Двойная реальность

По жизни я была человеком скучным; моë существование —  неинтересное и серое, как шерсть моего кота; я не являюсь искателем приключений, ничего глобального не делаю. И была бы не против продолжать жить так же скучно. Каждый день — как день сурка: всё до тошноты однотипно, что аж дурно. С такой жизнью мне никогда не стать главной героиней какой-нибудь книги, ведь со мной ничего не случается. Но одна проклятая поездка, один проклятый день и один проклятый миг перевернули мою жизнь с ног на голову, потому что кто-то решил оказать мне медвежью услугу и скрасить моё жалкое существование. Хотя я была бы не прочь и дальше вживаться в роль сурка и не иметь такие приключения на свой очаровательный зад. Но этот самый зад всё-таки нашëл приключения, даже если я их и не искала. Подумать только, как одна поездка в Японию может изменить жизнь и повернуть её на сто восемьдесят градусов в другую сторону. Нет, конечно, эта страна — просто сплошной сборник колорита на фоне моей родной и местами облезлой России, так что во время первой в своей жизни поездки за границу я от интереса едва не выронила глаза и челюсть вместе с ними, но если бы я знала, что это путешествие станет для меня фатальным, то навсегда забурилась бы в своём российском Жопосранске и носа бы оттуда не высунула. Сидела бы спокойно, была сурком и не познала всю тяжесть жизненного везения, чёрт возьми. Но нет же, меня понесло в столицу узкоглазых трудоголиков, и за всё в будущем произошедшее нужно сказать спасибо моему давнему другу. Спасибо тебе, Сергей Топóрщенко, зараза ты последняя, за то, что притащил меня туда! Я готова тебе тридцать раз поклониться в пол и разбить лоб от благодарности — причём разбить его не себе, а тебе, редкостный говнюк. А я ведь предлагала, чтобы он на недельку приехал к нам, но нет — нельзя ему бросать своё поганое Токио, ибо «у него же работа». Чую, ему просто в наш занюханный Мухосранск приезжать из такого крутого мегаполиса не хотелось, вот прям чую. Работающий в модельном агенстве Серджио, как он любил себя называть, пафосно именуя это «псевдонимом» (хотя я его упрямо называла либо Серëжкой, либо «Господин Сырный Гей»), всею душой обожал крупные города и терпеть не мог нашу Русь-Матушку из-за того, что в ней некуда больше съездить, кроме как Москва и Питер (цитирую: «а всё остальное — лес и Чертокуданск»). Именно поэтому этот сырный гусь уговорил меня прилететь к нему на другой конец света, а именно в Японию. — Япона мама, Серëга, я боюсь летать! — выговаривала я ему в телефонную трубку, нервно вышагивая туда-сюда по коридору, и легонько пнула кота, чтобы тот не попал мне под ноги. Котяра состроил жутко недовольную харю и в тот же день отомстил: разодрал мои колготки и от души полежал на моём любимом чёрном платье, оставив вместо себя гору светло-серой шерсти на тёмной ткани. — Да не ссы ты, Вопилка, тебя ведь туда не пендалем лететь отправляют, — не видел ничего такого страшного Сергей. — Не называй меня так! — тут же рявкнула я в трубку, и уровень моей злости однозначно повысился. — Ей-богу, я приеду к тебе только для того, чтобы расцарапать твою хлеборезку! Сергей с расцарапанной хлеборезкой ходить не хотел, но только поржал. — Когда ты так орёшь, ты похожа на моего попугая, — заявили мне, а я грохнула кулаком по стене. — Ну держись, жопа ушастая, я уже мчусь тебя убивать. — Машаня, да ты не злись. Ты лучше перед взлётом водки грамм сто хряпни, так сразу поможет, — посоветовал мне этот балдося, прекрасно зная, что я быстро пьянею. И если последую его совету, то и правда бояться летать на самолёте не буду — я из этого самолёта, окрылëнная и пьяная, по собственному желанию без парашюта выпрыгну. — Сейчас ты у меня хряпнешь, — шикнула я. — И не живётся же тебе спокойно, надо ведь обязательно бедную меня тягать на другой конец планеты! — Так говоришь, как будто в Америку катишься. — С такими успехами и до неё доберёмся. Но ладно уж, я добрая, освещу твой говняный Токио своим святым ликом, смерд. — Вы так добры, госпожа Вопилкина... — Я тебя сейчас урою! У тебя петушиный хохолок топорщится, Топорщенко! Друзья с колледжа часто являются друзьями на всю жизнь. И я даже не знаю, радоваться ли мне или плакать, если таким другом мне является Серëга. Мы учились в одном колледже дизайна — я на графическом, а он на дизайне костюмов, при этом с чистой душой удрав после девятого класса и не собираясь идти на «вышку». Школьные времена для меня были сущим кошмаром, а злобная ведьма-химичка ещё пару лет после моего окончания учёбы приходила во снах за моей смертью, видимо. Вот таким образом и начался необратимый процесс моего нервного облысения. Уговоривший на это меня Сергей был крайне доволен собой и обещал показать Токио во всей красе. Тогда я ещё не знала, чем эта затея мне обернётся. Но, тем не менее, благополучно улетела из России прямиком в Азию, едва не зарыдав от счастья, когда самолёт совершил успешную посадку в месте назначения. Вряд ли меня можно было напугать высотой, скорее я пугалась того, что нахожусь на борту огромного куска железа, который умеет летать, — одним словом, это было недоверие возможностям нынешней техники. Токио своими масштабами поражал, как и количеством людей, в принципе. Едва сойдя с самолёта, я умудрилась чуть не потеряться и оказалась в здании аэропорта, где столпились встречающие. Как узнать Сергея среди этой толпы? Он не был так высок — всего лишь сто семьдесят с копейками сантиметров, что являлось средним ростом, поэтому разглядеть его было трудновато. Но тут в поле моего зрения попала огромная картонная табличка с ярким изображением Винни-Пуха из советского мультика и красочной надписью: «Если я чешу в затылке — не бе-да, В голове моей опилки, да-да-да, Но хотя там и опилки, Но кричалки и ВОПИЛКИ Сочиняю я неплохо иногда, да!» При этом слово «вопилки» было написано огромными буквами и красным цветом. Мои руки тут же сжались в кулаки. Что поделать, если ваша достопочтенная слуга носит прекрасное имя Мария Вопи́лкина, за что всю свою нелёгкую жизнь терпела обидные прозвища. Свою фамилию я ненавижу так же, как и тушëные кабачки, чёрт возьми. А Серëге только в радость поржать надо мной в очередной раз. А у самого-то фамилия какая?! Топорщенко! Вот это пацан без комплексов. Среди толпы я так и не смогла увидеть наглую рожу друга, но по табличке поняла, что это уважаемый Сырный Гей, поэтому тут же на всех парах понеслась в его сторону, ныряя прямо в самую гущу народа. За мной неловко тащился чемодан на колëсиках, а сама я — пепельная блондинка на неплохой шпилище голубых туфель — словно не замечала этого, как обезумевшая цапля цокая прямиком к причине своей головной боли. — Я тебе сейчас вены через нос вытяну и фенечку из них сплету! — усташающе прорычала я так, что стоящие неподалёку девочки-азиатки опасливо покосились на меня, хотя и не поняли моего русского языка, и налетела прямиком на ржущего Сергея. — А я знал, что с таким опознавательным знаком ты меня точно найдёшь, — говорит он, а потом опять ржёт, видя моё перекошенное злобное лицо. — Аха-ха, когда ты злишься, у тебя нос так забавно дёргается, как у кролика! — Слышь ты, я могу тебе шпилькой выколоть глаз! — заорала я возмущëнно, ибо этот товарищ за всë время нашей дружбы уже прилично меня достал подколами насчёт моей фамилии. — Козлодой! Помойка проклятая! Индюк общипанный! Сергей, на которого полилась вся прелесть моего словарного запаса, кажется, уж слишком любил меня раздражать, поэтому жалеть его, что ему досталась такая грубая подруга-хабалка, не стоит: он знает, на что идёт, когда специально начинает меня бесить. Бешусь я обычно бурно и со вкусом, своими репликами напоминая сидящего в тюрьме сапожника. — Да-да-да, а ещё я позорный волчара и последняя сволочь, — будничным тоном заявляет Сергей как в порядке вещей, при этом кивая на манер болванчика. Это был среднего роста молодой парень обычной русской внешности, с виду ничем не примечательный, русоволосый и темноглазый. Не качок, но и не хилый — в общем, обычный среднячок, непримечательная золотая серединка, или, иными словами, «ни то, ни сë». — Да ну, не волчара, а обычная псина, — не оценила я. — Давай, показывай свой драгоценный Хренокио, зря я, что ли, на этой адовой куче железа сюда летела? Я всё ещё поражаюсь, как ты смог уговорить меня приехать сюда! — Просто я волшебник, — обворожительно улыбнулся Серёга, забирая у меня мой чемодан. Наверное, на фоне его обычного и непримечательного лица именно улыбка смотрится приятным контрастом, ибо губы у него были приятной формы, а немного выпирающий клык даже не портил вид. — Или, как ты говоришь, злой колдун... — Пердун, — прервала его я, а потом огляделась. Зал аэропорта был переполнен разношëрстным народом, но больше всего, всё-таки, было темноволосых азиатов. И хоть по стереотипу все японцы маленького роста, по некоторым особям этого не скажешь... Таким образом я и прибыла на родину того, кто оказал мне такую медвежью услугу. А я ведь на тот момент этого человека даже не знала! И если бы мне удалось узнать, что случится на выходе из аэропорта, я бы предпочла никогда не выходить из него. Тем не менее, наивная я под предводительством Сергея бодренько цокала своими каблучками мимо туристов и азиатов. От народа Востока я отличалась, ведь была натуральной пепельной блондинкой, при этом гордясь своим цветом. Волосы у меня густые, по лопатки, брови — довольно светлые, как и ресницы, а глаза, хоть и были нормального размера, во время моей улыбки становились порой чересчур узкими, словно я косплею китайца. Кажется, в моём лице (к слову, таком же непримечательном, как и у Сергея) странной чертой смотрелся именно разрез глаз, поэтому, чтобы хоть как-то добавить себе уверенности, я порой делала лисьи стрелки. К тому же сама радужка у меня тоже была светлой — серо-коричневой, такой же непримечательной и мутной, как и вся я. Вкупе с пепельными волосами, светлыми ресницами и бровями эти глаза обеспечили мне вечное погоняло «серой мышки», потому что выглядела я тускло, серо и выцвевши. Не была яркой, не была красочной. Да только вот за кликуху мышки могла откусить ухо. А в целом, единственным моим достоянием были мои волосы. В остальном — обычная взбалмошная девица с шилом в заднице. На теле — неравномерный загар, а на ногах голубые туфли со шпилькой в десять сантиметров, делающие меня ещё выше с моим и без того немаленьким ростом. Я гордо носила рост с отметкой в сто семьдесят сантиметров и хотела бы быть ещё выше, да только больше не выросла, поэтому любила носить каблуки. Нравилось мне смотреть на мир с высоты. А ещё я на каблуках была даже выше Серëги, что тоже меня веселило. Переругиваясь, мы с Сергеем разговаривали и хохотали непонятно над чем, двигаясь в сторону выхода из аэропорта. Видимо, это на нас долгая разлука сказалась — мы уже не разговариваем, а просто смеëмся в компании друг друга и нам этого достаточно. Задиристая по своему характеру я была человеком громким, поэтому не стеснялась орать некоторые фразы гораздо громче приличного, ссылаясь на то, что «а, да забей, большинство из них вообще по-русски не алло». В итоге по аэропорту среди азиатов чапала русская туристка, выкрикивая непонятные для иностранцев звуки, и меня это ни капельки не смущало. Сергея, в принципе, тоже, потому что он был схож со мной натурой. Проклятый полиглот — и русский тебе, и английский, и даже японский. А я вот только по-английски кое-как «бе-ме», да и то, честно сказать, притянуто за уши. Летящей походкой мы оба направлялись в сторону выхода, и когда перед нами уже замаячили долгожданные двери, я, занятая спором с Серëгой на тему еды, вдруг на кого-то налетела. Довольно немаленький японец ростом, наверное, с Сергея, случайно оказался мною сбит, и я чуть не навернулась на своих каблуках вместе с ним. — Ой, блин, айм сорри, — с кошмарным русским акцентом ляпнула я, совсем не чувствуя вины за собой. Глянула на этого японца, который сейчас молча стоял и блымал чёрными глазками. Довольно симпатичный, рожица смазливая, а на вид ему... ну чуть больше двадцати, наверное, мой ровесник. Ну и ладно, а то я испугалась, что старушку снесла, а этот молодой детина ещё переживет, не рассыпется. В чëрных блестящих глазах заметила своё отражение и вдруг поняла, что японец этот смотрел на меня странно и не сказал ни слова. Ну и ладно. И я с облегчением пошла дальше под хохот Сергея, оставив азиата позади. А потом у меня сломался каблук. Десятисантиметровая шпилька с щелчком отвалилась от подошвы и повисла на ней, из-за чего я чуть не навернулась, с грацией цапли едва не подвернув ногу. Приехали... Напоминая персонажа Гнев из мультика «Головоломка», я разоралась, выкрикивая русские ругательства, которые, наверное, на слух азиатов были похожи на ведьминские вопли, а Господин Сырный Гей чуть не лопнул. Расхохотался так, что едва не упал на колени. — Мария-кривые-ноги, — прокомментировал он, пока я размахивала отломанной шпилькой, едва не залепив ею какой-то азиатке по голове. Моё прибытие в Токио можно было вносить в список самых тупых моих появлений. Всё, как и всегда. Психанув, я стянула с ног проклятые туфли и в руках потащила их дальше к выходу, шлëпая босыми ногами. Говорили, мол, азиаты — одни из самых чистоплотных людей. Что ж, посмотрим, насколько чистые у них улицы. Токио принял в свои ряды русскую шибутную туристку, которая сейчас злая и босиком вышла на свет Божий и за которой шёл её верный слуга, таща за собой её чемодан в розовый горошек. А ещё я чувствовала странное ощущение, будто на меня кто-то смотрит. Смотрит внимательно. Чувствовать это я научилась ещë в школьные годы на уроках химии, когда надо было быть фокусником, чтобы списать под пристальным взглядом химички. Именно такое же ощущение возникло у меня и сейчас. Честное слово, если я здесь, в Токио, встречу свою химичку, то прямо здесь возьму и умру. И если бы тогда я обернулась и посмотрела назад, то наткнулась бы взглядом на того самого японца, которого чуть не снесла на полном ходу. Потому что тогда он просто стоял на месте, словно окаменевший, и пялился мне вслед. И тогда я бы подумала, что он влюбился в меня с первого взгляда, оттого так и таращится. Но на самом деле всё было совсем по-другому. Уж лучше бы он в меня просто влюбился. Тот самый миг настал, это стало точкой невозврата. Именно это мгновение было причиной моего в будущем нервного облысения. И сейчас, смотря на всю эту историю со стороны, я даже не знаю, воспользовалась бы я шансом «отмотать назад», чтобы всего этого не случилось. Проклятое Токио, проклятый японец и проклятый Сергей, который притащил меня сюда. А я просто злая уселась на ближайшую лавочку, даже не зная, что будет со мной в будущем, и выхватила из рук ржущего Сергея свой чемодан. Причитая, как орда старушек, открыла его и достала босоножки, запихивая сломанные туфли внутрь. Офигенное начало, ничего не скажешь! — Хватит ржать, — буркнула я, исподлобья таращась на друга, который находил данную ситуацию очень смешной. — Радуйся, что у меня была запасная обувь, Сырный Гей! Иначе бы по всему городу таскал меня на руках. Картонную табличку с Винни-Пухом я собственноручно затолкала в ближайшую мусорку. В итоге Сергей мне показал только самые популярные места, ибо сам Токио был ого-го каким огромным. В больших городах я не разбиралась совершенно, поэтому ходила с видом сонной потерянной мухи, то и дело от удивления открывая рот. Количество людей вокруг просто поражало — такое ощущение, что ещё чуть-чуть, и они друг другу на головы полезут. Ещё раз удивилась навыкам Сергея шпарить по-японски, в то время как я просто стояла и говорила только «ай донт андерстенд». Япония — страна, откуда лезут все эти проклятые аниме и комиксы, которые надо читать задом наперёд. Как там эти книжки назывались? Манго? В общем, что-то такое, в чём я, как человек, который всю эту эпопею терпеть не может, не разбираюсь. Стиль типичного стереотипного японского аниме меня выбешивал — на всём лице только глаза, а нос и рот это так, явление временное и ненужное. Больше всего бесил этот типичный женский писклявый японский голосочек, который я почти каждый день слушала через стенку из-за своей проклятой соседки, будь она здорова, которая от восторга по аниме готова была пи́сать кипятком. Смотрела свои мультики она почти на полную громкость, причём часто с субтитрами — то есть я могла без проблем сидеть и слушать прелести японского непонятного говора. А тут вот тебе раз — я оказалась в столице анимационного шухера, где шастали всякие любители и косплейщики. Я тоже была когда-то косплейщицей — когда в детском садике нарядилась деревом, и что? Моя соседка всё бы отдала, лишь бы быть на моём месте сейчас. В итоге мы притащились вместе с Сергеем к нему на квартиру, когда над городом уже было темно. Но огни Токио горят даже ночью, так что смена времени суток тут не так сильно замечается. У нас, в России, по ночам только фонари работали да местная шпана из разных закоулков вылезала, а здесь царит оживление круглые сутки, будто город никогда не засыпает. Квартирка Серджио была небольшая, хотя и больше обычных каморок японцев. А всё потому, что мой друг живёт здесь один, да и большое количество времени он торчит в своём агенстве вместе с коллегами. Поэтому он, аки джентльмен, уступил мне свою комнату и кровать, а сам заявил, что будет обитать в гостиной, а я с ним спорить не стала, хотя могла и просто на полу обосноваться. — Как там твой Куська? — спросил Сергей, что-то делая на кухне, пока я просто с подозрением наблюдала, дабы он не кинул мне в еду какую-нибудь бяку. А то однажды он размешал в моём салате измельчëнного таракана. Вот это я тогда разоралась — как я себе голос не сорвала? К слову, потом я тарелку с этим салатом натянула ему на пустую голову. — Оставила родителям на время, — ответила, специально громко хлюпая и отпивая чай из пол-литровой кружки. Как-то окружающие шутили, что дойдёт до того, что чай я буду пить из ведра, так как с каждым разом у меня появлялась кружка всё бóльших и бóльших размеров. Куськой имел честь называться мой серый кошара. Когда он у меня только-только появился, я не знала, как его назвать, и уже почти остановилась на банальном Мурзике, как вдруг мой отец — в прошлом охотовед* — поведал мне об одном жуке с названием «кузька*». Так и получилось, что мой кот стал Куськой, а всё благодаря жуку. — А что насчёт твоего Шера? — поинтересовалась я, а потом услышала попугайные вопли из гостиной. — Вон, живёт и радуется. Год назад Сергей захотел себе домашнюю зверушку, и тогда я предложила ему завести либо улиток, либо жабу, которую он назовёт Клавой, как в «Лунтике». Ни жабу, ни улиток дорогой друг не захотел, как и рыбок, впрочем. А потом он мне позвонил по видеосвязи и заявил, что у него поселился Шерлок. На вопрос: «Холмс?», он лишь показал мне серого попугая с жёлтой башкой и королевским хохолком, который обосновался у него в квартире. Корелла* у него был попугаем шкодливым и громким, поэтому Сергей тут же дал ему дополнительную кличку «Вопилка», как порой называл меня и получал кулаком в нос. Зато с того момента я шутила, что у Шерлока такой же петушиный хохолок топорщится, прямо как у хозяина. — Кстати, ты с собой художественное что-нибудь брала? — спросил Сергей, заваривая себе чай, а я громко хрустнула печенькой. — Только один скетчбук и пару карандашей, — честно отозвалась я, лениво оглядываясь. Вся квартира друга была завалена бумажками и эскизами шмоток, даже на стенах они висели, абы-как приляпанные на скотч. Истинное обиталище дизайнера, что ещё сказать. К слову, и у меня, и у Серëги было плохое зрение — близорукость стала частой проблемой многих людей. Я особо не парилась, линз не имела и всегда таскала с собой очки, которые надевала только в самые нужные моменты, а вот Сергей являлся любителем линз и мечтал замутить себе лазерную коррекцию. Так что мы были оба слепые кроты. — Тогда можешь пользоваться моим графическим планшетом, пока не уедешь, — милостиво разрешил друг, сделав широкий жест рукой. — Он в той комнате, где ты спишь, в подстольном ящике. — Какая честь, — хмыкнула я, закидывая ещё одно печенье в рот. — Благодарю, Господин Сырный Гей. — Не за что, Вопилка, — ответил он мне, прекрасно зная последствия такого прозвища, поэтому широко улыбнулся. — Ты чего лыбу давишь?! — рявкнула я, а потом запустила в него кусочек печенья, попав прямо в лоб. — Хэдшот! В подобном темпе прошло немного времени, а потом Сергей умчался в магазин, оставив меня одну в этой квартире. Поэтому я с чистой душой схомячила все его любимые оставшиеся конфеты, подоставала Шерлока в его просторной клетке, за что он пару раз тяпнул меня за палец и содрал часть матового серого лака с ногтя, а потом пошла в комнату включать шайтан-машину под названием планшет. Усевшись напротив неплохого компа и подключив к нему дополнительное устройство, принялась калякать электронным пером по экрану. Вся моя фантазия ушла только на то, чтобы изобразить типичного азиата с узкими глазками. Хлебнув чай из большой кружки, я пригляделась. Этот азиат на экране на удивление мне самой напомнил того молодого смазливого японца, на которого я случайно налетела, после чего сломала каблук. Надо же, он так отпечатался в моей памяти, что у меня на подсознательном уровне получилось нарисовать похожего на него человека. А вот потом меня начало клонить в сон. Как бы я ни хотела дождаться возвращения Сергея, но так и заснула, уткнувшись лбом прямо в стол. Удивительная способность засыпать где попало преследовала меня с самого детства, когда я могла вырубиться на лавочке или дать храпака в кустах, оставив родителей паниковать из-за моего исчезновения. Несколько раз я засыпала в школе на уроках обществознания и литературы, совершенно не слушая про творчество русских писателей, за что потом ловила наказание от училки. Единственное, что я помнила, когда прикрывала глаза, это табло электронных часов, на которых было время и число месяца — «25». Двадцать пятого числа я прилетела в Токио. А потом я безнадёжно унеслась в свои сны, или же, как это называют писатели фанфиков, «царство Морфея». Кто такой этот Морфей вообще? Созвучен с морфием*, а морфий — наркотик и болеутоляющее. Открыла глаза я на удивление быстро, словно опять перенеслась в студенческие времена, когда как только голова коснётся подушки, ты уже просыпаешься следующим утром с чувством, будто ты телепортировался. То есть уже новый день, а усталость такая же, как и вчера. Оказывается, я перенеслась. Только не в студенческие времена, а кое-куда похуже. Пару раз моргнув, я не поняла прикола, когда увидела над собой не потолок квартиры Сергея в его несчастной Японии, а каменный свод пещеры. К слову, судя по высоте этих потолков, пещера была ого-го каких размеров. Уже потом с опозданием почувствовалась тупая боль в копчике, будто я только что ляпнулась на задницу, и в нос мне ударил противный сырой запах, схожий с вонью канализации. Неужели в канализации такие потолки? Или я переродилась крысой? А потом я чуть не обделалась со страху, когда надо мной возникло лицо какой-то женщины, которая осторожно и с едва заметным беспокойством оглядела меня. — Мария? — спросила она, а я чудом смогла удержать свои глаза на месте, чтобы они не выпали от удивления. — Ты чего? Плохо стало? О да, вот прямо сейчас мне станет плохо. Откуда эта тётя знает моё имя? Откуда она знает меня, если я её вообще впервые вижу? — А... А-а? — только и смогла выдавить я из себя, смотря на эту особу так, будто на моих глазах оживший Ленин из Мавзолея убегает. Как странно... Я поднялась на локтях и огляделась. Это была какая-то тëмная улица с обшарпанными стенами домов и парочкой прилавков с товарами. А вот