Записки сумасшедшей
— Вот уж не думала, что придётся вести дневник, — вырывается у меня тяжёлый вздох. Подобные записи я никогда не вела ни на бумаге, ни в электронном формате, но не потому, что не видела в этом смысла, а из-за собственной паранойи. Слишком рискованно оставлять свои записки, в которые ты вкладываешь частичку души, потому что всегда есть риск того, что кто-то посторонний прочитает это. Ведя дневник, какого бы формата он ни был, ты собственноручно создаёшь ещё одно своё уязвимое место. Дневник опасен одним своим существованием. Вливая в него душу, мысли, переживания, описывая жизнь и мечты, ты буквально отражаешь в нём себя со всеми сокровенными, интимными подробностями, которые не должна знать ни одна живая душа. Если такой дневник попадёт кому-то в руки — пиши пропало. Все твои секреты, весь твой портрет не только внешний, но и внутренний, уже кому-то известен. А я считаю душевные излияния слишком личным и драгоценным, чтобы кто-нибудь посторонний знал об этом. — А что писать-то? — улетает мой вопрос прямиком в экран компьютера, где игриво мигала полоска ввода текста на пустом листе документа. Теперь, однако, дневник вести придётся, если я не хочу, чтобы происходящее всё больше превращалось в кашу. Всё то, что произошло со мной во сне, должно фиксироваться, чтобы в случае чего помнить обо всём случившемся. Писатель из меня был такой же, как из Куськи психолог, то есть хреновый. Именно поэтому я не стала вести бумажный дневник — писáть я вообще разучилась и почерк был кривее куриного. Да и печатать выходило быстрее и экономнее. Однако, видя перед собой белое, совершенно пустое пространство компьютерного экрана и мигающую полоску ввода, я впала в невиданный ступор. «Думаю, началось всё с того, что двадцать пятого августа этого года я прилетела в Токио, — пальцы отчего-то начали тихонько подрагивать, раздражая меня, и я хмурюсь, наблюдая за появляющимся перед глазами текстом. — В тот же вечер и начались эти странные сны, периодически появляющиеся уже месяц...» Это было похоже на какой-то странный доклад, отчёт о происходящем. Очень сухое описание, безэмоциональные и неинтересно построенные предложения, порой столь рваные и прерывистые, что хотелось ударить себя по лбу. Запись была неуклюжей, непривычной и неумелой, но я честно пыталась описать всё то, что происходило со мной. То, как открыла глаза и увидела над собой каменный свод тёмной пещеры, которая пригрела у себя во чреве целый город трущоб, как этот город беспощадно жрёт тьма, разбавляемая лишь светом фонарей. Этот душный, сырой и вонючий смрад, бегающие крысы и лежащий прямо на улице человеческий труп, шныряющие по закоулкам запуганные люди, больше похожие на бестелесные измученные тени и привидения, постоянный страх и чувство жуткой опасности. Торговка яблоками с худым лицом и вытаращенными глазами, разборка двух группировок в пустой подворотне, где была лишь я, затем и здание борделя с ироничным названием «Бабочки» и появившийся там Джозеф, напугавший меня и забравший потом наверх. Пальцы перестали дрожать и теперь лихо стучали по клавиатуре, пока я с напряжением и неким удивлением вспоминала всё то, что произошло за это время во сне. Я уже почти позабыла ту нашу с Джозефом первую встречу, как я представилась Дуняшей, а он мне не поверил, как неудачной шуткой напугал меня в лесу и привёз в Штаб, как начал учить медицине. Делала отступления от темы и печатала медицинскую информацию, которую прекрасно помнила благодаря кудрявому гению, а потом сверяла эти записи с интернетом. — Всё сходится, — потерянно бормочу, закрывая в браузере вкладку с медицинской статьёй. — Даже названия на латинском одни и те же... Пыталась описать новый язык, перейдя на клавиатуре с русского языка на латиницу, даже получилось написать целый отрывок, который никто, кроме меня, не смог бы прочитать. — Неужели, этого языка и правда не существует?.. В нём отсутствуют аналоги современных слов типа «телефона», «самолёта» и всего прочего. Но и ничего похожего на него в интернете мне не попалось. От всего этого мозгового штурма меня отвлекло вдруг пришедшее сообщение, всплывшее на экране компьютера. Кое-кто с красноречивым именем, записанным у меня как «Сырный Гей», сейчас строчил и отправлял по одному слову, прекрасно зная, как меня раздражает такая манера переписки. «Сырный Гей»: Эй! «Сырный Гей»: Вопилка, дарова! «Сырный Гей»: Чё делаем, чё на связь не выходим? — Господи Боже, — вырвался у меня тяжёлый вздох, пока глаза лениво бегали по присылаемым строчкам. «Сырный Гей»: Решила сыграть в молчанку? «Сырный Гей»: Я ведь вижу, что ты онлайн, мышья задница! «Сырный Гей»: Хватит игнорить меня! «Сырный Гей»: Вот я тебе щас устрою перфоманс. В последнем сообщении в конце был прикреплён смайлик рогатого улыбающегося демонёнка, а я ничего сделать не успела, когда в ту же секунду была атакована целой ордой бессмысленных уведомлений. Сергей забомбил меня сообщениями уже не по паре слов, а по одной букве за раз. «Хватит идиотничать», — пишу ему я, морщать от звуков приходящих уведомлений. Терпеть не могу эту привычку Сергея вызывать меня в личку таким способом. «Сырный Гей»: Вау, Вопящая госпожа соизволила ответить простому холопу! «Сырный Гей»: До тебя хрен дозвонишься и допишешься, телефон в отключке, что ли? Я подняла бровь и полезла проверять мобильник. И правда, он был выключен, а при включении мне высветилось, что Серёга звонил мне семь раз и тридцать три сообщения настрочил в соцсети, пытаясь до меня достучаться. «Сырный Гей»: Я тут в своём компе ковырялся, нашёл твои порисульки. Помнишь, ты рисовала, пока была у меня? Я и забыл про это уже. После этого он выслал мне несколько файлов, которые были упорото названы лично мной ещё в Японии. Ну типа документ с именем «радостная сопля» или «верблюжье копыто», но глаза мои остановились на названии «попка муравья». — Хм, — я открыла этот файл со столь загадочным названием и узрела перед собой собственный рисунок почти месячной давности. — А... Изображение японца, нарисованного лично мной, появилось на экране, заставляя меня удивлённо нахмуриться. В голове мелькнуло воспоминание того, как я на выходе из аэропорта столкнулась с азиатом и неуклюже сказала ему «айм сорри», после чего у меня сломался каблук. Этого же азиата я потом встретила с Сергеем в кафе и играла с ним в гляделки. Я уже и забыла про этого человека. Вроде обычный темноволосый и темноглазый японец, с непримечательной внешностью. Не сказать, что было в его образе что-то необычное или запоминающееся. Да только вот почему он мне тогда так запомнился, что я нарисовала его в первый же день пребывания в Токио? Мы с Сергеем созвонились по видеосвязи, и теперь вместо документа с моим дневником и портрета азиата на экране компьютера мелькало улыбающееся лицо друга. — Чё-то ты раскабанел, — сказала я, оглядывая его физиономию с немного торчащим из-под губы клыком. Сергей только хохотнул, взъерошив русые волосы на затылке. — Я с каждым днём лишь хорошею, — ответил он, полный оптимизма. С довольным видом хлебнул какой-то напиток из понтового стакана, пока я мрачно глотнула заваренный пакетиком чай из заляпанной пол-литровой кружки в форме задницы. Сергей же тем временем придвинулся к экрану, состроил рожу настоящего ценителя искусства, то есть задумчиво вытянул губы уткой и придирчиво прищурился, а потом выдал: — А вот ты, кажись, наоборот. — Чё? — Хрен через плечо, Вопилка. Смурнее тучи сидишь, как Кощей. Что с тобой? В твои мешки под глазами можно собирать картоху! — Вот уж спасибо. — Да на здоровье, оно тебе пригодится. Ты болеешь? — Нет. — Не высыпаешься? Знал бы ты, как я высыпаюсь, дружище, от удивления сам бы вы́сыпался. — Я сплю полдня. — То-то у тебя и вид, как у многолетней картошки из бабушкиного подвала. У Сергея, походу, была особая любовь к картошке, раз он пихает её во все свои фразы. — Что с тобой происходит? — Сырный Гей вдруг отложил свои приколы в сторону и теперь серьёзно нахмурился, задумчиво склонив голову к плечу. Через камеру компьютера его глаза казались темнее реального и напоминали две чёрные ягоды. — Из тебя как будто всю жизненную энергию высосали, как сок из коробочки. И бардак в комнате. В поле зрения моей камеры попадала часть комнаты за моей спиной, как и весь устроенный там срач. — У меня всегда бардак, — безучастно ответила я, поведя плечом, на котором в футболке была разодранная Куськиными когтями дырка. — Я тебя знаю, как и то, какой бардак ты обычно устраиваешь, — Сергей поднял бровь. — Ты, конечно, та ещё поросюшка, но... Вот такого, — он кивнул будто мне за спину, указывая на царящий там мусорный хаос, — никогда ещё не было. Это там что в углу? Пятнадцать коробок из-под пиццы? — Семнадцать, — машинально поправила я, рассматривая свои ногти, на которых оставался давнивший белый лак. — Это ж уже сколько дней ты не выкидываешь мусор? У тебя там плесень ещё не разрослась, тараканы не появились? Единственный таракан, живущий в этой квартире, это я. Ну и Куська заодно. — Место ещё есть, как-нибудь потом... выкину, — махнула рукой, на крутящемся стуле слегка повернувшись к груде картонных коробок. Как же жалко я выгляжу на фоне Сергея, аж тошно от самой себя. — Ты из дома вообще выходишь? — друг хмурится ещё больше. — Только в магазин. — М-да... — он озадаченно растягивает это слово, бегая по мне глазами. — Ты ведь совсем недавно у меня была, всё было в порядке. С чего вдруг сейчас так подкосило? — Ничего меня не подкашивало. Я, может, всегда такой была, а ты не знал. Скорее всего, у меня и правда какие-то психические проблемы. Ну или почему тогда моё жильё и моя жизнь в принципе в таком запущенном состоянии? Мне скучно, пресно и душно, у меня застой и выгорание. Мне лень. И тошно. Сергей сияет, как начищенный пятак. Его карьера продвигается, он с удовольствием работает над своими костюмами и ловит каждый момент. У него своя гармония, он счастлив. А я будто загниваю в каком-то болоте, из которого не имею пока сил выбраться. — Расскажи лучше, как у тебя дела, — пытаюсь перевести тему от своей персоны, делая последний глоток остывшего невкусного чая. — Мы решили начать подготовку к новой коллекции, — ответил Сергей, улыбаясь. — У нас хоть и небольшая компания, но целеустремлённости выше крыши. Когда-нибудь настанет момент, когда мы станем известными на весь мир! — У вас ведь и сейчас неплохое количество клиентов. — И что? Надо больше! Я полон сил и энергии, их хватит на половину населения Земли! Да что там половину, на всех! Я улыбаюсь, но с ноткой какой-то неприятной ноющей тоски. Сергей горит идеями. И правда пылает энергией. А я наоборот, хотя мы ровесники. — Кстати, хочешь, покажу кое-что? — друг заговорчищески и с широкой улыбкой принялся что-то искать в своём компе. — Прямо перед твоим приездом в Токио у нас в компании была фотосессия