мгчд: драбблы

— Когда нам было по десять, мы решили, что дружеской связи нам недостаточно, — бодрым тоном лектора, влюбленного в своей предмет, сообщает Серёжа. — У нас, конечно, были браслеты дружбы, но это же для детей, понимаешь? — Разумеется, — кивает Игорь, являя собой самую преданную и внимательную аудиторию. — Тогда Олег выторговал у пацанов в школе перочинный нож, и мы изрезали все деревья в округе словами «Олег плюс Серёжа дружба навек». — И парты в школе. — Да. И парты в школе. Одну теперь в моем музее показывают, — Серёжа широко ухмыляется. — Вандализм, — Игорь качает головой. — Антисоциальное поведение. — И с кем ты только спишь? — ужасается Серёжа и делает паузу в речи, чтобы склониться и лизнуть его в шею. — Так вот. Гениальная идея тоже пришла в голову Олегу. — На литре как раз проходили былины, — Олег пожимает плечами. — А в былинах, как известно, все то и дело становятся кровными побратимами. — О-о-о, — глубокомысленно тянет Игорь, как будто только сейчас открыл для себя Америку. Серёжа прижимает палец к его губам, мол, нечего мне тут портить настрой. — Мы решили, что мы ничем не хуже этих богатырей. Олег взял нож, я выпросил в медпункте бинты. Мы спрятались под лестницей. Зажмурились. И чиркнули наугад. Серёжа показывает ладонь, и на мгновение Игорю перестает быть смешно, потому что розовые, почти котячьи подушечки под пальцами пересекает едва заметная белая полоска. Он знает, ее даже языком не прощупать (сколько раз проводил вдоль), ее не заметить, если не присмотреться, но все равно накрывает чем-то похожим на благоговение. — Кто резал? — спрашивает он хрипловато. — Я, — Серёжа улыбается, тоже мягко и неожиданно светло. — Олеж, что ты тогда сказал? Олег вздыхает за игоревым плечом, с притворным недовольством и немного смущенно, как человек, который вынужден повторять свою роль в этой сцене не в первый и даже не в десятый раз. — Что не могу сделать тебе больно. Игорь оборачивается, намекая, и Олег послушно клюет его в губы, но этого мало и Игорь быстро проводит языком где дотягивается, заставляя его чуть приоткрыть рот на выдохе. Слов не хватает, чтобы объяснить, как сжимается сердце от олеговой нежности; хочется развернуться целиком, завалить Олега на кровать и зацеловать на пару с Серёжей, и Серёжа явно не против, но — потом. — Итак, я порезал себя, потом Олега, потом мы оба начали реветь — Игорь, нам было по десять, не смейся. — Я не смеюсь, — заверяет Игорь (он смеется, но беззвучно). — И так, орошая ладони слезами, видимо, для пущей надежности, мы скрепили договор рукопожатием, — Серёжа тоже отчетливо старается не смеяться. — Для ритуальных обменов другими телесными жидкостями мы были слишком юны, — добавляет Олег. — Ну, не знаю. Я в десять целовался, — Игорь пожимает плечами. На лице Серёжи появляется ужас, и он становится всё отчетливее с каждым новым словом: — С девочками. В губы. Со слюнями. — Игорь! Фу, Игорь, — Серёжа мотает головой. — Ужасно. У меня сейчас все упадет. — У тебя не упадет, даже если сюда сейчас втанцует испанская инквизиция, — хмыкает Игорь. — Зрители? Брось, у него только сильнее встанет, — Игорь с Олегом хором фыркают, и Серёжа наставляет на обоих по пальцу. — Вы двое. Доболтаетесь. Игорь тихо ржет, и сладко вздыхает, когда пальцы Олега пробираются ему на бедра, на бока и потом на грудь, проходятся по ребрам и по ямке между ними, трогают соски. Ласка бесхитростная, но заставляет поерзать под весом Серёжи, придавившего к постели его бедра. — И вы с Олегом стали кровными братьями, — Игорь придерживает шуточку про инцест, потому что от мысли о крохотных Олеге и Серёже, которые вот так сильно друг друга любят и пока еще не поняли, как это назвать, но уже решили, что нужно скрепить на всю жизнь, что-то щемит под ребрами, именно там, где легонько щекочет Олег. Смеяться над этим кажется кощунством, хотя Игорь и говорит сам себе: сентиментальный дурак, размазня, нашел тоже величайшую историю любви двадцать первого века, дальше только над Титаником плакать. — Именно, — и Серёжа тоже кажется неожиданно серьезным, хотя в глазах и пляшут золотые бесенята. — Поклялись всегда быть вместе, — Олег прижимается губами к уху Игоря. — Всегда всё делить поровну. Всегда друг друга защищать. И никогда-никогда не бросать. Даже если поссоримся. Игорь сглатывает непонятно откуда взявшийся в горле комок. Вспоминает сорвавшееся с языка как-то раз «как ты вообще выжил» и олегово спокойное, невозмутимое: обещал. Не обещал, а на крови клялся. Такое