поверхностью, на которую грохнулась моя очаровательная тушка, была обычная потрескавшаяся плитка, где в кое-каких местах оброс мох. Ну прям ни дать ни взять наша Россия... Только вот под землёй. Теории заговора оказались правы, и правительство превратило страну в канализацию? В обычной ситуации я бы хохотнула, только вот сейчас что-то ком поперёк горла встал. И темно — темно неимоверно, и эта темнота мгновенно начала давить со всех сторон. Все дома в округе вплоть до высокого потолка были объяты плотным пещерным сумраком, среди которого отчаянно выбивались горящие факелы, фонари и свечи — будто все здесь пытаются хоть как-то спастись от этой пугающей, давящей черноты. За пару секунд вдруг ощутилась дичайшая опасность, которая будто настойчиво лезла со всех щелей и кидалась могильным холодом, стараясь ни то заморозить, ни то ужаснуть. — Мари-и-ия, — опять позвала меня по имени та тётка, которая никак не хотела отставать. — У тебя голова закружилась? Я опять вытаращилась на неё, как баран на новые ворота. И всё-таки, хрен знает, кто это, но ощущение такое, что я её знаю. А ещё этот говор... Это ведь не русский язык! Русский не звучит так! А какой тогда? Испанский? Японский? Немецкий? — Что ты вылупилась так на меня? — пощëлкала тётя у меня перед глазами пальцами, но я никак не отреагировала. Так, нет, это не японский, не немецкий и даже не испанский. Я такого языка вообще не знаю. — Может, тебя к врачу? — Н-не надо! — вдруг себе же на удивление гаркнула я, услышав из собственного рта совершенно не русский, а именно тот язык, который по звучанию похож на язык этой тётки. Опа, а это что за новости? Я втайне от себя же выучила какой-то совершенно незнакомый язык? Я что, полиглот? Учу во сне, как Менделеев придумал таблицу? Вот это Сергей со своим английским и японским обзавидуется! — Неужели ты головой ударилась? — себе под нос произнесла знакомая-незнакомая женщина, а потом ухватилась за мои руки и потянула на себя, вынуждая меня поднять свой зад. — Тебе поплохело? Ты вдруг резко упала. — Э-эм... — нервно и растерянно тяну я, совсем не зная, как себя вести. Что это? Внезапная растерянность грозится обернуться паникой, я непроизвольно озираюсь по сторонам, как загнанный кролик. Женские руки, схватившие меня за ладони, тут же ясно мною ощутились — худые, пугающие и крючковатые пальцы, вдобавок холодные, будто я трогаю мясо из холодильника; кожа её ладоней — грубая, словно наждачка, а ногти сострижены под корень. Опускаю глаза и вижу, что руки эти настолько худые, что кажутся просто-напросто обтянутым кожей скелетом — фаланги, костяшки, пястные кости... Захотелось отшатнуться. А потом вдруг в моей голове что-то щëлкнуло, и где-то на задворках сознания пронеслось: «Тётя Кэсс, торговец, владеет лавкой с овощами и фруктами». У меня в башке появился свой путеводитель и справочник по незнакомым людям? Я эту женщину никогда не видела, но такое ощущение, что давно знакома с ней. Сергей бы выразился, что у меня биполярочка. Я опять оглядела эту женщину: худая, но укутанная в тряпки, словно в капустные листья, скуластая, с тёмными жидкими волосами, среди которых уже начала появляться седина, а ещё бледная, как сама смерть, только косы не хватает. Эта бледность меня сразу же напрягла, даже немного напугала — здоровый человек не должен выглядеть вот так. Казалось, если потушить разом все факелы, эта бледная кожа будет в темноте светиться подобно привидению. Затем, наконец оторвавшись от бледности этой женщины, мне удалось уже более осознанно проанализировать её внешний вид. И выражение её лица пробудило во мне пугающий, неприятный трепет — измождëнность, пожизненные мучения, дичайшая усталость и обречëнность ошпарили меня будто кипятком по голой коже. Я бы точно вздрогнула, дëрнулась, отступила в сторону, если бы не окаменела в эти секунды без всяких сил. Худая, она была очень худая, словно её морили голодом; острые скулы из-за поганого освещения казались ещё острее, всë лицо болезненно осунулось; на впалых щеках залегли тëмные тени, подчëркивая форму черепа. На таком худом лице глаза с выцвевшей радужкой и лопнувшими кое-где сосудами, запятнавшими красными разводами белóк, смотрелись неимоверно большими, пугающими и стеклянными, словно вытаращенными из орбит, а на веках едва-едва виднелись редкие жухлые ресницы, которых уже почти не было. И одета она была совсем не в ту одежду, к которой привыкла я, а в какое-то простое потрëпанное платье, в некоторых местах зашитое, и с платком на плечах. От худобы эти вещи висели на ней бесформенным мешком. По ней совсем не скажешь, что она азиатка, ибо те же глаза были большие, светлые и с двойным веком, что не было свойственно азиатской расе. Каким боком я из Японии перенеслась в Преисподнюю? Или это канализация ада? По крайней мере эта женщина своим видом точно похожа на кого-то из заблудших душ. А я тоже заблудилась? Я что, умерла? Да нет... бред какой-то... Эта женщина меня определённо напугала, нагнав какой-то могильный холодок, от которого побежали мурашки. И руки у неё... могильно-холодные. Повинуясь зову своего внутреннего голоса, который упрямо твердил, что имя этой тётки — Кэсс, хотя я никаких тëток Кэсс и в помине не знаю, я промямлила: — Простите, тётя Кэсс, но не стоит беспокоиться, — говорю это и втайне удивляюсь, как я могу так уверенно и без запинок балакать на совершенно незнакомом мне языке. Даёшь, мать! Почему я так не могла на уроках английского? Вот это моя училка бы от удивления упала. — Просто... ушла в себя. — Вот так уйдёшь в себя и не вернёшься когда-нибудь, — хмыкнула Кэсс, скривив рот, и из-под её верхней губы показались гнилые передние зубы. Так, у заблудших душ нет стоматолога? Но я поняла, что попала в точку, раз она не воспротивилась и не сказала что-то типа: «Девочка, ты из дурки сбежала? Какая тётя Кэсс, я вообще-то Лидия Михайловна, твой лечащий врач». — Вечно ты так, дорогая, как не от мира сего. Хм, да я что, гений? Или местная идиотка? Или почему это я «не от мира сего»? Да, признаю́, иногда мои мозговые тараканы устраивают бунт, но это не повод такое говорить совершенно незнакомой женщине. А ещё я впала в астрал, вернусь нескоро, потому что в моей голове всё ещё не укладывается происходящее. Кто я? Где я? Мертва ли я? — Итак, твои яблоки, — тётя Кэсс протянула в мою сторону корзинку с упомянутыми фруктами, а я вытаращилась на них, как припадочная. Откуда под землёй яблоки?! Это мой бредовый сон? Очень похоже, кстати, судя по ахинее, что здесь творится. — Э-э, спасибо, — только и ляпнула я, а потом услышала цену. Здесь другая валюта... я такой даже не знаю. Но опять голос на задворках моего сознания побудил меня залезть в карман, что я и сделала. В итоге достала мешочек с мелкими монетами, насчитала нужную сумму, а потом расплатилась, взяла свои чудом взявшиеся в такой дыре яблоки и поспешила слинять подальше с глаз этой тётки. Кажется, у меня дрожал голос. Я так и не поняла, что вокруг творится. Какое-то поселение под землëй, а люди здесь словно заживо погребëнные. Все домики, которые попадались мне на глаза, были похожи на собачьи будки — старые, заплесневелые, с обвалившейся шпаклëвкой, не превышающие высоты трëх этажей, однако с невероятно низкими потолками. Всю эту красоту дополнял вид дороги, на которой покрывшаяся мхом плитка переходила в грязное месиво сырой земли и отходов; то и дело виднелись лужи с нечистотами, заставляя меня в недоумении вращать глазами. Напоминает жизнь прошлых столетий, тот же «Петербург Достоевского»* чего стоит. Что я знаю о жизни прошлых столетий? Надо было сидеть и слушать на уроках истории, а не валять дурака и играть в крестики-нолики с моим соседом-абалдуем по парте. Чуть дальше эти трëхэтажные домики увеличивались количеством уровней, кое-где мелькали каменные лестницы, да и вообще городок казался многоуровневым, словно здесь места больше нет. Люди ютятся в закутках, строят жилища всë выше из-за недостатка доступной территории. И судя по всему, если вокруг меня плитка граничит с жидкой грязью, сырой землëй и отходами, я нахожусь на самом нижнем уровне. И среди этого дерьма продают продукты... Я отчётливо помнила, как сидела в квартире Сергея напротив компьютера. Я была в его комнате, в Токио, в чёртовой Японии. Ляпнулась спать опять где попало — это я тоже помню. Но каким макаром оказалась под землёй в каком-то старом поселении? Или здесь все люди — отбитые ролевики? Здесь кино снимают, а меня тайком спящую утащили на съëмки в качестве массовки? Или это шутка Сергея? А хотя... он не способен на такие глобальные шутки. Что тогда? Кажется, шутки про Морфея и морфий обернулись плачевно, ибо у меня, видимо, от наркотиков приступ галлюцинаций. С каким же облегчением я поторопилась удрать от этой пугающей тëтки Кэсс. Кажется, у меня мурашки от её взгляда бежали. Но облегчение это блеснуло лишь на секунду, затем затерявшись в волне недоумения и беспокойства. Чем дальше по улице я шла и озиралась по сторонам, тем сильнее поражалась гнили этого места. Нестерпимая вонь сырых камней, земли, плесени и отходов; смешанная с помоями и мочой грязь, шлëпающая под ногами и сопровождающая мерзкими звуками каждый шаг; отваливающаяся штукатурка со стен, чернота подворотен и дворов, куда не достаëт свет факела, а ещё душный сумрак — всë это смешалось в какое-то кошмарное, мерзкое, тошнотворное месиво, пробуждающее во мне дичайшее чувство тревоги. Я чувствовала, что меня вот-вот сведëт судорогой от появляющейся паники. Это ведь сон? Другого объяснения этому я не вижу — не могла же я чудесным образом перенестись куда-то ночью. Значит, сон. Или же я умерла, и вот эта дрянь — то, что следует после смерти. Других объяснений у меня нет. Только вот животный страх, трепет и чувство опасности сводили меня с ума. Во мне словно поселилось что-то чужое, инородное, и это нечто упрямо твердило мне о кошмарности данного места, предупреждало, звенело набатом в голове. Внезапное ощущение загнанной жертвы, на которую в любой момент могут кинуться — я ненавижу это чувство, всей душой терпеть его не могу, но именно этим я сейчас и поглощена всецело. Людей вокруг практически не было. Пару раз мелькнули женщины в таких же простых платьях, как и у той тётки Кэсс, но они поспешили побыстрее убраться обратно в свои подворотни. И одна я пëрлась напролом прямо посреди этой пустой улочки. Кажется, скоро найду приключения на свой зад. Не хотелось бы. Потом я оглядела себя и пришла к выводу, что меня переодели домовые без моего ведома: вместо спортивных штанов и майки, в чём я была в квартире Сергея, на мне сейчас тёмные штаны из жёсткой ткани, какая-то тёмно-серая накидка с капюшоном, а на ногах — тёмные кожаные ботинки на мощной подошве. Затем мой взгляд переместился на собственные руки, которые я вытянула перед собой, словно удивляясь, откуда они у меня взялись, — на ногтях не было того самого матового серого лака, который отколупал мне Шер совсем недавно. Были лишь обычные ногти, слегка отросшие, и под ними виднелась грязь, словно я пальцами рыла землю. Да и состояние самих ладоней меня смутило: кожа грубая, потрескавшаяся, кое-где виднелись ссадины и царапины, да и вообще создавалось ощущение, что я несколько лет этими руками деревья на лесоповале рубила. Я, конечно, не любила пользоваться кремом для рук, но совсем не думала, что это может привести к таким последствиям. В бóльший ужас меня повергло то, что мои ладони мало чем отличались от рук той тëти Кэсс — худые, с отчётливо виднеющимися костями, хотя их состояние не было таким плачевным, как у неё. У меня дёрнулся глаз. Что со мной случилось? Что с моим телом и с моими шмотками? А как выгляжу я сама? Рядом нет ничего, куда я могла бы посмотреть, чтобы увидеть себя! Какой странный сон — уж больно реалистичный. Раньше мне такие не снились. Здесь я могу обдумывать свои действия, размышлять, да и вообще полностью управлять собой. Какой интересный опыт. Интересно, а это просто сон или кошмар? Кошмары мне снились редко, но этого хватило, чтобы проснуться в панике. К слову, эту панику я ощущаю уже сейчас — она медленно разрастается где-то внутри. Стрёмно. Создаётся впечатление, что я ночью одна гуляю по тёмной подворотне, заранее зная, что здесь шастают бандиты. Я решила осмотреть местность, хотя что-то незнакомое внутри меня уже будто всё знало наперёд. То самое чужое нечто во мне было будто моим путеводителем. Именно это странное чувство убеждало меня, что ту тётку зовут Кэсс. Ощущение, будто у меня раздвоение личности прогрессирует, и это — моё второе «я». Прошлась по улочке с корзинкой яблок, которую устроила на сгибе локтя. Интереса ради взяла один фрукт, не думая о том, что у меня грязные руки. На красном яблочном боку запрыгали мазки света от факела недалеко — выглядело это слишком искушающе, контрастно с местной действительностью, и этот единственный сгусток яркости находился сейчас у меня в руках. Я с опаской сделала маленький укус, будто ожидая подвоха. Подвоха не было — это было обычное яблоко, у моей бабушки в огороде такие же росли. Абсолютно обычный вкус. Во сне можно чувствовать вкус? И всë-таки... Яблоки — под землёй? Значит, здесь есть путь наверх, если оттуда сюда поставляют яблоки. И откуда-то взявшийся голос на задворках сознания сказал: «Да, есть». Что да? Есть путь наверх? Тогда как его найти? Я оглянулась. Домики вокруг меня не дали оглядеть всё пространство, поэтому цыкнула и пошла дальше. Очень стрёмное место, похоже на помойное ведро. И запах такой же — сырость, плесень и вонь отходов, а воздух — затхлый, стоячий, будто его никогда не проветривали. А хотя... как здесь это проветривать? Здесь нет дырок в потолке. Тогда как люди здесь не задохнулись, да ещё и огни зажигают, а огонь тоже потребляет кислород? Значит, где-то есть вентиляционные дыры. А потом я наткнулась на лежащего на боку прямо в грязи мужчину. Он был одет в лохмотья, сложив руки перед собой так, что они закрывали лицо. Вначале показалось, что это обычный бездомный — такие и у нас есть. Затем внутреннее чутьё меня испугало, выдвинув страшное предположение. Неужели, труп? По телу табуном пробежались мурашки, и я вздрогнула. Укушенное яблоко попросилось выйти вон из моего желудка по тому же пути, и почувствовался рвотный спазм. Но я быстро взяла себя в руки. Я, Машка, из любой передряги выберусь! Да и к тому же, я во сне, а если начну сейчас блевать, то чувствую, Сергей будет не рад рвоте в своей комнате, ибо я буду блевать и в реальности. Не-е-е. И всё-таки, труп или нет? Проклиная свою любопытную задницу, я подошла ближе и принюхалась, ожидая почувствовать трупную вонь. Но вместо неё мне в нос ударила вонь совершенно другая — смесь пота, мочи, помоев и полнейшей антисанитарии. Неосознанно я скривила лицо, пытаясь разобрать, не умер ли этот человек, а если и умер, то давно ли? Поджав губы, осторожно присела на корточки, а потом протянула руку, двумя пальцами хватая его за рукав и отодвигая его конечность от лица, вглядываясь в чумазую физиономию. Он был бледный, как прародитель вампиров, его кожа немного посинела, словно покрылась голубой плëнкой, а под закрытыми глазами виднелись неплохие такие мешки, как у меня во время защиты диплома на четвёртом курсе. Синие губы чуть приоткрыты, и, к своему ужасу, я не услышала его дыхания. Его тело было неподвижно, он не дышал. Или мне кажется? Осторожно найдя пальцами место на запястье, где должен был быть пульс, я биения сердца не обнаружила. Это труп. Этот человек — мёртв. Прямо на улице. Проклятый труп лежит прямо на улице, и никому до этого нет дела. Меня передëрнуло, и я как ошпаренная отскочила в сторону. Вот это стрёмное местечко, действительно. Люди здесь от недостатка солнца болеют, ведь солнечный свет всем необходим. Офигенно. А я? А со мной что? Если останусь тут, то мой сон точно превратится в кошмар, и я сдохну прямо здесь, недалеко от того мужика. Превращать сон в кошмар мне не хотелось, поэтому я дала себе установку найти выход из этого помойного ведра. Я увижу это проклятое солнце, как бы странно это ни звучало, если оно здесь вообще есть. А теперь вопрос на засыпку. Где можно помыть руки? Никаких кранов или колодцев по дороге я не увидела, поэтому с брезгливостью вытерла ладони о собственные штаны, хотя знала, что от этого пользы не будет, а потом моя рука что-то нащупала в кармане этих самых штанов. А ну-ка, это ещё что? Сомневаюсь, что здесь есть телефоны. Запустив пальцы в карман, почувствовала странный холодок и достала вещицу наружу. Да ладно. В моей руке находился офигенный складной большой нож. Мой отец, который был любителем подобных штучек, коллекционировал складные ножи, но использовал их только в походах или срезал грибы в лесу. Охотовед в прошлом, что ещё сказать, а нож является в лесу главным помощником. Только вот предмет в моей руке как-то отличался от тех, которые были у моего отца. Внутри появилось тревожное осознание, что нож в моей руке — оружие. Холодное оружие. И им надо отнюдь не грибы в лесу срезать, а рассекать чьи-то глотки. Я вздрогнула, едва не выронив вещь на землю. Но потом сглотнула, понимая, что надо иметь при себе средство защиты в таком стрëмном месте. Поэтому дрогнувшими пальцами  раскрыла нож, видя на его лезвии, которое блеснуло в свете факела, гравировку каких-то узоров. Эстетично смотрится это оружие, надо признать. Если и убивать — так красиво, эстетично и пафосно, что ли? Да я даже комара в собственной комнате убиваю дрожащими руками. Какой интересный сон! Как будто в игрушку на компе играю, только с полным погружением. Или это что-то типа «Джуманджи»? Приснится же! Поплутав по улочкам, пару раз слиняв от подозрительного вида мужиков, я остановилась, навострив уши. Недалеко слышалась возня, будто кто-то кого-то дубасит — звуки ударов, падений, чей-то мат и угрозы. Нападение на кого-то? А вдруг кого-то убивают? А чем я помогу, если решу пойти туда? Да ладно, что там, у меня ведь нож... которым я умею только хлеб резать, но всё же. Сжав железяку в кармане, я по потëмкам вдоль стеночек пробралась ближе к месту драки, судя по звуку, и высунулась из-за угла, самой себе напоминая осторожную крысу. Мне пришлось стать свидетелем невероятно мощной драки, судя по её масштабам, ибо, если я правильно умею считать, в ней участвовало десять человек. Это было сплошное месиво из человеческих тел, которые с невероятной быстротой прыгали по всей ширине улочки, сменяя друг друга, падая, нападая, ругаясь беспросветным потоком нецензурной брани и брызжа слюной. Из-за плохой освещëнности эти люди казались одинаковыми тëмными фигурами, почти хаотично бегающими друг от друга, и пока они там махались, я с интересом наблюдала из-за угла, не зная, на чём или на ком остановить взгляд. Дерущиеся скользили по мокрой плитке и вонючей грязи, однако мне удалось заметить внезапные брызги вокруг пары человек — несколько капель в итоге приземлились недалеко от меня. Я задержала дыхание, поняв, что это были кровь, слюни и даже чьи-то выбитые зубы, чьë выпадение сопроводилось болезненным выкриком одного из участников данной разборки. Нехилая здесь стрелка у ребят, да только вот кто против кого? Потребовалось несколько секунд, чтобы полностью вникнуть в происходящее и внимательно всмотреться. Судя по движениям и траектории, заодно были семеро из них — одна команда, которая нападала на другую, в которой было всего трое. Трое против семерых? А я что? А я сидела за углом и глазела на всё это, как на шоу по телевизору, ибо таким меня не напугать. Мы с Сергеем являемся любителями кошмариков и ужастиков, а ещё мы — чёртовы пранкеры, поэтому часто ходим по кинотеатрам и выбираем самые стрёмные ужасы, имея при себе в рюкзаках либо бутафорские человеческие органы и конечности, либо настоящее куриное филе в пакете. Вот это веселье наступает, когда напряжённым зрителям во время стрëмного момента на колени прилетает чья-то печень. Кажется, для нас с Серëгой давно подготовлено место в аду, да... Неосознанно я начала глазами искать тех троих, которые умудрились ввязаться в такую драку и проигрывали числом. Одним из них был довольно молодой парень, чьё юное лицо мне удалось мельком разглядеть, с торчащей из-под тёмного капюшона светлой чëлкой; судя по движениям, он был осторожен, стараясь мгновенно анализировать действия противника. Молодой человек сделал выпад в сторону, проскользив подошвой ботинка по грязи, тем самым уходя из-под атаки бросившегося на него оскалившегося мужчины, а потом точным ударом впечатал ему кулак в челюсть снизу вверх, как обычно делают боксëры. Следом за этим он резко развернулся, словно затылком увидев нападение ещё одного противника, и тоже засадил ему по лицу — голова надающего сделала резкий поворот под действием его руки, и в сторону брызнули слюни вперемешку с парой выбитых зубов. Моë внимание привлекла юркая маленькая фигурка, которая сделала внезапный высокий прыжок и врезала внушительного размера нападающему по лицу, заставляя его потерять равновесие и ляпнуться прям в грязь. «Какой-то он тоненький и хрупкий», — думаю я, в лëгком недоумении хмурясь, ибо эта маленькая фигурка была слишком подозрительной и на юношескую не похожей, а внезапный выкрик — слишком высоким и скорее писклявым. А потом с её головы слетел капюшон, обнажая блеснувшие красным волосы, собранные в два хвостика. «Девчонка?» — удивляюсь я, расширив глаза. А ведь действительно — личико женское, большеглазое, правда вот сейчас немного от злобы и адреналина перекошенное. А она-то что здесь забыла? Мимо проходила? И волосы эти странные, будто её башкой в борщ окунули... Вся такая тоненькая и небольшая, прямо как девочка-дюймовочка, да и голосочек звонкий и писклявый, при этом она с поразительной прытью прыгала с одного места на другое, не давая себя поймать, как крольчонок. Тем временем девочка-дюймовочка воткнула в глаз какому-то неудачнику нож и даже бровью не повела, хотя по округе разнëсся болезненный ор пострадавшего. Вот это тебе и дюймовочка... такая бы крота заживо сожрала, если бы была в той сказке. — Братик! — вдруг разнëсся её звонкий выкрик, и моё внимание переметнулось на ещё одного молодого человека, судя по широкому развороту плеч, на которого сзади собирался напрыгнуть какой-то мужик. Однако он быстро присел и отклонился в сторону, скользнув по грязи и сделав подсечку, вынуждая нападавшего нырнуть лицом в лужу и пропахать сырую землю. Желающих его отпинать было куда больше — человека четыре, которые кружили вокруг и комбинировали атаки, а он вертелся ещё быстрее красноволосой девчонки, отражая резкие выпады в свою сторону. В крепкой юношеской руке я заметила блеснувшее лезвие ножа, и через пару секунд этот молодой человек использовал это оружие, когда на него кинулись в очередной раз — лезвие окрасилось кровью, как и мужские руки; красная жидкость каплями запятнала не только ладони, но и заляпала ткань светлых закатанных рукавов, а до моих ушей донеслись болезненный выкрик и пара матов. Кажется, этот молодой человек был гвоздь программы, потому что большинство нападающих игнорировали блондина и девчонку, стараясь вывести из строя именно его — юркого, сильного, но невысокого, будто именно он был наиболее крепким и сильным звеном, вдобавок, возможно, лидером команды. Я почти не могла его разглядеть из-за быстроты действий, однако уловила момент, когда один из противников успел ухватить его за край плаща, дëрнув на себя. Молодой человек, осознав это, недолго думая отстегнул вещицу, высвобождаясь из захвата чужих рук, и вместе с плащом с него слетел и капюшон. Он воспользовался тканью и в пару мгновений опутал ею одного из напавших, окунув его ничком в грязь. «Опасный брюнетик», — думаю я, с наибольшим интересом цепляясь за него взглядом. Это был невысокого роста черноволосый