нескольких моделей с нашей одеждой. Я, правда, на неё не попал и не мог наблюдать за процессом, но кадры — просто офигеть! Он прислал мне несколько фотографий девушек и парней, одетых в костюмы их производства, и Сергей выделил несколько изображений, на которых, по его словам, была одежда, создателем которой был он сам. Я с интересом листала присланные файлы, рассматривая каждый, на фоне слушая говор Сергея. — Кадры просто шик! — восхищался он. — Там наш начальник нашёл где-то фотографа, он немец и в Токио был проездом, это вот он фоткал. Руки у него из нужного места растут, хе-хе! Фотографии и правда были красивые. — Хотя, мне потом коллеги нашептали, что этот фотограф наполовину русский, — Сергей задумчиво почесал подбородок. — Вот, Машка! Все талантливые люди из Рашки валят! И правильно делают. Удивительно, как в семье с бабушкой-патриоткой вырос Серёга, имеющий такую нелюбовь к родной стране. С бабкой у него были вечные политические баталии, свидетелем которых я порой становилась. — А что там насчёт этой твоей таблицы Менделеева? — этот вопрос вогнал меня в тупик. — Какой таблицы?.. — Менделеева. Ну знаешь, кумир твоей химички. Ты говорила, что во всех классах висели портреты президента, а в её кабинете — портрет Менделеева. Я уже и забыла, что спрашивала Сергея о том, действительно ли Менделееву приснилась его таблица. — Тебя всё ещё беспокоят твои эти странные сны? Никакие подробности я ему об этих снах не рассказывала. Сказала лишь, что раньше таких сновидений у меня не было. — Э-э... — я растерянно почесала затылок, не зная, что сказать. — Да нет, больше нет... — По-моему, ты мне брешешь. — Да я уже почти и не помню, что мне снилось, — вру я, стараясь не ёжиться под пристальным взглядом Сергея, а потом ляпнула: — А что ты думаешь насчёт других вселенных? Даже для меня этот вопрос был неожиданностью, а друг так вообще медленно поднял брови и недоумённо вытянул лицо. — Ась? — он почесал ухо. — С чего вдруг тебя начали волновать другие вселенные? Свалить хочешь, своя надоела? В своей вначале наведи порядок, а уже потом в чужую суйся. — Очень смешно, — фыркаю. — Ну так что? — Ты про мультивселенную*? Как в Марвел? — Я не шарю за Марвел. — Откуда мне знать, есть ли такая штука на самом деле, — Серёга развёл руками. — Лично меня другие миры не волнуют, даже если они есть. Мне бы в своём ужиться комфортно. — А многие мечтатели и учёные назвали бы тебя узколобым и скучным, — протянула я, подперев щёку рукой. — Это скорее они идиоты, — друг махнул ладонью. — На кой чёрт тратить силы на бессмысленные теории о мирах, которые нас даже не касаются, когда в собственном есть ещё куча нерешённых проблем? — Ну а вдруг в какой-то вселенной есть твой двойник? Или, может, во всех? — Ну и чё? Мне плакать или радоваться от этого? Кристально пофиг, мне важна лишь своя задница в мире, в котором я живу. Хотя, было бы угарно собрать своих клонов из всех вселенных. Это ж будет сборище гениев-костюмеров! — Ты так уверен, что все твои двойники будут костюмерами? — А как иначе? Это дело всей моей жизни! «Я тоже так думала, да только где-то в глубине либо подсознания, либо в другом мире оказалась не художником, а чёртовым медиком», — подумала я и хмыкнула. Всё-таки так и не разобралась, сны ли это или что-то иное. — А что думаешь о переносе в игру или в книгу? — наклоняю голову. Сергей оказался с этого вопроса в ещё бóльшем недоумении. — Ты «Джуманджи»* посмотрела, что ли? — он выгнул бровь. — Так впечатлило, что уже пургу нести начинаешь? Это ж сказки! Знал бы ты, что ещё немного, и я в эти сказки поверю, — улетел бы в стратосферу на реактивной тяге. — Что за странные вопросы? — Серёга приблизился ближе к экрану, пытливо таращась в моё изображение. — А ну-ка колись, Машка... У меня душа в пятки ушла, и вдруг похолодели руки. Неужели он так просто сейчас спросит, не переношусь ли я во сне в другой мир? А что мне сказать, если он действительно задаст подобный вопрос?.. — ...ты фанфик пишешь, что ли? — закончил Сергей свою фразу, а я замерла. — Ч-что? — сглатываю противный ком в горле. — Фанфик про попаданцев пишешь? — друг хохотнул. — А о ком? Скинь ссылку, я обязан прочитать это! — Тьфу... — у меня будто камень с плеч свалился. — Какой, к чёрту, фанфик? Я не писатель! — Да ладно тебе, не стесняйся, надо же с чего-то начинать, — заржал Сергей, а потом с энтузиазмом подсел ближе к экрану. — Так про кого пишешь? А с каким рейтингом? Следующие пять минут мне пришлось всеми правдами и неправдами уверять его, что ни о каком фанфике не может быть и речи. Однако, сколько бы я ни клялась, что мне проще умереть, чем стать писателем, Сергей, походу, мне поверил не до конца или не поверил совсем, решив, что я просто тайком какие-то рассказы строчу. В конце концов я плюнула на это и пожелала ему успехов в поисках воображаемой истории моего авторства. — Кстати, — вдруг втемяшилась мне в голову мысль, и я аж подскочила на своём стуле. Подкатилась ближе к экрану и уставилась на изображение друга, поднявшего в удивлении брови, — раз у тебя энергия из задницы прёт и есть силы искать то, чего нет, можешь тогда сделать кое-что? — Интригуешь, — хохотнул Сергей, а потом кивнул. — Ну давай, что там у тебя? — Я тут нашла один текст, — открываю свой только что начатый дневник и листаю вниз до целого абзаца, непонятно напечатанного на латинице. Это был тот самый текст, который я ради эксперимента написала на языке из титаньего сна. — А на каком он языке написан, разобрать не могу. Весь интернет облазила. А вдруг я просто мало искала? Зная Сергееву баранью упёртость, он точно из принципа сделает всё возможное, чтобы найти нужную информацию. Может, ему удастся откопать хотя бы название этого языка? — Что за текст? — друг наклоняет голову, когда к нему на компьютер от меня прилетает скопированный абзац. — Э-э... Ты где эту парашу нашла? Я только плечами пожала. Из головы взяла, дорогой, только пока тебе лучше об этом не знать. — Хм, надо найти, на каком языке это написано? — Ага. — Ладно, — Сергей задумчиво почесал подбородок. — Попробуем... Всё, что я делала в реальной жизни сейчас — ела, смотрела сериалы и рисовала несколько работ на заказ, хотя было лень. Однако необходимость зарабатывать деньги давала мне противного пинка, поэтому я из раза в раз заставляла себя браться за стилус и садиться за компьютер. И опять каждый день был днём сурка. — А ведь раньше меня всё устраивало, — задумчиво чешу висок концом электронного пера, припоминая мою жизнь чуть ранее. — И почему всё так изменилось? Меня устраивало из раза в раз проживать день сурка. Устраивало смотреть сериалы и рисовать на заказ, редко выходя из дома. Но почему именно сейчас меня так начал душить подобный образ жизни? Всё потеряло краски, стало пресным, скучным до тошноты. От этой скукоты ухудшилось и моё состояние — я перестала даже банально выносить мусор из собственной квартиры. Раньше подобную жизнь я считала гармонией. Теперь же — сплошным скучнейшим мучением. А всё случилось после того самого момента, когда я впервые стала во сне медиком Марией. Когда чёртов сон и бредни собственного мозга стали куда интереснее реальности. И теперь я опять хочу туда. По сути, я и есть медик Мария. Та самая Мария из титаньего сна или же мира. Одни и те же вкусы и предпочтения, почти идентичная внешность, схожий характер. Мы одинаковы, и это не просто двойник, не просто близнец, а моя сущность. Только вот незначительные изменения в привычном моём образе вгоняли в недоумение. «Может, это действительно другая вселенная? — ползали мысли в моей сонной голове, когда я лежала ночью под одеялом. Кровать я делила с Куськой и ещё кучей упаковок и разного мелкого мусора, который я лениво столкала к ногам. — Параллельная? Или мой мозг решил устроить альтернативную реальность?..» С подобными выкрутасами воображения я ещё никогда не сталкивалась. И не знаю, сталкивался ли с этим кто-нибудь ещё. Однако моя задумчивость отошла на второй план, стоило только мне открыть глаза в комнате медицинского корпуса. И сразу отчего-то стало легко, будто весь груз реальности свалился с плеч, и я невольно заулыбалась, смотря в потолок. С кровати пропали растянувшийся во всю длину Куська и гора бумажек, теперь меня укрывал не плед с изображениями авокадо, а обычное, довольно жёсткое серое одеяло. Подушка под головой оказалась тяжёлая и перьевая, а стены вокруг развешаны не разными картинками и плакатами, приляпанными на скотч, а анатомическими рисунками, украденными у Джозефа из лаборатории. Клеить всю эту красоту было не на что, потому что скотча тут не имелось, зато приходилось пыхтеть и втыкать в стены металлические острые кнопки. Исчезли коробки из-под пиццы в углу, немытые кружки и прочий бардак. Всё это время, пока я с клоунским счастливым видом пялилась в потолок, рядом с кроватью, на тумбочке, надрывался допотопный механический будильник. Повернув к нему голову, заулыбалась ещё сильнее, только теперь ехидно, ибо будильник этот был подарен мне Джозефом. Ну как подарен... Скорее наставник просто сурово всучил его мне в руки, когда я в очередной раз проспала начало эксперимента над Карлосом. Из-за утренних поездок до озера на Кондроле мне потом приходилось порой устраиваться где-нибудь поспать посреди дня, а Джозеф каждый раз кипятился, стоило только мне опоздать в титанью палатку. Выключаю будильник и, присев на кровати, задумчиво чешу голову. Приходящие ко мне воспоминания прошедших здесь дней ощущаются более... ближе, что ли, нежели ранее. Раньше они напоминали кадры из фильма — вроде принадлежали мне, но были такими посторонними, будто смотрела я на них через экран компьютера. Теперь же... будто что-то изменилось. Совсем незначительно, почти незаметно, но моё восприятие немного поменялось. — Уже октябрь... — удивлённо бормочу, покосившись на стену с висящим календарём. — Месяц прошёл? Даже больше. Середина осени, хотя в последний раз моего здесь пребывания было только самое начало. Вдруг чувствую, как от прохлады побежали мурашки по коже, и хмыкаю. И правда середина осени, стало холоднее. Система отопления тут была ни к чёрту — её, можно сказать, не было вообще. Радовало уже то, что тут был водопровод и даже каким-то образом имелась горячая вода, поэтому вряд ли теперь отсутствие нормального отопления казалось большой проблемой. В главном зáмке Штаба в нескольких точках имелись камины, которые отапливали ближайшее пространство, а в остальном солдаты и медики утеплялись сами — доставали тёплые вещи, грелки и всякие лампы. Грелка и у меня имелась, а ещё одеяло сменилось на более толстое и колючее. Напоминало бабушкин колючий плед. Опускаю босые ноги с кровати на пол и тут же ёжусь, потянувшись за носками. Ночную рубаху, в которой я обычно спала, пришлось дополнить штанами, чтобы не мёрзли ноги. Поднимаюсь, разминаюсь, и подхожу