Аарон
— Я не хочу, Аарон! Не хочу! Я не смогу без тебя! Пожалуйста, не отдавай меня им! Прошу тебя! Малышка жмется ко мне всем телом, плача и громко крича. Ее черные, как вороново крыло, пряди путаются в моих пальцах, а ручонки сильно стискивают ткань футболки. Она практически задыхается, не в силах остановиться, и я, перехватывая ее на руки, усаживаю на стульчик, заглядывая в два заплаканных омута изумрудного оттенка. Обожаю ее такие кошачьи глазки, она и сама не представляет, какой силой обладает, когда часто моргает длиннющими ресничками, завораживая. Когда она станет взрослой девушкой, мужчины будут сходить с ума, ловя на себе ее взгляды. — Сара, там тебе будет лучше, — стараюсь быть убедительным, хотя и сам готов пустить слезу. Я не смогу без этой девчушки, с ней я обрел тут смысл и силу — желание жить и бороться за эту жизнь. — У тебя наконец-то появится семья, родители, возможно брат или сестричка. Ты ведь так сильно мечтала об этом. — Ты — моя семья, я не хочу без тебя. Аарон, я… А как же ты? Она тыкает в меня пальчиком, стирая слезинки, и смотрит. Ей всего десять, ей нужно двигаться дальше. Не оставаться тут и гнить, а жить, получая хорошее образование, любовь родителей и иметь возможность на перспективное будущее, а не весь этот ужас. Детский дом не принесет ей ничего хорошо, уж я-то знаю. — Я справлюсь, Сара, — сажусь на корточки, обхватывая обе ее ладошки. Там, в коридоре, стоят ее новые родители — ее надежда на жизнь нормального человека, и я не имею права разрушить ее лишь потому, что не смогу без нее. — Через два года я выпущусь, найду работу, встану на ноги. Ты не переживай за меня. Я сильный. В шуточной форме начинаю сгибать руку в локте, указывая на свой бицепс. Малышка тут же смеется, уже не плача. Она встает на стульчике — так, чтобы мы сравняли по росту, и крепко обнимает, не желая выпускать. Нельзя так долго прощаться. Нельзя. Я не имею права лишать ее счастья. Просто не имею. — А я? Мы больше никогда не увидимся? Слышу грусть в тоненьком голосе, а в глазах проблескивает надежда. Увидимся ли мы еще? Я бы очень хотел в это верить, но вероятность того, что мы сможем найтись спустя столь долгое время разлуки — ничтожна. Ей сменят фамилию, ее могут увезти в другой город, а я… Кому нужен шестнадцатилетний паренек? Таких детей обычно не берут в приемные семьи. Всем нужны малыши. Если тебя не забрали до двенадцати лет, то считай, что ты так и проживешь тут до своего совершеннолетия, не узнав, какой бывает родительская любовь и что значит — семья. Именно поэтому я должен ее отпустить, как бы мне ни было после сложно. Она должна быть счастлива. — Почему же? Обещаю, я найду тебя, когда выйду отсюда, устроюсь на работу и буду иметь свое жилье. Мы обязательно встретимся, — поднимаю ее на руки, и малышка крепко обвивает ногами мой торс, снова начиная плакать. — А сегодня ты должна пойти к тем мужчине и женщине, я вижу, ты им понравилась. Сара, ты должна быть счастлива, ты должна обрести семью, пока есть такой шанс. — Они не захотели брать тебя… Я просила их, умоляла, — она сведет меня с ума, не могу, когда малышка плачет. Я редко поддаюсь эмоциям, однако с ней просто невозможно молчать. Черт, вот уже и у меня слезы встали на глаза. Пора прекращать это, пора ее отпустить, пока те люди не передумали. — Аарон, я люблю тебя. — Я тоже тебя, Сара, тоже тебя люблю, — спускаю ее на землю, быстро ведя к двери, чтобы отпустить навсегда. Еще пару минут, и я сам ее тут запру, не дав никому отбирать у меня мое счастье. — Правда-правда меня найдешь? Честно-честно? — она останавливается, обращая на меня серьезный взгляд изумрудных глаз, которые я не смогу забыть никогда. — Клянусь, — наклоняюсь и целую ее в щечку, открывая двери из спальни. Двери, которые приведут ее в светлое будущее. Потенциальные родители Сары тут же оживляются, делая шаг навстречу девчушке, но она и не собирается меня отпускать. Крепко держит мою ладонь, не переставая плакать. Мы привыкли к друг другу. Мы стали совсем как родные. — Сара, пора, — объявляет симпатичная женщина, наклоняясь к девочке и протягивая руку, — нас ждет машина. — Давай, малышка, иди, — расцепляю наши ладони, начиная часто моргать. Только бы не расплакаться прямо здесь. Она тогда точно не уйдет. Да я и сам не смогу ее отпустить. Женщина перехватывает ладонь Сары, притягивая к себе и стискивая в своих объятиях. Я очень надеюсь, что эти люди смогут подарить