Прежде чем всё разрушится

      Том с трудом приоткрыл веки и при виде тяжёлого тёмно-пурпурного балдахина, обрамляющего кровать, резко вздрогнул и подскочил, оглядываясь. Сознание не сразу подсказало, что он в безопасности, потому несколько мгновений он недоумевал, где находится и что произошло ранее.       Наконец-то они оказались в Лондоне: абсолютно выбившиеся из сил, но горящие яркой надеждой на то, что остался последний рывок, они выбрались из леса и последующей снежной пустоши, добрались до незнакомой магической деревни, а от неё их сопроводили в Министерство магии Нидерландов, где без лишних вопросов им помогли вернуться в Британию.       То, что случилось в мире за время их скитаний после побега из Берлина, заставляло кровь стынуть в жилах — в магловском мире начался террор и совсем не локального характера гонка вооружений: крупные державы готовились к настоящей войне, нависла угроза применения ядерного оружия, потому как ни одно государство за пару лет после окончания военных действий не было готово вступить в очередной вооружённый конфликт.       Том явственно ощущал, как весь мир катится в жарящее пекло — под прикрытыми веками так и застыл огромный столб огня и дыма, растущий вширь и ввысь, желая достигнуть и поглотить их всех.       Он передёрнул желваками, сильно сожмурил глаза, а затем широко распахнул их — Том в уютной комнате, обитой палисандром и обставленной старинными вещами, рядом ванная комната, в которую он тут же направился, как только ступни коснулись застланного ковром пола. Быстро приведя себя в порядок, Том покинул спальню и оказался в знакомом коридоре, прошёл к лестнице и бегом спустился с неё, поправляя дорожную мантию на плечах. По исходящему из столовой шуму он понял, что многие уже там.       — Всем доброе утро, — поздоровался он, оказываясь внутри и бегло оглядывая присутствующих.       Все замолчали, и первой подняла пронзительный взгляд девушка с тёмными волосами — её слегка заострённый подбородок вздёрнулся, а плечи, по которым струилась тёмно-алая ткань мантии, едва заметно расправились — Розали Лестрейндж, сестра Фрэнка. Следом послышался шебаршащий звук бумаги — отец Фрэнка, Корвус, лениво сложил газету с каким-то кричащим заголовком и отложил в сторону, прямо заглядывая в глаза Тому.       — Доброе утро, сэр, — кивнув, лично поздоровался он, на что получил едва заметный кивок, а затем прошёл к свободному месту за столом.       Том до сих пор не имел представления, что же Фрэнк сообщил своему отцу, но, судя по пристальному взору домочадцев, порядком это всё вряд ли можно было назвать.       Джонатан, Адам и Гермиона уже покончили с завтраком, как и хозяева дома; не было Антонина, Августуса и Нагини.       — Итак, — на выдохе спокойно заговорил лорд Лестрейндж, рассеянно взглянув на поверхность стола, — Фрэнк уверяет, что сегодня же вы собираетесь покинуть мой дом, не так ли?       Понимая, что вопрос задан больше ему, чем кому-либо, Том медленно втянул в себя воздух и спокойно отозвался:       — Всё верно, лорд Лестрейндж. Премного благодарен за то, что радушно приняли нас и дали отдохнуть...       — Вы умудрились сбежать из горящего Берлина, — тут же твёрдым голосом перебил тот, не давая продолжить мысль, — невесть сколько блуждали в лесах, тащили за собой проклятое существо, в любой момент способное обернуться врагом и слопать вас, вымотанные и изнеможённые прибыли на ночь глядя вчера, а сегодня собираетесь уходить? Вы в своём уме?       Том не ожидал подобного напора от отца Фрэнка — он запомнился ему самым безразличным и спокойным человеком, которого, кроме газет, ничего не интересовало. Потому и было принято решение, что в доме Лестрейнджей они найдут приют без лишних вопросов и сложностей, однако если лорд Лестрейндж выражал тревогу, то их дела действительно были плохи.       — Отец... — сокрушённо протянул Фрэнк, явно понимающий, что тот хочет сказать, но лорд Лестрейндж бросил пустой взор на него, заставляя заткнуться.       — Вы читаете газеты, господа? Полагаю, вам было не до этого, так вот я вам расскажу. Если вы действительно были в ту ночь в Берлине, то сводка сообщает, что никто не смог выбраться оттуда живым. Почти всё население за ночь было сожжено в котловане огня, а магловские государства уверены, что кто-то сбросил ядерное оружие, но не могут установить кто именно, из-за чего обвиняют друг друга в начале очередного вооружённого конфликта. Европа в ужасе бежит сломя голову в нейтральные государства, немецкое Министерство магии уничтожено, США ведёт сотни кораблей к берегам СССР, а те, в свою очередь, готовят ядерное оружие для любого, кто собирается посягнуть на их территорию. Великобритания уже очертила морские границы, армия маглов в любой момент готова к нападению и занимает часть Нидерландов, а вы буквально приползаете с маледиктусом на руках и уверяете, что из тюрьмы сбежал Гриндевальд.       — Он действительно сбежал! — пылко возразил Фрэнк. — Это действительно было не ядерное оружие, а адский дождь!..       — Допустим, он сбежал, но почему никто ни в одной газете не выразил это предположение? Неужели вы единственные, кто был на приёме господина Фон Фейербаха и смог спастись?       — Лорд Лестрейндж, там действительно было очень много погибших. Убивали каждого, кто высовывался из горящего дома. Только когда авроры прибыли на место трагедии, остальные получили шанс выбраться наружу и попытать счастье трансгрессировать от дома, — тревожно заметил Том.       — Все авроры погибли, — возразил лорд Лестрейндж.       — Значит, действительно погибли все, кто мог сказать о том, что лично видел Геллерта Гриндевальда, — хмуро заключил тот.       — Кроме вас, — подчеркнул лорд Лестрейндж, окинув пристальным взглядом каждого, затем устало вздохнул и откинулся на спинку стула, принимая безразличное выражение на лице. — На самом деле, я верю вам и очень рад, что вы смогли выбраться оттуда и оказаться дома в безопасности. Мои двери впредь открыты для вас, однако очень настораживает то, что вы бездумно можете сообщать об этом каждому, из-за чего все решат, что вы наводите смуту. Волшебники очень озлобились на маглов и не готовы слышать тот факт, что опасный преступник сбежал. Любая информация об этом заставит думать каждого, что таким образом вы защищаете маглов и пытаетесь сбросить всю вину всполохнувшего конфликта на магов, даже если одним их них будет Гриндевальд. Надеюсь, вы прекрасно осознаёте... вес информации, которой владеете?       Том внимательно осмотрел каждого присутствующего, после чего спокойно поинтересовался:       — А кто-то выразил желание рассказать об этом?       В ответ ему была тишина, которую спустя длительную паузу нарушил лорд Лестрейндж:       — Хорошо, допустим, вы действительно осознаёте эту важность. Теперь объясните мне, господа, что среди вас делает маледиктус? Вы с ума сошли?       — Послушайте, сэр, — начал Том, но тут же был перебит.       — Мне выдать вам книгу, чтобы вы внимательно ознакомились с тем, что это за существа и как звереет их разум? Сейчас она вас знает и помнит, а после крайнего перевоплощения невесть что может испытывать к вам, а если кто-то из вас её обидел, то ждите острые зубы в неожиданный момент. Она же слопает вас!..       — Остановитесь, лорд Лестрейндж, — примиряющим жестом подняв ладонь, спокойно продолжил Том, медленно смыкая ресницы и всем видом ясно давая понять, что по этому поводу переживать не стоит. — Я прекрасно осознаю уровень опасности от наличия такого компаньона, но на самом деле мы спасли Нагини с этого приёма. В вашем доме она точно не останется — вся ваша семья и гости будут в полной безопасности. Сегодня же я определю её в другое место и попытаюсь найти поручителя, с которым она была на мероприятии...       — Если он выжил, конечно, — мрачно добавил Адам, бросая блестящий взор на Тома, на что тот поджал губы и расправил плечи.       — Мы в любом случае найдём, как быть с ней. Не считаю, что это очень важная тема для разговора. А за её пребывание здесь можете больше не беспокоиться, лорд Лестрейндж.       — Хорошо, следующий не менее важный вопрос. Адам, — подавляюще тихо продолжил лорд Лестрейндж, поворачиваясь к нему лицом. — Ты явно осведомлён, что тебя ищет семья? Отец невероятно разъярён, что я даже не уверен, как быстро мне следует сообщить ему о твоём возвращении.       Все перевели взгляд на Адама, который так резко поменялся в лице, что его бледность стала неестественной, однако губы брезгливо исказились.       — Прошу вас, сэр, не говорите ему обо мне.       — Ты настолько не вырос и не понимаешь всех обстоятельств? Речь о наследстве, дорогой мой. В то время как отпрыск Малфоя уже работает в Министерстве магии на подготовленной ему должности и является полной демонстрацией идеальной семьи, владеющей авторитетом не хуже твоей семьи, ты, Адам, буквально исчез, а на вопросы о тебе отец уже не знает, что отвечать. Признать, что наследник рода Розье так бесцеремонно подвёл — то же самое, что заявить уважаемым людям о не чистой крови. Ты единственный ребёнок в семье, Адам, и я прекрасно понимаю, что такое юношеский максимализм, особенно вспоминая, сколько раз мне приходилось появляться в кабинете директора, и не только мне, — окидывая внимательным взором сначала Фрэнка, а затем Джонатана, интуитивно опустившего притуплённый взор на поверхность стола, вкрадчиво говорил лорд Лестрейндж, после чего снова перевёл внимание на Адама. — Однако крайне рекомендую вернуться домой и прийти к какому-то согласию. Своими поступками ты дождёшься того, что на всю оставшуюся жизнь останешься без гроша в кармане и без фамилии.       — Вы не понимаете, сэр, — слабо качая головой, попытался возразить Адам, однако тут же был перебит.       — Я предупредил тебя, Адам. В течение недели я ничего не скажу твоему отцу, так что у тебя есть время обдумать, как заявиться домой и восстановить то, что бездумно сломал...       — Но я не собираюсь возвращаться...       — Потом поблагодаришь за это, будь уверен. Вспомнишь обо мне лет через десять, может быть, двадцать, когда вступишь в полное владение имуществом, — очень легко заверил лорд Лестрейндж и принял такой вид, словно потерял интерес к недавним высказываниям. — Что касается тебя, Фрэнк, то отныне и твои приключения окончены. Я собираюсь отойти от наших дел и возложить всё на тебя. Адель скоро окончит выпускной курс, Розали со следующего года вступает на должность преподавателя в Хогвартсе, а ты возьмёшься за наши семейные дела. Супруга входит в число этих дел.       — Отец, — устало начал Фрэнк, на мгновение сокрушённо прикрывая веки, — давай не сейчас. До этого ещё полгода, пока Адель вернётся из школы...       — Я ещё раз напомнил, чтобы каждый из твоих друзей был непременно в курсе, — твёрдо подчеркнул тот, лениво складывая ладонь на подлокотник своего стула. — Дёрнешься куда-нибудь — наследства я тебя, конечно же, не лишу, но мне крайне не хотелось бы возлагать все дела на Роуз. Между прочим, ей уже нужно думать о замужестве, а не торчать здесь.       — У нас Джонатан свободен, — весело бросил Антонин, обходя стол и занимая свободное место. — Всем доброе утро.       Том исподлобья с интересом проследил за тем, как лорд Лестрейндж перекатил голову набок и оценивающе осмотрел Джонатана, будто впервые увидел его, в то время как тот, почти закатывая глаза, посмотрел на Долохова и беззлобно усмехнулся.       — О, Мерлин, лучше беги, Джо, — хихикнул Фрэнк, зарываясь губами в ладонь и косясь на Розали, широко распахнувшую глаза и явно сдерживающуюся от того, чтобы не треснуть ему подзатыльник прямо сейчас.       Том почти незаметно усмехнулся, улавливая, как Гермиона так же приподняла уголок губ, а Антонин и Фрэнк совсем залились смехом, издевательски глядя на Джонатана.       — Оставим шутки, господа, — спокойно остановил их лорд Лестрейндж и добродушно посмотрел на свою дочь. — Розали обязательно заимеет хорошую партию, и я постараюсь, чтобы её будущий супруг не был таким взбалмошным и безответственным, как вы оба.       — А чего мы? Джонатан у нас очень ответственный и примерный... — со смешком начал Антонин.       — Тони, — обманчиво ласково остановил Том, бросая нечитаемый взор сначала на него, затем извиняющийся на Розали, у которой заметно порозовели щёки, однако она невозмутимо опустила пустой взгляд в свою чашку и неторопливо помешала маленькой ложкой чай.       — Между прочим... — вкрадчиво начал лорд Лестрейндж, поворачиваясь к Антонину, как вдруг на пороге столовой появился крайне обеспокоенный Августус, а следом возле хозяина дома с щелчком появился домовой эльф, с низким поклоном что-то неразборчиво загнусавивший.       — Нагини переживает тяжёлую трансформацию, — тревожно пояснил Августус, очевидно, то же самое, что и эльф лорду. — Есть вероятность, что сейчас она в человеческом разуме пребывает последний раз.       Том резко поднялся из-за стола, случайно сдвинув скатерть, и ринулся к Руквуду.       — Проводи меня к ней, — потребовал он.       Остальные насторожились, но не сдвинулись с места, будто ожидая сигнала, когда можно отмереть.       — Сидите здесь, — распорядился лорд Лестрейндж, поднимаясь следом.       — Сэр, поверьте, я справлюсь с ней. Мне нужно увидеть её, — тоном, не терпящим возражений, заявил Том. — В конце концов, ответственность за неё несу я. Будьте уверены, я в состоянии решить этот вопрос. Остальные в безопасности и никуда не уходят отсюда. Августус вернётся сразу же, как только покажет комнату, в которой находится маледиктус.       Тот завёл руки за спину, выпрямляясь во весь рост, оценивающе осмотрел каждого из гостей, затем снова перевёл взгляд на Тома и согласно кивнул.       — Будь осторожен, Том. Не всегда знание языка может спасти твою жизнь.       Он коротко кивнул и вместе с Августусом вышел из столовой.