к зеркалу, вглядываясь в своё отражение. «Странно... — думаю, скользя взглядом по собственному лицу. — И почему я воспринимаю себя здесь иначе? Более... привлекательно, что ли?» Моя внешность мало чем отличалась от реальной. Вернее лицо не отличалось абсолютно ничем, из отличий было лишь немного подростковое строение тела, ибо здесь мой возраст меньше реального. И грудь здесь меньше, но с этим я уже давно свыклась. В остальном мы со стоящей в зеркале девушкой были идентичны, но почему в этом образе я нравлюсь себе больше? Даже нерасчёсанные и наэлектризованные волосы с торчащими кое-где волосинами, напоминающими либо антенны, либо пух белого одуванчика, не портили моё впечатление. В реальности я была самой себе скорее омерзительна. Смотря в зеркало, видела лишь ленивую размазню в рваной футболке. А теперь девушка в отражении была энергична, полна сил и юной свежести. Она казалась живее настоящей меня, хотя я даже не разобралась, снится ли всё это мне или нет. Всё это мне напоминало зазеркалье, какую-то альтернативную реальность, книжный сюжет. Да только как такое возможно? Но теперь я улыбаюсь и завязываю волосы в хвост, проходясь по ним пальцами. А они стали ещё лучше на ощупь — гуще, мягче, и то воспоминание о колючих, сухих и ломких волосах, какими они были в самом начале, теперь казалось таким далёким, будто неправдой. Мария из Подземного Города наконец похорошела, совсем перестала быть болезненно тощей и бледной, и у меня глаза от восторга загорелись, пока я осматривала себя в зеркале. За окном было тихо, шумел только ветер. Разведотряд был довольно спокойным местечком, пока дело не касалось вылазок. Расположенный вдали от населённых пунктов посреди леса, он нечасто принимал у себя каких-либо гостей. Разве что в округ Штаба порой забредали какие-то звери, такие как олени, волки или лисы, но никакого ущерба солдатам не приносили. Судя по ленивым сплетням, недавно где-то недалеко был замечен медведь, да только тема всякого зверья не была столь обсуждаема среди военнослужащих. «Конечно, ведь обсуждать, с кем спит ученица главного медика-гения, гораздо интереснее каких-то медведей», — фыркаю мысленно, ибо до сих пор помню ту ситуацию с дичайшими сплетнями, в которых тонула, как в болоте. Решив не думать о неприятном, одеваюсь и накидываю сверху куртёнку из-за осеннего похолодания. А потом спускаюсь вниз, во двор, и захожу в конюшню, где из денника Кондрола тут же послышался шум. Рыжий мерин знал мои шаги и радостно на меня реагировал, готовясь к утренней пробежке. «А где там жопошник?» — мелькает мысль, ибо поездка до озера без него кажется уже чем-то невообразимым. Удивительно то, что Леви за всё это время не пропустил ни одного моего утреннего выезда, а у меня закрались подозрения, что он мало спит. Если бы любил спать — его и пинком не удалось бы вытащить спозаранку на улицу, как того же Рейна, к примеру. Надевая седло на Кондрола, я развесила уши и пыталась услышать посторонний шум. Леви в это время всегда уже был здесь и возился с Августом в его деннике, однако сейчас его присутствие не наблюдалось. «Может, решил не ехать сегодня? — подумала я, задумчиво поджав губы. — Но он никогда не пропускал... Случилось что-то, что ли?» Отсуствие Аккермана в конюшне не должно было быть чем-то странным, но у меня заворочались сомнения и лёгкое беспокойство. — И чё я беспокоюсь, собственно? — ляпаю вслух, затем фыркая. — Не пришёл — ну и хрен с ним, велика проблема. Сказала я так, конечно, но отчего-то сомневаться и беспокоиться не перестала. А вдруг заболел? Или с несварением слёг, как его дорогой сосед Джереми? Это не мои проблемы, конечно, но... Чёрт. В конце концов я плюнула на эти размышления, вышла из денника Кондрола и прошла к чужому отсеку, заглядывая внутрь через решётку дверцы. Хмурюсь, видя спокойно стоящего там Августа, массивным чёрным силуэтом заслоняющего небольшое оконце. Прислонившись к прутьям, будто пытаясь просунуть через них голову, оглядываю небольшое помещение, никаких признаков Аккермана не заметив. «Ну и где этот чертила? — заторможенно чешу подбородок. — Вот уж этот жопо...» — Если твоё рыло застрянет между прутьями, я тебя доставать оттуда не буду, — громом среди ясного неба раздался вдруг спокойный голос позади, а я с испугу стукнулась скулой о металлическую решётку. — А ты на своём примере знаешь, что между ними можно застрять? — недовольно ворчу, разворачиваясь к стоящему рядом Леви вполоборота. — У тебя-то морда пошире моей будет. На самом деле тут я немного сбрехала. Лицо Аккермана было донельзя тонким, если так можно было выразиться, и ни о какой широте и речи не шло. Обычно резкое, но в спокойном состоянии с разглаженными чертами оно напоминало скорее эльфийское. В состоянии покоя Леви был удивительно изящным и походил на фарфорового мальчика — я всё ещё помню его образ, когда он дремал у озера. Однако то, что у этого чертилы красивая моська, не означает, что я буду ему поддакивать. — Можем проверить, застрянешь ли, — Леви красноречиво кивнул на прутья, намекая, что может поспособствовать этому. Я лишь с лёгким напряжением улыбнулась, прекрасно зная, что если он мне сейчас двинет — я застряну не просто в прутьях решётки, а в текстуре этой двери. — Да ладно тебе, — тяну я, ехидно сощурившись. — Ты столько времени меня охраняешь, не станешь же своими руками меня обижать. Каменная физиономия Аккермана и его взгляд, говорящий как бы: «Да что ты?» заставили меня улыбнуться ещё более натянуто. А, точно. Никому постороннему он не даст меня обижать, потому что обижать будет только он сам. Хрен там. Затем изменился и мой взгляд. Кажется, Леви правильно рассмотрел выражение моих глаз, в которых так и читалось: «Только попробуй, я потом со света сгину, но обижу тебя в ответ так, что облысеешь навечно». Аккерман неторопливо моргнул, но почему-то мне на секунду показалось, что вся эта ситуация его дюже позабавила. — Хватит думать, что всё вращается вокруг тебя, — сказал он, затем одной рукой отстраняя меня от прохода, а другой открывая денник своего коня. — Самомнения тебе не занимать. Он говорит это каждый раз, стоит мне заикнуться про так называемый кодекс чести, по которому разведчики должны оберегать медиков. Ведь именно поэтому он каждое утро старается выехать к озеру одновременно со мной, чтобы я была «под охраной». Вначале мне было неловко продолжать эти поездки и я пыталась договориться с ним, узнать, надо ли это ему вообще. Мне не хотелось, чтобы он заставлял себя и делал это всё из-под палки. Однако стоило только мне задать вопрос о его желании, он тут же меня довольно жёстко отбрил — посмотрел специально будто на кучу мусора и потом шикнул, что я ему никаким боком не сдалась. — Думаешь, я стал бы против воли лишний раз напрягаться? — с заметной долей грубости сказал он тогда. — Ты переоцениваешь собственную важность. Заметь: не только разведчики должны защищать медиков, но и медики не должны нарочно искать проблем на задницу. Если тебя предупреждали не шастать по лесу в одиночку, а ты продолжаешь это делать, никто потом никого судить не будет, если тебя задерёт там медведь или убьют разбойники. Грубость с его стороны не была для меня чем-то удивительным — это его привычный стиль общения со мной. Была бы я его другом, вряд ли он допускал бы столько резкости в мой адрес. Хотя я не знаю, как общался он с Фарланом и Изабель, может, он и к ним был порой довольно груб?.. Да и вообще всё наше с Леви общение зиждется на сарказме, подколах и грубости. Поэтому мы друг на друга обиду, наверное, никогда не таили. И несмотря на его слова, которые он повторяет каждый раз, я всё равно знаю, что дело не только в одном его желании проехаться до озера. Рейн был прав — Леви всегда подбирал такое время, чтобы ехать вместе со мной. Однажды я опоздала на минут пятнадцать и выехала из Штаба довольно поздно, так он всё это время ездил с Августом где-то поблизости и ждал меня, а потом сделал вид, что решал проблемы с седлом. — Ты зачем сюда пришла? — спросил Леви, выдёргивая меня из воспоминаний, всплывающих в голове. Он стоял в деннике и возился с ремнями седла, пока я застыла на пороге открытой двери. — Ты не приходил, думала уже, что тебя Джереми в туалете запер. Упоминание дорогого соседа заставило жопошника с досадным недовольством дёрнуть щекой. — Он плющит подушку до последнего, — мрачно сказал он, не смотря на меня. — И порой просыпает будильник, скотина. Я криво улыбаюсь, понимая, что в ином случае будильником для Джереми является сам Леви, который пинает его из-за звенящего механического прибора. Даже не знаю, кому сочувствовать больше: Аккерману, которому в соседи достался неряшливый и несерьёзный порося, или же Джереми, которого подселили в логово демона чистоты. От нечего делать наблюдая за жопошником, вижу признаки недосыпа. Особенно выделились под глазами тени, которые, хоть и были раньше, сейчас стали куда темнее. — Зачем едешь так рано, если не высыпаешься? — наклоняю голову, лениво следя за движениями Аккермана. — Зачем задаёшь вопросы, которые тебя не касаются? — прилетает мне ответ вопросом на вопрос. — То, что касается твоего здоровья, касается и меня, вообще-то! — заявляю, нахохлившись, как боевой петух. — И ещё всего медкорпуса. У медиков тоже кодекс чести есть, как и у вас! — Со своим сном я сам разберусь. — Леви закончил возиться с седлом, а потом скосил на меня глаза, не поворачивая голову. — И хватит мне уже чушь про кодекс чести затирать. И каждый раз он говорит примерно одно и то же. — И всё-таки, почему ты так поздно пришёл? — не спешила я отставать от него. Продолжила доставать, однако скорее чтобы себя повеселить и его побесить, а не узнать настоящую причину опоздания. Леви повернул голову ко мне и смерил укоряющим сумрачным взглядом, будто понял мои истинные мотивы. Я и бровью не повела, наверняка внешне выглядев ехидно. Едва слышно вздохнув, словно давно смирившись с моей говнистой натурой, он пару секунд помолчал, а потом соизволил ответить: — Эрвин задержал. Поручил мне принять поставку продуктов. — К нам едет еда? — тут же подобралась я, очень заметно обрадовавшись. — Когда? Сегодня? — Так радуешься, будто тебя на сухпайке держали. Это будет стандартный набор, ничего нового, — Леви с лёгким непониманием поднял бровь, видя моё сияющее лицо. — Ну так когда? — Сегодня в первой половине дня. А что, хочешь мешки таскать? Я вначале хотела с дуру закивать, но вовремя передумала. Только с ехидным видом вытянула губы уткой и довольно прищурилась. — Нет, хочу понаблюдать, как ты корячишься. Ведь бесконечно можно смотреть на три вещи: на огонь, воду и на то, как Леви пашет, пока я буду сидеть на лавочке и грызть орехи. Вот это будет, как говорится, настоящая ляпота! — Я могу и тебя запрячь работать, — жопошник слегка наклонил голову, не сводя с меня пристальных глаз. — Не