Одна сигарета на двоих

– Серёж... Серёжа-а? – слышится как-то тяжело и тихо. – Эй, Трущёв, я с кем разговариваю? – А? Что?       По ощущениям, Сергей только что будто вынырнул из воды. Всё вокруг стало слышаться более чётче и значительно громче, чем пару секунд назад. Своеобразный вакуум, в котором мужчина находился буквально эти же пару секунд назад, спал прозрачной пеленой на пол и растворился там же. Или вакуум был стеклянный и треснул? Если и так, то осколки всё-таки упали на пол, но почему-то царапали душу изнутри. Непонятные и неприятные ощущения. Ничего совершенно уже не понятно.       Хочется как-нибудь нецензурно выругаться, выплюнуть накопившиеся эмоции и пойти умыться холодной водой. Но времени нет. Многочисленные голоса, разговоры людей за сценой окончательно возвращают Серёжу в реальность и с непробиваемой точностью дают ему понять, где он сейчас находится и с какой целью. – Ты в порядке? Уже весь народ запустили, пора начинать. – Да... Да, – мужчина выдыхает, трёт переносицу, а потом между этой паузой в разговоре резко меняется в настроении, концентрирует внимание совершенно на другом. – Слушай, мне нужно пару минут буквально и можно начинать. Не знаю, может ты уже выйдешь, потихоньку начнёте, я выйду на сцену минут через пять. – Окей, хорошо. У тебя точно всё в порядке? – Да, точно.       Ой, и не стыдно тебе так врать, Серёжа... – Значит мы с бэндом ждём тебя на сцене, не задерживайся только.       Эрик поправляет свои кудри, чтобы они меньше лезли в глаза, поправляет гитару на спине, и уверенным шагом идёт на сцену. Трущёв лишь улыбается ему в след. Выглядит парень сегодня явно неплохо и очень даже круто, и с его появлением на сцене в зале явно начинаются какие-то движения и шум. Тут нельзя не улыбнуться.       Но улыбка быстро сползает с лица, и мужчина едва сдерживается чтобы снова не провалиться в свои мысли. – Чёрт, Серёжа, у тебя же концерт прямо сейчас. Какого хрена ты вообще непонятно размяк сейчас? Приди в себя, – твердит он сам себе и повторяет, – приди в себя, приди в себя, приди в себя.       Прийти в себя стало трудно с того самого времени, когда ему сказали о том, что Максим пришёл на концерт. Отдали прямо Трущёву в руки чёртову майку из коллекции мерча Анисимова и Кошелевой, с лицом самого (!!!) Макса Свободы. Хотя, скорее отдали ему прямо в руки белый флаг «я сдаюсь» и желание повеситься. Символично. Жаль только, что не дали верёвку и мыло.       Что за бессмыслица вообще? Сначала обещает приехать на концерт, а потом пропадает хрен знает где, совершенно наплевав на данное обещание. Не выходит и на связь особо всё это время. Приходится отмалчиваться как обычно, и поджав губы и сжав зубы говорить, что всё в порядке. Делать вид что тебе нет дела до этого. Глупо отшучиваться. А теперь он заявляется. Прямо на концерт. Передаёт сраную маечку со своей рожей, и даже не сам лично в руки, а через Эрика. Блудный сын, блять. Ну и на кой чёрт ты вернулся?       Бред. Бред, бред и ещё раз бред. Что за бред?       Пару часов назад мужчина сидел в отеле, представлял этот масштабный московский концерт, предвкушал эмоции, которые получит сегодня, предвкушал эмоции, которые получат присутствующие.       И что теперь?       А теперь он сидит на полу и пытается собрать себя, как конструктор.       Построенный лего-домик ещё маленьким-маленьким Серёжей и били, и ломали. Его приходилось собирать заново каждый чёртов раз. Но на это уходили месяца или годы. А теперь он должен его собрать всего за несколько минут, не наступив на детали? Особенно на те, что отдают бирюзовым морским оттенком свободы. Выкинуть бы их вообще, и достроить дом без них, но тогда он будет полупустым и снаружи, и внутри.       Но у них не было времени тогда. И у него его сейчас нет. У него вообще сейчас ничего нет. Поэтому времени нет и подавно.       Концерт позволит ему отвлечься. Ненадолго, но позитивные эмоции и вся энергия слушателей помогут заполнить пустоту внутри. Музыка, музыка и только музыка. А что дальше?       Сергей надеется, что всё что угодно, но только не Анисимов Максим Свобода.

