Реальный разгром и палëная гречка

      Пару часов назад Игорь задержал контрабандиста, хотя на деле обычную шушеру, которых пруд пруди в закоулках Санкт-Петербурга. Отсидели, обросли сомнительными связями и толкают по мелочи. Кто травку, а кто и огнестрел.       Один такой Лëше ствол и продал, хотя отнекивался, ругался, даже на жалость давил, когда понял, что не отвертится.       Гром быстренько опознание с Лëшей Макаровым провëл и отпустил пацанëнка. Ну, как отпустил. До «Радуги» подвëз в объятия директрисы, которая уверяла, что присмотрит за мальчиком. Но Игорь не был в том так уверен, ведь Виктория Фëдоровна была одна на весь детский дом. Женщина держала в своих руках очень многое и присмотреть абсолютно за всеми не могла физически.       Гром сказал Лёше, что заберëт его в субботу около детского дома в десять часов и взял обещание, что они проведут этот день вместе. Макаров поначалу отнекивался, но вместе с Викторией Фëдоровной Игорь смог уговорить мальчика на совместное времяпровождение.       Вернувшись в управление, Гром пытался читать бумаги, когда в холле началось странное оживление. Игорь кожей чувствовал разливающуюся по воздуху нервозность и краем уха слышал недоумëнные перешëптывания всего управления. Майор нахмурился, поглаживая камень, который стал использовать как пресс-папье, но пока не мог поднять голову от отчëтов, потому что мысль какая-то вилась на грани сознания, но у Игоря поймать еë никак не получалось. Ускользала от него. Пряталась.       Дело Машкóва странное было: актëр умер посреди представления прямо на сцене театра. Всего сорок лет, для нынешнего времени не возраст, а самый расцвет сил. Не болел, почти не пил, ничего незаконного, судя по отчëту судмедэксперта, не употреблял.       Здоровый был, как бык, ещë и курсы для молодых дарований вëл. А сердце не выдержало. Словно решило внезапно устроить себе отпуск, дëрнулось и отключилось. Как такое возможно внезапно и без предупреждения? Без болезни, которая могла бы сжечь человека, как свечку, пока он ничего не подозревал. Медики и криминалисты разводили руками: ничего не нашли. Но смерть-то странная! И вот Гром ничего не мог с собой поделать.       «Надо поговорить с друзьями и коллегам покойного», — подумал Игорь, покусывая прижатый палец. — «Если улики ничего не показывают, стоит разобраться, какая выгода может стоять за внезапной смертью Георгия Машкóва».       Когда мягкая ладонь скользнула Грому по плечу, майор вздрогнул и резко развернулся, насколько позволял стул, попадая в капкан синих, чуточку взволнованных глаз. — Уже семь? — с глупой улыбкой на губах выдохнул Игорь, чувствуя, как в животе образовался нервный комочек из радости и смущения.       Сергей кивнул. — Почти восемь, не хотел тебя отвлекать.       Гром чертыхнулся, начиная собирать разбросанные по столу листы и фотографии. — Прости, я быстро, — Игорь засуетился, пока Разумовский неотрывно следил за его метаниями и тем, как Гром подхватил их камень.       Ксюша Зайцева, проходившая мимо, поймала улетающий со стола Грома листик и отдала майору. — Спасибо, Ксюш, — Игорь неловко забрал документ и наконец сложил всë в одну стопку, чтобы засунуть в сейф. Убрал ключик от него в карман джинс. — Ну, вроде бы всë. — произнëс Гром, отодвигая стул и возвышаясь над Разумовским.       Сергей попытался отойти в сторону, но Игорь двинулся туда же, и несколько неловких секунд они никак не могли разойтись и дать друг другу дорогу, пока всë управление внимательно наблюдало за странной парой.       Цветков пихнул полного полицейского в бок и шепнул, обращаясь словно ко всем и ни к кому конкретно: — Делаем ваши ставки, господа. — Крупье выискался, — фыркнул коллега. — На что спорим? — Гром снизу, сверху? — Ты что — это же Игорь. Он ни под кого не ляжет ни за какие… показания, — на полном серьëзе ответили из толпы полицейских. — А за шаверму? — возник неожиданный вопрос.       