***
Том покинул дом, отправляясь на кладбище покойного отца, где точно никто не сможет потревожить, достал серебряную монетку, которая была у каждого из ребят, и она тут же обожгла ему кожу, как, наверняка, и у других, тем самым призывая их. Наверное, впервые за пару лет после школы Том воспользовался их придуманным способом связи. Когда они называли себя Вальпургиевыми рыцарями, монеты были в карманах, чтобы по сигналу каждый узнавал о предстоящем собрании, на котором они изучали магию, экспериментировали с ней, погружались в истоки запрещённых тайн волшебства, желая быть всегда и во всём лучшими. Сейчас же Том надеялся на то, что каждый из них до сих пор хранит монету, а потому среагируют на призыв, слепо трансгрессируя к нему. И оправдание этой надежды не заставило себя долго ждать. На заснеженной тропинке у невысокой калитки, над которой возвышались несколько могильных плит, появился Розье, укутанный в тёплую, расшитую золотыми нитями мантию — он всегда надевал её, когда знал, что предстоит очень важная публичная встреча. Сейчас хоть и была встреча в очень узком кругу, но Адам наверняка намеренно подчеркнул её важность для него. Завидев возвышающуюся фигуру Тома у одной из могильных плит, он не успел что-либо произнести, как рядом появился Фрэнк, а после него Антонин. Каждый скользнул внимательным взглядом по месту, наверняка в удивлении, и Адам первым направился к Тому, чёрной величественной фигурой неподвижно стоящему в снегу у могилы. — Что случилось? — он выразил искреннюю обеспокоенность и замер напротив, выискивая во тьме вечера блеск в глазах. — Место ты, конечно, выбрал очень атмосферное, — протянул приближающийся Антонин и издал невесёлый смешок. — Это все? — пристально глядя на Тома, глухо уточнил Фрэнк, разделяющий обеспокоенность Адама. — Больше никому не раздавал приглашений, — с едва уловимой насмешкой произнёс Том и посмотрел на Антонина. — Джонатан не входит в список посвящённых? — удивился Адам, пряча ладони в карманах мантии. — Ах да, вы же не в курсе, что его до Рождества с нами не будет, — подавляюще спокойно отозвался Том, переведя взгляд на Розье. — Оставил мне предупреждение, чтобы не теряли. И ещё кое-что оставил, о чём мы сейчас поговорим. Его взгляд метнулся к Антонину, который вместо привычных насмешливых вставок поджал губы и молча уставился на него в ответ, постепенно опуская голову, из-за чего его взгляд исподлобья стал казаться тяжёлым и максимально сосредоточенным. Антонин уже предчувствовал, а может быть, явственно различал, о чём пойдёт речь, потому замер, как мышь, желающая не обнаружить себя, а может быть, как волк, готовящийся в нужный момент настигнуть и совершить нападение. В любом другом случае Том и сам бы затаился, словно волк, и с удовольствием посмотрел бы на то, как Антонин выкручивается — очевидно, Джонатан решил ни о чём не предупреждать его, тем самым явственно подчёркивая свою самостоятельность в решениях и выражая полное доверие Тому, — однако сейчас он преследовал другую цель: между ними не должно было остаться никаких тайн. — О чём речь? — нахмурился Фрэнк, замечая, как те неотрывно смотрят друг на друга. — Полагаю, о Грейнджер, — тихо произнёс Адам, скрещивая руки на груди. — Верно, — на выдохе согласился Том, наконец отводя взгляд от Долохова. — И не только. Расслабься, Антонин, — он снова со спокойствием посмотрел на него и доверчиво продолжил: — Да, я получил свои же пергаменты — вижу по твоим глазам, что догадался, как быстро Эйвери обвёл тебя вокруг пальца и сделал всё так, как посчитал нужным. Я вас собрал не для выяснения причин, а для того, чтобы теперь каждая тайна стала общей. Согласитесь, каждый из нас что-то скрывал от остальных. Может быть, самое время покончить с этим? Разве не это больше всего раздражает тебя, Адам? Том выдержал долгий взор на Антонине, после услышанного слегка стушевавшегося и полностью опустившего взгляд себе под ноги, а затем перевёл его на Адама, сощурившегося и посмотревшего так воодушевлённо, что внутри вызвало смех. — Я один ничего не понимаю, да? — с каким-то глубоким смирением тихо отозвался Фрэнк в затянувшейся тишине. — Видимо, да, — легко согласился Том и пошатнулся, чтобы плечом облокотиться на возвышающуюся могильную плиту. — Всё началось с того, что каждый из нас познакомился с Гермионой Грейнджер, а она оказалась не просто мимо проходящим человеком, а настоящим уникальным случаем, победившим пространство и время, представляете? Я верно говорю, Антонин? Тот поднял на него притуплённый взгляд и молча кивнул в согласии. — Что это значит? — ещё сильнее нахмурился Адам. — Гермиона — путешественница во времени, и не просто путешественница, а та, кто явилась сюда по моему же наставлению, чтобы спасти меня и вас от отвратительного будущего, которое мы построили сами. Страшно звучит, не так ли? Я и сам сначала не поверил, узнав это, Адам, — добавил