***

      Том не мог объяснить себе, почему без сомнений верил Нагини. Дело было не в том, как она вела себя или что её вид внушал доверие. Это было что-то на интуитивном уровне. И, честно говоря, Том ловил себя на мысли, что в первую очередь это связано с волшебством маледиктуса. Мало того, что только он мог понимать змеиный язык, то есть даже окончательное перевоплощение Нагини не изменит возможность слышать её и разговаривать с ней, но и само существо в магическом мире было крайне редким, и вот оно попалось ему в руки.       Том давно сжился со своей неукротимой жаждой обладать чем-то особенным, поэтому только в удовольствие работал в лавке Горбина, являющегося опытным коллекционером, получил от него достаточно знаний и даже смог собрать уникальные реликвии основателей факультетов Хогвартса, пожалуй, за одним исключением. Попавшаяся в руки змея, являющаяся символом его далёкого предка, от которого передался дар змееуста, была чем-то неожиданным и представлялась неким подарком судьбы. Нагини могла бы стать самым преданным помощником, а он, в свою очередь, избавил бы её от бессмысленного существования в этом мире, где в обличии змеи она больше никому не нужна.       Всё это вертелось в голове отточенным механизмом, поэтому на данном этапе было не столько важно разобраться в особенностях Грейнджер, как сделать всё, чтобы Нагини увидела в нём настоящий шанс важности своего существования. И Том чувствовал, что в этом осталось преодолеть пару заключительных шагов, один из которых он делал сейчас.       Выразив полную обеспокоенность, он вошёл в комнату, где расположили Нагини, и застал её в лихорадочном состоянии. Она лежала на кушетке в ворохе влажных тонких одеял и беспомощно елозила, будто не находя себе место.       Заметив чужое присутствие, Нагини подняла тяжёлый и затравленный взгляд, впервые отличающийся агрессией и раздражением, и на несколько мгновений замерла в довольно странной позе, а затем медленно и бесшумно сдвинула переплетённые ноги, будто готовясь к нападению, и впилась глазами в лицо замершему на пороге Тому. Её зрачки с последнего такого раза сильно видоизменились — теперь они стали полностью вертикальными, чёрным разрезая расширившуюся золотистую радужку.       Она явно боролась со своим перевоплощением и злилась за то, что оно становится неминуемым.       — Нагини... — осторожно начал Том, в мгновение прикидывая все возможные события.       Та резко осмотрела его с ног до головы, будто проверяя на возможную угрозу, затем сморгнула внушительно выглядящими глазами и издала мученический стон. Её ладони сами собой начали заламываться, а шипение, которое она явно не смогла сдержать, звучало слишком отчаянно.       — Я не могу долго держать себя в теле.       Том не двигался, всё внимание направляя исключительно на Нагини, а затем, будто с её позволения, сделал осторожный шаг вглубь комнаты, держа ладони открытыми.       — Мне очень жаль, — он тихо прошептал на парселтанге и через короткую паузу продолжил: — И я не знаю, что могу сделать для тебя, чтобы остановить.       — Ньют Скамандер говорил мне, что почти разгадал секрет проклятья...       — Но Скамандера нет, и нам неизвестно, смог ли он выбраться из Берлина.       Нагини слишком резко дёрнула переплетёнными ногами, будто выражая этим протест, но всё же обречённо вздохнула, словно принимая реальность озвученного факта. И в этот момент Том уловил ту самую ниточку, которая ему необходима, усиленно заставляя работать шестерёнки в своей голове.       — Однако мы не можем быть уверены и в обратном. Вряд ли за пару дней я смогу дойти до тех открытий и совершить те исследования, что сделал Скамандер. Но я готов приложить усилия на то, чтобы узнать, что случилось с ним, и если он жив, привести к тебе.       Нагини посмотрела на него так жадно и восторженно, будто он уже сбросил с неё проклятье крови и помог сохранить человеческий вид.       — Ты действительно готов?.. — будто не веря и в то же время отчаянно желая, медленно прошипела она, на что Том молча кивнул и спокойно прошёл к мягкому стулу, чтобы занять место напротив собеседницы.       Как только он это сделал под её пристальным взором, незамедлительно пояснил:       — Да, я хотел бы помочь тебе. Ты защитила меня от неприятелей.       — Взамен ты уже забрал меня с собой и спас из горящего Берлина, — возразила Нагини и несколько раз проморгалась, прежде чем снова устремить на него звериный взор.       — Я знаю. И знаю, что ты можешь уйти куда душа велит — даже не важно, останешься ты человеком или нет. Однако если ты изъявишь желание сопровождать меня дальше, то я буду только рад, — высказался Том, облачая свои прямые намерения.       Та чуть сощурила глаза, затем слегка измученно улыбнулась.       — Твоя целеустремлённость мне понравилась ещё в Тиране. Я верю, что ты найдёшь Ньюта. Если он жив и если будет не поздно.       Том спокойно кивнул и задумчиво опустил взгляд куда-то вниз.       