парень, который за всю драку будто ни разу в лице не изменился. Какая странная, но офигенная команда вышла из этих трёх. И выглядят так, будто сама мафия. А потом эти трое остались стоять и возвышаться над лежащими телами. Убили всех, что ли? Перебросились парочкой слов, девчонка-дюймовка странно захохотала, напоминая маленькую ведьму, а темноволосый невысокий парень цыкнул. Честное слово, я слышала его раздражённый и вкрадчивый голос, когда он только и произнес: — Чёрт, испачкался, — стоя посреди залитой кровью улицы и напоминая искупавшегося в крови жертв палача. — Ещё и плащ теперь хрен отстираешь. Я только удивлëнно моргнула. Чувак порешал стольких людей за пару минут, даже бровью не повëл, а потом расстроился, что испачкался? Вот это нервы, даже я, наверное, так не могу, хотя ужастиками закалëнная. Тем временем этот парень с каменной рожей запустил руку в карман и достал беленький платочек, которым принялся чистить свой нож. Платочек стало жалко. У меня зачесался нос. Не дай Бог я чихну! Это братство блатных и нищих меня пришьëт сразу же! В панике прикрыв нижнюю часть лица ладонью, я с ужасом вспомнила, что у меня немытые руки, но исправлять это не было времени, ибо я успела только скрыться за поворотом, как вдруг тот самый невысокий парень развернулся в мою сторону и вытаращился прямиком на то место, откуда мгновение назад выглядывала я. Захотелось истерически закашляться, но пришлось сдержаться, замерев, как памятник Ленина на площади нашего города. Какой стрёмный и жуткий пацан! Как будто у него чуйка сработала, и он понял, что кто-то тут рядом греет уши. Если они меня увидят, это будет провал века. А я ведь даже драться профессионально не умею! — Ты чего? — услышала я голос того самого блондина, прислонившись спиной к холодной стенке низкого домика. — Случилось что-то? Ему в ответ пару секунд задумчиво помолчали. — Нет, показалось, — отозвался черноволосый, а потом эта троица удалилась и затерялась среди улочек. Было слышно лишь победоносные выкрики той девки-дюймовки. Они скрылись, оставив посреди пустой дороги среди грязи и луж нечистот вырубленных или убитых мужчин — тел было семь, и никто из них не шевелился. Дела становятся всë страннее и страннее. Я едва душу Богу не отдала от облегчения, выпрямившись и поспешив смотаться отсюда, осторожно попятившись. Какое кошмарное местечко, ещё и такие криминалы здесь бегают. Я прямо под впечатлением от такого сна, похоже на игру с офигенной графикой и сюжетом. Так сказать, действительно полное погружение. А потом до меня донëсся писк, и из сточной трубы вдруг вылезла огромная крыса. Я вытаращилась на неё, как на чудо природы. Эта зверюга была размером с моего кота Куську! А он, надо сказать, здоровый кошак в самом расцвете сил. Какой трындец... А вдруг она сейчас на меня нападёт и отгрызëт ногу? И всё, я не смогу пройти эту игру, мой сон превратится в кошмар, и я проснусь в комнате у Сергея потная и испуганная. Никогда я ни крыс, ни мышей не боялась, да вообще была девкой относительно бесстрашной — и мышей тайком из мышеловок выпускала, и по заброшенному подвалу шастала, и лягушек ловить ходила на болото. Одним словом, усиленно искала себе на задницу приключения. Бедные мои родители. И только одного я боялась до усëру — пауков. В обществе пафосно это называется арахнофобией, боязнью паукообразных. Как понимаете, деревенский толчок был для меня настоящими вратами ада. К слову, благодаря моему страху мы с Сергеем и познакомились — на консультации перед вступительными экзаменами этот идиот подкинул мне на колени здоровенного бутафорского тарантула. Я тогда завопила на ультразвуке и дала Топорщенко такого звонкого леща, что было слышно абсолютно всем в зале сидящим абитуриентам, а потом поклялась засунуть этого паука ему в задницу. Сергей такого взрыва эмоций не ожидал, ровно как и того, что отхватит по роже, поэтому заинтересовался мной и потом несколько дней преследовал меня в колледже, постоянно задирая. А так как я не из робкого десятка, то мстя петуха настигла быстро — вскоре на него со второго этажа училища прилетел наполненный синей водой презерватив, ибо я не постеснялась и в свои шестнадцать лет купила пачку в магазине под неодобрительный взгляд бабульки. Чистая беленькая рубашка Сергея была безнадёжно испорчена разведённой в воде синей гуашью, пока он всем на потеху стоял с ошарашенным видом на улице под раскрытым окном, из которого довольно выглядывала я. Таким образом мы стали квиты — он опозорил меня, а я его. Эх, великая дружба. Тем временем крыса успешно свалила, с трудом протиснувшись своим жирным задом в ближайшую сточную канаву, а я, на всякий случай сжавшая в кармане нож, с облегчённым вздохом двинулась дальше. Я хочу вылезти отсюда, уже дышать трудно этой вонью и затхлым воздухом. Окружающая обстановка слишком давила, а чавкающая под подошвами вонючая грязь продолжалась на многие метры вперёд по улице, иногда прерываясь заляпанной и раздолбанной заплесневелой плиткой. Мимо ходили люди, и все они делились на два типа: одни — запуганные, как зашуганные мышки, другие — имеющие вид агрессивных и более-менее сильных бандитов. Первые ходили быстро, напоминали мелькающие тени, скользили вдоль стен и всякий раз озирались по сторонам, прислушивались, как кролики, самые настоящие жертвы. Вторые напоминали хищников, ходили либо по одиночке, либо появлялись целой группой — настоящей бандой, бандитской группировкой. И у каждой такой группировки был свой район. Я шла, стараясь внимания к себе не привлекать, и думала, к какому же типу отношусь я. И от понимания, что на самом деле в этом месте я являюсь настоящей жертвой, скрипела зубами — ненавижу такую уязвимость, терпеть не могу чувствовать себя жертвой. Но и хищником здесь быть я тоже не могу — совершенно одна с ножом в кармане, вдобавок девушка, а бандиты группировок — вооружённые, полные сил мужчины. Женщин среди них я не видела, и даже если они и были, то мало. Мне оставалось только быть серой массой, на каждом шагу боясь за себя. А вдруг по сюжету этой так называемой игры я должна быть изнасилована? От такой мысли по телу побежали мурашки. Нет уж, в этой дыре, где чуть ли не каждый может мною воспользоваться и потом убить или продать в сексуальное рабство, я не останусь. Сбегу, лишь бы не стать той самой жертвой. Только вот где бы найти лестницу наружу? Хм, кажется, здесь есть подвох. Не одна ведь я здесь такая умная, другие люди тоже не идиоты, если бы была возможность, они бы все уже давно поднялись на поверхность. Значит, здесь есть подводные камни, я жду подвоха. И всë-таки... сон или нет? Я что-то слышала о так называемом шифтинге, «осознанном сне», но... Странно всë это. Тем более, никуда я во сне попадать не хотела, а в итоге оказалась в каком-то месте, которое без зазрения совести можно было назвать жопой мира. В итоге я вышла к самой главной, видимо, достопримечательности этого городка — облезлый, но более-менее нормальный по виду двухэтажный дом. На удивление, он выглядел лучше всех остальных построек в этом месте. А потом я пригляделась, по привычке прищурившись, и вдруг поняла, что зрение здесь у меня лучше, чем в реальной жизни. О, вот это хорошая плюшка, я хотя бы не слепая, как крот! Только вот благодаря моему зрению мне удалось увидеть вывеску с многообещающим названием: «Бордель "Бабочки"». Какая ирония для названия. Надо же, вроде это та ещё дыра, сточная яма, а такие заведения есть даже здесь. Я с интересом оглядела здание. По борделям мне никогда шастать ещё не доводидось, я даже в глаза не видела, и только один раз в жизни со стриптизëром сталкивалась. Это опять Сергей решил меня разыграть, потащил в бар с друзьями и подкупил одного работающего там фигуристого мужика станцевать для меня приват. В итоге я, красная как рак, вылила на этого стриптизëра полный бокал пива и сбежала, едва не потеряв свою туфлю на высоком каблуке, а потом устроила своему дорогому другу разнос. Естественно, без мести он не остался — пока этот балдося спал, я нарисовала ему офигенные чёрные усы несмывающимся маркером. В колледж он потом ходил с маской на морде. Данное заведение, хоть и было для меня непривычно, заставило чувствовать себя ещё более дискомфортно. Совсем недавно я думала о сексуальном рабстве и изнасиловании, и вот — здание, в стенах которого есть те, кто подвергается такому от безысходности. Внутри ведь есть девушки, возможно, совсем молодые, у которых, быть может, не осталось выбора. Я почуяла лëгкую угрозу, ибо на глаза вдруг попались двое мужчин — они находились на крыльце борделя и о чëм-то говорили. И в это время на улице никого не оказалось, кроме меня. Мой цепкий взгляд пробежался по ним обоим: первый стоял спиной к закрытой двери, при этом был довольно коренастый — невысокий и плотного телосложения, с лысиной на блестящей башке; а вот второй на расслабоне опëрся о перила за спиной, чуть выгнувшись в пояснице, и фигура у него была довольно неплохая — сам он высокий, с достойным разворотом плеч, на которые был натянут тёмный плащ, а вот волосы — коричневые и немного кудрявые. Разговаривали эти двое, как два давних друга, иногда повышая громкость голоса, порой над чем-то ржали. А потом я поняла, что тот самый лысый увидел меня, так как почувствовала на себе его взгляд. Он пихнул своего друга, затем кивая в мою сторону, а я напряглась ещё больше. Это что, они сейчас нападут на меня, затащат внутрь и заставят работать в этом сомнительном заведении? Где там мой нож... Стало вкрай неуютно и даже страшновато. Внимание двух мужчин возле такого заведения, вдобавок в таком проклятом месте, где изнасилование является в порядке вещей, слишком пугает. А я одна. С ножом, конечно, но что это даст? Почему этот сон сам собой начал сильнее напоминать кошмар? Тем временем кучерявый повернул в мою сторону голову и затем заметно оживился, увидев меня. Оглядел мою скромную персону с головы до ног и вдруг позвал: — Девушка! Опа, приехали. Ага, хрен тебе, гусь подземный, я живой тебе не дамся. Драться нормально не умеем, зато есть нож и быстрые ноги, поэтому я поспешила слинять оттуда на всех парах, припустив бегом фиг знает куда. Главное — подальше от этого места, иначе меня точно одной из ночных бабочек сделают, авось у них там работников мало. Выглядело это, наверное, смешно, ибо драпанула я в ту же секунду, но жизнь дороже, а клоуном быть не впервой. Бежать. Как самая настоящая жертва, но на это уже наплевать — бежать, только бежать. Едва не поскользнулась, по дороге увязая в хлюпающей грязной и вонючей жиже, с трудом удержалась на ногах, но не остановилась. Загвоздка получилась в том, что этот самый кучерявый извращуга в плаще понëсся за мной. Я видела боковым зрением, как он быстро перепрыгнул ступени крыльца и драпанул следом за моей удирающей тушкой. Его быстрые шаги тоже было слышно. Твою мать, и что делать? За мной разные гопники ещё не гонялись. А ещё он вполне быстро бегает, хотя я тоже не из рода улиток, но тем не менее — он меня быстрее. Прямо всем телом чувствую, как расстояние между нами всё уменьшается. Ещё больше ощущаю себя жертвой, и меня это бесит и пугает одновременно — поймает ведь, мало ли что потом удумает. Поэтому, как только увидела поворот, тут же решила забежать за угол, правда вот цепкая мужская ручища, схватившая меня за шкварник, не дала мне уйти далеко. Меня прижали к холодной стене, только вот моя натура сдаваться не привыкла, поэтому этот надоедливый и пугающий мужик чуть не получил себе ножом в печень. Увы, другая его рука перехватила оружие, не давая мне воплотить план в реальность. Поймал. Нагнал меня, чёрт возьми, как паук муху. — А ну отпусти меня, хрен болотный! — заорала я, намереваясь хотя бы оглушить потенциального насильника, и в следующую секунду большая мужская шершавая ладонь накрыла мой рот. А руки-то немытые! А он ведь на крыльце борделя стоял, сто пудов ещё и внутри там развлекался, и теперь вот этими руками он лапает моё лицо?! Охренел совсем, шимпанзе кучерявое? Мне оставалось лишь с невероятной силой вырываться, при этом мыча, словно бешеная корова, стараясь высвободить своë лицо. Если после этого останусь живой и заболею по его вине какой-то бякой, я этого мужика найду и утоплю в сельском унитазе. Кажется, я ещё в полной мере не осознавала, насколько испугалась. И ведь даже закричать не могу. — Воу, да ты прям как кобылица, — как-то чересчур задорно произнёс шатен, поудобнее перехватывая брыкающуюся меня, а я умудрилась зарядить коленом ему по самому святому. — Ау, совсем шальная, что ли?! Эта ошибка природы меня кобылой назвала? Вот и получи копытом, раз так. — Стой-стой-стой! — в некой панике затараторил напавший на мою скромную трусливую персону, когда я, наплевав на все предрассудки, от души тяпнула его за руку, пытаясь зубами перегрызть ему вены. Жаль только у меня зубы не как у собаки, и у него на коже просто-напросто остался тёмный след от них. — Сумасшедшая! Давай, удостоверься в моей неадекватности и отпусти, зачем я тебе сдалась? Только отпусти, отпусти... А свой страх я всегда прячу за агрессией. — Да кто бы говорил! — высвободила я наконец моё светлое личико из его лапищи и гаркнула это ему прямо в физиономию. — Тронешь меня — язык откушу, глаза высосу, вены вытяну и тебя на них повешу! Угрозами бросаться было моим любимым занятием, и этот кудрявый это, видимо, оценил, судя по его расширившимся глазам. — Невероятно! — с каким-то восхищением проговорил он, а потом опять перехватил меня, собирающуюся дать ему пинка и сбежать. — Да стой же ты, неугомонная! Стой, стой, да погоди же, ты даже не выслушала меня! — Если ты собираешься утащить меня в тот бордель, то только через мой труп, гнида! Сам будешь среди бабочек торчать, я такой не стану! Сейчас список моих более-менее культурных оскорблений закончится и я начну материться. Кажется, у меня дрожали колени. — Чего? Какой бордель? Какие бабочки? — Видела я, как ты там на крыльце с каким-то лысым хрычом ржал, а потом он на меня указал. Живой не дамся! С этими словами я резко выпрямилась и заехала собственной макушкой ему по подбородку, вынуждая звонко клацнуть челюстями. Кажется, он чуть себе язык не откусил, но это не мои проблемы. Нечего на порядочных девочек нападать! — Дурная, зачем ты ему такая психованная там нужна! — прикрикнул на меня кудрявый. — Я хотел тебе предложить... — А я предлагаю тебе пойти к чёрту! — ...выбраться наружу!.. И тут я застыла, хотя до этого собиралась заехать ему кулаком по носу. Моя рука так и не достигла его лица, остановившись на расстоянии пары сантиметров от цели. Наружу? На поверхность? Это как раз то, что мне нужно. Какое странное слово — «наружа»... Я с подозрением прищурилась, медленно опустив руку. А колени всë ещё дрожали. — Брешешь, пëс, — недоверчиво отозвалась, на этот раз более внимательно оглядев этого странного человека. И поняла, что он, кажись меня старше — ему около тридцати. Упс. А мне сколько? «Восемнадцать», — донеслось с задворок сознания, и я едва удержалась, чтобы глупо не улыбнуться. А в реале-то мне годиков больше — двадцать три скоро стукнет. А этот голос где-то в глубине моей башки — это мне тараканы подсказывают, что ли? Или это как подсказка в игре? Восемнадцать — так восемнадцать, мне-то что. Молодой мужчина передо мной оказался довольно симпатичным: высокий, довольно фигуристый, длинноногий (оленя напомнил); рубашка на три пуговички расстëгнута, и оттуда игриво выглядывают довольно острые красивые ключицы; красивая шея с выпирающим кадыком (который ещё элегантно называют адамовым яблоком), да и моська привлекательная — скуластая, с «волевым подбородком», как обычно в фанфиках пишут, с модной у нас трёхдневной щетиной, которая этому человеку шла. На правой щеке тоненький маленький шрамик; брови густые, немного мохнатые, глаза — зелёные, почти изумрудные. Да ладно, а я думала, такие только в аниме и бывают. Радужка красивая, с крапинками вокруг зрачка, а ресницы, обрамляющие глаза, длинные, как у коровы. А потом моё внимание переключилось на нос — обалдеть, какой он ровный, по-настоящему прямой! Это вам не мой — вздëрнутый кверху, как у поросёнка... Стоящий передо мной перец был симпатичен, надо это признать. Но это не отменяет того факта, что этот чëрт меня напугал до сердечного приступа. А ещё я успела заметить, что этот чокнутый обладает загаром. У него загорелая кожа, чёрт возьми! Он пришёл сверху! Звучит так, будто он с небес спустился... — Не вру, — отозвался он, а потом улыбнулся. Улыбка у него была красивая, я аж засмотрелась. — Пойдёшь со мной — убедишься, что не вру. — Слушай, дядя, — сложила я руки на груди, подозрительно прищурившись, — если это что-то типа «эй, пойдём со мной, я тебе конфетку дам», то катись сразу нахрен, меня так просто не обманешь. Отвали от меня. Никуда я с ним не пойду, ещё чего. Уловив момент, когда он меня уже не держал, я дала дëру, как кролик сорвавшись с места. Сейчас сбегу и поминай, как звали. Однако стоило только мне сделать два широких шага, как мужчина тут же нагнал меня и опять схватил за шиворот. Ткань рубахи и накидки натянулась, врезавшись мне в горло, заставляя меня кашлянуть и едва не подавиться. Но меня тормознули, не давали двинуться дальше. — Отпусти-и-и! — завопила я, намереваясь завизжать на всю округу, как резаный поросëнок. — Я тебе ноздри выверну наизнанку, маньячный выпердыш, только тронь меня! Да что этому двинутому надо от меня? Дай мне удрать спокойно! — Громкая ты, конечно, как сбежавшая свинья, — проговорил мужчина, удерживая меня за шиворот и потянув назад, к себе. Я, естественно, повиноваться ему даже не думала, поэтому начала вырываться с ещё бóльшей силой. Попыталась скинуть с себя накидку, если нужно — могла даже сорвать с себя рубашку, остаться без верхней одежды, лишь бы выскользнуть из его хватки, но он всякий раз перехватывал меня за руки. — Да иди ты к чëрту! — выкрикнула я в панике, пытаясь избавиться от этих щупалец. — Живо отцепись! — с этими словами мне удалось с такой силой наступить ногой в ближайшую лужу грязи и нечистот, что все эти благовония окатили напавшего по самые колени, тëмными брызгами оставшись на одежде. — Вот ведь упëртая, — фыркнули мне в ответ, после чего мужские руки окончательно собрали меня в охапку и опять прижали к стене. Лопатками ощущая прохладу грязной шпаклëвки, я попыталась вновь его укусить, но не вышло. — Тише, девочка, тише! Я не причиню тебе вреда, хватит! — Не причинишь? — гадюкой зашипела я, убийственно глядя в изумрудные глаза и видя там своё злобное и испуганное отражение. — Тогда отпусти меня! — Не могу, иначе ты сбежишь. — Вот именно! Сбегу! — рявкаю я, дëрнувшись в его руках, но меня опять припечатали к стенке. — Умный такой? Я не идиотка, которая поведëтся на такое бредовое предложение! — Так, — сказал кучерявый, — вдохни поглубже и успокойся. Тебе страшно, понимаю, но и я не мог тебя упустить, а ты убегать начала. Тише-тише, чего ты опять брыкаешься, я ведь поговорить хочу. — Если человек от тебя убегает за три версты, это значит, что разговаривать он с тобой не хочет! — опять крикнула я, но брыкаться перестала. Но это не значило, что вдруг я взяла и успокоилась. — Быстро говори, что хотел, а потом отпусти. Да убери же ты свои лапы, бесишь! — я дëрнулась. — Отпущу, отпущу, только не убегай. Кучерявый убрал руки, освобождая меня, а я тут же ускользнула на шаг в сторону, как загнанная собака. Но осталась потом стоять на месте, хотя ноги так и рвались унести меня за три звезды отсюда. Может, яблоками в него кидаться начать в случае чего? Чëрт, и почему я не бросила эту драную корзинку до сих пор? Из неё вывалилось несколько плодов, но яблоки ещё остались. — Ты всë правильно поняла, — сказал кудрявый, смотря на меня и держа руки на виду. — Я тебя зову наверх. — А ты меня неправильно понял, тупица, — оскалилась я. — Никуда я с тобой не пойду. С какого хрена мне можно тебе верить? Почему я? Людей полно, выбери себе какую-нибудь другую идиотку. А от меня отстань! — Тебе не будет ничего угрожать. Верить мне оснований у тебя нет, но и возможности выбраться отсюда потом тоже не будет. — Я тебя спрашиваю, почему я? — Ты подходишь по темпераменту, — вдруг услышала я в ответ и удивилась, хотя внешне даже бровью не повела. — Бойкая. А это уже повод, чтобы позвать. Он что, реально думает, что я поведусь на такой бред? Да никогда не позволю вешать столько лапши на мои уши! — Куда позвать? — прищурилась. — Согласись — узнаешь. — А, ну и иди тогда нахрен, — заявила я и начала разворачиваться, как вдруг увидела, как кудрявый собирается опять схватить меня. — Руки прочь, скотина! — Я так и знал, что ты будешь колючкой, — на удивление довольно заявил он, подняв руки на виду, а потом хмыкнул: — У тебя есть выбор, девочка. Можешь остаться здесь, под землёй, с отсутствием солнца, и дальше здесь разлагаться. Ну, знаешь, ломкость костей, мышечная слабость, судороги, кариес и выпадение зубов и все прочие приятности долгого нахождения без солнечного света. А можешь пойти со мной, — он обворожительно улыбнулся, — и выбраться наверх. Тебе решать. И да, меня зовут Джозеф. — Дуняша, — мрачно сказала я, мигом назвав первое пришедшее на ум имя. Джозеф моргнул, кажется, не ожидая такого ответа, а потом хохотнул. — Не ври, — сказал он с улыбкой. — Я тебе честно сказал, вот и ты давай по-честному. А с чего он взял, что я ему набрехала? Я, конечно, не Дуняша, но и он — не экстрасенс. — Где гарантии, что ты сказал правду? — окрысилась я. — Вдруг ты не Джозеф, а какой-нибудь Акакий? Ага, Акакиевич, из Гоголевской «Шинели». — Акакий? — заржал вдруг кучерявый, видимо, изрядно повеселившись с этого имени. — Фантазëрка ты, конечно, Дуня-я-яша. Имя это он протянул издевательски противно и долго, из-за чего я скривилась. — Что ж, вот моё подтверждение личности, — сказал он потом, скользнув рукой в сумку под плащом, и достал какую-то бумажку. — Я Джозеф Крофорд, рад знакомству. — А я не рада, — буркнула я, издали всмотревшись в этот документ. Там был изображён действительно портрет кучерявого, и рядом подпись «Джозеф Крофорд». Не врëт, значит... или же это подделка, но там виднеется какая-то печать. Видимо, официальный документ. — Мария, — пришлось сказать мне, а Джозеф вдруг воодушевился. — Вот, сразу бы так, — обрадовался он. «С чего ты решил, что меня действительно так зовут?» — подумала я, наблюдая за ним. Может, я ещё раз соврала, откуда ему знать? Но он почему-то так уверен в том, что меня зовут Маша, что аж подозрительно. Если я ему сбрехала имя однажды, то могу и дважды, почему он поверил мне на этот раз? — Пошли наверх, Машка, — сказал Джозеф, а я опять напыжилась, как ëжик. Вот ведь пристал! Не доверяю я ему! Очень похоже на прохождение какой-то игры. Вот это сон, Сергею расскажу — не поверит, в психушку сдаст. — Никуда я не... — уже собиралась вновь отказать я, но вдруг затормозила. Неожиданно мне в голову пришло осознание: если это сон, шифтинг или что-то подобное и тут реально есть какой-то сюжет, а этот Джозеф так настойчиво зовëт меня наверх, значит, именно по сюжету я должна выбраться наружу. А значит, нет смысла отказываться, ибо задачей Джозефа здесь является поднять меня туда. Так, а моей задачей было вытащить свой зад из этой помойной ямы, чтобы не сдохнуть здесь от недостатка витамина D (тут, конечно, есть ещё много вариантов сдохнуть, но лучше уж назвать самый безобидный) и не быть изнасилованной. Кажется, просто так наружу никого не пускают. И тут я встречаю какого-то незнакомого мне хрена с горы, который зовёт с собой в «светлое будущее». Я его, конечно, совсем не знаю, и он меня сейчас куда-нибудь заведëт и убьёт, но а всë-таки... Если это сюжет, то всë случается лучшим для меня образом, если главным героем этого сна являюсь