мгчд: драбблы

Олега привезли в детдом в понедельник, а уже в среду он попытался сбежать. Это никого не удивило — почти все пытаются бежать на второй, третий, пятый день, верят, что найдут маму, папу или богатого дядю из Америки. Олега вернули назад в четверг. Второй раз он сбежал в воскресенье. Волков был проблемным. Все в детдоме были проблемными, но Волкова среди остальных, которые дрались, пакостили и воровали, отличала неумолимая и бессмысленная тяга к свободе. В его планах не было логики, и это делало побеги совершенно непредсказуемыми: Волков мог сбежать в дождь, в снег, в каникулы и на новый год, пропустить контрольную, экскурсию, спортивные сборы, оставить все ценные вещи и лучшего друга. Он уходил, потому что на него накричала училка, потому что в детдоме сегодня на обед макароны, потому что вспомнил, что у бабушки в Казани яблони во дворе росли и стало грустно, как они там, когда за ними ухаживать стало некому; в конце концов, он уходил, потому что потому. Серёжа ходил с ним за руку в школу и со школы, и никто не дразнил их сладкой парочкой, потому что знали: серёжина хватка на рукаве для Волкова — как поводок для собаки. И как та собака, невоспитанная собака, не уважающая хозяина, он мог улизнуть, как только хватка чуть разжималась. Серёжа страдал от побегов Олега сильнее всех, сильнее самого Олега, который регулярно бывал за это наказан и даже стоял на учете в детской комнате милиции. Уже через пару месяцев крепкой детской дружбы Серёжа стал просыпаться от кошмаров, в которых кровать Олега пустовала — и рыдал взахлеб, если кошмар оказывался реальностью. Олег же маялся: наказания его не пугали, учет в милиции тоже, а вот серёжины красные глаза и опухший нос трогали что-то внутри. Он обнимал, гладил по спине, утирал сопли рукавом, невнятно мямлил — прости, я не хотел, я бы правда тебя не бросил... насовсем. Я же всегда возвращаюсь. Серёжа завывал громче — Олег не понимал, что с ним делал каждый раз, когда единственный близкий человек бросал его снова (и снова) (и снова) (и снова)... Он застукал его однажды, когда Олег вылезал в окно первого этажа. Потом был черный провал. Потом Серёжа был уже на улице. Горло болело, как будто он долго и громко кричал, а у Олега были диковатые, испуганные глаза: ну, ты, блин, Серёж! Нас с вертолетами теперь искать будут... Серёжа понадеялся, что раз так, то они сейчас вернутся, и Олег отложит побег до другого раза (он тогда уже не надеялся, что другого раза не будет). Но Олег взял его за руку и потянул за собой. Олег по пути рассказывал горячо, что раньше его один Серёжа там держал, а раз уж Серёжа с ним, то можно пойти куда хочется, вдвоем, хоть до Байкала (Олег там не был, ему Серёжа рассказал, потом пожалел десять раз). Серёже побег не нравился. Было холодно, мокро, спать на земле он боялся, потому что вдруг что-то заползет в волосы, на обед Олег воровал из магазина шоколадки и к третьему дню живот начал болеть и захотелось макарон. Но если такова была цена за то, чтобы быть с Олегом, Серёжа готов был платить её изо всех своих двенадцатилетних сил. Он терпел этот кошмар две недели, а потом проснулся однажды утром на отсыревшей за ночь трубе теплотрассы, а Олега рядом уже не было. Не нарочно, не со зла — просто проснулся первым, пошел размять ноги. И увело... Олега снова поймала милиция. В участке его к тому моменту хорошо знали — сирота, маленький, стриженый ежиком, ноги до пола не достают. Хороший пацан. В прошлый раз его забрали, когда он на теплотрассе домик собаке строил. Ревел, пока ему не пообещали, что обязательно вернутся и сделают домику крышу (Константин даже