В толпе захохотали: Игорь Гром и любовь к шаурме были притчей во языцех. Мало кто не знал, что майор почти только одну еë и ел. — Ой, да посмотрите на этого рыженького, явно же снизу будет. Тонкий, хрупкий, губы словно в помаде. — А с чего вы вообще взяли, что между ними что-то есть? — фыркнула Ксюша. — Доказательства где? — Ксень, а ты не слышала? Прокопенко от счастья весь с утра светится. Гром соулмейта нашëл, — Цветков указал на Игоря. — А теперь гля, как они милуются.       Все посмотрели на смущëнно улыбающихся друг другу мужчин. Гром то и дело норовил потрогать Сергея за руку, а тот что-то тихо говорил, не сводя глаз с Игоря. — Офигеть, я думала не доживу, — выдохнула Зайцева, прижимая руки к груди. — Всë, теперь точно снег в июле пойдëт, а раки на крышах засвистят. — Может на горах? —Сань, где ты в Питере горы видел? — Ой, да ну тебя. — Ребят, ну а он-то кто? Соулмейт Грома? — Лицо знакомое. — Ëк, вы чо, не признали? — Да, кто это? — Ля, да не томи давай, говори кто такой? — Нет, ну вы как из леса вышли. Это же Разумовский — основатель «Вместе».       В зале повисла напряжëнная тишина, после которой прорезался недоумëнный голос. — И чë, прям соулмейт всамделишный? — Нет, блин, игрушечный, — всхлипнул от смеха один из полицейских. — Ну, Разумовский, — пожал плечами Саша, — вопрос остаëтся прежний. Сверху или снизу? — Ребят, а давайте вы не будете спорить на такое? — возмутился Дима. — Дубин, а ты не отрывайся от коллектива. — А то что? Коллектив оторвëтся на мне? — усмехнулся Дима, просачиваясь к своему столу. — Ля, ты крыса-а, — миролюбиво протянул Цветков.       По толпе пролетели сдавленные смешки и посыпались новые предположения, пока майор Гром и его спутник спокойно покинули управление под перешëптывания и шелест денег.       На улице Игорь понял, что машинально прихватил с собой злополучный булыжник, которым чуть не засвистел Сергею по голове за секунды до их первого взгляда друг на друга. — Я с этим камнем разве только в больницу к Гречкину сегодня не таскался, — смущëнно поведал он Сергею. — Я его из рук так и не выпустил, пока в башню не вернулся, — тихо отозвался тот, проводя пальцами по шершавой поверхности. — Игорь, давай ко мне сегодня. Я весь день как на иголках. — Серëж, я не хочу торопиться. Для меня всë в новинку. — Это из-за того, что я сделал Гречкину? — Нет, я просто такой. — А если к тебе? — голос Разумовского стал прохладнее. — Или дело не в месте, а всë-таки во мне?       Гром судорожно метал мысли в почти пустой от обилия чувств голове. Ему было боязно, стыдно и неловко перед гением и миллиардером. Он был старше Сергея, но не достиг такой безумной высоты и статуса, как Разумовский, да и не стремился, если на чистоту. — М-м, мой дом одна знакомая назвала последним приютом. — Понятия не имею, что ты имеешь в виду, позволь мне самому делать выводы. — Ладно, но потом не говори, что я тебя не предупреждал, хорошо? — Хорошо, — Сергей несмело улыбнулся краешками губ и потянул Игоря к припаркованному автомобилю.       Разумовский придержал дверь, и Гром устроился на пассажирском сидении, вдыхая специфический запах автомобиля, перебитый нотками цветочного аромата. Игорь по привычке огляделся и нахмурился при виде букета на заднем сидении. Если Сергей собирался к кому-то заехать, вежливее было сделать это до их встречи. Но Гром тактично промолчал, пристраивая камень себе на колени и размышляя, где будет лучше его спрятать, чтобы точно не потерять. — Это тебе, — Разумовский произнëс слова, неловко подтаскивая крупный букет тëмных пионов.       Игорь неверяще замер, складывая в уме то, что видит перед собственным носом. Преодолевая жгучее чувство неловкости, Гром сжал руки Сергея, держащие букет, и произнëс в дурманящие ароматом бутоны: — Спасибо, — Игорь предполагал, что наверняка весь покраснел. Гром не умел принимать презенты, но дядя Федя с тëтей Леной всякий раз, даря ему подарки, говорили, что отказываться невежливо. — Цветы потрясающе пахнут. — Я не знал, нет ли у тебя аллергии, а спросить язык не поворачивался, — Сергей счастливо улыбнулся, впитывая реакцию Игоря. — Когда я вконец измаялся, то взломал твои медицинские данные. Так что был уверен, от цветов тебе не станет плохо, — он потëр руль пальцами и выехал со стоянки при управлении.       Игорь смущëнно прижимал к себе букет, прокручивая в голове только что услышанное. — Серëж, в следующий раз напиши мне СМС, — мягко попросил Гром. — Это будет быстрее и законнее, чем взлом базы данных Питерской больницы. — Ладно, — Сергей покосился на Игоря, пытаясь понять, на сколько тот недоволен его действиями. Но Гром смотрел на него просто и открыто, так что Разумовский расцвëл улыбкой, откидываясь на спинку сидения и уделяя больше внимания дороге. — У тебя всë хорошо с Кириллом? — спустя время поинтересовался Игорь. — Ну, как сказать, — Сергей остановился перед светофором. — Олег запретил мне приходить на свой этаж, где Гречкину палату обустроили. — Олег рассказал, что сегодня случилось? — Да, в красках, — Разумовский помрачнел, вспоминая бледное лицо друга, которого освободил от основных обязанностей. — А ты бы хотел, чтобы Гречкин застрелился? — Не после того, каким видел Олега, — загорелся зелëный, и Разумовский вдавил педаль газа. — Ты ещë узнаешь его, но сразу скажу, соулмейт для Олега важен. — Как и для многих, — кивнул Игорь. — Считается, что это единственный человек, способный по-настоящему понимать тебя. А со временем и считывать эмоции и чувства на расстоянии. — Ты в это веришь? — Верю, — серьëзно ответил Гром. — Ты видел дядю Федю в больнице, а он с женой — соулмейты. Уже давно в браке и до сих пор друг без друга не могут. Иногда мне кажется, что они и мысли друг друга на расстоянии слышать могут. — В приюте было много баек на эту тему, — грустно улыбнулся Сергей. — Когда приводили новеньких, все собирались посмотреть на него или еë, в глаза заглянуть, вдруг чья-то судьба. — У меня в школе также было. Даже к преподавателям лезли, особенно если молодые и только из института. — А ты представлял, каким будет твой? — Разумовский нервно теребил ногтëм выступ на руле.       Игорь бросил взгляд на Сергея, любуясь его точëным профилем, яркими волосами, высокими скулами, упрямой линией бровей, немного хищным носом и поджатыми тонкими губами, яркими на бледном лице. — Никогда не думал, что он будет таким красивым, — честно выдохнул Гром, завороженно им любуясь.       Сергей смотрел перед собой, краснея до корней волос, не в силах оторвать взгляда от дороги. Больше всего на свете хотелось остановить автомобиль и начать рассказывать, какой Игорь прекрасный, как Серёжа несколько раз перечитывал его досье, которое достал, взломав базу данных МВД, как переживал, изучая его медицинскую карту, богатую ранениями и короткими отпускными, после которых Гром в очередной раз умудрялся попасть на больничную койку. Как споря с собой, всë-таки пробился в систему безопасности управления и несколько часов без перерыва наблюдал, как его соулмейт заботится о Лëше Макарове, носит чай, булочки, рассказывает что-то мальчику, который заливисто смеëтся.       Но он об этом не скажет, Игорь не одобрил бы, — теперь он это понимает, — но отказать себе в этой слабости ни он, ни Птица не могли. Поэтому, когда Марго предложила отслеживать Игоря на камерах по всему городу, Разумовский согласился, с обожанием глядя на визуализацию своей виртуальной помощницы. — Приехали, — тихо произнëс Сергей, и Игорь посмотрел в окно, узнавая здание, в котором находилась его квартира. — Кстати, а адрес ты тоже в медицинской карте вычитал? — Угу, — промычал Разумовский, чтобы не солгать.       Адрес он узнал ещë когда Марго первичное досье на майора Грома откопала, вместе с паспортными данными. Сергей едва отговорил Птицу заключать тайный брак без согласия Игоря. Разумовский понимал, что такое уже за гранью и уговорил сам себя добиваться Игоря этичными способами, насколько это возможно.       Гром вышел из машины, не забыв камень и неловко удерживая букет одной рукой. Сергей двинулся следом за ним к подъезду, стараясь запомнить всë, что видел, слышал, чувствовал. Его соулмейт жил здесь с самого детства, просыпался, сбегал по лестнице во двор, возвращался к обеду или ужину. Разумовский трогал перила в подъезде и осматривался, словно впитывал в себя информацию.       Игорь гремел ключами, морально готовясь к реакции Разумовского на свой привычный мир.       Открыв дверь и пропустив Сергея внутрь, Гром внутренне сжался.       Разумовский с любопытством огляделся, чувствуя щемящую нежность из-за ветхости когда-то помпезного жилища, рассматривая просторное помещение и, наконец, уставившись на туалет без двери. — У тебя тут очень просторно, — Сергей тактично перевëл взгляд на большое окно, из которого открывался вид на город. — Я не часто принимаю гостей, — оправдался Гром за всë сразу и, умостив камень на стол, отошëл на кухню, чтобы подобрать подходящую посудину для букета. Выходило, что ваз у Игоря отродясь не было, и в качестве неë Гром использовал пятилитровую банку, которую вместе с цветами устроил рядом с раковиной.       Игорь открыл дверцу холодильника, вздохнул и закрыл, чтобы не смотреть и не расстраиваться. Из еды были разве что позабытые в глубине взбитые сливки. Так себе еда, даже как десерт. Пожалуй, зря он отказался поехать к Сергею, но у себя дома, даже несмотря на непрезентабельный вид жилища, он чувствовал себя защищëнней.       Углубившись в свои мысли, он не услышал шагов и вздрогнул, когда сзади его обвили сильные руки. Голос застыл где-то в горле и произносить что-то вслух значило разбить этот прекрасный миг. Игорь погладил бледные ладони, отмечая несколько родинок на костяшках. Сергей дышал ему в шею, чуть потирался носом и изредка оставлял лëгкие поцелуи на коже.       Гром прикрыл веки, отдаваясь ощущениям начинающих исследовать его ладоней, тëплому дыханию в затылок. Руки скользили по животу, трогали грудь через футболку, но не пытались проникнуть под одежду, просто давали привыкнуть к себе. Сергей передвинул одну ладонь над сердцем Игоря и прижал сильнее, считывая удары мышцы о грудную клетку.       Гром не знал, сколько они так простояли, но руки осторожно, будто нехотя, ослабили хватку, и Сергей отстранился. Игорю стало отчаянно прохладно без его объятий, и он обернулся, обхватывая удивлëно выдохнувшего Разумовского, усадил его на стол и крепко прижал к себе. В их объятиях не было намеков на продолжение, да и ни к чему это. Игорь просто крепко вминал в себя соулмейта, вдыхая запах парфюма и улавливая нотки шампуня, уткнувшись носом в рыжую макушку. Такой живой, такой его. Весь, от ботинок до хищного носа. — Я думал, что никогда тебя не встречу, — дрогнувшим голосом произнëс Игорь. — Где ты был? С кем? Я искал в сети: тебе двадцать четыре. Значит, когда мне было шесть лет, ты только-только родился. — Думаю, — Сергей проглотил комок в горле, — ты знаешь, что мои юные годы прошли в приюте.       Игорь сжал его сильнее. — Мне жаль, что мы не встретились раньше, в детстве. — А вдруг я бы тебе не понравился? — попытался пошутить Сергей. — Ботаник, да ещë и рыжий. Кому бы такой был нужен? — Мне нужен, — просто ответил Игорь, отстраняясь и заглядывая в синие глаза соулмейту, отмечая, что иногда, при определëнном освещении, они сменяли цвет на золотистый.— У тебя глаза хамелеоны, ты знал?       Тот с интересом уставился в глаза Грому и облизнул губы. — А сейчас они какие? — Не понять, то синие, то золотом отливают. — Я со странностями.       Игорь пожал плечами, и доверительно прошептал. — А у меня волосы вьются, если отрастают. Как одуванчик выгляжу, представляешь?       Разумовский отрицательно покачал головой, переводя взгляд на его короткие волосы. — Покажешь? — Хочешь, чтобы отрастил? — Игорь потянул себя за прядку, прикидывая, сколько месяцев на это уйдëт. — Если хочешь, конечно. — На работе прикалываться будут, но один раз можно и потерпеть.       Сергей смотрел на него во все глаза, как ребëнок на рождественский подарок. Игорь предполагал, что у него самого выражение глаз не менее шалое. — В холодильнике шаром покати. У тебя есть пожелания, потому что я собираюсь либо заказывать, либо в магазин идти? — Ты будешь готовить? — с надеждой уточнил Сергей. — Буду, — решил Гром, замечая просительные нотки соулмейта. — Что бы ты хотел? — Я… я не знаю. Что угодно, я всë съем. — Тогда, — Гром осторожно снял Сергея со стола, не замечая, как тот посмотрел на него янтарëм из-под ресниц, — пойдём в ближайший продуктовый и уже на месте решим, что брать.       