***
Олег закончил вызов и вернулся в палату к своему соулмейту. Их знакомство было как гром среди ясного неба. Олег фыркнул, понимая, насколько крылатое выражение подходит к их с Сергеем ситуации. Кирилл приоткрыл веки и посмотрел на Волкова с теми же оттенками удивления, неверия и немного страха как в их первую встречу. — Игорь скоро приедет, и заберëм тебя отсюда, — мягко произнëс Олег. — Я не хочу этого, — тревожно шепнул Кирилл. Волков нахмурился, пытаясь поймать его ладонь, но Гречкин спрятал руку под одеяло. Соулмейту Волкова нельзя было нервничать, и Олег старался быть максимально мягким. — Это из-за Сергея? Тот отвëл взгляд, и Волков понял, что попал в точку. Для Гречкина он никто, а Разумовский едва не сжëг парня заживо. Трудно было оправдать поступок друга, Олег даже не пытался. Он знал, что просто не будет: когда первый шок и радость схлынули, осталось понимание, что его соулмейт накосячил везде, где только мог, и попойки, участие в подпольных гонках были верхушкой айсберга. Девочка, Лиза Макарова была такой же приютской, как и он с Серëжей, а Кирилл Гречкин из другого теста. Волков даже подумал, что не справится со всем этим, не сможет быть с партнëром, который так легко распоряжается человеческой жизнью и из-за чего? По придури, из-за пьянства, гонора и наркотиков. Когда Олег держал Кирилла за руку ночью, то видел следы инъекций на бледной, кое-где покрытой ожогами и ссадинами коже. Но Олег дал себе зарок попробовать. Присмотреться, побыть рядом с Гречкиным и узнать получше; чем чëрт не шутит, ведь Гром Серого не послал, когда понял, что тот пироман и по совместительству его пара. Вот и Волков шанса терять не собирался, только боялся, что Кириллу это не нужно. — Кир, если хочешь, здесь останемся, — вздохнул Олег. Гречкин поджал губы и хмуро смотрел в окно. Волков уже хотел вызванивать Грома, чтобы тот не рвался в больницу, но Кирилл неожиданно заговорил. — А оно тебе, вообще, надо? Со мной возиться? — спросил Кирилл, всë также не смотря на Олега. — Когда я узнал, что некий папенькин сынок сбил девочку, я готов был пристрелить того на месте, — Волков смотрел на свои руки, сцепленные в кулак и не видел, как испуганно обернулся Кирилл. — Когда я узнал, что ты моя пара, я был просто счастлив, что ты жив. — А теперь? — спросил Гречкин едва слышно. Олег невесело усмехнулся: — У судьбы чëрный юмор. Будем разбираться по мере возможностей. — Нет никаких возможностей, — рявкнул Кирилл и тяжело дыша уставился на Волкова, словно дыру прожечь пытался. — Кир, тише, — Олег не двигался, чтобы не провоцировать. — Тебе нельзя волноваться. — Да иди ты на хер! — Шипел Кирилл. — Какой заботливый. Топай к своему дружку, а меня оставь в покое! Не будет у нас ничего, понимаешь? Не может быть. Олег медленно поднялся под упрямым взглядом Гречкина и вышел, тихо прикрывая за собой дверь. Оставшись в одиночестве, Кирилл сжал челюсть, часто моргая, чтобы не заплакать. Дерьмовая у него жизнь, кто бы что ни говорил. Даже отец в сердцах сказал ему после суда: «Что б ты сдох». Сейчас Кирилл был с ним единодушен. Лучше бы он умер в огне и не видел, не узнавал никогда своего соулмейта, которому он тоже обуза. Но он ничего не может исправить, не может вернуться в тот злополучный день, не может повернуть руль в другую сторону, не может не сесть тогда в машину, не может запретить себе пить, не может просто выбрать другой клуб и остаться дома, так, как поначалу и хотел. Если бы только он остался дома. Не было бы убийства, суда, не нужно было бы стыдиться смотреть в глаза своей паре. Он всë проебал. Всë. Кирилл мазнул ладонью по щеке, избавляясь от