и грань взглядов, до которой они могут позволить зайти своим опасным или неприличным мыслям. Антонин не назвал бы его провокатором, однако способность выбивать из людей нужную информацию или постепенно менять свои взгляды и смотреть на них под другим углом была налицо. Он бы назвал его отъявленным авантюристом, в который раз наблюдая, как Риддл рушит чужие идеалы в обычном разговоре, превращая их в неидеализированные, да так, что собеседник отрекался от стороны своего мышления и принимал его, кажущуюся более верной и справедливой. Антонин уверен, что с такими умениями впереди Риддла ждёт восходящее будущее, в котором он будет занимать далеко не последнюю роль, и помочь ему в этом было чем-то наподобие призвания.       Они все чувствовали за собой призвание окружить Риддла и помочь выгрызть статус и имя, наличие которых откроют ему путь к более значимой цели. Антонину было плевать, почему остальные ребята вертятся возле него, зачем чистокровные, с блестящим родом и открытой перспективой на будущее волшебники, вроде Эйвери или Розье, покинули свои земли, привилегии в британском обществе и отправились куда-то далеко за Риддлом, но за себя он знал точно: такого человека, как Том Риддл, невозможно выкинуть из своей жизни. Если он в ней появился, значит Антонину следует только смириться с тем, что уйти он больше не сможет. Глядя на то, как Том со слабой вежливой улыбкой разговаривает с толпой русских и парочкой немцев, он испытывал странный призыв проникновенно уважать его и желать только лучшего. И среди смеси благоговейных чувств Антонин чётко различал своё желание быть рядом с ним лучшим из лучших — быть тем, про кого в обществе Риддла скажут, что он прекрасно дополняет этого великолепного молодого человека.       Нет, Антонину не нужен свет сапфиров, излучаемый под освещением фанфар на большой сцене, на которой играл Риддл. Он лишь хотел стоять за кулисами и каждый раз встречать там настоящего Тома, пропитанного восторгом и предвкушением, но уставшего от тысяч масок на лице, чтобы в нужный момент подать подходящую, взбодрить и со спокойной душой отправить вновь на паркет освещаемой сцены, где тот играет главную роль, и пусть пока только в небольшом зале, но Риддл обязан вырасти и оказаться на мировой арене. А Антонин и там обязательно будет стоять за кулисами и наблюдать, как на его друга смотрят тысячи пар глаз, наделяя того всевозможным признанием. Во всяком случае, он уверен, что Том заслуживает этого.       Антонин опустил голову, посмотрев себе под ноги на серые, залитые водой листья, и уголки его губ стремительно поднялись вверх — такие мысли всегда вызывали в нём искреннюю улыбку. Им по двадцать лет, а они после школы бросили возможные ростки какой-то карьеры или спокойного жизненного уклада и помчались вслед за Томом, который уже выступал перед незнакомыми волшебниками, с гранью одержимости желая объединить волшебный мир и перевернуть его, ещё со школьных лет грезя о других устоях магического общества, которые исключат появление Гриндевальда и подобных ему. Антонин знал, что у Тома достаточно страхов, и один из них — тёмный волшебник, действия которого могут в один раз лишить жизни, а тот не собирался так просто позволять кому-то решать за него судьбу. Как вчера, он помнил весну 1941 года, когда немецкие фашисты то ли по случайному стечению обстоятельств, то ли знали, где находится Хогвартс, — а Антонин абсолютно уверен, что знали, так как среди их руководства были явно волшебники, иначе бы сработали маглоотталкивающие чары, — на протяжении долго тянущихся нескольких дней атаковывали древние стены замка, заставляя преподавателей и отправленных на подмогу волшебников из Аврората блюдить и не спать ночами, выгораживая защитными заклинаниями, тем самым защищая студентов и их жизни. Тогда Антонин первый год как переехал из Советов в Британию в надежде на спокойную жизнь, но такая жизнь и здесь помахала ему ручкой, презрительно скривившись, устроив им всем весну, полную на впечатления от военных действий. К счастью, потерь, можно сказать, не было, если не считать парочку авроров, в которых отскочили осколки боевых снарядов на глазах Тома, Фрэнка и самого Антонина, оказавшихся по случайным обстоятельствам в этот момент рядом с произошедшим и друг с другом, перерезав одному горло так, что башка отвалилась и покатилась вниз по склону, а другого смертельно ранив в живот, превратив в месиво из крови и мяса. Застывший ужас в глазах троих ещё долгое время преследовал, как призрак, напоминая об увиденном. Хоть это и послужило отправной точкой для их дружбы, но пережитая ситуация нагоняла тревогу, которая с годами и развитием военных действий не только сохранялась, но и выращивала в Томе желание покончить с такой жизнью — существовать в ужасе и страхе, бояться лишиться того, что он приобрёл, а этого было не так много, — как понял Антонин, когда узнал, что Том рос в лондонском приюте.       Он не знал, что именно повлияло так на Риддла, но точно был уверен, что бомбёжка единственного места, которого он с ноткой ожидаемого волшебства называл своим родным домом, оставила в нём неизгладимое впечатление и желание что-то изменить. Благо Том рос целеустремлённым, упорным, решительным и не лишённым здравого рассудка, чего нельзя сказать о самом Антонине, любившем влезать во всякие передряги, поэтому поставленная цель Тома на ощущениях юношеского максимализма им никогда не казалась ребяческой, заслуживая безмолвного уважения к Риддлу, а сейчас, глядя на то, как у него всё здорово получается, хотелось только сказать, что никто из них никогда в нём не сомневался. Том явно был прирождённым лидером, и Антонин даже был рад, что в жизни Риддла, наполненной всяческих лишений, были разные судьбоносные моменты, повлекшие за собой такие цели, такие желания и такую непробиваемую решительность, чтобы оказаться вот здесь, на площади, в Берлине, и говорить с незнакомцами, с ярым любопытством и воодушевлением болтающими с ним.       Он искренне был горд за друга и с удовольствием разделял его победы. К слову, сегодняшнюю они просто обязаны громко отпраздновать.       Антонин перестал осматриваться, завидев, как остальные ребята покинули свои наблюдательные позиции, приближаясь к Риддлу, и сам направился к толпе, чтобы понять, о чём те разговаривают. Кажется, нужно уяснить привычку воодушевлённых волшебников — уже второй раз некоторые зазывают Тома остановиться у них в гостях, предлагая уютную комнату и горячий чай, на что тот в отказе вежливо извинялся и благодарил за оказанную заботу и внимание. Разумеется, им хотелось поболтать, но у Тома был свой предел разговоров, поэтому он так часто молчал с ребятами, остро нуждаясь в одиночестве и тишине, — приятели это прекрасно понимали.       Наконец с разговорами и обсуждениями было покончено, — Розье мгновенно оказался по правую руку от Тома, по привычке выгнув нижнюю губу, создавая впечатление испытываемой им то ли брезгливости, то ли гордости, — и Антонин поймал беглый взгляд Риддла, значащий, что им пора сваливать.       