можешь, — довольно улыбаюсь, ибо уж точно выиграла эту жизнь, раз этот чертила никогда не будет моим начальником. — Не в твоих полномочиях мной распоряжаться, — хмыкаю, а потом добавляю: — А ещё я Джозефу пожалуюсь. Джозеф, конечно, надо мной бы только поржал и заступаться не стал, но жопошнику знать об этом необязательно. Как мне кажется, Леви даже в какой-то степени нравилось ездить со мной по утрам. Не замечала, чтобы он был жутко недоволен моей компанией, да и общался со мной он без неохоты. Правда, до сих пор все наши разговоры полны язвительности и вряд ли это изменится, но не видно, чтобы Аккерман меня избегал. С людьми, которые его раздражают, он старается лишний раз не пересекаться, чтобы себе глаза не портить, и я в их число, судя по всему, не вхожу. Отчего-то от осознания этого факта становилось приятно. Чувство, будто вредный ворчливый кот, ненавидящий весь род человеческий, наконец дался немного погладиться. Леви хоть и не был столь важным для меня человеком, но почему-то занял в моей жизни такую странную, но нерушимую позицию, когда без его безразличной морды становилось пусто. Меня забавляло его раздражать и доставать, да и вообще я, наверное, слишком уж обнаглела, забывая, что его силы хватит на то, чтобы свернуть меня в рогалик. А Леви зачем-то позволял мне себя так вести, но раздражал меня в ответ. Оглядываясь назад, вспоминая наши первые встречи, мне не верится, что я его боялась чуть ли не панически. Леви и правда наводил тогда на меня ледяной ужас, но вся эта боязнь быстро и плавно исчезла. Теперь Аккерман воспринимается мной как товарищ, который не прочь надо мной издеваться, но который не даст никому другому обидеть меня. «Вот так ощущаются старшие братья? — задумчиво перебирала я мысли в своей голове, пока мы с Леви ехали к озеру. — Хрена с два, конечно, жопошник им для меня станет, но всё же.» В своей семье в реальности я была единственным ребёнком, поэтому о старших братьях слышала только от одноклассников. А Серёга, мой лучший друг, воспринимается мной совершенно иначе. Да и на старшего брата Сырный Гей вовсе не катит, потому что он младше меня, поэтому в нашей дружбе старшей сестрой выступаю я. Тема нашей разницы в возрасте всегда у нас была обсуждаема: в колледже я называла Сергея карапузом и однажды прикола ради подарила ему слюнявчик с чепчиком, а он в долгу не остался и приволок мне пояс из собачьей шерсти, аргументируя это тем, что «у столь пожилой женщины точно болит поясница». Была ли разница в возрасте у нас столь большая? Нисколько. Мы с Сергеем были рождены в один год, только я в апреле, а он — в июле. А вот Леви меня старше на целых два года. Походу, мне нужно будет уже ему подарить пояс из собачьей шерсти. — О чём ты думаешь с такой дебильной улыбкой? — вырвал меня из фантазий голос жопошника. — Не болит ли у тебя поясница, — не задумываясь, брякнула я, только потом сообразив, что именно сказала. Кажется, таким ответом Леви был слегка озадачен, но не удивлён, будто именно чего-то такого от меня и ждал. — С чего она должна болеть? — Ты ж уже старый, — я хохотнула, подленько на него взглянув. — Двадцать один скоро. Когда там? В декабре, кажется. В реальности я, конечно, даже старше его, скоро двадцать три исполняется. Но этого ему необязательно знать. К слову, и тут, и там у меня совпадает дата рождения. Здесь я тоже родилась в апреле. — Я всего на два года старше тебя, — не был Леви впечатлён моими выводами, а потом вдруг добавил, пристально глянув на меня: — Ты запомнила мою дату рождения. «Конечно запомнила, ты же козерог», — жутко захотелось заржать мне в ответ, но я сдержалась и безразлично сказала: — Я же лично заполняла твою медкарту. — А твою дату рождения я не знаю. — Очень рада, — оскалилась я в широкой улыбке, боясь прикусить язык при езде. — И не узнаешь, потому что я тебе её не скажу. — Серьёзно уверена, что это будет для меня тайной? — Леви фыркнул, скосив глаза в мою сторону. Я лишь ехидно и с вызовом на него посмотрела, ничего не ответив. Это, конечно, было довольно плёвым делом — достаточно просто залезть в документы архива, однако никогда не упущу возможности побесить кого-то и повыделываться. Меня это забавляет. Особенно когда этот «кто-то» — жопошник, с которым у нас негласное соревнование «кто кого перебесит». Возле озера стало прохладнее, поэтому мы оба синхронно запахнули свои куртки, прикрывая шею. «Он не любит мёрзнуть, — хмыкаю мысленно, бегло скользнув взглядом по едущему рядом Леви. — Жару, в принципе, тоже не любит. В жаркие летние дни у него морда была ещё более недовольная, чем обычно.» Леви одет по погоде — светлая кофта с горлом и осенняя куртка с капюшоном сверху. И правда мёрзнуть не любит. Эта поездка мало чем отличалась от всех предыдущих. Разве что пейзаж постепенно менялся, переливался с летне-зелёного на осенний, с каждым разом холодел всё сильнее. Число уток на озёрной глади уменьшалось — они улетали на зимовку в более южные районы. Неизменными оставались лишь Кондрол с Августом и постоянно переругивающиеся мы с Леви. Правда вот количество тёплой одежды с приближением зимы на нас увеличивалось. По приезде обратно в Штаб я съехидничала, что буду с нетерпением ждать разгрузки продовольственной телеги, и бодренько ускакала в медкорпус, оставив Аккермана в одиночестве. Тот, как мне показалось, бесшумно устало вздохнул мне в спину, будто радуясь избавлению от моей навязчивой задницы. — А чего мы лыбимся? — спросил Джозеф, неожиданно появившийся за моей спиной, когда я бесцельно таращилась на ползущего по оконной раме жука. — Как чёрт из табакерки выпрыгиваешь! — вздрагивая, кричу я, а жук срывается с рамы и падает вниз, шмякнувшись о подоконник. — Вся эта больница, — растянул кудрявый гласные, по виду напоминая хитрющего кота, и обвёл широким жестом окружение, — моя табакерка. И ты тоже в ней, Корсак. Опять лоботрясничаешь? — Да я только вернулась. Вон, руки замёрзли с улицы! — в подтверждение протянула ладони прямо под нос Джозефу, а он с трудом от них уклонился. — И рабочий день ещё не начался, даже завтрака не было. — У тебя рабочий день всегда с еды начинаться должен? Обжора. — А сам-то! А кто с кухни булки тырит в свою лабораторию? Как хомяк!.. — загорланила было я, но мужская сухая ладонь быстренько запечатала мне рот. — А ну прикрой варежку, — милостиво зашипел Джозеф сквозь зубы, по-змеиному улыбаясь. — Чтобы продуктивно работать, я должен есть то, что мне хочется. А уж если оно ещё и бесплатное, то вообще грех отказываться, уяснила? Я лишь громко хмыкнула и, опустив взгляд на руку, которой Джозеф зажимал мне рот, не сдержалась и резко высунула язык, обслюнявив ему половину ладони. — Фу, — только и буркнул наставник, скривившись, но руку с моего лица не убрал. — Даже мой Кеви мне ладони не слюнявит, а он, в отличие от тебя, конь. Я хотела заржать для пущего эффекта, но рот был вынужденно закрыт. Правда была в том, что Джозеф тырит с кухни в неограниченном количестве булки, привезённые и предназначенные для солдат. На продовольствие уходит часть бюджета, которым заведует Кис Шадис, и Джозефу только в радость грести у него деньги, пускай и в виде еды. Кажется, эти двое никогда не перестанут бодаться даже в таких мелочах. — Кстати, всем остальным я сказал, что те булки на самом деле твои и ты просто нагло используешь мою лабораторию как тайник для своих харчей, — хохотнул Джозеф, а я после этой новости ошалело и возмущённо замычала. Конечно, под словами «всем остальным» подразумевались лишь Ханджи и Моблит, потому что только они могут заходить в лабораторию Джозефа, не считая меня. Но тем не менее, этот чертила свалил своё хомячество на меня! — Паразит! — гаркнула я, резко подбив руку наставника и освободив своё лицо. Он лишь с хмыком вытер обслюнявленную ладонь о моё плечо, а потом, глянув в окно, приподнял брови. — О, твой благородный рыцарь, — брякнул он, а я подалась к стеклу, оглядывая двор. Из конюшни спокойно шёл жопошник, спрятавший руки в карманы куртки. — Он-то? — со стуком об окно тычу в Леви пальцем, спросив это с такой интонацией, будто Джозеф положил мне на ладонь таракана. — Благородный рыцарь? — А, то есть ты не отрицаешь, что он твой, — хохотнул наставник, а меня будто холодной водой облили. — Ох уж эти дела сердечные... — Рот свой замолчи! — Да что ты так суетишься, а? Ну подумаешь, шутка об ухажёре, а реакция такая, будто это и не шутка. Или... — Джозеф прищурился, слегка склонив голову на бок, — у меня есть причины для беспокойства? — Тебе-то что? — поднимаю бровь, не понимая, каким чёртом вообще Джозеф во всю эту ситуацию вписался. — Как что? Знаешь ли ты, что чувства наставника сравнимы с чувством отца? А каково отцу, когда его малютку-дочь уводит из дома какой-то сосунок? Так... А как вообще разговор зашёл в столь дальнюю степь, начинаясь с украденных из столовой булок и обслюнявленной ладони? Да этот засранец выводит меня из себя! — Слышь, отец, — складываю на груди руки, мрачно хмуря брови. — А не охренел ли ты? — Понимаю, конечно, что доченька уже большая и сама разберётся, с кем шашни крутить, но... — как назло продолжил Джозеф свой бред, в это время хитренько, как крыса, поглядывая на меня и постукивая пальцами друг о друга, будто трущая лапками муха. — Ни с кем я ничего не кручу! — взбеленилась я. Джозеф вёл себя странно. Его тупые шутейки не были чем-то удивительным и я давно к этому привыкла, однако подобные глупые высказывания, намекающие на мои отношения с кем-то, он пускал только когда речь заходила о Леви. Если это был кто-то другой, наставник говорил что угодно, только не намёки на «дела сердечные». Но если объектом нашего разговора был жопошник — он успевал женить его на мне и ещё поплакаться, что птенчик (я) улетел из гнезда. Вовсе не Рейн с Анабеллой были моими шипперами. Джозеф, как оказалось, на этой позиции засел куда прочнее. «Делать тебе нечего, что ли, раз ты так усердно ратуешь за отношения, которых нет и в помине?» — думала я, из раза в раз наблюдая за горе-наставником и не понимая, что у него на уме. Вначале хотелось сравнить его с бабками у подъезда, которых хлебом не корми — дай посплетничать. Потом на ум пришёл образ какой-нибудь дальней родственницы, которая шибко озабочена тем, что ты одна, и пытается свести тебя с кем-то. А потом я наконец поняла, что напоминает мне поведение Джозефа. Не на бабку и не на родственницу он был похож, вовсе нет. Так ведёт себя читатель или зритель, знающий основной пейринг и от этого уверенный, что главные герои сойдутся при любом раскладе событий. Понаблюдав за ним несколько раз, я с недоумением узнала в нём и себя тоже: когда я садилась в реальности читать какую-нибудь книгу или смотреть сериал, где обозначены главные герои, которые полсюжета крутят носом и говорят, что никогда в жизни не будут встречаться друг с другом, я жевала чипсы и с хмыком