жалкой влаги. Ему некого винить, кроме самого себя, а раскаяние — блажь невиновных. Рядом с занавешенным окном что-то хрустнуло, и Кирилл напрягся, внимательно следя за колыхающимися занавесками. Олег говорил, что они на втором этаже, и окна выходят в сад, предлагал передвинуть койку так, чтобы он мог смотреть в окно. Кирилл грустно улыбнулся, опустив глаза на свои дрожащие руки, сжимая одеяло в тонких пальцах. Ничего этого не будет. — Жаль, что ты не умер. Кирилл недоуменно нахмурился, понимая, что эти слова, которые он прокручивал у себя в голове с самой ночи, произнесены не им. Он вспомнил этот голос. Гречкин осторожно оторвал взгляд от своих конечностей и поднял голову. Лëша Макаров, такой же злой и жалкий, как на суде, но на этот раз не безоружный. По-детски маленькая рука сжимала глок. Видимо, пацан пробрался через окно, пока Кирилл предавался самобичеванию. «Что же, — подумал Гречкин, — вполне закономерный финал. Добро торжествует». — Не в первый раз слышу, — тихо фыркнул Кирилл, едва разжимая челюсти. — Ты хоть когда-нибудь перестанешь ухмыляться? — Лëша кусал губы и нервно морщился, стараясь придать себе храбрости. — Ори громче, и кто-нибудь прибежит, — от волнения Кирилл и сам не знал, что несëт. Он откинулся на подушки, морщась от рези в груди: обезболивающее не могло справиться со всем. — Ты понимаешь, что я пристрелю тебя? — Да. — просто ответил Гречкин. — И… — Макаров чувствовал себя сбитым с толку. — Тебе всë равно? — Да, — Кирилл скривил губы в подобии усмешки, но улыбка поплыла как туман, превращаясь в очень болезненную гримасу. Ему действительно стоит умереть. Так он хотя бы раз в жизни поступит правильно. И Волков сможет найти себе кого-нибудь другого. Кого только пожелает. Живут же некоторые, никогда не обретая соулмейта, или те, у кого он умер. И ничего. Как-то живут. Кирилл хотел бы выйти в окно, но второй этаж так себе вариант, а о том, чтобы откинуться в больничке, можно и не мечтать. Разве только подкупить кого-нибудь, но ему папаша средства ограничил. — Делай что хочешь и вали отсюда. Я к аппарату подключëн, который пульс считает, разорëтся, когда сдохну. Времени сбежать мало будет. — Мне всë равно, — Лëша обхватил пистолет второй рукой, чтобы не дрожал. — Придурок ты, а не убийца, — Кирилл кивнул на пистолет. — Отпечатки понаставил, да ещë и наследил наверняка. Фильмы ничему не научили или в приюте их не показывают? — Заткнись, — прикрикнул Макаров, и Гречкин настороженно покосился на дверь. Кириллу хотелось поскорее закончить этот фарс, но стать причиной отправления мелкого в колонию для несовершеннолетних было слабым искуплением. — Пистолет дай. — Иди к чëрту, я убью тебя. — Ты дрожишь, как осиновый лист. Кошек душил? Собак резал или, может, мышей поджигал? Ты хоть раз кого-нибудь убивал? — Тебя убью и хватит, — не растерялся Лëша, чем рассмешил сына прокурора. — Пистолет отдай и уходи, — припечатал Гречкин. — Я сам себя убью, сделаю всем подарок. — Я тебе не верю, — вспыхнул Алексей, который посчитал такое заявление изощрëнным издевательством. — Тогда заканчивай поскорее. Какое моë дело, что с тобой потом будет? — Кирилл прикрыл веки и просто расслабился: обезболивающее действует и ладно, как-нибудь перетерпит и откинется всем на радость. В горле клокотала горечь. Интересно, если существуют другие жизни, он может передать другому себе послание? Лëша храбрился, вспоминал лицо своей сестрëнки, как она смеялась над его шутками, плакала по ночам и звала мамочку, даже зная, что никто не придëт. Как она переживала за него, стоило Лëше сцепиться с ребятами из параллели. Промокала ссадины