я. Тем не менее, то, что я пойду с ним, от шанса изнасилования меня не спасает. Потому что сам этот чëрт сильнее меня. Но ведь не зря же он меня уговаривает уже столько времени... А ведь у него бы хватило силы, наверное, окунуть меня носом прямо в ту лужу, жижей из которой я его обрызгала. Ну ладно... Машка Вопилкина не пропадёт даже во сне, и не надейтесь! — А давай, — соглашаюсь, опять оглядев Джозефа, — вытаскивай меня из этой задницы. Он аж подобрался. — Вот, это по-нашему! — заявил он, а потом хлопнул меня по плечу, из-за чего я вздрогнула, схватил за рукав и потащил куда-то. Вот ей-богу, найдёт моя жопа приключений, ой найдëт... Говорила мама с незнакомыми дядями не связываться... — Итак, сейчас мы идëм к лестнице в небеса, аха-ха! Чего это он стал такой весёлый? — Почему ты именно меня взял? — чувствовала я неладное. Во всю эту чушь про бойкий темперамент я не поверила. — Мы ведь с тобой даже не знакомы! Да не может быть, чтобы он просто так вдруг захотел возиться со мной. Точно что-то нужно, точно что-то задумал. А я, как дура, ведусь на эти странные речи. — Теперь — знакомы, Марьяша, — не видел никакой проблемы мой спутник, а потом обернулся ко мне и хитро блеснул глазками. — Ты не думай, что тебе путь наверх так просто достанется. Должна будешь отплатить. — Чем? — резко остановилась я, как вкопанная, вынуждая затормозить и его. — Как? Каком кверху. Точно извращуга. Чем ему отплачивать? Не телом ли? Вроде ведь только недавно из борделя вышел, зараза. — Я вижу, как в твоей головушке возникают грязные мыслишки, Маря, — Джозеф будто издевательски постучал своим длинным указательным пальцем по моей макушке. — Не беспокойся насчёт этого, — он бегло оглядел меня, — тебе ничего не грозит, да и я люблю девушек сформировавшихся. Чего, блин? Я чуть не лопнула от возмущения. Вот козлодой! Это что, прямой намёк на то, что я плоскодонка? Я это и без его уточнения знаю, но откушу нос любому, кто нечто подобное про меня скажет! Почему здесь у меня зрение стало хорошим, а грудь вообще не увеличилась? Не то, чтобы меня беспокоил размер груди, но чëрт... Как же бесит. — Ах ты жопа ушастая, — устрашающе рявкнула я, пытаясь найти нож в своём кармане. И с удивлением поняла, что у меня его нет. — Где мой нож?! Я тебя кастрирую сейчас! — Вот этот? — наигранно удивлённо спросил Джозеф, жестом фокусника вытащив из рукава мою складную прелесть. Как он вообще его у меня спëр? — Он у меня пока будет, а то я тебя боюсь. — И правильно делаешь! — воинственно загорланила я и захохотала на манер ведьмы. — С формами, значит?! Да я тебе две тыквы вместо груди запихну, будешь радоваться! — Какая ты извращенка, — тяжкий вздох великого мученика. — С чего ты решила, что я это имел ввиду? — здрасте, а что тогда? — Ты ведь ещё ребенок совсем, детство в заднице играет. А детишки мне не интересны. — Мне восемнадцать! — А тело твоё до сих пор до конца не сформировалось. Угловатая ты, тощая и костлявая. Вот подрастëшь — поменяешься. Каков ценитель нашёлся. Я лишь фыркнула. Ну ладно, шанс быть изнасилованной немного уменьшился, уже хорошо. Но ведь насильникам плевать, кого выбрать жертвой и с какими она будет формами... Да что ж такое, всë равно стрëмно. — Как отплачивать-то? — буркнула, шмыгая носом, пока мы подходили к мощной каменной лестнице, ведущей наверх. Так вот, оказывается, где тут выход наружу... — Будешь моей ученицей, — заявляет этот кучерявый огурец, спокойно идя вперёд, пока я за ним тащилась, как коровка на привязи. — Чему учить будешь? — Потом узнаешь. Не доверяю ему я, даже если он сюжетом сна прописан. Может, он киллер какой-нибудь? Будет меня обучать тому, как правильно грохать людей и прятать трупы? Или психопат какой-нибудь? Или же грохнет меня... Во что я вляпалась? Забегая вперёд: этим вопросом я буду задаваться чуть ли ни каждый день. В итоге мы начали подниматься вверх по лестнице, и Джозеф вдруг хохотнул: — Чего ты так в эту корзинку вцепилась? Яблок не видела, что ли? Я заторможенно заморгала, а потом опустила взгляд вниз, где на сгибе моего локтя неизменно болталась корзинка. Точно, яблоки! Нафига они мне? Что мне теперь делать с ними? Я их всех сейчас сожрать не смогу. Видя мой ступор, мой спутник опять заржал, а потом пихнул в плечо. — Да ладно, не парься, тащи с собой. Съедим по дороге. Я лишь исподлобья глянула на него, а потом фыркнула. Он же в свою очередь вдруг внимательно меня оглядел, скользнув взглядом от макушки и ниже, и выдал: — Корсáк. Чё? — Это ты меня сейчас обматерил? — поинтересовалась я, а потом продемонстрировала ему кулак. — Если да, то беги. Конечно, он сильнее меня, и это скорее мне надо от него бежать, но вслух я этого не признáю никогда. — Это не ругательство, — рассмеялся Джозеф, а потом смахнул с лица коричневую кудрявую прядь. — Ты похожа на корсака. Это лиса такая, степная. — Впервые слышу. — Неудивительно. У неё мех тоже серенький, более пепельный, по цвету твои волосы напоминает. И глаза тоже светлые, серо-коричневые. Так что, ты теперь корсак. — Стрёмное словечко. Ну, хоть не «свинка Маша», уже хорошо. А то Джозеф вполне мог дать мне такое погоняло, учитывая то, на какой визг я собиралась перейти в тех подворотнях. Так, стоп. Он сказал, что у меня пепельные волосы и глаза серо-коричневые. Так я выгляжу в реальности. Неужели, здесь я выгляжу так же? Я ведь даже в зеркало посмотреться не могла, возможности не было, а в лезвие ножа глянуть не додумалась, не до этого было. То есть, моя внешность не изменилась? Я потянулась рукой к собственным волосам, завязанным в хвост, и вытянула одну прядь перед носом, рассматривая цвет. Действительно, это мои патлы. Надо же. Мы дошли до самого верха, и я в последний раз обвела взглядом этот городок. Прощай, сточная канава с гопниками и крысами, уж по тебе я точно скучать не буду, нафиг надо. Повезло, что мне выдалась возможность вылезти наружу (даже если эта возможность выглядит до одури сомнительным предложением, всяко уж лучше, чем пожизненно торчать здесь). Мой взгляд пробежался по многоярусным домикам, зацепился за колокольную башню, а потом вдруг наткнулся на три летающие точки. С такого расстояния они напомнили мух. Затем эти странные объекты приблизились, и я с удивлением узнала в них отнюдь не мух, а людей! Они летают! У них какая-то хреновина на бёдрах, похожая на металлический хлам, и они то ли тросах, то ли на верëвках подлетают под самый потолок. Я так летала только в детстве — когда с тарзанки улетела в чужой огород. А потом я чуть не подавилась, так как смогла разглядеть светлые, чёрные и тёмно-красные волосы, и через пару секунд до меня донëсся радостный вопль той самой девочки-дюймовочки, которая одного бандита без глаза оставила. Это то самое трио-истерио по воздуху лихачило, которое разнесло в пух и прах группу каких-то гопников у меня под носом. Какие люди. — Это что? — решила я невинно задать вопросик, разглядывая металлическую фиговину с тросами. — Ты не знаешь? — странно удивился Джозеф, глянув в ту же сторону, а я стыдливо потупилась. Неужели, фигню спорола? — Это привод. Устройство пространственного маневрирования. УПМ, короче. Ты не видела таких, что ли? — Видела, — на автомате выдала я. Что за устройство пространственного хренирования? Благодаря такой штуке люди могут стать человеком-пауком на минималках? Пародия на Марвел? Интересная ерундовина. Почему Джозеф на меня так странно смотрит сейчас? Как-то чересчур внимательно, и глаза блестят подозрительно, будто он не на меня смотрит, а на гибрид крысы и таракана на собственной кухне. Взглядом будто заново изучает. Последний раз кинув заинтересованный взгляд на ту троицу, я пошла дальше за Джозефом, поднимаясь всё выше и выше. В какой-то момент мне показалось, что на меня кто-то обратил внимание, поэтому оглянулась, стараясь сильно не вертеть головой. Те трое лихачей на УПМ в этот момент пролетали, казалось, совсем недалеко от этой мощной каменной лестницы, и вдруг я замечаю, что тот самый невысокий брюнет, на котором не было плаща по понятным причинам, повернул голову в нашу с Джозефом сторону. Он всматривается в нас? Мне даже показалось, что мы столкнулись с ним взглядами, однако я могу лишь гадать об этом — он был слишком далеко, чтобы разглядеть направление его взгляда, однако поворот головы в мою сторону был отчётливо виден. А я уходила, с каждым шагом приближаясь к поверхности, и оставляла всю эту жуть позади, натягивая на голову капюшон накидки. Вдруг замечаю, что не я одна сейчас оглядываюсь — Джозеф, идущий чуть впереди меня, повернул голову и, судя по направлению его взгляда, он тоже наблюдал за пролетающими на приводах ребятами. Его лëгкие кудри, щекочущие высокий лоб, колыхались от каждого шага, некоторые пряди порой особо упрямо цеплялись за длинные ресницы; а взгляд — внимательный, любопытный и какой-то странный, пронзительный. «Чего это он так на них таращится? — думаю я, в лëгком недоумении поднимая бровь и немного наклоняя голову на бок. — Странный. Тараканов своих в башке ещё больше, чем у меня. Или это он так на брюнетика смотрит?» Я так и не поняла, чем был вызван этот взгляд, однако Джозеф явно что-то предвкушал. Вскоре путь нам преградили горе-охраннички. Стрёмные мужики в светлых брюках и рубашках, поверх которых на плечи натянуты охристые короткие курточки с эмблемой единорога. На бёдрах у них висели такие же УПМ, как и у тех трёх из подземки, в руках — ружья, а на ногах — офигенные тëмно-коричневые сапоги до колен. Ноги, наверное, потеют в таких... А ещё у них на теле были странные ремни, как будто они какие-то извращенцы. Солдаты, что ли? Местная армия? — Куда? — пробасил один из них, выставив ружьё вперёд. Во мне сразу поднялась волна глухой тревоги, недовольства и странного к нему презрения. Раскудахтался, петушара общипанный. — Вы меня недавно пропускали, — совершенно спокойно выдал Джозеф и улыбнулся во все тридцать два, аки фокусник достав из кармана какие-то бумажки. — Врач Разведотряда, Джозеф Крофорд, — он продемонстрировал эти бумажки солдатам, и я видела, что он специально ткнул ими этим людям прямо в лица, невинно при этом улыбаясь. — Тебя помним, — проговорил один из группы, едва увернувшись от бумаги, летящей ему прямо в нос, а потом мрачно глянул на меня. — А вот девку нет. Значит, у вас амнезия, милейший. Естественно, я пока промолчала, а потом чуть не заорала, так как рядом со мной вдруг оказался один из них, подобравшись совершенно бесшумно. Меня схватили крепкие мужские лапищи за плечи и скрутили руки за спину, чуть наклонив, буквально за пару секунд. — А ну лапы убери! — заголосила я, собираясь лягнуть его промеж ног, но не вышло. В итоге долбанула ему в колено. — Отпусти меня, лягушка смердящая! Башку откушу и плюну в то, что останется от шеи! — Какая крикливая, — недовольно заявил тот, кто держал меня, а я воззрилась на Джозефа. Неужели этот козёл меня специально сюда приволок, чтобы оставить на потеху охранникам? — Постойте, — поторопился остановить их мой невольный спутник, а потом подскочил ко мне. — Не надо её трогать, она со мной, — он перехватил руки охранника, вынуждая его отпустить меня, и я отскочила от этой гориллы на добрых два метра с завидной прытью балерины. — Это моя ученица. — Документы, — потребовали со стороны, а Джозеф только руками развёл. Выглядел он при этом как лукавый кот, и улыбка с его лица никак не слезала. Он отступил немного назад, ближе ко мне, будто заслоняя меня своим плечом, а потом уверенно заговорил: — Она пока не является официальной моей ученицей, мне командир Шадис сказал привезти её в Штаб. Если хотите, можете его вызвать, лично у него спросите. — Да когда хоть сам Шадис ратовал за то, чтобы в Штаб тащили всяких помойных крыс? — пробасил охранник, кивнув своей массивной башкой в мою сторону, хмуря косматые брови. — Вот именно, — поддакнули ему из группы. — Он терпеть подземку не может. Не брешешь ли ты часом? Джозеф даже бровью не повëл, заулыбался шире, однако теперь с явной снисходительностью. — Брешут, дорогой мой, цепные собаки, — сказал он, и я вдруг уловила в его тоне голоса нечто новое, чего не было ранее, поэтому слегка подняла бровь, но внешне осталась прежней, не показывая удивления. Я ведь тоже сказала ему нечто похожее совсем недавно, да и обозвала Бог знает как, что уже и сама не помню, но со мной он не разговаривал так, как с этими охранниками. — Ты хоть знаешь, кому говоришь такие вещи? Лично я не знаю, поэтому мне стало слишком неуютно. Странной, доминантной аурой от него повеяло, мне аж интересно стало. А вот охранники чуток стушевались, хотя Джозеф продолжал улыбаться и стоять на месте. — А в курсе ли вы, что за такое обращение к таким, как я, раньше публично высекали, господа? — задал он вопрос, а я с трудом удержала собственные брови, которые от удивления собирались подняться к макушке. Кто он такой вообще, раз имеет такой авторитет? — Постыдились бы грубить мне, раз знаете, кто я такой. Я сказал, раз не хотите пропускать нас, не доверяете — значит, вызывайте сюда командира Шадиса, он вам лично скажет то же самое, а потом доложит о таком беспределе вашему начальству. Вот это мужик, у меня аж мурашки по спине побежали. Это ж с кем я связалась? С каких пор врачи имеют такие полномочия? Да он разносит их, как котят. — Не положено выпускать... — замямлил один из солдат, а Джозеф вдруг поднял ладонь, выпрямляясь, как государственный посол. — Я выполняю распоряжение командира, — в голосе кудрявого промелькнула непоколебимость. — Вдобавок любой уважаемый человек здесь знает меня по имени. А вы ещё смеете мне дерзить? Он выглядел даже младше некоторых солдат здесь, однако я увидела, какой репутацией он обладает. Держался с поразительной уверенностью, зная себе цену, отстаивал свою позицию и меня заодно. — Хорошо, — вдруг примирительно сказал он, хлопнув в ладоши, из-за чего один охранник вздрогнул. — Не хотите звать Шадиса, позовите тогда своего командующего, я с удовольствием поговорю с ним по душам. Охранники переглянулись и как-то неловко начали прятать поднятые ружья. — Да нет, всë в порядке, господин Крофорд, — замямлили они, отступая в сторону и освобождая нам проход. — Это мы так, перепутали немного... Проходите, конечно. Джозеф мгновенно лучезарно заулыбался, прямо как само солнышко и божий одуванчик. — Премного благодарен, господа, — говорит он, а потом обхватывает меня рукой за плечи, ненароком выталкивая вперёд. — Пойдём, нас там уже заждались. Я в последний раз обвела глазами охранников, сделав наиболее надменное выражение лица, мол, «схавали?», а потом пошла с моим сопровождающим дальше. Однако, стоило только мне отвернуться, надменность тут же пропала, когда пришлось подумать, что теперь я буду с этим странным чуваком наедине. Довольный Джозеф бодро вышагивал чуть впереди меня, пока я тащилась следом вместе с корзинкой сраных яблок. — Цени меня, девочка, я — твой билет на поверхность, — разглагольствовал он, пока я хмуро сверлила взглядом дырку в его затылке. — Знаешь, сколько желающих оказаться на твоём месте? Множество! — Таким билетом только в туалете подтираться, — себе под нос пробубнила я, а потом прокашлялась. — Что-что? — Ничего-ничего. Итак, этот Джозеф является врачом? Да и врачом где? В каком-то Разведотряде, в каком-то Штабе, где есть командир Ша... Шадис. Это что, что-то с армией связано? А потом меня вдруг осенило. Раз этот кудрявый чувак работает врачом в каком-то Разведотряде, а я должна быть его ученицей, значит... он будет обучать меня медицинскому делу? Меня?! Медицине?! Я должна быть медсестрой, что ли? Да я больницы ненавижу так же, как и общественные туалеты! — Ты меня будешь медицине обучать? — мрачно спросила я, особо не радуясь такой перспективе. — Ага, — легко отозвался Джозеф. — Догадалась, когда услышала, что я врач? — Я ничего не умею в этой сфере. — Для этого есть я, который будет тебя учить. Это не обсуждается. Я тебя вытянул на поверхность, а ты будешь моей ученицей. — Зачем тебе я? Мог бы взять себе в ученики способного человека, а не пня, как я. — Слушай, ну тут особо выбора не было, — признался молодой человек и потянулся, как кот. — Меня в Штабе к стенке припëрли и сказали, мол, дорогой, пора тебе ученика взять, а то уже который год балду пинаешь и никого обучать не собираешься. Брат твой вон, уже как третий год с ученицей возится, а ты всё свободный, как палка в полёте, а нам нужны новые медики. Вот я и решил взять первого, кто под руку попадётся, и выучить его с нуля, и это оказалась ты. В Подземный Город возвращаться ты не будешь, я так думаю, поэтому я возьму тебя полностью под своё крыло и воспитаю талантливого медика. И тогда ко мне никто прикапываться не будет. Подземный Город? Так вот, как эта дыра называется. — И всë равно я не понимаю, почему именно я, — заупрямилась я опять. — Там полно людей, мог кого-то другого взять. — Смеяться будешь, но я просто почувствовал, что ты подходящая кадидатура. Да из меня врач, как пуля из навоза. В каком месте хоть я подходящая? Не буду смеяться. Я просто ему не верю. Я прищурилась. — А тебе сколько лет? — задала вопрос, чувствуя что-то неладное. — За тридцатник недавно перевалило, в октябре тридцать один будет. О, так я угадала, когда предположила, что ему около тридцати. — В тридцать лет ты стал таким врачом, который должен кого-то обучать? — неверяще спросила я. Гений такой, что ли? — Ага, — опять легко ответили мне. — Мне пару лет назад предлагали стать главой медицинского корпуса. А мне лень, поэтому я выпихнул на эту должность своего младшего брата, а ему на тот момент двадцать шесть было. Вот такие дела. — Лень быть главой больницы? — Ну да. Бумажки, проверки, отчёты, бла-бла-бла. Зачем мне это? Я особо в заполнении документов не шарю, больше практику люблю, а вот мой братец тот ещё книжный червь, вот пусть он с этими бумажками и сидит. Так значит, Джозеф — свободолюбивый? Но раз ему предлагали стать главой целого больничного отделения, значит, в свои на тот момент двадцать восемь лет он достиг приличных успехов. И я буду учиться у такого человека? А не дурит ли он меня, часом? Приведёт куда-нибудь, да и распотрошит в целях познания человеческой анатомии. И будут от меня только рожки да ножки. А с другой стороны, уже ничего не сделаешь — слово он сдержал, меня наверх поднял. А раз с его стороны условия выполнены, значит, их надо выполнить теперь и мне. — Ладно, хрен с тобой, — отмахнулась я. Всё равно это сон, а не реальность, и скоро я проснусь в квартире Сергея. Что мне терять? — Только если о тебе по больнице будут ходить слухи, что ты взял себе в ученики полоумную идиотку, которая ничего не умеет, я не виновата. — Плевать мне на мнение других с высокой колокольни, — таким же тоном отозвался мне Джозеф. — Кого захотел — того и взял, им-то какое дело? Я и мёртвого научу, а тебя — тем более. Помяни моё слово, Корсак, скоро ты будешь всех солдат штопать направо и налево. Солдат? Значит, он реально работает в какой-то военной организации. Где? В Разведотряде? К слову, самомнения у этого чувака — хоть отбавляй. — Зачем вашему командиру я? — Незачем, — прилетело мне в ответ. — Ты не ему нужна, а мне. Он даже не знает ещё о тебе. — Ты меня просто притащишь туда? — Ну да, — Джозеф пожал плечами. — А охранникам всё-таки набрехал, — я чуток прищурилась, ожидая его реакции. Честно сказать, я ожидала, что он меня отошьëт так же, как и тех солдат, однако получила задорную и лукавую улыбку в ответ. — Подумаешь, — брякнул кудрявый, легко махнув рукой. — И не набрехал, а немного исказил действительность. Умей  вертеть словами правильно, Корсачина. И почему он на меня не агрится? А ещё он явно что-то недоговаривает. Не верю я этому «зову души». Только я хотела задать вопрос насчёт армии, как мы подошли к окончательному выходу из этого проклятого тоннеля. Отгородились людишки снаружи от той сточной канавы просто шикарно — понаставили охрану, установили подземные коридоры, пропускной пункт. Так боятся подземных гопников? Прекрасно, я тоже гопников боюсь, только у нас для них не делают специально огромные подвальные города. Может, в этом сне всё не так плохо? Что там снаружи? Инопланетяне ходят? Зато выход из этого ада кажется светом в конце тоннеля — кто бы мог подумать, что на поверхности день? Внизу время суток нельзя понять. Я прищурилась, ибо после мрака подземки мои глаза больно резанул свет. — Дамы вперёд, — Джозеф галантно меня пропустил, хотя хотелось ему дать пинка из-за его довольной рожи. Похож на моего Куську, когда он сопрëт сосиску из моей тарелки. Впереди была последняя лестница, которую я преодолела с волнительно сжатыми кулаками, ожидая увидеть этот мир. Шаг. Ещё один. И... Это ещё что?.. Было же моё удивление, когда передо мной степенно прошла какая-то кобылка, как только моя нога оказалась на поверхности. Я только удивлëнно вытаращилась на неё, затем смотря на карету, которая проехала прямо перед моим носом. Карета? Лошадь? Это шутка? Я затравленно огляделась: город вокруг меня шумел, то и дело доносились топот копыт и фырканья лошадей, оклики людей, посторонние звуки. И среди этих звуков не было ничего того, что хоть как-то напоминал звук мотора автомобиля. Не было ни музыки, ни рекламы, ни баннеров, что казалось привычным моим глазам и ушам; вместо этого были красивые домики с резными окнами, вымощенные булыжником дорожки вместо асфальта, лошади и кареты вместо машин, вывески заведений вместо рекламных баннеров. И люди — люди были одеты совершенно не так, как было привычно мне. Под землёй, конечно, тоже наряды отличались, но не так сильно. На поверхности каждая дама расхаживала в довольно пышных платьях, напоминающих по стилю прошлые столетия, а мужчины — в кафтанах и фраках, хотя были и обычные чёрные костюмы. Стрёмно как-то. А где короткие юбчонки, дырявые джинсы, разноцветные кеды? Нет, конечно, под землёй было всë плохо, но я думала, что такое веселье существует только на той территории. А здесь, оказывается, всë через одно место... Я оглядывалась по сторонам, как маленький ребёнок в Диснейленде, только вот вместо восторга и радости во мне бушевала паника, и я готова была заорать от разочарования. Какое стрёмное время! Ни телефонов, ни машин, ни Интернета, ни музыки, даже джинс здесь нет! Не удивлюсь, если у женщин здесь меньше прав, нет электричества. Дай Бог, чтоб хотя бы водопровод и канализация здесь были! А я ведь ничего не умею — даже на лошади ездить. Кошмар и жесть! Видимо, Джозеф трактовал мой открытый в беззвучном крике рот по-своему, поэтому тут же хохотнул: — Да-да, именно так выглядит жизнь на поверхности. Ты рада, Корсак? Я знаю, что ты в восторге, ещё бы — все восемнадцать лет в той дыре обитать и вдруг вылезти в цивилизацию. Это я-то в восторге? Каким местом? Да я в ужасе! Вот-вот волосы на голове дыбом поднимутся! Или он надо мной стебëтся? У меня истерично дёрнулся глаз, но я сдержалась и проглотила все проклятия, которые вертелись на языке. Хреновый сон какой-то — я ведь никогда в жизни не хотела отправиться в прошлое! Верните меня обратно! Как тут проснуться? Хочу обратно в Токио, к Сергею, к своему компу и интернету, а не вот это вот всё! — Ладно, хватит уже, а то у тебя глаза выпадут, — был непонятно чему доволен Джозеф, а потом похлопал меня по плечу, проворно вытянул из моей корзинки яблоко и смачно его откусил. Я лишь на него покосилась. — Что ты так на меня смотришь, как на врага народа? Сама говорила, что все эти яблоки съесть не сможешь. Жадюга! — Да подавись этими яблоками, сожри их хоть вместе с корзинкой, — слабым голосом отозвалась я, всё ещё пребывая в небытии на грани между смертью и истерикой. — Обосраться... — По твоему говору сразу видно жителя Подземного Города, — хмыкнул Крофорд, а потом погладил меня по голове, как какую-то псину. — Здесь