говорила «ой да ладно, знаем мы таких». И потом герои по дуновению сюжета сходились, а мне оставалось лишь говорить: «Ой, какая неожиданность». Каким-то образом Джозеф тоже занял такую позицию. Ведёт себя как я, меня это бесит! Да только вот если он на посту зрителя, то главными героями были я и Леви, а от столь бредового расклада событий хотелось волосы на голове рвать. И почему он вдруг так уверен в пейринге Леви/Маша, если здесь ничем таким и не пахнет? Не удивилась бы, если бы он этот шипп назвал «Леваша»... «Леваша... Аха-ха!» — подумала я и заржала с собственных мыслей, не успев донести ложку супа до собственного рта. — Ты чё?.. — растерянно спросил Рейн, посмотрев на меня, как на душевнобольную. Вместо «Леваша» в моей голове всплыл лаваш, что рассмешило меня ещё больше. — Что тебя так развеселило? — поинтересовалась Анабелла, поставив на стол полупустой стакан компота. — Мы вообще-то о вскрытии разговаривали, — сказал Рейн, с кислым недоумением наблюдая за тем, как я стучу ладонью по коленке. — А ты давай ржать. А я говорил, что ты маньячка! Небось трепанáцию* делаешь и хохотать как ведьма начинаешь. Не с вскрытия я смеялась, а с лаваша и «Леваша», но друзья меня понять не смогут. Потому что у них здесь нет понятия «пейринг», да даже слово «лаваш» звучит иначе, нежели на русском. Более того, думать на русском я почему-то могу, а говорить на нём не получается — всегда звучит лишь местный язык. Как будто где-то внутри какой-то барьер, не дающий мне ни слова сказать по-русски. Завтрак мы проводили за привычным столом, а мой смех мало выделялся среди общего шума чужих голосов. — Значит, то, что я смеюсь во время обсуждения вскрытия, это не нормально, — говорю я, пытаясь перестать улыбаться, а то уже щёки свело, — а то, что мы обсуждаем вскрытие во время еды, это норма? — Разве из-за этого у тебя портится аппетит? — Рейн поднял бровь, а я качнула головой. — Нисколько. Поднося стакан ко рту, обвожу взглядом помещение и натыкаюсь на жопошника. Леви безразлично смотрел на меня и, встретившись со мной глазами, никак не отреагировал. Сидел он всегда за одним столом с Гюнтером, Эрдом, Петрой и Оруо, и если первые трое были рады его компании (Петра в особенности), то Оруо торчал там без особого энтузиазма. «Из-за Петры тут сидишь? — думаю я, глянув на его недовольное лицо. Оруо с мрачным видом ковырялся ложкой в тарелке, порой косо посматривая на болтливую радостную Петру, сидящую справа от Леви. — Ревность плохо сказывается на здоровье, хах.» Аккерман оказался для него бельмом на глазу. Неприязнь к нему вызвана, без сомнения, Петрой, которая была, наверное, давно Оруо симпатична. А тут вдруг свалился на них жопошник, ещё и из Подземного Города и с непонятным прошлым разбойника, а дама сердца им тут же не на шутку заинтересовалась. Естественно, Оруо ревнует и бесится, что её внимание достаётся отнюдь не ему, поэтому так Аккермана не жалует. «И это Джозеф мне говорил о делах сердечных? — хмыкаю я в полупустой стакан, бегая взглядом по солдатскому столику. — Да тут целая драма. А жопошник — слепой крот, раз не видит симпатию Петры.» Действительно ли Леви не замечал внимания коллеги, мне оставалось только догадываться. Или же он мог просто это игнорировать. В таком случае у него уж слишком удачно получается морозиться, что вряд ли. — Эй, сосед! — раздался среди шума знакомый голос, и мы с Леви одновременно посмотрели на садящегося за соседний стол Джереми. Его вытянутое пятнистое лицо святилось, как начищенный пятак, от широкой улыбки. — Приятного аппетита! Физиономия Аккермана сменилась с безразличной на раздражённую, и он лишь слегка скривил уголок рта, ничего не ответив. Кажется, Джереми хотел сесть к ним, но, на счастье Леви, за тем столом уже не было места. «И как их угораздило оказаться соседями по комнате? — думаю я, видя в них полные противоположности. А потом довольно прикрываю глаза: — Как хорошо, что я живу одна и вся комната в моём распоряжении.» Да, конечно, моя нора была рассчитана на двух человек. Однако вряд ли ко мне подселят кого-нибудь из-за небольшого количества медперсонала. Мне повезло куда больше, чем жопошнику. И, чёрт возьми, как же меня это веселит. Леви будто бы прочёл мои мысли и вновь посмотрел на меня. А я была в столь прекрасном настроении, что тут же скорчила ему рожу, пальцем оттянув нижнее веко правого глаза, и довольно заржала. — Какая ты элегантная и романтичная женщина, — хохотнул Рейн, всё это время следящий за моим обезьяньим поведением. — Даже заигрывать пытаешься. Бедный твой кавалер... После этого он повернулся, чтобы увидеть, кому я кривлялась, и, выпучив глаза, узрел мрачное табло Аккермана. — Даже не знаю, кого жалеть больше... — растерялся Рейн. — Такого кавалера и врагу не пожелаешь. — А меня, значит, врагу пожелать можно? — развеселилась я, пихнув ногой стул дождливого мальчика. — Учти, получив меня, враг волком завоет. — В-вы с ним одного поля ягоды, — подала голос Анабелла, всё это время с любопытством наблюдая за происходящим. — С кем? — подобралась я, выпрямившись. — С этим солдатом. Леви который, — подруга кивнула на Аккермана, который уже был втянут Петрой в обсуждение какого-то вопроса. — С этим жоп... кха, — брякнула я, затем запнувшись. — Ягодка здесь только я. А это, — указываю пальцем в сторону Леви, — лопух обыкновенный. Честно сказать, на лопух он был мало похож. Больше напоминал скорее репейник. После завтрака ещё пару часов я пробегала в больнице, занятая ежедневной уборкой. Хоть в свободное от вылазок время пациентов было совсем немного, без дела медики не сидели. Медкорпус был будто отдельным городом, и все в нём живущие были заняты либо ремонтом отдельных палат, либо уборкой, либо прочими мелкими делами, не касающимися медицины. Кроме того, некоторых медиков отправляли порой с группой солдат на какие-то задания, чтобы они могли обеспечить помощь разведчикам, а также отсылали по желанию в командировки по деревушкам за дополнительную плату. Особую ценность имели врачи с каким-либо военным опытом, потому что они могли работать как медиками, так и прикрывать тыл в случае чего. — Вот станешь полевым медиком — будешь звездой всего медсообщества, — сказал Джозеф, сидящий в своём заваленном кабинете, пока я, словно раб на плантациях, разбирала его срач. — Кто сказал, что я стану полевым медиком? — фыркаю я, пытаясь разобраться в куче беспорядочных записей. В моих планах никаких полевых медиков не было. — Я, — прилетел мне ответ, и Джозеф поднял на меня глаза, оторвавшись от какой-то книги в зелёной обложке. — Я сдохну на первой же вылазке, нет уж, спасибо, — не впечатлилась я, копаясь в шкафчиках. — Тем более, мои навыки до сих пор самые низкие среди всего медперсонала. Я уж лучше тут посижу. — Полевые врачи на вес золота. — Я не обижусь, если не стану золотой кучей. — С чего ты решила, что твои навыки низкие? — Джозеф нахмурился, будто это сказали про него. — Я не провела ещё ни одной серьёзной операции, мой опыт смехотворен в сравнении с остальными. Даже Анабелле в подмётки не гожусь, хотя она моя ровесница. — Это ещё что такое? — прогремел Джозеф, навострившись после моего ответа, а я в недоумении подняла бровь. — Какие подмётки, дурная ты корсачья башка? Я брал себе в ученики смышлёную девку, так где твои мозги, если ты сравниваешь несравнимое! Анабелла твоя ровесница, да только вот она здесь бегает с пятнадцати лет. А до этого она ещё в своей деревне в больнице на побегушках была. Она училась этому гораздо раньше и больше тебя, а ты, находясь здесь без году неделя, уже разнылась, что у тебя опыта мало! Джозеф вроде и играл чаще всего роль клоуна, но если он начинал петушиться всерьёз... — Не без году неделя я здесь! — хмурюсь я, лихорадочно пытаясь посчитать количество месяцев, проведённых в Штабе. — Больше полугода! — Как много! — Джозеф в притворном восторге приложил ладони к щекам, исказив голос, будто изображал школьницу. Только потом мотнул головой и уже серьёзно продолжил: — Ты на серьёзных щах считаешь, что за полгода должна достигнуть уровня серьёзных операций? Да даже мне для этого пришлось учиться год, не меньше. Говоришь, уровень у тебя низкий? На общем фоне — может быть, но покажи мне здесь человека, который после полугода обучения умел бы столько же, сколько сейчас умеешь ты. Их мизерное количество, а знаешь, почему? Потому что в медицинской Академии к практике приступают лишь на середине второго курса, то есть через полтора года с начала занятий. Мусоля столько времени только теорию, ты бы медиком стала очень нескоро. Если сравниваешь себя с кем-то — сравнивай хотя бы правильно, а не так по-дурацки. «Какой же ты странный...» — наклоняю голову на бок, смотря на наставника. Джозеф был всегда рад подколоть и посмеяться надо мной, но именно он всегда оставался тем, кто верит в меня, даже если я сама в себя не верю. Относилась ли я к медицинскому делу здесь серьёзно? Вряд ли. Ещё не разобравшись, сон ли это или другая реальность, у меня было ощущение, будто я играю в очень реалистичную игру, где мне досталась роль врача. И эту роль надо исполнять — что я и делаю, в принципе. Я плыву по течению, не зная, на что ориентироваться. Поэтому никаких перспектив здесь не строила — а толку? Даже не известно, в каком пространстве сейчас нахожусь. Если всё это происходит в моей голове, то нет смысла трепыхаться, ведь в любом случае я проснусь. А если это параллельная вселенная... тут всё становится посложнее, но реальность до сих пор от меня никуда не убежала, каждый раз исправно просыпаюсь на том месте, где засыпала. И даже если сейчас моё восприятие слегка изменилось в сравнении с первым сюда попаданием, очень сомневаюсь, что когда-нибудь буду воспринимать всё это со всей серьёзностью. Плывя по течению, считала это какой-то игрушкой. А Джозеф тем временем верил в меня, верил с самого начала, затащив меня сюда. А я даже не знаю, реальный ли он человек или плод моего подсознания... «Разве может мозг создать подобное? — крутится в моей голове, пока я с какой-то грустной едва заметной благодарностью слушаю то, как наставник распинается передо мной. — На земле столько людей, столько сменившихся поколений. Кто-нибудь ещё сталкивался с таким?» — И, между прочим, — встал Джозеф со своего места, — сомневаясь в себе, ты сомневаешься и во мне, корсачья ты задница. А я разве повод давал? Нет уж, я никому не позволю в себе сомневаться, уж тем более своей ученице! У него как будто глаза загорелись — от эмоций изумрудный цвет радужки сгустился, потемнел. — Эй! — окликнул он меня, отвлекая от дальних размышлений. — Ты меня вообще слушала? Я тебе такую речь толкал не для того, чтобы ты ворон считала. — Слушала... Оглядев меня, Джозеф вначале поднял бровь, а потом вздохнул, растрепав ладонью кудрявые волосы. — И что за важные думки ты думаешь? — наклонил он голову