Где и от кого он мог бы узнать о Скамандере? В Берлине у него было достаточно связей, но другая проблема заключалась в том, что связей с самим Берлином, судя по всему, не осталось, как и физически города. Можно было попытать шанс через Антонина, который поддерживал связь с друзьями Кнабенгоф и Рылеевым, один из которых на тот момент вроде как отлучался из города и, может быть, не успел вернуться — нужно уточнить. Ещё был Августус, который наверняка имел крепкие знакомства с жителями, но здесь всё обстояло слишком расплывчато. Так же был вариант искать знакомых Скамандера и через них пытаться выяснить о последней или возможной связи с зоологом. И Нагини наверняка могла знать его некоторых знакомых.       Пока Том быстро соображал над путями решения проблемы, та думала о чём-то своём, что вскоре и выразила:       — Как давно ты знаком с Гермионой?       Тот немного свёл брови, переключаясь на озабоченность в этом вопросе.       — Почти год.       — Кто она? Чья-то старая знакомая?       — Хм, можно сказать и так. Хотя, по существу, просто свалилась на голову, — со смешком отозвался Том, а затем поправил себя: — Встретились в Берлине после того, как выступил перед немцами. Тогда все газеты трубили о том, что она потеряла сознание прямо на площади от того, какая же захватывающая у меня речь.       — Она необычная, — медленно прошипела Нагини, будто подводя к чему-то важному, на что Том выпрямился и вопросительно приподнял бровь, ожидая продолжения. — С ней что-то происходит, и я сначала подумала о проклятье. Напомнила меня, будто борется с чем-то непреодолимым.       — Хм, это вряд ли. Хотя один её секрет я знаю, — задумчиво отозвался Том.       — Сначала я подумала так, — подчеркнула Нагини и проморгалась, тем самым вселяя в Тома что-то дискомфортное. — А потом поняла, что она что-то тщательно скрывает. Ты знаешь, что именно? Я не лезу в чужие тайны, но хотелось бы знать, осведомлён ли ты о них.       Том задумчиво посмотрел на свои ладони, в голове перебирая все сведения о Гермионе, затем прямо посмотрел на Нагини и с тенью вызова произнёс:       — Что ты видела, чего не видел я?       — Когда вы ушли исследовать поле, в которое мы вышли после леса, Адам начал в чём-то обвинять Гермиону. Они говорили так, что любому, кто не владеет темой, ничего не понять. Адам высказывался о том, что ему не нравится твоё молчание по поводу ваших с Гермионой каких-то дел, а Джонатан вступился, если можно так сказать. Они о чём-то ругались, в чём явно замешана Гермиона, а после та просто бросила заклятие в Адама и стёрла ему память, будто этого случая не было.       Том даже не пытался скрыть изумления: его глаза расширились, выражая даже ошеломление. И первое, что дёрнуло, будто острый крючок под кожей, это факт, что ни Джонатан, ни Адам ничего об этом не говорят. Первый — об инциденте, а второй — о каких-то известных ему сведениях о Гермионе.       — Возможно, с моей стороны будет слишком нагло просить поделиться воспоминаниями об этом, но... — взволнованно заговорил Том, ощущая, как в горле резко пересохло.       — Это не проблема, — покачала головой Нагини. — В своё время я привыкла к тому, как мой хозяин изучал мой разум.       Том поджал губы, выражая мнимое сочувствие — это было неважным на фоне того, что ему сейчас открылось, поэтому любой ценой собирался достигнуть задуманного. Нагини добровольно подалась вперёд, на что тот навёл на неё палочку и, прежде чем вторгнуться в воспоминания и выискать нужное, по-английски прошептал:       — Я буду осторожен.       Его унесло в водоворот чего-то густого и таинственного, абсолютно не похожего на привычный человеческий разум. Извилистые тёмно-изумрудные нити проносились перед глазами, подобно цепочкам ДНК, до тех пор, пока не остановились у какой-то глубоко уходящей вниз пропасти, куда Том решительно устремился и поймал вытолкнутое разумом Нагини воспоминание.       Её глазами он увидел Адама и Гермиону, опустившихся к заснеженной земле. Сначала не было слышно, о чём они говорили, но как только к ним направился Джонатан, Адам с вызовом сообщил:       — Ненавижу, когда Том лжёт нам. А ещё больше ненавижу причины, из-за которых он может это делать.       — Если Том о чём-то нам не договаривает, значит на это есть очень веские причины, в которых ему самому необходимо разобраться, Адам.       — И когда эти причины были настолько вескими, напомни? — склоняя голову набок и поднимая отрешённый взгляд, безэмоционально поинтересовался тот. — И были ли они вообще в нашем кругу?       Внимательно разглядывая Адама, от этой фразы Том мгновенно испытал жгучий дискомфорт: он действительно никогда не скрывал от друзей те или иные факторы, а в этот раз не заметил, как сам повёл слишком скрытую от них игру. Чувство, что, возможно, с него всё и началось, начало укрепляться. Возможно, они все с какого-то определённого момента стали помалкивать обо всём, что, на взгляд каждого, не касается другого.       