Мессия

Макс неотрывно пялился на своё отражение в треснувшем зеркале туалета на заправке. Лампочка здесь горела на удивление ярко, и резкий белый свет божьей благодатью ложился на загаженные стены и пожелтевшую разбитую раковину. Вдохнув всеми лёгкими местный спёртый воздух, Макс закинул на плечо бейсбольную биту, декорированную гвоздями, и криво улыбнулся себе в зеркале. Затем он задумчиво почесал редкую бородку, вернув себе хмурый вид. После, он поднёс руку под кран раковины, для приличия споласкивая её и попутно небрежно умывая лицо. Выходить из толчка не было настроения, хотелось остаться здесь на ближайшие пару часов и унижать собственное отражение едкими комментариями. И хотелось поверить, что на улице его никто не ждёт, что он вовсе не продавался больному на голову культисту, что за дверью не одинокая заправка в полупустом задрищенске, а свежий простор у озера Лайлак. Или хотя бы квартира родителей. Или хотя бы небытие. «Твоё место, конечно, у параши. Однако время не ждёт!», — сказал он сам себе, прилагая немалые усилия, чтобы двинуться к выходу. Нужные ему порно-журналы находились как раз на стенде неподалёку от туалета, отталкивая от себя вульгарными обложками. Ещё пару лет назад Макс был бы на седьмом небе от счастья, появись у него поставщик такого знатного контента в лишённый интернета лагерь. Однако теперь он продавал эту литературу малолетним кэмперам, толкая её вместе с алкоголем и сигаретами на «чёрном рынке» Кэмбпелла. И сам не притрагивался к этой литературе никак. Уже полгода сложно дрочить на что-то, кроме… Ну. Не глядя Макс сгрёб стопку журналов со стенда, даже не пересчитывая, и направился к кассе с дремлющим за ней продавцом. По пути его взгляд упал на полки с газировкой и прочим. Он задержался на бутылках с соевым молоком и каких-то ЗМЖ-йогуртах, но ненадолго. «Как же классно, когда твой организм усваивает лактозу», — подумал Макс, пряча за спину бейсбольную биту, чтобы не нервировать сонного продавца, и ожидая, пока тот пробьёт журналы. Звякнув дверью, Макс покинул заправку, возвращаясь во влажную, прохладную атмосферу ночного шоссе. Он подставил лицо потоку свежего воздуха и редким каплям, летящим с близрастущих высоких сосен. Привычным жестом, будто из пивной банки, он отхлебнул из коробки с йогуртом. Сладкий дешёвый вкус долго оставался на языке, и Макс прогулочным шагом, не спеша, направлялся обратно к машине. Чёрное, почти не загрязнённое небо сливалось с верхушками деревьев, и поэтому создавалось впечатление, будто вне этого мокрого пятна голубого света перед заправкой не существует ничего. Неоновая бледная вывеска с ценником и логотипом мерцала, и её свечение отражала поверхность машины. Дэниэл стоял рядом с ней, выжидающе глядя на Макса и с опаской — на йогурт в его руке. — Сдачу забираю себе, — уточнил парень, открывая дверь и закидывая на задние сиденья стопку журналов. Те стукнулись о бутылки с алкоголем, и Макс удовлетворённо кивнул. — Благодарю за содействие. — Спаивание лагеря — дело благое, — неуверенно ответил Дэниэл, пересчитывающий оставшиеся у себя деньги. — Особенно за мой счёт. Несомненно. — Ага. Дело сделано. Теперь пошли гулять, — не желая слышать отпираний, Макс двинулся к тёмному шоссе. Когда он развернулся к сектанту спиной, его рука сжала крепче древко бейсбольной биты, на всякий случай. Тот же, устало хмыкнув, достал из машины ножны и поплёлся вслед за подростком, на ходу надевая их на пояс. Блеск, приходится расценивать этого малолетку как потенциальную угрозу. Никогда такого не было, и вот опять. — Куда мы, позволь спросить? — спросил он. В паре сотен метров вдали, за пролеском, горели фонари улиц запущенного города. — Не знаю, но я сдохну, если не разомну ноги, — для большей убедительности Макс продемонстрировал несуразные длинные лодыжки, проскакав метра два. — И хочу завайбить. Я не выбирался из лагеря уже