на бок. — Ты будто чем-то озабочена. Что бы ни делал, он никогда не забывал внимательно наблюдать. И даже под влиянием эмоций не упускал ничего из виду. И, кажется, посмотрев на меня, он понял, что думаю я сейчас вовсе не о своих способностях. — У каждого свои тараканы, конечно, — Джозеф слегка прищурил глаза. — Но если тебя что-то очень беспокоит, не ссы мне об этом рассказывать. — Говоришь так, будто отцом мне заделался, — фыркаю я. — Я твой наставник, — он поднял вверх длинный указательный палец. — Это нечто похожее на отцовство. А значит, раз взял себе ученицу, я должен всегда помогать ей. Только для того, чтобы я помог, она должна мне об этом хотя бы сказать! — зелёные глаза многозначительно уставились на меня. — Поняла я, — пришлось буркнуть мне в ответ, и я ощутила себя какой-то маленькой девчонкой при серьёзном разговоре со взрослыми. Вспомнился мой папа, настоящий папа из реальности, к которому я порой в малом возрасте приходила жаловаться на мальчишек со двора. Родители всегда за меня горой стояли, да только и сама я отпор научилась давать. «У здешней Маши, здешней меня, родителей нет вообще, — лезет настойчивая мысль в мою голову. — И как ей... или же мне... жилось в одиночку в Подземном Городе?» Я всё ещё теряюсь в догадках, не могу определиться, куда меня занесло. Теперь мне всё меньше кажется, что всё это лишь сон, выдуманный моим мозгом. Но и принять вероятность существования параллельной вселенной было на данным момент чем-то немыслимым. Почитав про исекаи и припомнив некоторые сюжеты о попаданцах, можно связать их всех одним большим сходством — все главные герои попадали в мир книги, игры или другого произведения, с которым соприкасались ранее. И попавшие туда знали сюжет и либо плыли по нему, либо пытались как-то изменить. В любом случае, у них было преимущество — они знали, что должно произойти в будущем, и в своих действиях отталкивались от этого. В отличие от меня. «Была бы это какая-то книга, я бы могла планировать свои действия, опираясь на сюжет! А не киснуть здесь, не зная, что делать и где я, — думаю я, поджимая губы, продолжив разгребать беспорядок в кабинете Джозефа. — Да только на информацию я бедна, как церковная мышь!» Окажись я в каком-то произведении, сейчас, думаю, отреагировала бы на это куда радостнее. И даже бредом бы не назвала, лишь бы был сюжет. А тут я не знаю, к чему всё идёт. И идёт ли вообще. Предложение стать в будущем полевым врачом меня не впечатлило. Я была твёрдо убеждена, что эта работа совсем не для меня — я только-только начала наконец осваивать медицину, а для полевых врачей введена отдельная программа подготовки. Для начала надо было научиться владеть УПМ, а эти устройства доверия мне не внушали. Если я ссыковала летать на самолёте, хотя высоты не боялась, то что уж говорить о куче железа, которым я должна лично управлять, да ещё и быть физически к этому подготовленной. «Вдобавок... готова ли я оказаться снаружи?.. — задумчиво кусаю губу, раскладывая документы по стопкам. — Возиться с обездвиженным Карлосом в палатке это не то же самое, что встретиться с титанами в их среде обитания. А ведь они куда больше Карлоса.» — Ты так загрузилась, потому что сомневаешься в перспективе полевого врача? — задал Джозеф вопрос, с точностью угадав мои мысли. — Вряд ли я с этим справлюсь, — ответила я, оперевшись руками о тумбочку. — Ладно работать в больнице, но участвовать в таких походах... Да и сомневаюсь, что я осилю УПМ. — Рано думаешь об этом, — наставник убрал ладонью прядь волос с лица. — Для начала тебе надо обучиться исключительно медицинскому делу. Это твоя первоначальная цель. Об остальном беспокоиться будешь, когда станешь уверенным медиком. А пока набирайся опыта, Корсак. «Сколько ещё продлится вся эта ситуация? Не будет же всё это мне сниться до самой моей смерти. Сколько ещё прыжков из реальности мне предстоит пережить и когда они закончатся?» — думала я и ответов на эти вопросы не находила. — О, еда приехала, — брякнул Джозеф, потянувшись на стуле и выглянув в окно. — Где? — встрепенулась я, подбегая к подоконнику и прилипая к стеклу. — Гляньте, как всполошилась, — хохотнул Джозеф, наблюдая за мной. — Будто тебя здесь не кормят. Да тебе вообще даже готовить не надо! Условия тут и правда были для меня выгодны. Готовить я не умела и здесь (надо же, шить, значит, умею, а готовить нет), и было большим плюсом, что еду мне выдавали в любом случае. О готовке париться не надо, как и о жилье. —Ага, выперся, — ехидно и по-змеиному заулыбалась я, видя, как из Штаба выходит жопошник в сопровождении Петры, Оруо и Гюнтера с Эрдом. — Дальше сам свой срач разбирай, — обратилась с Джозефу, намереваясь пойти на улицу. — Куда это ты? — удивился он. — Пойду посмотрю представление. — Что, на парней во время работы залипать будешь? — Джозеф наклонил голову и хитро прищурился. — Или помогать им собралась? — Ещё чего. Приятнее смотреть, как кто-то работает, чем работать самой. — Моя школа, — хохотнул наставник. — Хоть я тебя не отпускал, конечно, но спущу тебе это с рук на этот раз. Когда дверь за мной почти закрылась, Джозеф успел окликнуть меня: — Эй, Корсак, сопри мне пару булок в лабораторию. — Ты прошлые ещё не доел, — фыркаю и закрываю дверь. У меня поднялось настроение, и я, захватив мешочек с грецкими орехами, вышла на улицу, предварительно накинув на себя куртку. Во дворе Штаба стояли три больших повозки, разгрузка которых уже успела начаться. С довольным видом я огляделась и выцепила взглядом Аккермана, который, подняв большой мешок, намеревался отнести его на склад, соединённый с кухней. Однако он наткнулся на меня и поднял бровь. — Я ведь сказала, что не пропущу зрелища, где ты горбатишься, — хохотнула я и с чувством выполненного долга пристроила свой зад на скамейку под деревом, с которого опали почти все листья. — Смотри не надорвись, пока смотреть будешь, — недружелюбно окрысился Леви, а я захрустела орехами. — Чего припёрлась? — неожиданно вопросил Оруо, скривившись, вытаскивая из повозки коробки. «Опять ты», — вздыхаю мысленно, наградив солдата кислым пренебрежительным взглядом. — На ваше перекошенное лицо посмореть пришла, — улыбаюсь я ядовито и специально разваливаюсь на лавке с видом царицы, намереваясь ещё больше его взбесить. — У Джозефа уж больно ученица распустилась, как погляжу, — язвит мне Оруо, пока Эрд обречённо вздыхает, унося коробку в Штаб. — Безответственно бездельничает, пока остальные работают. Впрочем, он был не слишком культурным, поэтому слово «бездельничает» является лишь цензурой. На деле он брякнул, что я безответственно кое-что пинаю, на что я лишь лучезарно улыбнулась. — Если есть претензии, можете обратиться непосредственно к Джозефу, — указываю кивком головы на окно кабинета наставника. Джозеф, как оказалось, с любопытством стоял у стекла и наблюдал за происходящим, и когда Оруо повернулся в его сторону, кудрявый довольно помахал ему ладонью. — Всё наставником прикрываешься? — шипит Оруо, гневно стрельнув в меня глазами. — Трусиха. — Ха, — хохотнула я, улыбаясь. Раз уж у меня есть старший заступник, грех не пользоваться такой возможностью. — Оруо, — вдруг вклинился в наш разговор звонкий, слегка приглушённый в раздражении женский голос. Оруо дрогнул, обернувшись к подходящей суровой Петре, пока я лишь с ехидной улыбкой смотрела на него, не отводя взгляд. — Закрой варежку и кончай нарываться. — Да я!.. — выкрикнул Оруо, но под острым взглядом светло-коричневых глаз неожиданно сдулся. «Ха-а? — наклоняю я голову, прикоснувшись пальцами к своему подбородку. — Как же влюблёнными легко управлять. Одного взгляда дамы сердца достаточно, чтобы заткнуть такого петуха.» Петра не просто была ему симпатична. Кажется, он был в неё влюблён по уши, да только пока безответно. Оттого и бесится, как лось в период гона. Оруо фыркнул напоследок и послушно ретировался, принявшись и дальше вытаскивать коробки из повозки. А Петра, проводив его сердитым взглядом, посмотрела на меня и приветственно кивнула. — Он всегда не с той ноги встаёт, не бери в голову, — сказала она, на что я лишь махнула рукой. На самом деле мне нравится бесить кого-то и с кем-то спорить, но об этом я, пожалуй, вряд ли кому-нибудь расскажу. Петра мне импонирует. Такая сильная, бойкая и решительная девушка, в то же время лучистая и болтливая. В ней было своё очарование, и вполне понятно, почему Оруо влюблён в неё. Но когда на горизонте появился Леви, Петра вновь стала будто сама не своя. В её действиях появилась странная гиперактивность, она стала более суетливой, будто пыталась привлечь к себе внимание... «Неужели, если влюблюсь, тоже буду вести себя, как идиотка какая-то? — думаю я, наблюдая за взаимодействием Леви и Петры. — А Леви слепой олень.» Ох уж эта влюблённость. Она заставляет бойкую девочку Петру рядом с объектом симпатии превращаться в розовую лужу. Такое со всеми случается, что ли? А Леви был недоволен, причём не Петрой, а мной, потому что стоило только ему посмотреть на меня — лицо его сразу мрачнело. Мне было крайне весело наблюдать за ним, поэтому я на лавке развалилась, как СССР в 1991, и с довольным видом лопала орехи, не забывая каждый раз махать ладошкой с детским энтузиазмом, когда жопошник смотрел в мою сторону. «Хм, раздражаю не только жопошника, но и Оруо, — думается мне, когда я ехидно бегаю глазками от одного солдата к другому. — А у Оруо рожа кислее, чем у Леви. М-м, ляпота какая.» Удивительное удовольствие получаю, выводя кого-то из себя. Странно, наверное. Пока все разбирали две первые повозки, третья стояла в очереди. А мне, доевшей орехи, стало скучно, поэтому я потянулась, вызвав фырк проходящего недалеко Оруо, размяла плечи и встала, затем направившись к третьей повозке. «Ею всё равно пока никто не занимается, — думаю, подходя к ней ближе. — Так что вряд ли кому-то буду под ногами мешаться. Хм...» Ранее я никогда не присутствовала при разгрузке продовольствия, поэтому сейчас с детским любопытством сунула нос в кибитку, оглядывая коробки и мешки с продуктами. Наличие обилия еды там ещё больше подняло мне настроение. «А это что? — неожиданно бросилось мне в глаза довольно яркое пятно, заставив сфокусироваться на нескольких сгружённых в одну кучу небольших мешках. На грубой мешковине пестрило изображение какого-то растения и растительный орнамент, что сразу привлекало внимание. — О-о, что-то вкусное? Вряд ли невкусное бы оформляли чем-то столь красочным.» Хотя... бывают же невкусные конфеты, и именно такие конфеты обычно запихиваются в самые яркие фантики. Но мне не на что было жаловаться, потому что конфет тут и без этого было с трудом сыскать. Моей заднице, жаждущей сладостей, не усиделось на месте, и я, оглянувшись, втихую, как крыса, пролезла в кибитку, скрывшись за серой выцвевшей тканью. Повозка под моим весом немного качнулась, из-за чего я чуть