Том, видя, как тот недоверчиво рассматривает его. — Однако пришлось поверить всему, что я написал своей рукой на своих пергаментах. К сожалению или к счастью, а в этом нет сомнений. Ты же не сомневаешься в этом, Антонин? Долохов молча покачал головой, не глядя ни на кого, только на Тома, будто кроме него здесь никого нет. — Вот и я не сомневаюсь, раз даже Джонатан доверил мне эти находки, так же поверив в них. Поэтому я хотел бы, чтобы об этом знали все: и ты, Адам, и ты, Фрэнк. — Но-о... почему именно здесь? — бегло осмотрев умиротворяющую местность, с нервным смешком поинтересовался Фрэнк. — Чтобы нас наверняка никто не увидел и ничего не услышал. Можете занять места у оград — вас ждёт долгий рассказ. Уверен, после моих объяснений Антонин за меня продолжит. Никто не понял, иронизирует Том или нет, разве что Антонин точно осознавал, как долго им придётся здесь находиться, поэтому молча прошёл по хрустящему снегу к другой стороне плиты и опустился на ограждение, вскидывая голову выше и внимательно рассматривая Тома. И Том начал рассказывать о том, что прочитал в полученных пергаментах. Над кладбищем стояла умиротворяющая тишина, в которой только его голос разрывал воздух так, что спустя полчаса он звучал церковным молебном, который никто не смел перебивать. Адам ни разу даже не пошевелился, жадно впитывая каждое слово. Фрэнк время от времени прохаживался по сверкающему в темноте снегу, поглядывая то на Тома, то на Антонина, который либо пристально наблюдал за каждым, либо опускал голову, утыкаясь в воротник мантии и о чём-то размышляя. Когда Том полностью пересказал всё, что извлёк из пергаментов, наступила звенящая тишина, в которой Антонин достал сигарету и закурил, Фрэнк уже долго вперивался в снег под своими ногами, а Адам наконец пошевелился и шумно выдохнул, будто всё это время таил дыхание. — Таким образом, известная нам Гермиона Грейнджер оказалась здесь, чтобы искривить мой жизненный путь, не допустить взращивания Тёмного лорда и не позволить вам стать преступниками. Том ощущал себя странно: одно дело читать свои записи, а другое — пересказывать его друзьям цельной историей, которая даже им была услышана в каком-то другом свете. И это вызывало затаившуюся улыбку, с которой Том исподлобья посмотрел на каждого. — Ты такая скотина, Долохов, — наконец-то фыркнул Адам, с презрением зыркнув на него. — Вместо того, чтобы рассказать хотя бы нам, молчал как партизан. Том не просил ничего не говорить всем, а только ему. Антонин коротко хохотнул и шумно втянул в себя сигаретный дым, а затем протяжно произнёс: — Ты такой сплетник, что я сразу отбросил эту мысль. Извини, Розье. — В этом случае я бы точно молчал, идиот, — буркнул тот. — А поверил бы? — насмешливо продолжил донимать Антонин. — Ну ты же поверил. Джонатан тоже поверил, — пожал плечами Адам и сокрушённо покачал головой. — Конечно, я не знал, что история настолько странная и немыслимая, но то, что вы с Грейнджер что-то тщательно скрываете, было видно ещё давно. Если бы Том сейчас не рассказал, в чём дело, то уже завтра я собирался разобраться с вашей Грейнджер и выбить из неё всё, пока Джо исчез и не крутится возле неё, как сторож. Было бы неловко. Придурок, чего ты ржёшь?.. Антонин разразился смехом, едва не сваливаясь с ограды. — Один раз это закончилось не очень. Если хочешь знать, недавно ты уже предпринимал попытку, только вместо ответов получил стёртую память... — Чего-о?.. — поморщился тот. — Не недооценивай её — разве не слышал, через что ей прошлось пройти? В то время, пока каждый из нас потирает сопли, она уже и войну пережила, и Тома убила, и крестраж сделала, и обратно успела вернуть себе душу прямо под носом. Неплохой послужной список, не так ли, Розье? Выбить он что-то собирался, ха!.. — А как Джо узнал об этом? — наконец заговорил всё время молчаливо наблюдавший за ними Фрэнк. — Это единственная ошибка Гермионы — Эйвери оказался хитрее и проворнее. Он нанёс ей визит, явно рассчитывая найти хоть что-то о ней, в то время как я просто попросил передать нужную мне информацию. И, как вы поняли, наш маленький гений нашёл маленькое «что-то», из чего породил огромное «ничего себе!». Гермиона сожгла пергаменты — совсем головой поехала, хотя в какой-то момент я решил, что оно и к лучшему. Да только к лучшему для Джо: он нашёл кусок, провёл там какие-то замудрённые манипуляции и вуаля! У него на руках оказались все пергаменты, которые сегодня передал Тому. Оказались они у него давно, конечно. Сначала он пришёл к Гермионе, которая попыталась избежать его следствия и суда, но наш проныра и тут её накрыл, заставив рассказать обо всём. — Пытал что ли? — хмыкнул Адам. — По словам Гермионы, шарахнул какой-то дрянью, и пока она была изнеможена, вытянул из неё всё, что только можно. Том не смог сдержать смешок: он знал любимое заклинание Джонатана, а так же неприятное состояние после него, потому