неделю. Он пружинящей, не свойственной ему походкой прогуливался по обочине, попутно избивая битой высокую траву вдоль неё. Гвозди запутывались в зарослях, и Макс то и дело вырывал растительность с корнем, раскидывая её с землёй по асфальту. — Вот что приходится делать, — объяснил он, — когда хочется бить витрины, но уважение к капиталистическому строю берёт верх. — Я против разговоров о политике, но обязан сказать, что при Зиимуге ты был бы волен бить столько крапивы, сколько тебе вздумается, — учтиво сказал Дэниэл. — Просто уточняю. Макс пропустил это мимо ушей, стукнув битой по фонарю, который они наконец настигли. Фонарь гулко зазвенел в ответ, дребезжа и мерцая. Было бы глупо уничтожать источник света, пусть и скудный, и парень, не найдя больше применения своему оружию, сел на скамейку неподалёку. Сел крайне развязно, потом допил йогурт, запрокинув голову, и вытер рот. Упаковка улетела куда-то в кусты, и Макс остался доволен преступлением. — Ну чё, — он раздвинул ноги и ухмыльнулся, — на колени ко мне не присядешь? — Спасибо, что вопрос риторический, — Дэниэл опустился рядом, мысленно молясь, чтобы скамейка оказалась чище, чем выглядела. Фонарь вверху гудел, и этот звук был единственным, прорезавшим полнейшую тишину. И на улице, и на шоссе не было ни души, и Макс избегал мысли о том, как легко провернуть на этом самом месте убийство. Никто и не заметит произошедшего, даже если на следующее утро весь асфальт будет пропитан кровью: всякое бывает. Не думать об идеальном преступлении было крайне сложно, учитывая тот факт, что по его левую руку сидел скучающий двинутый культист. А браслет, как и инициатива копов, как и вообще дружба с Нилом — во мраке безлюдной улицы это всё звучит не слишком надёжно. Но если никто его не спохватится, то он никому и не нужен. Волноваться не о чем — с годами его жизнь не обретает сколько-нибудь большей ценности. Можно умирать спокойно. — Как жаль, что я выкинул йогурт, — расстроенно произнёс Макс. — Плеснуть бы в тебя им, а потом и добить легко. — Токсик, — осудил Дэниэл его идею. — Никто мне ещё не угрожал и не хамил так часто. Это ты называешь отношениями? — Меня сложно убить, но легко потерять, — изрёк Макс, внезапно придвинувшись ближе. — И это хорошо, что ты вспомнил об отношениях. Потому что я хочу, чтобы ты меня трогал. Сейчас. Дэниэл скептически поднял бровь, не доверяя такому резкому приливу нежности со стороны Макса, и опустил ладонь на его колено. — Здесь? — Выше. — Здесь? — Выше. — Здесь?.. — Здесь охуенно, но выше. — Так? — он нарочно неловким движением просто приложил тыльную сторону ладони к толстовке парня. Тот задумчиво посмотрел в пустоту, прислушиваясь к собственному телу и своим желаниям. — Может быть. Я не знаю. Трогай меня так, чтобы мне понравилось. Но пока не между ног, это крипово как-то, и я просто не хочу. — Целовать разрешено? — Только не губы, йогурт буквально ещё на языке. Макс не успел опомниться, как на его шее был запечатлён влажный поцелуй. Затем второй. Он охотно подставил шею, анализируя, насколько ему нравится, когда чужое тёплое дыхание щекочет его кожу, а поцелуи поднимаются к уху и обратно, по изгибу шеи к ключицам. Позволяя бледным холодным рукам проникнуть под одежду, он подался навстречу, в слабые объятия, медленно пересаживаясь на колени к Дэниэлу. Мгновения назад Макс подавлял в глубине души сомнение из-за неопытности, но сейчас каждое собственное движение и действия Дэниэла казались естественными и слаженными. Опасение за свою жизнь с лёгкостью отошло на второй план, несмотря на частые укусы, впивающиеся в шею. Острые зубы оказались чересчур близко к артерии, но при этом Макс не сдержал вздоха удовольствия. Он всё ещё не знал, куда девать собственные руки, и пока цеплялся за футболку Дэниэла в районе плеч. Руки сектанта же, напротив, по-свойски шарили под одеждой Макса, заставляя его вздрагивать