Рядом с ним оказался Лестрейндж, тряхнувший копной мокрых тёмных волос, брызгами попадая Антонину в лицо, отчего тот отшатнулся и воскликнул:       — Ты ошалел?!       А Фрэнк засмеялся, покосившись на расступающуюся по своим делам толпу — он тоже был рад, что всё прошло лучше, чем они рассчитывали.       Уже на тропах сада ребята встретились на небольшом пяточке, с которого должны были трансгрессировать в дом, который Антонин арендовал на некоторое время у пожилой маглы, как вдруг к ним подошёл средних лет мужчина, разодетый в дорогую тёмную мантию, украшенную серебряными нитями и белоснежной подшивкой на воротнике, остановился напротив Тома, выставив вперёд трость с набалдашником в виде разъярённого волка, и на ломаном английском обратился:       — Лорд Волан-де-Морт, позвольте вас отвлечь на одну минутку.       — Непременно, господин, — тут же кивнул Том, слегка поклонившись, нацепив вышколенную маску невинного продавца тёмных побрякушек из лавки Лютного переулка.       Мужчина оценивающе окинул взглядом Риддла, совсем игнорируя его сопровождающих, один глаз его сузился, а на лице появилась тень улыбки, которая больше напоминала оскал.       — Позволю себе сказать вам, что был преисполнен впечатлениями от вашего обращения, лорд, — наконец заговорил он с очень грубым акцентом. — Очень жаль, что мои сподвижники и дорогие мне друзья не смогли посетить ваше выступление сегодня утром, но я не могу упустить шанс показать им вас, дабы и они прониклись к вашим словам и разделили мои впечатления. Потому смею оказать вам честь и пригласить к себе на приём на этой неделе, в пятницу. Что скажете, лорд?       Антонин подавил желание харкнуть в этого аристократишку, ведущего себя так, словно на минутку спустился с небес к смертным, чтобы, так уж и быть, пригласить какого-то Тома Риддла как экспонат на свою вечеруху, но с другой стороны он прекрасно понимал, что предложение от настолько напыщенного, а значит занимающего далеко не последнее место в обществе немца — это то, что так нужно Риддлу. Том тоже не был дураком, поэтому натянул положенную вежливую улыбку, с любопытством и благодарностью позволив своим глазам сверкнуть, и с поклоном, как принято в Германии, оживлённо отозвался:       — Очень рад принять ваше приглашение, господин. Можете на меня рассчитывать.       — Превосходно, герр, — с довольством улыбнулся мужчина, в обращении переходя на немецкий. — Тогда я отправлю вам сову с адресом и временем.       — Благодарю, господин, — снова поклонился Том, и его улыбка угасла, а взгляд превратился в привычный непроницаемый.       — Понимаю, что вы недолго здесь, потому не освоились, а в знак зарождающегося моего уважения к вам буду рад, если ваши приятели составят вам компанию, — добавил аристократ, слабо стукнув о землю тростью, но так и не посмотрев ни на кого кроме Тома.       — Вы очень любезны, господин. Буду ждать сову.       — До встречи, лорд, — завершил разговор мужчина и тут же обошёл группу волшебников, направляясь дальше, глубоко в сад.       Первым ожил Розье, брезгливо выпятив губы-бантики.       — Почему именно он?       Том приподнял брови и повернул голову к Адаму, затем тихо и легко отозвался:       — К счастью, Адам. Самые влиятельные и богатые ведут себя только так.       — Не повезло его детям, — хмыкнул Лестрейндж, глянув вслед аристократу.       — Готов поспорить с воспитанием и твоего отца, Фрэнк. Во всяком случае, его дети, — Том кивнул на удаляющегося немца, — вряд ли носятся за границей в поисках приключений и наверняка занимаются родовыми делами и имуществом.       Лестрейндж закатил глаза и, как Эйвери любил всегда делать, скрестил руки на груди, вперившись в тёмные глаза собеседнику.       — Мне скоро начнёт казаться, что ты собираешься вышвырнуть меня.       — Но пока ещё не кажется, верно? — ровным тоном отозвался Том, посмотрев на приятеля, и показал насмешливую улыбку, затем устало опустил веки и сменил улыбку на более расслабленную. — Успокойся, первым на очереди будет Долохов.       Лестрейндж и Розье засмеялись.       — Я протестую и согласен только на общее голосование, — воскликнул Антонин.       — Поверь, Тони, ты всё равно будешь вышвырнут единогласным мнением, — усмехнулся Фрэнк, хлопнув приятеля по плечу.       Тот игриво закусил губу и протестующе покачал головой.       — Чёрта с два вы справитесь без меня.       — Как же! Без тебя мы не смогли бы найти тот полуразваливающийся дом, в котором пришлось остановиться, — фыркнул Розье, покосившись на Антонина, который лишь закатил глаза, всем своим видом показывая, что он заколебал выделываться перед Томом.       Привычка Розье всегда находиться рядом с Риддлом и во всём поддерживать его была на корню привита ещё с ранних школьных лет. Антонин поначалу с любопытством наблюдал за отношением Адама к Тому, но в какой-то момент примерно осознав, что же паренька держит рядом с Риддлом, тут же запретил себе рассуждать об этом, с огромным желанием закрыв глаза на то, что его и остальных держит рядом с Томом. Пусть для каждого из них это останется тайной, ибо копаться в чужом болоте или грязном белье как-то до безобразия не хотелось. Антонин научился наплевательски относиться к фырканью Адама, носящегося как собачка подле Тома, и осуждению Джонатана, который готов был облить грязью любую плохую идею остальных, приняв вид знатока, к которому прислушивался даже сам Риддл. Были бы ещё у Эйвери амбиции и стремление, как у Тома, то, возможно, Антонин посчитал бы их кровными братьями, хотя двойняшки обычно всегда только поверхностно схожи друг с другом, а внутренний мир разделяет целая пропасть, на гранях которых оба поддерживают великолепный баланс.       — Прекрати, Адам, — спокойно остановил его Том и отвернулся от ребят. — Давайте домой.       Четверо тут же трансгрессировали из сада и оказались на обычной улице магловского квартала, усаженного непримечательными двухэтажными домами с огороженными лужайками. Один из таких домов на данный момент принадлежал им — там уже вовсю кружили два домовых эльфа, принадлежащих Розье, которые ещё вчера навели полный порядок в доме, до блеска вычистив все комнаты, а сегодня ждали на небольшой праздничный обед по окончании удачного выступления.       Ребята прошли к дому, зашли за ограду и подступили к входной двери. Антонин обернулся, чтобы бросить несколько защитных чар, затем догнал приятелей и оказался внутри, заваливаясь сразу же в гостиную, где должен быть накрыт стол.       — Мне срочно нужна еда, иначе я начну жрать Розье, если его домовики не накрыли на стол, — по пути проговорил он, на что услышал за спиной очередное фырканье.       В гостиной, к счастью, действительно всё было готово, а два домовых эльфа сидели на полу, свесив уши, с огромными выпученными глазами тревожно ожидая мнение своего хозяина. Однако хозяин даже не обратил на них внимания, прошагав к столу вслед за Антонином, занял место справа, где, он полагал, должен сесть Том, только тот почему-то направился к столу с другой стороны и присел рядом с Фрэнком, оставив место рядом с Розье пустовать. Идиотская привычка подмечать такие несущественные на вид, но существенные в целом детали сводила Антонина с ума. Глаза бы не видели этого Адама Розье, честное слово.       