ей счастливый остаток детства, будут любить ее и помогут ей вырасти достойным человеком. Сара не противится, но и идет без особого энтузиазма. Вот уже и мужчина хватает мою малышку за руку, и они начинают движение в сторону улицы. Я натягиваю улыбку, пытаясь не подавать виду, что мне больно. Они уже доходят до машины, и я как раз выхожу на улицу, чтобы в последний раз увидеть свою малышку и помахать ей на прощание ладонью. Теперь уже родители Сары открывают дверцу старенького седана, но малышка вдруг соскакивает с места, подбегает ко мне и снова ныряет в объятия. Зачем? Я не вынесу. Это моя девочка, моя! — Ты только точно-точно обещай, что ты меня найдешь, — плачет, утыкаясь в мою грудь, — я буду очень сильно скучать. — Обещаю-обещаю, — поднимаю лицо малышки двумя ладонями, стирая влажные дорожки, — пожалуйста, иди, маленькая. Прошу тебя, используй свой шанс. Избавься от клейма сироты. Стань счастливой. Сара едва улыбается, сглатывая, берет одну мою ладонь и вкладывает в нее что-то металлическое. Я с недоумением уставляюсь на серебряный кулон в виде китайского дракончика, уже собираясь его вернуть, но малышка лишь сжимает мою ладонь в кулак, делая несколько шагов назад и бросая напоследок: — Пусть это напоминает тебе обо мне, — она делает глубокий вдох, вновь быстро подбегает, крепко обнимая меня, и я понимаю, что эти объятия — последние. — Я буду ждать тебя, Аарон! Кричит мне, убегая к заждавшимся мужчине и женщине, с умилением наблюдающими за разворачивающейся на их глазах картиной прощания. Все садятся в машину, и она медленно отъезжает, оставляя после себя противные поры дыма на улице и рану на моем сердце. Я тоже буду по ней скучать. Сжимаю украшение в руке, скрываясь на заднем дворе детского дома. Вытаскиваю из-под старого ящика пачку сигарет, которую выменял пару месяцев назад у охранника на футболку с эмблемой AC/DC, что так удачно досталась мне от прежнего моего соседа как память. Закуриваю, раскрывая ладонь и улыбаясь причудливому дракону. Нам нельзя иметь украшения из благородных металлов, запрещено правилами детского дома, ибо никто не хочет нести ответственности за утерянные вещи, что могут стоить денег. Но Сара всегда прятала это маленькое чудо, ведь оно значит для нее слишком много. Прячу дракона в карман, делая затяжку. Но не успеваю выкурить и сигареты, как слышу голос одной из наших воспитательниц. Пожалуй, она — самая милая женщина, которую мне когда-либо приходилось видеть. Однако такая нерасторопная и чересчур добрая, чем все и пользуются. Каюсь, иногда и я этим балуюсь. — Хилл, негодник! Снова дымишь? Чувствую ее крепкую хватку на своем ухе, понимая, что в этот раз вряд ли удастся сбежать. Успеваю лишь затушить сигарету прежде, чем она грубо поднимет меня с земли, бросив свой грозный взгляд, а, заметив мой стыдливый, отпускает мое ухо. — Простите, Мэри, просто Сара… — Уже сегодня, да? Ох, бедный мальчик, — она вдруг резко заключает меня в объятия, начиная гладить по спине. Не знаю от чего, но мне и правда становится легче. — Вы были так близки. — Она так плакала… Знаете, я все равно счастлив. У нее теперь будет семья. У меня никогда ее не было. Женщина ещё крепче стаскивает меня в своих объятиях, так по-матерински прижимая к груди. Никогда ещё меня никто так не обнимал… Шестнадцать лет я нахожусь здесь: с самого рождения и до этих пор, и только Мэри видела меня всяким. Она мне и рассказала когда-то, как меня принесли в детской люльке к порогу детского дома, оставив лишь записку с именем и соску, видимо, чтобы не кричал. Я ненавидел это место до тех пор, пока в нем не появилась Сара. Малышка стала моим другом, несмотря на то, что между нами разница в шесть лет. А теперь… Теперь я снова один. Это так странно, кажется, будто с уходом Сары я растерял мгновенно весь смысл существовать тут дальше. Дети здесь одиноки, в детских домах сложно найти себе союзника или друга, ведь каждый отчаянно желает получить хоть каплю больше внимания, чем остальные. Но Сара… Она каким-то образом стала не просто моим союзником и другом, а родственной душой. И сегодня я ее потерял… — Мэри, — я часто моргаю, ненавижу показывать свою слабость перед кем-то. Женщина выпускает меня из объятий, поднимая свои серые очи и прищуриваясь. Вижу в ее глазах сожаление и поддержку. — Я могу вас попросить? Она кивает. Пожалуй, без этой милой женщины мне было бы еще сложнее, и я бы так и остался закрытым в