Это был очень неприятный и даже омерзительный факт, в котором и сам Том прокололся.       — Уверен, что мы знали всё, о чём когда-либо думал Том? — наконец так же безэмоционально выразил мысль Джонатан.       — Разумеется, нет. Но это нас и не касалось. Однако нынешняя причина касается нас всех. Даже не буду напоминать, насколько она коснулась Антонина.       Том мгновенно понял, что речь идёт о Гермионе, и от услышанной фразы задумался, а не скрывается ли в ней причина поведения каждого? Сначала сильно изменился Антонин, будто находясь под какими-то чарами, затем изменения начали касаться и остальных. Если раньше Том думал, что в последнее время Джонатан контролирует каждый шаг Гермионы в целях безопасности и поиска чего-то подозрительного, как это было обусловлено совсем недавно, то сейчас абсолютно нет гарантии, что неведомая притягательность Грейнджер уже не сбила его с первоначальной цели.       Как и самого Тома.       Выходит, они все так или иначе попали под какое-то влияние, из-за которого молчат друг другу о чём-то важном, что им кажется — эти секреты другого не касаются.       В воображении Тома Гермиона стала являться неким яблоком раздора, который каждый из них, не ведая, надкусил.       — Тогда что тебе мешает не думать о Томе так же? Тревожность?       — Она, — откровенно ответил Адам и снова пронзительно посмотрел Гермионе в глаза. — Ей не нужен ни Антонин, ни ты, ни кто-либо ещё из нас. Только Том.       — Очень наблюдательно, Адам, — резко сорвалось с языка Гермионы, а затем она поправила шапку и добавила: — Если ты хотел поставить меня в известность о том, что я вызываю у тебя тревогу и к ней же ненавидишь меня за то, что Том не посвящает тебя в свои тайны, то предлагаю закончить на этом, потому что теперь я в курсе.       — Вряд ли я был бы так напряжён, Гермиона Грейнджер, если бы знал меньше того, сколько мне, по вашему мнению, было положено. Если ты не хочешь, чтобы я рассказывал Тому больше, чем ему следует знать, то рекомендую всё же ответить на мои вопросы, иначе мне придётся...       А затем Гермиона резко оборачивается лицом к Адаму и бросает в него проклятье. После её обезумевший взор встречается со взглядом Нагини — со взглядом Тома.       Появляется маленький Жюль, Адам уже крепко держится на ногах и бестолково смотрит на своего слугу, который призывает всех взяться за руки.       Всё было таким, будто недавней сцены не было, лишь явное смятение на лице Джонатана подтверждало то, что увиденное всё-таки было реальным.       Том отклонился от Нагини и в задумчивости несколько мгновений даже не обращал внимания на то, как ту залихорадило после довольно неприятной процедуры, хоть он и пытался с натиском не внедряться и не листать другие попадающиеся по пути воспоминания.       Это было далеко не первым звоночком, связанным с Гермионой Грейнджер. Всё началось ещё почти год назад, когда он обнаружил потерю фамильного кольца, только откровенно попустительски закрывал на многое глаза, фокусируясь на более важных, как ему казалось, вещах. Сейчас же всё зашло слишком далеко — никто не имел права наводить палочку в запрещённом заклинании на одного из членов его компании.       И, наконец, никто не имел права о чём-то умалчивать, даже он сам.       Тома одолела неукротимая вспышка злости, и он даже не понимал, на кого больше: на Гермиону, на друзей, на себя?       Он медленно прикрыл веки, выискивая самообладание, чтобы после проанализировать всё, что узнал, и прийти к какому-то решению.       — Том? — осторожно обратилась Нагини, внимательно сканируя его звериными глазами.       — Размышляю над тем, как найти Скамандера, — переключаясь, очень сдержанно произнёс тот и медленно распахнул ресницы, отвечая прямым взглядом. — Думаю, в Лондоне, может быть, у вас были общие знакомые?       Та покладисто опустила взор, явно легко смиряясь с тем фактом, что Том не намерен сейчас обсуждать или вообще что-то говорить об увиденном.       — Альбус Дамблдор. Они довольно тесно общались и всегда поддерживали связь.       Том передёрнул желваками и сухо отозвался:       — В таком случае не будем терять ни минуты. Если для этого мне нужно повстречать Дамблдора, то так тому и быть.       — Том... — с ноткой обеспокоенности снова обратилась она, но тот абсолютно не желал, даже не был готов поднимать недавнюю тему, потому поднялся на ноги, готовясь уходить, и безмятежно перебил.       — И ещё. Честно говоря, что бы ни случилось, а я поручился за то, что ты не причинишь никому вреда. Сегодня ты останешься здесь, эльфы будут рядом. К ночи я соображу, куда нам с тобой отправиться, пока я занимаюсь поисками.       — Я всё поняла, — прошептала Нагини на парселтанге и больше не смела поднимать на него взгляд.       — Надеюсь, могу положиться на тебя, — серьёзным тоном произнёс Том, так же переходя на парселтанг. — И спасибо... что рассказала.       Та медленно кивнула и снова заелозила на кровати, плавно разминая шею и совершая довольно странные движения телом, однако так и не перевоплощалась и пыталась контролировать себя.       