перекисью, ругалась, словно взрослая женщина. Она уже никогда не вырастет, а тот, кто отнял единственного члена его семьи, лежит перед ним на больничной койке: только курок нажми и он получит по заслугам. Только нажми. Ради Лизы. Перед внутренним взором всплывает лицо майора. Он говорит что-то важное, но Лëша не слышит, просто чувствует, что очень хочет ему верить, но не может. Боль. Боль разъедает сильнее ржавчины и жуëт внутренности. А Лизы больше не будет. Он помнит, как она улыбалась, но с каждым днëм еë ласковая улыбка мутнеет, словно сестрëнка исчезает на глубине, и он видит еë через толщу воды. Остаëтся лишь боль и мутная жижа, в которой он топится сам, просыпаясь каждое утро, и не видит. Не видит привычной косички, не слышит недовольного брюзжания, из-за которого он так ненавидел сестру по утрам, так сильно, что хотел прибить подушкой. Он хотел всë вернуть, но не мог. И убить не мог. Она не вернëтся. Но может быть боль уйдëт? — Ты правда это сделаешь? — Кирилл открыл веки и наблюдал, как медленно опускается пистолет. Лëша осторожно приблизился, словно борясь с собой, и вложил холодный металл ему в руку. «Тяжëлый,» — отметил про себя Гречкин, тщательно вытирая пистолет пододеяльником, даже воду со стола взял и одно полотенце. Может никто не заметит, что оно теперь мокрое. Кирилл приметил на тумбочке свой побитый смартфон и долго тыкал, пока не открыл камеру и настроил съëмку видео с фронтального объектива. Так никто не придерëтся: доказательства на лицо. «Куда там надо целиться?» — Гречкин держал пистолет по направлению к себе. — Я без звука запись включу, когда уходить будешь, пистолет не трогай, окно не закрывай. Если на допрос вызовут, всë отрицай, понял? Ничего не знаешь, ничего не видел. Макаров неуверенно кивнул, гипнотизируя глок в его руках. Когда раздался выстрел, Лëша подпрыгнул и в ужасе уставился на Кирилла, который с недоумением смотрел на него в ответ. Живой и даже невредимый более, чем минуту назад. — Заело? — неверяще сглотнул Кирилл. — Не знаю, — также тихо отозвался Лëша, подходя ближе. Дверь резко открылась и в палату ввалились Волков и майор Гром, за которыми выглядывали перепуганные медсëстры. — Да-а, — протянул Гречкин, вертя в руках оружее, — у судьбы и вправду чëрный юмор. — Лëша, — Игорь подцепил мальчишку за шкирку и оттащил подальше от Гречкина, пытаясь понять, что произошло. Олег тем временем вырвал у Кирилла пистолет и сбросил вместе с одеялом, осторожно прощупывая соулмейта и пытаясь найти ущерб. Кирилл протянул руку к всë ещë снимающему смартфону и попытался нажать на стоп, однако экран не чувствовал его заледеневших от нервного напряжения пальцев. — …ять, — шепнул Гречкин и прекратил попытки отключить камеру. На Волкова, который приземлился ему на кровать, он старался не смотреть. Гром изучил обстановку и закрыл дверь в палату, чтобы скрыть их всех от любопытных взглядов. — Олег, побудь в палате, хорошо? — А ты куда? — голос подвëл Волкова и он откашлялся. — Мелкого в приют отвезу, там за ним присмотрят. А ты отсюда не выходи, понял? Тот только кивнул, подбирая пистолет в складках скинутого одеяла и вынимая магазин. Олег фыркнул, потом ещë раз, а потом засмеялся, скатываясь в истеричные нотки. Игорь настороженно смотрел на Олега, придерживая обескураженного Лëшу Макарова. — Олеж, ты чего? — мягко спросил Гром. — Не… — Волков пытался отсмеяться и когда наконец смог, то выдавил, — не заряженный, — и продолжил сдавленно похахатывать. Гром посмотрел сначала на поджавшего губы Лëшу, затем на пофигистично растëкшегося на кушетке Гречкина. — Чья идея была? Кирилл поднял вверх обе ладони. — Я исполнитель. — парень