что первый раз испытывал его буквально на себе. С таким послужным списком Гермионы, как выразился Антонин, он оказался удивлён, что Джонатан смог так ловко вынюхать обо всём и загнать Гермиону в угол. Конечно, Том нисколько не преуменьшал таланты Джонатана, но всё же было странным, как идеально слаженная история Гермионы так глупо треснула и раскрылась. Всё-таки хоть Гермиона очень умная и способная волшебница, но у Джонатана не простой, а хитрый ум и довольно изворотливые способности. — Красавчик, — шепнул Адам, бросая на Тома довольный взгляд. Том искренне разделял его настроение — у него в друзьях были поистине талантливые и верные люди. — А что было дальше? — спросил Фрэнк. — А затем Джонатан вправил нам мозги и рассудил, как действовать дальше, — с усталым вздохом продолжил Антонин. — Просто в какой-то момент мы зашли в тупик, ещё эти странные типы, устраивающие на нас покушения... В общем, он помог разобраться с этой чокнутой Астрид после того, как я накачал её Амортенцией, чтобы Том не тратил на неё время. До сих пор считаю верным решение выдворить её к чёртовой матери, но эта сука, оказывается, уже давно спелась с нашими неприятелями. Не знаю, как они завербовали её прямо под твоим носом, Том, да и как ещё Август не доглядел, а вышло то, что вышло. За эту суку извиняться не буду — из-за неё Гермиона в любой момент могла быть удалена из твоего кругозора, а это было недопустимо. — Так это ты напичкал её зельем? — с весёлым смешком заинтригованно переспросил Адам. — Чёрт, Долохов, ты такой придурок, — покачал головой Фрэнк, явно не соглашаясь с тем решением. — Если тебе от этого будет легче, то Эйвери сказал то же самое, — будто не веря самому себе, покачал головой Антонин и тихонько засмеялся. — Не буду лукавить: и Гермиона, и её чёртова кукла вышибли мне все мозги. Да, я совершил десяток идиотских поступков, вёл себя как ублюдок, особенно с тобой, Розье, но считаю, что мы сделали то, что от нас просил Том. Мы изменили мир: в будущем Гермионы Гриндевальд всю свою оставшуюся жизнь сидел в тюрьме, пока ты, Том, не убил его в поисках непобедимой палочки. В нашем мире этот волшебник на свободе, а где-то уже разгорелась война, которая когда-нибудь дойдёт и до нас. А теперь, зная обо всём, ты вряд ли сможешь стать всенародным пугалом, имя которого боятся произносить. Как считаешь, Том? Том чуть сощурил глаза, выслушивая размышления Антонина, и беззлобно хмыкнул. — Поэтому Гермиона внедряла мне идею о Дарах Смерти? — Ну-у... она же понравилась тебе? Если вдруг ты до сих пор хочешь быть бессмертным, то есть вариант остаться с душой, м? Глядя на то, как наличие одного крестража влияет на Гермиону, я пришёл к выводу, что эти ваши штуки а-ля волшебные вместилища не самый крутой способ задержаться на этой земле подольше. Уж лучше бы вы эликсир жизни раздобыли или, вон, Эйвери напрягли сообразить супер зелье омолаживающее — готов поспорить, он не против был бы этому всю свою жизнь посвятить. Фрэнк рассмеялся, в то время как Адам фыркнул, явно считая сказанное настоящей ерундой. — А идея с Дарами звучит симпатично, кстати, — заметил Фрэнк. — Именно это мы обсуждали с Гермионой, Адам. Это и было нашей тайной, — решил подметить Том, бросая взгляд на друга, на что тот признательно кивнул и поёжился от холода. — Но в этой истории есть ещё кое-что, — продолжил Антонин и рассказал всю историю, касающуюся Марты и куклы, тайна которой до сих пор оставалась не раскрытой и ввела каждого в глубокую задумчивость. Тому показалось очень любопытным то, что Марта упоминала о другом путешественнике во времени, из-за чего образовалась петля у него. Более того, его сильно насторожили размышления Джонатана о Марте, будто она действительно ранее, ещё в предыдущей петле, знала о том, что происходит с Томом. И наличие некого ангела среди них, откровенно говоря, вызывало пугающие, крайне неприятные эмоции. От огромного количества информации, полученной за день, голова ужасно гудела. Время наверняка приближалось к полуночи, а они до сих пор нарушали покой кладбища, поэтому когда обсуждения оставшихся загадок зашли в тупик, Том тяжело выдохнул и тряхнул взмокшими от падающего снега кудрями. — ...