от холодных прикосновений и от самого тактильного контакта. Парень за всю сознательную жизнь никому и никогда не позволял притрагиваться к себе чаще одного раза в день, приходя в замешательство от простых дружеских объятий. Сейчас им с каждой секундой овладевали всё более смешанные чувства. Небрежные и грубые движения чужих пальцев заставляли его одновременно извиваться и от дискомфорта, и от утоления жажды до любви другого человека. «Как-то по-гейски», — пронеслось где-то в голове Макса, когда он издал второй вздох удовольствия, прерывистый и еле слышный. — Позволь, — тихо сказал Дэниэл, приподняв края его толстовки. — Сегодня я в лучшем своём шмоте, — так же тихо заверил Макс, снимая её и с кривой усмешкой демонстрируя зелёную футболку с ёлочкой. — Я решил, что мне она нужнее, чем Дэвиду. Согласно кивнув, Дэниэл влюблённо взглянул на старую заношенную майку вожатого, поцеловав священный для него символ. — Скучаю по нему, — прошептал он, улыбнувшись и прижавшись лбом к груди Макса. — Я давно не навещал моего Мессию. — И не нужно, он и без того дёрганный ходит. Это вовсе не ревность уколола Макса. Ревность была бы просто безосновательной. Абсолютно. — И вообще, — добавил он, — я доложу на тебя квартирмейстеру, если посмеешь учинять свои обряды с убийством Дэвида и прочим. И сам пристрелю тебя к херам. — Из чего стрелять будешь? Из этого? — Дэниэл опустил руку на задний карман Макса, а точнее на торчащий из него травмат. — Последний раз мне таким же угрожали скинхеды в переулке. — Пошёл нахуй, — Макс ударил его по руке, очнувшись. К нему вернулась некоторая рассудительность. — Серьёзно, абсолютно таким же. Я запомнил, как неприятно и жёстко он лежит в руке. И как долго перезаряжать, прежде чем отправить в небытие каждого из этих бритоголовых. Дэниэл не мог не заметить, как напрягся Макс, чью талию сектант приобнимал свободной рукой. Он снисходительно улыбнулся, и его пальцы вновь забрались под футболку подростка, поглаживая его вдоль спины. — Это шутка, я не убивал их. Как же обыватели чувствительны, когда речь заходит о казни, — он с осторожностью оставлял на шее новые поцелуи, наблюдая за реакцией Макса. Парень позволял ласкать себя, подаваясь навстречу всем корпусом и — внезапно — целуя Дэниэла в оголённый изгиб шеи, поднимаясь к виску и поглаживая пальцами его ключицы. Тот, не выражая удивления, наслаждался нежностью Макса, и обнимал, притянув ближе к себе, вздрагивающее от прикосновений тело подростка. — Я соглашался на условия, что ты будешь хотя бы пытаться походить на Дэвида, а не выёбываться своими преступлениями, — произнёс Макс, приблизившись к уху Дэниэла. Он говорил тихо, внятно и безэмоционально, параллельно гладя низ живота улыбающегося сектанта. — Мне откровенно насрать, кого ты там уложил ради своего Зиимуга. Я хочу не тебя, больного ублюдка. Я хочу самого доброго и светлого человека в моей, блядь, жизни, но не решусь испоганить наши с ним отношения своими ненужными чувствами. Поэтому завали ебало, ты не достоин даже притворяться им, но будешь это делать, потому что я тебе за это плачу. — Мой промах, исправлюсь, — без тени вины ответил Дэниэл, обращая больше внимания на низкий голос у самого уха и на то, как Макс потирает его плечо одной рукой, а низ живота и бок — другой. Хотя в подростке бушевали гормоны и тактильный голод, Дэниэл сам не мог похвастаться хоть каким-то недавним сексуальным опытом. Серьёзно, как давно он с кем-то спал? Года два назад, с последовательницей? — Ловлю на слове, мудак. Сказав это, Макс сжал в пальцах кожу, которую ещё секунду назад гладил: крепко и со всей накопившейся злостью, глубоко впиваясь ногтями. Чего он не ожидал, так это возгласа удовольствия от Дэниэла, чуть согнувшегося в его руках. Негромкий протяжный вздох быстро стих, но дыхание культиста участилось: плечо и бок всё ещё были намертво стиснуты в пальцах подростка, сидевшего