Драко открыл глаза и сначала не понял где находится. Он точно был не в стерильной комнате. Успокоившись, парень узнал ту спальню, которую ему первоначально выделил Гарри. Драко включил ночник и зажмурился, потирая глаза, сразу же болезненно отозвавшиеся на свет. За окном было темно, ночной ветерок раздувал шëлковый тюль, а из соседней комнаты слышались голоса и даже редкий смех. Драко встал и медленно вышел из комнаты. В коридоре неярко и уютно горели бра. А вот за ближней дверью горел яркий свет. Драко встал у приоткрытой двери и прислушался.
— Гарри, а правда, что моего папочку все ненавидят? — видимо, тема разговора сменилась на более грустную. Драко почувствовал головную боль и привалился к стене, чтобы снова не упасть.
— Скорпиус, ты большой мальчик, поэтому должен понимать, что люди не могут нравиться абсолютно всем. Но это не значит, что твоего папу ненавидят
все. Да, есть много людей, которым он не нравится, но...
— Я знаю, он сделал много плохого в прошлом. — Скорпиус перебил Гарри, показывая свою осведомлëнность. — Папочка рассказывал мне о Войне. Но я всë равно люблю его. — по щеке Драко скатилась слеза. Он точно не достоин такого сына, как его нежный мальчик.
— И это правильно, Скорпиус. Потому что он твой папочка, и он тебя очень любит. — Драко был очень признателен Гарри за то, что он не попытался принизить его перед сыном. — Я, например, не ненавижу его... — блондин был бы рад поверить в эти слова, если бы не был уверен в том, что Гарри всего лишь жалеет Скорпиуса.
Драко вернулся в свою комнату, не желая мешать разговору. Давно никто не разговаривал со Скорпиусом по-хорошему.
Когда Гарри отнëс Драко наверх, он вернулся вниз, чтобы предупредить Скорпиуса о том, что его папе нужно немного отдохнуть. Успокоив мальчика, и убедив его в том, что это не страшно, Гарри позвал его в свою комнату, чтобы показать ему разные волшебные штучки из магазина «Всевозможные волшебные вредилки».
— Вааууу! — особенно мальчику понравился новый «самый безопасный мини-фейерверк».
Так, в весëлом ключе, проходит несколько часов. А после Скорпиус удивляет Гарри резкой сменой темы. Как брюнет выяснил, мальчику на самом деле было не пять лет, а почти восемь. Что ж, тогда магия у Скорпиуса развивается по норме, а не слишком быстро, как Гарри подумал в день их знакомства. И, Боже, как жаль, что этот солнечный мальчик к своим восьми годам пришëл к выводу, что его отца все ненавидят. Малыш даже будто боялся, что Гарри, как Герой Войны, скажет ему, что любить «папочку» неправильно.
— А тебя все-все любят, правда? — продолжал выяснять Скорпиус.
— Нет, малыш, — Гарри вздохнул и встрепал и без того непослушные платиновые прядки, — меня тоже любят далеко не все. И даже большинство из тех, кто думает, что любит меня, на самом деле любят лишь «Мальчика, Который Выжил».
— Это грустно. — сделал вывод Скорпиус, садясь поближе к Гарри. — Но мой папочка говорил мне, что все, кто узнали бы тебя поближе, непременно полюбили бы. Поэтому я подумал, что это значит все. — Гарри не знал, что ответить на такое. Неужели Драко и правда сказал что-то подобное своему сыну? Учитывая все предыдущие события, вполне реально было это представить. Гарри стало неудобно от того, что он узнал такие личные мысли Драко. Такие
невероятные и неожиданные мысли.
Скорпиус просидел у Гарри до самой ночи, пока его глаза не стали закрываться.
Когда Драко проснулся в следующий раз, в комнате было всë ещë темно. Рядом слышалось тихое размеренное дыхание. Кровать была двуспальная, на второй подушке спал Скорпиус, — спасибо Гарри. Драко привстал, чтобы выпить воды и замер, осознав, что совсем забыл про волшебную палочку. Первой мыслью было, что это был жестокий сон, к тому же, в предыдущее пробуждение парень даже не вспомнил про неë. Но нет. Палочка лежала на тумбочке с другой стороны кровати. Видимо, Скорпиус перекатился через спящего Драко, поэтому хозяин палочки оказался не около неë. Парень обошëл постель и взял дрожащими руками родное древко боярышника и не менее дрожащим голосом произнëс своë первое заклинание за почти девять лет.
— Люмос, — прошептал Драко, ощущая приятное тепло, расходящееся по телу от кончиков пальцев. Он так
долго мечтал почувствовать эти ощущения, и буквально этим вечером он уже обречëнно принял то, что этого
никогда не случится. Теперь же Драко смотрел на огонëк на конце своей палочки и не мог собрать свои чувства воедино.