не навернула какую-то коробку, но в последний момент сохранила равновесие. «Боже, как слон в посудной лавке», — мелькнуло в голове, но не остановило меня от намерения залезть в эти яркие мешки. Присев возле них, уже было потянулась к одному руками, но замерла, втянув носом воздух. «Хм? — навострилась я, судорожно вдруг начав принюхиваться, как кролик. — Какой запах... Специи? Нет, травы... Чай?» Эта мысль меня так взбудоражила, что я в предвкушении схватила первый попавшийся мешок и открыла его, тут же заглядывая внутрь. — Да ладно!.. — вырвался у меня восторженный шёпот, стоило только мне узреть чайные высушенные листочки. В нос тут же с новой силой ударил аромат трав. Для простого народа «чаем» были только какие-то луговые травы, которые заваривались в кипятке. Сам чай, то есть чайные листья, был довольно дорогим удовольствием — мало производился. Да и климат вряд ли был столь подходящий для выращивания чайных культур, поэтому чаи гоняли только какие-нибудь богатые шишки. Это заставляло меня немного больше ценить реальность, где чай можно было достать любого сорта. «Разве в Разведку привозят чайные листья?» — вдруг забрался ко мне червячок сомнения. Но в руках моих был самый что ни на есть чай. — Ага! — вдруг со стороны входа раздался рёв Оруо, махом отдёрнувшего ткань кибитки. — А то я думаю, чё ты затихла, а ты вообще с лавки сбежала! Он, наверное, собирался меня напугать, да только его слоновьи шаги я услышала двумя секундами ранее, поэтому посмотрела на вломившегося солдата как на идиота. — Ты там что, в крысу втихаря продукты подчищаешь? — прищурился он подозрительно. — Не переживайте, вашу ненасытную задницу я объедать не собираюсь, — елейным голоском отозвалась я, неосознанно прикрывая открытый мешок от его глаз. — А ну выметайся отсюда, только под ногами мешаешься, — скривился Оруо, на что я и бровью не повела. — Вы ещё те две повозки не разгрузили, куда вам эта. — Учить меня вздумала? — взбесился он. — Вылазь, говорю, пока я сам тебя оттуда не выволок. — Пока не попросите повежливее, ноги моей снаружи не будет, — хмыкнула я, намереваясь довести его до ручки. И своей цели я добилась, ибо лицо Оруо гневно искривилось, а сам он был готов уже обматерить меня. — Да ты!.. — Эй, — оборвал его холодный голос, а я в удивлении подняла брови. Леви оказался рядом совершенно бесшумно, в отличие от Оруо, шаги которого легко можно было услышать. — Кончайте разводить грызню, вы не на псарне. Через открытый выход из кибитки, сидя внутри, я увидела безразличного Леви, которого, видимо, начала сильно раздражать вонь Оруо. — Ещё один, — фыркнул Оруо, вперив в пришедшего свой колючий взгляд. — Скажи для начала этой заразе не действовать всем на нервы и унести отсюда свой драгоценный зад, пока его не надрали. — А кто надерёт? Ты, что ли? — хохотнула я таким тоном, будто намекая, что у него на это кишка тонка. — Я сам с ней разберусь, — холодно ответил Леви, смотря на своего злющего коллегу. «Ага, разберётся он, — хмыкаю про себя. — Да только жопошник никакого влияния на меня не имеет.» Хотя... он имеет силу, с которой может меня легко отсюда выкинуть, стоит признать. — Почему ты постоянно лезешь всеми командовать? — окрысился Оруо на Аккермана. — Только недавно солдатом стал, а уже корчишь из себя командира. Его негодование можно было понять. Он служил здесь куда больше Леви, а тут вдруг жопошник, выползший вдруг как демон из-под земли, перетягивает на себя всё внимание. И начальство его выделяет больше, и девушка, в которую Оруо влюблён, втрескалась в Аккермана, будто на нём весь свет клином сошёлся. — Ответственным за это задание назначили меня, — безразлично ответил ему Леви, хотя вокруг него сгустилась тяжёлая свинцовая аура. — Если у тебя есть претензии — иди к майору Эрвину и разбирайся с ним. Я не собираюсь с тобой нянькаться, поэтому прекрати клоунаду и иди выпусти пар через работу, а не гавкаясь с кем-то. Оруо уже хотел что-то сбрякнуть в ответ, да только его окликнула Петра, попросившая помочь с особо тяжёлым ящиком. И удивительно — Оруо, так любящий мутить воду и петушиться, сжал губы и предпочёл свернуть конфликт, чтобы уйти помогать ей. «Он так сильно в неё влюблён? — задумчиво вытянула я губы. — Заткнул свою гордость, не стал продолжать срач и просто ушёл, потому что она попросила помочь?» Он так любил препираться с кем-то. А Петра оказалась ему важнее своей уязвленной гордости. — И зачем ты это делаешь? — спросил Леви, заглядывая в кибитку. — А я что? — вопросила я, провокационно вздёрнув подбородок. — Зачем подначиваешь? Как кошка, дразнящая сидящего на цепи пса. — Если меня не трогают — я тоже не трону. А если уж нарвались, то будьте добры получить ответ, а без ответа я никого не оставлю. Кажется, Леви не ожидал услышать чего-то иного от меня, поэтому только качнул головой. — Выбирайся, — сказал он, придерживая ткань кибитки. — Мы скоро начнём её разгружать. Мой конфликтный настрой уже улетучился, да и слова Леви не воспринимались так категорично, как приказ Оруо «выметаться». Поэтому я только вздохнула, уже собираясь вылезти наружу, но вспомнила, что держу в руках драгоценный мешок. — Это! — окликнула я уже собирающегося уйти Аккермана, останавливая его. — Смотри, что здесь. Леви поднял бровь, когда я продемонстрировала ему мешок с красочным орнаментом. — Разве в Разведку привозят чай? — спросила я, потом увидев, как жопошник в лёгком недоумении наклоняет голову. — Чай?.. — нахмурился он и лихо забрался в кибитку, оказавшись совсем рядом со мной, почти за спиной. Наклонившись через моё плечо, он заглянул в мешок, убедившись, что там действительно чайные листья. — Его не должны были привозить сюда. — Значит, его по ошибке к нам отправили? — заметно расстроилась я, тяжко вздыхая. Это значило, что все эти мешки нужно было вернуть обратно, иначе за них потребуют отдельную плату. — Вот блин. — Нужно доложить Эрвину об этом, — качнул Леви головой. Третью повозку разгружать стали без Леви. Он в это время со мной перенёс все чайные мешки на кухню, а потом ушёл на второй этаж к Эрвину. — А начиналось так красиво, — разнылась я, усевшись на обширной кухне на табуретку в углу и грустно смотря на привезённый чай, который, увы, предназначался не нам. — Вот блин, и кому-то ведь достанется он, а мы так и будем пить только компот. Если солдатам хотелось какую-то другую еду, они покупали продукты и готовили себе её сами. На медиков распространялось то же правило. А у меня пока денег было не так много, чтобы гоняться за дорогими чайными листьями. «Ну не обеднеют же они, если я позаимствую заварки на две кружки? — почесала я подбородок. — Её ж надо совсем мало, такой убыток никто даже не заметит.» Плохо, конечно, однако меня это не остановило. Встав с табурета, вытащила из скрипучего шкафа две помытые кружки, и подожгла маленькую так называемую печку, над которой находилась плита с чайником. Почему две кружки? Потому что неожиданно подумалось о Леви, ибо я вспомнила, как он смотрел на этот чай ещё в повозке. Он-то, думаю, тот ещё любитель, ему будет интересно попробовать. А меня уже так достал компот, что упускать возможность глотнуть чая не собиралась. Встряхнув один мешок, открыла его и отсыпала немного сушёных листьев в посуду. «Если жопошника будут бесить чаинки, пусть сам их и сцеживает, — справедливо решила я, самой себе кивнув, как вдруг вздрогнула от того, что в кружку вместе с заваркой свалилось что-то ещё. — Чё это?» На дне в кучке чаинок лежал выпавший маленький-маленький мешочек, а у меня после недолгого ступора глаза полезли на лоб. «Это чё... — сглатываю, вытаращенными глазами смотря на дно кружки, — наркотики, что ли?..» Я ведь просто хотела хлебнуть чая... Немножко незаконно, конечно, но это ведь был всего лишь чай. А теперь что? Осторожно взяв мешочек пальцами, ощутила мягкую приятную ткань, а не грубую мешковину. Однако, ожидая почувствовать внутри порошок, пощупала и наткнулась вовсе не на мукообразную субстанцию, а на что-то твёрдое и маленькое, причём во множественном числе. — Не наркотики? — буркнула под нос, затем дрогнувшими от любопытства пальцами развязывая мешочек. Кажется, у меня блеснули глаза. — Ого... — Ты что делаешь? — напугал меня голос бесшумно пришедшего Аккермана. Увидев стоящий на плите чайник и открытый чайный мешок, да ещё и меня, рядом с которой стояли кружки, он нахмурился. — Эрвин сказал вернуть это обратно. Поэтому сворачивайся. — Прикольный у них чай, — хохотнула я немного нервно, всё ещё держа в руках находку. — Драгоценный в прямом смысле слова. Я подняла мешок на уровень глаз, а Леви наклонил голову. — Что это? — Не чай они по ошибке не туда отправили, — говорю я, слегка встряхнув вещицу, — а контрабанду. Алмазов не желаете? Или что это, я не разбираюсь в камушках. Из мешка на мою ладонь высыпалось несколько небольших блестяшек. Правда, чуется мне, на стоимость этих блестяшек я всю жизнь могла шиковать и в ус не дуть. Леви, увидев это, молча подошёл ко мне и, аккуратно ухватив пальцами за запястье, развернул мою руку с камнями под нужным углом, чтобы рассмотреть ближе. Думаю, это были алмазы, уж слишком убедительно они блестели на свету. От странности этой ситуации я хохотнула, пока Аккерман рядом со мной не издал ни звука. — Никому ни слова, — тихо произнёс он, затем ловким жестом упрятав все камни в мешок и спрятав его в кулаке. — Сиди здесь и постарайся сделать так, чтобы никто больше в этот чай не залез. А то от ненужных свидетелей избавляться будешь сама. С этими словами он вышел из кухни так же бесшумно, как и пришёл, оставив меня в ступоре и одиночестве. — И куда... — уже было брякнула я, но поняла, что Леви ушёл к Эрвину. — Эх... Я ведь всего лишь чай попить хотела. А чайник тем временем уже закипел. Продолжение следует... * «Попаданчество» — распространённый приём фантастической литературы, связанный с внезапным переносом героя в прошлое, будущее, на другую планету, в параллельный мир или в мир художественного произведения * Исекай (Японский : 異 世界, перевод «другой мир» или «другой мир ») — это жанр «случайное путешествие » жанр из легких романов , манги , аниме и видеоигр , которые вращаются вокруг нормального человека с Земли, который переносится, возрождается или иным образом попали в ловушку параллельной вселенной или фантастического мира , где они должны адаптироваться и / или ассимилироваться в этом новом мире, вместе с его новыми правилами, новыми культурами и новыми философиями. * Мультивселе́нная, — гипотетическое множество всех возможных реально существующих параллельных вселенных. * «Джуманджи» — настольная игра по одноимённому фильму, придумана компанией Milton Bradley Company, впервые выпущена в 1995 году. * Трепанáция — хирургическая операция пробуравливания кости с целью проникнуть к очагу болезни. Asper X — ЭдемГлава 9. Записки сумасшедшей.