Антонин быстро расправил салфетку и, как зверь, накинулся на еду, краем глаза замечая, как Розье и Лестрейндж со всеми присущими им правилами этикета аккуратно положили в тарелку тосты и принялись есть. Правила дурного тона нравились Антонину — он был экспертом в этих вещах.       Том, в свою очередь, не спешил хвататься за тарелку, а задумчиво уставился на свою ладонь, держащую столовый нож, и поджал губы, превратив их в почти невидную полоску. Быстро насытив свой желудок, Антонин повернулся к другу и обратился:       — В чём дело?       Том поднял взгляд и исподлобья посмотрел в ответ, затем выпрямился и задумчиво произнёс:       — Думаешь, это всё-таки не хитрый ход со стороны Министерства? Они вычислили каждого из вас.       Адам и Фрэнк прекратили есть, их приборы замерли в руках.       — Полагаю, нет. Той девчонке действительно стало не по себе, — немного подумав, отозвался Антонин.       — К счастью, она не сорвала твою речь, — заметил Фрэнк, глянув на Тома.       Тот почти незаметно кивнул, но продолжил смотреть на Антонина с задумчивым видом, словно ожидая каких-то слов.       — Она британка, по словам мисс Руквуд, прибыла на твоё выступление и, как я понял, одна.       — Руквуд сказал, что недавно ей довелось пережить огромный магический выброс, — утвердительно произнёс Том, ожидая продолжения мыслей Долохова, на что тот отодвинул от себя тарелку и мельком взглянул на Адама и Фрэнка.       — Тебя тоже заинтриговало... э-э-э... ощущение от этого?       — О чём вы? — тут же вступил в разговор Адам, нахмурившись.       — Покажи мне хоть одного из тех, кто видел её и не был заинтригован, — серьёзно отозвался Том без намёка на смех.       Антонин задумчиво склонил голову вбок и посмотрел на вычищенную до блеска поверхность стола.       — Не знаю, Том. Я подобного не встречал, — наконец качнул он головой. — Но то, что она сотворила с собой, оставляет право быть в ошеломлении и странном предчувствии чего-то реально ужасного. Или, может быть, отвратительного.       — Эй, ребята, — окликнул их Фрэнк, сидя с таким же ничего не понимающим видом, как и Адам. — Вы про ту девушку говорите? Что с ней не так?       — Если доведётся увидеть — поймешь, — коротко ответил Том, глянув на него, затем снова перевёл взгляд на Антонина. — Когда вернётся Джонатан, отправь сразу ко мне — любопытно узнать и об этом поподробнее.       Риддл поднялся из-за стола, так и не прикоснувшись к еде, и вышел из гостиной.       — Антонин? — обратился к нему Фрэнк, ожидая хотя бы от него объяснений.       — Та девчонка, кажется, перебаловалась тёмными искусствами, что от неё разит какой-то дрянью за милю.       — Я лично ничего не почувствовал, — пожал плечами Адам, потеряв интерес к услышанному.       — Ты просто ей не смотрел в глаза, — хмыкнул Антонин и откинулся на спинку стула, носком упираясь о ножку стола, чтобы покачнуться.       Адам покачал головой и молча продолжил обедать, а Фрэнк, наоборот, заинтересованно повернулся к Антонину.       — А что с её глазами?       — Ну-у... они такие чёрные, совсем неестественные, смотришь на них, а появляется ощущение, словно тут же тебя окружает тьма и хрен ты из неё выберешься.       — Прямо так? — с ноткой недоверия переспросил Фрэнк.       — Не веришь — иди, у Тома спроси. Не думаю, что его бы так озадачило это, если бы оно не стоило его внимания, — пожал плечами Антонин и перестал балансировать на двух ножках стула, поднялся из-за стола и отбросил от себя салфетку. — Вернётся Эйвери, и мне сообщите об этом.       Он вышел из гостиной и направился на второй этаж, в свою комнату, после чего, оказавшись там, плотно прижал дверь, вытянулся, хрустнув костями, и принялся снимать с себя пальто. Пальцы что-то зацепили во внутреннем кармане, и только сейчас Антонин вспомнил, что в момент, когда Том почему-то потерял сознание, рухнув на одной из аллей сада, где по счастливой случайности сам направлялся к площади, он нашёл кое-что интересное. Тогда на глаза попались мятые пергаменты, которые Антонин тут же подобрал с земли, чтобы ветер не утащил их, но как только увидел на одном из них жирную надпись, выведенную почерком Риддла, замер, чтобы прочитать. Странно, но написанное гласило о том, что Антонину категорически не следует говорить об этом Тому и забрать пергаменты себе для дальнейшего изучения, из-за чего он так и поступил: быстро убрал найденное во внутренний карман пальто и принялся приводить в чувство Тома.       Сейчас он вытащил пергаменты и со странной смесью чувств смотрел на них. Надпись, оставленная Риддлом, так и кричала расправить сложенные пергаменты и углубиться в чтение.       Антонин был, скорее, нетерпеливым, чем любопытным, потому, раз Эйвери пока не вернулся домой, можно было уделить этим записулькам внимание. Он разложил стопку пергаментов на столе, небрежно распрямляя загнутые и потрепанные временем уголки, взял самый первый лист и принялся читать.       Через первые десять минут прочтения комнату наполнил озорной смех, а в голову устремилась мысль, что Том слишком старательно скрывал в себе талант тонко надсмехаться над другими. Антонин отвлёкся, достал сигарету и, в очередной раз наплевав на договорённость, что в доме никто из ребят не курит, поджёг огоньком кончик и втянулся густым дымом, падая на стул, выпуская из рук пергамент и хватая следующий.       Написанное в нём показалось ещё смешнее, чем в предыдущем листе, только неизвестно, какие силы остановили Антонина не подскочить к Риддлу в комнату и не поорать ему за интересную идею: столкнуть юного себя с версией будущего, которая превратилась в тёмного волшебника и творила чудные вещи, например, как гоняться за каким-то малолетним пареньком на протяжении нескольких лет, из-за которого Том лишился тела (чего-чего?) и сгинул с земли, оставаясь каким-то духом — ничего непонятно, но очень смешно и интересно. А образ лысого змееподобного монстрика с красными глазищами, вместо носа у которого были щелки (благо, что не какие-то жабры, а то Антонин свалился бы со стула, что, возможно, послужило бы началом отвыкания от привычки покачиваться на двух ножках, упираясь носком о ножку стола), совсем вызвал в нём безудержный смех, и он случайно выронил сигарету из пальцев, после чего наклонился, чтобы поднять с пола и бросить в цветочный горшок с землей — не загорится, проверено сотню раз.       В третьем пергаменте Антонин сквозь смех выгибал бровь при прочтении описания самого себя. Вряд ли он представлял себя в будущем зеком, который будет в заключении, по меньшей мере, лет десять, но, учитывая, как лихо описал Том будущего себя, то не посмеяться во всю мочь над своей версией мужичка-заключённого было бы грешно. Он закурил вторую сигарету, провёл ладонью по вылезающей щетине, заставляя мышцы лица расслабиться после смеха, тяжело вздохнул, переводя дух, и уставился в стену, на время отложив третий пергамент.       