***
С раннего утра сквозь окна спальни настойчиво пробивался яркий солнечный свет. Янковский проснулся в замечательном настроении и бодро откинул одеяло, прислушиваясь к желудку. Никакого дискомфорта. Уже стоя на кухне, он вдохнул поглубже, сладко потянулся во все стороны, разминая мышцы. Снова не почувствовав тошноты, он блаженно прикрыл глаза и достал из шкафчика упаковку с кофейными зёрнами. Сварил огромную чашку кофе, приготовил любимый омлет с сыром и устроил себе настоящий королевский завтрак, а расправившись с ним, опять покрутился, сделал пару осторожных движений и стал с подозрением ждать возвращения знакомых ощущений. — Ну неужели, — искренне обрадовался Ваня, — само прошло и никуда звонить не понадобилось. А потом его стошнило. Буквально вывернуло наизнанку. На мгновение даже показалось, что желудок выйдет вместе со своим содержимым, колени дрожали, а взмокшая челка прилипла ко лбу. Между приступами рвоты Янковский устало осел на пол в ванной и часто задышал. Разум подсказывал, что никакое это не отравление, и по-хорошему нужно было вызвать скорую. Да, ответственные взрослые так и поступают, но Ваня...Ваня терзал себя сомнениями. А что, если заберут в больницу? Нет, лучше уж он как-нибудь сам. Первым делом в голову пришло позвонить Лизе, ведь та всегда могла бросить все дела и примчаться на помощь.Тем более сейчас, когда тут такое. Но уже набрав номер, Ваня разочарованно хлопнул себя ладонью по лбу, вспомнив, что сестра уже восемь дней как греет тело на кипрском пляже и периодически присылает фотографии моря и своего довольного загорелого лица. Соответственно, не вариант. Беспокоить Тихона, который территориально находился ближе, тоже не хотелось, ведь если тот начнёт переживать, то не сможет сконцентрироваться на роли, и съёмочный день пройдёт зря. Запланированные сцены придется переснимать, и Тиша будет вынужден остаться в Питере ещё на какое-то время. С таким Янковский мириться не желал и принял решение всё-таки попытаться дозвониться до медцентра.***
Ваня лежал на кушетке в кабинете ультразвуковой диагностики в задранной до груди футболке и напряжённо следил за скользящим по коже живота датчиком. Врач только удовлетворённо хмыкала и нажимала на кнопки прибора, внимательно следя за серо-белыми пятнами на экране. Закончив обследование, она развернулась на стуле и протянула несколько бумажных салфеток: — Никакой язвы желудка я не вижу, Иван, — доктор серьёзно посмотрела поверх очков и, прежде, чем продолжить, мягко улыбнулась, вызвав у Янковского нешуточное замешательство. — Зато вижу явную, чётко просматриваемую беременность. — Беременность? Простите, не хочу показаться грубым, но это какой-то врачебный юмор? Я не понимаю. Прежде чем ответить, женщина покачала головой и без тени насмешки развернула к нему монитор аппарата узи, на котором было зафиксирован снимок округлого тёмного пятна, сложное для восприятия обычного человека. Чем дольше Ваня пялился в экран, тем острее чувствовал подступающую паническую атаку и уговаривал себя дышать глубже. У него будет ребёнок? Как это вообще возможно? Нет, в теории он знал, что официально подтверждённые случаи мужской беременности существуют, но никогда не предполагал, что сам войдёт в этот ничтожно малый процент счастливчиков. — Посмотрите сюда, — доктор взяла со стола ручку и очертила в воздухе область на мониторе, — это и есть плод. Срок приблизительно четыре-пять недель. От услышанного затряслись руки. Так не бывает, такого просто не может быть. — Но как это возможно? Я ведь... — Я знаю, что вы хотите сказать, Иван. Вы мужчина. Но поймите — бояться нечего. Медицина в наши дни позволяет не только женщинам выносить и родить здорового ребёнка. Отличается только способ родов, мужчинам делают исключительно кесарево сечение. Естественные роды возможны, но это сложно, болезненно и слишком высок риск того, что ребёнок повредит некоторые внутренние органы, поэтому такое не практикуется. Слова доктора вызывали смешанные чувства, а тревожные мысли набатом забили в голове, провоцируя мигрень. Как любой живой человек Ваня не раз задумывался о браке, семье и детях, но никогда не был готов вот так внезапно примерить отцовство, или, вернее сказать, материнство, на себя. Короче говоря, родить, прочувствовав процесс на собственной шкуре. С браком было несколько проще. В тайне ото всех Янковский иногда мечтал, как в обозримом будущем они с Тишей распишутся в другой стране, а потом вернутся в Россию и будут жить вместе, но уже в статусе супругов. О свадьбе скажут только родителям, возможно устроят маленькую церемонию для членов семьи, а о детях подумают как-нибудь потом, лет через пять. Но обычно жизнь без предупреждения ставит перед фактом, внося свои коррективы, и Ване теперь предстояло найти ответы на множество вопросов. Первым делом нужно было рассказать Тихону. Но что, если он отвергнет его? А если Жизневский и вовсе никогда не рассматривал Ваню в качестве постоянного партнёра на долгие годы и видел в нём лишь временное развлечение? Да нет, бред какой-то. Тихон его точно любит всей душой, буквально на руках носит, но ребёнок...это, вроде как, другое? Что скажет мама, которая всю жизнь горой стоит за репутацию каждого члена семьи Янковских? Что скажет отец, порой придерживающийся чрезмерно консервативных взглядов? Вдруг семья откажется от него? Слишком много «что, если…» теперь терзало Ваню. А может, вообще не говорить? Нет, замалчивать — вообще не вариант. Будет нереально не видеться с родителями девять месяцев, даже сославшись на занятость в масштабном проекте, а живот скоро будет не скрыть уже ничем. Прикидывая возможные варианты, Ваня пришёл ко мнению, что имеет полное право отложить разговоры с семьёй хотя бы до вечера, чтобы решить, как действовать. — А...а что, если я...захочу сделать аборт, — в горле резко пересохло и слова давались с трудом. — Аборт можно сделать до двенадцатой недели, — доктор резко переменилась в лице, сохраняя прежнее спокойствие, — но позже не возьмётся ни один специалист, уверяю. Простите, но должна сказать, что прежде чем решиться на такой шаг, подумайте, Иван. Раз судьба предоставила вам такой шанс, то может стоит им воспользоваться?***
Сидя в такси, Ваня тоскливо смотрел в окно на проносящиеся мимо улицы и думал, о том, в какой момент его жизнь повернула не туда, и когда всё произошло? С трудом, но всё-таки вспомнил, как чуть больше месяца назад Тихон вернулся с очередных петербургских съёмок и даже разуться толком не успел, как прижал Ваню к стене в прихожей, страстно целуя в шею. Они тогда даже до спальни не дошли. Тиша подхватил Янковского под ягодицы и потащил по направлению к гостиной. Изголодавшись по друг другу, они забыли про комфорт, сплетаясь телами на неудобной узкой поверхности дивана, тем более про презервативы, которые всегда хранились в выдвижном ящике в спальне. С Тихона градом лился пот, пока Ваня со всей самоотдачей скакал на нём, цепляясь пальцами за кожу и забывая вдыхать кислород. А мозг отказался соображать задолго до того, как Жизневский обессиленно раскинул руки в стороны, изливаясь внутрь такого же измотанного, но до одури счастливого Вани. — Если бы мы только знали, мелкий, чем это обернётся через пять недель, — тихо бормотал Ваня в пустоту, — то…А что «то»? Раньше ведь как-то прокатывало, никто и не предполагал, что будет так. Вернувшись домой, Янковский морально подготовился к тому, чтобы выложить главные новости непосредственному участнику