Том плотно сжал губы, смирил Нагини нечитаемым взглядом и молча вышел в коридор. Пройдя по нему до конца, он оказался на открытом балконе, с которого виднелся красивый сад. Хоть сейчас был декабрь, тонкий слой снега покрывал землю, но растущие здесь деревья и кустарники были такими же зелёными — их цветущую жизнь поддерживали волшебством.       Том просунул ладонь в карман и достал сигарету, рассеянным взором осматривая открывшийся вид — умиротворяющий, холодный, напоминающий о том, что со дня на день наступит Сочельник.       Осознание всего произошедшего за год и до крайнего момента жизни — до этой чёртовой секунды — тяжёлым грузом свалилось на плечи. Том впервые ощутил, как потерял контроль над ситуацией — он потерял контроль абсолютно над всем. Со всех сторон подбивали разные обстоятельства: сожжённый до основания Берлин — все идеи и приложенные усилия за одну ночь стали бессмысленными и сгорели в пламени адского дождя; наводящая необъяснимую смуту Грейнджер — она казалась ему надёжным союзником с дельными идеями, серьёзными намерениями и неугасимым энтузиазмом, но на деле являлась неразгаданной и неотвратимой угрозой, с которой происходили необъяснимые вещи; проклятый маледиктус — перевоплощение несло в себе смертельную опасность для каждого из них и уверенности в защищённости никакой не было, если только не прислушиваться к интуиции, которая точно шептала, что та надёжна; недоверие в компании друзей — каждый из них что-то знает и каждый пытается спрятать свой секрет по ведомым или вообще неведомым причинам.       А ещё убийство Астрид, о котором знают все, кроме Августуса — что будет, если кто-то проболтается? А ещё появление Гриндевальда, который уничтожил его прочную опору и поддержку в лице герра Фон Фейербаха...       Вышло так, что целый год в Берлине он потратил впустую: сотни волшебников остались погребёнными заживо или смогли убраться подальше от Германии, уже явно наплевав на любые идеологии, курс Министерства и любого общественного деятеля. Им всем уже плевать на то, что было днями назад — всем страшно только за свою жизнь.       Если бы Том не знал, что за всем этим стоит Гриндевальд, то, возможно, уже просчитывал и раздумывал, как воспользоваться моментом и снова сплотить общество, однако в этой ситуации с этими знаниями он ощущал себя бесполезным.       Кто он такой против Гриндевальда?       Лёгкий отголосок страха из детства сейчас отчётливо напоминал о себе: тёмный маг действительно умел собирать вокруг себя волшебников и огромной армией наводить ужас на всю Европу, привлекая миллионы разных национальностей маглов, которые в ходе войны погибали тысячами и тысячами.       А чем владеет Том?       Поддержки, которой он успел заручиться в Европе, по своей сути не осталось — за одну ночь развалилось всё к чёртовой матери!       Сейчас он в Британии, где Министерство более-менее твёрдо стоит на ногах, власть не раздроблена и принадлежит аристократии, семейства которой имеют слишком много голосов, что даже брось всех ребят по должностям, а никакого влияния не хватит. Более того, здесь особое место занимает Дамблдор, негласно просовывая свои руки не только в дела школы, полностью отданной ему в распоряжение, но и в дела Министерства.       Тому через несколько дней исполнится всего лишь двадцать один год, а он уже потерпел первое сокрушительное поражение, потому что в Европу теперь пути нет — там находится Гриндевальд, а в родных землях все территории поделены — здесь немалое влияние имеет Дамблдор.       Неожиданно на какое-то время он подумал о своей бесполезности и никчёмности.       У Тома пошла кругом голова, и отнюдь не из-за табачного дыма, который он не так часто вдыхал, в отличие от Фрэнка или Антонина.       Поэтому он сразу же переключился на более реальную проблему.       Недоверие друзей — вот на чём сейчас зациклились мысли, и это оказалось настолько болезненным ударом, что Том не заметил, как быстро закончилась сигарета, потому достал новую и тут же снова закурил.       Он пытался рассмотреть ситуацию со всех сторон, найти мотивацию каждого из друзей и увидеть обстоятельства их глазами.       А затем задавал себе точно такой же вопрос: почему он сам ни о чём не говорил остальным?       И, перебирая возможные ответы в голове, не мог найти истины.       Том действительно не знал и не понимал, почему всё время молчал.       И после этого он нашёл первое решение того, что его больше всего сейчас беспокоило: нужно собраться в одном месте и откровенно поговорить. Место должно быть таким, чтобы ни одна душа даже рядом не могла пройти мимо и, кажется, у него уже есть мысль, куда их всех стоит завести. Хорошим местом может послужить старая и заброшенная лачуга его чистокровных предков — там давным-давно никто не появляется.       Или ещё лучше: место, где и так витает страждущая и безмолвная атмосфера, — кладбище, на котором похоронен его грязнокровый отец.