чувствовал лишь разочарование и подëргивал уголком губ, стараясь не поддаться заразительному смеху Олега. — Лëш? — Игорь вопросительно уставился на мальчишку. — Мне сказали, что заряженный. — виновато нахмурился тот, а Гром благословил небо и того придурка, кто снабдил ребëнка пистолетом без патронов. — Майор, он вообще не причëм, — Гречкин посмотрел на Игоря, а тот только сдавленно выругался, натягивая Макарову капюшон на голову и выводя из палаты, тут же прикрывая дверь, начиная что-то громко разъяснять сотрудникам клиники и любопытным пациентам, сбежавшимся на звук выстрела. Олег уже прекратил смеяться и сидел спиной к Кириллу, вертя в руках незаряженный пистолет. Гречкин бросал взгляды на скрюченную спину, но не решался заговорить. Боялся позорно расплакаться и тëр пальцы друг о друга, чтобы согреть и отключить наконец эту долбанную камеру. Телефон поддался с четвëртой попытки и благополучно погас. — Ты меня так сильно ненавидишь? — голос Олега разрезал удушающую тишину. — При чëм ты здесь вообще, — устало буркнул Кирилл. Волков горько хмыкнул. — Действительно. Кто я такой, чтобы иметь к твоей жизни какое бы то ни было отношение, — голос звучал едко, и Кирилл поморщился. — Всем было бы лучше… — начал Гречкин, но Олег его перебил. — Заткнись нахрен! — он вскочил со своего места, пихнул пистолет сзади под рубашку за ремень штанов и опустил пиджак. Вытащив смартфон, Волков набрал подчинëнного и уточнил: — Машина готова? Отлично, сейчас будем спускаться. Гречкин схватил телефон и спрятал в руке, укрывая под больничной рубашкой. Олег обернулся к парню и попытался самостоятельно сдвинуть кровать. Поняв, что у него всë получается, Олег открепил датчики от Кирилла. — Я никуда не поеду, — взбеленился Гречкин, пытаясь выхватить провода из рук соулмейта. — Поедешь. Либо в сознании, либо под успокоительными — выбирай, — мрачно предложил Волков. Они сверлили друг друга взглядами, пока Кирилл не отвëл свой. Быть накачанным препаратами до несоображающего состояния было боязно. — Ну вот и порешили, — выдохнул Олег и вызвал лечащего врача, тыкая в него разрешением на изъятие пациента. Кирилл попытался набрать отцу, но вызов сбрасывался. Видимо, Всеволод не хотел иметь с сыном ничего общего, а больше Гречкину-младшему звонить было некому. Разве только майору Грому, который держал его за руку весь путь от особняка до больницы. Но это он оставил его с Волковым, так что без вариантов. Кирилл лежал тихо и не выëживался, но Олег не расслаблялся и больше не оставлял соулмейта одного, ни в лифте, ни в машине, ни в башне. Даже камерам не доверял, хотя распоряжение Марго дал вполне конкретное: отслеживать любое движение и отчитываться ему на мобильник. И Серëгу о попытке самоубийства проинформировал, попросил на их этаж без повода не заглядывать, так сказать, во избежание. — Есть хочешь? — Волков присел на кресло рядом с просторной кроватью, на которой устроил Кирилла. Тот только отрицательно качнул головой. — Придëтся, — спокойно сказал Олег. «Тогда зачем спрашиваешь?» — про себя хмыкнул Гречкин, но вслух вопрос не задал. Волкова он решил попросту игнорировать, пока не поправится, а там посмотрит. Олег ненадолго отлучился и вернулся с контейнерами, которые поставил на постельный столик и умостил его на кровати, ножками по бокам от Кирилла. — Приятного аппетита.***