Итак, Том написал, как попал в какую-то петлю, из которой нужно найти выход. Он полагал, что это шанс на исправление себя, и кто, как не Антонин, поможет ему в этом деле? Звучало забавно, учитывая, каким описал себя Том в будущем, а в третьем пергаменте появилось представление и об Антонине. Попахивает скрытым талантом Тома не только веселить, но и вести детективную интригу. И вообще — что это? Мемуары, которые Риддлу просто неловко было всучить ему лично в руки на прочтение и оценку?       Антонин громко засмеялся от своих мыслей и закинул ноги на стол, снова отклоняясь на спинке стула, заставляя его пошатываться на двух ножках. Он обратно привлёк к себе недочитанный пергамент и принялся изучать писульки дальше, как вдруг спустя несколько минут чтения замер, и улыбка на его лице погасла при виде имени, которое было выведено жирнее, чем весь текст.       «...Я, кажется, стал понимать, что ключевую роль во всём происходящем играет ещё и Гермиона Грейнджер.»       Перед глазами предстала сама мисс Гермиона Грейнджер, которую мисс Руквуд звала по имени, когда та шмякнулась на площади сегодняшним утром. Взгляд её обсидиановых, наполненных тьмой глаз ярко отразился в воображении, из-за чего Антонин невольно почувствовал где-то глубоко внутри отблеск зарождающегося необъяснимого страха, потому заёрзал на стуле, опуская ноги со стола, и выпрямился, склоняясь над пергаментом и туша окурок в земле горшка.       Упоминание мисс Грейнджер уже не казалось смешным, потому в голову просочились два варианта: либо Том старательно скрывал, что знает эту девушку (хотя откуда ему её знать?), либо он ни черта не понимает из того, что описано почерком Риддла, а то, что это был его почерк, Антонин нисколько не сомневался. Разум отодвинул остатки смеха куда-то за задворки сознания, переключив себя на искателя информации и опытного сыщика с хорошо заточенным глазом подмечать несущественные детали. Он полностью прочитал всё содержимое пергамента, затем ещё раз и ещё, после чего вернулся к первым двум, чтобы вычитать из них информацию и осознать уже под другим углом и без смеха.       Наконец он поднял голову и посмотрел в зашторенное тюлем окно, рассеянным взглядом обвёл густое мрачное небо, заволакивающее дома Берлина, как вдруг резко подскочил, достал палочку и принялся тыкать на пергаменты, шепча заклинания.       На них абсолютно ничего.       Никакой магии на них не было, почерк никто не подделывал, и это действительно писал Риддл.       Нервно проведя пальцами по лицу, Антонин обратно опустился на стул и, сдвинув брови, резко схватил четвёртый пергамент, случайно небрежно измяв его. Глаза бегло принялись изучать написанное, в то время как губы с каждым прочитанным предложением шире приоткрывались, пока не сложились в трубочку, как вдруг Антонин опять подскочил со стула и тут же направился к выходу из комнаты. Его ладонь схватилась за дверную ручку, но неожиданно он замер на месте, медленно обернулся к столу с разложенными пергаментами и быстро проскочил к нему назад, хватая, тем самым сминая все записи, а после снова направился к двери и прикоснулся к ручке. Замерев, прежде чем открыть, Антонин задумался.       Он не имел представления, что в его руках, откуда это появилось рядом с Томом, который в тот момент валялся без сознания, и как на всём этом оказался почерк Риддла, но история, отражённая в четвёртом пергаменте, которая начинается сразу же с Гермионы Грейнджер — ученицы шестого курса факультета Гриффиндор в 1997 году, — была слишком странной и какой-то нереальной. Неужели всё описанное может быть правдой?       Он разделялся между желанием завалиться в комнату Тома, выложить ему на стол пергаменты и, наоборот, закрыться в своих стенах и продолжить разбираться во всём самостоятельно. Всё было похоже на какую-то злую шутку, но тонкое чутьё на авантюры и ловушки говорило ему, что во всём этом нет ни капли лжи. Поэтому, до сих пор держа дверную ручку, не поворачивая её, он простоял в колебаниях не меньше минуты, и, уже решившись на один из вариантов, принялся аккуратнее складывать кипу бумаг для дальнейших действий, как вдруг в дверь постучали, а за ней раздался голос Фрэнка:       — Тони, вернулся Джонатан!       Антонин отпрянул от двери как от огня, бегло осмотрел свою комнату, быстро подбежал к попавшейся на глаза прикроватной тумбочке, открыл её, без разбора запихал туда пергаменты и выпрямился со словами:       — Уже иду!       Пнув ногой дверцу шкафчика, Антонин закрыл её, ещё раз плотнее прижал ногой, проверяя, чтобы ничего не вывалилось, машинально коснулся манжет рубашки и, вздохнув, направился к выходу из комнаты.       В гостиной уже собрались все, заняв места за столом, на котором стояла лишь вазочка с любимыми конфетами Антонина, однако он в этот раз по привычке не схватился за одну из них, а как-то взволнованно прошёл на своё место, сел между Фрэнком и Адамом и уставился на напротив сидящего Джонатана.       Ни от кого не скрылось, что тот появился в странном расположении духа, только Адам и Джонатан это проигнорировали, Том лишь окинул его пристальным взглядом, а вот Фрэнк поинтересовался:       — Ты из окна выпрыгивал и снова залезал?       — Аж два раза, — выпалил со смешком он и невольно с нервозом потёр ладони, заметив, как на это обратил внимание Риддл, потому тут же опустил их под стол и замер, продолжив: — Ну что? Я ничего не пропустил?       — Только собрались, — отозвался Адам, со скучающим видом бросив взгляд на вазочку с конфетами, словно раздумывая, взять или не стоит, а после бегло посмотрел на Тома и остановил взор на Эйвери.       — Отлично, тогда гласи, Джо, — с ноткой веселья отозвался Антонин, пытаясь вести себя как обычно, да только снова поймал ещё один непроницаемый взгляд Тома.       — В общем, я выяснил, где живут Руквуды, — заговорил Джонатан, распахивая края плаща и доставая из кармана кремового жилета небольшой клочок бумаги с записанным адресом, и протянул его справа сидящему Риддлу. — У них довольно большой дом, находится рядом с центром города. Там магический райончик неподалёку, но живут среди маглов. В доме три этажа, точно есть несколько домовых эльфов. Защитных заклинаний как таковых нет, разве что маглоотталкивающие и против тёмных чар, а также сигналка на появление гостей...       — Тебя заметили? — тут же оборвал Том, хоть и знал заранее ответ — Джонатан умело избегал сигнальных чар, за версту чуя преграждающие заклинания и мастерски вышагивая по черте защищённой территории, что позволяло ему присутствовать на границе и распознавать чары, в то же время оставаться незамеченным, словно там его и не было.       Эйвери выразительно посмотрел на Риддла, скосив на него глаза, и, почти не шевеля губами, отозвался:       — Нет.       