кстати, а Джо не говорил, куда отправился? — полюбопытствовал Адам. — Полагаю, наш маленький следопыт вынюхивает то, что снова случайным озарением спустилось ему в светлую голову, — хихикнул Антонин, и его смех поддержали остальные. Том явственно ощутил, как между всеми потух огонь недоверия и замкнутости после того, как все тайны стали явными между ними. — Осталось решить проблему с Нагини, — выразил свою тревожность Том. — Завтра я встречаюсь с Дамблдором в Хогсмиде и надеюсь узнать от него, где можно найти этого Скамандера. — Если он не сдох в Берлине, — мрачно заметил Адам, скрещивая руки на груди. — Как бы с Лондоном такого не произошло, — задумчиво выразил опасения Фрэнк. И в этот момент Том решил, что остальные имеют право знать, что именно ему показывала ведьма: то, что выбило его из колеи. — Когда мы были с Антонином в Ленинграде, у Марты я видел видение — с Лондоном должно случиться то же самое, что и с Берлином. Всё полыхало в страшном огне — я думал, это бомбёжка, но, похоже, это покруче, чем магловское оружие. И я ума не приложу, что с этим делать. — Покидать Лондон? Вообще Британию? — напряжённо предложил Адам. — Город за городом падут — это может преследовать нас постоянно. Полагаю, Гриндевальд обрушает на всю Европу месть. Но кто-то же должен его остановить? Его может остановить армия не меньше, чем у него. Проблема в другом: никто не знает и вряд ли поверит, что это дело рук не маглов, а Гриндевальда, действующего их руками. Как сплотить хотя бы Британию против него? — Тогда любой ценой нужно убедить наших волшебников и всё Министерство в том, что это Гриндевальд, — произнёс Антонин, поднимаясь с ограды и подходя ближе к могильной плите, на которую облокачивался Том. — Выставить себя безумным? — задумчиво прошептал Том. — Или найти точки давления и заручиться поддержкой, — возразил Фрэнк. — У нас есть Малфой — можем воспользоваться его помощью и разведать, что и как устроено в Министерстве. — А ещё у тебя встреча с Дамблдором, который является членом Визенгамота, — заметил Адам, выразительно посмотрев на него. Его друзья правы — есть несколько точек давления и можно ими воспользоваться. — Эй, почему у него на плите написана твоя фамилия? — неожиданно воскликнул Антонин, внимательно читая, что выгравировано на надгробии. — Чёрт подери, ещё и имя... — Рад познакомить вас со своим отцом, — со смешком отозвался Том. Все уставились на плиту, на которую облокачивался он, и разразились смехом.***
На следующее утро Том столкнулся со следующей проблемой: он не имел представления, как относиться к Гермионе. По факту он её знал, но абсолютно не знал, а то, что стало ему доступным, путало его восприятие к ней. Она вроде как испытывала к нему чувства, получается, особенно после того, как лишилась крестража, а он... Он просто не знал, как ему правильнее вести себя с ней. Том столкнулся с таким впервые. Конечно, он понимал, что знания ни к чему его не обязывают, но проблема была в том, что внутренне не мог смотреть на неё как прежде. Не понимал, что чувствует на её счёт, даже ловил себя на боязни повести себя как-то иначе, потому намеренно не пересекался с ней в одном доме, желая сначала разобраться в своём отношении, а затем поступать так, как будет точно уверен. Ему не давало покоя необычное знание, что где-то когда-то они были вместе и очень близки — пусть разум не помнит ничего, а тело ранее испытывало Гермиону, и теперь Тому стало логичным то, почему от прикосновений к ней у обоих вспыхивают какие-то видения. От одной мысли ему захотелось сейчас же найти Гермиону и вызвать сотни воспоминаний, однако здравомыслие его останавливало: не будет же он тискать её в погоне за чёрт знает чем. Скорее, тут нужно было размышлять над тем, как целиком вернуть себе воспоминания. Возможно, следовало переговорить с Джонатаном на этот счёт — наверняка у него были домыслы по этому поводу, раз, по словам Антонина, тот сразу вцепился в идею о возвращении и души Гермионы, и воспоминаний Тома, поэтому необходимо было дождаться его возвращения. А пока все мысли стали заняты предстоящей встречей с профессором Дамблдором. На неё он собирался долго и тщательно, прокручивал в голове все темы и тезисы к ним, прикидывал, в какое русло может уйти разговор и что могло быть нежелательным в нём. В целом, Том был уверен в себе и в своём красноречии, но он никогда не недооценивал Дамблдора, поэтому мысленно готовился и пытался просмотреть все исходы разговора. Возможно, принять тактику откровений было самой лучшей идеей — выйдя из дома, прежде чем трансгрессировать, он всё-таки остановился на этой мысли. В конце концов, это ему что-то требуется от профессора, а не наоборот. А если получится заручиться поддержкой на долгосрочной основе, то это станет невероятным успехом. Невольно Том подумал про герра Фон Фейербаха, погибшего от руки Гриндевальда, и нахмурился, испытывая лёгкую хватку сожаления в области горла. Он был его великолепным протеже, в то время как сам герр обеспечил ему безупречное покровительство, протискивая в любые верхушки немецкого общества и не только. Это был первый опыт Тома в качестве протеже и он оказался бесценным — на самом деле в тандеме с волшебником старше по меньшей мере на полвека, да ещё и имеющим сильное влияние на общество, было удобно. Раньше Том никогда не задумывался, что можно таким образом легче и быстрее достигнуть каких-то вершин, и, научившись этому от первого наставника, поймал себя на мысли о поиске следующего — это казалось очень разумным и рациональным. Если он такое смог провернуть в чужой стране, то вероятность провернуть в своей, выудив нужную персону и расположив к себе, многократно увеличивалась. На самом деле, выходит, Гермиона с самого начала своего появления изменила ход истории его жизни: из-за неё герр обратил на него внимание, пригласил на вечерний приём, познакомил со своими друзьями и остался очарованным им, чего в другой реальности не произошло. Там он пребывал в одиночестве и чёрт знает чем занимался, около десяти лет где-то блуждал, а вернулся неузнаваемым. Здесь же не прошло и года, как пришлось вернуться домой, более того, вскоре предстояла встреча с профессором, и, честно говоря, Том рассчитывал получить от неё гораздо больше, чем ему представлялось в самом начале. Он решил прийти на встречу не с вуалью пафоса от собственной состоятельности и взросления, а в качестве простого ученика, труды и старания которого хороший учитель обязательно заметит. Дамблдор назначил встречу в «Кабаньей голове» в полдень, на которую Том пришёл за пять минут до положенного времени. С пристальным взглядом его встретил владелец трактира, смутно напомнивший кого-то, после чего отвернулся и продолжил небрежно протирать бокалы. Том огляделся в тусклом помещении и выбрал, на его взгляд, самое приличное по чистоте и уюту место, куда неспешно прошёл, снял тёплую мантию и повесил на рядом стоящую вешалку. Как только он поправил воротник рубашки и собрался уже занять место за столом, зазвенел колокольчик, на который он обернулся и увидел Дамблдора: он почти неслышно поздоровался с трактирщиком, кивнув, а затем нашёл взглядом Тома и направился к нему, снимая с себя пёструю лиловую мантию. Том выпрямился, расправив плечи, и с вышколенной дружелюбной улыбкой приятным тоном поздоровался: — Добрый день, профессор Дамблдор. Отвесив небольшой поклон бывшему учителю, он поднял на него глаза и заметил, как тот очень внимательно, но бегло осмотрел его с ног до головы, остановил непроницаемый взор на его лице и слабо улыбнулся, кивая. — Рад видеть, Том. Выглядишь очень хорошо. Присядем. — Спасибо, что отозвались на моё письмо, сэр. Это очень важно для меня, и я объясню почему, — убедительно и признательно заговорил Том, глядя прямо в светлые глаза профессору. — Всё в порядке, Том. Я считаю, что учитель до конца должен помогать своему ученику. Даже если он уже вылетел из гнезда, — улыбчиво отозвался тот, и оба тихонько усмехнулись — Том сразу же отметил, что смог воспроизвести более непринуждённую и приятную обстановку, а значит, дальше будет чуточку легче. — Если ты не против, я угощу чаем или, может быть, ты предпочитаешь что-нибудь покрепче, после чего ты расскажешь мне всё, что тебя беспокоит. — Буду очень признателен, если вы разделите со мной бутылочку вина, сэр, — учтиво кивнул Том и невинно проводил добродушным взглядом все жесты Дамблдора, который посмотрел на трактирщика, поймал его взор и молча кивнул — мгновенное понимание двоих немного удивило, а может быть, Дамблдор был здесь частым гостем, поэтому трактирщик понял его без слов; как только его взгляд вернулся, Том участливо продолжил: — Как дела в школе? — Всё в порядке, Том. Ученики учатся, а профессора работают. Профессор Вилкост уже нацелилась на отставку, поэтому Попечительский совет серьёзно занимается вопросом по замене к следующему учебному году. Возможно, выпускался бы ты на пару лет позднее, то и твою кандидатуру рассмотрели... — Честно говоря, я уже не так серьёзно рассматриваю свой юношеский порыв, профессор, — приподняв уголок губ, скромно отозвался Том. — Конечно, тогда мне очень хотелось опробовать себя в этой роли, однако вы были абсолютно правы: я не так много видел в жизни и мне необходим хоть какой-то опыт, которым я мог бы поделиться со студентами. Я отправился с друзьями в путешествие, после которого понял, что мой опыт хоть и стал многим больше, но не настолько достаточный, и мне есть, чему учиться дальше. — Я так и подумал, что вакансия для тебя уже не актуальна. Особенно когда ты побывал в увлекательном путешествии, где нашёл очень хорошего наставника и даже адепта. — Прошу прощения? — не понял Том, чуть сощурив глаза. — О ком вы? — Я наслышан о твоём путешествии, Том. Слухи очень хорошо доходят и до Британии, — с добродушной улыбкой отозвался Дамблдор, а после отвёл взгляд в сторону, так как трактирщик принёс им по бокалу вина, на что оба кивнули и вернулись к разговору. — Райнхоль Фон Фейербах очень способный волшебник, отличающийся невероятным умением находить общий язык абсолютно с любым человеком, а какие он ведёт беседы... Одно удовольствие слушать и дискутировать с ним. Когда-то и мне довелось иметь с ним знакомство и бывать на его приёмах, после чего до сих пор он иногда пишет мне, поддерживая дружбу. Как раз в последних письмах он рассказывал и о тебе, Том. У профессора лукаво сверкнули глаза, а Том неожиданно понял, что имя герра Фон Фейербаха способно сыграть не только в Германии и соседних странах, но и даже здесь, даже перед таким человеком, как Альбус Дамблдор. Выходит, год, проведённый в Берлине, прошёл не зря. Выходит, имя и связь с герром имеют куда больше влияния, чем он мог вообразить. Выходит, у него все козыри в руках, стоило пообщаться и побывать под покровительством герра. Это очень подняло дух, поэтому Том даже невольно выпрямился и медленно втянул в себя воздух, будто вместо него втягивая состоятельность, уверенность и довольство собой. У него не просто синица в руках, а настоящий феникс и совсем не в небе. — Я... привык слышать похвалу от незнакомых мне людей, — заметив любопытный пристальный взгляд на себе, откровенно отозвался Том. — Но не доводилось этого слышать от знакомых, тем более от учителей. Приятно оправдывать надежды. — Профессор Слизнорт с надеждой ждёт твоего письма, как только ты вернулся из путешествия, — усмехнулся Дамблдор и сделал глоток вина. — В самом деле, приятно, когда ученик выбирает верную тропу в своей жизни и стремится за успехом. — Вы считаете, я на верном пути, сэр? — невинно поинтересовался Том и осторожно пригубил свой бокал. — Твою речь в Берлине напечатали в некоторых газетах — полагаю, ты очень хорошо помнишь это? Может быть, я не совсем разделяю некоторые умозаключения, особенно касательно маглов — мы оба понимаем, что всё-таки некоторые слова из твоих высказываний воспринимаются так, как некоторое ополчение против магловского мира, однако это было сильно. Я бы с удовольствием услышал это вживую. — Вы заставляете меня чувствовать себя неловко, профессор. — Я не преувеличиваю, Том. И искренне рад, что ты решил опробовать себя в социально-политической сфере жизни, где твой талант заметили и поддержали. Ты всегда был очень способным мальчиком, хоть и нередко вызывал во мне опасения, но я рад, что первым твоим учителем во взрослой жизни стал господин Фон Фейербах, явно направивший твои амбиции в благоприятное русло. Он очень строгий, но увлекательный человек — его не проведёшь, ему можно доверять. — Вы же знаете, что происходит в мире? Вы же слышали, что случилось в Берлине? Дамблдор на мгновение поджал губы, и слабая улыбка полностью исчезла с его лица. — Да, я слышал. Полагаю, вы покинули Берлин раньше, чем это произошло. — Нет, сэр, — с серьёзным видом покачал головой Том и хлебнул из бокала. — Мы были там, были на приёме у герра, и именно там разразилась первая трагедия. На дом господина напали и, к сожалению, практически никому не удалось спастись. Только я и мои друзья, а с нами ещё кое-кто, о ком я позже хочу поговорить. Дамблдор немного нахмурился, явно улавливая несоответствие того, как описывали инцидент в газетах — город сгорел в огне буквально за час и никому не удалось спастись, — с тем, что сейчас говорил ему Том. — Всё дело в том, что это было спланированным нападением. Кое-кто знал, что ожидается грандиозный вечер. Как результат, нас осыпали огнём и убивающими проклятьями, а господина Фон Фейербаха убили прямо на моих глазах. Незаметно, но зрачки профессора слегка расширились, а в глазах отпечаталось сострадание. — И ты видел, кто это сделал? — Да, сэр. Я и мои друзья видели убийцу, — подавляюще спокойно произнёс Том. — И вряд ли вы поверите мне, потому что об этом не знает никто, так как не осталось выживших. Вы скорее примете меня за сумасшедшего. Да, Том ощущал, как под действием вина сильно стал утрировать, однако нутром чувствовал, что так нужно сказать. — Не переживай, Том. Я... — Дамблдор чуть приподнял подбородок, внимательнее заглядывая ему в глаза, и очень вкрадчиво закончил: — Я поверю тебе. — Из тюрьмы сбежал Гриндевальд — не понимаю, почему правительство Австрии молчит об этом. Однако это именно он с армией вторгся в Берлин, спалил дом и убил герра Фон Фейербаха. Я видел его своими глазами, профессор. Наступила долгая тишина, в которой Том допил вино и принялся выжидать вердикт. Дамблдор задумчиво разглядывал поверхность стола, пребывая в каких-то мыслях, а затем слегка вздрогнул и поднял взгляд на Тома. — По-твоему, зачем он пришёл на приём к Райнхолю? — Честно говоря, не имею представления. Однако он знает моё имя, более того, его последовательница указала ему на меня. Не считаю, что я каким-то образом мог получить внимание Гриндевальда, однако... — Том медленно втянул в себя воздух, приподнимая брови, и на выдохе сокрушённо закончил: — Однако не упускаю вероятность того, что он мог искать меня. Дамблдор нахмурился сильнее, внимательно рассматривая Тома, и после недолгой паузы серьёзно произнёс: — Похоже, что одна из причин появления на этом приёме заключается как раз в тебе, Том. Видишь ли, в самом начале нашего разговора я рассчитывал, что ты хорошо оцениваешь уровень своих достижений и то, как приняло тебя общество, потому ожидал увидеть в твоих глазах гордость и, возможно, услышать немного хвастовства, однако за время нашего разговора точно понял, что ты, судя по всему, ещё не осознаёшь, как сильно и далеко разошлись о тебе слухи. Попробуй посмотреть на себя глазами стороннего человека: юноша, прибывший в страну, где недавно закончилась война, решивший сплотить магический народ и упорядочить жизненный уклад; о нём говорят, его поддерживают, кто-то вступает в открытое противостояние — так будет всегда. Это значит, что юноша проникает в умы сотен волшебников, следовательно, может влиять на них и в конечном счёте на целое государство, а то и не одно. И если Гриндевальд действительно теперь на свободе, то вполне вероятно, что отправится разыскивать этого юношу, только вопрос в другом: он ищет его как друга или как врага? Том внимательно выслушал рассуждения профессора и не заметил, как сильно сжал желваки, и только когда тот закончил говорить, передёрнул ими, готовясь отозваться. — Я не рассматривал ситуацию с этой точки зрения. Пожалуй, вы правы, профессор. И такое может быть. — Как вам удалось покинуть Берлин? — Мы смогли выбраться из антитрансгрессионного барьера и оказаться дома, благо та часть города ещё не была охвачена огнём, а после быстро собрали вещи и направились в лес, где проблуждали несколько дней, прежде чем выбраться и оказаться на границе с Нидерландами. — Расскажи мне всё в деталях, Том, — доверчиво попросил Дамблдор и медленно махнул рукой трактирщику, чтобы он подлил им ещё вина. И Том принялся рассказывать всё, что было на приёме герра и после него. Он постарался воссоздать яркую и подробную картину, чтобы тот неукоснительно поверил каждому слову. По завершении рассказа Том замолчал и выждал, пока профессор всё обдумает, запивая мысли бокалом вина, и после длительной паузы продолжил: — Что касается моей самой главной цели нашей встречи, профессор. Я упомянул, что с нами была Нагини — она маледиктус. С ней был Ньют Скамандер, который работал над её исцелением от проклятья, однако там Нагини сбежала с нами и потеряла с ним связь. Она близка к последнему перевоплощению, и я решил предпринять все возможности узнать хотя бы новости о её попечителе. Поэтому попросил с вами встречу — она сказала, что вы поддерживаете с мистером Скамандером контакт. И в связи с этим вопрос, профессор: сможете ли вы помочь найти его? Мне нужно хотя бы понимать, выжил он после той ночи или нет. — Хм, — слабая улыбка наконец коснулась губ профессора. — Почему-то я думал, ты послал мистера Эйвери ко мне, чтобы выяснить, где Ньют Скамандер. — Джонатан виделся с вами? — не смог сдержать удивления Том, приподнимая брови. — Да, буквально вчера. Написал раньше тебя. Я подсказал ему, где найти мистера Скамандера. Он в Британии, жив и здоров. Как раз писал мне о поисках Нагини и после Рождества просил о встрече, чтобы обсудить что-то очень важное. Полагаю, от него я услышу твою историю. Том коротко кивнул, задумавшись над тем, как Джонатан среагировал проворнее, и от этой мысли усмехнулся. У него не оставалось сомнений в том, какой подарок он преподнесёт всем, особенно Нагини, к Рождеству. — Да, наверное, — рассеянно кивнул Том. — Значит, у Нагини есть шансы увидеть мистера Скамандера. — Не беспокойся, ты лучше меня знаешь мистера Эйвери. Единственное, о чём я хотел бы тебя попросить, — Дамблдор чуть ближе наклонился к столу. — Могу ли я тоже увидеть её? Полагаю, она в ужасном состоянии и не покидает место, где вы расположили её. Том задумался лишь на мгновение — привести Дамблдора в дом Мальсибера значило полностью довериться ему. Он умел рисковать и верил, что риск быстро станет оправданным. — Конечно, сэр. Только у неё осталось очень мало времени, поэтому я не рекомендовал бы откладывать визит. Тот согласно кивнул и мастерски наколдовал кусок пергамента, на котором попросил написать адрес и время встречи, чтобы не являться нежданным гостем. Том быстро черканул все координаты и отдал профессору, который аккуратно сложил пергамент и убрал в карман костюма. — Что касается Гриндевальда, то мне необходимо всё обдумать. Не хочу тебя пугать, но если одной из целей являешься ты, то нам стоит ждать его здесь. — В любом случае, кто-то должен его остановить, профессор, — хмуро заметил Том. — Вы смогли сделать это один раз. — Дело в другом: его никто до сих пор не видел, и это я поверил тебе, а остальные? Это очень серьёзно, Том. Даже мне могут не поверить. Кажется, пришёл самый важный момент всей встречи, поэтому Том распрямился и смело посмотрел на Дамблдора. — Послушайте, профессор, — выразительно начал он. — Если нужно, то я могу сделать всё, что вы скажете. Я могу заявить об этом хоть всему Министерству, рассказать то, что видел, и заставить их поверить мне. Возможно, без вашей помощи мне не удастся сделать это, но вместе... — Том выдержал паузу, чтобы усилить озвученное, и уже вкрадчиво продолжил: — Вы только скажите — я могу подготовить речь, могу поддержать вас в ваших заявлениях. Это очень серьёзно, профессор Дамблдор. Особенно серьёзно, если вы окажетесь правы на мой счёт в отношении Гриндевальда. Тот молча выслушал его, явно испытывая, как красноречие в убеждении касается его разума, после чего допил второй бокал вина, сжал ладони в замок и, чуть прищурившись, спокойно отозвался: — Я услышал тебя, Том. И обязательно подумаю над тем, что мы можем сделать. Том не заметил, как плотно сжал губы, не в силах расслабиться — никакого положительного или отрицательного ответа он не получил, — и смиренно кивнул, прокручивая в голове прозвучавшее. Но разум очень ярко выделял слово «мы».***
В дом Мальсибера Том вернулся в глубокой задумчивости. Как он мог оценить встречу с Дамблдором? Хорошо. Он сделал всё, что смог, чтобы вызвать доверие, оставаясь откровенным и совсем не лукавым. Он позволил себе серьёзные риски, доверившись и ожидая получить нужный результат. И одновременно с этим задумался над тем, какую мысль выразил Дамблдор: представить себя на месте Гриндевальда и посчитать необходимым погнаться за каким-то мальчонкой, чтобы... присвоить? Или убрать с дороги? Благодаря этому разговору Том, возможно, впервые ощутил ценность того, чего он добился за год в Берлине. Он абсолютно не прав, что думал об упущениях, проведённом зря времени в других краях и собственной никчёмности. Если Берлин пал в огне, то его достижения там не сгорели. Ничто не погибло в адском пламени. Разве что новообретённое имя он решил там похоронить — с момента, как он узнал, что лорд Волдеморт в будущем достиг совсем других результатов, которые разительно отличались от тех, за которыми он гонится в свои двадцать лет, даже задумался, а имеет ли смысл взращивать в себе не того, кем он является? Ему было слегка тошнотворно от звучания того, что несколько лет назад он сам старательно выписывал в дневнике, подбирая анаграмму под впечатлениями о том, что с помощью крестража он победил смерть. Он до сих пор оставался победителем, но в какой-то миг имя будто утратило силу, став невзрачным и неверным. Возможно, ему стоило подумать над другими вариантами, в конце концов обратиться к корням своих чистокровных предков и тем самым выбить себе путь. Долгие размышления об этом вогнали его в меланхолию. Том не заметил, как зачем-то зашёл в общую гостиную, ранее предпочитая избегать общество, и тут же остановился, завидев Фрэнка и Юджина, развлекающих маленькую Габби волшебными красками, которыми она обляпала их с ног до головы, Адама, свернувшегося клубком в кресле и с лёгкой полуулыбкой наблюдающего за ними, а на большом диване Антонина и Гермиону — в руках у последней был какой-то журнал, в который Антонин тыкал пальцем и, указывая на что-то, хихикал. Гермиона не выдержала и со смешком оттолкнула от себя Антонина, что-то запричитав о том, что он ничего не понимает, а затем случайно перевела взгляд на вход и встретилась с Томом. Он мгновенно понял, что она уже знает о том, что ему обо всём рассказали. Но он ни черта не понял, что чувствует по этому поводу, потому отвёл взгляд и подошёл ближе к Мальсиберу, в то время как Адам мгновенно заметил его и резко поднялся с полулежачего положения. — Как всё прошло? — напряжённо спросил он. — Хорошо, — убедительно кивнул Том; все внимательно стали слушать его. — Скамандер жив и находится в Британии. Похоже, Джонатан как раз отправился на его поиски. А ещё я рассказал Дамблдору о Гриндевальде. Он насторожен — думаю, мне немного удалось войти к нему в доверие. Правда, есть кое-что ещё: завтра утром он придёт сюда, чтобы увидеться с Нагини. Он бегло оглядел каждого, пытаясь считать мысли собравшихся, после чего добавил: — Мне пришлось согласиться. Если мы решили получить поддержку Дамблдора, то к этому нужно делать какой-то шаг. Первой отозвалась Гермиона. — Считаю, это правильный шаг. Не вижу в этом никаких рисков — профессору Дамблдору можно доверять. Том заметил, как Адам бросил на неё презрительный взгляд, явно не стремясь соглашаться с ней, однако промолчал. — Юджин? Решение за тобой — ты хозяин дома, — спокойно обратился к нему Том. Юджин смахнул каштановые пряди с глаз, посмотрел на свою маленькую сестру, с любопытством рассматривающую высокую фигуру Тома, и решительно отозвался: — Я не против. Заодно узнаю об успеваемости Габриэль. Том испытал облегчение, явственно ощущая, как у него снова всё получается. Всё налаживается, всё обязательно будет так, как ему нужно. Он медленно сомкнул ресницы, следом испытывая довольство собой и понимая, что на сегодня сделал всё, что планировал, после чего неспешно отвернулся, замечая смотрящую прямо на него Гермиону и сидящего рядом с ней Антонина, осторожно вытягивающего из её ладони журнал. И вдруг неожиданно поймал себя на мысли, что его раздражает поведение Долохова: ему не обязательно теперь всё время крутиться рядом с Гермионой. Отведя от них взгляд, Том молча пересёк комнату и направился к себе.