надо выражаться культурно, с нотками пафоса. Умеешь так? — Да я пафос жру на завтрак. Мой спутник как-то безнадëжно вздохнул. — «Ем», девочка, — сказал он, посмотрев на меня снисходительно. — Хотя бы «ем». О Великие Стены, какой кошмарный словарный запас. Хотя, чего я ожидал, внизу только так и общаются. — Э, — брякнула я, насупившись и нахмурив брови. — Это я ещё матом тебе не ответила, чего ты гонишь? Сам уж тоже не святоша! — Да не в этом дело, — махнул рукой Джозеф. — Контролируй свой базар в зависимости от твоего местонахождения. Очень полезный навык. Это же столичный городок, здесь принята вежливость, а ещё пафос, хотя за глаза друг друга грязью поливают. — Да они пафосные, как моя пятка, — буркнула я, взглядом метаясь по проходящим мимо людям, подмечая их дорогие наряды. А Джозеф-то прав. Столичный городок? Это типа местные москвичи, что ли? А я, выходит, местная шпана... Ну и ладно, больно надо. — Столичный городок, говоришь? — протянула я. — А столица чего? — Стен. — Каких стен? — Трёх. Чего блин? Каких трёх стен столица? Джозеф, видя, как я затормозила, обречëнно вздохнул. — Н-да, Подземный Город как будто другой мир, до куда простые истины не доходят, — пробормотал он себе под нос, а потом прокашлялся и уже громче заявил: — Три стены: Мария, Роза и Сина. Сина — в самом центре. Вот мы сейчас на её территории, и до столицы, то есть Митры, рукой подать. У меня в голове возникла бурная мозговая активность, пока я переваривала услышанное. Держу пари, Джозеф мог слышать, как у меня в башке завертелись шестерëнки. Какие-то стены: Роза-хреноза и Сина-псина, а вот Марию я каверкать не буду, она моя тёзка. Никогда бы не думала, что моим именем могут назвать... стену. Гордиться ли этим? Я отошла от темы. Что за стены? Типа Великой Китайской Стены? Видя мою безысходность, Джозеф терпеливо вздохнул. — Объясняю, — он важно прокашлялся. — Мария — внешняя стена. Там обитают в большинстве своём нищие слои населения, и бóльшая часть территории занята полями. Роза — вторая стена, средняя, расположена между Марией и Синой. И Сина — внутренняя стена, место обитания всех богачей, лордов и подобных шишек. Чем ближе к столице — тем жизнь богаче, города бомбезнее. На территории стены Сина находится столица, Митра. Мы сейчас недалеко. Я смотрела на него, как на свою математичку, усиленно соображая. Мария — стена нищих? Ну спасибо, блин. Кстати, с чего бы это Джозеф взялся просто так мне всю эту дребедень рассказывать? Здесь точно есть какой-то сюжет — вначале он поднял меня на поверхность чуть ли не силой, теперь своим рассказом погружает меня в местную действительность, как рассказчик в какой-то книге или игре. Такое ощущение, что я действительно попала то ли в сюжетный сон, то ли в игру (но это уж совсем бредово) и сейчас нахожусь в самом начале всей истории. Ну ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. — То есть... Вон та сточная канава, откуда я родом, находится под землёй на территории богачей? — задала я вопрос, щурясь от довольно яркого солнечного света. — Да, — тут же дал ответ Крофорд. — А какого фига там так убого? Сам же только что втирал «Митра то, Митра сë, столица это, столица то, бла-бла-бла», — я умело его передразнила, из-за чего он скривился. — А раз здесь одни богатые шишки, то почему их деньги не достают до подземелья? — Ты только что ответила на свой вопрос сама, — развёл Джозеф руками. — Их деньги не достают до подземелья. Потому что им это не надо. Стена Сина — самая безопасная стена, здесь люди в ус не дуют. Подземный Город был создан в качестве дополнительного бункера, только вот его превратили в гадюшник. Так. Три стены. Защитный бункер. От кого все эти люди так защищаются? «Титаны», — вдруг опять донеслось из моего подсознания, и я удивлëнно заморгала. Титаны? Какие титаны? Такие были вроде в древнегреческой мифологии*. Не сказать по окружающей обстановочке, что я попала в Древнюю Грецию. — Это из-за титанов? — решила спросить я, проверяя свою гипотезу. — Да, из-за них, родимых, — Джозеф почесал затылок и лениво поплëлся куда-то, вынуждая меня идти за ним. — Стены эти вроде защищают остатки человечества, уже около века стоят себе и никуда уходить не собираются. Тем не менее, многим страхово, ну, кто понимает всю серьёзность происходящего бытия. — А титаны... — Людоеды, — хмыкает мой проводник, а я округляю глаза. — Ты, наверное, только слышала о них. А я видел своими глазами. Говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, но этих чуваков лучше не видеть никогда. Огромные, максимум метров тринадцать, наверное, выше я не видел, голые и часто непропорциональные. — И что... Они голышом разгуливают снаружи? И никак не придумали, как пробраться к вам и сожрать? — Так они ж без мозгов, — хохотнул Джозеф. — Тупые, как пни. Хотя, насчёт мозга... у некоторых он вроде есть, только не работает. У них даже животных инстинктов нет, они только жрут людей и могут жить вполне без еды. Но, тем не менее, откушать человечинки любят. Они бесполые, у них нет половых органов, хотя иногда можно по фигуре узнать, женская это особь или мужская. И как они размножаются — непонятно. Почкованием, что ли? — А раз без еды могут, зачем тогда едят? — Не знаю. Едят — и всё тут. Уже кучу людей за стенами сожрали. — Так зачем эти люди за стены вылезают? — На разведку выбираются, посмотреть, что за стенами происходит. Их самоубийцами называют, это солдаты Разведотряда, где я работаю. Хотят увидеть, что творится во внешнем мире, только вот никак не получается далеко зайти — титаны атакуют и сжирают половину отряда. Что мы имеем? Господа титосы тусуются за стенами и мечтают сожрать людей так же, как я мечтаю утоптать котлеты ночью наперегонки со своим Куськой. Причём титаны мечтают вполне успешно, раз постоянно сжирают бедных разведчиков. Какое стрёмное местечко — эпоха прошлых веков, три стены, людишки в клетке, титаны снаружи. Кошмар. Какой интересный сон, по такому фильмы снимать надо. Вот проснусь и отправлю письмо со своей идеей в Голливуд. И получу пинка оттуда, да. Ну ладно, титаны — так титаны. — Ты так много о них знаешь, потому что в этом Разведотряде работаешь? — я догнала идущего впереди Джозефа, наблюдая за проходящими мимо людьми. — Ага, — он обгрыз своё яблоко полностью и даже огрызок съел вместе с семечками. — Мы там с титанами контактируем больше, чем все люди вместе взятые. Я там с одной девчонкой, она лейтенант пока что, в команде, мы над ними иногда экспериментируем, новое узнаëм. А ты теперь будешь нам составлять компанию, потому что ты — моя ученица. Интересную работëнку он мне подкинул. В медицине я вообще не алло, даже первую помощь как таковую оказывать не умею. Мой учитель по ОБЖ дал бы мне сейчас пинка. Ну, зато теперь можно всё наверстать. Боязни крови у меня вроде нет, а тарантулов мы изучать не будем, поэтому ладно, я ничего не теряю. Меня хотя бы нет в рядах этих самоубийц-разведчиков. Таким образом мы тащились по улице этого столичного городка ещё некоторое время. Куда тащились — непонятно. Но я постоянно оглядывалась, всё рассматривала и всё увиденное впитывала в себя, как губка. На меня косились люди — это и понятно, я выгляжу как оборванка, вдобавок бледная и облезлая. Эдакая, как говорится, «Жожó из Парижó». Пока дамочки вокруг шастали в красивых платьях, я слоняюсь в грязных подратых штанах и блëклой рубашке с накидкой на плечах. А ещё у некоторых горожанок местного разлива было неплохое декольте, которое открывало приличный бюст. Кажется, здесь принято носить корсеты... И почему у всех вокруг такие большие сиськи? Другой вопрос — почему я на них так явно пялюсь?.. Видимо, хочу посмотреть на то, чего нет у меня, да. А вот у того выходящего из пекарни толстого мужика однозначно они больше моих, да что ж такое. Всеобщее презрение, омерзение и брезгливость в мою сторону я чувствовала со всех сторон буквально кожей — видимо, с внешним видом у меня совсем всë плохо. На Джозефа тоже косились — его одежда отличалась от местной и была скорее походно-рабочей. Вдобавок у него штаны от колена и до самых ботинок были в тëмных пятнах от брызг грязной вонючей лужи по моей вине. Но кудрявому было будто до лампочки на всеобщее мнение — он вëл себя крайне уверенно, непринуждённо и невозмутимо. Я даже почувствовала мимолëтное к нему уважение и скопировала его поведение — расправила плечи, перестала прятать взгляд. Плевать уже. Я отвлеклась от рассматривания здешних горожан, когда мы подошли к какому-то зданию. Краем уха услышала ржание лошадей, а потом мне в нос ударил запах, какой обычно стоит там, где полно животных. Примерно такой духан есть во всех конюшях и сараях. Джозеф привёл меня в конюшню? Но я ведь ездить не умею! Максимум, на чём я ездила, это на велике, но тут его пока не изобрели, что ли? В итоге Крофорд завёл меня внутрь, прошёл к определённому деннику* и открыл дверь, показывая мне своего мерина*. — Это Кеви, знакомься, — представил он мне свою животинку, и пегий конь дёрнул ухом. — Ну давай, пацан, выходим! — А я? — глупо спросила я, наблюдая, как мужчина выводит коня в проход и ведёт к выходу. — А ты рядом бежать будешь, — хохотнул Джозеф, а потом хмыкнул, видя мой озадаченный взгляд. — Ну какая ты дурëха, Корсак! Я что, оставлю тебя здесь? Ты ведь ездить не умеешь. Со мной сядешь, какие проблемы? Я думала, что никаких проблем не будет. На самом деле они появились, когда мне пришлось сесть позади Крофорда на эту живую махину и вцепиться в его плащ мёртвой хваткой, боясь слететь к чертям. — Ты так ко мне прилипла, будто хочешь слиться с моей спиной воедино, — говорит Джозеф, а потом поворачивает голову, глянув на меня через плечо. А я вцепилась в него, уткнувшись щекой в его лопатки, и до боли в пальцах сжала рабочую рубашку на его груди. Нет, друг, хрен теперь я от тебя отлипну, раз ты меня на эту штуку под названием лошадь посадил. — Не ссы, Корсак, нормально доедем. Правда, не сдавливай меня так сильно, мне дышать нечем, — он засмеялся, пока его конь спокойно шёл по главной улице в сторону ближайшей огромной стены. Там ворота, что ли? — Терпи, — мстительно сказала я, специально сильнее комкая ткань его рубашки. Пускай потом замучается её гладить. — Я на такой хреновине не ездила никогда, я не знаю, чего ожидать. — Это не хреновина, это Кеви, — обиделся Джозеф за своего коня. — Ладно, привыкай. Лошади — основной транспорт здесь! Или на своих двоих будешь по сотне километров пиликать? — А вот и буду! — заупрямилась я, а мой спутник, видимо, специально заставил коня идти быстрее, постепенно переходя на бег. — Стой-стой-стой! Куда мы так ускорились?! Стой! — Такими черепашьими темпами мы в Штаб приедем через неделю, — бодро заявил Крофорд, не собираясь останавливать своего Кеви. — А у меня там больные, между прочим. — Да ты и сам больной! На голову! — Взаимно, Корсак! Все мы идиоты, признай это — и жизнь станет проще! У него кукуха съезжает, клянусь! Когда-то в детстве я каталась на пони, и она шла спокойно и медленно. Это совсем отличается от того, как передвигается настоящая лошадь! А ещё я постоянно боюсь упасть, поэтому вцепилась в Джозефа, как пиявка. Буду жизненную энергию высасывать. Мы постепенно подъехали к воротам, и я вытаращилась на стену. Вот это штука! Метров пятьдесят в высоту, что ли? Это сколько получается... Шестнадцать этажей? Неплохие такие габариты. И как люди это построили? Эта стена выглядит полностью монолитной, не видно ни кирпичей, ни камней, будто она вылита из чего-то. Секретные технологии? — А как они появились? — спросила я, пока мы проезжали через открытые ворота. Увидев стоящих по обеим сторонам солдат в охристых жилетках с зелёными единорогами, я напряглась, с колючим беспокойством оглядев всех их с головы до ног. Не дай Бог они опять прикопаются ко мне. — Без понятия, — вдруг было мне ответом, и я удивлëнно захлопала ресницами, глядя в затылок своему невольному спутнику. — Как так? — Вот так. Никто не знает, как они здесь появились, девочка. Есть много теорий, даже отдельные учебники по этой теме есть, но всё это очень сомнительно. Но мы знаем одно: не было бы стен — человечества тоже не было бы. Весело. Но пропускной пункт мы преодолели без проблем, поэтому я порадовалась и принялась осматриваться. В конце концов к лошади я вполне привыкла, даже перестала душить впереди сидящего Джозефа, из-за чего он вздохнул спокойно полной грудью. Мы въехали в ещё один город, который был тоже окружён стенами. Это ещё что такое? — А почему этот город тоже в стенах? — Это Стохесс, — пояснил кудрявый, направляя лошадь по главной дороге в сторону следующей стены. — Он всё ещё относится к стене Сина, но находится на границе с территорией Розы. Это дистрикт, таких по четыре штуки на каждую стену, и именно в таких дистриктах есть ворота. Какое странное устройство, но ладно. Города здесь небольшие, очень отличаются по размерам от той же нашей Москвы. Даже этот Стохесс на лошади мы преодолели за минут пятнадцать, пересекли через ворота стену Сина и выехали на территорию Розы. Чем дальше ехали — тем меньше становилось домиков, и в итоге они и вовсе пропали, только изредка попадаясь на пути в виде маленьких деревушек. А Джозеф прав — всё богатство только у стены Сина, а вот дальше — лес и деревня. Прям как в России. Аж всплакнуть захотелось. Природа вокруг была красива, в основном равнинная местность, кое-где блестели речки и виднелись поля. А потом, когда мы заехали в лес, через который пролегала вытоптанная пыльная дорога, я очень устала — задница затекла, всё тело одеревенело, и я с тяжким вздохом уткнулась лбом Джозефу в спину между лопаток. — Что, Корсак, устала? — поинтересовался он, получив от меня вялое утвердительное мычание. — Ненадолго тебя хватило, мы только половину пути проехали. — У меня всё болит, — пожаловалась я, как ребёнок подëргав его за рукав. — И меня укачало. Если я начну блевать, я не виновата. — Это ты меня принуждаешь сделать передышку? — Какой ты догадливый, — скривилась. — Да, принуждаю! Имей совесть, я впервые на лошади! — Хорошо-хорошо, — примирительно отозвались мне в ответ. — Потом тебя надо будет научить ездить на лошади. — Я себе хребет сломаю. — Не сломаешь, я прослежу. В итоге на этот путь у нас ушло несколько часов, в течение которых Джозеф иногда жаловался, что я его торможу. А я в ответ говорила, что я тормоз по жизни, а раз он меня взял в ученики, то это его проблемы. Всё ныл и ныл, что он бы уже как пару часов назад был в медицинской форме в своём больничном корпусе, а не тащился со мной за спиной со скоростью улитки. А я была довольна собой и своим торможением. Блин, а всё-таки на машине было бы куда быстрее и удобнее, чем на лошади трястись. Печально, что машин здесь нет. Надо принять как-то этот факт. А здесь вообще есть такси? Ну, типа какого-нибудь мужика, который бы лихачил по округе на кобылке и подвозил бы всех, кого надо?.. Пока я задумалась, мы вдруг зашли опять в лес. Уже в другой, но не менее большой. И заходили всё дальше и дальше в чащу, и чем дальше мы заходили, тем сильнее я настораживалась. Может, не стоило доверять этому кудрявому? Сейчас завезëт меня в лес и потом поминай как звали... — Зачем мы уходим так далеко от основной дороги?.. — вдруг осипшим голосом спросила я, выглядывая у молодого мужчины из-за плеча. Липкий далëкий страх тронул за шею, заставляя сглотнуть противный комок в горле. — А что, — вдруг повернул Джозеф голову, как-то странно скосив на меня глаза и ехидно улыбнувшись, — боишься? От такой перемены его настроения мне стало не по себе. Да что там — я от внезапного страха чуть не обделалась! Точно, вот точно он просто нашёл меня, наивную дуру, и сейчас просто заведëт куда-нибудь в лесочек, как серый волк, и мало ли что со мной сделает. Изнасилует, будет пытать, убьёт, а потом распотрошит моё тело, достанет органы и либо их продаст, либо отдаст их на изучение человеческой анатомии. Кстати, вопрос на засыпку: здесь можно продавать органы? И будут мои сердце, печень и почки вместе с глазами плавать в каком-то растворе в банках у кого-то на полках! Кошмар! Какая я дура, а ведь надо было слушать маму, когда она говорила не связываться с незнакомыми дядями! Можно заорать? Меня кто-нибудь услышит? А вдруг этот Джозеф реально чокнутый псих, который меня убьёт и всю кровь из меня сольëт в ведёрко? Какая у меня фантазия богатая, не зря я столько ужастиков с Сергеем пересмотрела... Идиотка. «Сюжет, сюжет»... Тьфу! Бредятина это всë, никогда нельзя связываться с незнакомыми мужиками! Видимо, на моём лице отразилась полная палитра моих эмоций — от недоумения до вселенского ужаса, — и Джозеф вдруг громко и заливисто заржал, запрокидывая голову назад. Смеялся он долго, причём так, что мне казалось — живот надорвëт и с лошади ляпнется, но, увы, этого не случилось. Он просто проржался, вытер выступившие слезинки в уголках глаз и опять повернулся ко мне. И на этот раз у него было лучистое, улыбающееся лицо, открытое, а взгляд — смеющийся, искрящийся, без того непонятного колкого ехидства, которое было секунду назад. — Ну ты даёшь, девочка! — заявил он, а потом изловчился и хлопнул меня по плечу. Я едва удержалась, чтобы не икнуть от испуга. — Я просто поражаюсь твоей фантазии, аха-ха! Твоё лицо — это было нечто, как будто я тебя убивать собрался! — Нехрен смотреть на меня так! — завопила я, вдруг понимая, что этот гадëныш просто прикалывался надо мной и специально пугал. — Слышишь?! Не смотри на меня так больше никогда! Ненормальный! — с этими словами я долбанула его по плечу. — Нечего порядочных девушек пугать! Придурок проклятый! Я уже успела собственные похороны в мыслях провести, а ему лишь бы повеселиться. — Так ты и правда испугалась? — А то! Ты свою рожу видел?! Вылитый псих, ей-богу. А мне страшно стало, между прочим, мало ли что у тебя на уме! Тем временем вдруг чувствую, что у меня подрагивают руки. А ведь реально мне стало слишком страшно, причём неожиданно — будто какие-то потаëнные воспоминания всколыхнулись. Но у меня ведь нет подобных страшных воспоминаний... — С-совсем крыша едет, что ли? — говорю это, а голос вдруг дрогнул то ли от испуга, то ли от злости. — Нельзя ж так... не смешно нихрена... Удивляюсь собственной реакции, ибо никогда бы я не стала так дрожать перед кем-то. Да, стрëмная шутка, да, страшновато, но почему меня вот-вот начнëт трясти, как осиновый лист? Словно причина такого поведения где-то внутри, во мне, но я не имею понятия, что именно. — Да пошëл ты! — взбешëнно зашипела я, обняв себя руками, недовольная и обиженная, своим возмущением пытаясь скрыть неожиданно сильный испуг. Терпеть не могу, когда кто-то видит меня такой уязвимой. Как оказалось, Джозеф всë это время наблюдал за мной через собственное плечо, и вдруг в его смягчившемся взгляде мелькнуло сожаление и намëк на болезненную тоску, словно от какого-то воспоминания. Ну или ему просто стыдно стало. — Ладно, ладно, прости, — проговорил он, и голос его изменился так же, как и взгляд: потеплел, наполнился глухим сожалением, странным и неожиданным пониманием. Джозеф повернулся ко мне корпусом, насколько это было возможно в таком положении, больше не смеялся и был вполне серьёзен. — Прости, что напугал. Я совсем забыл, что девушкам всегда страшновато находиться с малознакомыми мужчинами. Из головы вылетело. Прошу прощения, Корсак, такого больше не повторится. Просто я часто шучу, а потом уже думаю... — Хреновая шутка! — пыхнула я. Он примирительно поднял ладони. — Согласен, больше такого не будет. Его внезапная аккуратность вогнала меня в тупик, и я в растерянности и недоумении заморгала, молча смотря в зелёные глаза. И куда делся тот самый шизанутый весельчак? Сейчас передо мной какой-то провинившийся и сожалеющий молодой мужчина, который с образом того самого Джозефа, с которым я уже столько времени провела, никак не вязался. «Странный, — думается мне. — И настроение твоё меняется даже быстрее, чем моë.» — Если вернуться к твоему вопросу, — заговорил вновь Джозеф, разворачиваясь обратно и полностью оказываясь ко мне спиной, — насчёт того, куда мы едем, то отвечу. Мы едем в Штаб Разведотряда, он совсем недалеко, мы почти приехали. Он расположен в лесу, далеко от населённых пунктов. Это такой большой замок в три этажа с несколькими корпусами, там живут солдаты. И мы тоже, у нас там отдельный корпус, тебе там выделят комнату. — На меня столько благ посыпалось после тебя, — задумчиво проговорила я, наблюдая за деревьями. — Из той сточной канавы меня вытащил, от охранников спас, сейчас привезëшь в этот свой Штаб, обеспечишь крышей над головой, комнатой, работой, ещё и обучать меня будешь. Как мне так повезло? Я вроде никогда не была особо везучей... Слишком как-то всë складно выходит. Настолько складно, что подозрительно до усрачки. В этом сне я точно главная героиня, раз мне всë достаëтся на блюде. — Может, я твой сказочный принц? — ехидно поинтересовались у меня, а я пихнула этого умника в рёбра. — Добрый волшебник! — Колдун, — фыркнула я, вспоминая наш с Сергеем разговор в аэропорте, и невольно добавила: — Пердун... — А? — Забей. Эй, кстати, никакой ты не принц! Скорее псих! А потом перед нами внезапно появились каменные довольно высокие стены. Опять стены, блин! Уже в кошмарах буду стены видеть! Эта постройка уже не была монолитной — виднелись камни, кое-где обросшие мхом. А наверху — несколько смотровых башен, где я смогла заметить парочку человек. — Мы приехали, Корсак, — провозгласил Джозеф, а потом весело помахал рукой стоящим на стене людям. — Это Штаб Разведки. Сейчас мы прямо возле дозорной стены! Перед нами деревянные ворота были закрыты, поэтому, естественно, показалось, что гостям тут не рады. Только через минуту с обратной стороны донеслись шаги, а затем эти чудо-двери распахнулись, давая узреть простого молодого парня, у которого на плече болталось ружьё. Я тут же на подсознательном уровне напряглась, ибо кроме напряжения солдаты у меня ничего не вызывают, и инстинктивно вцепилась в Джозефа, как маленький ребёнок цепляется за отца. Своим видом я, наверное, напоминала затравленное животное. Тем временем Джозеф спокойно провёл лошадь через ворота и спрыгнул на землю, пожимая этому солдату руку. — Рад видеть тебя опять на службе, Майк! — заявил он, а парень скупо приподнял уголок губ. — Ты только недавно переболел, следи, чтобы тебя не продуло, и не сиди на холодном, иначе вскоре вернёшься обратно в палату. Ты ведь помнишь, что я тебе говорил? — Помню, Джозеф, — кивает солдат, пока я с недоверием его рассматривала. Высокий малый, чёрт возьми — выше Крофорда, хотя, надо сказать, кудрявый маленьким не был. Широкоплечий, своими габаритами шкаф напоминает, а одежда так выгодно обтягивает его накаченные руки, что я просто диву даюсь — вот это ручищи! У него не было короткой стрижки — довольно светлые волосы были немного отросшие, а на воистину мужском лице отчëтливо виднелась щетина. Черты были крупные, а вот взгляд его глаз, который был адресован в мою сторону, — любопытный, настороженный и изучающий. Так, а чего это он на меня смотрит, если до этого с Джозефом разговаривал? Я продолжала сидеть в седле, вцепившись в него пальцами, и нервно оглядывалась. Пока они там разговаривали о простуде, которой, видимо, недавно болел этот Майк, мне удалось быстро оценить обстановку. Территория Штаба была невероятно огромной: в центре возвышался настоящий замок в три этажа с высоченными потолками и колокольной башней на макушке, а по бокам от него с трёх сторон выглядывали отдельные постройки — везде по три этажа, но они были куда ниже своего большого собрата; перед входом в замок была большая вымощенная булыжником площадка, где виднелась маленькая деревянная сценка, а чуть в стороне видна огромных размеров конюшня. Весь