Чтобы не разбудить сына, парень поспешил выйти на балкон (в его комнате был балкон? Драко этого и не заметил даже), потому что внезапно почувствовал недостаток кислорода. Балкон был застеклëн, потому там не было слишком холодно, но и не было душно, потому что одна оконная створка из стекла была приоткрыта. Балкон был большим и уютным; у одной стены стояли два кресла-мешка и невысокий столик, у другой — подвесное кресло из ротанга. Драко испугался, когда услышал непонятный звук, но расслабился, увидев на подоконнике Полярную сову. Точно такую же, как была у Гарри в школьные годы. Драко знал, что сама Букля погибла в то лето, после которого брюнет уже не вернулся в Хогвартс. Птица взмахнула крыльями и приземлилась на приделанную к стене жëрдочку.
— Нокс. — Драко захотелось подойти к шикарной птице, чтобы погладить еë нежные пëрышки. В голове метались разные воспоминания. Вот он стоит в лавке у Олливандера. Вот впервые произносит заклинание. Впервые выходит победителем из драки с Гарри. Впервые...
— Драко? — парень вздрогнул, так и не дойдя до Белой совы, потому что не ожидал, что на его балконе мог быть кто-то ещë, кроме неë.
Оказывается балкон был смежным. Это был их с Гарри
общий балкон. Гарри стоял у своей двери, которую Драко и не заметил в ночи, и смотрел на него совсем немного удивлëнно, даже как-то
тепло.
У Драко защипало глаза. Благороднейший человек из всех, кого парень когда-либо знал, стоял перед ним без тени ненависти в зелëных глубинах. Блондину снова стало нечем дышать, и он судорожным движением расстегнул верхнюю пуговицу пижамы. Драко почувствовал, что его в эту же секунду просто разорвëт на части, если прямо сейчас он не забудет о своëм страхе показаться лицемерным. По его щекам заскользили горячие капли.
— Драко, — повторил Гарри, делая шаг навстречу плачущему Драко. Парень лишь высоко поднял голову, смотря в его глаза с такой собачьей печалью, что Гарри покрылся неприятными мурашками.
— Прости меня! Прости меня, Гарри... — Драко понимал, что этот разговор был неизбежен, он понимал, что однажды извинения всë же сорвутся с его губ. И теперь Драко плакал, не стесняясь. Гарри видел его в самых разных положениях и состояниях. Только он мог распознать ложь или истину, скрывающуюся за его словами. И Драко отчаянно верил, что Гарри не ошибëтся.
— Я не держу на тебя зла. — и Гарри не ошибся. Он говорил правду, потому что не было смысла испытывать желчные чувства к уже совсем
другому человеку, тем более, что зародыши, ведущие к такому изменению в Драко, Гарри заметил ещë на войне. Глубоко в душе он простил Драко ещë там, на Астрономической башне. Гарри помнил, как не мог отвести взгляд от измученного парня с непривычно растрëпанными волосами, со слезами на худых щеках, с палочкой в дрожащей руке, с глазами, наполненными страхом и тихим ужасом. В этих глазах Гарри тогда ясно прочитал, что этот человек,
Драко Малфой, состоящий в рядах Упивающихся смертью, не способен на убийство.
Не способен на что-то действительно ужасное.
— Я так виноват перед всеми вами! Я так перед тобой виноват... Гарри-и! — Драко испытывал то ужасное и чудн
ое чувство, какое возникает, когда кто-то так легко прощает тебя, пока ты сам, полностью осознавая масштабы своей вины, от этого начинаешь чувствовать себя полнейшим,
ещë большим дерьмом. Потому что понимаешь, что так облажался перед
лучшим человеком на земле. А Гарри стоял, закусив губу и не знал, что лучше сделать в такой ситуации.
— Мне правда жаль! — повторил Драко и машинально потянулся, чтобы схватиться рукой за гаррино предплечье, но тут же остановил себя. Он был уверен, что Гарри будут омерзительны его прикосновения (если бы Гарри ещë знал обо всех истинных чувствах Драко...).
— Я знаю. — Уверил Гарри, сам обхватывая руку Драко. Он заметил, как парень не решился сделать это мгновение назад. — Правда. Всë в прошлом. — после этих слов Драко зарыдал с новой силой. Почему Гарри так добр? Он должен был влепить ему пощëчину, и сказать, чтоб не распускал нюни, ведь Гарри ему не нянька. Но нет.
Гарри продолжал быть Героем для всех, и даже для
него.
Вот даже взял его за внешнюю часть ладони. И какой руки? Левой... Наверняка, Гарри просто забыл, что именно на предплечье этой руки находится то, из-за чего Драко не достоин даже одним воздухом с ним дышать.
Гарри смотрел на Драко и не ощущал ничего, кроме желания вернуть парня к жизни. К
нормальной жизни. Хотелось, чтобы этот по-настоящему раскаявшийся человек наконец получил свой заслуженный покой от этого разъедающего душу чувства вины.
Гарри не отпускал Драко до тех пор, пока того не оставила истерика.