Затем Джонатан закусил губу, опустив взгляд перед собой, с довольством откинулся на спинку стула и, не поднимая глаз, деловито продолжил:       — Там ещё стоят чары неслышимости, но слабые, потому что приглушённые голоса всё-таки раздавались. Мисс Руквуд что-то кричала то ли брату, то ли эльфам. Разобрать толком ничего не удалось, но, полагаю, при всём желании, если запастить необходимыми примочками, можно. Я пронаблюдал за домом некоторое время и пришёл к выводу, что там не поставлен антитрансгрессионый барьер — не знаю, почему. Может быть, кого-то ждут, но за два часа никто не появился.       — Может быть, просто забыли? — предположил Адам.       — Он аврор, Розье. Ты хоть понимаешь, как глупо это звучит? — отозвался Фрэнк, хмурясь.       — Что-то я не заметил в действии его прекрасный навык защищать дом, как аврор, — съязвил тот, брезгливо выгнув губу и отрешённо посмотрев на Лестрейнджа.       — Остаётся один вариант, — спокойно вступил в разговор Том, задумчиво разглядывая поверхность стола. — Мистер Руквуд рассчитывал, что за ним будет слежка, потому не стал препятствовать обнаружению себя, в то время как это поможет обнаружить ему нас.       — А не рискованно ли это с его стороны? — недоверчиво отозвался Адам, посмотрев на Риддла.       — Не думаю, — тут же отозвался Антонин и по привычке начал качаться на стуле. — Я уверен, что он прекрасно даёт отчёт тому, что его рано или поздно вычислят, и если этому суждено случиться, то он просто наоборот решил воспользоваться шансом и узнать, кто преследует его.       — По твоей логике уже становится очевидным, что это мы! — поморщился Розье.       — Не факт, — покачал головой Том, ответив на взгляд Адама. — Его могут преследовать бывшие сторонники Гриндевальда. Мисс Руквуд слишком была болтливой на эту тему, так что её брат опасается, в первую очередь, мщения. Ему нет дела до нас. Для него мы кучка британцев, которые появились в городе пару дней назад и провели небольшое мероприятие в поисках единомышленников.       — Тогда почему бы ему не поставить заклятие хранителя дома? — не понимал Фрэнк, сдвинув брови к переносице ещё сильнее.       — Это значит, что Руквуды ни с кем не дружат и в целом ведут скрытный образ жизни, — выразил свои умозаключения Эйвери, склонив голову вбок, из-за чего копна соломенных волос спала ему на лицо. — Им некому доверить свой дом.       — К тому же, Том, ты говорил, что мисс Руквуд, судя по всему, страдает нехваткой общения. Иначе на какой чёрт она тебе всё разболтала? — подал голос Адам.       — Ну знаешь ли, в случае Тома я бы не сказал, что это единственная причина, по которой та ему всё выложила, — усмехнулся Антонин, снова покачнувшись на стуле, а затем с глухим стуком опустил его четырьмя ножками на пол и выпрямился, расправляя плечи.       Бросив озорной взгляд на Тома, Фрэнк засмеялся, поддержав тем самым высказывание Антонина, на что Риддл переглянулся с Эйвери, и оба слабо улыбнулись друг другу и мельком посмотрели на Долохова, едва не закатив глаза.       — Что-нибудь ещё есть? — тем временем спросил Адам, словно игнорируя последние десять секунд раздавшихся смешков.       Эйвери посерьёзнел и снова посмотрел перед собой, заговорив:       — Больше ничего. На границе с их территорией я поставил сигналку, чтобы знать, когда кто-то приходит или уходит.       — Хорошо, — кивнул Том и поймал взгляд Джонатана. — Тогда предлагаю затаиться до пятницы, чтобы мистер Руквуд не налетел случайно на нас. После ужина у того немца снова возьмёмся за это дело.       — Какого немца? — нахмурился Джонатан.       — Мы в Берлине дольше, чем на неделю? — просиял Антонин.       Том с усмешкой посмотрел на него, но ничего не ответил, а лишь пояснил Эйвери:       — Пока тебя не было, в саду к нам подошёл какой-то местный аристократ, пригласил на ужин в эту пятницу — познакомиться поближе.       Джонатан понимающе кивнул и задумчиво опустил глаза, позволив одобрительной улыбке появиться на губах.       — Вечеринка в пятницу, а сегодня, между прочим, вторник. Том, ты обещал, что мы отметим удачное выступление в Берлине, — напомнил Антонин, склонив голову вбок и посмотрев на друга с хитринкой.       Том едва заметно нахмурился, поднял на него пустой взгляд, однако с ноткой усталости отозвался:       — У тебя есть пять секунд определиться с местом, куда мы пойдём, иначе будем считать, что ты упустил свой шанс, Тони.       — А я всё придумал, — лукаво улыбнулся тот, даже не обратив внимание на то, как Адам громко фыркнул, выражая несогласие. — В центре есть магический переулок: там десятки пабов, странных заведений с музыкой и даже бордель. Если не хочешь, то можем в более элитную кафешку завалиться, посидим, ножами о бокалы побьём...       — Что я слышу? — поморщился Джонатан и усмехнулся. — Ты и ресторан? Ты какой-то странный сегодня, Тони.       — Не беспокойся, Джо, это просто на случай, если одна брезгливая морда откажется завалиться в паб, — отозвался Антонин и покосился на Адама, который тут же скривился и снова фыркнул.       — Очень любезно с твоей стороны, Тони, побеспокоиться обо мне, — съязвил он и смахнул упавшую на брови светлую чёлку, которую обычно зализывал назад.       — Можем сходить в карточный дом, — предложил Фрэнк. — Покурим сигары...       — Ты хочешь, чтобы Розье опять все деньги просрал? — усмехнулся Антонин и покачал головой. — Я бы и сам с удовольствием, но Адам точно подметил, как я беспокоюсь о нём.       — Пошёл к чёрту, ублюдок! — насмешливо прошипел Розье и перевёл взгляд на Тома, который исподлобья наблюдал за перебранкой ребят со слабой улыбкой на губах.       Антонин и Фрэнк громко засмеялись, и, когда они наконец успокоились, Джонатан сквозь такую же слабую улыбку выразил мысль:       — Давайте просто сходим в паб, выпьем ту самую э-э... водку, которую нахваливал Тони, а там уже решим, чем занять себя дальше.       — Отлично, — согласился Риддл, поднимаясь из-за стола, и взмахнул плащом, перебрасывая через плечи, чтобы натянуть на себя.       Остальные также поднялись на ноги и засуетились, устремившись к выходу из дома. Оказавшись на улице, где их встретил мелкий дождь, затянувшийся уже чёрт его знает на сколько часов, Антонин протянул руку ладонью вниз, ребята прикоснулись к нему, и он утащил их в центр города, где начинался магический квартал — прекрасное место для тех, кто любил отдохнуть на широкую ногу. Здесь всё пестрило неоновыми вывесками кабаков и баров, странного содержания магазинов, на витринах которых были разложены какие-то странные пёстрые наряды и маски с прорезями для глаз, кругом взрывались иллюзорные цветные фейрверки, а в конце оживлённого переулка сверкала вывеска, на которой была изображена рулетка казино и прыгающий по лункам шар. Антонин пришёл в восторг от вытянутых лиц приятелей, которые бегло осмотрелись по сторонам, примечая веселящихся прохожих, совсем не обращающих на них никакого внимания.       — Тони, ты ничего не перепутал? Это точно центр магического Берлина? — неуверенно поинтересовался Фрэнк, однако на его губах расцвела улыбка, которую он тут же попытался скрыть.       — Ну-у... почти, — протянул Антонин, завороженно посмотрев на открытую дверь двухэтажного заведения, возле входа в которое стояла блондинка с украшенным серебристыми блёстками лицом, сверкающими во мраке, а сзади у неё торчали пушистые белые крылья, приветливо махнувшие ему.       — И... куда пойдём? — выразил общую мысль Адам, также посмотрев на блондинку, которая подмигнула ему, чем вызвала на его лице загадочную улыбку.       — Кажется, мы собирались в паб, — отозвался Джонатан, посмотрев на Антонина и Адама, которые едва отвели взгляд от блондинки.       — Да? Ладно, — как-то глухо отозвался Антонин и посмотрел в другую сторону. — Как насчёт вот этого заведения?       Четверо посмотрели, куда указывал он, и Том, нахмурившись, отозвался:       — Мне не нравится. Лучше прогуляемся дальше.       Они направились вперёд по переулку, бегло оглядывая заведения, которые уже наполовину были забиты волшебниками, пока Риддл не остановился напротив входа в кабак, откуда вываливался тяжёлый, но сладко пахнущий антрацитовый дым, в гущах которого сверкали как молнии яркие разноцветные неоновые вспышки.       — Что это? — заинтересованно спросил Фрэнк, подходя ко входу и пытаясь зацепить в ладони сверкающий плотный дым, который ловко обтекал препятствие и направлялся дальше к улице.       — Не знаю, — протянул Джонатан, также заинтересовавшись увиденным. — Похоже на иллюзорную визуализацию грозы без дождя.       — Цветной грозы, — улыбнулся Антонин, подходя к Фрэнку и также пытаясь зацепить неуловимый дым, клубы которого сверкнули ярким розовым цветом и устремились дальше мимо него.       — Мне нравится, — улыбнулся Адам и поравнялся с Томом, заглядывая в тёмные глаза, ожидая его решения.       Том как-то свысока посмотрел на Розье, который, к слову, точно был на полголовы его ниже, затем уверенно шагнул к ребятам, и вместе они зашли в заведение. Дыма здесь было куда больше, чем они полагали: всё помещение клубило сверкающими вспышками, подобными молниям, а густой антрацитовый туман обволакивал всё находящееся внутри, что даже сам бар с его работником они не сразу смогли различить. Пройдя к нему, Антонин по-немецки заговорил:       — Извините, где мы можем расположиться?       Молодой волшебник резко обернулся на посетителей и приветливо улыбнулся:       — Где вам угодно, господин. Позвольте, я покажу вам самые лучшие места.       Антонин обернулся на ребят и махнул им рукой, увлекая за собой. Работник бара проводил их к другой стороне заведения, где были расположены мягкие тёмно-бордовые диванчики, расставленные у каждого стола, половина из которых уже была занята. Фрэнк указал на тот, что находился в самом углу, а рядом располагалось затуманенное, будто запотевшее окно, время от времени мигающее красными, синими и изумрудными вспышками. Волшебник проводил их до выбранного места, пододвинул карты меню и удалился, сообщив, что эльфы, прислуживающие здесь, ожидают их сигнала.       Антонин тут же плюхнулся на диванчик, заняв его наполовину, рядом с ним устроился Фрэнк, снимая с себя дорожный плащ и поправляя воротник рубашки, а напротив расположились Том и Джонатан, медленно повторяющие действия Фрэнка. Адам поджал губы, обернувшись на зал, и неторопливо прошёл к мягкому креслу, расположенному между Антонином и Томом.       — Итак, думаю, все единогласно собрались пробовать водку? — оживился Антонин, притянув к себе алкогольную карту.       — Валяй, — расслабленно согласился Фрэнк, склонив голову вбок, и запустил ладонь в карман, доставая оттуда портсигар, после чего открывая его и ставя на стол.       — Когда ты успел? — поинтересовался Антонин, взглянув на сигары поверх меню.       — Ещё в Тиране купил. Меньше на девчонок заглядываться надо было, Долохов, — усмехнулся Лестрейндж, взяв одну сигару.       — Тебе здесь дыма мало? — поморщился Адам, проследив за тем, как тот приложил сигару к губам и поджёг её.       Вдруг перед Антонином ярко сверкнула маленькая синяя молния, отчего он вздрогнул и издал смешок.       — Блядь, — выругался он по-русски, и заметивший эту вспышку сидящий напротив Джонатан засмеялся.       — А здесь довольно интересно, — протянул он, откинувшись на спинку дивана, с довольством глядя на Антонина сквозь сверкающий время от времени туман.       — Будет интересно, когда ты нажрёшься водки, вот тогда буду смеяться я, — лукаво сверкнув глазами, отозвался тот, отмахнув от себя густое облако, которое уже приготовилось снова озариться цветной вспышкой.       Том протянул руку к столу и нажал на звоночек, который нисколько не нарушил воцарившуюся на мгновение тишину, однако перед ними тут же появился домовой эльф с бантиком на шее и низко поклонился.       — Слушаюсь вас, господа, — по-немецки проскрежетал он, отчего все глянули на Антонина, который единственный из них более-менее разговаривал на этом языке.       Эйвери был не в счёт — хоть он и знал много выражений по-немецки и даже речь относительно неплохо понимал, но связать ответ в логичное предложение не мог. Или не старался.       — Водку нам, бутылки две давай, — растягивая слова, небрежно отозвался Антонин, затем вытянул ноги и спросил: — Что есть на закуску?       — Если господин хочет отдохнуть хорошо, то есть русские блюда. Если господин хочет удивить чем-то своих друзей, то может выбрать «Закуски адского пламени», — с поклоном отозвался эльф.       — Что это за закуски такие?       — Острая нарезка из разных видов мяса с зеленью. Превосходная закуска под водку, господин.       — Давай эту нарезку, — вступил в разговор Джонатан, который прекрасно понял, о чём говорил эльф.       — Давай, тащи эту нарезку. Больше ничего не нужно пока.       — Как скажете, господин, — поклонился эльф и исчез.       Буквально через минуту на их столах появились тарелки и два блюда из разных сортов мяса, рядом с каждым образовались высокие рюмки, а по центру стола уже стоял большой графин с прозрачной жидкостью.       — По-моему, Тони, тебя надул эльф, — усмехнулся Фрэнк, глядя на графин, наполненный, казалось, водой.       — Смейся-смейся, дорогой, — усмехнулся Антонин, протягивая руку к графину, чтобы снять стеклянный колпачок и разлить содержимое друзьям.       Под пристальным взглядом всех собравшихся он наполнил рюмки до краёв, поймал презрительный взгляд Розье и тут же отозвался:       — Водку пьют полными рюмками. Забудь про этикет — он не для этого напитка.       Том и Джонатан, как по сигналу, бросили взгляд на Адама, а на их губах прояснилась насмешливая улыбка.       — Откуда водка в Германии? — задался вопросом Розье, предпочитая не обращать внимание на ребят.       — Тут полно русских, ты только оглянись. Думаешь, они тут не осели после военных действий? — весело отозвался Антонин, закрывая графин и ставя его на стол.       — Я удивлён, что в такое время ещё кто-то развлекается, — заметил Фрэнк, поднося рюмку к лицу, чтобы ощутить запах, но тут же отпрянул. — Что за чёрт?       Антонин рассмеялся и воскликнул:       — Это не вино, чтобы вдыхать его пары!       — Мне уже не нравится эта идея — пить водку, — заметил Розье, устремив отрешённый взгляд на свою рюмку.       — Перестань вести себя как девчонка, неженка ты наша, — насмешливо отозвался Антонин, после чего с Фрэнком на пару захохотали во весь голос.       — Ублюдок, — закатив глаза, произнёс Розье и швырнул карту меню в Антонина, который мгновенно выставил перед собой ладони, отмахнувшись от летящей карты.       Адам посмотрел на Тома, затем опустил голову и пристально начал вглядываться в прозрачную жидкость.       — Ладно, первый тост от меня, — успокоившись, заговорил Антонин, поднимая рюмку. — За твоё удачное выступление, Том.       Волшебники выпрямились, подняв рюмки, и чокнулись, затем ребята проследили, как Антонин мгновенно влил в себя водку, почти не касаясь края, и слабо поморщился, тяжело вздохнув.       — Кажется, хорошая, — хрипло сообщил он, и остальные последовали его примеру.       Фрэнк стойко вынес обжигающий привкус, в то время как Адам сильно поморщился и буквально откинул от себя пустую рюмку, что покатилась по столу и врезалась в мясную тарелку.       — Чёрт бы тебя побрал, Розье, — выругался Антонин, зацепив вилкой тоненько нарезанную буженину, и кинул в его тарелку. — Закуси.       Тот тут же вцепился в неё вилкой и заглотил кусок, перебивающий привкус.       — Пить нужно в горло, а не как ты — на язык.       — Иди к чёрту, — подавленно отозвался Розье и стащил с тарелки ещё кусок буженины.       Антонин закатил глаза и озорно посмотрел на напротив сидящих Тома и Эйвери, которые молча потянулись за зажаренной говядиной, усыпанной зеленью.       — Ну как? — воодушевлённо поинтересовался Антонин, даря всем заговорщическую улыбку.       — Напоминает бренди, не удивил, — сухо отозвался Джонатан и закинул кусок говядины в рот.       — Тогда между первой и второй не должен быть долгий перерыв, — лукаво улыбнулся тот, снова принявшись разливать водку. — Нашей принцессе подлить ещё водочки?       Адам снова схватился в меню, лежащее уже возле Тома, и швырнул в Антонина, но тот лишь захохотал, поднял рюмку Розье и первому налил, после чего тот тут же схватил рюмку и приготовился выпить.       — У меня более изысканный вкус, чем у тебя, шолопай, так что я бы на твоём месте не гордился собой, — фыркнул Адам и тут же опрокинул в себя жидкость.       Том вскинул в удивлении брови, пронаблюдав, как тот залпом осушил в одну секунду рюмку и даже не стал закусывать.       — Я бы на твоём месте так не делал, дорогой, — с насмешкой и изумлением отозвался Антонин, бросив взгляд на пустую рюмку Розье.       — Без тебя разберусь, папаша, — фыркнул тот и усмехнулся.       Антонин пожал плечами, словно говоря, что предупредил, затем наполнил рюмку Фрэнку и себе. Четверо выпили, но тоже не стали закусывать, после чего Том оттолкнулся от спинки дивана и потянулся за сигарой, отмахнув от себя приближающуюся изумрудную вспышку тумана.       — Джо, ты видел девчонку, что нес Августус? — вдруг заговорил он, выпустив густой дым изо рта.       — Мельком. Она так и не пришла в себя, пока я там был, — ответил тот, переводя всё внимание на приятеля.       — Августус сказал, что у неё был сильный выброс волшебства. Кстати, ты не знаешь, как её зовут? Не слышал, может быть, имя?       Антонин метнул взгляд на Тома, и радость в одну секунду испарилась с лица.       — Мисс Руквуд называла её Грейнджер. Гермиона Грейнджер, — ответил Антонин и потянулся за сигарой, не сводя пристального взгляда с задумчивого лица Риддла.       Тот кивнул, но ничего не сказал на это, однако Антонин заметил, как он погрузился в какие-то думы, рассеянно вглядываясь в клубы сигаретного дыма, перемешивающегося с антрацитовым туманом.       — Ты хочешь выяснить, кто она такая? — бесцветным голосом спросил Антонин, сощурив глаза.       Риддл как-то лениво покачал головой, тряхнув тёмными волнами, спавшими на глаза, снова занятнулся сигарой и выпустил струю дыма, внимательно вглядываясь в неё.       Антонин нахмурился, украдкой поглядывая за другом, и почувствовал, как в грудной клетке что-то свернулось в клубочек и стало теснить все органы, вызывая ощущение подавленности, за которым последовал по пятам уже ранее знакомый оттенок страха. Что за чёрт, блядь?       Перед глазами встали те самые пергаменты со странным и даже нереальным содержанием, а жирно выведенное почерком Риддла имя, которое тот сам только что узнал от Антонина, стало мерещиться в клубах тумана.       — Выпьем, — резко произнёс Антонин, потянувшись за графином и отмахиваясь от захвативших за глотку мыслей, как от назойливой мухи.       Фрэнк и Джонатан о чём-то заговорили, пока он разливал всем водку, затем все пятеро выпили, и к их беседе подключился Адам, уже растягивая слова от ударившего в голову алкоголя. Посмотрев на Тома, который так же не вступал в разговор, Антонин подпёр голову и задумался над тем, что тот действительно ничего не знает об этой Гермионе Грейнджер. Для него она тоже была загадкой, которая зачем-то схватила разум в цепкие объятия и не собиралась отпускать. Неизвестно, что именно взволновало так Риддла, но Антонина до неприятного скрежета в грудной клетке от несвойственной ему подавленности взбудоражило содержание написанного и изложенная история Тома, который не шибко-то и вежливо обращался с мисс Грейнджер, которая, вроде как, какой-то ключ к выходу из какой-то временной петли, уходящей аж в 90-е годы существования мира. И если это петля, то откуда здесь вообще взялась мисс Грейнджер, которая должна быть в 1997 году?       Чёрт, там ещё минимум десять пергаментов, которые нужно изучить!       Они выпили ещё несколько раз, как вдруг Фрэнк повернулся к Антонину, отпрянув от стола, и окосевшими глазами завороженно посмотрел на него, обратившись:       — Ты чего такой притихший?       Четверо пар глаз уставились на него, и Антонин потянулся за сигарой, отвечая:       — Да вот, размышляю над тем, что не хватает музыки.       — По-моему, водка ввела тебя в сентиментальные порывы, — захихикал Розье, смахнув упавшую чёлку назад.       — А тебя превратила в дикаря, — хмыкнул Антонин, бросив на него лукавый взгляд.       — Бро-ось, То-они, — растягивая гласные, протянул Адам, откинувшись на спинку кресла, — мы знаем, среди нас только один дикарь.       — В данный момент это преимущественно ты. Ты себя в зеркало видел?       Адам медленно выпрямился, очевидно, озадачившись над тем, как он выглядит, затем машинально запустил пальцы в волосы и разгладил причёску.       — Расслабься, друг, я пошутил, — добродушно добавил Антонин, на что получил в ответ усмешку.       Адам закатил глаза и снова плюхнулся на спинку кресла, устремив блуждающий взгляд на Тома, который даже не шелохнулся, игнорируя Розье, вперившись стеклянными от алкоголя глазами сквозь густой туман в Антонина.       — Мне кажется, ему больше не наливать, — заметил Джонатан сквозь насмешливую улыбку.       — Мне и так хорошо, — промурлыкал Адам, расслабляясь на мягкой поверхности кресла.       