5 апреля 2022 г. в 16:47
— Какая непонятная хренотень происходит в последнее время. Многие жалуются, что люди нынче все с головой погрязли в телефонах и виртуальный мир для них куда интереснее, чем реальный. Оно и понятно: узнать любую инфу — легко! Откопать книгу или фильм на любой вкус — нате! Пообщаться с любым левым человеком с другого конца света — раз плюнуть, и напороться на кибер-маньяка — да пожалуйста! Но я вот понять не могу...
Серый кот, сидящий напротив меня и смотрящий в окно, больше увлёкся пролетающим мимо голубем, нежели моим рассказом.
— Эй, жопа блохастая, ты почему меня игноришь, когда я с тобой разговариваю? — Я протянула ногу и легонько пихнула серый мохнатый кошачий бок. Тут же меня настигла кара, ибо Куська взбрыкнул, изловчился и цапнул меня за мизинец, вынуждая меня взвизгнуть и поджать к себе уже обе ноги. — Ты, ушанка мохнатая!
Куська посмотрел на меня, лениво моргнув и дёрнув одним ухом, а потом с увлечением принялся следить за ползущей по занавеске мухой.
— Ну так вот, — продолжила я, смиренно выдохнув и обняв руками колени, — я вот что понять не могу. Почему даже интернет сейчас меня так не интересует, как то, что творится в моей башке? Мне во сне интереснее, чем в реальной или даже виртуальной жизни! А там, между прочим, даже интернета нет!
Психолог из Куськи был хреновый, ибо даже муха его интересовала больше, чем собственная хозяйка, но я продолжала делиться своими переживаниями. Обычно я так грузила всякой ересью Серёгу, да только сейчас почему-то до сих пор не решилась ему рассказать. А что ему сказать? Что у меня сдвиг по фазе и я индийское кино в отключке смотрю?
А коту пофиг, поэтому именно он и является моим слушателем.
— Я же из интернета сутками не вылезать могу, а там его отсутствие не вызывает у меня никаких неудобств, — задумчиво чешу подбородок, кривя губы. — Это магия сна?
После очередного пробуждения в реальности я решила разобрать весь этот творящийся в голове бардак по полочкам. Уселась на подоконник вместе с Куськой и попыталась проанализировать происходящее, да только легче не становилось. Весь этот клубок событий только сильнее запутывался.
Начать можно было с того, что отсутствие современных благ цивилизации в титаньем мире меня никак не напрягало. Скудное разнообразие пищи, езда на лошади вместо велосипеда или машины, старомодная одежда и отсутствие некоторых предметов личной гигиены. Как будто всё это ни капельки не удивляло меня, всё было таким привычным, словно я с рождения живу так.
А в реальности я, можно сказать, глубоко зависимый от современных благ человек. Как и любые другие люди, в принципе, ибо мировой прогресс идёт вперёд.
А оказавшись во времени, когда всего этого не было, никакого дискомфорта у меня почему-то просто-напросто не возникло. И я будто заранее знала, как пользоваться и справляться с теми допотопными приспособлениями по типу той же опасной бритвы или печки на кухне Штаба.
«Хотя, про опасную бритву это я вру, — я машинально провела ладонью по своей голой ноге, ибо была в шортах чуть выше колена. Вспоминается зрелище моих окровавленных ног после опасной бритвы ещё во сне, а потом и заживающие разной длины порезы. Сейчас же, в реальности, мои конечности не выглядели столь плачевно, но кое-где виднелись ранки от современного бритвенного станка. — Я и обычной пользоваться не умею нормально, а там чуть не зарезалась.»
На этой почве возникает вопрос — а могу ли я умереть во сне? А если могу, то чем мне это обернётся? Нет никаких гарантий, что буду возрождаться, как в том же Майнкрафте. Или если я там умру, значит, больше таких снов не увижу?
Вздрагиваю от последующей мысли.
А вдруг, умерев во сне, я умру и здесь?..
— Да не, бредятина какая-то, — агрессивно мотаю головой, ещё сильнее запутывая свои волосы. — Этот сон никак с реальной жизнью не связан, ничего не будет. Да?..
Мой неуверенный вопрос был адресован Куське, но он продолжал с интересом наблюдать за ползущей по занавеске мухой, не обращая на взволнованную меня никакого внимания.
Ну, кошмары же мне уже снились — редко, правда, но когда-то такое было. И в некоторых из них я, по сути, умирала, но на реальной жизни это не отображалось. Напугана, правда, потом была до усрачки, но ничего более.
— Но ведь это не обычный кошмар! — излишне громко говорю, на секунду пугая кота. — Я даже не знаю, сон ли это вообще!
В интернете, сколько бы ни искала, никакой информации про столь странные сюжеты не было!
— А если не сон, то что тогда? — нервно кусаю губу, почесав затылок, будто это мне могло помочь. — А вдруг я попала в схожую ситуацию с попаданцами*? Ну типа... перерождение в другом мире? Хрень какая-то, нет, что за ахинея.
Да какие могут быть в нашей жизни попаданцы, когда мы даже машину времени ещё не сделали?
Я, конечно, читала фанфики про попаданок — один из самых распространённых приёмов в сюжетах, но это ведь просто фантазии. Как я могу оказаться на их месте, если это не книга и не фантазия. Не в фанфике же мы все живём...
Реальная жизнь куда скучнее книжных сюжетов.
А у меня тогда что? Шизофрения?
Тем более, если отталкиваться от теории про попаданчество, почему же я не осталась в титаньем мире навсегда? Он видится мне только во время сна, да и то не всегда, а в рандомные дни. Почему в том мире есть моя точная копия, то есть я сама, если обычно попаданцы либо перемещаются в другой мир со своим телом изначально, либо они вселяются в какого-то персонажа? Но медик Мария — это ведь я, только с какими-то изменениями во внешнем и внутреннем плане.
— Это что же получается, — я в недоумении хватаюсь за голову, — я скоро на серьёзных щах поверю в параллельные вселенные и другие миры? Или, ещё хуже, в то, что я переношусь в какую-то книжку?
Какой-то бред сумасшедшего.
За моими напряжёнными размышлениями я даже не заметила того, что Куська, всё это время сидящий рядом, вдруг слегка пригнулся и качнул задницей, будто прицеливаясь и собираясь в атаку. А в следующую секунду он с победным рёвом сиганул с подоконника на занавеску, собираясь поймать ту самую муху, запутался в ткани когтями и в этой же занавеске застрял, напугав меня до сердечного приступа.
— Чтоб тебя веником угандошило! — заорала я, видя, как этот серый засранец, запутавшись в ткани, начал жалостливо подвывать. Пришлось вставать с подоконника, вначале свесив голые ноги на прохладный пол, и вызволять страдальца из получившейся ловушки. — Как ты вообще мышей ловить собрался, если простая муха тебя надула?
Куська полётом отправился на кровать, где тут же лениво растянулся во всю длину вдоль скомканного пледа с россыпью улыбающихся авокадо.
— Не могу я переноситься в книжку, потому что никаких книжек про титанов банально нет! — решительно заявила я, потом задумчиво потопав голой ступнёй по ламинату. — Или есть?..
Эта мысль заставила меня с размаху усесться в кресло на колёсиках и подкатиться к компьютеру, тут же в строке поиска вбивая «титаны». И в следующие полчаса меня не оказалось в реальной жизни, потому что я бороздила просторы интернета в поисках книги, мир которой похож на тот, что мерещится мне во сне.
— Да сто лет мне усрались ваши древнегреческие титаны, — рычу сквозь сжатые зубы, видя в очередной раз одну и ту же информацию. — Не то!
Ничего про титанов-людоедов и три защитных стены в итоге найти не удалось. И уже в который раз подобные поиски заканчиваются провалом — о таком мире нет даже малейшего упоминания. Ни книги, ни какого-то сюжета — ни-че-го. Пустота.
Однако на вопрос о попаданцах интернет меня закинул на какую-то вкладку со странным названием.
— Исекай?* — подняла бровь, бегая глазами по строчкам. — Тьфу, господи, и тут эти ваши китайцы. А нет, японцы. Так вот, как они назвали такой жанр, хм... А Катька знает про это?
Это ж Катюша у нас любительница всякого азиатского барахла.
В любом случае, ничего подходящего я не нашла, сколько бы ни искала.
— Что ж это такое? — задаю вопрос в пустоту, откидываясь на спинку стула и запрокидывая голову к потолку. — Неужели и правда... другая вселенная?
Серёга бы поржал, что я пересмотрела фантастику. В то же время этот вариант не укладывался в голове, однако был одним из самых... логичных? В столь реалистичные сны мне не верилось так же, как и в теорию о попаданцах. Тем более, никогда мне не снилась такая лабуда, а тут вдруг бац — и начался сериал в собственной голове.
Тем более, я не настолько умная, чтобы во сне мой мозг создал отдельный мир, других людей и незнакомый язык, который до сих пор не знаком даже интернету, сколько бы слов на латинице я не вводила.
В конце концов я совершенно запуталась в происходящем ещё больше.
— И в сон не верится, и в другую вселенную тоже, — тру щёки, потом пальцами мученически оттягивая их вниз вместе с нижними веками, корча гримасу. — Ы-ыа! Тогда остаётся только шизофрения, но я ведь не сумасшедшая!
Или же любое сумасшествие начинается с отрицания данного факта?
Куська только лениво наблюдал за моими страданиями и за тем, как я хожу туда-сюда по комнате, распихивая всякий собравшийся хлам. Моя квартира напоминала помойку — слишком много всего не на своих местах, полно ненужных вещей и разного мусора, который надо было бы, по-хорошему, выкинуть, да только я никак не могла собраться прогуляться до ближайших мусорных баков. На босые ступни клеились крошки и неприятно кололись на каждом шагу, но даже это не было для меня причиной хотя бы пропылесосить пол.
Мой дом выглядел так, будто я была в затяжной депрессии.
В углу была собрана груда коробок из-под пиццы и разной доставочной еды. На полках, куда моя рука редко дотягивается, сгустилась куча пыли, а на заваленный сверху всяким хламом шкаф было страшно залезать. На кухне в раковине копилась гора грязной посуды, хотя, казалось бы, откуда она у меня, если я не умею готовить?
Вся моя квартира — свалка, а я в ней напоминала клопа, который в этой свалке добровольно живёт и ничего предпринимать не собирается.
— Надо жопошника сюда посадить и запереть на ключ, он либо сдохнет здесь от шока, либо уберёт мне квартиру, — хохотнула я, как в первый раз оглядывая собственное жилище. — И оба варианта капец какие заманчивые, я никак не окажусь в проигрыше.
Потом от того факта, что мне первым делом вспомнился Леви, меня пробрало до костей и я вздрогнула, нахмурившись. Почему мысли о нём вдруг пробираются в мою повседневную жизнь? Я даже не знаю, порождением чего он является — то ли чужого, то ли моего собственного воображения. Его даже в реальности не существует, а он умудряется загаживать своим присутствием мои раздумья.
Вовсе не о жопошнике мне надо думать, а о моём папе, которого бы удар хватил от зрелища этой квартирки. Он в таком случае сам запер бы меня здесь и неделю бы не выпускал, пока я не вылижу всё начисто. И мама бы ещё сверху пинков добавила за такой срач.
— Как хорошо, что я на другом конце города, — облегчённо обрадовалась я, потеревшись правой ступнёй о левую ногу, сбрасывая с кожи прилипшие крошки.
Чтобы не потеряться в происходящем окончательно, беру из холодильника, где скоро повесится мышь, полупустую бутылку Кока-Колы, возвращаюсь обратно и вновь сажусь за компьютер. Создаю новый документ и, пару секунд подумав, печатаю название: