what the ground grows

+++ Они целыми днями ожидают, что смерть придёт за Кларк. Они чувствуют, как смерть дышит им в спину. Однако человек не может оставаться напряженным и бдительным так долго, и в конце концов они расслабляются. Горе становится рутиной, а боль становится настолько постоянной, что уже не причиняет мук. А если это не так, им не с чем сравнивать, так что они забывают об этом. Парень, Мерфи, шутит, что Кларк осталась жива, только для того, чтобы накричать на него за то, что он не перевел одну из книг по истории, с которой Кларк просила его помочь. Он утверждает, что несет полную ответственность за то, что Кларк выжила, благодаря его безответственности. Рейвен смеется, но в какой-то момент смех превращается в рыдания, а Октавия ломает Мерфи нос, сама не зная почему. Через несколько секунд она извиняется, и всхлипы Рейвен снова превращаются в смех. Мерфи еще более изобретателен в своих ругательствах, чем Кларк, и Лекса считает это достижением. Лекса никогда не поймет Скайкру, но, возможно, ей не нужно их бояться. Какой бы ни была причина, упрямство, сила духа или чистая злоба, Кларк не умирает, и Эбби неуверенно переключает свою постоянную болтовню с краткосрочного выживания на долгосрочные последствия. Женщина никогда не закрывает свой рот. +++ Лекса может оценить благородство честного правительства - правителей с незапятнанными руками и честным сердцем, которые предстают перед своим народом, обнажают все свои грехи, и носят свои намерения как медаль на нагруднике. Лекса не такая, но образ приятный. Разведчики - элитный отряд, они молчаливы и смертоносны с самого рождения и ограждены от общества так, что даже Лекса не может им не посочувствовать. По большей части они управляют сами собой -  Лекса видит их так редко, что даже сомневается в их существовании. Когда она была Найтблидой, ее привлекала идея того, чтобы стать разведчицей, в те времена, когда битвы с воинами и тренерами Полиса на деревянных мечах значили для нее больше, чем гражданские обязанности или тяжелая мантия Хеды. В конце концов она передумала, но только потому, что даже Хеда не обладает достаточной подготовкой и навыками, чтобы присоединиться к ним. День Лексы сегодня почему-то более напряженный и изнурительный, чем обычно, но он каким-то образом становится все хуже и хуже. К ней подходит охранник, запыхавшийся от долгого бега с южного рынка (он объясняет это между вздохами и ворчанием). Лексе действительно все равно. А потом он сообщает ей, что Кларк задержана за кражу, и теперь Лексе не все равно. — Она - Кларк - Ванхеда, — Лекса нехарактерно запинается. В ответ на недоуменное выражение лица охранника, она заставляет себя собраться и авторитетно взглянуть на него. — Ванхеда была... задержана? — Хеда, она украла товар у лавочника и напала на стражника, — нервно говорит он, прижимая кулак к сердцу. — Мы задержали ее на южном сторожевом посту, но с ней... — Что с ней? — огрызнулась Лекса. Он беспомощно пожал плечами.  — С ней довольно сложно справиться. Да, это похоже на Кларк. — Я не могу - у меня собрание с комитетом... — Лекса прервала себя, увидев смятенное лицо охранника. Ему все равно. Ему не позволено иметь свою точку зрения на ее проблемы. Как ни странно, прежде чем Лекса успевает разобраться в своей жизни или, по крайней мере, превратить ее во что-то похожее на изящество и властность, в окно проскальзывает фигура в плаще, проносится как тень и настороженно рассматривает запыхавшегося охранника. Лексе требуется мгновение, чтобы понять, что женщина проникла через окно, расположенное на высоте двадцатиэтажного дома. — Хеда, — пробормотала женщина, двигаясь по комнате и становясь рядом с ней. Взгляд женщины снова скользит по охраннику, и Лекса чувствует ее дискомфорт. Она задается вопросом, когда в последний раз эта разведчица видела другого человека, кроме своих коллег-разведчиков или Командующей. На самом деле, Лекса не уверена, что вообще встречала эту разведчицу раньше. Лекса пытается отстранить стражника щелчком руки, но его руки вцепились в рукоять меча, и он неловко двинулся с места, разрываясь между непонятным импульсом и повиновением Хеде. Лекса вспыхивает, но солнце еще не достигло зенита, и она бросает на него взгляд, который заставил бы бежать других людей. Ее только еще больше злит, что на этот раз он этого не сделал. — Что-нибудь еще? — шипит она, усиливая свирепость своего взгляда. Это не помогает, но у Лексы нет других вариантов, кроме меча на поясе. Охранник делает восхитительную, если не сказать раздражающую, работу по противостоянию ярости Лексы.  — Хеда, что мне делать с Ванхедой? Торговец хочет добиться от Хеды справедливости за ее проступки и... — Хеда скорее отрубит собственную руку, чем накажет Ванхеду, - огрызается Лекса, вкладывая в титул Кларк детскую долю сарказма.  — Нет - я скорее отрублю твою руку. Я лучше отрублю твою руку, чем буду слушать другого... — Но Хеда, - взывает он. Он перебивает ее. Просто так. В комнате воцаряется смертельная тишина. Лекса чувствует себя так, словно ей дали пощечину, а разведчица по очереди смотрит на них, как будто Хеду не просто перебили, а заставили вернуться в прошлый сезон сбора урожая. Охранник белеет и делает шаткий шаг назад. — Хеда, - шепчет он в ужасе. — Хеда, я прошу прощения... — Не надо, - шепчет Лекса в ответ. Разведчик выглядит готовым к бегству. Дух охранника, кажется, покинул его тело, и Лекса напомнила себе, что Хеда выше такого изнуряющего гнева. Вернее, она должна быть выше. Сквозь дымку чего-то, что очень похоже на изнуряющий гнев (но явно не может им быть), Лекса вспоминает, что Титус говорил что-то подобное. Но он никогда не говорит ничего стоящего. Она нежно сжимает виски кончиками большого и указательного пальцев и опускает глаза, тяжело вздыхая.  — Иди скажи стражникам у южных ворот, чтобы не трогали ее, или я прикажу отрубить им руки. Я скоро приду. Охранник кивает головой с таким нетерпением, что Лекса боится, что она упадет с его плеч. Он практически бегом покидает тронный зал, и это удивительно мало помогает унять головную боль, пронизывающую ее череп, и тревогу, завязывающую ее желудок в узел. Лекса знает, что их работа - нет, их жизнь - быть невидимыми, но Лекса удивляется, когда, обернувшись, обнаруживает, что разведчица все еще смотрит на нее из-под темного шерстяного плаща. Она невысока - на голову ниже Командующей, - но почти все разведчики такого роста. Даже не будь она Найтблидой, Лексе не суждено было стать разведчиком. Слишком много длинных конечностей. И нежелание укоротить хоть одну из них. Пока что. – Что ты хочешь доложить, разведчик? — устало спросила Лекса, отходя в сторону, чтобы найти один из подносов с едой, которые надзиратели башни предусмотрительно расставляют в местах, где она бывает чаще всего в течение дня. Все, что угодно, чтобы попытаться запихнуть еду в глотку Хеды. Она не слышит, что за ней следуют, но Лекса и не ожидала этого услышать. Если бы она слышала, это было бы тревожным звонком.  — Хеда, мы нашли убийц. Лексе удается найти поднос с холодной олениной и зернами, брошенный на столе совета, и она запихивает в рот слишком много. Это некрасиво и неприлично, но разведчиков технически даже не существуют, так что Лексе совершенно безразлично, знает ли женщина в плаще, идущая за ней, что у Хеды ужасные манеры за столом. — Каких убийц? — Она справляется с половиной куска оленины во рту. Лекса смутно осознает, что вопрос заставляет ее звучать невежественной и безответственной, но если быть до конца честной, в любое время года всегда происходит слишком много убийств, чтобы уследить за всеми из них без конкретики. Люди всегда пытаются убить политических деятелей. Или своих соседей. Или просто людей, которые косо на них смотрят. Ей хотелось бы, чтобы состояние коалиции было таким, при котором ей не приходилось бы задавать невежественные вопросы вроде "какие убийцы?", но, увы, не те в времена, когда Лекса Командующая. Разведчица приподнимается на локте и деликатно кладет руки на стол, за которым Лекса поглощает пищу. В длинный список талантов, которыми славятся разведчики, не входит деликатность. Но девушка делает над собой благородное усилие. — Хеда, мы... задержали... убийц с фестиваля, - хитрит она. Лекса просто смотрит на нее пустым взглядом, с вилкой на полпути ко рту. — Тех, кто ответственен за нападение на Ванхеду, - мягко уточняет она. Лекса уверена, что нет ничего такого, что разведчик не сделал бы мягко, но это кажется почти нежным. Но разведчики славятся тем, что знают все, поэтому она считает, что привязанности Хеды так же общеизвестны, как времена года. — Убийцы Скайкру. Лекса медленно опустила вилку на тарелку и проглотила кусок так, что он болезненно проскользнул в горло.  — Что? — Убийцы Скайкру, - повторила она. — Мы выследили тех, кто ответственен за нападение на Ванхеду. — Да, я знаю, о каком нападении вы говорите, - нетерпеливо говорит она, - но вы хотите сказать, что напали на Скайкру? Ваш доклад сбивает меня с толку. Разведчица на мгновение моргает, но потом, кажется, вспоминает, с кем говорит, и почтительно склоняет голову. — Нет, Хеда. Я имею в виду, что убийцы, ответственные за нападение на Ванхеду, из Скайкру. +++ Прошло уже две недели, а Кларк все не приходит в сознание. Эбби все еще болтает. — Опять же, несмотря на все исследования и клинические оценки, которые мы сохранили со времен до взрывов, мы все еще так мало знаем о травмах головы и повреждениях мозга. Это просто чудо, что за все миллионы долларов и столетия работы гениев мы до сих пор почти ничего не знаем. Каждый случай уникален, и я не могу даже предположить, с какими проблемами столкнется Кларк, когда - ну, если она очнется, - но я представляю, что траектория пули может повлиять на все, начиная от базового слухового восприятия, моторных навыков, языковых и вербальных процессов и памяти до более шокирующих вещей, таких как темперамент или даже личность. Но это все зависит... И так продолжается все время. В свои лучшие дни Лекса понимает, наверное, четверть слов, вылетающих из ее уст. Слишком часто Лекса бросает на Кларк язвительный взгляд, словно желая посочувствовать ей по поводу ее матери. Она на мгновение забывает, что Кларк нет рядом, и только расстраивается. +++ Лекса проносится по башне, круша лестницы и лифты, пролетая мимо подопечных и учеников, которые прижимаются к стенам, чтобы избежать ее гнева. Она проносится мимо стражников у входа в башню, а разведчица молча следует за ней по пятам, вздымая пыль, когда она несется к южным воротам города. Скайкру всегда испытывают ее. Они - сброд препирающихся, неверных и безмозглых узурпаторов, не считающихся ни с жизнью, ни с имуществом, ни с властью. Их клятвы пусты, их друзья непостоянны, а их склонность к порочности и безразличию безгранична и огромна. Мир между ними был неустроенным, зыбким, несмотря на три зимы, которые они потратили на изучение друг друга. Лекса давно устала от общения со Скайкру, но они по-прежнему испытывают ее. Но их безверие, их безбожие - это лишь делает их разрозненной идеей. Скайкру не существует, потому что они не заботятся друг о друге, как другие кланы. Ей понадобилось много сезонов, чтобы понять, но сказать, что Скайкру - один народ, все равно что сказать, что черви, кабаны и черные дрозды - один народ. Кларк не могла вести их за собой - не могла говорить за них на совете, - как птица за насекомое. Это был разрозненный, жестокий народ, не имеющий единого мнения. Скайкру будут досаждать ей до конца жизни. (Или до конца их жизни, если они еще больше впадут в немилость Хеды). Большая толпа на южном рынке быстро расступилась от гнева Хеды, либо кланяясь, либо отбегая в сторону, чтобы изобразить интерес к товарам торговцев или собственным ногтям. Охранники сгрудились позади нее и, почувствовав настроение Хеды, заставили остальную толпу расступиться, когда гнева Лексы оказалось недостаточно, чтобы отогнать их. Она в рекордное время прорвалась сквозь толпу спорящих торговцев и с рычанием, застрявшим в горле, спустилась к сторожевой башне. Пробормотанный доклад разведчика, жутко подробный, эхом отдается в ее голове в виде всплывающих фраз. Она так расстроена - так разъярена и обижена, что даже не знает, на кого злится. Она просто злится. Лекса уверена, что охранники, должно быть, ждали ее, учитывая их пленницу, но они все равно толпятся, кланяются и заикаются о докладах, которые она в основном игнорирует. Ее взгляд устремлен на девушку в глубине поста охраны. Она не слышит, что говорит Кларк, но девушка решительно качает головой и пытается вырвать запястье из железной хватки одного из охранников. Кларк пытается надавить на его грудь, чтобы получить больший рычаг, и он больно выкручивает ей руку. — Отпусти её, - огрызается Лекса, толкая одного из бормочущих охранников обратно к шаткому столу. Стражник слышит голос своей Хеды и отпускает запястье Кларк так быстро, как будто его обожгло. Кларк, спотыкаясь, отступает в угол, вытирая кровь с руки и дико озираясь по сторонам. Лекса узнает охранника, который удерживал Кларк. Он был хорошим другом Густуса - любовником, о котором Лекса всегда подозревала - и хорошим человеком. Его звали Рикен. — Хеда, - говорит он своим грубым голосом, прижимая кулак к сердцу и опуская глаза. - Простите меня, но она задержана за кражу на рынке. Купец хочет добиться справедливости. — А я хочу, чтобы меня не вызывали во время важных собраний, но, похоже, сегодня никто из нас не получит желаемого. Рикен кланяется ниже. — Хеда, я приношу тебе свои извинения, но это нельзя игнорировать. — Я ничего не крала! – Лекса и Рикен поворачиваются и смотрят, как Кларк вжимается в угол, оскалив зубы и сузив глаза. – Я... я просто... – Она издает разочарованный звук и проводит рукой по волосам. – Я этого не делала. Лекса поднимает бровь и смотрит на Рикена. — Хеда, я все видел, - тихо пробормотал он. Недостаточно тихо.  — Я - я заплатила за это, клянусь, - настаивает Кларк. - Я думаю, я просто... я не могу..., - простонала она снова, с тревогой массируя голову. Ее пальцы нервно танцуют по шраму, и Лекса следит за этим, словно не в силах смотреть на что-то другое. Лекса пытается выдохнуть свой гнев одним длинным вздохом, но это не помогает унять огонь в животе.  — Рикен, Кларк - э, Ванхеда не собиралась совершать никакого преступления. Рикен бросает на нее тревожный взгляд, переминаясь между своей Хедой и сердитой девушкой в углу.  — Хеда? Лекса понимает, что смущена. Она не знает, как рассказать легенду о Ванхеде, о своей любви к Кларк и об инвалидности Кларк в присутствии всех, кроме тех, кому она разрешила находиться рядом с ней. Ей противно от самой себя за это, но, боги, она смущена. — Ванхеда... больна, - неубедительно поясняет она. Кларк усмехается в углу.  — Я больна? Лекса игнорирует ее, не в силах встретиться с ней взглядом.  — Во время нападения она была... травмирована. — Травмирована? - прорычала Кларк. — Хеда, я не понимаю. Лекса бросает виноватый взгляд на Кларк, а затем отчаянно смотрит на Рикена, желая, чтобы он понял.  — Разум Кларк был поврежден во время нападения, – пробормотала она. – Она ничего не помнит и путается. Любой причиненный вред был непреднамеренным и без злого умысла. Наконец, понимание загорается в глазах Рикена. Воины редко выживают после тяжелых травм головы, но такое случалось. Понимание того, как работает разум после таких повреждений, невелико, но существует культура уважения к тем воинам, которые ушли на покой под присмотром подопечных в связи с их инвалидностью. — Я понимаю, Хеда. – Он снова кланяется. – Как всегда, я полагаюсь на ваше мнение. – Колеблясь, он поворачивается к Кларке и отвешивает ей аналогичный поклон. – Мои извинения, Ванхеда. Кларк ничего не говорит в ответ, и Лекса не может заставить себя встретиться с ней глазами и узнать выражение ее лица. — Рикен, можете нас оставить? Остальные охранники практически выбегают из комнаты, но Рикену требуется время, чтобы пробормотать слова почтения и с поклоном выйти из ярко освещенного помещения. Лекса кладет руку на толстый дубовый стол у своего бедра, слегка проводя кончиками пальцев по глубоким бороздам и потертым сколам на поверхности. Она тянет время. Все так плохо, как она думает, понимает она, когда наконец поднимает глаза и встречается взглядом с глазами Кларк. Ей больно. Она обижена, растеряна, зла и все, что, как Лекса знала, ее слова сделают с бедной девочкой. Кларк... — Я травмирована? - Кларк задыхается. — Кларк, пожалуйста, я... — Нет. Нет, ты не имеешь права... - Кларк задыхается и проглатывает свои эмоции. - Я в порядке! - Выплевывает она, когда Лекса поднимает руку, чтобы подойти ближе и утешить ее. - Я просто забыла, что делала, ясно? Ничего страшного. — Хорошо, - тихо соглашается Лекса. - Ладно, ты забыла. Кларк тяжело выдыхает и гневно качает головой.  — Нет, ты мне не веришь, - обвиняет она. - Я не травмирована, Лекса. Я справлюсь сама. Меня не нужно контролировать каждый раз, когда я чихаю. Лекса кивает.  — Хорошо. — Прекрати это говорить! - бушует Кларк, наклоняясь вперед, чтобы ударить кулаком по плоскому нагруднику Лексы. - Перестань относиться ко мне как к сломанной драгоценности. Перестань относиться ко мне так, будто я была бы бесценна, если бы только ты могла меня починить. Лекса отступает на шаг, но не от удара в грудь. Она чувствует себя так, словно ей дали пощечину, и это видно, потому что Кларк тоже вздрогнула. Они смотрят друг на друга через пропасть, которую они вырыли между собой, тяжело дыша и пытаясь вспомнить, как построить мост. — Я пытаюсь, Кларк, - наконец шепчет Лекса. - Я очень стараюсь. Кларк беспомощно пожимает плечами.  — Да, я тоже. — Как мне все исправить? - спрашивает Лекса, протягивая руку, чтобы взять Кларк за пальцы, чтобы она могла отстраниться, если захочет. Кларк не отстраняется.  — Это не так, - говорит она Лексе так мягко, как только может. – Это не то, что можно исправить, и если бы это было так, то не тебе это исправлять, – говорит она. – Я не крест, который ты обязана тащить за собой до конца жизни. Я просто пытаюсь быть Кларк в том ограниченном смысле, в каком могу. Ты не можешь тащить меня за собой, но если ты хочешь быть рядом со мной, я буду идти за тобой. Лекса изучает черты лица Кларк, прослеживая усталые глаза и сжатые с изнеможением губы. Некоторые люди просто не рождаются под звездой удачи, и не все жизни должны быть легкими.  — Может, хоть раз ты позволишь мне быть правой? – Она вздохнула с горькой улыбкой. – Неужели это так сложно для тебя? Через мгновение Кларк отвечает на ее улыбку.  — Думаю, это моя реплика. — Нет. За всю мою жизнь, за всю мудрость поколений Хеды, мы не поумнели. - Лекса сжимает руку Кларк чуть сильнее и погружается в ее тепло. - Земля не благоприятствует нежным существам. Мы не выращиваем здесь пылкие сердца и нежных любовников. Кларк наклоняется, положив свободную руку на плечо Лексы, и прижимается губами к ее щеке. Это все, чего Хеда должна бояться. Но если бы Командующим было позволено быть мягкими за все года от первого Пламени до этого тускло освещенного сторожевого поста темным утром на рубеже времен года, то, возможно, они не приговаривали бы своих детей к смерти, не пытали бы любовников своих врагов и не грабили бы земли своих соседей. Возможно, у Кларк не было бы стальных осколков в мозгу от оружия, сделанного и используемого ее собственным народом. Возможно, они были бы более добрыми людьми. Кларк остаётся рядом, и Лекса может на мгновение притвориться, что они целы, едины и здоровы, по крайней мере, на этот момент. Кларк вздыхает, ее дыхание щекочет шею Лексы.  — Думаю, земля все делает правильно. +++ Через три недели после нападения Кларк на короткий миг приходит в сознание, растерянная и расстроенная. Она не знает, где находится, не знает, кто такая Рейвен, ребра душат ее болью, а из уголков глаз текут слезы. Лекса вбегает следом за Эбби и замирает, пока ее мать светит Кларк в глаза и безостановочно задает вопросы не реагирующей на них девушке. — Что... Я не могу... Где мой папа? - Она выдавливает из себя слоги, которые уже почти стали словами. Лекса резко вдыхает в то самое время, когда это делает Эбби, но Эбби восстанавливает самообладание гораздо быстрее. Вскоре после этого им приходится вводить ей успокоительное, потому что она дергает головой и паникует слишком сильно, чтобы не причинить себе вреда. Небольшие капельки крови растекаются даже на толстых теплых простынях, обернутых вокруг нее, пока она беспокойно дремлет. Все, что Эбби удается узнать, это то, что Кларк ослепла на левый глаз и сильно растеряна. Все, что узнает Лекса, - это то, что в ее сердце еще осталось достаточно места, чтобы разбиться. Она подозревает, что так будет всегда, и уроки Титуса обретают немного больше смысла.  +++ Убийцы - люди под знаменем повстанцев, узурпаторы и трусы, которые много лун назад ушли из Аркадии, чтобы установить собственное правительство. Когда это не удалось - когда их стремление к власти закончилось голодом и конфликтом с соседними кланами, которые не признавали Скайкру без защиты Ванхеды, - их разум потемнел от насилия и злых намерений, которые гноятся в людях, не способных прокормить себя или победить своих врагов. Они обращаются к обману и разрушению. Их предводитель - человек, которого Лекса не узнает по его запавшим глазам, дикой бороде и брызжущим слюной обвинениям. Однако его имя навевает далекие воспоминания о волнениях и политических махинациях. Она уверена, что Кларк вспомнила бы его, если бы могла вспомнить хоть что-то, кроме рисования карт. — Его зовут Пайк, - говорит разведчик тем же тоном, которым говорят все разведчики. У них  вообще не принято говорить, поэтому неудивительно, что никто из них не умеет этого делать. - Он заявляет, что несет ответственность за нападение на Ванхеду. Он считает, что она мертва. Она испытывает сильное искушение плюнуть ему в лицо, прежде чем требовать его смерти, но от Хеды ждут большего, чем месть за разбитое сердце. Это было бы неразумно. — То, что он думает, не имеет никакого значения. – Лекса смотрит, как он спит, неловко привалившись к задней стене своей камеры и слегка похрапывая через разбитый нос. – Я хочу разрисовать Полис его кровью. Разведчица задумчиво кивает, словно ее Хеда только что предложила заменить заржавевшие засовы на замках в подземелье на новые. — С ним было шесть сообщников. Только трое дожили до этих камер. — Я хочу разрисовать Полис и их кровью, - ворчит Лекса. — Как прикажет Хеда. Лекса сдается, качает головой и вздыхает. Сдерживать себя от убийств иногда выбивает ее из колеи.  — Нет, не так, как прикажет Хеда. - В ее сознании промелькнул образ неодобрительной Кларк, и она с трудом подавила смешок. – Кроме того, Хеда не умеет рисовать, - добавляет Лекса под вздох. Разведчица, как и все разведчики, не знакома с понятием юмора. Хотя Лекса уже не в первый раз задумывается, что дело не в том, что Трикру не понимают, что такое юмор, а в том, что Хеда не умеет шутить. Конечно, она всегда может приказать им смеяться. — Что бы ты хотела, чтобы я сделала, Хеда? Лекса взвешивает просьбу лишь мгновение.  — Убей сообщников по-тихому. Пайк будет публично казнен мечом Хеды по справедливости Хеды. Это будет чисто и быстро по сравнению с тем, что он заслуживает, – с горечью говорит она. – Полис должен хотя бы знать, что убийца Ванхеды предстанет перед правосудием. — Хеда, - пробормотала разведчица, слегка поклонившись и приложив кулак к сердцу. Лекса кивает и смотрит назад через решетку его камеры.  — Пайк будет казнен как предатель Трикру в день, когда Скайкру в основном не участвуют в торговле в городе. Его принадлежность к  Скайкру останется государственной тайной. — Хеда? - настороженно спросила разведчица, удивленная ее решением. — Я не буду публично объявлять об участии Скайкру в нападении на Ванхеду, – вздохнула Лекса. – Пайк умрет без клана, без знамени и без последнего слова. Это не было политическим нападением. – Под пронзительным взглядом разведчика Лекса чувствует, что вынуждена объясниться. – Так будет лучше. Разведчица, как всегда, еще раз кланяется, прежде чем Лекса отпускает ее. Лекса ждет, пока разведчица не окажется вне пределов слышимости - впрочем, она никогда не будет в этом уверена, поскольку разведчики так легко скользят по любой местности, что их шаги не слышны. Дверь камеры открывается со стоном и скрежетом, и Лекса стоит перед человеком внутри, чувствуя себя спокойнее, чем она себе представляла.  — Это будет твоя последняя возможность говорить от своего имени, - сообщает она ему убийственным тоном. - Говори, Пайк, предатель Скайкру. Как и предсказывала Лекса, глаза Пайка спокойно открываются, отказавшись от притворного сна.  — Мне нечего сказать, - ровно ответил он. — Я и не думала, что ты склонишь голову перед правителем, которого не признаешь. И отчитаешься за свои действия. Пайк слегка пожал плечами и бросил взгляд на одну из стен своей камеры.  — Ты спрашиваешь меня, почему я убил Кларк? Лекса вздрагивает, и она не уверена, дело в том что речь идёт о том, что Кларк мертва, или в том, что мужчина так непринужденно использует ее имя. Из его уст это звучит как неуважение, хотя она знает, что Скайкру не стал бы называть ее Ванхедой. — Была ли причина? Пайк делает ей одолжение, размышляя об этом.  — Это то, что вы делаете, не так ли? - наконец говорит он. Лекса сузила глаза, положив одну руку на рукоять своего меча.  — Что ты имеешь в виду? — На земле, – уточняет Пайк. – Я так долго презирал землян. Вы отрубаете руку тому, кто ворует, морите голодом семью, которая не может обеспечить себя, обезглавливаете человека, который осмеливается выступить против своего короля, и строите виселицы для кланов за преступления против власти. И все же, при всем вашем контроле - при всем вашем наследии - это не те вещи, которые решаете вы, могущественная Хеда, - речь идет о власти. Речь идет о власти и о тех, кто слишком слаб, чтобы захватить ее, - произносит он четко, но смертельно тихо, слюняво, как предсмертный хрип воина. Лекса холодно смотрит на него.  — А ты от нас отличаешься? Пайк смеется над этим, скребущим горловым звуком, от которого у Лексы закладывает уши.  — Люди с Ковчега отличались. - Он быстро моргает, теряясь в каком-то видении, которое мелькает в его запавших глазах. – Они были другими. — А сейчас они не такие? — Хеда, – говорит Пайк, словно ругает ребенка. – Людей с Ковчега больше нет. Ковчега нет. Теперь мы все - земляне. То, что я сделал с тобой - то, что я сделал, чтобы выжить - это под твоим знаменем. - Его глаза становятся холодными и настороженными, и Пайк выглядит более похожим на человека, чем с тех пор, как Лекса впервые вошла в его камеру. – Ты можешь снять мою голову с плеч завтра перед своими подданными, но единственное, против чего я буду возражать, - если ты осудишь меня за то, что я живу так, как ты меня научила. Отрубите мне голову, Ваше величество, но не делайте вид, что я совершил большее зло, чем вы. У тебя больше власти, Хеда. Но не больше праведности. Лекса молча смотрит на него, пальцы прослеживают позолоченные бороздки на рукоятке.  — Почему Кларк? — Потому что у нее была власть. — И ты хотел этого? Пайк снова рассмеялся.  — Я боялся этого. Лекса с настороженным одобрением понимает, что не узнала ничего такого, чего не знала раньше. Пайк - бесхребетный, злобный человек, но его диагноз насилия, которое она видела и которым командовала ее рука, столь же гротескен, сколь и правдив. Есть только власть и страх. И ничего больше. (Кларк - это большее.) — Знаете ли вы, что раньше я вел занятия под названием "Уроки выживания на Земле"? - размышляет вслух Пайк. Лекса слегка качает головой, и он пожимает плечами с чем-то вроде доброго юмора в запавших глазах. - Это просто... забавно. - Он задумчиво почесывает бороду. Никто из моих лучших учеников не выжил. - С этим он отходит к стене и ложится в пыль, отворачиваясь в знак явного отказа. - Прощай, Хеда. Лекса не говорит ему больше ни слова до тех пор, пока три луны спустя не отсекает его голову, пока его тусклые, запавшие глаза следят за извилистыми бороздами ее меча, голодные, испуганные и полные такого количества пустоты, что Лекса боится, что она поглотит ее, когда она обезглавит его. Но этого не происходит. +++ Кларк не помнит своего имени. Она не понимает ни что значит кольцо на пальце, ни что делает Командующая у ее постели, и объяснения и напоминания не исправляют ситуацию. Это больно. Но глаза Кларк по-прежнему голубые, голубые, голубые. Через неделю после пробуждения она говорит Мерфи "иди в жопу", и Лекса думает, что это нормально, если она не помнит. Может, и не нормально. Но если жизнь - это нечто большее, чем просто выживание, а Кларк каким-то образом выжила, то, несомненно, их ждет... Ну, нечто большее.   +++   Лекса проснулась ночью от того, что прохладные руки скользнули по ее талии, а пальцы проникли под подол рубашки. Ночью ее постель была слишком теплой, и вместо того, чтобы задаться вопросом, почему под ее рубашкой оказались руки, она принимает неразумное решение обнять своего милого убийцу. На этой неделе ее сон был настолько плохим, что смерть звучит скорее как облегчение в последние часы очередной бессонной ночи, чем как повод для беспокойства. Лицо прижимается к ее лопаткам, и тихий вздох шелестит рубашкой, пальцы так и норовят пощекотать кожу. Очищая сознание от тумана сна, Лекса, во-первых, задается вопросом, где, черт возьми, ее охранники, что кто-то смог просто забраться в ее постель. Во-вторых, она задается вопросом, кто, черт возьми, находится в ее постели. В-третьих, она задается вопросом, насколько романтичным считают ее охранники то, что они позволили первому желающему человеку забраться в ее постель. Она не знала, понизить их в должности или повысить. Она решила склониться на сторону великодушия Хеды и понизить их в должности дважды. Хотя прошло уже много времени - слишком много времени, гораздо больше, чем нужно, - Лекса начинает привыкать к весу позади себя, и он становится слишком знакомым. В груди поселяется теплое давление, но оно растет с пугающей скоростью, поднимаясь вверх по горлу, пока не обхватывает дыхательные пути, и она боится, что задохнется. Этого слишком много. Кларк придвигается еще ближе и снова вздыхает. Она настолько довольна, что Лекса заставляет эмоции вырваться из ее горла. — Кларк? - шепчет она. — Командующая, - шепчет Кларк, уже наполовину погрузившись в сон. Давление снова поднимается с удвоенной скоростью, и Лекса боится, что, когда она попытается заговорить, ни одно слово не сможет прорваться сквозь спазм. — Ты здесь, - глупо говорит она. Она испытывает одновременно разочарование и облегчение от того, что Кларк не видит ее лица. Кларк сонно напевает и прижимается ухом к спине Лексы, словно хочет показать всю серьезность этого момента через стук сердца Лексы. Это, конечно, нелепо, потому что Кларк бредит и в основном спит, а сердце Лексы в любом случае не бьется. — Да, - просто говорит Кларк. – У меня ушло около трех часов, чтобы найти нашу кровать, – ворчит она. – Хватит ее переставлять. Да, Кларк бредит. Но она бредит и помнит. Правда, в основном бредит. - Мои извинения, Кларк, - пробормотала она, и уголок ее рта искривился в улыбке. - Ты должна нарисовать карту, чтобы найти её. — О, тише. - То, как Кларк прижимает ее к себе, сладко и знакомо так, как, Лекса была уверена, она уже никогда не будет. Ее пальцы рассеянно скользят по задней части лодыжек Лексы, пока она двигается, наслаждаясь прохладной стороной слишком большой и пустой кровати Хеды. - Ты приятно пахнешь. — Спасибо. Ты пахнешь как карты. — Что я только что сказала? Хеда позволяет себе замолчать - что случается крайне редко - и спит одиннадцать часов, что, вероятно, является самым продолжительным сном, которому когда-либо предавался Командующий, не считая смерти или предсмертных мук. Кларк теряется почти каждую последующую ночь, но обычно находит дорогу в их комнату до восхода солнца, торжествующая, теплая, мягкая и немного раздраженная тем, сколько времени ей понадобилось, чтобы найти спальню, которую, как она обвиняет Лексу, постоянно перемещают. Лекса спит лучше. Кларк испачкала углем все свои подушки и вспоминает имя Лексы в два раза реже, чем следовало бы. Что, технически, в два раза чаще, чем Лекса могла бы надеяться. В башне Полиса обитает не столько призрак, сколько раздражительный картограф. Единственное, что в ней ужасно, - это проклятые очки.    Кажется, что это нечто большее.