***
В очередной битве за жалкий кусок Гравия, которую устроили два никчемных босса-близнеца, Медик улучил момент, чтобы поговорить со Шпионом наедине и в крайне потайном месте, о котором не знал даже Скаут или Снайпер. Для этого мужчине пришлось воспользоваться всеми возможными хитрыми методами, чтобы вырубить врага и затащить в то нужное место. И вот, француз вскоре пришел в себя, осматриваясь вокруг, ничего толком не понимая, но отчетливо чувствовал боль в висках, отчего тот поморщился. Кажется, его ударили чем-то тяжелым. Пока Шпион пытался разобраться в том, кто его так, Людвиг неспешно вышел из тени, показывая себя врагу, который был совсем не безразличен ему. - Мы с тобой похожи, не так ли, mein freund? - Спросил он, глядя в лицо лазутчику и привычно-криво улыбаясь. - Равнодушие и эгоизм - вот что помогает нам выжить в этой войне. Только поступаем мы иначе. Шпион же сидел на полу связанный без своего хваленого пиджака и балаклавы. Смотрел на него снизу вверх, полными презрения глазами, и попутно сплевывая сгусток крови, скопившийся в горле. Но не отрывал взгляда со своего мучителя. Он не боялся его, совсем нет. Страха не было. Была лишь ярость и гнев. Немец присел на корточки, смотря прямо в глаза французу, рассматривая его черты лица, ведь этот шанс был настолько редок, настолько... ничтожен мал, и немец хотел вдоволь полюбоваться им. Хотя бы сейчас, когда так зашел далеко. - Даже будучи связанным и без своей дурацкой балаклавы, ты все также прекрасен, даже лучше. Ты идеален, не правда ли? - Восхищенно говорил Медик, продолжая внимательно рассматривать свою жертву, как будто собирался проводить на нем свои любимые эксперименты. Идеален настолько, что сам Людвиг мерк перед ним. Приторный белый и заметный красный. Были ли эти цвета совместимы? - Развяжи меня, - требовательным голосом проговорил Шпион, не желая с ним идти на разговор, - Немедленно. - О, но развяжи я тебя, ты бы наверняка всадил мне в спину нож или ударил б еще куда-то, - ответил немец, отрицательно кивая головой, - И ты обезоружен, так что посиди так. Француз понимал, что этот человек вряд ли отпустит его, и тем более так просто. Нужно было сделать хоть что-то, но что? - Чего тебе нужно? - Гневался лазутчик, все же решив спросить о причине всего этого. - Поговорить? Ты никогда не даёшь мне и шанса вставить слово, если это не касается работы. Так что давай поговорим, - проговорил немец, находя деревянный ящик рядом, после чего передвинул его к собеседнику, и садясь на него. - Я не собираюсь с тобой языком чесать, imbécile, живо развяжи меня! - Следом последовал звонкий удар от руки в резиновой перчатке. Шпион снова сплюнул кровь, но уже в лицо врага. Тому это явно не понравилось, что было заметно по нахмурившемуся взгляду. Зря. В одно мгновение, француз был уложен на лопатки и прижат к полу, а на собственной шее почувствовал острый кончик медицинской пилы. Он нервно сглотнул, стараясь не шевелиться, и смотрел прямо ему в глаза. Шпион и не в таких ситуациях оказывался, бывало и хуже. - Эгоистичность и равнодушие. Это все то, как ты относишься ко мне. Знал бы ты, как больно делаешь мне, но я привык. К этой боли. Медик звучал совсем уж грустно, чем злобно. И в глубине души он не мог надеяться на взаимность. Это тоже было непозволительной роскошью. Француз идеальный, он не станет тратить свое драгоценное время на какого-то немца, не так ли? Шпион внимательно наблюдал за врагом, пытаясь понять, что же с ним такое происходит и о чем тот думает все это время. То, как он себя вел, то, как он пытался наладить с ним контакт и пытался обратить внимание на свою персону - все это наводило только на одну единственную мысль, которая казалась ему совсем чуждой и... странной. Только лазутчик пытался озвучить свою догадку вслух, как тут же рядом прогремел внушительный взрыв гранат с последующими сериями маленьких - поблизости находились жестяные банки с горючим, что добавили еще больше пламени. Задело даже наемников, что попались под руку в этом сарае, разлетевшись на мелкие части и обрызгав все вокруг собственной кровью, а после обугливаясь полностью. Никто даже и не знал, куда пропали Медик Синей команды и Шпион Красных, им все было невдомек. Не до того - шел бой.***
Медик вернулся живым и целым, но после него респаун перестал работать в самый неподходящий момент, не хотя возвращать в мир Шпиона. Стоило ли говорить о том, какой удар испытал для себя Медик, осознавая, что его больше нет? Что теперь Шпиона не вернуть, ведь его файл был безвозвратно уничтожен, как будто бы и не существовало никогда. Это же не взаправду, так? Но нет, разум все твердил ему, что все это на самом деле произошло, что судьба куда более жестока по отношению к немцу. Мир в момент потускнел перед глазами, когда он осознал, что это сделал кто-то из его или другой команды. Убили того единственного, которого по-настоящему любил, от которого зарождалось это дивное и согревающее тепло в давно уж заледеневшем сердце, когда видел его каждый раз при встрече и в бою. Но это было не взаимно. Француз перечеркивал все попытки немца стать к нему ближе. И это было совершенно (не) нормально. Идеальный француз и маниакальный немец? Несовместимые понятия.***
Немец взял пилу в собственные руки, которые были по локоть в крови за всю свою жизнь, и, посмотрев на собственное отражение на стали, Медик не узнавал самого себя, словно потерял собственное достоинство, потерял все. И остался ли после всего стимул жить ради любимого человека? Жить вообще? Совсем нет. Он не хотел бы жить в мире, где нет того чванливого и правильного француза с его дивным смехом. Он был единственным, из-за кого тот ощущал себя живым и из-за кого сражался в этом Богом забытом захолустье. Одно движение пилой по шее, и все. И нет ничего вокруг. Более нет. Людвиг пал намертво на землю. Кровь из артерии невероятно быстро била ключом. Белый халат, что он носил - пропитался ярко-алым цветом, пачкая и землю под собой. Смысла больше не было. И не было того притворного чистого белого. Даже голуби, клокочущие где-то вдали - затихли. Стало тихо. Но неспокойно. Белый и красный? Несовместимые цвета. И не в этой жизни. Бог прекрасно дал это понять, а Дьявол, похоже, наслаждался этим представлением, смеясь злорадно над тем, кто пытался казаться нормальным человеком, который еще способен на любовь и заслуживал взаимности в ответ. Полностью уверенный в собственной смерти, Медик приоткрыл свои льдисто-синие глаза, устремив в серое и хмурое небо, не предвещавшее ничего хорошего, только грусть и скорбь. Задолго до этого немец обрел что-то вроде бессмертия, и смерть в этот раз вновь обошла его стороной. Как жаль.