Тем временем Игорь пытался накормить Лëшу Макарова, который пощипывал шаверму, сидя на парапете рядом со статуей какого-то полководца. Гром расположился около, откусывая от своей порции, то и дело поглядывая на мальчишку, пытаясь понять, что у него на уме. — Ты как узнал, — спросил Игорь, — В какой Гречкин больнице? — От полицейских услышал, когда через забор перебирался. — У особняка который? Макаров кивнул, разминая в руках кусок лаваша и подкидывая настырному голубю, вьющемуся у ног. — А пистолет где достал? — Игорь тоже кинул немного крошек голодной птице. — В подворотне выменял, за блошиным рынком. — Покажешь потом и фоторобот мне опишешь, человека, который тебе пистолет дал. Лëш? — Да понял я, понял. — Лизу ведь убийством не вернуть, — выдохнул Игорь, и Алексей замер. — Что ты почувствовал, когда Кирилл выстрелил? — Ничего. — А если подумать? — Вам надо, вы и думайте! — рявкнул Лëша, переставая есть. — Да я твою перепуганную мордочку до сих пор перед глазами вижу, — успокаивающе пояснил Гром. — И облегчение на лице, когда ты понял, что выстрел холостой. Алексей отвернулся, чтобы не смотреть на майора, а Игорь продолжил: — Это он предложил самому выстрелить, да? — Да, — шепнул Макаров. — Я решил, что он издевается, не смог себя заставить, когда он был таким… таким… — Каким? — Игорь нагнулся поближе к подростку. — Словно у него тоже кто-то важный умер. Игорь вздохнул. — У него родители в разводе, отцу я звонил, но тот даже слушать отказался, мол, плевать, что сын чуть не помер. А мама где-то за границей уже лет пять, — прервавшись на паузу, Гром скатал упаковку от шаурмы и забросил в мусорный бак. — А вчера он соулмейта в больнице встретил, знаешь кого? — Кого? — Лëша не смог сдержать любопытного тона. — Ты его видел, бородатый дядя, — Гром усмехнулся, замечая робкую улыбку Макарова. — Олега Волкова, лучшего друга Сергея Разумовского. Они оба из того же детдома, что и ты, и Лиза. Судьба, скажешь? — И что он? — Олег тоже не был равнодушен к происшествию с твоей сестрой. Мы с ним у палаты разговаривали, до того, как выстрел услышали. Алексей пожал плечами и Игорь добавил. — А теперь представь, если бы Гречкин был твоим соулмейтом. Как бы ты себя чувствовал? — Ужасно. — без задней мысли выпалил Лëша. — То-то и оно, — кивнул Гром. — Кирилл это тоже понимает, и от Волкова шарахается. Прежним парень вряд ли будет после того, как его сначала чуть не поджарили, а потом и соулмейт оказался из тех, кто, как и ты, понимает, что за поступок Гречкина должна следовать расплата. — У Лизы тоже есть соулмейт где-то, и он никогда не обретëт пару. — Но твой соулмейт тоже где-то ходит. — после недолгого молчания сказал Игорь. — А ты хочешь попасть в колонию, сломать себе жизнь, ему будущее испортить. Думаешь, он заслужил? А потом как Кирилл от своей пары шарахаться будешь, чувствуя вину и считая, что единственный выход — выстрел в голову. Лëша не ответил, сжимая так и недоеденную шаурму. Голубь смотрел на мальчика голодными глазами, но не получив никакого внимания, отошëл подальше в поисках лëгкой добычи. Наконец, Макаров произнëс: — И что теперь будет? — С кем? — Со мной и с… Гречкиным. — Ты мне в управлении фоторобот художнику опишешь того, кто тебе оружие дал. Как свидетель пойдëшь. А Гречкин… У него сейчас трудоëмкое лечение будет, возможно, взаимодействие с психиатром после утреннего инцидента. И чëрт знает что ещë, Волков теперь за ним присматривает. — А я мог бы к нему прийти? — К кому? Гречкину? Что, ещë с одним пистолетом, чтобы наверняка? — Игорь усмехнулся, но взгляд оставался серьëзным. Лëша дëрнул плечом. — Мне больше не с кем об этом поговорить. Гром долго не отвечал, и Алексей решил, что это такой молчаливый отказ. Но спустя время Игорь всë-таки произнëс: — Я спрошу у Кирилла, когда будет такая возможность. Пойдëм, — майор поднялся. — Напою тебя чаем в управлении, и будем фоторобот составлять.