мгчд: драбблы

Когда свидание организует Серёжа, у него всегда такое лицо, как будто он делает одолжение, перед этим сжевав дольку лимона вместе с кожурой. — У меня билет на открытие новой картинной галереи. Омерзительное будет сборище, — цедит, морща нос и сдувая падающую на лицо челку. — Из тех, которые тебе нравятся. Юле нравится. Толстосумы, светские львы и львицы, чиновники в ролексах и пиджаках от гуччи, ей только дай шанс среди таких повертеться, навострив ушки. Серёжа выпивает бокал-другой бесплатного шампанского и начинает нашептывать, зарываясь носом в волосы на виске: — Этот спит с дочкой губернатора за льготы на строительство… этот выкупил территорию якобы под строительство летнего лагеря, а на деле построил туристическую деревню для богатых — и хватило же наглости еще меня туда пригласить… После третьего бокала он порывается пойти побеседовать, «просто в глаза им хочу посмотреть, Юль, пусти». Юля не пускает. Виснет на локте, как положено хорошенькой спутнице миллиардера, громко смеется и тащит его в гардероб, туалет, в нишу за ширмой. Пьяный Серёжа быстрее возбуждается и легче отвлекается от миссии по нанесению всеобщей справедливости, а Юля не зря надевает под красивое платье самое красивое белье. Забирает их обычно Олег; но если на Серёжу находит стих, они утаскивают бутылку шампанского и идут гулять по ночным улицам, он — потеряв часы и галстук, она — сняв туфли и сменив их балетками, припасенными в крохотной сумочке. Серёжа галантен и предлагает свой пиджак, когда с Невы начинает дуть промозглый ветер. Они пьют из горла, глядя на развод мостов: «как в школьные годы, а», бормочет Серёжа. Выросшая в Москве Юля кивает и соглашается. У Олега безлимитная серёжина кредитка, оформленная специально под него в стильном черном варианте с неброской волчьей головой. Олег говорит «хочешь, пойдем купим тебе что-нибудь» (это единственный мужчина на памяти Юли, который не только не против носить за ней сумки по магазинам, но еще и дает действительно дельные советы), или «хочешь, сходим в тот ресторан, про который ты говорила». Он покупает билеты на премьеру очередной романтической комедии, и Юля смеется: — Не верю, что тебе такое нравится. Он только пожимает плечами. — Главное, чтобы нравилось тебе. Из вредности Юля ноет, что хочет на концерт Тейлор Свифт. Олег не сдается — у них есть билеты в вип-зону, на автограф-сессию и проходка за кулисы. Он приезжает за ней в белом лимузине, и под белым пиджаком у него розовая футболка с принтом международного тура. — Это ужасно, — хохочет Юля, когда их окружают потоки восторженно ревущих подростков. На самом деле ей не нравится зарубежная попса, в глубине души она девочка-рэпер и Олег это знает. — Ничего не знаю, мне нравится, — скалится Олег. Через пару минут он во всю глотку подпевает тинейдж дрим, как будто пришел не на подростковую поп-певичку, а на полноценный панк-рок-концерт, еще чуть-чуть и вскинет к потолку козу. Дима пишет «надевай удобные кроссовки <3», и это самые страшные слова в жизни Юли. Дима не щадит: если свидание, то на весь выходной, график подгружен в общий календарь, метки проставлены на карте. Они начинают с лекции в каком-нибудь общественном пространстве, проходят весь центр (и хорошо, если центр) новым прогулочным маршрутом, пробуют кофе в модной кофейне на полтора столика и заканчивают на берегу залива. Они уже ходили смотреть на маяки и гладить хаски в загородном питомнике, посещали музей шоколада и музей печати и музей гигиены— — Ладно, с музеем гигиены фигня вышла, — признает Дима, и Юля не может не хихикать. С Димой даже музей гигиены — это не полный провал. Он читает все таблички, как будто однажды эта информация может ему пригодиться. Юля фотографирует на память (и для инстаграма) мыльницу царских времен и потом исподтишка Диму. Дима под конец каждой прогулки показывает разворот скетчбука — он не сразу начал это дело, пришлось перебороть смущение; там наброски, которые он успевает делать не пойми когда. Видимо, когда Юля залипает в телефон, потому что почти на всех скетчах она смотрит немного вниз и кусает губу. Юля, конечно, отбирает скетчбук и листает на пару страниц назад. — Ага! — верещит торжествующе. — То есть мне — мыльницы, а Игорю — квадроциклы?! Сексист ты, Димочка! — Да это не я! Не я выбирал! — Дима не может выбрать между возмущением и смущением и поэтому хохочет и краснеет. — Ну хочешь, в следующий раз пойдем на катамараны? Петя ненавидит «дебильную романтику». Петя любит клубы, басы, которые качают, цветные таблетки на язык и небезопасный секс с людьми, лица которых он не вспомнит утром. Пете всё это нельзя, поэтому по клубам он ходит только с теми, кто может его при необходимости поднять и унести, если его потянуло к соблазнам. То есть, либо с Игорем, либо с Олегом. Девяносто девять процентов их с Юлей встреч — это быстрое поебаться под порнуху на экране его ноутбука. Юле нравится — сохраняет элемент необязательности в этих отношениях, чтобы не чувствовать себя запертой в каком-то странном браке на шестерых. Но на старуху бывает проруха, а у Пети случается тот один процент, когда он встречает ее не сразу в трусах, а в рубашке с закатанными рукавами (и тогда оказывается, что бицуха у него не сильно хуже, чем у Игоря). В комнате — стол, на столе — скатерть (мама дорогая!), вино и тарелки. Юля осматривает еду скептически. — Сам готовил? Петя презрительно морщит нос, почти как Серёжа. — А что, готовить можно только Олегу? (он трезво оценивает свои силы и не готовит ничего сложнее пасты с креветками и фруктовых салатов) Они чередуют еду и танцы в темной комнате со включенным стробоскопом. Потом Петя вполне профессионально раскуривает кальян. Юля курит, любуясь видами с панорамного балкона, Петя догоняется вином, пока не дойдет до той стадии, где ему приспичит написать кому-нибудь из Москвы. — Ты этого не хочешь, — заверяет Юля, отбирая телефон. Петя трагично вздыхает. Выдает что-нибудь про то, как скучает по мамуле. Или по Нине. — Она такая ха-ро-ша-я. У нас могла бы быть… мы могли бы быть… — полусонный, он роняет голову Юле на плечо. — Ю-уль. Давай сделаем… ребёнка… — Только если вынашивать его будешь ты, — парирует Юля. Игорь не организует свидания. Вообще-то, он саботирует все юлины старания по организации свиданий. Купленные билеты, оплаченные договоренности, занятые заранее места, все это теряет всякое значение, если утром они просыпаются в одной постели, и под одеялом чуть теплее, чем в холодной снаружи. Юля всегда предчувствует крах планов загодя — с того момента, как Игорь по будильнику не подскакивает сразу в позицию «смирно», а сонно открывает один глаз и ждет, чтобы Юля сама нашарила телефон и вырубила сигнал. — Игорь, — пытается увещевать она. — Игорь, ну мы же договаривались… — Ммм… передоговоримся… — Игор-рь… Всё тщетно. Игорь только глубже сползает под одеяло. Медленно перебирается со своей половины дивана на её. Задумчиво трогает губами ключицы в вырезе майки, которая ей заменяет ночнушку; если скосить глаза вниз, можно встретиться с его блестящим, совсем не сонным взглядом. — Мы можем позавтракать у окна, — говорит он хрипло, пока пальцы аккуратно подцепляют краешек белья (если на ней еще есть белье после ночного захода). — Это будет почти пикник. («посмотреть кино на диване, не хуже, чем в кинотеатре», «принять вместе ванну, не хуже, чем эти твои горячие источники» — подчеркнуть нужное) — Это не будет пикник. — Будет, если открыть форточку. Соглашайся, — он целует ямку между ключицами, грудь и щекотное место под ребрами. — Не нужно одеваться. Мыться. Краситься. Укладывать волосы… — Игорь... — Давай останемся дома? — с детской наивностью под хриплым басом. — Один раз. Пожалуйста... На этой стадии Юля всегда проигрывает.