себе агрессивным мальчишкой, ломающим все игрушки, бьющим окна и обзывающим всех подряд, стараясь отомстить за такую жизнь. Мэри помогла мне с этим справиться, подолгу занимаясь со мной отдельно, всегда выгораживала перед администрацией детского дома, защищала и перед остальными воспитателями. Я мог бы сейчас и не спрашивать, знал, что согласится. Она для меня почти как мама, хотя я не знаю, что значит быть мамой. Но, мне кажется, именно такой самоотверженной, доброй и чуточку строгой она и должна быть. — Я знаю, детский дом обязан следить за семьей воспитанников еще какое-то время. Понимаю, это сейчас прозвучит немного странно, да и для вас это может стоить дорогого, но не могли бы вы… — Я возьму для тебя адрес Сары, — она хлопает меня по спине, — но ты тогда обещаешь мне, что бросишь эту дрянь. Ее взгляд падает на пачку сигарет, которую я так и не успел припрятать, и я киваю ей в ответ. Если ради Сары мне нужно всего лишь перестать курить, то я готов. Я вообще на все готов ради этой малышки. Лишь бы она была счастлива, лишь бы мы вновь встретились. — Спасибо, — демонстративно начинаю топтать пачку сигарет, уничтожая оставшиеся в ней папиросы. Женщина улыбается мне, поднимая большой палец вверх, и скрывается в помещении.***
Цветы. Так много невероятной красоты букетов, каждый из которых значит что-то особенное. Вообще, цветы — это как отдельный язык, посредством которого можно общаться с людьми. Но какие брать, когда не видел человека тринадцать лет? Когда ты даже и не знаешь, как она к тебе отнесется спустя столь долгий срок? Стоит ли мне к ней вообще идти? О чем мы будем говорить? Но я иду. Я обещал. Обещал когда-то маленькой девчонке, которая так рьяно прижималась к моей груди, не желая оставлять меня одного в ужасе под названием детский дом. И если бы она знала, что моя жизнь так сильно изменится, она бы точно повела пальцем у виска. Интересно, а какая она сейчас? Такая же наивная, милая и до безумия красивая со своими изумрудными глазами, что снятся мне каждую ночь? Или уже взрослая девушка, работающая в какой-нибудь крутой компании? Я совершенно ничего о ней не знаю, но клянусь, мое сердце мгновенно забилось чаще после того, как я услышал, что Сара теперь живет там, что она так близко ко мне, что спустя такой длительный период моих поисков, я все-таки обрел успех. И сегодня увижу ее, смогу обнять, рассказать, как сильно скучал по ней все это время. По своей малышке, сумевшей когда-то растопить сердце агрессивного десятилетнего мальчишки своими полными глазами. У нас так много воспоминаний, получится ли нам создать новые? Поправляю галстук, разглаживаю складки на рубашке, делая глубокий вдох. Букет белых роз, перевязанных изумрудного цвета ленточкой, так напоминающей мне о ее глазах, удобно лежит в руке. Собираюсь с мыслями, ероша волосы. Нажимаю на звонок. Сердце начинает гулко биться, а руки почему-то потеют. Неужели я так сильно переживаю? Проходит пару минут, но никто так и не открывает двери. Наверное, ее нет дома. А помнит ли она меня вообще? Захочет ли снова меня увидеть? Нервно сглатываю, стараясь держаться уверенно. Черт возьми, мне двадцать девять лет, а чувствую я сейчас себя тем самым мальчишкой, которым был в день нашей последней встречи. Только бы она открыла дверь. Только бы открыла… Я просто хочу вновь ее увидеть, я не стану ломать ей жизнь, если она не захочет меня впускать в нее. Но мне просто необходимо вновь увидеть ее глаза, чтобы почувствовать себя счастливее. Я ведь не зря искал ее все это время. Не зря ведь? Рука самопроизвольно тянется к кулону, спрятанному под рубашкой, и я машинально сжимаю его в ладони. Он каждый раз напоминает мне о ней. О моей малышке Саре, о самом близком человеке в моей жизни… Проходит еще пару минут, но дверь так и не открывается. Я разочарованно вздыхаю, проводя пальцами по дверной ручке, и отступаю на несколько шагов назад. Но стоит мне развернуться, как слышу звук открытия двери, воодушевленно разворачиваясь обратно и мгновенно произнося: — Ну здравствуй, Сара, — на последнем слове мой голос дрожит, а представший передо мной человек рушит все надежды разом. Чувствую, как в сердце что-то лопается, будто бы оно разбивается на несколько частей, а букет сам падает на землю. Я молчу, и, кажется, молчание напрягает всех. Рыжеволосый парень зевает, недовольно таращась на меня и требуя объяснений всем своим видом. Это. Не. Она. Все было зря?