этот комплекс был вдобавок окружён высокими дозорными защитными стенами, через которые с помощью ворот мы сейчас прошли. Неплохой такой Штабище. Территория — будь здоров какая огромная. Но больше всего меня сейчас заинтересовал тот самый солдат по имени Майк, который постоянно смотрел на меня. А мне было неловко и стрёмно, чёрт возьми! — Могу ли я поинтересоваться, кто это? — наконец спросил он, кивнув в мою сторону. Я тут же напряглась, ибо речь зашла про меня. — Конечно, — милостиво разрешил Джозеф, а потом подскочил ко мне и потянул за рукав, помогая мне слезть с лошади. — Отныне, это моя ученица, Корса... Кхм, Мария. Мария, познакомься, это Майк, с недавнего времени капитан Разведотряда. Стрëмно как... Верните меня обратно! Я боюсь людей, мне не нравится быть в центре внимания! — Здрасте, — скупо пробормотала, метаясь взглядом по моему новому знакомому. Вот это он высоченный! Такой мне шею свернëт и не заметит! Майк только кивнул. — Значит, ты наконец взял себе ученика? — как-то недоверчиво спросил он, а потом вдруг начал ко мне подходить. А я так перепугалась, что даже не знала, что делать, поэтому просто замерла. Я не смогу никак победить такую махину! — Да, — ответил Крофорд, не видя ничего такого в том, что этот солдат начал идти на его ученицу, то есть на меня. — Уже как пару недель Шадис присел на уши, так и не отстанет никак. Пришлось найти. — Хм, — задумчиво промычал Майк, а я аж вся сжалась, так как он подошёл ко мне вплотную и чуть наклонился. Господи, гору напоминает! Его взгляд был колючим, изучающим, напрягающим, что у меня аж мурашки по коже побежали. Что он со мной сделает? Такой как двинет — сразу улечу прямиком на тот свет. С неким испугом наблюдая за ним, я ожидала чего угодно, но только не того, что он вдруг поведёт носом, явно принюхиваясь. — Из Подземного Города девчонку взял? Силой привёл, что ли? Я аж глаза округлила, глупо захлопав ресницами. Это он что, по запаху определил? Нюхач? Да ладно! — С чего ты взял, что силой?! — обиженно вопросил Джозеф, сложив руки на груди. — Она вся твоим одеколоном и медицинским запахом пропиталась, — было ему ответом. — И... — опять он принюхался ко мне. — И ещё какой-то запах, тоже на одеколон смахивает, но его мало. Вас на выходе из Подземки задержали солдаты? — Всевидящий? — слабым голосом завороженно спросила я, глядя на этого парня, как на чудо света. Господи, дай мне такую же нюхалку, а... — Не всевидящий, а всечующий, — фыркнул Джозеф. — Ты прав, Майк, она из Подземного Города. Да, нас задержали солдаты на выходе. И да, мне пришлось её уговаривать, но это не значит, что я притащил её силой! Я только неприятно хмыкнула. Да этот кудрявый чëрт всю меня облапал под шумок, когда ловил по подворотням! — А ты был в борделе, — констатировал факт Майк, а потом с интересом опять оглядел меня. — Но она, вроде, не оттуда. Что-о-о?! Он вначале подумал, что я ночная бабочка?! Я этого Джозефа угрохаю, чтоб из-за него обо мне не думали всякое! — Да что ты прикопался? — вспылил Крофорд. — Был и был, я что, виноват, что ли, что этим проклятым борделем владеет мой друг? Я его навестить ездил. Не надумывай себе ничего там, Майк, — пригрозил он, на что солдат лишь хмыкнул. — Она ведь ещё ничего не умеет. Да как он это узнал? У меня что, на лбу написано, что я рукожоп? Видя мой вопросительный взгляд, Майк вдруг мне пояснил: — Кроме запаха Джозефа, от тебя не исходит никакого медицинского запаха. Ни спирта, ни лекарств. Значит, ты пока что ещё не разбираешься в медицине. А он не такой уж и страшный... наверное. В любом случае, его габариты меня напрягают — даже представить не могу, насколько он сильнее. Да я рядом с ним букашка. — Вы офигенный, — честно сказала я. — До усëру пугающий, но офигенный. Честно. Майк только хохотнул и потëр заднюю часть шеи рукой. Кажется, ему было приятно услышать такой своеобразный комплимент, хотя Джозеф лишь посмеялся. — Спасибо, — хмыкнул солдат. — Покажи её Шадису, чтобы он от тебя отстал. Кажется, у неё язык острый, она ему ответит должным образом, если что. Только вот прикид у вас обоих... Майк взглядом красноречиво указал на ноги Джозефа, у которого по колено штаны были вымазаны в пятнах вонючей грязи. А вот нечего было меня ловить. — Ну и насрать, — ответил кудрявый врач и махнул рукой, словно его это ни капли не волновало, а потом жалобно посмотрел на товарища. — Можешь, пожалуйста, завести Кеви в денник? Ну один раз, пожа-а-алуйста. А я пока познакомлю командира с моей ученицей. — Ладно, — недовольно бросили ему, и Майк повёл коня в сторону конюшни. Тем временем меня Джозеф потащил прямиком ко входу в замок. И настроение у него было донельзя весёлое — вот-вот прыгать с одной ноги на другую будет, как школьница. Мы оказались в просторном коридоре, из которого через открытые двери было видно огроменных размеров помещение со столами. Видимо, местная столовая с кухней. Через парочку комнат была лестница на верхние этажи, в сторону которой мой спутник уверенно шёл всё это время, вынуждая меня идти за собой. Несколько солдат, которые оказались на нашем пути, поприветствовали Джозефа, на что он лишь кивал, постоянно кидая какие-то фразочки, а вот на меня господа разведчики косились с любопытством и интересом. Чувствую себя ожившей Моной Лизой в Лувре. В коридоре второго этажа нам попались двое мужчин, которые стояли возле окна. Смотрелись они довольно пафосно — оба высокие, почти одного роста, в форме (кстати, у этих солдат на курточках была эмблема двух крыльев, а не зелёного единорога, как на территории стены Сина), причём один прислонился поясницей к подоконнику так, что солнечные лучи падали на его спину и создавали вокруг него свечение, как вокруг святого на иконе. Это местный командир Шадис, что ли? Святой со всех сторон? — Вон тот, который спиной к окну, командир Шадис, — шепнул мне Джозеф, когда мы подходили к ним. — Рядом с ним стоит майор. Это местное начальство, будь внимательна. — Угу. Майор этот, что стоял рядом с командиром, был непримечательный мужчина лет тридцати, поэтому я не стала обращать на него много внимания и сразу же принялась разглядывать этого загадочного Шадиса. Неплохая спортивная фигура, скуластое обычное лицо и... невероятно огромный рост. Вот этот человек, наверное, даже выше того здоровяка Майка. Тут точно под два метра, вот точно! Да блин, почему я здесь уже всё это время чувствую себя коротышкой? Смотрел этот Шадис на меня странно — взгляд тяжёлый, изучающий, что аж мурашки по коже побежали. Он словно молча сканировал меня на расстоянии и, судя по всему, сразу понял по моему внешнему виду, откуда я. А я поëжилась, расправила плечи, выпрямилась и состроила каменную рожу, чтобы не казаться напряжённой и испуганной. Здесь вокруг столько мужиков, блин, и только пару раз за всё это время мне на глаза попались несколько девушек. И мало ли что такие здоровенные сильные мужики могут со мной сделать. Они тут даже покрупнее и поопаснее Джозефа... — С возвращением, Джозеф, — кивает этот Шадис, на что врач отвечает приветствием. Голос этот был какой-то хрипловатый, неприятно шершавый. Меня явно буквально всë начинает отталкивать в этом человеке... С чего вдруг такая быстрая и внезапная антипатия? — Тебя искал недавно Дюк, держу в курсе. А это?.. — А это Мария, — приобнимает меня за плечи Крофорд, притянув аккуратно к себе поближе. Я внимательно наблюдала за реакцией командира, чувствуя тёплую широкую мужскую ладонь на своей руке. — С этих пор, она — моя ученица. Это заявление дорогих начальников удивило, судя по их лицам и приподнятым бровям, а я тихо хмыкнула. У командира слегка изменилось выражение лица на ещё более неприятное. — Она? — переспросил Шадис, а потом оглядел меня с ног до головы. Прям чувствую, что ему не нравятся мои лохмотья. Но что поделаешь! Раз уж я вызываю в тебе такое омерзение, это для меня стимул ещё чаще мозолить тебе глаза. — Она, — кивнул Джозеф, невинно улыбаясь, будто не чувствуя подвоха. — Ты ведь столько раз напоминал мне завести ученика. Вот я и завёл. Теперь не приставай. Блин, он так говорит «завёл ученика», будто домашнюю зверушку себе подобрал. — Даже думать боюсь, откуда ты её достал, — сказал командир, цепко и даже как-то презрительно оглядев меня. Я хмыкнула. Потом взгляд мужчины метнулся к врачу и остановился на его ногах. — Ещё и сам возился во всяком д... кхм. Ох щас сморозну что-нибудь... Только я хотела открыть рот, как Джозеф меня опередил. — В каком «д» я возился, никого волновать не должно, — сказал он, а потом широко и как-то дерзко улыбнулся. — И тебя тоже, кстати. А раз боишься думать, где я эту девочку нашёл, значит, не думай, — он легко развëл руками. — А сколько лет этой... Марие? — чуть нахмурился Шадис. Видно, не нравится ему выбор местного врача на должность ученика, ой не нравится. А мне-то что? А мне плевать. Назло ему делаю ещё более самодовольный вид, слегка задрав курносый нос, и смотрю прямо в глаза. — Этой Марие восемнадцать лет, товарищ командир, — наконец подала я голос, а потом заметно ухмыльнулась. Ну и пусть выгляжу как замухрышка, это не даёт ему право думать, что я забитая тихоня. Как относишься ко мне — так и я буду относиться к тебе. Кстати, а этот человек считается моим начальником или нет? Судя по манере речи Джозефа, Шадис не управляет делами докторов, поэтому вообще никаких проблем. — У вас есть хотя бы начальное основное медицинское образование? — продолжил задавать вопросы этот двухметровый товарищ. Да ладно, здесь есть образовательные учреждения? Интересно мне, где? Какие-нибудь сельские школы и богатые университеты стены Сина? — Никак нет, сэр, — выдаю я, с удовольствием наблюдая за недовольством на мужском лице. — Ни основного медицинского, ни даже просто основного образования не имею. — Я буду обучать эту девочку с нуля, — говорит довольный Джозеф, мельком одобряюще погладив меня по плечу. Его только веселила реакция командира. — Чтобы больше никто не говорил, что я только и делаю, что балду пинаю. — Что в твоём понимании «с нуля»? — спрашивает командир, переведя свой тяжёлый взгляд на моего спутника. — Читать-писать учить будешь? Считать-то она хотя бы умеет? — Не сомневайтесь, и читать, и писать, и даже считать я уже умею, — говорю я, не давая Джозефу и рта раскрыть. Я не дам этому Шадису игнорировать меня и задавать такие вопросы так, будто меня здесь нет. — Джозеф, ты — талантливый врач, — произносит Шадис, будто нарочно проигнорировав мой голос и смотря только на Крофорда рядом со мной. — И я думал, ты возьмёшь себе кого-нибудь из выпускников местного медицинского училища. У талантливого мастера должен быть и талантливый ученик. Это что, камень в мой огород? Он тонко намекает, что от меня не будет пользы? Ты ступил на тропу войны, начальник, я тебе нос утру! Оскорбления в свой адрес Мария Вопилкина так просто не оставит! Я недовольно перекривила, а Джозеф хмыкнул. — Талантливый мастер разберётся сам, кого брать себе в ученики, дорогой, — отфутболил он этот подкол. — Самое главное — место моего ученика уже занято, так что можешь разрушить надежды местных выпускников. Пойдем, Корс... Мария, я проведу тебе экскурсию, а потом перейдëм к работе. И с этими словами этот кудрявый довольный гусь увёл меня по коридору обратно в сторону лестницы, на ходу ехидно улыбаясь. Видимо, бесить командира ему нравилось. А в том, что он его бесил, у меня не было сомнений, потому что я услышала тихий недовольный голос за нашими спинами: — Этот Джозеф хоть и талантливый, но порой такой вредный индюк, — буркнул Шадис себе под нос. — Вот ей-богу, он эту девчонку мне назло взял. — Не сомневаюсь, — ответил ему майор. — Но посмотрим, что из этого выйдет. Нельзя упускать из виду то, что он гений в медицине. А гений может любого воспитать, наверное. Я лишь хмыкнула, довольная собой. Не понравилась я местному начальству, короче, ну и ладно. Впереди у меня учёба медицине под крылом местного «гения». Кстати, какой-то длинный сон у меня. Когда я уже проснусь? Сюжет, конечно, интересный, но не пора ли уже просыпаться? Джозеф показал мне столовую, кухню, расположение местных туалетов, подсобок, вывел на улицу. На той площадке перед входом, где ещё стоит маленькая сценка, по утрам, оказывается, проходят построения, а вот на заднем дворе стояли странные подозрительные тёмные палатки неплохих таких размеров — могли вместить в себя человек двадцать, наверное, и таких было две штуки. Я лишь с подозрением их оглядела и дëрнула своего проводника за рукав, кивая в сторону установок. — А это что? — Это? — поднял брови Джозеф, рассмотрев палатки. — Это очень важный объект, я тебе потом его покажу. Пока туда в одиночку ни за что не ходи, поняла? — Почему это? — моё детское любопытство в заднице дало о себе знать. — Тут даже охрана стоит... это ж какой объект-то? — Любопытной Варваре на базаре кой-чë оторвали, дорогуша, — щëлкнули меня по носу. — Придёт время, и я тебе покажу. Пока что туда лучше не суйся. — А там сейчас кто-то есть, — пробормотала я, услышав в одной из палаток чей-то восторженный голос и улюлюканье, будто там с детьми или щенками возятся. Кто-то, явно женщина, назвала кого-то «лапочкой», «милашкой» и «ну просто няшей». Я так обычно со своим кактусом разговариваю. — Это кто там умиляется? Вы там щенков разводите, что ли? Вроде собачьего лая не было слышно... Тем временем Джозеф на меня очень странно посмотрел. — Щенков? — переспросил он, а я закивала. — Ну... э-э... вроде того. Только забудь об этом и не ходи туда одна, ладно? Да что ж такое. Меня только заинтриговали! Тем не менее, мы пошли дальше и зашли в один из тех дополнительных трëхэтажных корпусов. Оказывается, это и было больничным отделением — специфический запах распространялся даже на несколько метров от здания. Как только мы зашли внутрь, Джозеф тут же оказался в центре внимания: все с ним здоровались, разговаривали, просили совета. Вместе с ним в центре внимания оказалась и я — ободранная замухрышка в лохмотьях, которая тут же вызвала интерес местной медицинской братии. На меня косились, меня разглядывали, в мою сторону кивали и перешëптывались, будто я была новенькой в классе. Хотя, так оно и было, ведь здесь все друг друга знают. А Джозеф на всех парах катился по коридору, таща меня за рукав на буксире, и отвечал на приветствия. Множество взглядов чувствовалось буквально кожей со всех сторон. Неуютно, неприятно, напрягающе. Как оса, залезшая в пчелиный улей — я здесь чужая. Я то и дело бегала глазами по обстановке вокруг. У всех работников здесь была отдельная медицинская форма — светлые халаты, а у хирургов, кажись, были ещё и плотные фартуки. Почти как у нас. Ну хоть что-то здесь не отличается. Мы завернули за угол, где было меньше людей, и Крофорд продолжил свой монолог: — Это больничный корпус, — говорит он, обводя всё вокруг широким жестом своей руки. — Три этажа. На первом — кабинеты, приёмные, склады и архив, также здесь расположена часть палат. Второй этаж отведëн полностью под больничные палаты. На третьем — комнаты медперсонала. Сейчас мало работников, поэтому живут по одному человеку на комнату, хотя бывает и по два-три. К слову, — он вдруг пригнулся ко мне и  заговорщически шепнул: — в основном замке на первом этаже есть лично моя лаборатория. Теперь она и твоя тоже, Корсак. Половину своего времени ты будешь химичить там. — Химичить? — с ужасом переспросила я, вздрогнув, ибо слово «химия» вызывало во мне дикие флэшбеки уроков химии в школе, где была наша страшная ведьма-химичка. Не дай Бог всё будет так же, как было в школьные годы! — Ну да, — пожал Джозеф плечами, а потом гордо поднял голову. — Перед тобой хирург и фармацевт*, девочка. А вообще, — он обворожительно улыбнулся, — я универсальный! Всё могу! — Универсальный, — закивала я. — И скромный до жопы. Меня проигнорили, и я только плечами пожала.. Значит, будем лекарства составлять, тела людишек штопать... Интересная работка. Но я к ней не готова! Джозеф вдруг остановился прямо передо мной, из-за чего я неуклюже влетела носом в его спину и шикнула, а потом в непонимании подняла бровь. Мой спутник вдруг с наигранным восторгом сложил ладошки на груди, будто собирался отпевать кого-то, при этом его выражение лица было такое, словно он Леонардо да Винчи увидел живьём. А потом он наигранным голосом восторженной дамочки громко проговорил: — О Боже, к нам спустилось само благословение! — он развёл руками, чуть не задев меня по лбу. — Ваш священный лик решил освятить наше грешное обиталище, о великий! Пусть поклонятся все, кто стоит на вашем пути, о светлейший! С этими словами он поклонился, чуть не сложившись пополам, при этом вдруг хлопнув меня по шее и потянув за собой, вынуждая тоже поклониться и едва не ляпнуться носом в пол. Не ожидавшая этого я подавилась и с перепугу прикусила язык, пытаясь разогнуться и выпрямиться, но дорогой гений-врач держал меня крепко, не давая сделать задуманное. — Совсем окосел, придурок?! — зашипела я, чувствуя его ладонь на своей шее, а потом покосилась на него, видя с удивлением его довольную улыбку до ушей. Его кудрявые волосы отдельными прядями закрывали лицо, скрывая и задорные глаза. Пока мы, раскоряченные в поклоне, продолжали стоять таким образом, напоминая спрятавших головы в песок страусов, к нам кто-то подошёл. Раздался тяжёлый и обречëнный усталый вздох откуда-то сверху, а затем и голос: — Хватит валять дурака, Джозеф. Рука с моей шеи убралась, мы с моим спутником синхронно поднялись, и я увидела перед собой молодого мужчину, который стоял в шаге от нас, держа в руках какие-то папки. Примерно одного роста с Джозефом, он был одет в медицинский халат, а до меня вдруг дошло, что эти двое — довольно похожи. Форма лица, черты, разрез глаз, только вот у этого врача был нос с небольшой горбинкой, в то время как Крофорд был обладателем ровного шнобеля. Глаза были у них только разные: у Джозефа они были освежающие, зелёные, мне на зависть, а вот у этого незнакомца радужки тёмные, почти чёрные, и прямо видно, как в них пляшут черти. Он был тоже шатен и тоже кудрявый, только без щетины на лице, а гладко выбритый. Братья, что ли? — Да ладно тебе, малыш Дю-Дю, — протянул мой спутник ехидно, вдруг обняв этого человека рукой за плечи, почти повиснув на нём, и потрепал за щёку, как маленького ребёнка. — Чего ж у тебя такая рожа серьёзная? Я хмыкнула, но заметила, что этот «малыш Дю-Дю», хоть и пытался казаться серьёзным и строгим, на самом деле смеялся — его глаза блестели и в них так и прыгали чëртики. — У меня была операция, — буркнул Дю-Дю. — И через пятнадцать минут будет ещё одна. А ты тут клоунаду устроил. — Хм, действительно, — задумчиво протянул Джозеф, прикоснувшись пальцами к собственному подбородку и в раздумьях нахмурившись. — Обычно ведь ты играешь роль клоуна, точно. Прошу прощения, светлейший, что так нагло спëр твою личность! — и он опять поклонился. А я стояла и понять не могла, что здесь творится. — Очень смешно, — фыркнули в ответ. — А ты, я смотрю, как был обалдуем, так и остался. А хотя, чего я ждал, ты же всего на пару дней умотал куда-то. — Ага, — Джозеф начал рассматривать потолок. — Такой вот я балда и оболтус, зато ты — святой и чистый, как церковный крест. Не одурел ли ты там вкрай со своими бумажками? А то, знаете ли, пост главы больницы — дело непростое. — Не одурел, справляюсь. — Да ладно? А мне что-то не видно. — Очки надень тогда. Интересная перепалка. Так обычно мы с Сергеем разговариваем. Кстати, я вдруг заметила, что за спиной этого Дю-Дю кто-то маячит — вроде девушка. Стоит за ним, с какой-то робостью топчась с ноги на ногу. — Ладно, я тут от дела отошёл, — опомнился вдруг Джозеф и хлопнул меня по плечу, выдвигая чуть вперед. — Знакомься, балдося, это Корсак, моя ученица. Ой, то есть Мария. — Твоя Мария? — поднял бровь врач. — Нет, мой Корсак, — фыркнули в ответ. — Ученица это моя, Мария, блин! Корсаком зову. Корсак, — кудрявый повернулся ко мне и указал рукой на своего коллегу, — эта морда напротив тебя — малыш Дю-Дю, глава больницы и мой дорогой младший брат, о котором я тебе говорил. Я только ухмыльнулась, подняв брови. Так значит, они реально братья. Ну, это видно. — Дюк, — проговорил Дю-Дю, убийственно зыркнув на своего старшего брата. — Моё имя Дюк. Дюк Бивис, приятно познакомиться, — он приветственно кивнул мне, а я сделала то же самое. — Здрасте. Отныне его кликуха у меня будет мистер Би-би-си (ВВС*). Так, стоп. А почему это у этого Дюка фамилия Бивис, а у его брата, Джозефа, Крофорд? Они же братья, вроде. Или, походу, у них не такая уж простая семейная история. Тем временем Дюк немного отошёл в сторону, позволяя мне увидеть за ним девочку-блондинку. Только после этого она перестала переминаться с ноги на ногу и замерла, сжав перед собой папку с документами. На меня воззрились довольно большие девичьи глаза, и мне оставалось только мысленно присвистнуть — радужки у неё были голубо-сиреневые, редкие, красивые, а я вновь мысленно сравнила их со своими. Опять я до безумия серая на фоне всех здесь стоящих, невзрачная и тусклая, как мышь. Почти под тон глаз у девушки на воротнике висел кулон на ленточке. Аметист, что ли? А девочка была симпатична — среднего роста, примерно моя одногодка, белокурая и длинноволосая — толстая светлая косица лежала на узком плече и кончиком почти доставала до талии. Миловидное личико напоминало кукольное — большие глаза, аккуратный нос и пухлые губы, светлые брови и белëсые пушистые ресницы. И сразу же появилось впечатление о ней, что она — сама ранимость, наивность и мягкость, вся такая робкая и, кажется, не очень уверенная в себе — явно не знала, куда деть руки, то пряча их за спину, то стуча пальцами по папке с бумагами, и не могла долго смотреть мне в глаза. Когда Дюк отошёл и открыл её для моего взора, она немного растерялась и подобралась, явно нервничая. Боится контактировать с незнакомыми людьми? Или дело во мне? — Рад слышать, что мой брат-оболтус нашёл себе ученика, — проговорил Дюк, и я поняла, что он ко мне относится вполне благосклонно. Его реакция отличалась от реакции того же Шадиса. — Добро пожаловать, Мария. А это, — он указал на девочку-блондинку, — моя ученица, Анабелла Аметист. Думаю, вы подружитесь. Ух ты, какая фамилия. Я бы от такой не отказалась. Анабелла как-то дëрганно кивнула, приветствуя меня. Мой кивок головы был плавным и уверенным. А Би-би-си решил ретироваться побыстрее: — Нам надо на операцию, прошу простить, — он кивнул и удалился, а его ученица Анабелла пошла за ним. Я только взглядом их проводила, а Джозеф почесал затылок, зевнул, как кот, и фыркнул. — Не воспринимай его поведение сейчас всерьёз, Корсак, — сказал он. — Это только сейчас он весь такой серьёзный строгий дядя с видом профессионала. На самом деле, чудит он похуже меня. Да я, к слову, вообще лапочка, так и знай. — Я фыркнула. — Малыш Дю-Дю — тот ещё шутник, просто твоё первое впечатление о себе портить не хотел. — В отличие от тебя, — буркнула я, вспоминая, как он погнался за мной в Подземном Городе, при этом имея вид психа-насильника и местного гопника. — Так, тебя надо определить в комнату, — хлопнул Крофорд в ладоши, а потом цапнул меня за рукав и потащил по коридору. По дороге он заскочил, кажись, в свой кабинет и захватил с собой ключ, затем отправившись прямиком в сторону лестницы. Как он уже говорил, здесь три этажа, и бóльшая часть палат располагалась на втором. Некоторых солдат, которые были в критическом состоянии, приходилось порой поднимать наверх с помощью лифта. Увидев деревянную будку в пролёте между двумя лестницами, я удивилась: неужели, здесь уже есть механизм лифта? Оказалось, я рано обрадовалась, потому что этот был ручным — то есть, когда была острая необходимость, здесь собирались господа-медики, хватались за канаты и дружно затягивали лифт на второй этаж, если пациента можно было перевезти только так. Услышав это объяснение, я скисла, окинула взглядом этот жалкий лифт и попëрлась по лестнице на третий этаж. Моя комната находилась с восточной стороны и имела номер «78». Деревянная дверь тихо скрипнула, когда Джозеф, повернув в скважине ключ, открыл её, пропуская меня внутрь. — Твои корсачьи апартаменты, девочка, — сказал он, пока я оглядывалась. Обычная комната с одним окном, по обеим сторонам от которого было две кровати; шкаф, столик, два стула и две тумбочки. Не густо, но всё, что нужно для жизни. — А две кровати зачем? — Если вдруг что случится, к тебе может подселиться ещё один человек. Но пока живи тут одна, нас тут немного. У тебя совсем никаких вещей? Я покачала головой. У меня была только пустая корзинка, так как все яблоки мы съели по дороге. Джозеф почесал затылок, а потом пожал плечами: — Сейчас я тебя одеждой обеспечу. Уж прости, я не знаю твоего размера, так что возьму то, что хотя бы немного подойдёт. И после этого он проворно смылся. Я лишь вздохнула и присела на кровать. Жесткая, но спать можно. А потом я увидела висящее на стене большое зеркало, поэтому тут же встала и подошла к нему, вглядываясь в своё отражение. — Господи Боже, — пробормотала в растерянности, с лëгким ужасом оглядев себя. Это ж где меня так помотало?.. Вроде бы это была я — похожий рост, цвет волос, форма и черты лица. На меня смотрела моя собственная копия — моё отражение: волосы пепельные, собранные в растрëпанный хвост, серо-коричневые мутные глаза; лицо привычное, нос —вздëрнутый, губы обычные с довольно ярко выраженной ложбинкой. Однако... — Кошмар, — просипела я, завороженно смотря в зеркало. Чрезмерная худоба, впалые щëки и из-за этого слишком выраженные скулы; бледная, очень бледная кожа — прямо как у той тëтки Кэсс, вид которой поверг меня в ужас. Такой бледностью можно тëмный подвал освещать... Нездоровая, сметанная белизна резала глаза, не воспринимаясь мной как нечто нормальное. Вдобавок на этой бледности тëмными пятнами выделялись мешки под глазами, в которые, судя по всему, картошку можно было собирать. А волосы?.. Это ж не волосы, это веник какой-то. Привычные мне густота и гладкость пепельной шевелюры сменились колкостью, сухостью и ломкостью, словно я трогаю пучок соломы. С ужасом я зарываюсь пальцами в пряди, не зная, что теперь с этим делать. У меня ведь были такие хорошие, густые и красивые волосы... А это теперь что? А ещё, приглядевшись и приблизившись к зеркалу, я рассмотрела с особой внимательностью брови: перед отлëтом в Токио я их старательно выщипывала, придавая красивую форму, а вот сейчас они были бесформенные, заросшие. Блин. Ни лака на ногтях, ни бровей нормальных. Печаль-тоска. Как тут девушки красоту-то наводят? Надо будет научиться. Да и фигура... Правильно Джозеф сказал — я же угловатая, как самый настоящий подросток. Конечно, и в реальности я не отличалась шикарным телом, но девушкой являлась вполне взрослой, поэтому соответствующие формы какие-никакие были. А тут — ничего, ни бëдер, ни груди — на неё лишь намëк, в реальности и то чуток побольше была. Ломкие, сухие волосы... и такие же ломкие ногти — от нервов я начала заламывать пальцы и вдруг почувствовала, как у меня треснул немного отросший ноготь. Он ведь был совсем короткий, как он сломался-то? Видимо, с моим организмом совсем всë плохо, раз такая ломкость. От рассматривания себя же самой меня отвлёк стук в дверь, удивив меня. Неужели, Джозеф будет стучаться? Хм. — Да, — гаркнула я, и вход в помещение открылся. Только вот вместо Джозефа на меня смотрел какой-то незнакомый мне парень, на которого я вытаращилась, как на чудо природы. Я других гостей не ждала, это ещё кто? — Это ты Корсак? — задал парень вопрос, получив в ответ заторможенный кивок. — Приветики, новенькая! — Ты кто? — бестактно вопросила я, наблюдая, как это чудо-юдо спокойно, как будто так и надо, заходит в мою комнату с вещами в руках. — Я-то? — удивлëнно поинтересовался мой нежданный гость. — Я медбрат здесь, уже три года работаю. Как звать? — Ма... Мария. — А я Рейн. Рейн Эгон, будем знакомы, девочка из пещеры. Я подавилась. Кто-кто? Девочка... из пещеры?! Это ещё что за некультурный огурец? — Откуда? — взревела я, сжимая кулаки. Кажется, ему было забавно за мной наблюдать. — Ну, ты ведь из Подземного Города? — хохотнул этот Рейн. — Ну вот, а Подземный Город — это одна большая пещера. Да ты у нас взрывная, кажись. — Ещё как, — хмыкнула. — А ты смертник, потому что скоро взлетишь на воздух. Парень только поржал, а потом всучил мне в руки стопку сложенных вещей. — Джозеф сказал мне принести это тебе, — сказал он, пока я бегло оглядывала шмотки. — А чего ж он сам не пришёл? — Его позвали на одну операцию. Дюк позвал. Я лишь задумчиво промычала. А Дюк ведь говорил, что пойдёт на ещё одну операцию. Значит, Крофорд там с ним? — Ну ладно. Спасибо большое, Рейн. Парень улыбнулся, и я невольно признала, что он был красавчиком. Не такой высокий, как все остальные, он ростом с моего Сергея, наверное. Волосы у него тёмно-коричневые, и если бы я была в фанфике, то сказала бы пафосно, что «они были цвета горького шоколада»; некоторые пряди особо настойчиво лезли в лицо, цепляясь концами за пушистые тёмные ресницы. Рожица у него была приятная: без острых черт, линии довольно плавные, да и на вид он был довольно юн. Когда улыбался, у него появлялись милые ямочки на щеках, куда обязательно хотелось ткнуть пальцем. А вот глаза были сумрачно-голубые, будто дымчатые. Да ещё и имя какое — Рейн. Если переводить с английского, то это «дождь». Как мне его назвать? «Человек дождя», как название одного фильма? Нет... Дождливый мальчик. Звучит получше. Хотя, внешне он был очень прост, но от этого не менее симпатичен. — Бледная ты, конечно, как кожа на заднице, — выдал вдруг этот парень, а я округлила глаза. — Поздравляю, что смогла выбраться из той дыры. — Это Джозефа благодарить надо, — вздыхаю. — Я даже не умею ничего, а он меня взял. — Это он из вредности, — махнул рукой Рейн. — Его в последнее время все задолбали. «Возьми ученика, возьми ученика, — начал он передразнивать, — вон, скоро будет выпуск медицинского училища, возьми себе талантливого человека в преемники» и бла-бла-бла. Джозефа это очень бесило. Как итог, я помню, дáвеча он психанул и заявил, что найдёт себе кого-нибудь, и тогда пускай от него все отстанут. Назло всем взял человека, который никакое отношение к медицине не имеет, то есть тебя. Если он выучит тебя так, что ты станешь полноправным врачом, к нему больше никто не прикопается, а это ему и надо. Но ты не волнуйся, он человек талантливый, любого обучить сможет. Да я особо и не парюсь. Главное — живу теперь на поверхности. Но лишь кивнула. В его разговоре иногда проскакивали какие-то слова, похожие на простонародные. На вид простой, разговаривает тоже по-простому... Может, из посëлка какого-нибудь приехал? — Тебе сколько лет? — оглядел меня парень. — Восемнадцать. — А мне двадцать два, — поднял он уголок губ. — Значит, здесь ты начал работать в девятнадцать? — Ага, — он сладко потянулся и зевнул, как деревенский кот. Край его рубашки из-за этого задрался, позволяя мне мельком глянуть на его подтянутый живот. Я хмыкнула. — Ты знаешь, где здесь душ? — Знаю, мне Джозеф показал. — Тогда бери полотенце и шуруй туда, — он мне подмигнул, развернулся и вышел. На выходе глянул на меня через плечо и улыбнулся. — Приятно было познакомиться, Корсак, ещё свидимся. Я кивнула, и дождливый мальчик ушëл восвояси, оставив меня одну в помещении. После общения с этим молодым человеком остаётся приятное ощущение спокойствия. Надо будет с ним почаще разговаривать. Тряхнув головой, я взяла полотенце, сменные вещи и коробку с мылом, затем выйдя из комнаты и отправившись в душ. На удивление, водопровод здесь был, непонятно как устроенный, правда, но был. Это главное. А то казалось, что надо бегать к колодцу себе воду набирать. Это стало моей причиной спокойно выдохнуть — душ был вполне нормальный, не считая едва заметной плесени в некоторых местах. Нормально, короче. С ещё бóльшим удивлением я обнаружила в кране горячую воду, и моё настроение повысилось до небес. Мыло было обычное, хозяйственное, у меня дома такое тоже есть, поэтому расстраиваться было просто не из-за чего. А вот потом я принялась раздеваться, и тут возникли не только проблемы, но и вопросы. Как только стащила с себя рубашку, то с удивлением обнаружила вместо лифчика на своей груди бинты. Естественно, я испугалась, что у меня была травма, поэтому дрожащими пальцами развязала узелок и избавилась от этой грязно-серой тряпки, начиная лихорадочно осматривать своё тело в поисках раны. На удивление, никакой раны не было и в помине, моя грудь была в полном порядке, а у меня, видимо, паранойя. Тем не менее, я даже проверила всё на ощупь — результата это не принесло. Тогда зачем бинты? Неужели, их тут используют в качестве лифчика? Раз в этой армии есть женщины, значит, что-то для поддержки груди всё же имелось. И что-то мне подсказывало, что эту функцию выполняли именно бинты. Я только скривилась, вертя эту длинную ткань в руках. Ну вот как ею можно заменить лифчик? Кошмар! В итоге, пробыв там почти полчаса, я вылезла на свет Божий чистая и пахнущая хозяйственным мылом. А вот потом настало самое интересное. Своё тело в душе я рассмотрела почти со всех сторон, замечая, что что-то отличается от моего привычного строения. Поэтому, зайдя в свою комнату, я закрылась на замок и тут же быстро принялась снимать все вещи с себя, в конце концов оказавшись перед зеркалом абсолютно голышом. Грудь действительно была даже меньше обычного, хотя и в реальности я не могла похвастаться большим размером, а вот остальное... Я провела рукой по своему животу от пупка и до солнечного сплетения. Мне, конечно, всегда доводилось мечтать о плоском животе, ради этого порой на диете сидела и занималась, но тут вдруг он был не только плоским, но и очертания кубиков было видно — несильно, правда, однако видно же! У меня никогда не было даже намёка на кубики, чёрт возьми! Да и строение тела у меня было здесь действительно угловатое — немного тощее, с худыми руками и ногами, истинно-подростковое. На то мне и восемнадцать лет здесь, а в реальности мне за двадцать, и мои формы немного изменились. Тем временем я с удивлением обнаружила почти стальной пресс и кое-какие мышцы, хотя в реальности у меня не было такого — я дома сижу, дизайнер-фрилайнсер. Удивительный метаморфоз со мной произошёл! А хотя, чего я жду, это ж сон — тут может быть всё, что угодно. В куче вещей, что принёс мне Рейн, нежданно-негаданно нашлись те самые новые бинты. Значит, Джозеф знал, что они мне нужны. Реально для груди, что ли? Цыкнув, я встала перед зеркалом, начиная обматывать грудную клетку. Неудобно, геморрно, но хоть что-то. Хотя, небольшая грудь была даже плюсом — можно будет ходить вообще без бинтов. Штаны были, кажись, мужские и немного мне большие, но я быстро это решила, затянув ремень покрепче на талии. А рубашка стандартная — немного свободная, из плотной светлой ткани. В той же куче нашлась и расчëска, с помощью которой я принялась приводить своё воронье гнездо на башке в порядок, опять ужасаясь ломкости своих волос. Они вдобавок у меня ещё и выпадают... Странные дела. И очень странный сон. Всё как будто в реальности, но я-то знаю, что настоящая реальность — другая. Без титанов, без стен, без этих всяких Джозефов и обстановки девятнадцатого века. Я знаю, что нахожусь во сне, потому что помню, как выглядит настоящая реальность. Я упорно всё это время продолжала верить в то, что вижу очень реалистичный сон. И даже если это было наивно, я не видела в этом подвоха. Вначале меня даже не смущало, что в этом сне время идёт иначе, чем у нас — за один мой сон могло пройти несколько дней, а то и недель, и всё это время я будто жила в том мире, во сне. Сомнения начались, когда с момента моего прибытия в Штаб Разведки прошла неделя. Всё это время, засыпая на неудобном матрасе в комнате больничного корпуса, я ожидала, что засну и проснусь в комнате Сергея в Токио. Но когда открывала глаза, этот странный сон продолжался — я жила там. Долго жила. Обычные сны не длятся столько. Именно тогда я начала ощущать что-то неладное. Тогда меня постепенно начала охватывать паника. Я начала постепенно паниковать, вновь и вновь просыпаясь и видя над собой потрескавшийся потолок. Мне было страшно. Страшно, что со мной произошло что-то не то. Как я могла перенестись будто в другое измерение? Почему стала восемнадцатилетней девчонкой? Что с моим телом, которое осталось у Сергея в квартире? «Вот сейчас проснусь», — каждый раз думала я перед сном, а потом, просыпаясь, вновь натыкалась на потрескавшийся потолок больничного корпуса. Сон был бесконечен... Всю эту неделю я пахала без продыху. Мне некогда было вздохнуть. Примерно в таком же распорядке проводились мои итоговые экзамены в колледже и сдача диплома. Кроме Анабеллы, Дюка и Рейна я больше не познакомилась ни с кем в больнице. С солдатами та же тема — единственными моими знакомыми среди солдат был тот самый нюхач Майк и, как ни странно, командир сия светлого местечка, то есть Шадис. К слову, я узнала, что Шадис — это фамилия, а вот имя у него было угарное: Кис. Кис-кис, киска! Естественно, целую неделю я с этого ржала, как лошадь, стоило только кому-то произнести командирское имя. Потому что этот стрёмный мужик под два метра ростом на киску катил не очень. Джозеф оказался строгим учителем, который в первый же мой учебный день усадил меня напротив плаката с изображением человеческого скелета, вручил мне книжку по анатомии и сказал: «Учи». Анатомию я изучала в колледже, но делала это для изображения человека, а не для его лечения. И я учила. Учила названия костей, их расположение в теле, затем перешла на органы. Я понимала, что если дело касается медицины, теория в этом плане очень важна. До практики меня пока не допускали. Джозеф меня загонял так, что у меня кипели мозги. Именно поэтому я почти не вылезала из больничного корпуса, а сидела и зубрила учебники и медицинские справочники. А потом я начала бояться, что этот сон будет вечным. Меня постепенно, день за днём, охватывала паника, когда я ложилась спать в надежде проснуться в квартире Сергея, а в итоге продолжала жить в качестве ученицы врача-гения. Обо мне начали сплетничать. Причём не только врачи, но и солдаты, потому что абсолютно все знали, какой Джозеф талантливый врач. Новость о том, что Крофорд выбрал себе ученика, разлетелась по всему Штабу буквально на крыльях за пару дней, и все хотели на меня посмотреть. Они ожидали увидеть талантливого ученика, который умудрился завладеть вниманием местного гения-врача, а в итоге видели меня — забитую, тощую, бледную девку-подростка, которая тщетно пыталась выучить названия всех костей человеческого тела. Так себе зрелище, и я это понимала. Но мой бурный характер и острый язык подгоняли меня давать сдачи — я отвечала грубостью и колкостью всем, кто позволял себе комментарии в мой адрес. Я прослыла в округе как неотëсанная хабалка и хамка, хотя я всего лишь защищалась. Грубила всем солдатам, которые высказывались обо мне, затыкала рты медперсоналу, одним своим видом напоминала ежа. — Как Джозеф мог взять себе в ученики вот это? — А я думал, он себе талантливого кого-нибудь возьмëт... — Эта девчонка такая забитая, на бродячую собаку похожа. Ещё и скалится. — Да она же ничего не умеет, ни перевязку сделать, ни рану зашить. Я слышал, она только человеческий скелет изучает в теории, представляешь? Подобное лилось со всех сторон. Все ожидали от меня бóльшего. Но чего? Чего можно ожидать от человека, который всё это время жил в той сточной канаве? Я много раз задавала Джозефу вопрос о том, почему же он взял именно меня. А он отвечал, что ещё не вечер, что все эти люди вскоре поймут и признáют меня. А я в это не верила. Джозеф был крайне терпеливым. У меня же терпения не было, а если и было — иссякло. На меня косились, за мной наблюдали, надо мной насмехались. «Такой неумëхе не место рядом с таким гением», говорили мне. А я терпела. Меня просто так не сломать — не тот характер. Благосклонно относились ко мне только Дюк, Анабелла и Рейн. Остальных я даже не удосужилась запомнить по именам. Ни с кем старалась не контактировать, читала справочники, учила проклятое строение скелета, сдавала Джозефу устные зачёты. Этот сон длился бесконечно. И меня это пугало. Я хотела домой. Хотела обратно. Хотела проснуться. Хотела продолжить заниматься дизайном, рисовать, играть со своим котом. Хотела вернуться в Россию, как бы странно это ни звучало. Не получалось. Не просыпалась. Не возвращалась. Я стала плохо спать. Ко мне пришла бессонница. Когда я просто не могла заснуть — читала справочники. Когда уставала вкрай — вырубалась, чтобы поспать хотя бы пару часов. Это всё очень напомнило мне последние месяцы учёбы в колледже, но от этого не было весело. Сейчас я осваиваю совершенно другую профессию — от меня будут зависеть люди, их жизни. По крайней мере, к этому меня готовит Джозеф. Когда мне очередной ночью надоело читать медицинский справочник, я вздохнула, не чувствуя полной усталости. Не смогу уснуть сейчас. Поэтому, глянув в окно и увидев полную луну, я натянула на себя штаны и накидку и тихонько вышла в коридор. Вокруг не было ни души — дежурные врачи сидели на втором этаже, рядом с палатами пациентов. Поэтому мне удалось без проблем спуститься вниз и выйти наружу, вдыхая прохладный ночной воздух полной грудью. Прогулка мне не повредит. Я прошлась вокруг Штаба вдоль стеночки, избегая ночного патруля, ибо разведчики днём и ночью контролируют территорию, чтобы никто сюда не пролез. И в конце концов моя бессонная тушка вышла на задний двор, где стояли две большие палатки, куда мне запрещал ходить Джозеф. Естественно, моё любопытство тут же дало о себе знать — аж задница в ожидании приключений зачесалась. Мне никто не говорил, что там разведчики прячут, но однозначно что-то милое, ибо я несколько раз слышала оттуда сюсюканье и умилительные чьи-то выкрики. Поэтому, естественно, моя бесстрашная душа сказала мне идти, а задница подбодрила. И я пошла, проклиная своё любопытство. Охранники сия чудного местечка сидели на лавке под недалеко стоящим деревом и спокойно дрыхли. Досталось бы им по шапке за безделье, ой досталось бы. Ну а мне это на руку — пока они там храпака дают, я осторожно подобралась ближе к одной из палаток, аккуратно приподняла край плотной ткани и пролезла внутрь, пытаясь окончательно привыкнуть к темноте. Так. Ну и где тут щенки? Или кто-то ещё? Не было слышно ничего — ни дыхания, ни писка. А я тупо стояла и прислушивалась, пока вдруг не услышала странный шорох в глубине палатки. Стало стрёмно. В голове тут же аукнулись все фильмы ужасов, которые я смотрела с Сергеем. Сейчас на меня нападут и сожрут, а я умру наивной любопытной дурой. Я так отвлеклась на собственный страх, что даже не заметила ничего за своей спиной. И опомнилась только тогда, когда вдруг позади меня зажëгся свет — видимо, загорелась свечка. А я этого так не ожидала, что вздрогнула и уже хотела обернуться, как вдруг застыла каменной статуей, пытаясь подавить в себе дикий ор и испуганный визг. «Ëжкин дрын!» — мелькнуло в голове. Прямо передо мной, всего лишь в паре метров от моей ноги, по земле распластался голый, чёрт возьми, человек огромных размеров. Лежал он ничком, плашмя, на животе, растопырив в стороны руки и ноги, а в его тело были воткнуты металлические штыри, пригвождая его к полу. При этом его голова была повёрнута лицом прямо ко мне, глаза этого человека закрыты, а я ясно видела стекающую слюну из его приоткрытого рта. Это было страшное зрелище даже для меня, которая смотрит ужастики и при этом бодро жрёт. Мне показалось, что меня сейчас вывернет наизнанку, и я даже почувствовала рвотный позыв, не зная, что мне делать: блевать или орать. Однако просмотр ужастиков никак не вязался с вот этим. Перца добавила чужая рука, которая вынырнула откуда-то сзади и крепко вдруг закрыла мой рот, и в итоге я лишь сдавленно промычала, до усëру испугавшись. Передо мной лежит пригвождëнный к полу странный голый человек, а позади меня стоит ещё кто-то, не давая мне завопить. Твою мать, это просто обосраться как страшно! — Тише, — шепнули мне на ухо, пока я стояла как громом поражённая и боялась пошевелиться. Мне удалось лишь скосить глаза в сторону говорящего, видя только его нос с горбинкой. — Не вздумай орать. Поняла? Я только едва заметно, дëрганно кивнула, пытаясь не паниковать. Голос был женский. Определённо женский. И я в этом убедилась, когда чужая рука отпустила моё лицо, и я затравленно обернулась — передо мной стояла девушка со свечой в руке. Одетая в длинную белую ночную сорочку, с нерасчëсанным гнездом на голове и со сверкающими очками на лице. Из-за бликов в стёклах не было видно её глаз. Но выглядело это так жутко, что я с трудом отговорила себя заорать. Это ещё кто? — Ты что тут делаешь? — шёпотом спросила меня эта странная девушка, подойдя ближе на пару шагов, так как до этого я в панике отпрыгнула подальше. — С-случайно зашла, — просипела я тихо, чувствуя, как она меня разглядывает. Вижу, как её тёмные брови хмурятся, а губы сжаты в плотную линию. Она явно настороже. — А, — вдруг совершенно изменился тон её голоса с настороженного на добрый, — ты вроде ученица Джозефа, да? Мария? — Э-э... да, — голос у меня, конечно, с перепуга осипший, как у вороны. — Да ладно, не думала, что встречу тебя здесь. Рада познакомиться, ученица, — она протянула мне руку, на которую я в ступоре вначале уставилась, а потом всё же пожала её ладонь, пытаясь унять дрожь в теле. Так, вроде убивать меня не собираются. Ну и хорошо. — А я Ханджи Зое, лейтенант Разведки. — П-приятно познакомиться, — севшим голосом еле слышно ответила я, метаясь взглядом по ней. Девица эта примерно с меня ростом, да и по строению тела была крепкой особой — с довольно широкими плечами и подтянутыми, сильными ногами, щиколотки которых были видны из-под края сорочки. Пока во время рукопожатия моя ладонь дрожала, почти как осиновый лист, она вела себя уверенно, крепко, почти по-мужски пожав мою руку. — Решила тоже нашего пуську проведать? — Какого пуську?.. — я малость ошалела, не втыкая, кого она так называет. — Карлоса. Вон он, за тобой лежит, — указала Ханджи мне за спину, и я машинально обернулась, вновь видя пригвождëнного к полу голого человека. — Ах, какой милаха, особенно когда спит. На ребёнка похож. У меня дёрнулся глаз. Милаха? Пуська? Вот это?! Эта странная девка говорит о человеке, которого штырями пригвоздили к полу, чёрт возьми! И что с ним? Переросток? Жертва экспериментов? Я сглотнула, медленно переводя взгляд то на этого чувака, то на эту Ханджи. Спит, говорит? А по-моему он сдох! Ещё бы — столько железяк в тело воткнуть, я бы точно уже на том свете была! — Оно... спит? — Ага. Сном младенца, — Зое улыбнулась во все тридцать два, из-за чего у меня по спине побежали мурашки. Реально ненормальная. Эта широкая улыбка вкупе с бликующими очками смотрелась до жути крипово. — Так приятно смотреть на них спящих. Как о своём ребёнке говорит. — А оно... не умерло? — Умерло? Нет-нет! — замахала руками Ханджи. — Он себя чувствует в полном порядке, здоров и жив, как бык! — Да? — с сомнением спросила я, опять разглядывая этого человека на полу. — А по нему не скажешь. — Ты не бойся, мы с ним ничего не сделаем, — уверила меня девушка, а я подавила в себе саркастический хмык. — Титаны от такого не умирают. Так, стоп. Титаны? — Титаны? — как баран на новые ворота посмотрела я на чувака, опять наблюдая за тем, как его слюна стекает из открытого