на его коленях. — Нихуя себе, — вынес вердикт Макс, ослабив хватку и пробежавшись ладонями по животу партнёра под одеждой. Чуть касаясь нежной кожи, он гладил вздымающиеся рёбра, борясь с желанием вновь вцепиться в горячее тело ногтями. Макс загорелся любопытством к такой яркой реакции Дэниэла. Парень поцеловал его шершавую щёку, царапая ему бока и желая заставить ублюдка снова простонать от боли. — У тебя на языке всё ещё остался йогурт, или?.. — уточнил культист, блаженно и мучительно улыбаясь от полосовавших его рёбра ногтей, до первых мелких капель крови, выступающих на тонких алых следах. — Это соевое молоко. Но всё равно, давай без этого, — Макс облизнулся и вновь прикоснулся губами к его щеке, ближе к виску. Он ощутил, как слабы стали поглаживания чужих длинных белых пальцев, отчего-то дрожащих. — Мы сегодня без ванильных поцелуев. Ты должен только трогать меня. С этим ты, кстати, хуже справляешься. Или я тебя слишком отвлекаю?.. — Макс ущипнул тонкую кожу на боку Дэниэла и переместил руку ближе к его спине, вызвав в нём новую волну дрожи. — Нравится, когда сдираю у тебя кожу с костей? — Ты ровным счётом ничего не знаешь о сдирании кожи, — усмехнулся Дэниэл и с такой же болезненной улыбкой выпрямился. — А вот моя спина — знает. Погладишь меня? Макс ощутил подушечками пальцев бугристую полосу, начинающуюся сбоку на спине Дэниэла и тянущуюся дальше, к позвоночнику, скрещённую с полосами, подобными ей. Другие шрамы, что были не так бугристы, но шершавей, начинались выше и скрещивались с другими, поднимаясь вдоль позвоночника. Макс с любопытством, если не сказать восхищённо, проводил пальцами обеих рук вниз и вверх по спине Дэниэла, изучая узоры. — Кто это тебя так?.. — спросил Макс без тени сочувствия. — На руках девчонки из моего отряда были самые стрёмные шрамы, которые я видел в жизни, но и те позерские. А твои нанесены явно со вкусом. — Опробуй свои ногти на них, — проигнорировав вопрос, Дэниэл прикрыл глаза и привлёк подростка к себе вплотную, уткнувшись носом в шею Макса и позволяя исследовать обеими ладонями старые раны. — Повеселишься больше, чем от царапанья рёбер. — У тебя чё, правда на это встать может? Нихуя ты конченый. Тебе так хочется, чтобы я разодрал тебе спину? — А тебе так хочется услышать мой чудесный голос? — улыбнулся Дэниэл. — Разве мне достаточно быть похожим на Дэвида, чтобы понравиться тебе? Или мне просто надо от боли стонать, словно нимфоманка в оргазме? Макс грубо надавил пальцами на рубец на спине и царапнул его лёгким движением вверх, заставив Дэниэла закусить губу и сдержанно выдохнуть. — Можешь не стонать, а просто целовать меня, — тихо произнёс Макс, стараясь не тереться бёдрами о горячее тело напротив. — Без зубов — я, в отличие от тебя, не люблю такую херню. — А жаль, — Дэниэл потянулся поцеловать уголок его губ. — Позволь, я…? Подросток согласно кивнул, позволив втянуть себя в глубокий, но небрежный поцелуй. Ему сейчас не до этого — слишком увлекательно было массировать испещрённые шрамами острые лопатки сектанта, приглушённо мурлычащего и ласкающего языком язык. Но ещё увлекательней вцепиться в израненую кожу, впившись нестриженными ногтями под край страшного рубца и вызвать самый приятный сейчас уху звук — звонкое всхлипывание от боли. Хотя сложно было поверить, что только от боли. Безжалостно, но не беспристрастно, Макс полосовал ногтями вдоль кривого, изуродованного бугристыми шрамами, позвоночника, стараясь вызвать у Дэниэла более и более яркие реакции. Поначалу сектант только всхлипывал в поцелуй и негромко обрывисто вздыхал от наиболее грубых движений ногтей. Но с каждым мгновением он всё сильней стискивал зубы и вскоре спрятал лицо в изгибе шеи Макса, изредка целуя её. Макс, терзая спину, пару раз чуть подпрыгнул в том же положении, и ехидно улыбнулся от того, как Дэниэл с удовольствием вздохнул особенно громко.