***

      К вечеру всем стало известно, куда можно переместить Нагини. Сначала рассматривали идею так же снять небольшой дом на окраине города, как это было в Берлине, но Джонатан выразил мысль получше, напомнив, что недалеко от Лондона живёт их бывший сокурсник Юджин Мальсибер, который год назад сначала хотел отправиться с ними странствовать по Европе, но в самый последний момент отказался по семейным обстоятельствам: младшую сестру, Габриэль, одолела опасная болезнь, поэтому тому пришлось пренебречь предложением Тома.       Сейчас же с ней всё было в порядке — малышка поступила на первый курс в Хогвартс, а большой дом Мальсибера как всегда пустовал. Всё дело в том, что когда Юджин едва достиг совершеннолетия, то оба потеряли родителей, и, к счастью, старшему брату предоставилась возможность взять опекунство над младшей сестрой. Джонатан додумался наведаться к их старому другу и очень легко договорился о том, что они все вместе временно могут расположиться в его доме.       Оказалось, Юджин был невыразимо рад, узнав, что к Рождеству их с сестрой тихие коридоры и комнаты займёт целая толпа волшебников — его друзей. Присутствие маледиктуса Юджина нисколько не смущало: то ли он не совсем понимал уровень опасности существа, то ли был абсолютно уверен, что оно под безупречным контролем Тома. Нагини выделили комнату на третьем этаже, где она спокойно могла пребывать в одиночестве и по желанию спускаться вниз. Остальных расположили на втором этаже.       В день, когда ребята оказались у друга, было столько радостных криков, будто в дом преждевременно пришёл праздник: Юджин позаботился о накрытом столе и развлечениях, так что никому не пришлось скучать. Лишь Джонатан на некоторое время ушёл, чтобы проведать отца, и вернулся не в самом лучшем расположении духа, о чём никто не стал его донимать. Вечером они устроились за играми: все наблюдали, как Том и Джонатан играют в шахматы, не без ироничных высказываний Антонина. Когда время стало слишком поздним, Юджин отлучился, чтобы уложить спать маленькую Габби, вернувшуюся на рождественские каникулы, а затем снова присоединился к гостям, и наконец заговорили о серьёзных вещах.       Таким образом, все ребята получили новости о том, что происходило в Британии на протяжении их отсутствия. Юджин рассказал очень много историй и взамен с интересом выслушал приключения друзей. На один-единственный день Том позволил себе бездействовать (хотя это было не совсем так, потому что проблемы места жительства и приюта для Нагини были решены), посчитав, что новое место и общение со старым другом каждому пойдёт на пользу, и пока все отвлекались от пережитого, он всё равно каждую минуту размышлял над тем, что ожидает его на следующий день.       Во-первых, прошлым вечером Том незамедлительно отправил письмо в Хогвартс с прошением о встрече с директором, коротко обозначив причины, по которым желает встретиться.       Во-вторых, он собрал все сводки здешних и зарубежных газет, чтобы быть в курсе происходящего, и наметил встречу с Абраксасом Малфоем.       В-третьих, попросил Антонина и Августуса написать своим знакомым из Берлина с просьбой выяснить о Скамандере.       И, наконец, уже продумал ход разговора с друзьями, который запланировал на завтрашний день — вечер откровений уже нельзя было откладывать. Лёжа после длинного дня в тёплой мягкой кровати, Том точно решил, что посвятит всех в свои дела с Грейнджер без малейшей утайки, чтобы впредь не оставалось никаких вопросов, недомолвок, подозрений и необъективных обвинений.       А затем обязательно потребует ответ с каждого из них о том, что те скрывают.       Слишком давно они не встречались в гостиной или столовой, как это было почти год назад на ежедневной основе, и не обсуждали все новости. Слишком давно они не болтали по душам перед сном, когда от усталости у каждого слипались ресницы.       Они очень давно не разговаривали так, как это раньше делали изо дня в день, и теперь настало время исправить это.       Его сильно не то коробило, не то злило, что от него что-то утаивают, особенно молчание Джонатана, на которого он без малейшего сомнения всегда полагался.       Том предчувствовал, что завтра каким-то образом его жизнь изменится.

***

      Утром Том проснулся от того, что в окно его комнаты стучится сова, поэтому он мгновенно подскочил с кровати, открыл форточку, впуская морозный воздух, и вырвал у птицы письмо. Мгновенно раскрыв его, он увидел ответ Дамблдора о том, что тот готов встретиться с ним в Хогсмиде за день до Рождества, то есть буквально завтра.       Это дало надежду, что директору есть чем поделиться с ним, поэтому он тут же стал раздумывать, кого взять с собой на встречу, но, вспомнив о серьёзных проблемах в доверии с ребятами, отбросил эту мысль, переключая внимание на прикроватную тумбочку, на которой лежала стопка откуда-то взявшихся пергаментов.       Том быстро прошёл к ней и посмотрел на самый верхний свежий лист, на котором аккуратным каллиграфическим почерком коротко было выведено послание:       «Прежде чем принять какие-то решения, ознакомься с содержанием пергаментов и, заклинаю, без каких-либо резких и необдуманных движений.       P.S. Вернусь к Рождеству. Никого не предупредил, кроме тебя.

Дж.Э.Э.»

      Том сначала невольно отшатнулся от тумбочки, а затем взял стопку пергаментов и на первом увидел, что тот исписан его собственным угловатым почерком.