Пока шли до магазина, болтали о всякой глупости. Вспоминали детство, первые годы института, самые странные ситуации, иногда забавные и смешные, от которых оба похохатывали, а когда грустные, страшные, тогда один из них, а может оба, не сговариваясь, сжимали руки друг друга и шли в тишине, но долго не выдерживали: слова лились потоком, а они всë никак не могли наговориться.       Одна тема иссякала, другая появлялась сама собой. Какой у кого любимый продукт? «Игорь, ну нельзя же есть одну шаурму!» — возмущался Разумовский, на что Гром ухмылялся и отвечал: — «Ты сам недавно поделился, что кроме пиццы и газировки ничего не ешь, тинейджер». Какие напитки любят, а если чипсы, то с каким вкусом. Набрали целую корзину всякой всячины, даже мармеладки с мишками зацепили, потому что: «Игорь, я хочу сладенькое». Гром долго спорил, что сам всë оплатит, но Разумовский упëрся и не в какую, так что на них уже зашикали, понукая оплатить уже и потом решать, кто кому и сколько должен. В итоге решили разделить счëт пополам. Игорь уже понял, что соулмейт не менее упрямый, чем он сам. — Нет, я этот ананасовый ужас есть точно не буду. — возмутился Гром, разглядывая меню и перекладывая мешок с продуктами в другую руку. — И-и-игорь, ну там же ещë пеперони и четыре сыра. — с наслаждением протянул Сергей, когда они зависли в пиццерии. — Это божественно! — Ладно, божественный. — усмехнулся Гром, делая заказ на пиццу с ананасами для Сергея и с салями для себя. Проходя мимо знакомой Игорю шаурмечной, Сергей потянул Грома за рукав куртки и указал на собаку, которая при виде них завиляла хвостом. — О-о, привет, малыш, — Игорь присел на корточки рядом с псом и погладил по пушистой морде. Рядом зашуршал своим пакетом Разумовский и вскоре соулмейт Игоря скармливал собаке купленные сосиски. Гром исподволь наблюдал за Сергеем, который смешно хмурился, когда очередная сосиска падала на асфальт из-за усердия пса. Такой по-домашнему встрëпанный, свойский, просто сидит рядом с ним на корточках и кормит пса, которого Гром бы с удовольствием себе взял, да работа не способствует. Куда ему собаку, если сам порой пожрать забывает. Может быть теперь не забудет? — Может шаурмы взять? — Игорь покосился на палатку, прикидывая, стоит ли брать порцию, если они столько продуктов понакупили. — Бери, если хочешь. — Сергей посмотрел на него, поглаживая собаку. — Я ненадолго. — Мы подождëм. Это «мы» так кольнуло Игорю под грудь, но тот виду не подал, отошëл сделать заказ на две порции, на всякий случай. А сам всë думал, думал, вертел на языке это самое «мы». — Игорь, а ты чай не один сегодня? — полюбопытствовал продавец. —Да. — Надо же, а то всë один, да один. Тебе как всегда? — Да, как обычно. — Ну хорошо. — Скажи, — спросил Гром, наклоняясь над прилавком. — А у тебя соулмейт есть? — Конечно, а как же! — И как это? — Как, как. — отозвался тот и вдруг мечтательно улыбнулся себе под нос, пока накладывал курицу. — Был один, как перст, а стало много. Столько, что полным себя чувствуешь даже на расстоянии. Игорь улыбнулся. Именно это он и чувствовал. Именно это. А дома был фильм, встрëпанный и немного сонный Сергей с закатанными рукавами, помогающий нарезать салат, хлеб и всë, что Игорь ему поручал. Были толкотня на кухне, тычки и подколки. Истории из жизни, от каждого словно по лоскутку, которые вплетались в историю их вечера, затем ночи. Сытного ужина и кучи продуктов на потом. Ноутбук Сергея, выключенный верхний свет и объятия под пледом, остывшая пицца и кусочки шаурмы, которую Игорь со странным наслаждением отщипывал и пальцами проталкивал Разумовскому в рот, стараясь чтобы тот не успел их укусить вместе с едой. Смех и сдавленные зевки, рыжая макушка, умостившаяся на плече Игоря, тепло под боком, едва ли не впервые в жизни. «Был один, а стало много».