событий. Умыл лицо холодной водой и заварил большую кружку зелёного чая. Отчего-то казалось, что на кофе сейчас лучше не налегать. Часы показывали три часа дня, Тихон как раз должен был находиться на площадке. Ваня задумчиво постучал пальцами по колену, размышляя, стоит ли звонить прямо сейчас и решил, что звонок откладывать нельзя. К тому же, Тиша наверняка ждал вестей ещё после того, как по дороге в медцентр Янковский коротко написал ему в Телеграме и попросил не звонить. Жизневский долго не подходил к телефону, но в конце-концов гудки прервались, и раздался его запыханный голос. Торопился. — Ну чего там, Ванько, жить будешь? — безо всяких приветствий. — Буду, Тиш...Тут это...Помнишь, мы зимой роллов обожрались так, что у меня джинсы потом не застегнулись? — Ваня начал говорить не сразу, выдерживая небольшую паузу и собираясь с духом. — Ты еще ржал тогда, что я беременный и рожу ведро риса? — Ну, помню, — было слышно, как на том конце провода недоумевающий Тихон поджёг сигарету и крепко затянулся. — Так вот, я… — Вань, ну говори уже, я тут места себе не находил, а ты мне про какой-то рис затираешь. Всё путём? Или колёса назначили какие? — Блять, ну погоди ты. Короче, я реально беременный. Не рисом только, а, блять, ребёнком настоящим. Ты отцом будешь, Тиш, — Янковский жалобно всхлипнул и прикрыл глаза в ожидании ответа. Молчание пугало. — Если это у тебя такие шутки, Иван Филиппович, то я даже не знаю, что сказать. — А это похоже на шутку, блять? Меня утром полоскать начало, я думал у меня гастрит, язва, в худшем случае рак какой-нибудь ебучий, а у меня там ребёнок внутри. Тиш, у нас будет сын, понимаешь? Или дочка... Когда Ваня произнёс это вслух, его затрясло сильнее прежнего. Уже не от страха, а от волнения. Ему была так необходима поддержка, крепкие объятия и совет. Совет, как жить дальше, когда в самом расцвете лет и карьеры ты неожиданно залетел, и тебе предстоит научиться с этим жить, хоть и временно. А ещё страшно хотелось закурить. — Ванюш, ну так это же здорово, — понизив голос, очень искренне отозвался Тихон, спустя пару десятков секунд, — наверное. Целый маленький человек. Наш. Я...рад очень, хоть и в шоке, конечно. А ты-то сам как думаешь? — Блять, я не знаю, — Ваня позволил слезинке скатиться по щеке, а потом снова всхлипнул и быстро-быстро заговорил. — Я тоже рад и одновременно мне до пизды страшно, Тиш. Пока номер твой набирал, реакции боялся пиздец. Рано об этом говорить, но...это ведь сложно очень, вырастить и воспитать, понимаешь? И родителям рассказать нужно как-то о тебе и о нас, обо всём этом. — А может, будем решать проблемы по мере поступления? Сначала родителям скажем, потом родим здоровенького. Тогда и подумаем, как воспитывать и всё остальное. Прорвёмся, ну! Тихон, конечно, понимал, что осознать появление ребёнка внутри себя — пиздец как сложно, и жмурился изо всех сил, пока из динамика лился взволнованный голос любимого. Необходимость оказаться в Москве прямо сейчас перекрывала кислород в лёгких. Он подумал о том, что сразу после разговора закажет Янковскому самый большой букет цветов в качестве моральной поддержки, чтобы тот не чувствовал себя одиноким в такой важный жизненный момент для них обоих. Он обязательно поговорит с режиссёром, объяснится и возьмёт билеты на ближайший сапсан, чтобы быть рядом и поддержать уже по-настоящему. И ребёнку Жизневский тоже искренне рад, хоть и испугался, наверное, даже больше Ваньки. Это хоть и внеплановый, но всё же результат их чувств к друг другу. Маленькое чудо. В своих чувствах Тиша не сомневался, и теперь ради него или, быть может, неё, был готов в лепёшку расшибиться, но стать таким отцом, на которых смотрят восторженно и тихо вздыхают от зависти.