съездил — у него свой чуть постарше и тоже за каждую бездомную собаку сердцем болит, — но от домика, ясное дело, остался размокший картон, и никакой собаки там и близко не было). На этот раз Константин был хмур и не предложил Олегу каменного печенья из вазочки. Он сказал: ладно — ты, а его за что? А если бы его маньяк в машину заманил, пока ты по району шатаешься? Ты же на себя ответственность взял, эх, ты... Серёжу маньяки не пугали, а вот то, что Олега не было рядом, повергло в шоковое состояние вроде того, в котором его когда-то забирали из дома соцслужбы. Он сильно побледнел, много икал, почти не разговаривал. На Олега как будто даже не сердился, только смотрел устало и беспомощно, почти как смотрела когда-то олегова мама, если он приходил со двора, порвав единственные школьные брюки. Как и перед мамой, перед Серёжей было стыдно, и Олег вдруг ставшими непослушными и неповоротливыми губами лепетал: Серёж, я обещаю, я больше никогда. Серёжа отворачивался и отвечал невпопад: ты нагнал математику? На ужин сегодня запеканка, фу. Я тут книжку взял почитать, мне надо с ней закончить. Что-то после этого изменилось. Серёжа уже не цеплялся так отчаянно за его рукав. А Олег уже не сбегал каждую неделю, и даже каждый месяц. Уходил иногда, но даже воспиталки со смехом говорили: это наш кот, гуляющий сам по себе, через пару дней заявится, голодный, как волк. К стыду перед этим усталым, заранее простившим синим взглядом Олег просто привык — и всегда заглушал его, принося с собой полные карманы шоколадок, наворованных в супермаркетах. Потом они уехали в Москву и поступили в МГУ, и Серёжу захватила учеба, и Олега захватило... что-то, наверное, во всяком случае, он тоже был весел и бодр, шабашил то тут, то там, и можно было подумать, что мегаполис с его бесконечными линиями метро, трамваев, расходящихся во все стороны улиц, дворов и крыш утолит в нем жажду простора и постоянного движения вперед. Может даже, так и было — но всё равно однажды Серёжа вернулся в общагу, опустевшую как будто наполовину, хотя из нее выписался всего один человек, и не почувствовал ничего, увидев кривую записку: Серёж, больше так не могу. Бросил универ. Уехал на сборы. Твой. Обязательно вернусь. /// Шесть утра, станция, позевывающий Игорь с рюкзаком (теть Лена забыла шампуры, и раз уж он зайдет в магазин, то не мог бы он захватить и еще целый список продуктов. как всегда.). Народу немного, пара бабулек, женщина с сонным ребенком, и еще мужик, изучающий расписание. Долго изучает, щурится, потом поворачивается к кассе: — Дайте мне... до N-ской, наверное. — А вы к кому-то? — интересуется Игорь, хотя это не его дело. Мужик смотрит на него слегка озадаченно. — Нет, так просто... а что? — Да к нам так просто обычно не ездят, — хмыкает Игорь. — Там сейчас даже дачи не сдают, не интересуется никто. — Ничего, я не гордый. Посплю на лавочке. — У нас и лавочек нет. — Тогда пойду туда, где есть. — Это два часа на машине до следующего поселка. — Значит, часов шесть пешком. Как раз к ночи дойду. И улыбается — хорошо так. Игорю самому улыбнуться хочется. Видно, что у человека отпуск. Ищет бюджетных приключений на пятую точку, авантюрист; Игорь бы даже присоединился, будь он на десять лет моложе и не обременен обязательствами (и шампурами для теть Лены). — Может, хотя бы шашлычка возьмешь в дорогу? — С удовольствием возьму, если будут угощать, — мужик улыбается снова, но в глазах Игорь видит в этот момент что-то серьезное. — Только я все равно уйду. Ничего? — Да кто ж тебя держит, — пожимает плечами Игорь; и мужик расслабляется и кивает, и достает им с Игорем по сигаретке.