***

      Трущёв выходит на улицу. Глотает свежий воздух, наполняя им лёгкие. Становится ещё легче. Он закрывает глаза и поднимает голову. Прохладно и свежо, намного лучше чем в душном Gipsy.       Обычно, после концерта он выходит на улицу не сразу, чтобы не столкнуться с кем. Но тут ждать не было сил, в помещении он уже был готов точно задохнуться. – Серёжа? Давно не виделись. Знакомый голос осадил всё облегчение, которого PLC так усердно добивался последние несколько часов. Он опускает голову и открывает глаза, и перед собой видит никого иного, как Максима Свободу собственной персоной. – Что ты тут делаешь? – Серёж, ты же не раз выступал в Gipsy, и не раз мы здесь вместе на сцене стояли. Я думал, ты знаешь, что я курю всегда именно здесь.       Трущёв молчал. Молчал, и глядел куда-то вдаль, а потом перевёл взгляд на намокший из-за дождя асфальт. Но на самом деле он вообще ничего не видел в этот момент. – А, точно, – Максим насмешливо усмехнулся, улыбнулся одним краешком губ и опустил взгляд вниз, – Ты сам сюда на автомате приходишь, потому что мы курили здесь вместе, – он снова поднимает взгляд на Серёжу и неаккуратно поправляет свои волосы. – Заткнись, – резко и грубо отвечает тот, – ни слова об этом в моём присутствии блять, – шипит Сергей. – И вообще, ты ведь сейчас не куришь. – Я собирался, ты мне помешал. – Серьёзно? Я тебе помешал? Ну уж простите, Максим Дмитриевич, я очень не хотел вам помешать и занять ваше драгоценное время своими разговорами… – говорит мужчина, выделяя некоторые слова. Будто подчёркивая так свою обиду и свои эмоции. – Это ты мне, сука, помешал, заявившись сюда сегодня, – Трущёв немного меняет тон, но посыл остаётся неизменным. – Тебя сколько месяцев видно не было? Сколько ты вообще моё существование игнорировал? И сколько ты меня ещё планировал игнорировать? Решил избавиться от меня в своей жизни, так давай уже полностью и до конца, – мужчина набирает кислорода в лёгкие, и выдыхает, образовывается еле видимый пар, который тут же растворяется в воздухе. – И вообще, я думал, что мы закончили на нормальной ноте и остались... Друзьями. Мужчина будто хотел сказать что-то ещё, но неожиданно начинает говорить Макс: – Вот именно то, что мы закончили, Серёжа, – грубо произносит он, – Я не обещал тебе по гроб жизни быть другом. Мы расстались. И, знаешь, у меня в конце концов тоже есть своя личная жизнь, и сейчас, для меня, она уж будет гораздо важнее тебя, – Свобода неспеша подходит к Сергею и смотрит прямо ему в глаза. – Да в этой жизни уже что угодно будет важнее тебя. То, что я буду есть на завтрак, важнее чем ты.       Кстати, Серёжа помнит, что Макс не завтракает.       На всех словах «тебя» и «ты» парень делает своеобразный акцент, и тыкает указательным пальцем Серёже в грудь. Для Серёжи же это по всем фронтам чувствуется как выстрел, но недостаточно глубокий: всего лишь не сильно задевший какой-то орган. Сердце?       В любом случае, это не важно, ведь это ничего. Жить будет, но скорее всего ему будет тяжело по началу. Очень тяжело. Но Серёженьке не привыкать, хотя если акцентировать на выстрелах, то обычно ему стреляли в спину. А сейчас они смотрели прямо друг-другу в глаза. Повисла театральная пауза. Максим то ли с нетерпением ждал, что Трущёв ему скажет, то ли хотел, чтобы тот вообще рот не открывал и заткнулся в его присутствии раз и навсегда. Но сказать об этом явно не мог, или не хотел. Или всё было иначе? – Именно поэтому ты не приехал? Именно поэтому... – Да, – резко и грубо перебивает его Макс. – Перестань уже доёбываться на пустом месте, я тебе ничем не обязан, ровно также, как и ты мне. Да и мир вокруг одного тебя не крутится, или ты не в курсе?.. – Нахуй ты сюда приехал? Зачем ты вернулся? Чего ты хотел этим добиться, сукин ты сын? – стал засыпать вопросами Трущёв Анисимова. – Тебя ебёт? – кратко осаживает он. – О, поверь, да. Более чем.       Максим снова издаёт насмешливый смешок, и тянется за пачкой сигарет в карман пальто.       Неспешно достаёт её, и достаёт оттуда одну сигарету, продолжая молчать. Серёжа сверлит его взглядом. – Ну? – Да знаешь... – начинает Анисимов, и берёт сигарету в рот, зажимая губами. – Так люблю твою музыку, жуть просто. – Ври мне дальше, придурок. – Не буду.       Трущёв также тянется к карману куртки, и достаёт из него пачку сигарет и зажигалку. Но пачка оказывается пустой. Только совсем немножко табака на дне. – Стрельнёшь сигарету? – У меня одна, – отрезает Макс, всё ещё держа сигарету в губах и упорно пытаясь найти зажигалку в карманах. Но её явно нигде нет.       И всё-таки не найдя зажигалку, Свобода ругается.       Теперь усмехается Серёжа, и протягивает ему свою зажигалку, выдавая негромкое «держи».       Максим опускает голову, и качает ею. После, устало выдыхает: – Одну на двоих? – Не брезгуешь? – Не хочешь - так и скажи, – говорит Анисимов, и берёт зажигалку из рук Трущёва.       И вот, они сидят и курят одну сигарету на двоих. По очереди затягиваются никотиновым дымом. Передают сигарету из рук в руки, после того как делают одну затяжку. Как подростки.       И никто не решает продолжить диалог. Да и есть ли вообще в этом какой-то смысл? Они уже вряд ли смогут найти компромисс.       Сигарета быстро сгорает, и Макс делает последнюю затяжку. – Фильтр. – Я думал, её хватит на дольше. – Не привык курить одну на двоих? – хмыкает Максим. – Скорее отвык.       Сигарета падает на асфальт, и быстро-быстро тухнет, соприкоснувшись с влажной после дождя землёй. Макс наступает на неё, и втаптывает в землю носком кеда, уже по привычке.       Больше они не решатся продолжить этот разговор. И всё сказанное ранее останется здесь.       И окурок от сигареты останется здесь, и не останется в памяти. Но вот сам разговор уже вряд ли забудется.