рта прямиком на каменную плитку. А ведь точно... — Ну да, не люди же, — хохотнула лейтенант, а потом схватила меня за руку и поволокла в сторону этого спящего нечто. — Знакомься, это Карлос, наша местная гордость. Милаха и няша, уже как месяц тут проживает. Карлос, — она вдруг уселась перед его страшной мордой на корточки и, к моему вселенскому ужасу, протянула к нему руку, похлопав ладонью по его виску, — это Мария, наша новенькая, ученица Джозефа. Помнишь ведь Джозефа? Такой странный мужик, что тебе сегодня днём ногу отпиливал. Не обижайся на него, он это ради благого дела сделал. Ради благого дела отпилить кому-то ногу? А почему тогда у этого Карлоса сейчас обе конечности на месте? Ничего не понимаю. — Машка, да не упрямься ты, — потянула меня к себе Ханджи, когда я усиленно пыталась смыться отсюда. Сильная, блин, деваха-то оказалась! Как дëрнула на себя, так я сразу же на колени рядом с ней свалилась, прямо перед стрёмной рожей этого Карлоса. — Уверяю, не пожалеешь! Ты просто посмотри, какой он тёплый, как печка! Я бы отказалась его вообще как-либо трогать, но меня никто не спрашивал — Зое без разговоров положила мою ладонь на большую голову этого чувака, хотя я и пыталась не прикасаться к нему. Я вначале перепугалась, потом скривилась, а затем удивилась, ибо кожей своей ладони почувствовала довольно сильный жар. — У него... температура? Он заболел? — если бы у меня был такой жар, я бы уже померла, наверное. Ханджи, видя моё настороженное лицо, лишь тихо посмеялась с моего по-детски наивного вопроса. — А ты мне нравишься, Машка, — сказала она, пихнув меня в плечо. — Ты первая среди всех здесь проживающих, кто побеспокоился о таком существе. Ну, кроме меня, естественно. А это заслуживает уважения, — она хмыкнула. — Нет, он не заболел. Это их постоянная температура тела — я подсчитывала, она всегда выше пятидесяти градусов. Но это только кожа, внутри у них гораздо жарче. — И как?.. Нормально ему? — Вполне. Не смотри на эти штыри, для него это как укус комара. Ого, это ещё что за киборг? Вот бы мне способность, чтобы металлическая хрень, воткнутая в моё тело, была для меня укусом комарика! — Ему вообще не больно? — удивилась я, разглядывая этого титана. Страх уже прошёл, на его место пришло любопытство. — Больно-не больно — не знаю, но они ему вреда не приносят, — легко ответила Ханджи. — Их невозможно убить, они быстро восстанавливаются. Сегодня, допустим, Джозеф отпилил ему правую ногу, а она у него выросла за три минуты полностью. Удивительные способности! — Невозможно убить?.. — так, а как тогда разведчики вообще за стенами выживают, если там такой прелести хоть отбавляй, судя по рассказам Джозефа? — Убить их можно только одним способом, — девушка немного потянулась и похлопала Карлоса по задней части шеи в районе позвонка. — Вот здесь отрезать часть плоти. Тут у них слабое место, без него они не могут регенерировать и продолжать жить. А если ты не вырезал эту часть, то ты хоть ему голову отруби, она у него всё равно вырастет вновь, причём точно такая же. — Вот это да, — с каким-то даже восхищением оглядела я титана, а потом вспомнила, что он как бы людей ест. — А ты его не разбудишь? — Неа, — Ханджи широко заулыбалась, — недавно мы узнали с помощью опытов, что их энергией является солнечный свет. Чем меньше солнечного света — тем меньше активность, а если наступает ночь, то они вообще засыпают абсолютно беспробудно. Их нельзя никак разбудить, ты хоть пни его. Просыпаются только тогда, когда появляется солнечный свет, то есть утром. — Для этого они и сидят в палатке? — Ага. Можно искусственно вызвать их сон, закрыв от солнца. Это мне напоминает принцип солнечной батарейки. Только вот если у неё заряда хватает ещё на некоторое время, то эти титаны вырубаются полностью, как выключенный компьютер, когда пропадает солнце. Капец интересная штука! Живая человеческая туша с температурой свыше пятидесяти градусов, способная к полной регенерации частей тела и даже головы! Неубиваемая хреновина, моё уважение разведчикам, которые с ними постоянно тусуются. — Это просто невероятно, — честно сказала я, подобрав слово покультурнее, а то могла бы выразиться и похуже. У Ханджи аж глаза засияли — теперь очки не бликовали, и я смогла рассмотреть её коричневую радужку. — Правда так думаешь? — с каким-то восторгом спросила она, на что я закивала. — Рада это слышать, Машка! А то кроме меня и Джозефа к ним вообще никто не подходит, все шугаются. Ты ведь впервые титана видишь? — Ага. — А, точно, в подземке же нет их. Там своих проблем и без титанов достаточно, да? — Угу, — я слабо улыбнулась, а потом ткнула спящего титана в шнобель, напоминающий по форме картошку. — Мне Джозеф рассказывал о них, но видеть это своими глазами... впечатляет. — А то! — была рада найти собрата по разуму Зое. — Правда вот когда он лежит у твоих ног обездвиженный, это одно дело. Тут охрана, да и пошевелиться он толком не может. А вот за стенами они абсолютно свободные, таких убить трудновато бывает, — она будто унеслась в свои просторы фантазии, смотря в одну точку. — Да и ростом они здоровенные, метров тринадцать — самый максимум, что я видела. Возможно, я видела мало... А этот, — она хлопнула Карлоса по лбу, — всего три метра в высоту. Это один из самых маленьких, да-да, считается коротышкой. Неплохая такая коротышка. В любом случае, он больше меня в два раза. — Солдаты говорят, что лучшая смерть — от рук большого титана, — продолжила Ханджи. — Ну, вернее, от пасти. Чем больше титан — тем больше его рот, и тогда меньше мучений, если он тебя сожрëт. А вот маленький титан с маленьким ртом будет откусывать тебя долго, по частям, и это будет мучительно больно. А вообще, — она хохотнула, — лучше умереть от старости. Или вообще не умирать! Какие перспективы у этих солдат, они ещё и выбирают, как сдохнуть проще. П — позитив. Я лишь нервно хмыкнула. Как хорошо, что я не солдат. Сдохла бы, как только титана увидела, от сердечного приступа. — Так значит, тебе интересно? — будто не верила мне Зое, и я кивнула. — Правда? А то со мной на тему титанов почти никто не общается. — Я ведь о них совсем ничего не знаю, — опять призналась я. — А ты знаешь очень много. Почему мне не должно быть интересно? — Ну не знаю, — засмеялась девушка. — Многим противна тема титанов, когда дело не касается вылазки. Как так-то?! — вдруг повысила голос она. — Это ведь такие возможности для исследований! Кстати, — резко стала тихой, — ты сейчас только человеческий скелет изучаешь, да? — Угу, — помрачнела я. — Откуда знаешь? Слухи и до тебя дошли? — Слухи, конечно, до всех дошли, — хохотнула лейтенант, — но я из первоисточника это знаю. Джозеф сказал, мы же вместе работаем. Значит, у тебя ещё впереди долгий путь упорного обучения! Ты ведь знаешь, что у нас есть лаборатория на первом этаже, да? — я кивнула. — Вот, приходи туда, когда захочешь, я часто там сижу. Всë-всë тебе расскажу! Будем вместе эксперименты проводить, хочешь? — я опять кивнула, уже радостно, а Ханджи вновь просияла. — Ты ведь не боишься крови? — Неа. Только пауков. — А я летучих мышей, — хмыкнула она. — Залезла однажды ко мне в комнату, дрянь, всё перевернула, налетела на меня и в моих волосах запуталась. Я так даже при первой встрече с титанами не пугалась! Исчадие адское! В итоге мы разговорились. Сидели в палатке при свете свечки втроем: я, Ханджи и спящий Карлос, который реально ни на что не реагировал. Чтобы увидеть его в активном состоянии, Зое пригласила меня днём, когда будет солнце, чтобы узреть воочию бодрствующего титана. А я согласилась, потому что моя любопытная задница не могла позволить пропустить такое зрелище. А ещё меня радовал тот факт, что раз я являюсь учеником Джозефа, значит, я смогу присутствовать на опытах. Хоть я раньше и не интересовалась подобными делишками, ибо моя жизнь крутилась вокруг рисования, но сейчас мне казалось это довольно познавательным занятием. Особенно учитывая то, что я изучаю медицину, а строения тела титана похоже на строение человека. Таким образом, я нашла себе единственную подругу среди солдат. Хоть и лейтенант, Ханджи не казалась офицером, если честно (а лейтенант уже считается офицерским званием). Ей было двадцать два года, как Рейну, и она мне казалась слишком молодой и шибутной для такого назначения, но я понимала, что в дела армии лучше не лезть. Это звание она получила не так давно, почти в то же время, когда Майк стал капитаном, и переселилась на второй этаж главного замка — там живут все офицеры. Для каждого там была своя комната, в отличие от солдатских казарм, которые находились в отдельных корпусах — мужском и женском. Ханджи оказалась той ещё фанатичкой — титаны приводили её в восторг, не считая того, что они жрут её коллег. А я не очень-то от неё отличалась, ибо впитывала всю информацию, как губка. Джозеф, узнав, что я ночью залезла в одну из тех палаток, поинтересовался, не обделалась ли я там со страху, на что я с гордо поднятой головой заявила, что подружилась с лейтенантом Ханджи. Этого заявления хватило, чтобы Крофорд почесал затылок и пришёл к выводу, что раз я сдружилась с такой припадочной, то меня ничего не напугает. Мне стало легче жить, как только я начала больше времени проводить с Зое. Она не верила слухам обо мне и сразу же заявила, что я очень милая девушка, а не та хабалка и хамка, как меня описывали. Меня эти слова очень обрадовали. Но на этом мои знакомства не закончились. В один прекрасный день к Джозефу явился Майк, пришедший на осмотр из-за недавней болезни, и вместе с ним наше медицинское обиталище осветил своим ликом невероятный молодой человек. Я тогда впервые за несколько часов вылезла на свет Божий, чтобы проветрить собственные мозги, и стояла недалеко от кабинета вместе с Анабеллой, по-женски сплетничая, а он прошёл мимо вместе с Майком. Я так и забыла, о чём рассказывала Анабелле, с открытым ртом провожая его взглядом. Статный и высокий (но ниже Майка) молодой человек с завидным разворотом плеч, недурной фигурой и просто обалдеть каким красивым профилем надолго завладел моим вниманием. Он был шикарен — с прямой как игла спиной, ему очень шла солдатская форма с двумя крыльями, а по лицу он немного напомнил Дюка и Джозефа — строение отдалённо похожее, да и он был таким же скуластым. Ему невероятна шла его причёска: светлые пшеничные волосы были аккуратно зачëсаны на правую сторону. Короче, я была поражена в самое «кокоро», как любит выражаться моя соседка-анимешница, и поняла, что же именно современная молодёжь в реальности называют «вкрашилась». — Маш, ты чего? — защëлкала перед моим носом пальцами Анабелла, видя, что я выпала из реальности. — Тебе плохо? — Нет, — слабо отозвалась я, а потом передумала: — Да. Какой он... охрененный... — Кто? — удивилась блондинка, а потом проследила за моим взглядом и хохотнула. — Ты про того блондина? Это Эрвин Смит, майор и заместитель командира Шадиса. Говорят, он его преемник, и именно он будет следующим главнокомандующим. Эрвин Смит, значит. Майор Разведки? Охренеть какие у них тут начальники — красивые как на подбор. Не удивлюсь, если он симпатичен половине женской части армии. Кажется, я ощутила именно то, что ощущает моя соседка-анимешница, когда смотрит на нарисованных мальчиков. Не сказать, что я влюбилась. Нет, это было не то. Просто Эрвин Смит оказался человеком, который у большинства одним своим видом вызывает восхищение и уважение. Вскоре я узнала о нём больше и поняла, какой у него характер. И он меня восхищал и притягивал так же, как и пугал, потому что был отпетым авантюристом. А ведь ему было всего двадцать пять лет. В двадцать пять лет он уже был майором, да и к тому же преемником самого командира. Он был очень молод, но умел решать проблемы куда лучше старших. Он был гением. И, надо признать, с самого начала я уже его уважала. Познакомиться с ним я смогла, когда шла из лаборатории Джозефа. Находилась она на первом этаже главного замка, и Крофорд сейчас что-то там химичил, пока Ханджи смоталась неизвестно куда. В это время мои мозги были заняты полным списком человеческих костей, названия которых я учила всё это время так, чтобы они от зубов отскакивали. Такие требования были у Джозефа. К слову, этот хитрый индюк указал мне на какой-то ящик и попросил его перенести в больничный корпус прямиком к Дюку. Я только плечами пожала и схватилась за эту коробку, пытаясь её утащить. Ключевое слово — «пытаясь». Она была тяжеленная. — Издеваешься? — задала я вопрос, пытаясь не лишиться собственных рук, злобно взглянув на Джозефа, который сейчас торчал перед микроскопом, что-то высматривая. — Как я это унесу? — Да не придуривайся, Корсак, не такая уж она и тяжёлая, — не глядя на меня ответил кудрявый, что-то бормоча потом себе под нос. — Да ладно! У меня руки оторвутся! — Слушай, девочка, — наконец глянул он на меня. — В своей жизни ты и не такое таскать будешь. Когда-нибудь ты будешь в одиночку перетаскивать человеческие тела, иногда трупы, а они уж потяжелее. Ящик с ними даже рядом не стоит. Поэтому не ной, это всего лишь цветочки. Я только фыркнула. Какой интересный! Джентльмен, нафиг! — Ладно, — прошипела я, смахивая с лица прядь волос, а потом рывком подняла коробку. То и дело шатаясь, потому что этот вес усиленно тянул меня вниз, через каждые десять шагов я останавливалась и ставила ящик на пол, переводила дыхание, давала рукам отдохнуть и шла дальше. А пока шла, повторяла себе под нос: — Двести семь костей, двадцать три — череп, тридцать три — позвоночный столб, двадцать пять — рёбра и грудина, шестьдесят четыре — скелет верхних конечностей, шестьдесят две — скелет нижних конечностей... Как бы я себя ни убеждала, мне было страшно. Нет, работа с трупами меня не пугала. Меня пугало то, что я здесь застряну. Может, я впала в кому? Я слышала, люди в коме видят долгие сны. — Бедренная кость, большеберцовая кость, малоберцовая, надколенник, предплюсна, фаланги, рукоятка грудины, грудина, лопатки... Пока я пыхтела, материлась и ругалась, проклиная всё и вся, то потихоньку подобралась к выходу. Поставила коробку и тяжело вздохнула, обозвав Джозефа козлом. Я ведь не мужик, чтобы таскать такое! — Давай помогу, — вдруг раздалось откуда-то позади. Я вздрогнула, не ожидая кого-то здесь встретить сейчас. Мимо меня ранее прошли пара солдат, но никто помощь мне оказывать не собирался. Оглянувшись, заметила спокойно спускающегося по лестнице солдата, который, к моему удивлению, оказался тем самым Эрвином Смитом, которого я видела недавно в больничном корпусе. В итоге я смотрела на него так, будто он не со второго этажа спускался, а с неба как минимум. Блин, и почему он застал меня в таком положении? Ещё и слышал, как я ругалась, наверное... Я, как и всегда, просто так ничего не умею. Обязательно лоханусь. А дурой перед этим человеком выглядеть отчего-то совсем не хотелось. — Не откажусь, — честно ответила я немного дрогнувшим голосом, когда это прелестное создание подошло ко мне ближе, и пробежалась взглядом по нему. Нет, все-таки он офигенный. Почему я у себя в реальности таких мужиков не встречала? Фигуристый, высокий, по нему прям видно, что он человек серьёзный и надёжный, да и голос у него — радость для ушей. С какой стороны ни посмотри, он шикарен! Он не был лицеприятным, как многие здесь служащие, однако взгляд его всегда внимателен — с этой внимательностью он и оглядел меня за пару мгновений. Этот человек обладал сильной, внушительной и доминантной аурой, а его уверенность распространялась ещё на пару метров от него. Я вдруг почувствовала себя рядом с ним слепым котëнком, ребëнком, хотя разница между нами была семь лет. — Ты та самая новенькая, ученица Джозефа? — поинтересовался Смит, поднимая этот проклятый ящик так, будто это была подушка. Сильный какой, а! А я слабачка какая, а... Так, стоп. В смысле «та самая новенькая»? А, точно, до него тоже обо мне слухи дошли... Блин, да что ж такое, что же он обо мне думает? Сто пудов натрепали ему в три кóроба про меня. Мне аж грустно стало. — Да, ученица Джозефа, — обречëнно отозвалась я, наблюдая, как Эрвин абсолютно спокойно несёт ящик в направлении двери. Вдруг, но абсолютно ожидаемо засмотрелась на его руки — сильные, с красивыми ладонями и длинными, эстетичными пальцами. — Мария. — Эрвин Смит, — представился он в ответ на моё имя, а я лишь кивнула. Знаю я, как тебя зовут. И что ты майор в двадцать пять лет — тоже знаю. А он меня, наверное, впервые видит. — Мне Ханджи говорила про тебя. Я удивлённо заморгала. Ханджи? А я думала, он про Шадиса и других солдат скажет, которые были мной недовольны... Так значит, Ханджи и Эрвин нормально общаются, выходит? — Гадости? — хмыкнула я, открывая перед ним входные двери и выпуская его на улицу. — Наоборот, — честно ответил он, смерив меня любопытным, изучающим взглядом. А глаза-то какие красивые — голубые, лазурные, похожие на цвет чистого моря, свежие и спокойные, однако глубокие, таинственные, словно в таком тихом омуте обитают черти. У зрачка цвет сгущается к синему, градиентом уходя в лазурный, небесный, рассыпаясь тëмными крапинками и потом собираясь тëмной окантовкой по краям радужки. Блин, и ресницы длинные, длиннее моих, чёрт возьми. Почему мужики здесь выглядят лучше меня? — Ты ведь присоединилась к группе экспериментаторов, верно? — Ага. Встретила Ханджи случайно ночью, она меня позвала в их состав. Только вот нас всего трое из целого легиона. Неужели, все так не любят эту работу? — Как сказать, — неопределённо пожал блондин широкими плечами. — Не трое, а четверо. Есть ещё один солдат, помощник Ханджи, правда сейчас он на пару недель отлучился из Штаба. Здесь всё относительно. Большинству солдат титанов и за стенами на вылазках хватает, поэтому они не хотят возиться с ними ещё и в Штабе. — А остальные? — А остальные — начальство, — пояснили мне. — У них дела есть посерьёзнее экспериментов над титанами. Особенно сейчас. Что, трудности какие-то? Точно, ведь на начальстве куда больше ответственности лежит, и часто обычные солдаты не догадываются, что на самом деле происходит. — Насколько серьёзнее? — немного прищурилась я. — Настолько, насколько это возможно, — туманно ответил Смит, и я поняла, что он все тайны прекрасно хранить умеет. Ну ладно, раз это не для моих ушей, значит, так и быть, настаивать не буду. Потом окажется, что дела действительно были серьёзными. Народ бунтовал против экспедиций за стены, Верхушка пыталась запретить вылазки и бóльшую часть денег пустить на нужды Военной Полиции. Я ни в чём не разбиралась, но поняла, что ситуация была критическая. И вывернул всё в пользу Разведки Эрвин Смит — не командир Шадис, под чьим командованием был весь легион, а именно Эрвин, двадцатипятилетний майор, который умудрился абсолютно плачевное положение повернуть в обратную сторону. Когда я узнала об этом, Эрвин Смит начал вызывать во мне куда больше уважения, чем командир Шадис. На роль командира идеально бы подошёл его преемник, нежели он сам. Но на тот момент я ничего не знала, просто была рада поговорить с этим человеком и благодарна за то, что он помог мне донести ящик до больничного корпуса. И кажется, на него не влияли слухи обо мне. От этого моё восхищение им только возросло. Тем же днём я вновь уснула со справочником в руках, чувствуя сильнейшую усталость. Кажется, человеческий скелет будет мне в кошмарах сниться вместе с названиями костей. Джозеф совсем уже загонял. А проснулась я, слыша звуки любимых Imagine Dragons откуда-то из другой комнаты. Вначале показалось, что я с ума сошла, поэтому резко открыла глаза, видя над собой гладкий и ровный светлый потолок, а не треснутый больничный. Надежда на то, что я в квартире Сергея, вновь разгорелась внутри с еще пу́щей силой, и я судорожно и резко приняла сидячее положение, в панике оглядываясь. Лежала я на кровати, заботливо укрытая клетчатым пледом; компьютер на столе был выключен, а графический планшет — убран в ящик. Знакомые стены, обклеянные эскизами одежды, доносящиеся из гостиной попугайные вопли Шера, приглушëнный музыкой голос Сергея... Я в Токио, в квартире друга, на его кровати. Неужели?.. — О, Вопилка, ты уже встала? — показался Серëга в дверном проходе. — Ну ты и дрыхнешь долго, как сурок! Лежишь, будто убитая, хрен разбудишь! А выглядишь, как жертва Чернобыля, аха-ха! Серëга... всë тот же Серëга, ни капли не изменился. Я только тупо моргала, рассматривая его. Сон? Не сон? Сон во сне? А вдруг мне это приснилось, и я до сих пор нахожусь в мире титанов? Я уже запуталась и совсем не знаю, где реальность! Может, я настолько тосковала по дому, что мне приснилась квартира Сергея? Точно, я ведь засыпала, сидя за его столом перед компом! Точно сон... — Эй, ты чего как молотком по башке огретая? — немного насторожился Сергей, видя мой странный взгляд. — Ты даже не разоралась, когда я тебя Вопилкой назвал... Ау, Машка! — А?.. — заторможенно отозвалась я, несколько раз моргнув. — Сергей?.. — Нет, блин, химичка твоя, — фыркнули мне в ответ. — Ты чего как пришибленная муха, а? А вот нечего было за столом засыпать, пустая башка, мне пришлось тебя перетаскивать на кровать. Ты поправилась, что ли? Я чуть не надорвался! Он явно хотел меня выбесить, только вот до меня дошло только то, что он перетащил меня на кровать, когда я заснула за его компьютером. То есть... Это не сон? Сколько я спала? Неделю? В мире титанов я пробыла даже больше недели, чёрт возьми! — Какое сегодня число?! — всполошилась я, а Сергей аж шарахнулся. — Сколько времени? — Возьми и посмотри, — скривился Топорщенко, а я недолго думая вскочила с кровати, откидывая плед в сторону. Бегло оглядела себя: на мне была та же одежда, в которой я засыпала перед компьютером, на коже неравномерный загар вместо болезненной бледности, а на ногтях — серый матовый лак, немного поцарапанный попугаем. Это что же получается?.. Пока в моей голове бушевал рой мыслей, а меня охватывала паника, я подбежала к столу, выискивая электронные часы. В своём сне я пробыла больше недели. Время: 12:46. Дата: 26. А прилетела в Токио я... двадцать пятого числа. Во сне прошло больше недели. А спала я всего одну ночь... Продолжение следует... * Охотоведение — наука, предметом изучения которой является ведение охотничьего хозяйства. * Ку́зьки, или хле́бные жуки́ — род насекомых семейства пластинчатоусых. Длина взрослого насекомого — 9—11 мм. Тело овальное, выпуклое, сверху немного уплощённое, ноги сильные. Окраска неяркая в основном чёрная с бронзовым или зелёным отливом. * Коре́лла — птица семейства какаду, единственный вид рода Nymphicus. * Мóрфий — наркотическое и болеутоляющее вещество, добываемое из млечного сока мака. * Петербург Достоевского — образ города, созданный писателем в своих произведениях. Это город преступников и помешанных, маленьких людей и тварей дрожащих, город болезни и нищеты. Свинцово-серое небо, грязные подворотни, узкие тёмные лестницы и давящие дворы-колодцы. * Корса́к, или степная лисица — хищное млекопитающее рода лисиц семейства псовых. * Титаны в Древней Греции  (др.-греч. Τιτᾶνες, ед. ч. Τιτάν) — в древнегреческой мифологии божества второго поколения, дети Урана (неба) и Геи (земли). Их шесть братьев и шесть сестёр-титанид, вступивших в брак между собой и породивших новое поколение богов: Прометея, Гелиоса, Муз, Лето и других. * Мéрин — кастрированный самец лошади. * Денни́к — стойло в конюшне для одной лошади. * Фармацевт — специалист, который знает все о составе лекарств и показаниях к их применению. В зависимости от места работы обязанности фармацевта могут различаться. * Би-би-си (также BBC, от англ. British Broadcasting Corporation — «Британская вещательная корпорация») — британская общенациональная общественная телерадиовещательная организация. Peter Hollens — Underground