— Я никогда не смогу отплатить тебе... — буквально хрипом выдавил из себя Драко, когда последние слëзы высохли на его остром лице. — Я... Эта палочка для меня бесценна. — пусть эта палочка была в его руках, когда он совершал свои самые ужасные поступки, она была его первой волшебной палочкой. Но это всë меркло на фоне того, что эта палочка была в руках Драко, когда он встретил Гарри, когда впервые посмотрел на него
так (как на космос), и когда решился на ребëночка (на свою самую яркую звëздочку).
— Я понимаю. Поэтому и вернул еë тебе. — Драко кивнул, хотя и знал, что Гарри не может в полной мере оценить значимость этой палочки для него.
— Эта сова... — Драко не совсем понимал, зачем спрашивает про неë.
— Ах да! — с этими словами Гарри ушëл в свою комнату. Драко провëл рукой по тому месту, где недавно его касалась чужая рука и почувствовал приятное тепло. Рука Гарри была горячей. — Вестейн принëс письмо. Оно для тебя. — вернувшийся Гарри протянул ему конверт. — Только прочти, когда будешь полностью спокоен, потому что...
— Это письмо от Северуса Снейпа. — Драко закончил гаррину фразу, узнав по размашистой подписи почерк своего крëстного. Блондин сглотнул, слëзы вновь собрались в уголках глаз. — Спасибо. Я чувствовал себя ужасно от того, что не смог попрощаться с ним. — признался Драко.
— Я не знаю, знал ли ты... — начал Гарри, облокачиваясь на подоконник. — Профессор умирал у меня на руках. — на этих словах и у самого Гарри выступили слëзы. — Я никогда не прощу себе, что всю жизнь ненавидел не того человека. Если уж на то пошло, сам Дамблдор больше виноват передо мной. Перед многими из нас. У профессора Снейпа действительно были причины относиться ко мне предвзято, но он лишь играл роль, на самом деле раз за разом спасая меня, вечно попадающего в переделки мальчишку.
— Северус был привязан к тебе. Ты был сыном единственной женщины, которую он любил. — грустно добавил Драко. — А как он... — голос сорвался.
— Всë произошло в Визжащей хижине. Нагайна убила его. — сообщил Гарри, наблюдая за реакцией парня напротив. Драко не рыдал, только редкие горькие капельки говорили о его горе. — Профессор отдал мне воспоминания, без которых... не думаю, что справился бы. — Гарри кашлянул, прогоняя подступающий к горлу ком. — Перед глазами картинка... как он нетвëрдой рукой протягивает мне два конверта, один из которых просит отдать тебе... — Гарри выдохнул, прикрывая глаза. Драко молча продолжал слушать его. — Когда я вспомнил о письмах, ты был уже на временном заключении в Азкабане. Сначала я хотел отдать тебе письмо после суда, но после подумал, что до этого момента пройдëт ещë куча времени, поэтому попросил передать письмо тебе прямо в камеру. И вот только вчера узнал о том, что его тебе так и не передали.— Гарри сухо усмехнулся. — Представляешь, вчера пришло письмо из самого Азкабана. Ну, вернее, из почтового отделения при нëм. Написали, что мол совы беспокоятся, хотят отнести затерявшееся письмо адресату, а адресата ведь в магическом мире нет, поэтому предупредили, что пришлют письмо обратно мне, раз я его туда относил. — Гарри потëр шрам. Как же давно Драко не видел его эту привычку. — Извини, мне следовало проконтролировать это дело.
— Ты и так сделал слишком много. — Драко улыбнулся совсем не радостно, но искренне.
Вернувшись в свою комнату, Драко сел на кресло и уставился на помятый конверт.
Драко Люциусу Малфою — гласила подпись.
Лишь спустя какое-то время, парень решился его распечатать.
Драко Люциус Малфой,
Дорогой крестник,
не вижу смысла писать
официальное письмо, потому...
Драко, мальчик мой, ты знаешь, как дорог мне. За свою жалкую жизнь я не обрëл человека ближе тебя. Все эти годы я продолжал жить только ради тебя, Драко, и ради Гарри. Только ради вас. Пусть Гарри и ненавидит меня, ты знаешь, что я никогда не винил его за это, так же, как ты теперь не винишь его. Я надеюсь, что однажды мальчишка простит меня и простит тебя. И ты не вини себя. Ты уже и так извëл себя за последние месяцы. Хотя я и уверен, что Гарри встанет на твою защиту, мне всë равно страшно думать о том, что будет с тобой и твоим ребëнком. Я провëл последнее исследование, поэтому можешь быть спокоен, малыш действительно начал своë развитие и должен появиться на свет не позже декабря этого года. Пусть он станет твоей опорой. Ещë: Драко, не смей горевать по мне слишком долго. Знай, что я ухожу с почти чистым сердцем. Главное, что я спокоен за твои убеждения и здравость твоего ума.
И последнее: я надеюсь,
что однажды Гарри узнает правду.
P. S. Ты справишься, мой сын
по душе и разуму. Я счастлив, что был твоим крëстным.
Твой ворчливый наставник,
крëстный и просто друг.
Драко уснул в кресле, прижимая к груди мокрую от своих слëз бумагу.