правда не нарушишь. — Так какое это все имеет отношение ко мне? — уточняет Игорь хрипловато. Не то чтобы он не догадывался. Не то чтобы это не было очевидно с того момента, как Серёжа уточнил, боится ли он (опер с десятилетним стажем) крови. Но приятно было бы услышать. — Самое прямое. Тебе не кажется несправедливым, что мы с Олегом повязаны, а ты как будто... откосил? — Я теперь виноват, что не знал вас, когда вам было по десять и вы братались под лестницей в детдоме? — Игорь поднимает брови. Серёжа зеркалит его широкую улыбку. — Мог бы искать получше. Да, Олег? — Определенно мог. — Поверить не могу, что ты доверяешь ему острые предметы, — Игорь снова запрокидывает голову к Олегу на плечо, к нему лицом. — Мне нравится твоя детская вера, что я могу ему что-то запретить. Игорь смеется. Стонет негромко, когда Олег целует его под ухом, щекоча бородой, а Серёжа мягко проводит ладонью по груди — левой, потому что в правой зажат (хорошо наточенный, Олег проверял у Игоря на глазах) нож. — Выберешь сам, где делать надрез? — Игоря прошивает искрами от этого вопроса, не только до паха — до самых пяток. Серёже прекрасно видно, как от частого, сбитого дыхания неровно вздымается грудь, но он только улыбается тоньше, нежнее, даже поощрительно. Как будто Игорь большой молодец только потому что подставляется под его пальцы. — Почему не на ладони? — Потому что нам не по десять, дорогой, — Серёжа фыркает. — Знаешь, как легко повредить в ладони что-нибудь и оставить руку калечной? — Мы, конечно, везучие, но лучше так второй раз не рисковать, — подтверждает Олег. — А еще это сексуально. — Блядь. — М-хм. Хочу надрезать, посмотреть, как потечет, потом слизать, потом довести тебя руками, чтобы ты залил себе весь живот, и слизать это тоже... — Блядь, я понял, понял, — Игорь невольно дергается бедрами выше и разочарованно вздыхает, потому что Серёжа сидит недостаточно близко к паху — не прижаться, не потереться. — Хорошо. Давай... вот тут. Нет, чуть ниже. Серёжа приставляет кончик лезвия к коже, немного надавливает, едва-едва — Игорь еле чувствует прикосновение, но все равно внутри сладко поджимается. — Уверен? — Блядь. Серёж, вот ты спросишь. Уверен ли я, что хочу дать тебе располосовать меня вдоль ребер, потому что у вас с Олегом фетиш на кровные узы? — Игорь шипит сквозь зубы, когда Олег мягко, но с отчетливым намеком (не ворчи) прикусывает ему шею. Медленно выдыхает, ждет, и Серёжа тоже — ждёт, и лезвие не шевелится, ни туда и ни сюда. Только затянувшаяся пауза, и терпеливый серёжин взгляд, и влажное дыхание Олега над ухом, и два теплых тела, и прикосновения в четыре руки. Блядь. — Уверен, — он жмурится и стискивает зубы, когда лезвие прорезает кожу. Не в первый раз в его жизни, но впервые так. — Потекло, — завороженно шепчет Серёжа. — Смотри, Олег. — Шрам останется? — спрашивает Игорь, не открывая глаз. — Я постараюсь, — отвечает Серёжа туманно. Нож надавливает еще раз, оставляя второй небольшой порез, потом Игорь чувствует шелковистые волосы, скользнувшие по коже, и безумно мягкое прикосновение губ. Ахает; но Серёжа почти сразу отстраняется, и он чувствует, как тот привстал на коленях и потянулся через его плечо к Олегу. Через мгновение Олег тоже шипит — Игорь, не глядя, готов предположить, что Серёжа, кусачий, как дикая лиса, прокусил ему губу. Вот и побратались, бешено стучит в голове в такт тому, как колотится сердце и как пульсируют горячим надрезы. Через серёжин поцелуй. — А теперь к самому важному, — шепчет Серёжа Игорю во второе ухо. — Клянемся, что всегда будем вместе. — И что все будем делить поровну, — говорит Олег с другой стороны. Если Игорь сейчас откроет глаза, он заплачет. — И будем всегда друг друга защищать? — продолжает неуверенно, и Серёжа мурлычет ему в ухо, трется щекой и носом и мажет пальцами по груди, стирая набежавшую полоску крови. — И никогда друг друга не бросим, — Олег улыбается, Игорь чувствует это кожей. — Да? — И никогда друг друга не бросим, — поддакивает Серёжа. — Игорь, ты тоже повтори. Игорь все-таки решает приподнять ресницы, просто чтобы посмотреть Серёже в лицо, а потом невольно бросает взгляд вниз — и смеется, откинувшись на Олега. Серёжа, эстет, вымазанным в крови пальцем уже нарисовал сердечко. Когда он поднимает палец к губам, чтоб облизнуть, Игорь видит небольшой надрез — то есть когда-то Серёжа успел себя уколоть, в самую подушечку, а он и не заметил. — И никогда друг друга не бросим, — и тогда он тоже заслуживает солоноватый от крови поцелуй.