Ребята посмеялись, глядя на довольного Розье, затем Фрэнк оживился и схватился за графин.       — Ещё по одной?       Остальные согласно кивнули и спустя некоторое время осушили наполненные рюмки. Антонин почувствовал, как приятно закружилась от количества выпитого голова, а жгучая жидкость окончательно вскипятила все внутренности, согревая до кончиков пальцев. Он лениво повернул голову к напротив сидящему Риддлу и легко задал вертящийся всё время на языке вопрос:       — Почему она не даёт тебе покоя, Том?       Тот перевёл на него ошалевший от выпитого взор, приподнял одну бровь и медленно моргнул, не дрогнув даже губами.       — О чём ты? — наконец отозвался он.       — О мисс Грейнджер.       Сидящий рядом с ним Джонатан поближе притянулся к столу, навострив уши, готовясь улавливать каждое слово.       — Не могу понять, что с ней не так, — лениво отозвался Том, сквозь туман взглянув на тёмную поверхность стола. — Меня беспокоит, что она сейчас у Руквуда, и как её присутствие может отразиться на моих планах. Очевидно, что она задержится у них на несколько дней, раз ты говоришь, что она в Берлине одна, но если до конца недели они не вышвырнут её, то придётся что-то менять.       — И только это тебя беспокоит? — уточнил Антонин.       — А тебя что-то ещё беспокоит? — легко поинтересовался Том, однако взгляд его превратился в сканирующий.       Антонин посмотрел на полупустой графин и задумчиво отозвался:       — Ей на вид не больше чем нам, но тьма, которая вываливается из неё тоннами, как-то... не знаю я. Не могу забыть.       Он покачал головой, снова отмахиваясь от яркого образа взирающих на него чёрных глаз.       — Тебя это гложет? — с ноткой любопытства поинтересовался Том.       — Глаза бы мои не видели.       — А в чём дело? — влез в разговор Фрэнк и пьянючими глазами посмотрел на Антонина, усмехнувшись. — Тони влюбился с первого взгляда?       Это значительно разрядило обстановку, и все пятеро засмеялись.       — Ага, врагу не пожелал бы в такую влюбиться, — усмехнулся Антонин и опять потянулся за графином. — Блядь, видели бы вы её, может быть, я и не один такой был.       — Ну вы и интригуете, ребята, — с жаром отозвался Фрэнк, заёрзав. — Том, ты под таким же впечатлением?       Тот лениво обратил шальной взгляд на Лестрейнджа и, немного подумав, отозвался:       — Я понимаю, о чём говорит Антонин. Во всяком случае, это действительно впечатляет.       — Я могу узнать о ней поподробнее, — предложил Джонатан, до этого всё время молчавший и внимательно вслушивающийся в каждое слово.       Том посмотрел на рядом сидящего приятеля, некоторое время задумчиво молчал, затем с насмешливой улыбкой произнёс:       — Узнай, если другим интересно.       — Мне интересно, — тут же протянул Антонин и опрокинул в себя горючую жидкость. — Мне всё интересно.       — Ты точно не влюбился? — засмеялся Фрэнк.       Если бы ребята знали, почему ему интересно, то вряд ли смеялись, но хотя бы в этом Антонин им благодарен — смех действительно отгонял тот ворох воспоминаний о странных пергаментах, исписанных Риддлом.       — Ой, сейчас кто-то отхватит, — шутливо замахнулся Антонин картой меню на Фрэнка и треснул его в плечо.       Остальные засмеялись, наблюдая, как те начали драться, переходя на тяжёлые толчки и подзатыльники, пока Антонин наконец не выпрямился и не поправил взъерошенные волосы. Фрэнк последний раз пихнул его вбок и громко захохотал.       — Дикари, — протянул Адам, которого так размазало в кресле, что он с трудом держал веки полуоткрытыми, запрокинув голову назад.       — Спи, красавица, — со смешком отозвался Антонин и снова захихикал, потянувшись за графином.       — Ужасно осознавать, что ты чудовище, — промурлыкал Адам в ответ, и Фрэнк с Антонином засмеялись ещё громче. — Сотню раз уже обещал себе, что с вами никуда не пойду.       — В последний раз это было за карточным столом, когда ты профукал все наличные — я помню, — сдавленно сквозь смех проговорил Антонин, затем перевёл дыхание и осушил рюмку.       — Глаза бы мои тебя не видели, Долохов.       — А мои — тебя, — отпарировал тот.       — Вам не надоело? — закатил глаза Джонатан, скрестив руки на груди, однако на его тонких губах играла улыбка.       — Я перестану, когда он перестанет выделываться.       — А я перестану, когда он перестанет, — отозвался Адам и захихикал.       — Неисправимые идиоты, — шепнул Джонатан, покосившись на Тома, на губах которого тут же расцвела блуждающая улыбка.       — Полагаю, нужно заканчивать с этим, — наконец произнёс Том, расправляя плечи. — Отлично посидели, надеюсь, Антонин, ты доволен.       — Требую продолжение банкета дома! — тут же воскликнул он.       — Если ты хочешь надраться, то не представляю, что способно свалить тебя с ног, — усмехнулся Джонатан, потянувшись за своим плащом.       — Хм... — озадачился Антонин, посмотрев на густое облако, сверкнувшее фиолетовой молнией. — Наверное, ещё столько же водки.       — На меня тоже рассчитывай, — отозвался Фрэнк, поднявшись из-за стола и накидывая на себя верхнюю одежду.       — А вы, ребята? — поинтересовался Антонин, посмотрев на друзей напротив.       — Я пас, — тут же отозвался Джонатан, а Том только отрицательно качнул головой.       — Я точно не буду, — протянул Адам, тяжело поднимаясь на ноги.       — Тебе и не предлагают, красавчик, — со смешком отозвался Антонин. — Тебя дома ждёт мягкая постель.       — Ты такой заботливый, — покачнувшись, с сарказмом проговорил Розье, и чуть не споткнулся о стол, из-за чего Том мгновенно схватил того за плечи, помогая удержать равновесие. — И ты тоже, — мягко добавил он, выискивая ничего не видящим взглядом Риддла.       Антонин закатил глаза, глядя на эту картину маслом, все вышли из-за стола и направились к выходу. Эйвери отошёл от ребят и подошёл к бару, чтобы оплатить счёт, затем нагнал их уже на улице.       — Чёрт, Адам, когда ты перестанешь так надираться? — со смешком выругался Антонин, увидев, как того пошатнуло на Тома, из-за чего ему пришлось остановиться и придержать приятеля, чтобы он не навалился на него.       — Когда перестану общаться с тобой, Долохов, — промурлыкал Адам, полностью наваливаясь на Тома.       Антонин тут же подхватил друга за плечи, отцепляя от Риддла, перекинул руку Розье себе за спину и навалил его на себя, чтобы тот смог опираться, пока они подходили к месту для трансгрессии.       — Вечно тебя приходится тащить, — заплетающимся языком проговорил ему в ухо Антонин, теперь вместе с Розье на пару пошатываясь.       — Я тоже в восторге от нашей дружбы, друг, — весело протянул тот, из-за чего у остальных от изумления брови поползли на лоб — Адам никогда не был щедр на подобные признания, а тут что-то новенькое.       Антонин хмыкнул и добродушно улыбнулся. Хоть Розье и был сучарой, вечно выделывающейся перед Риддлом, но не лишён подобных чувств, что слетали сейчас с его заплетающегося языка.       Они подошли к борделю, возле которого вместо блондинки уже крутилась рыженькая ведьмочка, вчетвером коснулись Тома и расстворились в ночи.